Текст книги "Мадам"

Автор книги: Джанетт Энджелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Одна из бывших моих сотрудниц, Каро, решила в свое время «вернуться на путь истинный» и переквалифицировалась в риэлтора. К настоящему моменту она выросла уже до партнера в агентстве недвижимости на Бикон-стрит и обросла связями, в том числе и с ипотечными компаниями. Мы решили, что Каро сможет сделать за нас всю бумажную работу.

И если тогда я меньше внимания уделяла работе, то только по уважительным причинам: я была беременна, мы все свободное время осматривали дома, обсуждали, где бы нам хотелось поселиться, и изучали ближайшие пригороды Бостона. Возможно, я просто нахожу отговорки, почему я не обратила внимания на то, что Маффи куда-то пропала.

Девушки приходили и уходили. Они заводили бойфрендов и переставали работать, а потом отношения заканчивались ничем, и они снова возвращались ко мне. Или они находили нормальную работу и бросали проституцию, но время от времени все-таки ездили на вызовы ради дополнительного заработка. Меня беспокоило только здесь и сейчас: кто может работать сегодня, кто может работать в ближайшие выходные. Я не должна держать девочек за руку. По крайней мере, я постоянно себе напоминала об этом.

В один тоскливый январский день раздался звонок. Дело было вечером, когда тени уже удлиняются, сообщая о приближении сумерек, а из-за ветра дребезжат оконные стекла. В комнате царила темнота, меня подташнивало из-за токсикоза, и я не могла заставить себя встать и включить свет. Скоро вернется Бенджамен, а няня, наоборот, уйдет. Муж включит все лампы в доме, и мы поужинаем и проведем какое-то время втроем, я, Бенджамен и Сэм, а потом я включу телефоны. Так я думала, когда раздался звонок.

В трубке я услышала голос молодого, хорошо воспитанного человека.

– Здравствуйте, могу ли я поговорить с Персиком?

Этот номер я давала девочкам. Я нахмурилась и поплотнее закуталась в платок, наброшенный на плечи. Возможно, меня уже терзали дурные предчувствия, не знаю, помню только, что внезапно мне стало ужасно холодно.

– Это я.

– Здравствуйте. Наверное, мой звонок покажется вам странным… – Короткая, еле заметная пауза, а затем мой собеседник продолжил громче и увереннее. Я представила человека, который отчаянно пытается взять себя в руки. – Меня зовут Гаррисон Грэнвиль. Думаю, вы каким-то образом можете знать мою сестру, Мелиссу Грэнвиль.

Этот голос… это имя… Я вспомнила летний день на снимке, который Маффи показывала мне в «Санси», изумрудную лужайку, густые тени и белоснежный дом на заднем плане.

– Маффи?

– Да, мы называли ее Маффи. Называли…

– Что случилось? – спросила я, но, думаю, уже тогда поняла, в чем дело, и ощутила комок в горле, почувствовала, что меня сейчас вырвет.

Гаррисон откашлялся. Да, он еще очень молод, судя по тому, каким мальчиком кажется на той фотографии, где стоит в спортивной куртке рядом с сестрой.

– Мы обнаружили ваше имя и телефон в ее записной книжке, – осторожно начал он. – Мне очень горько сообщать вам это, но Маффи… она умерла три дня назад.

– Что случилось? – спросила я и запоздало прибавила: – Примите мои соболезнования.

– Спасибо. – Гаррисон старался не терять мужества. – Можно спросить вас, откуда вы знали мою сестру.

Я сглотнула, еще раз, пытаясь сдержать рвотный позыв.

– Мы дружили, – прошептала я, жалея, что это неправда. – А что случилось, Гаррисон?

Снова короткая пауза. На этот вопрос мальчик еще не научился отвечать. Но к тому моменту, как состоятся похороны в самой лучшей епископальной церкви в их родном городке в Коннектикуте, он потренируется и, думаю, справится.

– Передозировка снотворного, – наконец осторожно ответил Гаррисон. – Мы не собираемся сообщать об этом прессе, так что я должен попросить вас сохранить сказанное в секрете.

