Текст книги "Ни пенсом больше, ни пенсом меньше"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Ещё раньше, в 1966 году, ему не удалось приобрести на аукционе Кристи лот № 49 Mademoiselle Revoux: преподобный Теодор Питкэрн, представлявший Новую церковь в Брин-Атин, штат Пенсильвания, заставил его перешагнуть намеченную цену, что только раздразнило аппетит Харви. Господь даёт, а в этом случае Господь забрал себе. Хотя в Бостоне и не уделяли Харви должного внимания, но в мире искусства его уже признавали как владельца одного из лучших в мире собраний импрессионистов. Его коллекцией восхищались, как, впрочем, и коллекцией Уолтера Анненберга, посла президента Никсона в Лондоне. Он, как и Харви, был одним из немногих счастливчиков, кому удалось после Второй мировой войны составить тематическую подборку картин.

Третьей страстью Харви была его призовая коллекция орхидей. Он трижды становился победителем Весеннего цветочного шоу Новой Англии в Бостоне и дважды обошёл старого Хантера, занявшего лишь второе место.

Теперь Харви раз в год ездил в Европу. В Кентукки он создал прибыльный конезавод и любил посмотреть на своих лошадей на скачках в Лонгшампе и Аскоте. Также ему нравился Уимблдонский теннисный турнир – самый значительный, по его мнению, в мире. Харви всегда был не прочь совместить приятное с полезным: находясь в Европе, он заключал небольшие сделки, что позволяло ему добавлять суммы на счёт в одном из банков в Цюрихе. Откровенно говоря, нужды в швейцарском счёте не было, но Харви не мог отказать себе в удовольствии ещё разок лягнуть дядюшку Сэма.

Со временем Харви стал более разборчивым и уже не брался за сомнительные сделки, хотя если ожидалась высокая прибыль, то не отказывался рискнуть. Один из таких золотых шансов представился ему в 1964 году, когда правительство её величества предложило подавать заявки на разведку и добычу нефти в Северном море. В то время ни британское правительство, ни имеющие отношение к этой сфере госструктуры не имели ни малейшего представления о важности нефти Северного моря и о той роли, которую ей предстояло сыграть в английской экономике. Если бы англичане предвидели, что в 1978 году арабы будут одной рукой поставлять нефть всему миру, а в другой держать револьвер, наведённый на этот мир, а одиннадцать членов палаты общин будут проводить в английском парламенте прошотландскую националистическую политику, то они повели бы себя совсем по-другому.

13 мая 1964 года министр энергетики Великобритании представил на рассмотрение парламента «Проект закона № 708: Континентальный шельф – нефть». Харви читал этот документ с жадным интересом, открывая для себя потрясающие возможности провернуть афёру. Особое впечатление на него произвёл параграф четыре, который гласил:

«Лица, являющиеся гражданами Объединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии и проживающие в Объединённом королевстве Великобритании и Северной Ирландии, или юридические лица, зарегистрированные на территории Объединённого королевства Великобритании и Северной Ирландии, могут обратиться в соответствии с данным законом для получения:

а) лицензии на добычу нефти или

б) лицензии на разведку нефтяного месторождения».

Когда Харви внимательно изучил закон №708, он откинулся на спинку кресла и принялся все тщательно обдумывать. Получалось, что лицензия на разведку и добычу нефти обходилась в совсем небольшую сумму. Согласно параграфу шесть:

«(1) С каждой заявки на получение лицензии на добычу нефти заявитель выплачивает комиссионный взнос в размере 200 фунтов стерлингов и дополнительный комиссионный взнос в размере 5 фунтов стерлингов за каждый участок свыше первых десяти, на которые подана заявка.

«(2) С каждой заявки на получение лицензии на разведку нефтяного месторождения заявитель выплачивает комиссионный взнос в размере 20 фунтов стерлингов».

Харви не верил своей удаче. С помощью этой лицензии легко создавалось впечатление огромного предприятия! За несколько сотен долларов можно оказаться в одном ряду с такими компаниями, как «Шелл», «Бритиш петролеум», «Тотал», «Галф» и «Оксидентал петролеум».

