Текст книги "Консолидация"

Автор книги: Джефф Вандермеер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ДЖЕФФ ВАНДЕРМЕЕР
КОНСОЛИДАЦИЯ

Посвящается Энн

ВОРОЖБА

ООО:

В снах Контроля царит раннее утро, небо насыщенно-синее с едва проклевывающимся намеком на свет. Он смотрит со скалы в пучину, залив, бухту. Каждый раз по-другому. Его взгляд проникает в недвижную воду на целые мили. Он видит океанских левиафанов, скользящих в глубине, будто субмарины, колоколообразные орхидеи или широкие корпуса кораблей, безмолвные, пребывающие в непрестанном движении, и сами их размеры источают такое ощущение мощи, что даже высоко над ними он чувствует потрясения, порождаемые их прохождением. Часами взирает на их формы, движения, вслушивается в шепоты, эхом докатывающиеся до него… а затем падает. Медленно, невероятно медленно, беззвучно падает в темную воду, без всплеска, без малейшей ряби. И продолжает падение.

Порой это случается наяву, словно он был недостаточно осмотрителен, и тогда он беззвучно повторяет собственное имя, пока реальный мир не возвращается к нему.

001: ПАДЕНИЕ

День первый. Начало его последнего шанса.

– Это и есть выжившие?

Контроль стоял рядом с заместительницей директора Южного предела за замызганным односторонним зеркалом, глядя на троих индивидуумов, сидящих в комнате для допросов. Вернувшихся из последней экспедиции в Зону Икс. Первой из экспедиций Двенадцатой цикла, или Х.12.А, если говорить точно.

Заместительница директора – высокая худая чернокожая женщина в возрасте за сорок – не откликнулась, что ничуть не удивило Контроля. С момента его прибытия нынче утром, потому что понедельник он посвятил обустройству, она не одарила его лишним словом. Да и взглядом, если уж на то пошло, исключая лишь момент, когда он указал ей и остальному персоналу звать его Контролем, а не Джоном или Родригесом. Помедлив мгновение, она ответила: «В таком случае зовите меня Пейшенс, а не Грейс», – к сдержанной потехе присутствующих. Смена значащего имени «милость» на столь же значащее «терпение» заинтересовала его. «Ладно, – ответил он. – Я могу звать вас просто Грейс», – в полной уверенности, что это придется ей не по нраву. Она парировала тем, что постоянно упоминала о нем как об «исполняющем обязанности» директора. И это было правдой: между ее восхождением на должность и его вознесением лежала пропасть, бездна времени и заполненных формуляров, выполненных процедур, откапывания и найма персонала. Так что до поры вопрос о полномочиях оставался открытым.

Но Контроль предпочитал воспринимать ее не как милость или терпение, а как абстракцию, а то и обструкцию. Она заставила его высидеть старое вводное видео о Зоне Икс, хотя наверняка знала, что оно охватывает лишь азы и давно устарело. Она уже дала понять, что их отношения будут строиться на враждебности. Во всяком случае, с ее стороны.

– Где их обнаружили? – спросил он теперь, хотя на самом деле хотел спросить, почему их не держат порознь. Из-за нехватки дисциплины, из-за того, что ваш департамент давным-давно превратился в крысиное гнездо? Крысы сейчас в подвале, грызут все подряд. А может, уже в стенах.

– Прочтите материалы, – отрезала она, давая понять, что ему следовало уже сделать это.

И вышла из комнаты.

Оставив Контроля в одиночестве созерцать папки на столе перед собой и трех женщин по ту сторону стекла. Конечно же, он прочел досье, но надеялся тихой сапой скользнуть мимо недреманной бдительности заместителя директора, а то и услышать ее собственные мысли. Он местами прочел и ее личное дело, но по-прежнему не имел о ней ни малейшего представления, не считая ее реакции на него самого.

