Текст книги "Цена успеха"
Автор книги: Джастин Валенти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Глава 6
В приемной Филипп заметил хорошенькую девчушку, которая с интересом наблюдала, как Салли развешивала гирлянду на настольной елке. Девочка была в красивом белом вельветовом платье с вышивкой бордовой нитью на лифе, ее длинные черные волосы были стянуты бордовой лентой и такого же цвета были на ней колготки.
Девочка посмотрела на Филиппа и улыбнулась, отчего стало видно, что у нее нет одного переднего зуба.
– Привет.
– Привет, – ответил Филипп. – Как тебе нравится наша елочка?
– Наверное, хорошая, но у нас дома есть настоящая. Она растет в земле, достает до самого потолка и очень хорошо пахнет.
Салли не очень дружелюбно объяснила, что живое дерево требует слишком много ухода. Филипп улыбнулся, понимая: гостья вовсе не хотела хаять их елку. Он ей подмигнул, и девочка попыталась подмигнуть в ответ.
– Ну, мисс, с вами тут кто-нибудь занимается?
– Нет, я сама могу о себе позаботиться. – И, не дожидаясь, пока ее спросят, представилась: – Меня зовут Венди. Венди Даулинг.
Имя да и внешность девочки показались Филиппу смутно знакомыми.
– Ты, случайно, не снимаешься в рекламных роликах?
– Нет, я хожу в школу. Во второй класс.
– А, Филипп, вы уже здесь. – В приемную быстро вошла Кэй. – И как обычно, очаровываете дам?
– Наоборот, это меня очаровывают. – Кивнув Венди, он пошел навстречу секретарше.
– Брук вас искала, она уже побеседовала с матерью Венди.
– Ах да, конечно!
Кусочки головоломки встали на места. Даулинг – та самая светская дама из Далласа, о которой говорила Брук. Вот почему это имя показалось ему знакомым.
Пока они шли через лабиринт кабинок к кабинету Брук, он решил расспросить Кэй поподробнее:
– Ну и как вам эта дама?
Кэй улыбнулась:
– Что дочка, что мамаша. Готова поспорить на свою премию к Рождеству, что она мгновенно вас очарует. Из-за таких красоток мужчины теряют голову… и штаны тоже.
– Эй, поосторожнее! Я готов принять интересного гостя, но мои брюки, если не возражаете, пусть остаются на месте.
Кэй лукаво улыбнулась и прищелкнула языком:
– Сколько у вас бывало возможностей, а вы ни разу не поддались искушению! Я знаю, у вас потрясающая жена, но других женатых мужчин это не останавливает.
– Что ж, зато меня останавливает.
Филипп усмехнулся. Он не возражал против того, что Кэй поддразнивает его. Более того, он гордился своей верностью жене. Может быть, потому, что был воспитан в традициях Юга любящими родителями, бесконечно преданными друг другу.
– На этот раз случай особый, – заверила секретарша. – Потом не говорите, что я вас не предупреждала.
Кэй была такой хорошей секретаршей, что Филипп прощал ей некоторую дерзость. Она была стройна, подтянута, всегда по-деловому одета, очень проницательна и точно знала, с кем как обращаться. К каждому, начиная от студийного босса и кончая настырным гостем, вообразившим себя важной персоной, у Кэй был свой подход.
– Филипп, познакомьтесь, это Гейл Даулинг, – сказала Брук.
Женщина подала руку и улыбнулась:
– Здравствуйте. Рада с вами познакомиться. – «Снова» – говорили ее глаза, но вслух она этого не произнесла.
Филипп на время утратил дар речи, тупо кивнул, молча пожал женщине руку. Все его усилия были сосредоточены на том, чтобы не слишком откровенно пялить на нее глаза. Брук очень вовремя протянула ему папку со сведениями о гостье. Имя миссис Клиффорд Даулинг ничего не говорило Филиппу: он знал ее как Гейл Роджерс.
Гейл притворилась, что видит его впервые, – очевидно, не желая смущать в присутствии подчиненной. Тем лучше. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя.
