Текст книги "Полный вперед назад, или Оттенки серого"
Автор книги: Джаспер Ффорде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
И он тут же, не задумываясь, вписал слово.
– Да нет, папа. Наш хозяин – апокрифик.
– Чтоб его… – Отец принялся стирать ответ, наверное, уже в шестой раз. – Апокрифик. Ты ведь не пригласил его на ужин?
– И вообще с ним не говорил, – ответил я, расставляя на столике молоко, сахар, чай и тоже усаживаясь у окна. – А раз его не существует, то его там нет, даже если он там.
– Их все время где-то нет, в том и суть. Ласковое обращение к детям и женщинам. Гм.
Тут в дверь позвонили.
– Открой, пожалуйста. – Отец отложил газету, подтянул галстук и с достоинством встал у камина. – Это, наверное, главный префект.
Серая и Салли Гуммигут
1.2.31.01.006: Каждый замеченный в недоплате или переплате за товары или услуги карается штрафом.
Я встал с колотящимся сердцем. Отполировал носки ботинок сзади о брюки и направился к двери. Но за ней оказался вовсе не главный префект.
– Ты! – воскликнул я при виде той самой загадочной грубиянки, что угрожала сломать мою челюсть в Гранате.
Я испытал сложную смесь восторга и смятения и со стороны, должно быть, выглядел остолбеневшим. Как и она, собственно. На секунду на лице ее отразилось сомнение, сменившееся непроницаемым выражением.
– Вы знаете друг друга? – раздался строгий голос женщины, которая стояла за моей прекрасной незнакомкой.
Видимо, то была Салли Гуммигут, желтая префектша. Как и Банти Горчичная, она была одета с ног до головы в яркую синтетически-желтую одежду – хорошо сшитые юбка и жакет. Более того: желтыми были серьги, головная повязка и ремешок часов. Мозг мой тут же среагировал на нестерпимо яркий цвет; наряд Салли Гуммигут приобрел гниловато-сладкий запах бананов. Правда, это был не запах, а лишь ощущение, что такой запах мог бы от нее исходить.
– Да! – заявил я без размышлений. – Она сказала, что сломает мне челюсть!
Очень серьезное обвинение. Я почти сразу же пожалел, что выдвинул его. Ведь в семействе Бурых нет доносчиков.
– Где это случилось? – спросила префектша.
– В Гранате, – тихо ответил я.
– Джейн, это правда? – строго обратилась она к девушке.
– Нет, мадам, – ответила та ровным голосом. Кто бы сказал, что тем утром она мне открыто угрожала? – Я никогда не встречала этого молодого человека. И в Гранате никогда не была.
– Что тут происходит? – спросил отец, который вышел в холл: ему надоело стоять в изящной позе, положив локоть на каминную полку.
– Салли Гуммигут. – Женщина протянула ему руку. – Желтый префект.
– Холден Бурый, – представился отец, – цветоподборщик в отпуске. – А это?..
– Джейн С-23,– объяснила Гуммигут. – Ваша служанка. Боюсь, у нее не слишком хорошие отзывы, но больше, увы, никого нет. Вы имеете право загружать ее работой один час в день, остальное – по личной договоренности. Заранее прошу прощения за возможные выходки. У Джейн с поведением… проблемы.
– Только один час? – удивился отец.
– Да. Вам придется самим раскладывать вымытую посуду и заправлять постель, уж извините, – пожала плечами госпожа Гуммигут. – Сверхзанятость просто свирепствует. Слишком много серых на пенсии, скажу я вам, и не приносят никакой пользы.
– Но ведь можно нанимать их за плату, – заметил отец.
Ответом был издевательский смешок – префектша и мысли не допускала, что отец может говорить всерьез. Правила выхода на пенсию были общими для всех цветов: после пятидесяти лет работы на Коллектив вы могли делать что душе угодно, а любая работа оплачивалась дополнительно. «Лучшие серые, – как-то поведал мне наш желтый префект, – это те, кто подхватывает плесень в день выхода на пенсию».
– Привет, Джейн. – Отец, видимо, больше не надеялся добиться ничего толкового от госпожи Гуммигут. Он скользнул взглядом по значкам «Вспыльчивая» и «Ненадежная» под ее серым кружком. – Не сделаете ли нам печенья? Скоро придут остальные префекты.
