Текст книги "Игрок"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Грей!
Он поднял голову. В его прикрытых глазах возникло сомнение.
– Я не слишком тороплюсь?
– Я люблю тебя, – выдохнула Джой.
– Что? – Его глаза распахнулись от неожиданности.
Джой поморщилась. О нет. Кажется, не надо было этого говорить.
Взглянув на Грея, она поняла, что не только ее это огорчило. Боже! Еще чуть-чуть, и его лицо можно снимать в Голливуде как маску ужаса.
– Ничего. Это ничего, – поспешно произнесла Джой и закрыла лицо руками.
Ну почему ее понесло с этими девичьими признаниями. Как будто кто-то тянул за язык. Надо же было все испортить одной-единственной фразой, которая действовала на мужчин, как ушат холодной воды.
«Я люблю тебя».
Когда Грей подскочил на кровати, Джой схватила покрывало и прикрылась им. Он без преувеличения мухой метнулся за своим пиджаком и галстуком.
– Слушай. Мне правда надо идти, – повернувшись к ней, сказал он.
Да уж, кто бы сомневался.
Джой хотела сказать ему, что она не это имела в виду. Но что бы она ни сказала теперь, невозможно было изменить эффект от тех слов. Ничто не могло вернуть их назад.
А лишний раз акцентировать внимание на непроизвольно сорвавшемся с ее губ признании было бы только хуже. Все равно что, увидев над горизонтом атомный гриб, сказать: «Эй, а вам не кажется, что там атомную бомбу взорвали? Не пора ли нам сваливать отсюда?»
Кроме того, ему действительно следовало уйти. Джой срочно требовалось сделать пару дел. Например, броситься под душ. Разрыдаться. Такие вот дела.
Около двери Грей остановился. Посмотрел на нее:
– Ты…
«Давай, – подумала она, – скажи это».
Она законченная дура. Поставила их обоих в неловкое положение. Боже, ну зачем она позволила вырваться этим словам?
– Извини, – прошептала Джой.
Грей покачал головой:
– Это не ты должна извиняться, а я. Я не должен был допустить, чтобы все зашло так далеко.
– Давай просто забудем об этом, хорошо?
– Да. Давай… забудем.
В тот момент, когда дверь за ним беззвучно закрылась, Джой вылетела из кровати и метнулась в душ. Под обжигающе горячей струей воды она стерла с лица косметику и вымыла все тело, как будто таким образом могла вернуться назад, к началу этого вечера.
Она помедлила, застыв с куском мыла в руке.
Или хотя бы к тому моменту, когда Грей лежал сверху и, тяжело дыша, смотрел на нее безумными глазами, а его большое тело напряженно стремилось к ней.
Джой закрыла глаза. С ним было так хорошо.
Такой восторг.
Зачем ей понадобилось все портить? Черт, он, наверное, решил, что она все подстроила нарочно. Или ее интересуют его деньги.
И еще, она окончательно убедилась, что ее искушенность сравнима с изощренностью корнеплода.
Грей вошел в свой номер в «Уолдорфе».
Она не то хотела сказать. Она не могла иметь это в виду.
Но потом он вспомнил ее глаза до этого признания. Они сияли. Она верила этим словам, когда они слетали с ее губ.
Чудесная девочка. Милая, прекрасная Джой.
Какая же заварилась каша.
И все же Грей не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь так возбуждался. Она была как теплый мед у него на губах, у него в руках. Ее кожа – самая нежная, какой он когда-либо касался, ее запах – изысканней любого парфюма. Она заставляла его чувствовать себя мужчиной до кончиков ногтей. Горячим. Суровым. Сильным. С каждым вздохом, вырывавшимся из ее тела, он хотел ее все сильней. Хотел взять все, что она могла дать, и потом потребовать большего. Хотел насладиться ею, зажечь ее изнутри и загореться сам.
Слава богу, Джой успела сказать эти слова. Если она настолько наивна, чтобы путать секс с чувствами, то абсолютно не его вариант.
Можно подумать, что он когда-нибудь в этом сомневался.
Но, черт возьми, как трудно было расстаться с ней. Грей со стыдом вспомнил ее потрясенный и убитый взгляд, когда он отпирал замок. Ему хотелось сказать, что ей нечего стыдиться. Что она прекрасна, и он бежит от нее потому, что должен это сделать, потому что так правильно. Потому что она заслуживает, чтобы с ней обходились уважительно.
