Текст книги "Грань"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

10

Мы до сих пор иногда спорим, какую именно роль должен играть «пастух» в нашей работе по обеспечению безопасности клиентов.

Сама по себе кличка говорит мне о многом. Но при слове «пастух» я представляю себе не деревенского простака с крючковатым посохом, а очень большого и сильного пса.

Я не любитель и не знаток собак, но мне известно, что существуют гуртовые овчарки, сбивающие стадо в одно целое, и есть овчарки, не только охраняющие домашних животных, но и готовые напасть на любых хищников, сколько бы их ни было и какими крупными они ни оказались бы.

Так какую же из этих двух задач должен решать офицер персональной охраны?

Эйб Фэллоу имел свое мнение на этот счет:

– Цель «пастуха» – защитить своего подопечного. А другие пусть ловят убийц, «дознавателей» и их заказчиков.

По этому вопросу, одному из немногих, у меня с моим ментором возникли серьезные разногласия. Я не придерживался его теории, считая, что мы должны не только обеспечивать безопасную транспортировку подопечных, но и быть готовыми вцепиться зубами в глотки любым волкам, представляющим для них угрозу. Защиту клиента, нейтрализацию киллера, сборщика информации и стоявших за ними людей я считал тесно взаимосвязанными процессами.

Мчась в одолженном у Гарсии «таурусе» в сторону столичного округа, я разговаривал с Фредди, который теперь возглавлял охоту. В нашей организации не было такого важного подразделения, как тактическое. Я мечтал создать его и на бумаге все уже подготовил (даже придумал прозвище для его офицеров – «стрельцы»), но Эллиса в комитете госдепа, как он выразился, «спустили с небес на землю» – содержание опергрупп обходилось чересчур дорого. Поэтому нам приходилось рассчитывать на помощь ФБР, а в отдельных случаях на подразделения боевого спецназа местной полиции.

После того как я изложил свой план, благодаря которому надеялся взять Генри Лавинга, Фредди спросил:

– Думаешь, это сработает, Корт? Звучит как история встречи Санта-Клауса с Зубной феей.

– Ты уже на месте? – осведомился я. Его контора находилась на Девятой улице в Вашингтоне, и ехать ему было не так далеко, как мне.

– Буду минут через двадцать.

– Поспеши. Сколько у тебя людей?

– Более чем достаточно, сынок. К установлению мира через подавляющее превосходство в огневой мощи – вот наш принцип. – Фредди процитировал кого-то, но я не помнил, кого именно. Мы отключили связь, и я продолжил гонку в сторону Вашингтона.

Ермес звонил мне по поводу одной из ловушек, которые мы регулярно устраиваем, чтобы заманить плохих парней в местечко, где их можно легко повязать. Срабатывает, как правило, один капкан из двадцати, а то и тридцати, но это еще не повод, чтобы от них отказываться. Все наши машины и большая часть мобильных телефонов «пастухов» снабжены специальными электронными устройствами, так называемыми потайными передатчиками. Их назначение – периодически самим делать фальсифицированные звонки: для вида они зашифрованы, но легко отслеживаются. Если у киллера или «дознавателя» есть нужная аппаратура, им не составляет труда определить, на какой номер был сделан такой звонок. Часто это обычный городской телефон, значащийся в любом справочнике.

По словам Ермеса, Лавинг перехватил одну из наших фальшивок, переданных из «армады», когда машина была припаркована у дома Кесслеров. Звонок был сделан на обычный телефон складского помещения на северо-востоке округа. В нем содержалось заявление, что данная точка нами больше не используется. Особенность трюка заключалась в том, что это сообщение записал я сам и, значит, любой, кто имел образец моего голоса (а уж Лавинг точно имел!), пришел бы к заключению: это именно то место, куда мы собирались доставить Кесслеров.