Та сделала книксен и собралась было покинуть нас, но Салли Гуммигут еще не закончила.
– Подожди, пока тебя не отпустят, – велела она и прибавила чуть приветливее: – Господин Бурый, ваш сын утверждает, что встречался с Джейн раньше и что она угрожала ему физическим насилием. Я хочу знать, как обстояло дело.
Отец посмотрел на меня, потом на Джейн, потом на префектшу. Когда желтый начинает расследование, никогда не знаешь, чем оно закончится. Недонесение о чем-либо иногда оказывается хуже самого правонарушения. Но хотя Джейн и угрожала сломать мне челюсть, я не желал ей неприятностей. А неприятность вырисовывалась немалая. Угроза нападения приравнивалась к нападению: правила почти не делали различия между намерением и его реализацией.
– Ну так что, Эдди? – обратился ко мне отец. – Ты ее видел?
– В Гранате, – промямлил я, размышляя, как бы не потерять баллов за разбазаривание времени префекта посредством ложного обвинения. – Этим утром, перед отходом поезда.
– Значит, вы ошиблись, – сказала префектша. На лице Джейн отобразилось видимое облегчение. – Вы ее видели в поезде?
– Нет.
– Гранат в пятидесяти милях отсюда. Кроме того, этим утром она занималась полезной работой по приготовлению завтрака. В день у нас проходит только один поезд и направляется на север. Может быть, вы ошиблись, мастер Бурый.
– Да, – выдохнул я, словно камень с души свалился. – Да, это явно был кто-то другой.
– Отлично. Иди, девочка, – приказала Гуммигут.
Джейн без единого слова направилась на кухню.
– Главный префект скоро посетит вас, – продолжила она, обращаясь теперь к отцу, – а пока что не могли бы вы посмотреть кое-кого из серых? Они жалуются на здоровье. Если вы подпишете акт о симуляции, я смогу снять баллы с этих серых лодырей и поучить их уму-разуму. Это займет от силы минут десять.
– Гм… Я сделаю все, что смогу.
Отца явно покоробило такое отношения к собственным работникам. Желтые занимались распределением рабочей силы, то есть серых. Некоторые делали это хорошо, другие плохо. Госпожа Гуммигут, очевидно, принадлежала ко вторым.
Наконец префектша ушла. Я медленно побрел по коридору на кухню, где с равнодушным видом возилась Джейн. Я встал в дверях, но она не повернулась в мою сторону. А вдруг я и вправду ошибся? Разве можно проделать за утро сто с лишним миль, если не ехать на поезде? Однако, взглянув на девушку, я понял, что это была она – по знакомому холодку в груди, и потом, разве найдется второй такой же нос?
– Как это вам удалось? – спросил я. – Смотаться за одно утро в Гранат и обратно?
– Смотаться?
– Я собираю устаревшие слова. «Смотаться» – значит «совершить поездку за сравнительно короткий срок».
– А знакомо тебе слово «мудак»?
– Нет, еще нет. А что оно значит?
– Я не знаю. Но думаю, оно к тебе вполне подходит. И я вовсе не «смоталась» в Гранат – вы меня с кем-то спутали. Вы ведь смотрели на мой нос только что?
– Нет, – солгал я.
– Нет, смотрели.
– Ладно, – я испытал внезапный прилив храбрости, – смотрел. И что с того? Он похож на…
– Мой долг – предупредить вас.
– О чем?
– О том, что случится, если в моем присутствии говорить слова «нос» и «симпатичный».
Я принял это за шутку и рассмеялся.
– Да ладно тебе, Джейн!
В ее глазах снова сверкнуло бешенство. Та же самая девушка, без всяких сомнений.
– Я разве говорила, что ты можешь обращаться ко мне по имени?
– Нет.
– Вот что, красный. Выслушай меня. Нам не о чем говорить. Мы никогда не встречались, между нами нет ничего общего. Ясно? Через месяц ты вернешься к своей жалкой серой жизни в Гайморите или где там еще. Главное, чтобы подальше от меня.