Харви вновь и вновь перечитывал закон № 708, не в силах поверить, что британское правительство отдаёт такой потенциал за такие смешные деньги. Только искусно разработанный подробный бланк заявки на получение лицензии стоял теперь на его пути: Харви не являлся британским подданным и ни одна из его компаний не была британской, поэтому при подаче документов у него неизбежно возникали проблемы. Обдумав этот вопрос, Харви пришёл к выводу, что его заявка должна поддерживаться британским банком и что надо учредить такую компанию, к директорам которой британское правительство отнесётся с доверием.

Поставив перед собой такую цель, Харви Меткаф в начале 1964 года зарегистрировал в палате компаний в Англии предприятие под названием «Проспекта ойл», с Мальколмом, Боттником и Дэвисом в качестве поверенных. Финансировал новую компанию «Барклейс-бэнк», который на тот момент уже представлял «Линкольн траст» в Европе. Председательское кресло занял лорд Ханнисетт, и ещё несколько известных общественных деятелей вошли в правление, в том числе и два бывших члена парламента, которые лишились своих мест, когда лейбористы победили на выборах 1964 года. «Проспекта ойл» выпустила 2 000 000 десятипенсовых акций по продажной цене в один фунт, которые тут же скупили для Харви его номинальные инвесторы[7]7
  Инвестор, зарегистрированный как владелец ценных бумаг, хотя они фактически ему не принадлежат.


[Закрыть]. Он также перевёл 500 000 долларов в отделение «Барклейс-бэнк» на Ломбард-стрит[8]8
  Улица в Сити, где сосредоточены крупнейшие банки.


[Закрыть].

Создав себе таким образом «фасад», Харви через лорда Ханнисетта обратился за получением лицензии. Пришедшие к власти в октябре 1964 года лейбористы, как и их предшественники консерваторы, не понимали всей важности нефтяных запасов Северного моря. В отношении лицензии правительство требовало ренту в 12 000 фунтов стерлингов годовых на первые шесть лет, 12,5 процента подоходного налога для физических лиц или 12,5 процента налога с прибыли для компаний, но так как Харви предполагал прибыль только для себя, то его не особенно интересовали эти нюансы.

22 мая 1965 года министр энергетики опубликовал в «Лондон газетт» компанию «Проспекта ойл» среди пятидесяти двух других, получивших лицензии на добычу нефти. 3 августа 1965 года закон №1531 распределил участки. «Проспекта ойл» получила участок с координатами 51°50'00" северной широты и 20°30'20" восточной долготы, соседний с участком «Бритиш петролеум».

После этого Харви прекратил всякую деятельность, ожидая, пока какая-нибудь из компаний, получивших участок в Северном море, не найдёт нефть. Ждать пришлось долго, но Харви не торопился. Наконец «Б.П.», потратив миллиард долларов на разведку, открыло на своих сороковых широтах коммерческое месторождение. Харви тут же вышел из тени, запустив в ход вторую часть разработанного им плана.

В начале 1972 года Меткаф арендовал у компании «Ридинг и Бейтс» плавучую нефтедобывающую платформу, которую, предварительно разрекламировав, с большой помпой отбуксировал к участку «Проспекта ойл». В договор аренды входил пункт о возможности продления контракта, в случае если он найдёт нефть. Харви нанял минимальное число рабочих, разрешённое британским законодательством, и стал бурить скважины на глубину до двух километров. Окончив бурение, он уволил всех рабочих и сообщил «Ридинг и Бейтс», что задержит платформу ещё на некоторое время, продолжая платить за аренду.