Зная же, что на Лавинга давит необходимость добыть информацию к вечеру в понедельник во избежание «неприемлемых последствий», упомянутых в электронном письме, полученном в Западной Виргинии, а также его упрямое стремление успешно довести до конца любое задание, я счел весьма вероятным, что он со своим напарником по меньшей мере основательно проверит тот склад.

С этого момента состязание между Лавингом и мной вновь принимало серьезный оборот.

В своей работе я иногда использую приемы, почерпнутые из того, к чему я (человек, по мнению многих, лишенный страстей) испытываю страстную привязанность, – из настольных игр. Я не только играю, но и коллекционирую их. Кстати, в посылке, прибывшей этим утром экспресс-почтой, должна была находиться старинная игра, обнаруженная мною после многолетних поисков. А свой нынешний дом в старой части Александрии я выбрал во многом потому, что он находится всего в паре кварталов от моего излюбленного игрового клуба, расположенного чуть в стороне от Принс-стрит. Сумма членского взноса умеренная, и там всегда можно встретить кого-то, кто сыграет с вами в шахматы, бридж, го, вей-чи, «Риск» или в одну из многих других игр. Члены клуба – невероятно пестрое сборище людей разных национальностей, возрастов и профессий. В основном это мужчины с разными уровнями образования и доходов, одетые кто во что горазд. Политические взгляды тоже различны, но не имеют значения.

У меня дома хранятся 67 игр (а еще больше я держу в летней резиденции у воды в Мэриленде – 121), и все расставлены по полкам в алфавитном порядке.

Естественно, я отдаю предпочтение играм потруднее. Сейчас моя любимая – это аримаа. Недавнее изобретение, она представляет собой лишь вариацию на тему шахмат, но гораздо элегантнее и замысловатее. Поэтому приз, учрежденный ее создателем за написание компьютерной программы, которая позволила бы машине играть в нее, пока остается невостребованным. Разумеется, хороши и шахматы сами по себе, и я получаю от них большое удовольствие. Однако о них уже столько написано, они уже так хорошо изучены и досконально исследованы, что, когда я сажусь играть с опытным шахматистом, у меня возникает ощущение, будто играю не с ним, а с толпой стоящих у него за спиной занудных и чудаковатых привидений.

Вы спросите, почему я предпочитаю настольные игры, скажем, компьютерным, ведь они, несомненно, тоже требуют немалых умственных усилий?

Прежде всего мне нравится их чисто художественная сторона. Дизайн доски, фишек, карт, игральных костей, вращающихся дисков или стрелок и прочих аксессуаров из дерева, пластмассы или слоновой кости. Меня радует во всем этом эстетика в сочетании с функциональностью, если только игру допустимо отнести к числу вещей утилитарных.

А еще мне по душе, что настольная игра, сколько бы ни длилась, не может «зависнуть» и в отличие от многих компьютерных спаррингов вы не обязаны довести ее непременно до конца здесь и сейчас. Ее всегда можно отложить – у нее нет выключателя.

Но самое главное – я люблю сидеть напротив живого человека, моего оппонента. Ведь большая часть моей жизни проходит в играх с такими, как Генри Лавинг, играх не на жизнь, а на смерть, где противник невидим и тебе остается только воображать, с каким выражением лица он обдумывает новую стратегию, чтобы захватить и уничтожить твоего клиента. А играя в шахматы, или в го, или в «Тигр и Евфрат» (между прочим, очень интересная игра), я имею возможность наблюдать, как люди обдумывают следующий ход или реагируют на то, что только что сделал я.

Я слышал, что даже такой компьютерный маг, как Билл Гейтс, – страстный игрок в самый обычный бридж.

Что касается меня, то я считаю настольные игры отличной тренировкой для ума, необходимой мне в работе.

Как и теория игр, которой я заинтересовался при написании одной из курсовых работ по математике, но больше из чистого любопытства, наслаждаясь наукой и стараясь отдалить момент, когда мне придется шагнуть в мир реальности.