Комната закружилась вокруг меня, и желудок накренился.

– Простите, – только и смогла сказать я, теперь мне пришлось зажимать рот рукой.

– Если вы хотите, мы известим вас о дате и месте проведения похорон, – неуверенно пробормотал он, но я не могла продолжать разговор.

– Нет, спасибо, – выпалила я на одном дыхании. – Мне так жаль.

К тому времени, как я положила трубку, я была уже на полпути к ванной. Меня чуть было не вырвало по дороге.

Я проползла по холодному кафельному полу в туалет, знакомым жестом обняла унитаз и почувствовала его прохладное прикосновение к моему лбу. Я закрыла глаза. Я снова в Атлантик-Сити, рядом со мной рядком разложены таблетки, готовые запрыгнуть мне в рот и унести меня туда, куда я хочу уйти. И голос моего отца, эхом доносящийся через годы: «Я хочу увидеть мою девочку». Закрытая дверь, меня так и не пускают, идиотский алтарь, сооруженный матерью в память о папе, – все вперемешку. Сколько раз смерть казалась мне предпочтительней жизни? Уснуть и уплыть туда, где ничего не нужно чувствовать, решать, делать… И не просто не бояться вечной темноты, а радоваться ей. Господи, это соблазн следует за нами по пятам, да?

Несмотря на все свои вялые попытки самоубийства, среди моих знакомых не было никого, кто покончил бы с собой, и тем более среди моих девочек.

Я уселась на холодный пол и стала оплакивать Маффи.

* * *

Позже, когда я лежала в постели с мокрым полотенцем на лбу, а рядом сидел Бенджамен и гладил меня по руке, я попыталась поговорить о случившемся.

– Почему?

Голос Бенджамена прозвучал очень трогательно.

– Кто же знает, – тихо сказал он. – Может, она не могла оправдать надежд своей семьи и не выдержала этого.

– Мне казалось, что она уже привыкла и не обращает внимания, – сказала я. – Господи, Бенджи, может быть, что-то случилось на вызове?

– Ну конечно же нет, – тут же возразил он. – Девочки работают каждый день, но никто из них не кончает жизнь самоубийством.

– Это мы так думаем, – мрачно заметила я.

Но Бенджамен меня не понимал.

– Эбби, тебе нужно выбросить это из головы. Ты не можешь отвечать за всех на свете. Эта девушка ведь не выходила на работу несколько недель, да?

Я беспомощно кивнула. Мы начали разбор полетов еще за ужином, когда Бенджамен позвонил Джейн и попросил ее посидеть за меня на телефонах – очень умно с его стороны. Я умудрилась впихнуть в себя три пластинки лазаньи, прежде чем снова рвануть в туалет и оставить там ужин.

– Значит, самоубийство не было реакцией на что-то случившееся во время вызова, – сделал вывод Бенджамен.

– Я пытаюсь вспомнить, с кем она виделась в последний раз. – Это было несколько недель назад, а я не веду записей. И обычно горжусь этим. – Не помню. Может, с Карлом Лианца, с парнем из «Четырех сезонов», она к нему часто ездила.

– Не важно, – снова повторил Бенджамен. – Это произошло не из-за тебя.

– Да, я знаю, – разозлилась я. – Даже я не настолько тупая эгоистка, чтобы не понять, что если кто-то кончает жизнь самоубийством, то это необязательно из-за меня.

– Я не это имел в виду, – обиделся Бенджамен.

– Знаю. – Но мне было ужасно плохо, и это не просто заезженная пословица, что на людях и горе в полгоря. – Просто ты ее не знал.

– Ты тоже, – заметил он. – Она работала на тебя, Эбби. Сколько раз ты с ней встречалась? Один? И вдруг ты начинаешь рвать на себе волосы, уж не подтолкнула ли ты ее к самоубийству? Все не так просто.

Где-то в глубине сознания голос предупреждал меня, что пора остановиться, и я вспомнила, увы, слишком поздно, что кто-то из родных Бенджамена покончил с собой. Двоюродный брат? Дядя? Девушка умерла, ее семья скорбит, а я только и могу сделать, что ухудшить состояние своего мужа, всего лишь пытающегося меня утешить. Отлично, Эбби, так держать!