Два последующих месяца Харви выбрасывал на рынок акции компании «Проспекта ойл» из своего запаса – по нескольку тысяч штук ежедневно. Когда бы финансовые журналисты из «Бритиш пресс» ни звонили, чтобы узнать, почему цена на эти акции неуклонно растёт, секретарь по связям с общественностью отвечал, что в настоящее время он воздерживается от комментариев, но в ближайшем будущем в газетах появится официальное заявление. Газетчки сложили два плюс два и получили пятнадцать. Акции продолжали подниматься в цене и под неустанным руководством Берни Силвермена, главного исполнительного директора Харви в Англии, доросли от десяти пенсов почти до двух фунтов стерлингов. Имея многолетний опыт подобных операций, Силвермен отлично понимал, что его босс что-то замышляет, но его приоритетная задача заключалась в обеспечении развития всего предприятия таким образом, чтобы никто даже не заподозрил прямой связи между Меткафом и «Проспекта ойл».

В январе 1974 года акции поднялись до трех фунтов стерлингов. Вот тогда-то Харви и привёл в действие третью часть своего плана, сделав козлом отпущения нового служащего компании «Проспекта ойл», энергичного молодого выпускника Гарварда Дэвида Кеслера.

2

Дэвид поправил очки и ещё раз перечитал рекламное объявление в деловой части газеты «Бостон глоб», не смея поверить своим глазам. Предложение идеально подходило для него:

«Зарегистрированной в Великобритании нефтяной компании, выполняющей обширные работы в Северном море у берегов Шотландии, требуется молодой руководитель с опытом работы на товарной бирже и/или на финансовом рынке. Жалованье – 25 000 долларов в год. Предоставляется квартира. Находится в Лондоне. Заявление присылать на а/я № 217А».

Понимая, что эта должность может вывести его к другим возможностям в бурно развивающейся отрасли промышленности, Дэвид решил, что предложение звучит заманчиво, но при этом он немного сомневался, посчитают ли его достаточно подготовленным для такой должности. Ему вспомнились слова его преподавателя по европейскому бизнесу: «Если местом своей деятельности вы выберете Великобританию, постарайтесь, чтобы это было Северное море. С их профсоюзными проблемами, в этой стране больше не осталось ничего великого, кроме него».

Дэвид Кеслер, худощавый, чисто выбритый молодой американец, чья короткая стрижка и румянец больше подходили лейтенанту морской пехоты, обладал непробиваемой серьёзностью. Он взялся за дело со всей энергичностью недавнего выпускника Гарвардской школы бизнеса, желая преуспеть на выбранном поприще. Он провёл в Гарварде шесть лет: первые четыре года изучал математику и получил степень бакалавра, а затем ещё два учился в Школе бизнеса на другом берегу Чарльз-ривер. После получения диплома Дэвид принялся искать работу, которая вознаградила бы его за исключительную способность к упорному труду, которой, по его мнению, он обладал. Учёба давалась ему нелегко, и он завидовал природным талантам своих однокурсников, которые осваивали посткейнсианские экономические теории, как детишки таблицу умножения. Все шесть лет Дэвид упорно трудился, отрывая нос от книг только для того, чтобы часок потренироваться в спортзале да изредка – по воскресеньям – посмотреть, как гарвардские спортсмены защищают университетские цвета на футбольном поле или на баскетбольной площадке. Он и сам был бы не прочь сыграть, но тогда для занятий осталось бы меньше времени.

Дэвид снова перечитал объявление, а затем напечатал и отправил по указанному адресу тщательно подготовленное письмо. Ответ пришёл через несколько дней. Его пригласили на собеседование в один из местных отелей в следующую среду в пятнадцать часов.

В 14.45 Дэвид в волнении вошёл в отель «Копли» на Хантингтон-авеню. По пути в небольшой номер, где было назначено собеседование, он повторял про себя девиз Гарвардской школы бизнеса: внешность – английская, мысли – еврейские.

На собеседовании присутствовали три человека, представившиеся как Силвермен, Купер и Эллиот. Старшим был Берни Силвермен – невысокий, седой, явно преуспевающий бизнесмен, выделявшийся клетчатым галстуком и нью-йоркским акцентом. Купер и Эллиот молча наблюдали за Дэвидом.

Силвермен долго и многословно рассказывал Дэвиду соблазнительную историю компании и её цели. Харви тщательно подготовил Силвермена, и тот отлично держал ситуацию в своих ухоженных руках, как и подобало достойному помощнику Меткафа в его афёре.