Теория игр стала серьезным объектом изучения в 1940-х годах, хотя идея витала в воздухе задолго до этого. Ученые, сформулировавшие ее постулаты, проанализировали такие игры, как бридж и покер, но не гнушались и простейшими формами – «Камень, ножницы, бумага» или подбрасывание монеты на «орла» и «решку», – но не для того, чтобы научиться выигрывать. Их интересовал исключительно процесс принятия решений.

Проще говоря, теория игр помогает сделать оптимальный выбор, когда между участниками возникает противоречие (причем как среди противников, так и партнеров) и один не знает, что собирается сделать другой.

Классическим примером служит так называемая «Дилемма заключенного» – воображаемая ситуация, при которой двое правонарушителей арестованы и помещены в отдельные камеры. Полиция ставит каждого из них перед выбором: признаться или нет. И хотя ни тот ни другой не знают, каков будет выбор подельника, им ясно дают понять, что если признаются оба, это пойдет им на пользу – их, конечно, не отпустят на свободу, но дадут сравнительно небольшие сроки заключения.

Но ведь существует возможность, не признавая своего участия в преступлении, получить еще более короткий срок или вообще не попасть в тюрьму, хотя это гораздо рискованнее… Потому что есть вероятность загреметь за решетку надолго.

Признание в таком случае считалось бы «рациональным» выбором.

Отрицание вины подпадает под определение «рациональной иррациональности».

В повседневной жизни теория игр применима ко многим ситуациям в экономике, политике, психологии, планировании военных операций. К примеру, вкладчики некоего финансового учреждения понимают, что лучше не снимать сразу всех своих денег со счетов в банке, у которого возникли проблемы, поскольку, если так поступят и другие, начнется паника, банк окончательно обанкротится и это принесет убытки всем. Но с другой стороны, если ты успеешь снять деньги одним из первых, то ничего не потеряешь, и к черту интересы всех остальных! Поспешив опустошить свой личный счет, то есть действуя с «рациональной иррациональностью», есть шанс спасти свои сбережения ценой банкротства банка и других его клиентов.

Каким образом все это применимо к моей профессии?

Поскольку ни я сам, ни мой противник, подобный Генри Лавингу, не ведает, каким будет следующий ход оппонента, я постоянно использую теорию игр, чтобы добиться стратегического преимущества, а оно достигается не только общим подходом, но и каждым конкретным маневром – к примеру, передвижением пешки на поле «а7» или выбором сжатого кулака в «Камне, ножницах, бумаге».

Вот и теперь я избрал своей стратегией использование ловушки, полагая, что Генри Лавинг в данном случае сделает «рациональный» выбор – то есть клюнет на приманку.

Но вся теория игр и построена на извечном отсутствии полной уверенности – будь то на игровом поле или в реальности. Вполне вероятно, Лавинг инстинктивно почуял подвох и, зная, что я сосредоточусь на попытке поймать его, попробует отыскать место, где находятся Кесслеры, пока меня там нет.

Или же он пустит в ход нечто другое, что мне пока даже в голову не приходит, а ему позволит обыграть меня с еще большей легкостью?

Уже подъезжая к столице нашего государства, я заметил, что за мною следует черный джип, который, как мне показалось, я видел прежде. Уэстерфилд это? Или кто-то другой? Я снова набрал номер Клэр Дюбойс.

– Мне нужна толпа. Какой-нибудь массовый праздник или парад в Вашингтоне или окрестностях. Не думаю, что за мной «хвост», но хочу быть уверенным на все сто. У тебя есть для меня что-нибудь подходящее?

– Значит, скопление людей? Хорошо. Толпа должна быть очень большая? На стадионе сегодня матч… Хотя, извини, это не подходит. Они так паршиво играют в этом сезоне, что много болельщиков не соберут. Потом есть еще авторша популярных любовных романов и модель, обычно позирующая для обложек ее книг. Они встречаются с читателями и раздают автографы в «Сэйфуэе» на северо-западе.

Откуда она все это знала, даже не заглянув в компьютер?