И она вновь принялась отмеривать муку. Я стоял безмолвно, не зная, что сказать или сделать. Никогда мне еще не попадались такие прямолинейные люди: все равно что разговаривать с префектом в обличье двадцатилетней серой девушки.
– Есть ли пожелания насчет жира? – спросила Джейн, держа в руках два горшочка. – Растительный дороже, но восстановленный животный может содержать следы какого-нибудь гражданина. Не знаю, насколько вы брезгливы там, в центре Коллектива.
– Не особенно. А кем был тот самозванец-серый в магазине красок?
Знай я эту девушку лучше, я бы промолчал. После краткой паузы она схватила первое, что попалось под руку, – большую кулинарную вилку – и метнула в мою сторону. Вилка, звеня, вонзилась в косяк. Я уставился на дрожащую рукоятку дюймах в пяти от своего лица, потом взглянул на Джейн: та пришла в такое бешенство, что кровь бросилась ей в лицо. Хорошенький носик был у этой девушки или нет, но темпераментом она обладала бурным.
– Хорошо, хорошо, – успокоил я ее. – Мы никогда не встречались.
В дверь позвонили. Вообще-то Джейн, как служанка, должна была открыть, но она не шелохнулась.
– Я открою.
Джейн ничего не сказала. Я вышел, но тут же вернулся, показал на вилку, все еще торчавшую в косяке, и спросил:
– Ты ведь не собираешься убить меня?
– Нет.
– Рад это слышать.
– Не здесь. Слишком много свидетелей.
Вероятно, на лице моем отобразился шок, и Джейн позволила себе сухо улыбнуться.
– Это шутка? – продолжал допытываться я.
– Да.
Но, как выяснилось позже, это была вовсе не шутка.
И опять, вопреки ожиданиям, гостем оказался не главный префект, а морщинистая старуха с розовыми щечками и радушной ухмылкой. Платье показалось мне сперва темно-винным, но выяснилось, это натуральный пурпур – просто я видел только его красную составляющую. Под ярким кружком синтетического пурпурного цвета виднелись значки заслуг и перевернутый значок главного префекта – женщина когда-то занимала этот пост. Я невольно выпрямился. В руках она держала кекс – простой, без начинки, но с неожиданно богатым украшением: ярко-красная замороженная вишня поверх снежно-белой сахарной глазури.
– Новый цветоподборщик? – недоверчиво спросила она. – Вы же только из песочницы выбрались.
– Это мой отец, – объяснил я. – Он осматривает симулянтов вместе с госпожой Гуммигут. Чем могу помочь?
– Надо привыкнуть к тому, что цветоподборщики теперь так молоды, – вздохнула она, словно не слышала моих слов. – Добро пожаловать в Восточный Кармин.
Я поблагодарил женщину, и она поведала мне, что ее зовут вдова де Мальва, что она очень хорошо видит пурпурный цвет и что она наша соседка – живет в следующем доме. Рассказав нудную, но, к счастью, более-менее короткую историю про жуткую промышленную аварию, после которой трем семействам пришлось с боем добывать уборщика, старушка наконец предложила мне кекс.
– Большое спасибо, – сказал я. – И еще с вишней! Не хотите ли войти?
– Честно говоря, нет. – Она сделала паузу и пододвинулась ко мне ближе. – Вы только что приехали, а потому надо вас предупредить насчет госпожи Ляпис-Лазурь.
– Вот как?
– Именно так. Сладкие речи, показная любезность… а на самом деле она прирожденная законченная лгунья, которую почему-то еще не пожрала гниль. Пустить бы ее на мыло – куда больше пользы для города.
– Она вам несимпатична?
– Что вы! – воскликнула де Мальва оскорбленным тоном. – Мы с ней близкие старинные друзья. И вместе ведем учет явлений призраков. Кстати, вам доводилось их видеть?
– В последнее время – нет, – ответил я, удивленный тем, что бывшая префектша предается такому ребячеству.
– А еще мы руководим Восточнокарминским обществом реконструкции. Не желаете вступить?
– И что же вы реконструируете?
Вопрос мой выглядел резонным: реконструировать оставалось разве что сцены из «Жизни» Мэнселла, но это было бы смертельно скучно, даже думать не хотелось.