Филипп заставил себя уткнуться в папку. Он прочел, что миссис Даулинг вместе с несколькими известными представителями высшего общества Нью-Йорка организовала благотворительный комитет в поддержку культуры и искусства и сейчас идет подготовка к их первому весеннему благотворительному аукциону и балу.
– В Нью-Йорке существует большая конкуренция в том, что касается благотворительных пожертвований. – Ее хорошо отработанная манера соблазнительно растягивать слова на техасский манер всколыхнула в душе Филиппа воспоминания, ошеломившие его. – Люди стали как никогда осторожно тратить деньги и рассчитывают приобрести на свои средства нечто особенное, такое, чего нельзя получить больше нигде. Особенно когда они собираются заплатить три тысячи долларов за билет.
Задавая стандартные вопросы о том, куда будут направлены собранные средства, Филипп чувствовал себя не известным телевизионным ведущим, а начинающим репортером, каким был, когда впервые встретил Гейл.
– Какого рода призы будут выставлены на аукцион?
– Ну например, полет на «конкорде» в Лондон, а оттуда поездка в лимузине с шофером в старинный английский замок. На два лица. – Гейл улыбнулась. – Вы только подумайте: пикник на траве с хозяином и хозяйкой замка.
Личный дворецкий подает выдержанное вино, черную икру, паштет из гусиной печенки и все такое. Гости проведут целый день в обществе членов королевской фамилии… Фантазия становится реальностью…
Брук уже задавала гостье соответствующие вопросы, хотя все эти сведения имелись в папке. Читать ответы Гейл было совсем не то же самое, что слушать ее мелодичный голос и видеть ее энтузиазм, это приходилось признать.
Годы не слишком сильно изменили ее. Казалось, она не стала старше, а лишь расцвела, и все так же прекрасна. Раньше она напоминала Филиппу молодую Элизабет Тэйлор с ее блестящими, черными как вороново крыло волосами и огромными фиалковыми глазами. Манеры Гейл остались такими же милыми, голос звучал живо и убедительно.
Да, она будет очень запоминающейся гостьей ток-шоу, и к тому же передача обещает быть интересной. При условии, что Гейл сумеет сохранить нейтральный тон. Сможет ли? А он сам? Камера порой раскрывает в человеке то, что он хотел бы спрятать поглубже. Хватит ли у него смелости пройти через это испытание? Стоит ли результат усилий? Возможно, стоит встретиться с глазу на глаз или еще лучше позвонить и сказать, что у него сейчас полугодовая очередь из желающих участвовать в передаче?
Гейл рассчитывала появиться на экране примерно в феврале, чтобы ток-шоу послужило рекламой аукциона, запланированного на март.
– В данный момент происходит и без того слишком много всяких мероприятий, – пояснила она. – А после Нового года мои потенциальные покупатели обычно отбывают на Палм-Бич или на Карибское море. Но к концу февраля они снова соберутся в городе, и тогда-то им захочется чего-нибудь новенького и интересного. Им нужно место, где бы они могли продемонстрировать новые наряды от знаменитых модельеров и одновременно совершить какой-нибудь благородный поступок. Боюсь, что без частных пожертвований и благотворительности искусство в этом городе пребывало бы в самом жалком состоянии.
– Это верно, – пробормотал Филипп, подавив вздох.
Он редко обращал внимание на детали женской одежды, но наряд Гейл был задуман так, чтобы привлечь внимание, и это сработало. Бархатное платье цвета сливы выгодно оттеняло цвет ее глаз и так облегало изгибы ее соблазнительной фигуры, словно было специально для нее создано. Блеск дорогой ткани и бриллиантов в ушах напоминал о богатстве и придавал ее облику нечто королевское.
Гейл посмотрела на часы и с чарующей улыбкой повернулась к Брук:
– Вы не могли бы передать моей дочери, что я скоро буду? Наверное, мне не следовало брать ее с собой, но малышке очень хотелось побывать на телевидении, хотя я и предупредила, что собираюсь не в студию, а в офис.
Миссис Риттер поднялась и направилась к двери.