Его первому рабочему дню едва исполнилось четыре часа от роду, а Контроль уже почувствовал отравляющее воздействие потрепанного, гротескного здания с истертым зеленым ковролином и закоснелыми мнениями встретившегося персонала. Ощущение упадка пронизывало все и вся, даже солнечный свет вливался в высокие прямоугольные окна как-то неуверенно и уныло. Контроль надел свой обычный черный блейзер и брюки, белую рубашку с голубым галстуком и черные туфли, надраенные сегодня утром до блеска. И теперь ломал голову, зачем было так стараться. Ему не нравились такие мысли, потому что он и сам находился не над всем этим, а в самой гуще, но отогнать их было трудновато.

Контроль не спеша разглядывал женщин, хотя вид их ему практически ничего не говорил. Всем им выдали одинаковую спецодежду, в которой они смутно напоминали то ли военных, то ли уборщиц. Головы всем им обрили, словно они перенесли заражение некими паразитами вроде вшей, а не нечто куда менее постижимое. У всех на лицах было написано одно и то же выражение, вернее сказать, отсутствие всякого выражения. Не воспринимай их как обладательниц имен, внушал он себе в самолете. Пускай поначалу несут лишь бремя своих функций. А все остальное потом. Но поддержание отстраненности никогда не было сильной стороной Контроля. Ему всегда нравилось погружаться, отыскивая уровень, на котором детали проясняются, не ошеломляя его.

Топографа нашли на заднем дворе ее дома, сидящей в кресле в патио.

Антрополога обнаружил ее муж, когда она постучала в заднюю дверь дома, где он ведет свою медицинскую практику.

Биолога застали на пустующей заросшей стоянке в нескольких кварталах от ее дома, уставившей взор на крошащуюся кирпичную стену.

В точности как и члены предыдущей экспедиции, ни одна из них не имела ни малейшего представления, как отыскала обратную дорогу через невидимую границу Зоны Икс. Ни одна не знала, как обошла блокпосты, заграждения и прочие препятствия, выставленные военными вдоль границы. Ни одна не ведала, что случилось с четвертым членом экспедиции – психологом, на самом деле заодно являвшейся директо-рисой Южного предела и отвергшей все возражения против того, чтобы она инкогнито возглавила их.

Похоже, ни одна из них толком не помнила вообще ничего.

В то утро, наведавшись ради завтрака в кафетерий, Контроль поглядел за широкое, во всю стену, окно во двор с уймой каменных столиков, а потом на людей в шаркающей очереди – как-то их маловато для столь обширного здания – и спросил Грейс:

– А почему это никто не испытывает особого восторга от того, что экспедиция вернулась?

Она одарила его долготерпеливым взором, будто особенно тупого ученика класса для умственно отсталых.

– А как по-вашему, Контроль? – она уже ухитрилась наделить это прозвище ироническим оттенком, так что он почувствовал себя грузилом на одной из дедовских удочек, которому суждено торчать в илистых наслоениях у дна десятков озер. – Мы все это уже проходили с прошлой экспедицией. Им пришлось вытерпеть девять месяцев бесплодных допросов. И все это время они умирали. Как бы вы себя при этом чувствовали?

Долгие месяцы немоты и дезориентации, а потом смерть от особенно злокачественной формы рака.

Он медленно кивнул в ответ. Разумеется, она права. Его отец умер от рака. Контроль даже не задумывался, как такое могло сказаться на персонале. Для него это пока что просто абстракция, просто слова в отчете, чтиво в самолете, идущем на посадку.

Здесь ковролин стал темно-зеленым, подчеркивая светло-зеленый узор в виде стилизованных стрел, сплошь указывающих наружу, в сторону двора.

– А почему здесь так мало света? – поинтересовался Контроль. – Куда девается весь свет?

Но Грейс прекратила отвечать на его вопросы.

Когда одна из трех – биолог – чуть повернула голову, поглядев на зеркало так, будто способна видеть его, Контроль спрятал глаза от этого взгляда с чем-то вроде запоздалого смущения. Хотя его пристальный взгляд был сугубо беспристрастен и профессионален, они вряд ли сочли бы его таковым, даже зная, что за ними наблюдают.