– Мы реконструируем каждый вторник предыдущую пятницу, а в субботу по утрам – четверг следующей недели. Когда участвует весь город, это так весело! В конце года мы реконструируем самые примечательные события. А иногда занимаемся реконструкцией реконструкций. Мне кажется, вы кое-что забыли.
Я ничего не произнес в ответ, и она показала на кекс.
– Полбалла, пожалуйста.
Цена была запредельной даже для женщины, которая хорошо видит пурпурный цвет.
– Но если вы не захотите есть, я охотно выкуплю его с удержанием семидесятипятипроцентной таксы за передачу из рук в руки.
– Кекс?
– Вишню.
– А можно ли купить кекс без вишни? – спросил я после недолгого размышления.
– Это как же?! – обиделась старуха. – Кому нужен кекс без вишни?
– Что такое, мама? Проблемы?
Эти слова принадлежали человеку, который только что поднялся по крыльцу из трех ступенек. На нем были длинные одежды префекта – видимо, чистый пурпур. Главный префект, никакого сомнения. То был мужчина средних лет, высокий, атлетически сложенный, относительно приветливый на вид. Его сопровождали двое в ярких одеяниях, буквально лучившиеся властностью, – явно остальные префекты.
– Господин Бурый не желает платить за кекс, который я ему принесла.
Главный префект смерил меня взглядом.
– Вы слишком молоды для цветоподборщика.
– Извините, господин, но я не господин Бурый, я его сын.
– Тогда почему вы сказали, что вы и есть господин Бурый? – подозрительно спросила де Мальва.
– Я этого не говорил.
– А! – возмутилась старуха. – Так вы обвиняете меня во лжи?
– Но…
– Итак, вы отказываетесь платить? – спросил главный префект.
– Нет, господин префект.
Я отдал деньги старушке, которая хихикнула себе под нос и убралась прочь.
Главный префект де Мальва – как предполагал я, хотя он не представился, да и никогда не представился бы нижестоящему, – вошел в дом и оглядел меня так, словно я был куском говядины.
– Гм, – выдал он наконец. – На вид довольно здоровый. Вы яркий?
Слова эти отдавали двусмысленностью. «Яркий» могло значить «умный» или «обладающий высокой цветовой чувствительностью». В первом случае вопрос был допустимым, во втором – нет. Я решил ответить двусмысленностью на двусмысленность.
– Полагаю, что так оно и есть, господин префект. Располагайтесь в комнате, чувствуйте себя как дома.
Вместе с лиловым пришли также синий и красный префекты – Циан и Смородини. Циан выглядел вполне пристойно, но Смородини казался совершенно чокнутым. Я усадил их и поспешил на кухню.
– Префекты уже пришли, Дже… – Я запнулся и продолжил: – Послушай, если не называть тебя по имени, то как же тебя называть?
– Самое лучшее, если ты вообще не будешь со мной говорить. Но если бы в тебе была хоть капля самоуважения, ты бы назвал меня по имени.
То был открытый вызов. Я оглянулся – нет ли в пределах ее досягаемости острых предметов – и обнаружил лишь взбивалку для яиц.
– Ладно. Джейн, префекты уже…
Я никогда не думал, что от венчика может быть так больно. Впрочем, до того их в меня не метали. Металлическая штука попала мне в лоб. Уже одно это – не считая заносчивости, неуважения и плохих манер – могло стоить ей минимум пятидесяти баллов, если бы я сообщил властям. А мне досталась бы десятипроцентная премия от этой суммы – за то, что сообщил.
– Так ты никогда не получишь ни баллов, ни положительных отзывов, – сообщил я, потирая лоб. – Как ты собираешься дальше жить? – Она устало взглянула на меня. – А у тебя вообще есть баллы или положительные отзывы?
– Нет.
– И ты не считаешь, что это плохо?
Джейн обернулась и уставилась на меня умным, проницательным взглядом.
– То, что плохо, и то, что хорошо, определяется не только Книгой правил.
– Неправда. – Меня шокировала сама идея, что может существовать другой кодекс поведения, стоящий выше Книги. – Книга правил как раз и указывает нам, что правильно, а что неправильно. Предсказуемость правил и их безусловное соблюдение есть основа основ…
– Печенье еще не готово. Я принесу его позже. Возьми пока чай.