А потом мне показалось, что Маффи с нами в комнате, и я явственно слышу ее голос. Слова, которые я никогда не смогу забыть, эхом отдавались в моей голове: «Я думала, что жизнь кончена, раз я его потеряла, и думала только о потере, а не о том, что когда-то мы были счастливы вместе. А ведь только это имеет значение. Мы – это то, что у нас было, а не то, что мы потеряли».

Я разрыдалась. Оплакивая то, что у нее было, а не то, что она потеряла.

* * *

После смерти Маффи я заметила, что мое поведение изменилось и я по-другому смотрю на вещи. Я начала ценить людей, а не принимать их как данность и старалась быть в курсе их дел.

Джаннетт ушла от меня уже больше пяти лет, и я позволила нашей дружбе сойти на нет, поэтому решила теперь позвонить ей. Казалось, она удивилась, услышав мой голос, и осторожно обрадовалась. Оказалось, что она тоже выходит замуж.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь это случится, – сказала она.

– И что же заставило тебя передумать?

– Просто я познакомилась с мужчиной, без которого не могу жить, – ответила она, и я улыбнулась. Иногда все так просто.

У нее вот-вот должен был выйти роман, тот самый, который она задумала в те дни, когда читала отрывки в моей квартирке на Бэй-Виллидж.

– Он так тяжело мне дался, – вздохнула Джаннетт. – Мой жених Тони предложил название «Джаннетт у психотерапевта». Придешь на встречу с читателями?

– Конечно, – заверила я, сначала подумав обо всем, что мне нужно сделать, но потом, поняв, что именно в такие моменты вы и готовите другим людям место в «тайниках своей души», впускаете в свою жизнь. – Я приду на встречу с читателями, а ты приходи на новоселье.

– Заметано, – улыбнулась Джаннетт.

Кроме этого я попыталась наверстать упущенное еще с одним человеком. Лео жил неподалеку от меня в Бэй-Виллидж. Мы много общались до того, как я переехала в Чарлзтаун, а потом постепенно наша дружба заглохла, хотя я и не собиралась разрывать с ним отношения. Особенно с ним. Да, он работал адвокатом, но еще обладал врожденными способностями дизайнера, которые всегда приводили меня в дикий восторг.

– Лео, поедем с нами выбирать нам дом. Он удивился и обрадовался:

– Уже лечу!

Каро нашла для нас отличный домик в Уотертауне, пригороде Бостона, расположенном довольно близко, чтобы не чувствовать себя отрезанными от цивилизации, но при этом не таком густонаселенном. Здесь было пространство жить и двигаться. Библиотека с потрясающим детским отделом, длинные тенистые тропки вдоль реки Чарлз. Люди встречаются с вами взглядом и здороваются, выходя из магазинов, расположенных на двух главных улицах.

Сам по себе дом не был чем-то замечательным, но, как выразился Бенджамен, обладал потенциалом замечательности. Огромных размеров двор, который непременно завоюет сердце Сэма, причем Сид и Соблазн, впервые после того, как я забрала их из питомника для бездомных животных, смогут выходить на улицу и попробовать поймать какую-нибудь изворотливую птичку или белку. Они тоже не молодеют, так что я сомневалась, что они действительно кого-нибудь поймают, но, как говорится, в сердце кота не умирает надежда. Еще имелся подвал, в котором Бенджамен смог бы наконец репетировать с «Мнемоником», поскольку группа то распадалась, то снова собиралась. Огромная кухня, чтобы мне было где практиковать кулинарные навыки. Приличных размеров кабинет. Четыре спальни. И собственная дорожка с отдельным гаражом. Дорожка! Для нас! Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Как нам сказали, в Уотертауне достаточно неплохие школы. Рядом с супермаркетом располагался спортклуб, ага, и рядом с пиццерией, чтобы подкрепиться после тренировок, но я не стану останавливаться на этом парадоксе. И место, которое мы могли назвать домом.