Контролю не сказали, что первый же день он посвятит допросам дезориентированных женщин, вернувшихся из Зоны Икс, хотя Центр наверняка ведал об этом, когда предлагал ему этот пост. Членов экспедиции подобрали почти шесть недель назад, а затем подвергали тестам в пункте приема и обработки на севере, прежде чем отправить в Южный предел. В точности так же, как и его сперва отправили в Центр, чтобы две недели изводить инструктажами, включая и перебои – целые дни, провалившиеся в небытие без каких-либо происшествий, словно так и было задумано с самого начала. А затем все понеслось галопом, и у него сложилось впечатление безотлагательной спешки.

И это тоже вошло в число деталей, вызывавших нечто сродни мелочной раздражительности или досаде, накатывавшей на него с самого момента прибытия. Голос, его главный контакт в верхних эшелонах, во время вводного инструктажа намекал, что это чуть ли не синекура, учитывая его опыт. Южный предел превратился в тихую заводь, захолустное агентство, стерегущее дремлющие секреты, до которых уже никому вроде бы и дела не было в свете террористической угрозы и экологического кризиса. Голос в своей грубоватой манере охарактеризовал его миссию «для начала» как «освоиться, оценить, проанализировать, а затем копать вглубь», что отнюдь не было типично для его заданий в последнее время.

Свою карьеру – надо признаться, и возносившую, и низвергавшую его – Контроль начал как полевой оперативник: внешнее наблюдение за отечественными террористическими ячейками. Затем его перебросили на синтез данных и организационный анализ – не менее двух дюжин дел, сходных до банального, распространяться о которых он не имел права. Дел, для публики невидимых, – тайная история ничего. Но притом он все более и более превращался в наладчика, прежде всего потому, что зарекомендовал себя как человек, лучше анализирующий специфические проблемы других людей, чем решающий собственные заурядные. Если он в свои тридцать восемь и стал известен хоть чем-нибудь, то именно этим. А это означало, что вовсе не обязательно было задерживаться там надолго, хотя сейчас как раз этого он и хотел – поучаствовать в чем-то от начала и до конца. Опять же, никто не испытывает искренней симпатии к наладчикам – субъектам, показывающим людям, почему у них дела идут наперекосяк, особенно если они считают, что этот наладчик сам давным-давно не в ладу с собой.

Начиналось всегда хорошо, хоть и не всегда хорошо заканчивалось.

Притом Голос не счел нужным упомянуть, что Зона Икс расположена по ту сторону невидимой границы, по сей день, более тридцати лет спустя, остающейся непостижимой ни для кого. Нет, это Контроль узнал лишь при изучении материалов, а потом из ненужного пересмотра вводного видео. Равно как и не догадывался, что заместительница директора так возненавидит его за приход на смену пропавшей директрисе. Хотя догадываться как раз очень даже мог: согласно крохам сведений в ее личном деле, она происходила из низов среднего класса, училась поначалу в государственной школе и вынуждена была потрудиться куда усерднее, чем большинство, чтобы пробиться на нынешний пост. В то время как Контроль заявился под шепоток, что он – отпрыск эдакой незримой династии, что, естественно, вызывало раздражение. Насчет династии – это был факт, даже если при ближайшем рассмотрении она больше смахивала на переходящую из рук в руки франшизу.

– Они готовы. Пойдемте со мной, – скомандовала из дверей Грейс, вновь явившись как по волшебству.

Есть целый ряд способов сломить сопротивление коллеги – или его волю, осознавал Контроль. Вероятно, ему придется перепробовать все их до единого.

Взяв со стола две папки из трех и не сводя глаз с биолога, Контроль с натугой порвал обе пополам и уронил их в корзину для мусора.

Сзади донесся сдавленный всхлип удушья.