Но, стоя у двери, он онемел. И почти наверняка, задержись он еще на миг, вернулся бы к ней снова.
Ничего, завтра они поедут в Саранак-Лейк. При свете дня он скажет ей все, что не смог сказать сегодня. Он все исправит.
Раздеваясь, Грей уловил на рубашке слабый запах ее духов. Он снова почувствовал возбуждение, и перед глазами встали образы, которые – как он знал – будут преследовать его всю ночь.
Весь следующий месяц. Или два. Или шесть.
Грей лег в постель, выключил свет и уставился в темноту.
Через пять часов беспокойного метания в постели наступил рассвет. Грей наблюдал, как встает солнце, думая о том, как бы ему хотелось, чтобы Джой была с ним. Когда ему принесли завтрак, который он заказывал, он заинтересовался, стала бы она есть то, что лежало у него на тарелке. Ест ли она яичницу? Обжаривает ли ее с двух сторон? Он бы с наслаждением кормил ее кусочками круассана, а еще лучше – если она любит – с клубничным джемом. Он мог бы слизнуть сладость с ее губ.
А может быть, она слизнула бы джем с его пальцев.
Грей отправился на встречу с такой болью, как будто все его тело распухло, а кожу стянуло. А когда остановился перед домом Кассандры, не мог не представить, что произошло бы, если бы он остался. Они с Джой могли бы заниматься любовью два или три раза за ночь. Он доставил бы ей такое наслаждение, что она охрипла бы, выкрикивая его имя. А потом он с удовольствием смотрел бы, как она спит у него на руках.
Ему трудно было отделаться от мысли, что он обманул их обоих.
Однако он все сделал как надо. Его уход, наверное, был высокоморальным и справедливым поступком по сравнению со всей той ерундой, которую он выбрал себе как стиль жизни.
– Мистер Беннет? – прозвучал приглушенный голос портье, когда Родни заглянул в окошко машины. – Вы кого-нибудь ждете?
«Да, только ты выбрал неверное слово, приятель. Надеюсь дождаться… отчаянно надеюсь».
Грей вышел из машины.
– Я приехал забрать гостью миссис Калтер.
Портье приподнял шляпу, и Грей быстро вошел в вестибюль. Кассандра как раз выходила из лифта.
Она немного удивилась, когда увидела его.
– Она что-то забыла?
– Извини?
– Джой. Она забыла здесь что-то?
Грей нахмурился:
– Я приехал забрать ее.
– Она уже уехала. Рано утром, на поезде. Разве она тебе не сказала?
Грея охватила странная паника.
– Нет, не сказала.
Кассандра прищурилась:
– Странно.
Он провел рукой по волосам и чертыхнулся, подумав о том, что если будет мчаться, как сумасшедший, то сможет добраться до «Уайт-Кэпс» за четыре часа.
– Как она… мм, она нормально себя чувствовала?
– Может, немного устала. Сказала, что ей не терпится вернуться домой. Но если не считать этого, она очень довольна.
Очень довольна.
И тут до него дошло. Джой возвращается к Тому.
Том. Ее парень.
– Грей, что с тобой?
Он улыбнулся, и ему показалось, что щеки вот-вот треснут.
– Все отлично.
– Не сомневаюсь. Но у тебя несчастный вид. Тебе плохо.
– Потом поговорим, Касс.
Грей вернулся к машине. К тому времени, когда выехал на трассу, ведущую из Нью-Йорка на север, Грей решил, что, добравшись до Адирондакских гор, не будет делать первую остановку в «Уайт-Кэпс».
Лучше всего вообще туда не заезжать.
Несмотря на то что произошло между ними, Джой, в конце концов, возвращалась домой к своему парню. Настанет день, и она, без сомнения, почувствует облегчение от того, что это не зашло дальше.
Ей едва удалось спастись. Им обоим едва удалось спастись.
Но где-то в дальнем уголке сознания тихий голос говорил Грею, что после того, как он был с ней, он захочет быть с ней снова.
Глава 7
«Три недели, – думал Грей. – Три проклятые недели, а я до сих пор не могу выкинуть из головы эту женщину».