– Вот так обстоят дела, мистер Кеслер. У нас один из крупнейших коммерческих проектов в мире: бурим нефтяные скважины в Северном море у берегов Шотландии. Нашу компанию – «Проспекта ойл» – поддерживает группа банков в Америке. Мы получили лицензию британского правительства, и у нас есть финансирование. Но все решают люди, а не деньги, мистер Кеслер, – это естественно. Нам нужен человек, готовый работать день и ночь, чтобы помочь «Проспекта ойл» встать на ноги, и подходящему человеку мы согласны платить самое высокое жалованье. Если мы договоримся с вами, то ваше рабочее место будет в Лондоне под непосредственным руководством нашего управляющего директора мистера Эллиота.

– А где находится главная контора компании?

– В Нью-Йорке, но у нас есть офисы в Монреале, Сан-Франциско, Лондоне, Абердине, Париже и Брюсселе.

– Компания ведёт разведку нефти в других местах?

– В настоящее время нет, – ответил Силвермен. – После удачи «Б. П.» мы топим миллионы в Северном море, а участки вокруг нас сейчас имеют шансы на успех один к пяти, что очень неплохо в нашем деле.

– И когда подходящий вам человек должен приступить к работе?

– Где-то в январе, по окончании государственных курсов по управлению в нефтяном бизнесе, – вступил в разговор Ричард Эллиот. Голос худого, болезненно-жёлтого номера два звучал с акцентом уроженца штата Джорджия. Государственные курсы были совершенно в духе Харви Меткафа – максимум достоверности при минимуме затрат.

– А как насчёт жилья? – спросил Дэвид. – Где будет квартира?

– Вы займёте одну из квартир компании в Барбикане, совсем недалеко от нашей лондонской конторы, – объяснил Купер.

Больше вопросов у Дэвида не было. Силвермен рассказал всё ясно и доступно, и было видно, что он знает своё дело.

Через десять дней Дэвид получил телеграмму: Силвермен приглашал его на ленч в «21-й клуб» в Нью-Йорке. Войдя в ресторан, он узнал многих из людей, сидевших за соседними столиками, и почувствовал уверенность: очевидно, пригласивший его человек знает, чего он хочет. Их столик находился в одной из ниш, которые предпочитали бизнесмены, желавшие, чтобы их разговор не подслушали.

Силвермен пребывал в хорошем настроении. Он немного потянул разговор, касаясь не относящихся к делу вопросов, но, в конце концов, когда принесли бренди, предложил Дэвиду место в Лондоне. Дэвид был в восторге: 25 000 долларов в год в компании с таким захватывающим дух будущим. Отказавшись от времени на раздумье, он сразу же согласился приступить с 1 января к работе в Лондоне.

Дэвид Кеслер никогда прежде не бывал в Англии: какая зелёная трава, какие узкие дороги, какие заборы и живые изгороди укрывают дома! После широких автострад и просторных автомобилей Нью-Йорка он чувствовал себя так, словно попал в игрушечный городок. Маленькая квартирка в Барбикане была чистенькой и безликой и, как и обещал мистер Купер, близко к конторе, расположенной на Треднидл-стрит. Контора компании «Проспекта ойл» занимала семь комнат на одном из этажей огромного викторианского особняка; единственным помещением, имевшим вид, достойный процветающей компании, был кабинет Силвермена. В других комнатах располагались крошечная приёмная, комната для телекса, два кабинета секретарей, комната покрупнее для мистера Эллиота и маленькая комнатушка для него. Дэвиду она показалась совсем убогой, но Силвермен тут же указал, что аренда в Сити Лондона составляет 30 долларов за квадратный фут[9]9
  1 кв. фут = 0,093 кв. м.


[Закрыть], в то время как в Нью-Йорке – всего 10 долларов.

Секретарша Берни Силвермена Джудит Лэмпсон провела Дэвида в прилично обставленный кабинет главного исполнительного директора. Силвермен сидел в большом чёрном вращающемся кресле за массивным столом, делавшим его похожим на лилипута. На столе стояли четыре телефона – три белых и один красный. Позднее Дэвид выяснил, что солидно выглядевший красный телефон был напрямую связан с номером в Соединённых Штатах, но ему так и не удалось узнать, чей это номер.