Теперь он обернулся – чтобы принять на себя всю мощь бессловесного негодования заместительницы директора. Но попутно в ее взгляде промелькнула и настороженность. Хорошо.

– Зачем вы до сих пор держите бумажные документы, Грейс? – вопросил он, делая шаг вперед.

– Директриса настаивала. Неужели делать это было столь уж необходимо?

Контроль проигнорировал ее слова.

– Грейс, почему всех вас так напрягают слова «внеземная» или «инопланетная» в разговорах о Зоне Икс, что вы их не употребляете? – Впрочем, его и самого от них коробило. Когда-то, как только ему раскрыли правду, он ощутил разверзшуюся в душе циклопическую, порожнюю расселину, заполненную его собственными воплями и вскриками недоверия. Но не обмолвился ни словом. У него было лицо игрока в покер – так говорили ему любовницы, родственники и даже незнакомцы. Ростом футов шесть. Невозмутимый. Поджарое, мускулистое телосложение спортсмена. Способен пробежать многие мили и даже не почувствовать усталости. Гордится правильным питанием и регулярными упражнениями, хотя и любит виски.

– Никакой уверенности нет, – стояла она на своем. – Нельзя строить поспешных домыслов.

– Даже спустя столько времени? Мне нужно побеседовать лишь с одной из них.

– Что? – переспросила она.

Натуга в ладонях трансформировалась в натугу в разговоре.

– Мне не нужны остальные досье, потому что мне необходимо опросить лишь одну из них.

– Вам нужны все три, – словно она до сих пор так и не поняла.

Он развернулся, чтобы взять оставшуюся папку:

– Нет. Только биолог.

– Это ошибка.

– Семьсот пятьдесят три – не ошибка, – возразил он. – И семьсот двадцать два тоже не ошибка.

– С вами что-то не так, – с прищуром поглядела Грейс.

– Оставьте биолога там, – ответил Контроль, по-прежнему игнорируя ее слова, но перенимая ее стиль речи. Я знаю то, что вам неизвестно. – Остальных отошлите обратно в их комнаты.

Грейс уставилась на него, как на какого-то грызуна, словно не могла решить, омерзителен он или жалок. Однако секунду спустя чопорно кивнула и снова удалилась.

Контроль расслабился и перевел дух. Хоть она и принимает от него приказания, но еще неделю-дру-гую штат в полной ее власти, так что она может держать его в узде тысячами различных способов, пока он наконец не обоснуется окончательно.

Алхимия это или истинное волшебство? Не заблуждался ли он? Имело ли это значение? Если он ошибался, то каждая из них все равно ничем не отличалась от остальных.

Да, это имело значение.

Это был его последний шанс.

Так сказала ему мать перед отправкой сюда.

* * *

Мать частенько представлялась Контролю зарницей, сполохом света на далеких ночных небесах. То она здесь, то уже нет, то нет, то здесь, и всегда в памяти, пожалуй, с капелькой недоумения: откуда этот свет. Но понять это по-настоящему просто невозможно.

Будучи единственным ребенком, Джеки Миранда Северенс¹ пошла на службу по стопам отца и достигла вершин: теперь она функционирует на таких высотах, какие дедушке Контроля, Джеку Северенсу, и не снились, а ведь он был агентом, удостоенным уймы наград. Джек воспитал ее проницательной, организованной, готовой к лидерству. Насколько Контролю было известно, дедуля заставлял его мать с детства проходить полосу препятствий из покрышек и гвоздить штыком мешки с мукой. Семейных альбомов, способных подтвердить это или опровергнуть, было немного. В чем бы ни состоял процесс, отец попутно вскормил в ней нечто сродни небрежной жестокости, предвкушению высоких результатов и некой расчетливости, проявляющейся в кажущемся равнодушии к участи других.