Мы подали заявку и не знали покоя, пока Каро не позвонила, чтобы назвать дату заключения договора. Мне казалось, что она говорит на каком-то иностранном языке. А потом возникло ощущение, будто я странным образом прошла весь цикл – от «мадам» «вне закона» до провинциальной мамашки. Бенджамен обнял меня.

– Нет, – мрачно сказала я. – Предупреждаю тебя раз и навсегда, мы никогда не купим себе микроавтобус!

Никогда не говори никогда.

Глава двадцать седьмая

Через два месяца после переезда у меня произошел выкидыш.

Только что я купалась в радости и вдруг снова окунулась в горе. Я все время сидела в четырех стенах с зашторенными окнами. Мне не хотелось разговаривать с Бенджаменом и вообще с кем бы то ни было. От этого страдал мой бизнес, и я как никогда близко подошла к закрытию «Аванти».

Я даже описать не могу, что чувствовала. Что чувствовал Бенджамен.

Из кризиса нам помог выбраться Сэм. Он был полон жизни, полон желаний, требовал к себе внимания и тем самым вернул меня с края пропасти. Я вспомнила ту вазу в коридоре, отца, Атлантик-Сити, а потом посмотрела на Сэма, на преданность, написанную на его лице, и в конце концов улыбнулась. Возможно, у меня наступило некоторое помутнение рассудка, но, по крайней мере, я нашла дорогу назад.

После выкидыша я стала философски относиться к жизни. Хотя на самом деле это началось после разговора с Миррой.

Мирра начала работать на меня лет пять-шесть назад, примерно в тот период, когда я ждала Сэма. Сначала она танцевала в одном стриптиз-клубе Монреаля, а потом решила рвануть в Лос-Анджелес, поскольку местная секс-индустрия манила обещаниями славы и богатства. По дороге Мирра задержалась в Бостоне. Она танцевала стриптиз, но большую часть времени работала на меня и продумывала план покорения Лос-Анджелеса, который состоял в том, что ей нужно подцепить какого-то мужика, который содержал бы, пока она взбирается по лестнице славы.

План Мирры сработал. Вскоре она приобрела известность в определенных кругах, и ее часто звали позировать для порнооткрыток и танцевать на самых отвязных вечеринках. Но она почему-то поддерживала отношения со мной, хотя я не совсем понимала, зачем ей это, но не возражала. Возможно, я была для нее кем-то типа суррогатной матери. Насколько я поняла, ее мать не особенно занималась ее воспитанием.

Мирра звонила мне примерно раз в два месяца, мы болтали, я докладывала ей последние бостонские слухи и слушала ее истории о жизни на западном побережье. Она была очень хорошенькой, хотя и ничего выдающегося. Она чем-то напоминала француженок, и эту ауру камера ухватывала и подчеркивала, отчего Мирра начинала казаться экзотическим созданием, застигнутым врасплох в эротической позе перед тем, как снова нырнуть в темноту или спрятаться где-то в другом месте. На тусклом небосводе порноиндустрии взошла новая звезда.

В ту осень мне позвонила Мирра. Она снова вернулась в Монреаль и жила в приюте.

– Господи, что случилось? Мирра?

Молчание.

– У них есть списки, – наконец сказала она с болью в голосе. – Теперь компьютеры везде, ты же знаешь.

Я понятия не имела, о чем она.

– Какие списки, дорогая?

Я услышала, как она сделала глубокую затяжку, и пожалела, что пытаюсь бросить курить.

– Списки, – тупо повторила она. – Кто инфицирован, а кто нет.

Господи. В желудке перекатился холодный ком.

– Мирра…

Она выдохнула струйку дыма. Я практически ощутила его привкус прямо через телефонную трубку.

– Я была аккуратна, правда, Персик. Но ведь без презерватива платили намного больше.

Я в отчаянии закрыла глаза. Сэм пытался привлечь мое внимание.

– Ты ВИЧ-инфицирована? Что-то похожее на всхлип.