– Ты слышала, что я сказал?
– Я, типа, выключилась в этот момент.
Я взглянул на нее как только мог сурово, скорбно покачал головой, отчетливо произнес: «Эх ты», взял поднос и вышел из комнаты, всем своим видом стараясь выражать неодобрение.
Префекты
1.1.06.01.223: Должность префекта могут занимать только граждане с цветовосприятием от 70 % и выше. Если таковых не находится, ее может временно занимать гражданин с более низким цветовосприятием, до тех пор, пока не найдется подходящая кандидатура.
Когда я вернулся в гостиную, префекты обсуждали Трэвиса Канарейо с его поджогом почты. Я не мог отделаться от мысли, что сжигать письма умерших – это не проступок, а благодеяние. Что еще более любопытно, я не мог не заметить, что члены Совета в мое отсутствие опустошили сахарницу. Я разливал чай со всей возможной вежливостью, но руки мои дрожали. Префекты всегда заставляли меня нервничать, в особенности если за мной числился недолжный поступок.
– Итак, мастер Бурый, – вопросил главный префект, – чего нам от вас ожидать?
– Я всемерно постараюсь быть достойным и полезным членом Коллектива в течение своего краткого пребывания здесь, – прибег я к стандартному ответу.
– Конечно постараетесь. Восточный Кармин не место для лодырей, бездельников и дармоедов.
Несмотря на улыбку, префект ясно высказывал предупреждение. Я это так и воспринял.
– Путешествие – это немалая привилегия, – продолжил он, – но оно может привести к распространению дисгармонии, не говоря уже о плесени. Какова причина вашего путешествия, мастер Бурый?
– Я прибыл сюда для участия в переписи стульев, господин префект.
Префекты переглянулись.
– У вас есть на этот счет соответствующие распоряжения?
– Да, господин префект.
– Салли непременно захочет помочь, – пробормотал Смородини.
– Чтобы научиться смирению? – спросил де Мальва, глядя на мой значок.
– Да, господин префект.
– Надеюсь, это будет полезный опыт для вас, мастер Бурый. Вы обесчестите свой род, если промотаете весь красный цвет, который ваши праотцы добыли с таким трудом.
– Да, господин префект.
Скандал в семействе Бурых, увы, стал всеобщим достоянием. Три поколения назад один мой эксцентричный предок, Пирс Сангини, у которого было больше красного цвета, чем ума, решил жениться на серой. Он был префектом и отдаленным потомком первокрасного. Имя и цвет его сгинули в этом браке. Сын его обладал цветовосприятием всего в 16 % – это был ужасающий упадок рода. С тех пор мы, Бурые, пытались вернуть себе прежнее положение. Женитьба выглядела немыслимо скандальной даже по сегодняшним меркам – но правил не нарушала. Никому не запрещалось жениться по любви, просто это не имело смысла. Как гласила пословица: «Хочешь, чтобы твои внуки тебя ненавидели? Женись на девушке из низкоцветных».
Я разливал чай, префекты болтали друг с другом, но внезапно воцарилось молчание: вошла Джейн с печеньем. Смородини и Циан, казалось, несколько забеспокоились и даже слегка отпрянули при ее приближении. Я понял, что ненависть Джейн не знала границ. Она ненавидела не только меня, а всех вышестоящих. Значит, в ее неприязни ко мне не было ничего личного. Передо мной забрезжил слабый проблеск обманчивой надежды – по крайней мере, теперь было от чего отталкиваться.
– Благодарю, Джейн, – сказал де Мальва, единственный, кого не смущало ее присутствие.
– Господин префект, – произнесла она, ставя дымящееся, сладко пахнущее печенье на столик.
Циан и Смородини внимательно наблюдали за ней.
– Ложка упакована, к походу готова? – спросил Смородини с неуместным вызовом.
Джейн презрительно посмотрела на него, сделала реверанс – скорее по привычке, чем из вежливости, – и удалилась.
– Ну, об этой я жалеть не стану, – пробурчал Смородини. – Почти совсем неуправляемая.