– Доброе утро, мистер Силвермен. Какое моё первое задание?

– Берни, пожалуйста, называйте меня Берни. Садитесь. Заметили, как изменились в цене акции компании за последние несколько дней?

– Ещё бы! – с энтузиазмом ответил Дэвид. – Поднялись почти до шести долларов. Полагаю, это потому, что теперь нас поддерживает новый банк и успешно идёт разведка и у других компаний?

– Нет, – вполголоса произнёс Силвермен тоном, подчёркивающим, что информация не предназначена для посторонних ушей, – дело в том, что мы сами провели весьма удачное бурение, но ещё не решили, когда объявить об этом. Вот здесь полный отчёт геолога. – С этими словами Силвермен энергично придвинул к Дэвиду аляповатую папку внушительных размеров.

Дэвид чуть не присвистнул:

– И какие планы у компании теперь?

– Объявим, что нашли нефть, – тихо продолжил Силвермен, поигрывая ластиком, – недели через три, когда будем полностью уверены в размерах и объёме скважины. Нам ещё предстоит выработать план, что делать с рекламой и внезапным притоком денег. Разумеется, цена акций подскочит до небес.

– Наши акции и так всё время ползут вверх. Вероятно, люди уже знают?

– Вполне возможно. Беда с этой чёрной жидкостью: как только она появляется на поверхности, спрятать её уже невозможно, – рассмеялся Силвермен.

– Можно ли на выгодных условиях вовлекать в дело других лиц? – спросил Дэвид.

– Конечно, если это не причиняет компании вреда. Просто дайте мне знать, что кто-то хочет вложить деньги в наше предприятие. Здесь, в Англии, у нас нет проблем с распространением информации среди служащих, как, кстати, и ограничивающих законов, в отличие от Америки.

– Как высоко, по-вашему, подскочат акции?

Силвермен посмотрел Дэвиду прямо в глаза и небрежно произнёс:

– Двадцать долларов.

Вернувшись к себе в кабинет, Дэвид тщательно изучил любезно предоставленный ему Силверменом отчёт геолога. Создавалось впечатление, что компания «Проспекта ойл» вроде действительно нашла нефть, но объём месторождения ещё не определён. Закончив читать, Дэвид взглянул на часы и чуть не выругался. Отчёт геолога так захватил его мысли, что у него совсем вылетело из головы: сегодня он обедает в Оксфорде со своим однокашником по Гарварду. Дэвид наскоро сложил бумаги в портфель и, взяв такси, помчался на Паддингтонский вокзал, чтобы успеть на поезд в 18.15.

По дороге в университетский городок он размышлял о Стивене Брэдли, с которым они дружили во времена Гарварда. Стивен охотно помогал Дэвиду и другим однокурсникам с математикой. Сейчас Брэдли учился в аспирантуре колледжа Магдален и был одним из самых блестящих аспирантов своего курса. В Гарварде он победил в конкурсе на стипендию памяти Кеннеди, а в 1970 году завоевал Уистеровскую премию по математике, самую престижную награду на математическом факультете. Хотя в денежном выражении премия составляла совсем ничтожную сумму в 80 долларов и медаль, но получаемая репутация и предложения мест работы вызывали большую конкуренцию среди студентов. Стивен победил без особого труда, поэтому никто не удивился, когда его пригласили в аспирантуру в Оксфорд. Сейчас заканчивался его третий год в аспирантуре колледжа Магдален. Его статьи по Булевой алгебре[10]10
  Джордж Буль (1815-1864) – английский математик и логик, один из основоположников математической логики.


[Закрыть] с небольшими интервалами регулярно печатались в «Учёных записках Лондонского математического общества», и в газетах уже объявили, что он прошёл по конкурсу на кафедру математики в своей альма-матер, то есть в Гарварде, где и начнёт преподавать с осени.