– Да… Я только что сдала анализ. А потом мне сказали, что есть работа… – Она замолчала. – Ну, ты же понимаешь, что болезнь долго не проявляется, ну, в самом начале… все это поняли и снова начали пользоваться презервативами. – Снова прерывистый вздох. – Примерно в это время установили «нулевого пациента». Мы с ним занимались сексом всего два раза…

Господи. Всего два раза.

– И что ты делаешь сейчас?

– Вернулась домой. Ну, не совсем домой… у нас с мамой возникли разногласия… Не знаю… она просто не может с собой справиться. Я не думаю, что мне стоит ее винить…

Разве нет, подумала я, я бы на твоем месте обязательно ее винила.

– Дорогая, не хочешь переехать в Бостон? Я подыщу тебе жилье.

– Нет, но все равно спасибо, Персик. Нет. Я хочу сделать кое-что здесь. Собираюсь открыть фонд, пока совсем не превратилась в развалину, чтобы помочь девочкам, начинающим жизнь, не провалиться в это болото. Просто мне хотелось, чтобы ты услышала это от меня раньше, чем поползут слухи.

Вообще-то я не в курсе ни канадских, ни калифорнийских слухов, но я восприняла ее замечание как способ подчеркнуть нашу близость и сказать до свидания.

– Мирра… – прошептала я.

– Это счет в банке, – коротко сказала она. – Чтобы туда переводить деньги на нужды фонда. Я попросила работников банка связаться с тобой. Думаю, ты захочешь сделать пожертвование.

– Конечно, – сказала я, ощутив странную пустоту внутри. После того как мы с Миррой попрощались, я долго-долго просидела, молча глядя на сына.

Мы переехали в Уотертаун. Сэм пошел в первый класс. Жизнь продолжалась. Зимой я услышала, что Мирра умерла, и я действительно отправила деньги в ее фонд. Глупая бедная Мирра.

Проблема безопасности – основная проблема секс-индустрии. Я постоянно твержу своим девочкам, чтобы они заботились о безопасности, и если я слышу, что кто-то из клиентов пытался силой заставить девочку делать то, чего она не хочет, господи, да если я хоть краем уха услышу, что клиент предлагал девочке доплату за секс без презерватива, то я немедленно прекращаю иметь с ним дело. Я редко могу подойти к своему бизнесу с этических позиций. Но в этом конкретном случае могу.

Из-за этого я расстаюсь с клиентами, но мне все равно, зато мои девочки в безопасности.

Иногда создается такое впечатление, что никакого СПИДа и в помине нет. Вы бы слышали, какие мне приводят доводы. А клиенты, которые полагают, что если еще раз поднимут вопрос, то я передумаю? А девочки, которые соглашаются заниматься сексом без презерватива за дополнительную плату, потому что они молоды, красивы и не могут представить, как что-то уродливое коснется их, запачкает их, убьет их… как Мирру. Нет, судьба Мирры им не грозит, если я помогу им уберечься.

Помню, один раз я отправила кого-то из девочек к семейной паре. Ах да, Джулианну, которую клиенты знали как Чери. Вызов был пренеприятным, как ни крути. Пара не обсудила все как следует. Очевидно, муж просто уговорил жену, навешав ей лапши на уши, но она потеряла самообладание, как только на пороге появилась Джулианна/Чери. Идея о сексе втроем с участием любимого мужчины кажется приемлемой, пока она абстрактна, но не тогда, когда девушка стоит в дверях из плоти и крови, особенно когда она, которая пришла заняться сексом с твоим мужем, намного моложе и красивее тебя.

Джулианна все уладила, переубедила жену, соблазнила мужа, проявив свои самые лучшие качества. Она предложила супругам начать без нее, и, разумеется, они занялись сексом без презерватива, а потом муж вынул член из влагалища своей жены и предложил немедленно засунуть его в Джулианну.

Но Джулианна его опередила и мгновенно выхватила презерватив, хотя дядечка пытался лестью подмазаться к ней и сунуть просто так. Джулианна отказалась, он настаивал, и тут его жена снова начала злиться, наблюдая, как ее муж пытается трахнуть другую женщину. Ужас, с какой стороны ни посмотри.