– Но отлично работает, несмотря на свою антисоциальность, – заметил де Мальва. – И нос очень курносый.
– Очень, – согласился Циан.
После этого префекты прекратили беседу и жадно набросились на печенье.
Есть вместе с ними без приглашения считалось дурным тоном, а потому я тихо сел и приличествующим образом сложил руки на коленях. Мысли мои вновь перекинулись к Джейн. «Ложка упакована» – эти слова Смородини могли относиться только к перезагрузке. С собой брали очень немногое, но ложку – обязательно. Как и Трэвиса Канарейо, Джейн ожидал ночной поезд на Смарагд, где ее поучат хорошим манерам.
– А печенье у нее вышло хорошее, – сказал Смородини, беря еще одну штуку.
– Пожалуй, стоит балла, – отозвался Циан.
– Это ей не поможет, – заметил Смородини, и все засмеялись.
– Мастер Бурый, – обратился ко мне главный префект, обмакивая печенье в чай, – думаю, что я буду хранить ваш обратный билет у себя, ради безопасности. В городе есть элементы, желающие совершить незаконную поездку. Кстати, вас не просили его продать?
– Нет, господин префект, – не моргнув глазом ответил я.
Пусть тайное предложение Северуса останется тайной.
– Если вы доложите нам о таком случае, то получите десять баллов.
– Буду знать, господин префект, спасибо.
– Прекрасно. Тогда отдайте его мне.
– Я… э-э-э… хотел бы хранить его у себя, если вы не против.
– Еще как против, Бурый, – резко ответил де Мальва. – Или вы полагаете, что здесь, на границах, мы небрежно относимся к своим обязанностям? Если ваш билет с открытой датой на предъявителя украдут, ваши возможности расширить свой кругозор будут существенно урезаны.
И действительно: из-за несовершенства правил выходило так, что такой билет нельзя было оспорить или отобрать. Поэтому такой документ был бесценным для каждого, кто хотел совершить нелегальную поездку. Отсюда и двести баллов, которые предлагал Северус.
– Нет, господин префект, но…
– Никаких «но», – отрезал Смородини. – Делайте, как говорит главный префект, или мы поставим вопрос о штрафе за серьезную непочтительность.
Все трое уставились на меня. Неодобрительные взгляды префектов привели меня в расстройство. Я протянул свой билет де Мальве. Тот без единого слова сунул его в карман. В этот самый момент главная дверь открылась и показался мой отец – похоже, у них с госпожой Гуммигут вышел спор.
– Я заявляю, что это симуляция, – говорила та. – А тот, кто думает иначе, еще не в полной мере столкнулся со способностью серых изворачиваться и лгать.
– Вы ошибаетесь, – возразил отец ровным, как того требовала обстановка, голосом. – Я утверждаю, что это насморк, а следовательно, их отсутствие на работе законно, согласно Приложению III.
– Из-за несчастных случаев на производстве обострилась нехватка рабочей силы, – не сдавалась Гуммигут, в основном из-за де Мальвы, – а из молодых ахроматиков в ближайшее время никто не достигнет шестнадцати. Насморк может вызвать экономический крах города.
– И кое-что похуже, – уже тверже возразил отец. – Насморк способен перерождаться в П-пле-сень, и если не следить за этим, разразится катастрофа.
Он не преувеличивал. Много лет назад Южный Зеленый сектор остался совсем без граждан из-за плесени и только сейчас стал оправляться от потрясения. Предшествовал ли этому насморк или нет, неведомо, но эпидемии плесени начинались, как правило, самым банальным образом.
К счастью, обязанности хозяина дома отвлекли отца от спора.
– Простите за опоздание, – сказал он, подходя к собравшимся. – Старший инспектор Холден Бурый, цветоподборщик в отпуске.
– Джордж Стэнтон де Мальва, главный префект.
Затем лиловый представил других префектов. Отец, поклонившись, обменялся рукопожатиями с Цианом и Смородини, потом попросил меня принести свежего чаю себе и госпоже Гуммигут. Я перепоручил это дело Джейн, которая поставила чайник на плиту без единого слова.
– Вам попадались следы бандитов по дороге? – услышал я, снова входя в гостиную.