В качестве далекой зарницы Контроль истово восторгался ею, даже следовал за ней, хоть и на куда более низких высотах… Но в качестве родительницы, даже когда она была рядом, у нее не ладилось с такими задачами, как забрать его из школы, не забыть о его обеде или помочь с домашним заданием – она редко сосредоточивалась на чем-нибудь считающемся важным в приземленном мирке по эту сторону линии водораздела. Хотя она всегда подбадривала его во время его полета очертя голову по служебной лестнице вверх и вниз.

Зато дедушка Джек, со своей стороны, никогда не был в особом восторге от этого, а однажды поглядел

‘Severance (англ.) – раскол, разрыв, полное прекращение отношений (здесь и далее: прим. перев).

на него и сказал: «Не думаю, что у него хватит духа». Подобная оценка для шестнадцатилетнего мальчишки, уже вставшего на этот путь, оказалась просто сокрушительной, но притом сделала его более решительным, более целеустремленным, более нацеленным в небо, к свету зарниц. Впоследствии ему пришло в голову, что, может статься, как раз потому-то дедушка так и сказал. В характере деда было что-то от непредсказуемости лесного пожара, в то время как мать – ледяное синее пламя.

Когда ему было восемь или девять, они отправились в летний коттедж у озера – «наш частный шпионский клуб», как назвала его мать. Только он, мать и дедушка. В углу стоял старый телевизор, напротив – диван, протертый до дыр. Дедушка заставил его двигать антенну, добиваясь более качественного приема. «Еще чуток левей, Контроль, – говорил он. – Еще самую чуточку». А мать в другой комнате просматривала какие-то рассекреченные дела, принесенные с работы. Вот так он и заработал свое прозвище, не догадываясь, что дедушка позаимствовал его из шпионского жаргона¹1
  В наружном наблюдении контроль – человек, управляющий командой дистанционно, обычно с помощью электронных средств связи.


[Закрыть]. Подростком он носил это прозвище как знак отличия, считая его крутым, данным дедушкой по любви. Но при том был достаточно прозорлив, чтобы много лет не называть его никому за пределами семьи, даже девушкам. Пусть думают – и Грейс, и ее когорта, – что это короткое прозвище из старших классов, где он был запасным квотербеком²2
  Квотербек – в американском футболе – лидер атакующего состава, самая важная и заметная роль в команде.


[Закрыть]. «Теперь чуток правей, Контроль». Вбрось этот мяч, как звезда. Главное, что ему нравилось в роли квотербека – это знать, где будут находиться принимающие, и попадать по ним. И хотя на тренировках это всегда удавалось лучше, чем во время игры, он находил чистейшее упоение в подобной точности, геометрии и предвидении.

Повзрослев, он присвоил «Контроль» себе, хоть и чувствовал в этом словечке язвящий укол снисходительности, но к тому времени уже никак не мог осведомиться у дедушки, это ли он имел в виду или нечто иное. Оставалось лишь гадать, не настроил ли деда против него тот факт, что он посвящал в коттедже у озера чтению столько же времени, сколько рыбалке.

Так что, да, он принял это прозвище, овладел им, перекроил его и дал ему пристать. Но сейчас впервые сказал сослуживцам, чтобы звали его Контролем, хотя и сам не мог толком понять почему. Это просто произошло как-то само собой, словно он таким образом мог в самом деле начать с чистого листа.

Чуток левей, Контроль, и, может быть, ты поймаешь этот сполох света.

* * *

Почему пустынная стоянка? Об этом он гадал с того момента, как посмотрел запись камеры наблюдения в это утро. Почему биолог вернулась на заброшенную стоянку, а не к своему дому? Две другие вернулись к чему-то личному, в места, к которым питали некую эмоциональную привязанность. Но биолог час за часом стояла на заросшей стоянке, не замечая ничего вокруг. За сотни часов просмотра видеозаписей с подозреваемыми Контроль поднаторел в выискивании даже самых заурядных манер и нервных тиков, означающих, что сигнал пошел… но на этой пленке не было ничего подобного.

Ее присутствие там было отмечено Южным пределом благодаря рапорту местной полиции, арестовавшей ее за бродяжничество: запоздалая реакция, вызванная активными поисками, после того как Южный предел подобрал двух других.