Поезд из Лондона прибыл в Оксфорд через час, и после короткой поездки на такси от вокзала по Нью-Колледж-лейн Дэвид в 19.30 прибыл в Магдален. Один из привратников колледжа проводил его в квартиру Стивена, которая представляла собой просторное старинное помещение с гравюрами на стенах, с уютными креслами и невероятным количеством книг. «Как это жилище не похоже на стерильно голые стены Гарварда», – подумал Дэвид. Стивен встретил его радушно, и, казалось, он совсем не изменился: костюм по-прежнему висел на его длинном, худом, нескладном теле как на вешалке. Ни один портной не привлёк бы его в качестве манекена. Густые брови нависали над старомодными, круглыми очками. Как только Стивен увидел Дэвида, он бросился к нему навстречу, тепло приветствуя старого друга и однокашника. Только что он выглядел стариком, а теперь ему нельзя было дать и законных тридцати. Стивен налил Дэвиду виски, и они сели поболтать. Хотя в Гарварде Стивен никогда не считал Дэвида близким другом, но ему нравилось опекать Кеслера, замечая у него неподдельный интерес к учёбе. К тому же Стивен всегда радовался возможности поддержать соотечественника-американца и показать ему Оксфорд.

– Дэвид, эти три года невозможно забыть, – говорил Стивен, подливая гостю отличного «Джэк Дэниелc». – У меня единственное печальное событие – прошлой зимой умер отец. Ты же знаешь, он очень заботился о моём образовании и всячески поддерживал мои занятия наукой. По правде говоря, он неплохо обеспечил меня… Похоже, пробки для ванн оказались в большем спросе, чем я ожидал. Может, посоветуешь, куда вложить деньги? Сейчас они просто лежат на счёте в банке. Все как-то не хватало времени серьёзно заняться этим вопросом, а когда подумаю об инвестициях, так и вообще не знаю, с чего начать.

Тут Дэвид вспомнил о своей новой ответственной работе в «Проспекта ойл».

– Слушай, Стивен, а давай мы вложим твои деньги в мою компанию. Нам крупно повезло в Северном море, и, когда объявят о нашей находке, акции подскочат до небес. Вся операция займёт около месяца, но у тебя есть шанс сорвать самый большой куш в своей жизни. Жаль, что у меня нет своих денег, – я бы тоже вложил их в это предприятие.

– А ты точно знаешь, что там нашли много нефти?

– Ну, не совсем точно, но я читал отчёт геолога, и, кстати, он производит неплохое впечатление. – Дэвид извлёк внушительную папку. – Наши акции и сейчас растут в цене. Вот увидишь, они обязательно поднимутся до двадцати долларов за штуку. Проблема в том, что время поджимает.

Взглянув на отчёт геолога, Стивен решил, что попозже он сам внимательно прочитает его.

– И как же оформляются такие инвестиции?

– Это несложно. Находишь приличного брокера, покупаешь акций сколько можешь и ждёшь, пока не объявят об открытии этого месторождения. Со своей стороны, я буду держать тебя в курсе дел и подскажу, когда лучше всего продать акции.

– Это было бы очень любезно с твоей стороны.

– Это самое меньшее, чем я могу отплатить тебе за математику в Гарварде.

– Пустяки! Идём обедать.

Стивен и Дэвид прошли в столовую колледжа – овальный зал с дубовыми панелями, над которыми выстроился плотный ряд портретов бывших президентов колледжа, епископов и академиков. Посредине зала стояли длинные деревянные столы для студентов. Стивен провёл своего гостя дальше – к «высокому столу» для профессорско-преподавательского состава и предложил Дэвиду удобное кресло. Казалось, Стивен не замечает галдящую весёлую массу студентов, а Дзвид с удовольствием наблюдал за ними, вспоминая свои университетские годы.

Обед из семи блюд произвёл на Дэвида впечатление. Он даже с удивлением подумал о худобе Стивена: как можно остаться таким тощим, если тебя каждый день так кормят! Когда подали портвейн, Стивен предложил вернуться к нему домой, чтобы не выслушивать брюзжание старых профессоров в общей гостиной.