– И сколько же любителей собираются на раздачу автографов в супермаркете?

– Ты бы удивился, увидев, как много.

Вероятно, это так.

– Но мне нужно что-то более масштабное. Человек с тысячу или больше. Что происходит в центре города?

– Жаль, что сейчас не весна. Я сама не хожу на эти праздники цветения вишни, – сказала она. – Но там всегда столпотворение. Подошло бы идеально, хотя мне непонятно, что они находят в разглядывании деревьев. Так, давай посмотрим…

Теперь я услышал, как она застучала пальцами по клавиатуре. И мелодичное позвякивание подвесок.

– Пока не слишком везет. Марш в защиту прав геев по Коннектикут-авеню до площади Дюпона. Приветствия вновь обращенных. Примерная оценка – человек четыреста… Парад американцев мексиканского происхождения на юго-востоке, но он только что закончился. Ага! Вот что нам нужно! Самое массовое событие сейчас – это протесты у здания конгресса. По сообщениям прессы, там собралось больше двух тысяч манифестантов. Мне только непонятно, почему в протестующие записывают всех подряд. Там больше половины обыкновенных зевак.

– Похоже, это мне подойдет.

Вообще, объяснила Клэр, там собралось две толпы. Одна поддерживала кандидата в верховные судьи страны, вторая яростно отвергала кандидатуру. Я смутно помнил, что юрист, которого сенат номинировал в верховные судьи с очень небольшим большинством в один-два голоса, был человеком консервативных взглядов, а потому леваки собрались, чтобы выразить несогласие, в то время как республиканцы мобилизовали своих активистов и организовали группу поддержки.

– Где именно все происходит?

– Около здания сенатских офисов, – сообщила она.

Я отключил связь и поехал в указанном направлении. Через пять минут с помощью своего удостоверения сотрудника федеральных правоохранительных органов я проехал сквозь толпу демонстрантов и благополучно миновал баррикады, где задержали бы любого, кто захотел бы последовать за мной. Сторонники кандидата располагались по одну сторону условной черты, противники – по другую. Я отметил, какими грязными оскорблениями осыпали они друг друга. Понятно, что полицейские находились тут же в весьма внушительном количестве. Мне припомнилась недавняя серия статей в «Пост», где отмечался рост поляризации и агрессивности среди американских политических активистов.

Мой телефон снова зазвонил.

– Слушаю тебя, Фредди.

– Ты где?

– Сейчас стараюсь не наехать на одного из демонстрантов у сената.

– Сбей парочку специально для меня.

– Ты на месте?

– Да, мы уже здесь. В указанном районе.

– Что-нибудь заметили?

– Пока ничего.

– Я скоро присоединюсь к вам.

Моя машина выбралась наконец из толпы, и я, убедившись, что за мной никто не едет, поспешил в небольшой гараж (рядом с вокзалом «Юнион»), которым мы иногда пользовались. Через несколько минут я сменил официальный «таурус» Гарсии на другой автомобиль с фальшивым номерным знаком и выехал наружу не через те ворота, в которые въезжал.

Еще десять минут спустя я подъехал на место расставленной нами ловушки.

Новый раунд игры против Генри Лавинга вот-вот должен был начаться.

11

Мы остановили свой выбор именно на этом заброшенном районе в северо-западной части столичного округа, потому что он превосходно подходил для засады.