А затем встал вопрос о лапидарности против лапидарности.

753.722.

Ниточка тоненькая, но Контроль уже ощутил, что его задание опирается на детали, на детективную работу. Ничего не дастся легко. Тут не стоит рассчитывать на везение, это не какой-нибудь дилетант-бомбист с куриными мозгами, вооруженный удобрениями и какой-нибудь бэушной идеологией, разваливающейся в хлам после двадцати минут пребывания в комнате для допросов.

Во время предварительных собеседований, прежде чем решить, кто отправится в двенадцатую экспедицию, биолог, согласно стенограммам бесед в ее личном деле, ухитрилась изречь всего 753 слова. Контроль пересчитал их. Считая и слово «завтрак» – полный ответ на один из вопросов. Этот отклик привел Контроля в восторг.

Он считал и пересчитывал эти слова во время затяжного периода ожидания, пока настраивали его компьютер, выдавали ему электронный пропуск, пароли и коды доступа и выполняли все прочие ритуалы, ставшие чересчур знакомыми Контролю за время прохождения через различные агентства и департаменты.

Он настоял на размещении в кабинете бывшей директрисы, несмотря на попытки Грейс упрятать его в приукрашенный чулан вдали от всего и вся. Вдобавок настоял, чтобы в кабинете оставили все как есть, даже личные вещи. Мысль, что он будет копаться в барахле директрисы, пришлась ей явно не по нраву.

– Вы сам не свой, – изрекла Грейс, когда остальные удалились. – Как будто вы вообще не здесь.

Он просто кивнул: возражать, что это несколько странно, было бессмысленно. Но раз уж он здесь, чтобы все оценить и возродить, ему нужно четко представлять, насколько сильно все пошатнулось, а, как однажды сказал какой-то социопат в другом месте, «рыба гниет с головы». Разумеется, рыба гниет целиком, распад тканей не ведает иерархии и не управляется кастовыми различиями, но мысль ясна.

Контроль немедленно обосновался за монументальным столом посреди папок, громоздящихся грудами и кучами, наслоений записок и клейких листочков… в вертящемся кресле, дающем грандиозный панорамный вид на книжные шкафы вдоль стен, перемежающиеся с пробковыми досками, покрытыми пластами клочков бумаги, приколотыми и пришпиленными слой за слоем так, что обрели сходство с диковинно-изящными, но бессистемными художественными инсталляциями. Запах в комнате царил затхлый, с легкой отдушкой давнего сигаретного смога.

Один лишь вес и размер компьютерного монитора директрисы говорил о его моральном устаревании, как и факт, что он испустил дух десятилетия назад, успев обрасти толстым слоем пыли. Его равнодушно отодвинули в сторонку, и два менее выгоревших следа на устилающем стол календарном листе указывали как его первоначальное положение, так и положение ноутбука, очевидно, его сменившего, – хотя отыскать этот ноутбук никто не мог. Контроль мысленно отметил, что надо поинтересоваться, искали ли у нее дома.

Календарь относился к концу девяностых. Не в том ли году директриса начала терять нить? Ему вдруг привиделась она в Зоне Икс в составе двенадцатой экспедиции, просто бредущей сквозь пустошь без реальной цели, – высокая, дебелая пятидесятипятилетняя женщина, которая вполне сошла бы за сорокапятилетнюю. Молчаливая, запутавшаяся, раздираемая противоречиями. Настолько поглощенная собственной ответственностью, что позволила себе уверовать, будто должна сама присоединиться к людям, которых посылает в поле. Почему никто ее не остановил? Неужто никому не было до нее никакого дела? Или она привела убедительные доводы? Голос не сказал. А ее возмутительно неполное личное дело не поведало ровным счетом ничего.

Все, что он видел, свидетельствовало, что ей было не наплевать и в то же время наплевать на функционирование агентства.