– Брук, можете привести Венди к нам! – крикнул ей вслед Филипп и пояснил Гейл: – Я познакомился с ней по дороге сюда. Очаровательный ребенок.
– Спасибо. Ты действительно не знал, кто я такая, когда Брук приглашала меня на встречу?
Филиппу стало неловко от волнующе-интимных ноток в ее голосе.
– Нет, не знал. Наверное, у меня был удивленный вид.
Гейл улыбнулась:
– Это еще мягко сказано. Ты выглядел так, будто вот-вот бухнешься в обморок. Разве ты не читал в газетах, что я вышла за Клиффа Даулинга?
Филипп покачал головой.
– Наверное, ты не читаешь колонки светских сплетен. И объявления о свадьбах – тоже. Но я про твою свадьбу читала, кажется, у тебя жена – архитектор?
Филипп кивнул.
– Клифф погиб в авиакатастрофе, – сообщила Гейл с трагическим видом.
Появление Брук и Венди избавило Филиппа от ощущения неловкости, которое он испытывал наедине с Гейл. Согласился бы он встретиться, если бы знал, кто она такая? Возможно. Хотя бы из чистого любопытства.
Брук угостила девочку мармеладом, и Гейл сделала дочери внушение, чтобы та не увлекалась. Ее тон снова стал нейтральным.
Близилось время обеденного перерыва, Брук договорилась встретиться с подругой в кафе и собралась уходить. Венди пожаловалась, что проголодалась. Вопросительно посмотрев на Филиппа, Гейл предложила ему пообедать вместе с ними.
– Как-нибудь в другой раз, на сегодня у меня назначена встреча, – солгал Филипп.
Девочка выглядела такой удрученной, что он, не подумав, пообещал ей устроить экскурсию по студии. Услышав это, Венди порывисто обняла его за талию. Гейл улыбнулась и на прощание дружески пожала ему руку.
Когда за ними закрылись двери лифта, Филипп вернулся в свой кабинет. Он довольно долго сидел за столом, уставившись в пространство. Венди оказалась такой милой девочкой, такой отзывчивой… Сложись обстоятельства по-другому, она могла бы быть его дочерью…
Много лет он даже не вспоминал о Гейл. Она была его неудачей, и Филипп постарался забыть об их романе, оставить его в прошлом, как другие свои промахи. Однако стоило ему увидеть Гейл вновь, как прошлое ожило, и воспоминания оказались гораздо ярче, чем он мог предполагать.
До знакомства с Гейл Филипп посвящал большую часть времени тому, чтобы добиться успеха в тележурналистике. Время от времени он встречался с женщинами, но всегда был с ними немного застенчив. Друзья не раз отпускали шуточки по поводу его старомодной галантности, но Филипп ничего не мог с собой поделать.
Поэтому, когда техасская дебютантка высшего света, пользующаяся неимоверным успехом у мужчин, проявила к нему интерес, молодой человек был поражен. Потом они стали любовниками, и Гейл отдалась их роману с такой страстью и восторгом, что для Филиппа это стало настоящим откровением.
То был сложный год в его жизни. Филипп порой приходил в отчаяние, когда ему казалось, что он не может ничего добиться на телевидении, а иногда чувствовал себя на седьмом небе от счастья, что у него была Гейл.
Однако держаться на определенном финансовом уровне было нелегко, Филиппу приходилось брать взаймы – в основном у матери. Отец не одобрял его связь с богатой наследницей, которая даже не удосужилась приехать познакомиться с его семьей, и считал, что Филиппа занесло.
Напрасно Филипп объяснял, что отец Гейл тяжело болен, и все свободное время девушка проводит с ним в Далласе. Правда, Филиппа тоже не приглашали в дом Роджерсов, но он считал, что это из-за болезни главы семейства.
Когда Филипп сделал Гейл предложение, она ответила уклончиво. «Брак – это старомодно», – говорила она, не возражая против того, чтобы жить с ним вместе. Филипп легко соглашался признать себя старомодным. Его родители были счастливы в браке, и он не видел причин, почему бы любящей паре не оформить свои отношения официально.