Поздно вечером за бокалом рубинового вина они продолжали говорить о нефти Северного моря и Булевой алгебре, восхищаясь, как каждый из них хорошо разбирается в своей области. Стивен, как и большинство учёных, крайне доверчиво относился ко всему, что лежало за пределами его науки. Он уже свыкся с мыслью, что приобретение акций компании «Проспекта ойл» – удачный ход с его стороны.

Утром Стивен провёл Дэвида по аллее Эддисона до Магдален-бридж, где от близости реки Черуэлл трава казалась необыкновенно яркой и густой. Дэвиду не хотелось расставаться, и тем не менее он всё-таки поймал такси и уже в 9.45 выехал из колледжа Магдален. Его путь лежал мимо Нью-Колледжа, Тринити, Баллиола и Уорчестера, где на стене одного из колледжей он прочитал надпись: «C’est magnifique mais ce n’est pas la gare»[11]11
  «Это великолепно, но это не вокзал» (фр.).


[Закрыть]. Дэвид успел на десятичасовой поезд в Лондон. Поездка в Оксфорд понравилась ему. К тому же он пребывал в хорошем настроении, надеясь, что сможет отблагодарить старого друга и однокашника, который в прошлом много помогал ему.

– Доброе утро, Дэвид.

– Доброе утро, Берни. По-моему, вам будет интересно узнать, что прошлый вечер я провёл у друга в Оксфорде и он не прочь вложить в нашу компанию определённую сумму. А именно 250 000 долларов.

– Великолепно, Дэвид, продолжайте в том же духе. Ваша услуга неоценима.

Силвермен нисколько не удивился сообщению Дэвида, но, как только вернулся к себе в кабинет, тут же поднял трубку красного телефона:

– Харви?

– Да, Берни.

– Похоже, с Кеслером мы не промахнулись. Он уговорил своего друга вложить деньги в нашу компанию – 250 000 долларов.

– Отлично. Теперь слушай внимательно. Скажешь моему брокеру выбросить 40 000 акций по цене чуть больше шести долларов. Если друг Кеслера и в самом деле решится вложить денежки в нашу «Проспекта ойл», то мой пакет акций будет единственным крупным на рынке.

Подумав ещё денёк, Стивен заметил, что акции компании подросли с 2 фунтов 75 пенсов до 3 фунтов 5 пенсов, и решил, что настало время вложить деньги в компанию, которая, как он сам убедился, была на подъёме. Дэвиду он доверял, да и глянцевый отчёт геолога произвёл на него впечатление. Стивен позвонил в Сити в брокерскую компанию «Киткэт и Эйткен» и поручил купить акции компании «Проспекта ойл» на сумму 250 000 долларов. Когда заявка Стивена поступила на фондовую биржу, брокер Харви Меткафа как раз выбросил сорок тысяч акций на продажу, и вскоре сделка уже была оформлена по 3 фунта 10 пенсов за акцию.

Удачно разместив в акциях наследство отца, в течение нескольких последующих дней Стивен с радостью наблюдал, как цена на его акции доползла до 3 фунтов 50 пенсов, что даже превысило прогноз. Он не понимал, что этот рост оказался возможным только благодаря его вложению капиталов. Не разобравшись, Стивен уже строил планы, куда он потратит прибыль. Он решил не продавать акции сразу, а попридержать их. Дэвид говорил, что со временем они будут стоить по 20 долларов за штуку, и в любом случае обещал предупредить, когда настанет подходящий момент продать их.

Тем временем Харви Меткаф выбросил на рынок новые порции акций, играя на интересе, созданном инвестициями Стивена. Он начал соглашаться с выводом Силвермена: молодой Дэвид Кеслер, исполненный наивного энтузиазма человека, впервые получившего достойную работу, явился для них великолепной находкой. Не в первый раз прибегал Харви к такому трюку – свалить всю ответственность на неопытные, невинные плечи, а самому остаться в глубокой тени.