Что-то упирается в колено слева под столом – системный блок к монитору. Интересно, не прекратил ли и он работать еще в девяностых. У Контроля сложилось впечатление, что ему не захочется заглядывать в комнаты, где работает техобслуга, смотреть на жалкие чахнущие трупы компьютеров прошлых десятилетий, хаотичный нечаянный музей пластика, проводов и печатных плат. А может, рыба и правда гниет с головы, и разложилась только директриса.

Так что, не располагая компьютером, пока его собственный ноутбук не сочли достаточно защищенным, Контроль занимался необременительным почитыва-нием стенограмм вводных бесед с членами двенадцатой экспедиции. Проводила их бывшая директриса в своем качестве психолога.

Остальные рекруты, по мнению Контроля, были просто буйными, неудержимыми гейзерами – взахлеб журчащие, щебечущие, сыплющие штампами болтушки, сравнительно не способные держать язык за зубами… 4623 слова… 7154 слова… и чемпион всех времен – лингвистка, которая пошла на попятный в последний момент, выдавшая ответов на 12 743 слова, включая героически нескончаемые детские воспоминания, «увлекательные, как почечный камень, продирающийся через елду», как кто-то нацарапал на полях. Что оставляет особняком только биолога и ее считаные 753 слова. Такого рода самоконтроль заставил его смотреть не только на слова, но и на паузы между ними. Например: «Я наслаждалась всеми своими местами работы». Но при том с большинства этих мест ее вытурили. Она думала, что не сказала ничего, но каждым словом – даже «завтрак» – открывала просвет. С завтраком у биолога в детстве не заладилось.

Призрак прямо здесь, в стенограммах, сквозит по тексту с момента ее возвращения. Вещи, проглядывающие в пробелах, отбивая у Контроля желание произнести ее слова вслух из страха, что он не совсем понял подспудные чувства и скрытые аллюзии. Обособленное описание чертополоха… Упоминание о маяке. Предложение или два, описывающие характер света на болотах Зоны Икс. Ничто из этого не должно было задеть его за живое, однако же Контроль ощущал ее где-то тут, заглядывающей ему через плечо, в то время как беседы с другими членами экспедиции подобных чувств не вызвали.

Биолог утверждала, что помнит не больше остальных.

Контроль признал это за ложь – или то, что станет ложью, если удастся вытянуть ее на разговор. Хочет ли он разговорить ее? Осторожничает ли она из-за чего-то, случившегося в Зоне Икс, или просто по складу характера? И тут над столом директора промелькнула тень. Он уже бывал здесь – или где-то около, уже принимал решения подобного рода, и это едва не пришило его – во всяком случае, прошило его насквозь. Но выбора у него не было.

Около 700 слов по ее возвращении. В точности как у двух других. Но, в отличие от них, это примерно сопоставимо с ее лаконичностью перед отправлением. И в наличии странные особенности, отсутствующие у других. В то время как антрополог могла бы сказать: «Местность была пустынна и первозданна», биолог сказала: «Повсюду был ярко-розовый чертополох, даже когда пресная вода сменилась соленой… Свет на заре был низким пламенем, блистанием».

Это в сочетании с диковинностью заброшенной стоянки привело Контроля к мнению, что биолог на самом деле может помнить больше других. Что она может осознавать происходящее лучше других, но почему-то это скрывает. Сам он именно с такой ситуацией еще не сталкивался, но помнил, как коллега допрашивал террориста, получившего ранение в голову, и проводил дознание в больнице, все мешкая и мешкая в надежде, что память к тому вернется. Память вернулась. Но только о фактах, а не о праведных порывах, побудивших его к действию, и тогда он растерялся, став легкой добычей для дознавателей.

С заместительницей директора он этой гипотезой не поделился, потому что если окажется не прав, она воспользуется этим, чтобы подкрепить свое негативное мнение о нем, да вдобавок чтобы оставить ее в подвешенном состоянии как можно дольше. «Никогда ничего не делай по одной-единственной причине», – не раз говаривал ему дедушка, и по меньшей мере это Контроль принял близко к сердцу.