В конце концов Гейл, кажется, поддалась на уговоры и, собираясь поехать в Даллас, обещала поговорить с родителями. Однако любимая не вернулась, а через некоторое время Филипп узнал от ее соседки по квартире, что все вещи Гейл собраны и отправлены в Даллас.
Филипп пытался позвонить ей, но ему так и не удалось поговорить с Гейл. Молодой человек оставлял сообщения, но она ни разу не перезвонила и ни на одно из его писем не ответила.
Не желая верить, что его попросту бросили, Филипп решил лететь в Даллас и отправил телеграмму, сообщая о своих планах. На этот раз Гейл написала, что ее семья положила конец их роману, что она все еще его любит, но… Письмо, полное лишь вежливых извинений и сожалений, больно ранило Филиппа.
Разумом он понимал, что не имеет права винить Гейл: девушка привыкла к богатству, а он, выходец из среднего класса, был игроком другой лиги. Однако Филипп был раздавлен открытием, что Гейл его не любит, во всяком случае, не настолько любит, чтобы противостоять давлению семьи. Но больше всего его угнетала мысль, что Гейл в него не верит.
Однако сам Филипп верил в себя и, оправившись от недолгой депрессии, с еще большей энергией взялся за работу. В течение следующих двух лет он, уйдя с местного телевидения, работал в мадридском корпункте программы новостей. Оттуда его снова перевели в Вашингтон, уже в качестве второго ведущего программы. К этому времени Филипп успел выкинуть из головы Гейл, а скоро он встретил Алексу.
В кабинет заглянула Брук:
– Вы уже вернулись с ленча или так и не уходили?
Филипп вздрогнул и поднял голову:
– Нет, я не проголодался.
– Но нельзя же совсем не есть, – заявила Брук тоном заботливой мамаши. – У меня осталась баночка черничного йогурта, может, принести?
Он кивнул. Через несколько минут позвонила Алекса и похвасталась, что купила всем членам его семьи отличные подарки. Услышав ее приятный низкий голос, в котором звучало радостное возбуждение, Филипп почувствовал, что его захлестнула жаркая волна любви к ней.
– Замечательно, дорогая. С твоей стороны очень великодушно взвалить на себя и эту обязанность.
– Это не обязанность, я обожаю ходить по магазинам. А когда повсюду полно народу и царит предпраздничный ажиотаж, это еще интереснее. Наверное, дело в том, что мои родители не уделяли особого внимания Рождеству. Для них всегда имела значение только музыка. До сих пор помню, как я чуть ли не часами сидела неподвижно, слушая «Ораторию» Баха. Я попросила миссис Радо приготовить обед, чтобы мы могли вечером заняться подарками, все завернуть и подписать. Надеюсь, ты не против?
Филипп не возражал. Разговор с женой вернул его в настоящее и помог восстановить душевное равновесие. Он очень любил Алексу и никогда не говорил ей о Гейл. Филипп рассудил, что рассказать часть правды было бы еще хуже, чем притвориться, будто Гейл в его жизни никогда не существовало. Он и сейчас так думал.
В конце концов, Гейл – всего лишь очередной гость его ток-шоу, и об их прежних отношениях не будет сказано ни слова. Она заинтересована в рекламе своей благотворительной деятельности, а не в том, чтобы вытаскивать на свет Божий подробности своего далекого прошлого. К тому же ей нужно считаться с дочерью. Очевидно, именно из-за малышки Гейл сегодня притворилась, что видит его впервые. Пусть так все и остается. Лучше не ворошить прошлое.
Глава 7
Алексе очень нравилось проводить Рождество в Мемфисе с родителями Филиппа. Она искренне полюбила Джеромов, в свою очередь, родные мужа охотно приняли ее в свою семью, и с ними всегда было весело.
У Филиппа были младшие брат и сестра, оба уже обзавелись семьями, и у обоих было по дочери. На рождественский обед в традициях старого Юга собирались также двоюродные братья и сестры Филиппа, его тетушки и дядюшки.