– Никаких. А здесь, далеко на западе, они есть?
– Предосторожности никогда еще не мешали. Два года назад пассажиры одного поезда были освистаны и стали свидетелями неприличных жестов – в двадцати милях отсюда. Высланный из Синегорода отряд нашел лагерь преступников, но, к счастью, гниль унесла их всех. Бандиты в этих местах особенно подвержены плесени. Думаю, из-за влажности.
– Если честно, – вставила Салли Гуммигут, – для них же лучше.
– В наших краях есть монохромы-фундаменталисты, – сказал отец, – они атакуют цветопроводы. Но уже давно про них ничего не слышно.
– Вот зануды, – пробормотал Смородини.
– Опасное занятие, – заметил отец. – Я об Охристом и его ошибке в самодиагнозе.
– Да, – мрачно согласился де Мальва. – Потеря цветоподборщика всегда прискорбна, а еще этот неправильный диагноз… трагическая потеря для нас. Но может, оно было к лучшему.
Лица его коллег приняли обеспокоенный вид. Я нахмурился. Здесь творилось что-то странное.
– К лучшему? – переспросил отец. – Как это?
Ему ответил Циан, тщательно подбирая слова:
– У нас в городе наблюдались… нарушения в цветоподборе.
Он имел в виду множество лечебных цветов, хранящихся в колориуме. Большая хроматикологическая палитра могла насчитывать тысячи индивидуальных оттенков, во много раз больше, чем отцовская дорожная. Отец спросил, что за нарушения, но де Мальва сказал лишь, что после чая необходимо обсудить это в колориуме, добавив, что положение «крайне щекотливое».
– Вы видели нашу ловушку для молний? – спросила Гуммигут, явно желая сменить тему, в то время как де Мальва взял третье печенье.
– Ее невозможно не увидеть, – ответил отец. – Крайне впечатляюще.
– У нас тут молнии бьют постоянно, – продолжила та. – Поэтому мы регулярно проводим учебные тревоги. Инструкции висят на кухонной двери, с обратной стороны.
Последовала пауза.
– Я так понимаю, – сказал де Мальва, пристально глядя на отца, – что вы были свидетелем происшествия в Национальном магазине красок этим утром?
– Новости разлетаются быстро.
– Мы получили телеграмму от желтого префекта Граната.
Отец подтвердил, что он был там, и кратко рассказал о случившемся. Префекты напряженно слушали.
– Ясно, – заметил де Мальва, когда отец закончил свой рассказ. – Серый, преступно присвоивший цвет, кажется, умер от плесени вскоре после перенесения в тамошний колориум. Они интересовались, известно ли вам что-либо, могущее пролить свет на его личность.
Вернулась Джейн – со свежезаваренным чайником и еще парой чашек, делая все невероятно медленно, чтобы послушать беседу.
– Он был ЛД2,– подумав, сказал отец.
– В Национальный регистр занесено восемьдесят два ЛД2,– заметила Гуммигут, – и чтобы отследить всех, нужно немало времени. Из наших двенадцати ни один не подходит под описание, и по возрасту тоже. Пурпурных, разумеется, не проверяют, поэтому неизвестно, когда и откуда он прибыл.
– Тогда боюсь, что не смогу вам помочь.
– И никаких больше нитей? Ничего больше не хотите нам сказать? Вы или ваш сын?
– Нет.
Я посмотрел на Джейн, которая не отрывала от меня взгляда. Она знала, что мне известно о ее знакомстве с тем серым и что будь на ее месте другой, я бы рассказал об этом. «В семействе Бурых нет доносчиков», – сказал отец, но мне отчаянно были нужны баллы, если я хотел побороться за Констанс. Она любила шоколадки, а они, особенно с цветным центром, стоили дорого. Донести на Джейн значило получить минимум полсотни баллов.
– Нет, господин префект, – эхом откликнулся я.
Джейн закончила сервировать стол и незаметно выскользнула из комнаты.
– Ну что ж, я телеграфирую об этом в Гранат, – сказал де Мальва.
После этого пошла светская болтовня. Отец отказался от печенья, но выпил чаю. Они поговорили о мотополо и о том, что на прошлой ярмарке увеселений команда Восточного Кармина заняла второе место.