Он смотрел на приближающийся к нему мяч, словно это было живое существо, к тому же вооруженное ножом. Поставив перед ним ракетку, Грей со страшной силой отбил мяч в стену. Отрикошетив от нее, мяч на обратном пути чуть не угодил партнеру Грея в грудь.
Шон О'Бэнион – воротила с Уолл-стрит и отнюдь не маменькин сынок, даже в День Матери, – двинулся на Грея, словно танк.
– Проклятье! Мне уже четвертый раз приходится нырять, чтобы ты в меня не попал!
Когда этот здоровяк подошел настолько близко, что уткнулся грудью в грудь Грея, никому не составило бы труда разглядеть в нем бывшего головореза из Южного Бостона. Если бы у Грея возникло желание подраться, вместо того чтобы культурно поиграть – чем они, надо полагать, занимались, – его приятель готов был предоставить ему эту возможность. Прямо сейчас. На площадке для сквоша в элитном «Конгресс-клубе».
– Что, черт побери, с тобой происходит, Беннет?
Да уж. С чего бы начать.
Грей выругался.
– Извини. Хотелось подчистить кое-какие хвосты. Не получается.
Он мог бы и догадаться, что игра в сквош вряд ли поможет. Возможность погонять маленький мячик не избавит от трехнедельной бессонницы, вызванной сексуальной неудовлетворенностью, от трехнедельной пытки жаркими видениями, от трехнедельной тоски по женщине, по которой он не должен был тосковать.
Ему нужна была Джой.
Рядом с ним. В его объятиях.
А теперь, когда он снова был в Нью-Йорке? Естественно, она не шла у него из головы ни на секунду.
Господи! Обычно так беспокоить его могли только результаты экзит-пулов.
Шон сделал шаг назад. Мячик запрыгал на его ракетке.
– У тебя проблемы?
Грей покачал головой:
– Просто у меня сейчас все висит на волоске. Надо было тебя предупредить.
– Или выйти со мной сегодня на ринг. – Шон мрачновато улыбнулся. – Слушай, почему бы нам не пойти в душ, а потом в бар? У тебя такой вид, что не помешает выпить, и, кроме того, мне не хочется, чтобы ты отправил меня на встречу с кардиохирургом.
– Не могу. Мне через час надо быть у Элисон и Роджера Адамс. Они устраивают вечеринку в честь Кена Райта.
Шон поднял одну бровь и вместе с Греем пошел к выходу.
– Райт ведь баллотируется в мэры, верно?
Грей, открыв дверь, пропустил приятеля вперед.
– Да, но его кампания увязла в дерьме. Он нанял меня в качестве Девы-целительницы, чтобы я в одночасье совершил чудо. Так что до ноября у тебя будет масса возможностей снова заполучить меня. Все это время я буду в основном здесь, на Манхэттене.
– Я всегда готов сыграть. – Шон холодно засмеялся. – Или подраться.
– И ты думаешь, у меня есть шансы выиграть?
– По крайней мере, сегодня мои мячи попадали куда надо.
Грей улыбнулся. Они шли по мраморному коридору, кивая другим членам клуба, тоже одетым в белое. Мужская раздевалка находилась дальше слева, за парой блестящих черных дверей. Внутри было тяжело дышать от пара и смеси самых разных средств после бритья. Ящики красного дерева с латунными именными табличками занимали все пространство от пола до потолка. Перед ними стояли ряды покрытых лаком скамеек.
Они разделись и отправились в старомодный общий душ. В комнате двадцать на двадцать футов, отделанной белым кафелем, было четыре сливных отверстия в полу и по меньшей мере дюжина душевых леек на стенах. Они заняли две в конце.
– Ну, и как ее зовут? – спросил Шон, пока они возились с хромированными ручками.
Звук льющейся воды заглушил ругательство Грея.
– Может, повторишь? – холодно предложил Шон.
– Нет никакой ее.
– Ну конечно. – Шон покрутил в руках кусок мыла, а потом нанес пену на лицо. – Давай, Беннет, рассказывай.
Чтобы выиграть время, Грей выдавил на руку немного шампуня и намылил им голову.
– Я совсем спятил, Шон. Честное слово.
Шон издал какой-то уклончивый звук.
– По поводу?
– Ее зовут Джой.
Услышав раскатистый мужской смех, Грей пожалел, что не промолчал.
– Хорошее имя, Беннет. Ты с ней спишь или только собираешься?