Алексе нравилось, что родственники Филиппа умели веселиться от души, ведь ее собственная семья не была наделена этим талантом. Когда она и Пейдж были детьми, родители обязательно ставили елку и дарили им подарки, но это происходило совсем не так празднично, как хотелось Алексе. Все, что не имело отношения к музыке, очень мало интересовало Кейтсов, и в детстве она даже завидовала друзьям, у которых праздники проходили более традиционно.
Отец Филиппа добродушно мирился с шутками родственников над его профессией хирурга. Сестра Филиппа была беременна вторым ребенком, и над этим тоже подшучивали.
Наблюдая, как Филипп играет с племянницами, Алекса почувствовала себя виноватой. Конечно, глупо волноваться из-за зачатия, ведь с тех пор, как они решили завести ребенка, прошел всего месяц. Однако Алекса сознавала, что не очень старается. Другие женщины прикладывают гораздо больше усилий, например, старательно считают дни и измеряют температуру, чтобы точно знать, когда наступает наиболее благоприятный период для зачатия. Но секс, распланированный по дням, ей не по вкусу, достаточно того, что она дала природе шанс и перестала предохраняться.
Пока они гостили в Мемфисе, Алексе казалось, что быть матерью – просто и даже приятно, потому что это нормально. Однако на следующий день, когда Филипп улетел в Рио-де-Жанейро, а она одна вернулась в Нью-Йорк, ее снова стали одолевать сомнения. Когда живешь в бешеном ритме и под боком нет всегда готовых помочь родственников, многое выглядит иначе.
А тут еще после Рождества начался период меланхолии. Обстоятельства складывались так, что, возможно, Новый год им с Филиппом придется встречать порознь, и это Алексу ничуть не радовало. Кроме того, Карл только что вернулся и не откуда-нибудь, а из Рио-де-Жанейро. Он все еще не одобрил окончательные чертежи и непременно пожелает внести какие-то изменения, а времени оставалось совсем мало: презентация проекта была назначена на середину января.
Еще не было случая, чтобы они с Филиппом встречали какой-то праздник не вместе. Алекса понимала: глупо переживать из-за одного дня и одной ночи, но ничего не могла с собой поделать. Ее пугала перспектива остаться одной, и она уже подумывала о том, чтобы приехать к Филиппу, пусть даже ради этого придется провести уик-энд в отеле за работой.
Утешало только то, что ей нравился собственный проект. Диагонально срезая секции здания от этажа к этажу, Алексе удалось достичь ощущения простора и света. Окончательный вариант напоминал скульптуру в духе минимализма, и, как считала Алекса, это было свежо и оригинально.
Когда она решала, где и сколько срезать, ей очень пригодились советы Грега. Он был страстным киноманом, и это увлечение помогло ему развить великолепное чувство света и тени.
Однако реакция Игана была неожиданной. Придирчиво рассмотрев ее оригинальный проект, он холодно заключил:
– Вяло. Не хватает энергии, решимости. Здание выглядит о-очень эстетски и о-очень утонченно, но такое впечатление, будто один сильный порыв ветра – и его сдует с фундамента.
Уверенность Алексы пошатнулась, но времени на переработку не было, поэтому – к добру или к худу – проект пришлось оставить как есть.
И вот теперь она сидела в своей кабинке, пила кофе в огромных количествах и гадала, что будет делать, если босс забракует проект.
В кабинете Карла царила суматоха. Секретарша непрерывно отвечала на телефонные звонки, коллеги просматривали смету по одному из европейских проектов, дизайнер по интерьеру отстаивала свое видение вестибюля здания, в то время как Карл критиковал его и придирался.
– Входите, Алекса. – Он постучал пальцем по одному из ее рисунков. – Неплохо.
Алекса вздохнула с облегчением. Как и следовало ожидать, Карл потребовал некоторых изменений, и их нужно было внести до понедельника.
Их разговор прервала секретарша Карла. Судя по всему, с подрядчиком из Рио-де-Жанейро случилась истерика. Оказалось, что система вентиляции, разработанная для фешенебельного жилого комплекса, не соответствует местным нормативам, к тому же с монтажом появились какие-то трудности. В результате возникала задержка со строительством, грозившая обернуться потерями в сотни тысяч долларов, и подрядчик требовал, чтобы Карл немедленно вернулся в Рио-де-Жанейро.