Пока их не сбрили, волосы у биолога были длинные, темно-каштановые. Темные густые брови, зеленые глаза, тонкий, чуть искривленный нос (сломанный при падении на камни) и широкие скулы, выдающие азиатскую наследственность по линии матери. Обветренные, потрескавшиеся губы, удивительно полные для столь сурово насупленных бровей. Ее глаза показались Контролю подозрительными, он даже специально проверил, не были ли они до экспедиции другого цвета.

Даже сидя она ухитрялась источать ощущение физической силы, с мощными мышцами, гребнем выступающими вдоль линии плеча к шее. Пока что все анализы на рак дали отрицательный результат, в отличие от предыдущей экспедиции. Контроль не помнил, что об этом сказано в ее личном деле, но полагал, что она ростом почти с него. Ее держали в южном крыле здания уже две недели, где ей было нечем заняться, кроме еды и упражнений.

Прежде чем отправиться в экспедицию, биолог прошла интенсивный курс выживания и обращения с оружием в заведении Центра, предназначенном для этой цели. Ее знакомили с теми полуправдами, которые руководство Южного предела считало полезными, опираясь на критерии, пока представляющиеся Контролю заумными, а то и вовсе туманными. Ее подвергали психологической обработке, чтобы сделать более восприимчивой к гипнотическому воздействию. Психолог-директриса могла навязать ей сколько угодно гипнотических сигналов – слов, в определенных комбинациях запускающих заданный эффект. Когда дверь уже закрывалась за Контролем, в голове вдруг промелькнуло: а не имела ли директриса отношения к помрачению ее воспоминаний, уже находясь с ней в Зоне Икс?

Контроль сидел за столом напротив биолога, осознавая, что Грейс как минимум наблюдает за ними сквозь одностороннее зеркало. Эксперты уже допросили биолога, но Контроль тоже был своего рода экспертом, и ему был необходим прямой контакт. Есть в фактуре допроса лицом к лицу нечто эдакое, чего лишены стенограммы и видеозаписи.

Пол под ногами был грязным, чуть ли не липким. Люминесцентные светильники над головой мигали через нерегулярные интервалы, а столы и стулья будто притащили из школьного кафетерия. Контроль обонял резкий металлический запах низкокачественного чистящего средства, нечто вроде забродившего меда. Уверенности в Южном пределе эта комната не вселяла. Будь она задумана как помещение для отчетов после возвращения с заданий – или хотя бы напоминающая таковое, – ей бы следовало быть покомфортнее, чем комната, раз и навсегда предназначенная для допросов, предполагающих возможное сопротивление.

Теперь, сидя напротив Контроля, биолог производила впечатление, из-за которого он не горел желанием смотреть ей в глаза. Впрочем, ему всегда было не по себе перед допросами, всегда казалось, будто тот яркий сполох в небе застыл в движении и сошел на землю, чтобы встать у него за спиной матерью во плоти и наблюдать за ним. Истина, стоящая за этим, такова: мать действительно время от времени проверяла его. Могла наложить руку на записи, так что это вовсе не паранойя и не праздное ощущение. Это часть его возможной реальности.

Порой даже полезно сыграть на собственной нервозности, позволяющей визави расслабиться. Так что он покашлял, неуверенно отхлебнул воды из принесенного с собой стакана, повертел в руках папку, которую положил на стол между ней и собой, а заодно и пульт от телевизора, находящегося у него за спиной. Чтобы законсервировать условия, при которых ее обнаружили, и вообще позаботиться, чтобы она не приобрела искусственных воспоминаний, заместительница директора приказала не давать биологу никаких сведений из ее личного дела. Контроль счел такую меру жестокой, но согласился с Грейс. Ему хотелось, чтобы папка между ними выглядела потенциальной наградой во время какой-нибудь из более поздних встреч, хотя еще и сам не знал, даст ли ее этой женщине.