– Я с ней не сплю. – Грей понял, что краснеет, и сунул голову под воду. – Но хочу до отчаяния.
– Так тащи ее в постель. Какие проблемы?
– Тут все не просто.
Потому что, снова и снова прокручивая в голове то, что между ними произошло, он просто не мог понять, была Джой той милой нежной девочкой, которой он всегда считал ее, или расчетливой женщиной, способной даже ему дать фору в секс-игре. Каждый раз, когда думал о том, какой удивительной она была с ним, как круто смогла завести их обоих, он напоминал себе о том, что в это самое время дома ее дожидался бедолага Том.
– Так в чем проблема? – переспросил Шон, выдавливая на руку шампунь.
– Я всегда относился к ней с таким уважением, что не решился бы спать с ней. И мне невыносимо думать, что она, может быть, совсем не такая, как я думал.
– А-а. Теперь понятно.
– Ну да. Самое привлекательное в ней была ее… господи, думаю, это можно назвать невинностью. Я знаю ее много лет с тех пор, когда она была подростком. Я всегда считал, что она не…
– Не такая, как все? – Шон согнулся, чтобы смыть шампунь.
– Да. Я чувствовал себя чертовски виноватым из-за того, что хотел ее, пока не увидел ее с парнем. Потом она приехала сюда, мы встретились, и это было потрясающе… – Грей намылил грудь. – Но, черт побери, у нее кто-то есть, а она позволила мне взобраться на себя. Разве порядочные женщины так поступают?
Любимая игра его матери. И известно, чем она для них закончилась.
– И когда ты ушел от нее? – спросил Шон.
«На полпути», – подумал Грей. И с тех пор он находился в состоянии безумной сексуальной фрустрации.
– Я ушел, когда она сказала, что любит меня.
Шон уронил мыло, которым намыливал ноги.
– Что?
– Да нет, не то. Она не то имела в виду. Это невозможно. Но у меня хватило здравого смысла, чтобы закрыть за собой дверь.
– Да, эти три маленьких слова способны вернуть мужчину к реальности. Это точно.
– Я просто не могу разобраться, какая она. Если она хорошая девочка, как я всегда считал, то мне нельзя быть с ней, потому что я ей всю жизнь испорчу.
– А если нет?
– Ну, это уже другая история. Если не считать того, что я не понимаю, хочу ли знать правду. – Грей почувствовал, что разочарование было бы на удивление болезненным.
Ополоснувшись в последний раз, Шон закрыл воду.
– Она в городе?
Грей выключил свой душ.
– Нет. На севере.
Последние капли воды со звоном падали на кафель. Взяв с этажерки в углу аккуратно сложенные толстые белые полотенца, они вернулись в раздевалку.
– Дело в том, что я не могу перестать думать о ней. – Грей открыл свой шкафчик и вытащил рубашку. – И эти сны. Дьявольщина. Я чувствую себя, как будто мне четырнадцать. Просыпаюсь утром с… ну, ты знаешь, что я имею в виду.
– Если мне не изменяет память, то да. – Шон снова мрачно улыбнулся, брызгая подмышки дезодорантом. Он бросил Грею баллончик, чтобы тот тоже мог попользоваться. – Ну и влип же ты, мой мальчик. По-настоящему влип.
Натянув трусы, Грей сунул ноги в брюки в тонкую полоску и стал яростно заталкивать в них рубашку.
– Может, мне просто надо заняться какой-нибудь другой женщиной.
Но, уже произнося эти слова, он понял, что эта мысль его не привлекает.
– Не знаю, сработает ли замена в твоем случае, – медленно произнес Шон, надевая через голову черный кашемировый свитер. – Такое впечатление, что тебе нужен не секс. Тебе нужна она.
Грей бросил на приятеля взгляд, как будто хотел сказать, что тот совершенно прав.
– Утешил, называется.
– Предпочитаешь, чтобы тебе голову морочили. Тогда найди кого-нибудь другого. – Шон застегнул ремешок тяжелых золотых часов. – Хочешь совет? Не суди о ней со своей колокольни. Пригласи ее в гости, засядь с ней в номере и не выходи, пока не разберешься. У тебя классический случай навязчивой идеи. Немного психоанализа, и быстро придешь в норму. Если, конечно…
Шон зачесал черные волосы назад, открыв высокий лоб.
– Что? – Грей остановился, не закончив завязывать галстук. – Что?