Здешняя запущенная бывшая промышленная зона выглядит так же угнетающе угрюмо, как такие же индустриальные трущобы Детройта или юга Чикаго. Склад, снятый нами здесь за сущие гроши, стоял посреди поросшей травой и местами заболоченной свалки. В разных направлениях ее пересекали ржавые рельсы (никогда ни видел там ни одного поезда), подъездные дороги все в рытвинах да пара каналов, откуда несло какой-то кислятиной. Вместе со складом мы стали обладателями полутора гектаров, с позволения сказать, «земли» с чахлыми кустами и такими же анемичными деревьями и лужами с водой, напоминавшей цветом шкуру больной тропической ящерицы. Сам по себе склад подавал кое-какие признаки жизни, но недостаточные, чтобы со стороны сойти за глубоко законспирированную явку. Неподалеку от него стояли два полуразрушенных сарая, где оперативные группы могли затаиться в ожидании появления врагов, – оба создавали хорошие позиции для ведения перекрестного огня. Стены склада почти без окон были непроницаемы для пуль. Это место мы уже использовали несколько раз, хотя лишь дважды нам сопутствовал успех. Последняя попытка предпринималась в январе прошлого года, когда в сильнейший снегопад я просидел в засаде четыре часа, попивая холодный кофе из отсыревшего картонного стакана, который держал покрасневшими от мороза пальцами, пока наемный убийца не решился на дерзкую, но роковую для него вылазку.

Сейчас я подъехал задами через поля, не видимый никаким возможным наблюдателям, расставленным по периметру участка. Потом припарковал машину на значительном удалении от склада там же, где оставили свои автомобили федералы, то есть в ложбине, откуда их не было заметно ни с одного из подъездных путей. Взвалив на плечо сумку, я прошел сквозь заросли кустов и под насквозь проржавевшим железнодорожным мостом без всяких следов граффити – даже молодежные банды избегали этого пугающе гнилого местечка. Остановившись на секунду, я еще раз внимательно оглядел окрестности, не обнаружил никаких признаков присутствия вражеских лазутчиков и снова нырнул в разросшиеся кусты в направлении места общего сбора. Однако, бросив взгляд под ноги, я задержался. Судя по обломанным веткам, истоптанным прошлогодним листьям и перевернутым камням, Фредди привел с собой не менее шести агентов, но ни один из них, как оказалось, не был обучен скрывать столь очевидные признаки своего появления. Мне пришлось повозиться, заметая самые заметные из их следов.

Меня окружала планета отходов, брошенных грузовиков и строительной техники, не говоря уже о грудах самого обыкновенного мусора. Справа я видел отблеск узкого канала с желтушно-зеленой водой, в которой плавали нечистоты и пара дохлых белок: они погибли, хлебнув мерзостной жижи. Небольшую туристическую моторную лодку занесло туда, должно быть, течением с Потомака. Потом полоска воды пропала из виду, и через несколько секунд я оказался на командном посту, где приветствовал Фредди и его подчиненных – шестерых тридцатилетних мужчин, рослых и неулыбчивых, и более молодую женщину, с виду такую же хмурую. Этнически эта группа представителей закона и порядка в точности отражала состав населения города: чернокожие, латиноамериканцы и белое меньшинство в лице женщины и самого старшего по возрасту агента. В представлении обычных людей сотрудники ФБР всегда облачены либо в темные костюмы с белыми рубашками, либо в боевое снаряжение, делающее их похожими на солдат из научно-фантастических фильмов. На деле же большинство агентов одеваются неброско и неформально: ветровки, бейсбольные кепки, синие джинсы. На прибывшей сюда даме джинсы были от дорогого дизайнера и, как я невольно отметил про себя, довольно туго обтягивали ее фигуру. При этом все без исключения надели бронежилеты.

Я натянул его и на себя.

В воздухе витало напряжение, хотя по глазам этих людей было видно, что им не терпится вступить в бой.

Пока я приспосабливал наушники и микрофон для связи, Фредди назвал мне каждого из своей группы по имени. Я отнесся к этому с самым пристальным вниманием, потому что уже скоро могла возникнуть необходимость четко различать, кто есть кто, если схватка примет нешуточный оборот. При этом я в знак приветствия кивнул каждому. Потом спросил, не появлялся ли кто-нибудь посторонний. Ответила мне женщина:

– Мы заметили светлого цвета седан – серый или коричневый, – который проехал вдоль западной стороны участка минут пять назад. Он не останавливался, но двигался очень медленно. По моим прикидкам, километров пятнадцать в час, не больше.