– Это исключено! – взорвался Карл. – Сегодня вечером я улетаю в Осло и вернусь не раньше чем через две недели.
– В эти выходные я как раз собиралась лететь в Рио к мужу, – вмешалась Алекса и, почувствовав, что Карл заинтересовался, быстро продолжила: – Мой муж записывает там интервью, у него много друзей на телевидении, а у тех повсюду есть связи. Я уверена: вместе мы сумеем обойти бюрократические препоны. Я поговорю с подрядчиком, успокою его, и к тому времени, когда вы вернетесь из Осло, проблема с вентиляцией будет решена.
По выражению лица Карла было ясно: он в таком цейтноте, что легко даст себя убедить. Алекса без зазрения совести воспользовалась именем Филиппа, уверяя босса, что у нее будет поддержка в лице мужа, так как знала – Карла больше всего беспокоило, сможет ли женщина вести дела с мужчинами в латиноамериканской стране.
Когда через десять минут Алекса вышла из его кабинета, у нее уже был заказан билет на дневной рейс до Рио и подписана командировка на неделю. Грег, следуя ее указаниям, должен будет внести изменения в чертежи, а Иган проследит, чтобы они вовремя попали к макетчику.
Алекса чувствовала прилив энергии и уверенности в себе. Карл поддержал ее проект и даже доверил важное поручение. Она позвонила и сообщила радостную новость мужу. Филипп тоже воспрянул духом: все-таки им удастся встретить Новый год вместе.
В дорогу Алекса взяла с собой плейер с наушниками и по пути в аэропорт пыталась запомнить несколько элементарных фраз на португальском языке, а в самолете изучала английский перевод документации по проекту. В свое время она настолько увлекалась проблемами пространства, что окончила несколько инженерных курсов в Гарварде, поэтому техническая терминология не была для нее китайской грамотой.
Когда Алекса добралась до отеля «Рио-Палас», было почти семь вечера. Филипп, видимо, уехал договариваться об интервью, но на столе в вазе Алекса увидела огромный букет цветов, а в ведерке со льдом дожидалась своего часа бутылка шампанского.
Приняв душ, она переоделась в наряд, который купила в магазине в аэропорту. Потом включила радио, и комната наполнилась зажигательной мелодией босановы. Алекса прошлась по комнате, покачиваясь в ритме танца, и остановилась у окна, глядя, как волны океана набегают на белый песок.
Филипп застал жену танцующей под музыку, соблазнительно покачивавшей бедрами и встряхивавшей бубном, и зарычал от восторга. На Алексе был костюм в традиционном латиноамериканском стиле из яркой цветастой ткани, оставлявший живот открытым. Длинная юбка обтягивала бедра и расширялась к щиколоткам. Верхняя часть костюма представляла собой короткую, не доходящую до талии блузку, плотно облегающую грудь. Рукава блузки были отделаны широким воланом. Особенно соблазнительно выглядела полоска голого тела между юбкой и топом. Наряд довершали яркий тюрбан, огромные серьги и браслеты.
Филипп тут же принялся отплясывать собственную версию самбы. Они танцевали то лицом друг к другу, то спина к спине, сходились и расходились, покачиваясь в ритме зажигательного танца. В летних брюках и розовой шелковой рубашке, черноволосый Филипп вполне мог бы сойти за бразильца. Он промурлыкал, подражая местному выговору:
– Признавайся, моя маленькая Кариока, часто ты бываешь в таких отелях?
Алекса рассмеялась и построила следующее танцевальное па так, что оно привело ее прямиком в его объятия.
– Мне положительно нравится твой наряд, – сказал Филипп, открывая бутылку шампанского. – Для сегодняшнего вечера лучше не придумаешь.