Снова вошла Джейн, держа в руках поднос с какой-то запиской.
– Простите меня, – сказала она необычайно вежливо. – Срочное послание для мастера Эдварда.
– Для меня? – удивленно спросил я, однако поблагодарил Джейн, взял письмо, прочел его и спрятал в верхний карман.
Сделав реверанс, Джейн молча удалилась.
– Не хотите ли печенья, мастер Бурый? – предложил де Мальва, когда префекты уже съели почти все. – Весьма хороши.
– Удивительно… пряные, – сказал Циан.
– Своеобычный вкус, – добавил Смородини.
– Вы очень любезны, – ответил я, – но не хочу, спасибо.
Вообще-то я всегда любил печенье, но на этот раз пришлось отказаться. Записка, принесенная Джейн, гласила: «Не ешь печенья».
Затем мы заполнили городскую регистрационную книгу: имена, фамилии, родственники, почтовый код, отзывы, баллы, и сколько какого цвета мы способны видеть. «50,23 %», – указал отец, а я написал: «Теста не проходил». Я обратил внимание, что прямо перед нами был вписан Трэвис. У него был почтовый код, обычно принадлежавший очень влиятельным лицам, – ТО3 4РФ: значит, Трэвис происходил с родины желтых – Медового полуострова. Еще интереснее: 92 % отзывов – положительные. Образцовый гражданин… до того момента, как поджег почту.
– Извините, что могу показаться слишком недоверчивым, – сказал Смородини, когда мы все заполнили, – но если не возражаете… Таковы правила.
Мы расстегнули рубашки, и он сверил наши почтовые коды с записанными в балльных книжках. Потом – еще одна процедура, чуть более долгая: сравнение узора из черно-белых линий на ногтях левой руки и узора в книжке. Наконец префекты ознакомились с нашими отзывами и баллами – и, видимо, вынесли положительное впечатление, так как ничего не сказали. С отзывами у меня было все в порядке – 72 %,– а с баллами не очень. Кроме штрафа за рацпредложение по поводу очередей в столовой, ничего особенного, отсюда 1260 баллов. На двести больше тысячи, дававшей права полного гражданства. Я мог жениться (после прохождения теста Исихары), брать вторые блюда за обедом, носить жилет с рисунком и много чего еще. У отца баллов имелось намного больше ввиду его возраста, профессии и статуса старшего инспектора. А могло бы быть и еще больше – но за потерю лечебной карточки двумя годами ранее с него сняли много баллов. В последний раз, когда мы заговаривали об этом, у отца насчитывалось меньше восьми тысяч, и все они – сверх трех тысяч, определенных мне на выкуп за невесту, – должны были пойти на деревянную теплицу.
– Хмм, – промычал де Мальва, просмотрев данные отца. – Впечатляет.
– Это осталось от моей жены, – просто сказал отец.
– Вот как? – Де Мальва уже не был столь впечатлен. – Прекрасная, наверное, была женщина. Примите наши соболезнования.
– Она погибла от молнии? – спросила Гуммигут с надеждой в голосе.
Отец помолчал, надеясь, что его не станут расспрашивать дальше. Но эти префекты сильно отличались от наших. Старик Маджента мог быть каким угодно дураком и грубияном, но отлично знал, что есть личные вопросы, в которые не стоит совать свой нос.
– Нападение лебедей? – предположил Смородини.
– Плесень, – подчеркнуто ровно пояснил отец. – Наше горе – это наше частное дело.
– Извините, – сказал де Мальва, вернул нам книжки и встал. – Не имею сказать ничего больше.
Префекты прошествовали к главному входу и у двери торжественно обменялись рукопожатиями с отцом.
– Вам потребуется время, чтобы приноровиться к нашим обычаям, – заметил де Мальва, – но я вам помогу. Мы не строги в отношении одежды, называем друг друга по именам. Но полувиндзорские узлы у нас общеприняты, и опоздание к приемам пищи не допускается. Обязательные виды спорта для девочек – сквош и хоккей с мячом, для мальчиков – крикет и неосоккер. Факультативные – теннис, экстремальный бадминтон, крокет, трясование и гребля.