При таком освещении за серый или коричневый легко было принять бежевый цвет. Неужели это машина Лавинга еще из Западной Виргинии? Я поделился этой информацией, и они приняли ее к сведению.

Само по себе замедленное движение подозрений не вызывало. Все здешние дороги покрыты рытвинами и ямами, асфальт давно не обновляли, а предупреждающие знаки отсутствовали. Должно быть, их растащили по домам местные мальчишки. Это легко объясняло осторожность водителя светлого седана. Но вместе с тем отвратительное состояние дороги давало Лавингу хороший предлог не торопясь осмотреть местность.

– У вас есть снайперская винтовка? – спросил я Фредди.

Он лишь усмехнулся:

– Снайперы? Ты, должно быть, фильмов насмотрелся, Корт. Лучшее, что мы имеем, – это «бушмастер».

– Мне нужна точность стрельбы, Фредди. Размер не имеет значения.

– Это шутка, Корт? Ты ведь никогда не шутишь.

– Карту! – потребовал я.

– Есть, сэр! – ответила женщина и расстелила передо мной план местности.

Я тщательно изучил его, хотя остро чувствовал, что время поджимает. Лавинг или нападет скоро и стремительно, или не сделает этого вообще. Я повернулся лицом к агентам и объяснил разработанный мною план захвата, а потом указал лучшие позиции для каждого и точки размещения снаряжения. При этом Фредди внес несколько своих предложений, которые я счел полезными.

Потом я посмотрел на здание, где, как предполагалось, находилась наша явка. Внутри склада местами горел свет. А еще там стояла хитрая машинка, разработанная Ермесом, – маленькая, как игрушка, она напоминала очень медленно вращавшийся вентилятор, разномастные лопасти которого то там, то здесь отбрасывали неровные тени на занавески и жалюзи на окнах, создавая впечатление, что внутри находятся люди, переходящие время от времени из одной комнаты в другую. Она же излучала мерцающее сияние, похожее на отсвет экрана работающего телевизора. Можно было включить программу, и внутри раздались бы голоса – даже тон разговора устанавливался по вашему выбору: голоса могли спорить между собой, шутить и смеяться или перешептываться. Кто бы ни пытался подслушивать, должен был убедиться в том, что за стенами находится именно клиент с охранниками, а не обычные складские рабочие.

– Как там Кесслеры? – поинтересовался Фредди.

– Спокойнее, чем большинство моих подопечных. – При этом я высказал мнение, что Джоанн в шоке и ей понадобится долгая восстановительная терапия. Не скрыл я и того, что ее муженек крепко зашибал и был готов стрелять по всему, что шевелится, а Мари, если не впадала в истерику, больше волновалась о своем любовнике, чем о профессиональном киллере.

– А теперь вспомни – я предупреждал тебя об этой девице, Корт. Знаешь, по-моему, ты начал уставать от этой работы. Я бы на твоем месте подался в телеведущие вроде доктора Фила.

– Я отправляюсь на свою позицию, – сказал я, игнорируя очередную остроту.

Фредди посмотрел на меня этим своим особенным, только одному ему свойственным взглядом. В нем содержалась добрая дюжина сообщений, понятных мне на уровне инстинкта. Я познакомился с Фредди много лет назад при весьма необычных обстоятельствах, и он был единственным человеком на этом свете, которого я согласился бы сделать своим партнером в операции, подобной нынешней. В нашем с ним тандеме я стратег, поэтому выбираю, какие шаги предпринять, а он тактик, создающий все условия для выполнения принятых мной решений.

Если описать это в терминах игры, то я решаю: «камень», а Фредди показывает сжатый кулак.