– Ты так считаешь? Разве мне не нужно переодеться во что-нибудь более официальное? Когда я увидела этот костюм в аэропорту, то не смогла удержаться и купила, но если хочешь, я перео…
– Не вздумай! Ты одета как раз к случаю. Сейчас мы пойдем на пляж, только сначала выпьем шипучки. И ни о чем не спрашивай, это сюрприз.
По пути на пляж Филипп купил два букета цветов и положил их в плетеную сумку, висевшую у него через плечо.
Их ждало на редкость экзотическое зрелище. На пляж собирались представители самых разных социальных слоев, люди всех возрастов – от подростков до древних стариков. Женщины были увешаны ожерельями и несли лилии. Их широкие белые юбки хлопали и раздувались на ветру, как паруса.
Как объяснил Филипп, собравшиеся на празднество принадлежали к различным сектам, некоторые из них исповедовали местную разновидность шаманизма под названием «макумба».
– Ровно в полночь все будут бросать в море свои дары, чтобы боги подарили им удачу.
В этом экзотическом ритуале было нечто языческое и волнующее. Атмосфера непонятного, но чудесного культового праздника завораживала. Взявшись за руки, они чувствовали себя так, будто оказались на чужой планете.
– Во время этого праздника здесь в несметных количествах поглощают любимую тростниковую водку кучико, – пояснил Филипп.
– Как ты сказал? Кучико? Произнеси по буквам.
– По буквам это будет, кажется, cachaca, но произносится как кучико.
Он пощекотал ее голый живот. У Алексы перехватило дыхание.
– Прекрати, – смеясь, взмолилась она. – Откуда ты вообще все это знаешь?
– Как это откуда? Я выполнил домашнюю работу! – шутливо возмутился Филипп. – А ты что думаешь, я приехал в Рио развлекаться? – И они побежали по пляжу.
Участники ритуала расстилали на песке белые скатерти и выкладывали на них свои дары: зеркала, расчески, духи, тюбики губной помады. Ближе к полуночи зажгли свечи и встали на колени вокруг скатертей с дарами, что-то скандируя и распевая песни. Одновременно к звездному небу полетели десятки воздушных шаров.
В кульминационный момент над большими отелями, расположенными вдоль пляжа, вспыхнули огни фейерверка. Народ пришел в неистовство – все пели, кричали, бросались в море с дарами в руках, разбрасывали по воде цветки лилий, стараясь, чтобы волны унесли их в море.
Алекса порывисто обняла Филиппа.
– С Новым годом!
– С Новым годом, любовь моя! А теперь держи. – Филипп вынул из сумки два букета и, стараясь перекричать гомон и треск фейерверка, крикнул: – Брось цветы как можно дальше. Если волны унесут их, значит, богиня моря приняла дар, но если волны вернут подношение, это дурной знак. Пусть сбудутся все наши желания! – И он кинул свой букет в воду.
Алекса бросила сначала часть цветов, потом остальные. «Первое – за успех проекта, – мысленно сказала она, – второе… второе – за то, чтобы мы всегда были так же счастливы, как в эту минуту».
– Есть! – закричал Филипп. – Богиня приняла наши дары. Наши желания сбудутся! А теперь, ради Бога, пошли скорее есть, я умираю с голоду!
Он очень скучал по Алексе. Находиться в Рио-де-Жанейро одному было просто невыносимо. Зажигательные ритмы, звучащие повсюду, встречающиеся на каждом шагу гибкие темноглазые красотки, одетые в соблазнительные наряды и строившие ему глазки, – все здесь заставляло Филиппа страстно тосковать по Алексе. И вот наконец жена оказалась именно там, где он мечтал, – в его гостиничном номере.
– Здесь ужасно жарко, – заметила Алекса, регулируя кондиционер.
– Это не в номере, это нам жарко.
Филипп начал расстегивать на ходу рубашку. Непривычный наряд Алексы придавал сцене особую пикантность. Филипп чувствовал себя так, будто собирался соблазнить экзотическую незнакомку. И подозревал, что и жена испытывает нечто подобное, потому что она тут же включила радио и, бросая на Филиппа призывные взгляды, стала извиваться под музыку.
– Шампанское еще холодное, но немножко выдохлось, – заметила она.