В то же время Ричард Эллиот в качестве представителя компании иногда «проговаривался» прессе о появляющихся на рынке крупных покупателях, что, в свою очередь, вызывало приток мелких пайщиков и поддерживало стабильно высокие цены.

Один из уроков, который усваивают студенты Гарвардской школы бизнеса, заключается в том, что чиновник хорош настолько, насколько позволяет его здоровье. Дэвид не чувствовал себя спокойно, если не проходил регулярного медицинского обследования. Он предпочитал лично услышать, что его здоровье в полном порядке, хотя неплохо бы относиться к делам немного спокойнее. Поэтому он попросил секретаршу, мисс Рентаул, записать его на приём к врачу на Харлей-стрит.

По всеобщему мнению, дела доктора Робина Оукли шли в гору. Д-р Оукли, высокий, интересный мужчина тридцати семи лет, с густой шевелюрой тёмных волос, которые, казалось, никогда не начнут редеть, обладал классическими чертами лица и самоуверенностью преуспевающего человека. Дважды в неделю он всё ещё играл в сквош, что позволяло ему выглядеть завидно моложе своих ровесников. Робин поддерживал спортивную форму ещё со времён учёбы в Кембридже, где входил в сборную по регби. Медицинское образование он продолжил в колледже при больнице св. Фомы, где опять его игра в регби, а не успехи в области медицины принесла ему известность и благосклонность тех, кто определяет дальнейшую карьеру выпускников. После получения диплома Робина пригласил к себе ассистентом один весьма процветающий практикующий врач с Харлей-стрит – доктор Юджин Моффат. Д-р Моффат славился не столько своим искусством излечивать болезни, сколько умением очаровывать богатых женщин не первой молодости: они посещали его вновь и вновь, хотя часто без всякой необходимости. Учитывая, что за визит каждая пациентка платила пятьдесят гиней, можно было считать его карьеру успешной.

Моффат выбрал Робина Оукли себе в ассистенты за те же качества, которыми обладал сам и которые сделали его таким незаменимым. Робин, без сомнения, был хорош собой, прилично образован и достаточно умён. С обаянием у него тоже было все в порядке. Он легко вписался в Харлей-стрит и систему Моффата, и, когда старик вдруг умер, только распечатав свой седьмой десяток, Робин продолжил его дело так же естественно, как наследный принц занимает освободившийся трон. Робин создавал свою практику, не теряя из виду никого из дам Моффата, кроме как по естественным причинам, и не забывая об улучшении своего благосостояния. На настоящий момент у него были жена, два сына, уютный особнячок в нескольких милях от Ньюбери в Беркшире и значительные сбережения в ценных бумагах. Он никогда не жаловался на судьбу и наслаждался жизнью, но иногда признавался себе, что прелести жизни начинают несколько приедаться. Все чаще стала появляться мысль, что он сыт по горло ролью обходительного, все понимающего доктора. Наступит ли конец света, если он признается, что его нисколько не беспокоит, почему появляются крошечные тёмные пятнышки на унизанных бриллиантами пальцах леди Фионы Фишер? А кстати, он и не знает почему. Падут ли небеса на землю, если он скажет страхолюдной миссис Пейдж-Стенли, что она дурно пахнущая старуха, которой не требуется никаких укрепляющих лекарств, а нужны только новые зубные протезы? И лишат ли его жизни за то, что он лично выдаст засидевшейся в старых девах мисс Лидии де Вильерс полную порцию того лекарства, на которое она сама так давно и недвусмысленно намекает?

Дэвид Кеслер прибыл точно в указанное время, – мисс Рентаул предупредила его, что в Англии в случае опоздания терапевты и дантисты аннулируют вашу запись на приём, но плату все равно возьмут.

Дэвид разделся и лёг на кушетку. Доктор Оукли измерил ему давление, послушал сердце, заставил высунуть язык – тот самый орган, который редко хорошо выглядит на публике. Пока доктор мял и ощупывал Дэвида, они разговорились.

– Что вас привело в Лондон, мистер Кеслер?

– Работаю в Сити, в одной нефтяной компании. Вы, наверное, слышали о нас – «Проспекта ойл»?