Наконец Джулианна ушла, оставив злого как черт мужа и бьющуюся в истерике жену. Он позвонил мне и потребовал вернуть деньги. Я вынуждена была объяснить ему в недвусмысленных выражениях, что он ни при каких обстоятельствах не может пытаться заняться сексом без согласия девочки, а уж тем более без презерватива, и все это время слышала, как на заднем плане подвывает его жена.

Бедняжка Бенджамен. Он не мог взять в толк, почему в ту ночь я не отвечала на его ласки.

* * *

Я сидела и смотрела на звезды. Здесь они хорошо видны. Мне кажется, что я никогда не видела звездное небо, пока жила в Бостоне.

Этот нерожденный ребенок, которого я потеряла, заставил меня задуматься, чего я хочу для Сэма, для Бенджамена и даже для себя. И я не уверена, что хочу до конца своей жизни работать «мадам».

Соблазнять – это просто. Я могу заниматься этим во сне, не думая, на автомате. Я знаю своих клиентов и умею управлять своими девочками, до некоторой степени я даже могу пропустить через себя боль и горе, которые порой сопровождают мою работу.

Но вопрос в том, хочу ли я.

Я долго любовалась звездами после того, как выключила на ночь телефоны. Достаточно долго, чтобы увидеть, как они перемещаются по ночному небу. А потом я отправилась спать, обняла мужа и увидела во сне всех, кого я потеряла.

На следующее утро, отправив Сэма в школу, я позвонила Каро и выяснила, что нужно для получения лицензии риэлтора.

Эпилог

Я выросла в неблагополучной семье и стала «мадам». Есть ли связь? Наверное, есть, но чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю, что очень многие люди вырастают в неблагополучных семьях, но кто-то из них может перебороть прошлое, а кто-то нет.

Сэм в школе, Бенджамен на работе, а я собираюсь поехать на свой первый объект. Я немного взволнована, чуть-чуть нервничаю и очень счастлива. Когда я поворачиваю ключ в замке зажигания, то внезапно меня атакуют призраки прошлого. Я снова вспоминаю, как стояла в коридоре, по другую сторону запертых дверей умирал отец, а рядом красовалась бесценная ваза. Я очень долго не могла вспомнить, как разбила ее. Но еще дольше размышляла над тем, как это повлияло на мою жизнь.

Лучше всего давать гневу выход, поскольку если вы копите его внутри, то он может отравлять вас до конца жизни. Я проявила гнев, разбив любимую мамину вазу, поскольку мне казалось, что она любит ее больше, чем меня. А потом я погребла это событие в своем подсознании и не вспоминала о нем, пока чуть было не отправилась к папе, собираясь покончить с собой.

Я сказала Сэму, что хочу сменить работу, устала сидеть на телефоне и вместо этого учусь продавать дома. На прошлой неделе он принес мне рисунок – я в окружении домов и людей с улыбками на лицах. Возможно, профессии «мадам» и риэлтора чем-то схожи: их цель – сделать людей счастливыми.

Возможно, когда Сэм будет подростком или уже пойдет в колледж, проституцию легализуют. Это единственный выход, если наша страна действительно верит – как говорят наши политики – в безопасность своих граждан. Но я сомневаюсь. Мне кажется, секс-индустрия всегда будет окутана тайной, которая одновременно возбуждает и пугает. А те, кто работает в этом запретном мире, вызывают одновременно отвращение и восхищение.

В некотором смысле я могу понять тех, кто так думает. Но в то же время я их не понимаю. В мире бушуют войны, дети умирают от голода, все еще не изобретено лекарство от СПИДа… По сравнению с этими ужасами люди, которые платят за час удовольствия, – такая мелочь.

Но я многих потеряла. Папа, некоторые мои друзья, мой нерожденный ребенок. Я не могу и дальше сердиться на мир, который меня не понимает. Не могу без конца разбивать вазы. Нужно с оптимизмом смотреть в будущее, реализовать все свои мечты и вырастить сына.

Не такой уж плохой план, а?