И вот я двинулся вперед через поросший травой овражек; справа от него тянулся ряд деревьев, позади остался вонючий канал, а слева, среди зарослей, все было завалено грудами брошенной на металлолом техники. Добравшись до конца оврага, я под прикрытием пожелтевшей уже листвы развернул на земле устройство, которое мы окрестили «большое ухо» – параболическую антенну диаметром примерно в двадцать пять сантиметров со сверхчувствительным микрофоном, – и надел наушники. Антенну я направил в сторону склада, а именно чуть ниже окна, намеренно оставленного открытым.

Мой взгляд скользнул затем вдоль пространства рядом со складом, где чуть поодаль одна от другой стояли на бетонных блоках вместо колес две старые автомашины. Это были седан «шеви» и микроавтобус «додж», ржавые и покрытые граффити, причем часть этих рисунков я сам нанес из баллончика с краской несколько лет назад.

Я был теперь один и чуть ли не кожей ощущал свое одиночество, озираясь по сторонам, чувствуя, как легкий озноб от волнения и предвкушения пробежал по спине.

Страх, безусловно, тоже был.

Как Эйб Фэллоу внушал мне, а я теперь втолковываю своим протеже, в нашем деле необходимо бояться. Если тебя ничто не пугает, ты не можешь работать эффективно.

Прошло десять минут. Очень долгие десять минут.

– Группа один – командному посту, – услышали в наушниках сразу мы все. – Вижу движение в северном направлении.

– Командный пост – первому. Докладывайте.

– К вашему сведению. Неизвестный продвигается вперед очень медленно. Темная одежда. Судя по всему, мужчина. Сейчас исчез из виду. Находится в квадрате восемнадцать.

– Вооружен?

– Пока неизвестно.

Я напрягся и подался вперед, вглядываясь туда, где был замечен неизвестный, а это была противоположная от меня сторона территории, окружавшей склад. Через несколько мгновений сквозь высокую рыжую и зеленую траву я тоже заметил шевеление. Человек пытался тайно подобраться к складу от ведшей в тупик дороги.

– Вижу его ясно, – услышал я голос женщины. – Оружия нет. На Лавинга не похож.

– Вероятно, это напарник, – вступил в радиообмен я. – Но он не может быть один. Лавинг тоже где-то поблизости.

Потом по очереди вышли на связь все наши люди, сообщая, что они видели, а по большей части не видели, каждый со своей позиции. Фигура, украдкой приближавшаяся к складу, неожиданно остановилась.

Я услышал в наушниках шепот:

– Докладывает второй. Он заметил «додж». Машина чем-то заинтересовала его.

Я промолчал. Детали мне сообщат, когда их выяснят. Просить у профессионала дополнительную информацию – пустая трата времени. Это как предупреждать об осторожности человека, который собирается прыгнуть с пятого этажа. Вот и я просто вытер о брюки свои вспотевшие ладони.

– Говорит первый. Он снова двигается. Очень медленно.

– Говорит второй. Подтверждаю движение. Его в самом деле интересует «додж».

– Там у нас установлено какое-нибудь оборудование? – спросил один из агентов.

– Нет, – ответил Фредди. – Там пусто. Но дайте ему покрутиться вокруг… Четвертый, видите что-нибудь еще? Лавинг не показывался?

– Никак нет.

Потом:

– Докладывает второй. Партнер подошел ближе… Рука в кармане… Оглянулся. Теперь что-то достал из кармана. Это мобильник.

Взяв свой длиннофокусный бинокль «Альпен, 10 Ч 32», я начал обследовать квадрат, но напарника не увидел.

Стараясь успокоить дыхание, слишком поверхностное и частое, я мысленно повторял одну из своих извечных мантр: «Камень, ножницы, бумага. Камень, ножницы, бумага».

И именно в этот момент я отчетливо услышал хруст.

Прямо у меня за спиной.

Похолодев, я медленно повернул голову.

Держа пистолет с глушителем, направленным точно на меня, Генри Лавинг бросил быстрый взгляд себе под ноги, и его рот искривила гримаса недовольства. Мол, и как это меня угораздило не заметить эту сухую ветку и наступить на нее?