– Ничего, мы сделаем свои собственные пузырьки, – прошептал Филипп.
Пока Алекса разливала шампанское, Филипп подошел к ней сзади и положил руки на грудь. Ее томный вздох мгновенно возбудил Филиппа. Обольстительно улыбаясь, Алекса повернулась к нему лицом и сделала глоток.
Филипп обмакнул палец в фужер и смочил шампанским ее шею и мочки ушей. Алекса, затрепетав, закрыла глаза. Прижавшись губами к ее шее, он поставил фужер и просунул руку под блузку и в эту минуту вдруг почувствовал на своей груди прохладную струйку, а затем прикосновение языка Алексы. Слизывая с его груди шампанское, она одновременно стала расстегивать его брюки.
– Похоже, ты по мне соскучился, – прошептала Алекса, лаская его до тех пор, пока мужское естество не запульсировало от возбуждения.
Филипп попятился к кровати, изображая застенчивость, Алекса двинулась на него. С первым шагом она расстегнула блузку, со вторым сбросила ее с себя. Филипп сел на кровать и стал наблюдать, как Алекса выскальзывает из юбки. Вскоре на ней не осталось ничего, кроме тюрбана, браслетов и серег. Филиппу стоило гигантского напряжения воли не наброситься на любимую прямо сейчас.
Алекса плавно опустилась на колени и сняла с него брюки, затем трусы. Филипп почувствовал ее губы, горячее нёбо и больше не смог терпеть. Легко подняв Алексу, он уложил ее на кровать и придавил ноги коленом, не давая пошевелиться.
– Ну что, может, немножко подождем? – поддразнил Филипп, обведя языком контуры ее губ.
– Нет, прошу тебя, я больше не могу ждать, – простонала она.
– Ты меня умоляешь?
– Да, умоляю. Пожалуйста, дорогой, прошу тебя… – Ее дыхание стало частым, голос прерывался.
– Пожалуйста… что?
И Алекса объяснила что, захватив его язык своим ртом и впиваясь ногтями ему в спину. Она извивалась под ним, укусила в плечо, и тогда Филипп коленом раздвинул ей ноги…
Зрачки Алексы расширились от страсти. Когда она сдавленно застонала и закрыла глаза, Филипп сделал глубокий толчок, и – его хриплый рык слился с ее криком. Наступивший оргазм был таким интенсивным, что Филиппу казалось, будто он взрывается.
Они и потом занимались любовью под все еще доносившийся с пляжа барабанный бой.
На первое января Джеромы были приглашены в дом бразильской актрисы, у которой Филипп брал интервью. В числе гостей на званом обеде был и правительственный чиновник, который пообещал Алексе ускорить процедуру получения нужных документов, а также прислать в помощь инженера, знающего английский.
На следующий день Алекса и этот инженер встретились с подрядчиком, ведущим строительство жилого комплекса. Услышав, что их проблемой занялся чиновник столь высокого ранга, подрядчик заметно успокоился. Вернувшись в отель, Алекса разработала новый вариант, по которому системы кондиционирования устанавливались под окнами.
Она отправилась на строительную площадку в сопровождении все того же инженера и по такому случаю оделась «как леди»: белый льняной костюм, шляпа, перчатки. Пока инженер передавал ее инструкции старшему мастеру и инженеру-механику, Алекса держалась тише воды ниже травы, ограничиваясь короткими фразами типа «optimo» или «muito bem», когда ей что-то нравилось, или «nao gusto» – в противном случае, предоставляя инженеру самостоятельно развивать ее мысль. В промежутках она много улыбалась и при каждом удобном случае благодарила всех словами «muito obrigado».
Когда Карл позвонил из Осло, чтобы узнать, как идут дела, Алекса заверила его, что проблема почти решена и строительство скоро будет продолжено.
– Превосходно, Алекса! Мне нравится ваш стиль работы.
– В офисе ходят упорные слухи, что тебе здорово помог муж, – по секрету сообщил Грег, когда она вернулась на работу.
«Мог бы вложить в свои слова поменьше злорадства», – подумала Алекса.