– Если она не значит для тебя действительно много. В таком случае ты пропал.
Грей начал чертыхаться, и Шон рассмеялся.
– Но вероятность этого близка к нулю. Такие мужики, как мы с тобой, не заточены под эти штуки.
Грей на секунду задумался.
– Возможно, ты прав. Но у нее есть другой.
– Это их дело. Тебя это не касается.
– Ну, ты кремень.
– Ты только сейчас это понял?
После того как они покинули раздевалку, Шон направился в бар, а Грей вышел в вестибюль. Он не особенно спешил на вечеринку к Элисон и Роджеру. Просто сегодня утром наконец разыскал последнего информатора, которого ему дал Бекин на предмет ночных похождений Роджера с той репортершей. История в очередной раз подтвердилась.
Настало время посидеть с Адамсами и выяснить, что произошло. Грей надеялся, что этому найдется какое-то иное логическое объяснение, кроме постельных вариантов. Но что это могло быть, он не знал. Если все было действительно так плохо, как выглядело со стороны и Роджер ничего не говорил жене, Грей оказался бы в очень затруднительном положении. Элисон имела полное право знать, но она должна была услышать это от своего мужа.
Господи. Из всех браков, которые он знал, их брак казался наиболее прочным.
Грей мерил шагами черный мраморный пол вестибюля «Конгресс-клуба» в направлении двери, когда затылком ощутил нечто, обратившее на себя его внимание. Он посмотрел по сторонам. В вестибюле стояло несколько человек, однако его инстинкты не среагировали ни на кого из них.
– Грей.
Ровный звук голоса матери заставил его закрыть глаза, прежде чем он обернулся.
Проклятье! Белинда была все еще красива. Густые блестящие черные волосы, совсем как у него, лежали распущенными у нее на плечах. Уголки газельих глаз приподнимались вверх. Профессионально накрашенное лицо, поддерживаемое с помощью скальпеля хирурга. Естественно, одета она была сногсшибательно, как могут позволить только большие деньги. И – как и ожидалось – рядом с ней стоял мужчина, являвший собой повзрослевшую версию того типажа, который она выбирала всегда. Красивый, хорошо одетый, воспитанный и с пустыми глазами.
– Привет, мать. Как зовут твоего друга?
– Стюарт. Стюарт, это мой сын Грей.
Грей кивнул и подождал, пока рука этого типа зависла в воздухе.
– Рад познакомиться, Стью. А теперь, влюбленные пташки, извините меня. Я пошел.
– Грейсон, одну минуту, прошу тебя. – Глаза матери вспыхнули. Она шагнула вперед, как будто собиралась выйти из клуба вслед за ним.
– Тебе разве нечем заняться? – медленно произнес Грей, метнув взгляд в сторону Стью.
Белинда оглянулась и погладила мужчину рукой по щеке с таким видом, словно он был ее собственностью.
– Стюарт, дорогой, ты ведь извинишь нас?
Стюарт улыбнулся, поцеловал ее в губы и отошел.
«Могу поспорить, что он подает ей тапочки и газету», – думал Грей, пока его мать слегка откашливалась.
– Твой отец, – тихо спросила она. – Как он?
– Какого черта ты спрашиваешь?
– Он болел. И мне хочется знать, как он.
– Что ж, можешь узнать новости у кого-нибудь другого. – Грей пошел прочь в надежде отделаться от нее. В тех редких случаях, когда их пути пересекались, она всегда норовила поговорить о прошлом. Как будто он был своего рода исповедником.
Но Грею хватило того, что он уже однажды пережил в детстве.
Услышав за спиной тихий стук каблуков по мрамору, он понял, что ему не удастся уйти легко и быстро.
– Грейсон, – прошипела она.
Грей остановился, посмотрел через плечо и шагнул в боковую нишу.
– Что?
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.
– Знаешь, Грей. То, что мы с твоим отцом оказались… несовместимы, еще не означает, что ты должен ненавидеть меня.
Грей сунул в карманы сжавшиеся в кулаки руки. Несмотря на то что ему смертельно наскучили подобные предисловия, он всегда каким-то образом попадался на удочку, когда мать на него наседала. Но если она хотела попытаться получить от него отпущение грехов, то ей предстояло заплатить за эту привилегию, став мишенью для его злости.
– Интересно, как это ты сводишь все к несовместимости.
– Мы с твоим отцом никогда не подходили друг другу.
– Да, между вами существуют непримиримые различия, верно? Начнем с того, что ты шлюха, а ему нужна была жена.
Она гордо выпрямилась:
– Мне не нравится, когда ко мне обращаются в такой грубой манере.
– Тогда перестань меня преследовать. – Грей взялся рукой за узел галстука. У него сдавило горло.
– Ты такой же злой, как твой отец. Ни с одним из вас невозможно договориться.
– А тебя невозможно заставить не падать на спину, верно?
Она побледнела:
– Грейсон, я твоя мать!
– Я знаю, – уныло произнес он, чувствуя, как крутит живот. – Поверь, я это знаю.
Грей оглядел вестибюль. Людей вокруг было немного, и он понимал, что их приглушенные голоса не могли быть слышны на расстоянии, и будь он проклят, если бы допустил, чтобы их перепалку услышали.
– В любом случае извини, я не могу сейчас разговаривать, – соврал он. – Опаздываю на встречу.
Она, казалось, даже не слышала его.
– Ты не можешь судить об отношениях других людей.
– Вы мои родители. Я вынужден жить с последствиями того, что ты сделала с моим отцом. Так что очень даже имею право судить.
– Он никогда не любил меня.
– Вот в этом ты ошибаешься.
– Он любил свои книги, свою юриспруденцию, свою работу. Мне было девятнадцать, когда я вышла за него, и двадцать, когда появился ты. Он был на двенадцать лет старше меня и занимался своей карьерой. Он оставлял нас одних на озере на многие месяцы, когда уезжал в Вашингтон.
– Ты никогда не оставалась одна.
Грей вспомнил ее, прислонившуюся к стене их дома у озера, вспомнил мужские руки у нее под платьем, ее запрокинутую голову, закрытые глаза и ощутил боль, как от удара. Он стал свидетелем этого маленького шоу, когда ему было тринадцать. Отголоски ее смеха, такого высокого и бесконечно пронзительного, заставляли его просыпаться по ночам еще многие месяцы.
Он тоже не оставался один. Стыд стал его постоянным спутником в годы отрочества. Грей знал, на что способна его мать, и скрывал это. Лгал отцу, когда тот звонил, а она в это время развлекалась с кем попало.
Белинда открыла рот, но Грей жестом остановил ее:
– Знаешь что, мне не интересно продолжать этот разговор, который повторяется каждый раз, когда ты встречаешь меня. До свидания, дорогая мама.
– Я думаю о тебе, Грейсон, – с трудом выговорила она, хватая его за руку.
Он вырвался от нее и пошел прочь.
– И я думаю о тебе. Постоянно, черт побери.
Грей вылетел из дверей и пересек людской поток, торопливо двигавшийся по тротуару. Когда подъехал его лимузин и он забрался внутрь, заметил, что его руки до сих пор сжаты в кулаки.
Пока машина ехала по Парк-авеню, Грей смотрел в окно, безрезультатно пытаясь взять себя в руки. А когда шофер остановился у дома Элисон и Роджера, он не мог себя заставить открыть дверь. По причинам, которые заставляли его презирать себя, мать до сих пор обладала способностью приводить Грея в такое состояние, когда он чувствовал себя несчастным мальчишкой, а не тем взрослым мужчиной, которым стал. Эта уязвимость приводила его в отчаяние, и Грей понимал, что с этими бьющими через край эмоциями он совершенно непригоден для светского общения, которое ожидало его наверху в пентхаусе.
– Вы хотите, чтобы я отвез вас в какое-то другое место? – спросил шофер, когда увидел, что Грей не выходит.
– Нет. Спасибо.
Грей вышел из лимузина и несколько раз обошел здание. Холодный ветер продувал шерстяной костюм. Собравшись с духом, он наконец прошел через вестибюль здания и вошел в лифт убежденным, что в состоянии выдержать оставшуюся часть вечеринки на автопилоте.
Если не считать того, что в тот самый момент, когда он ступил на порог Адамсов, Грей понял, что обманывает сам себя. В прекрасно обставленном пентхаусе топталось порядка ста человек. И хотя он знал всех, они внезапно показались ему совершенно чужими. А может быть, ему просто хотелось, чтобы так было. Звуки разговоров и смеха, запах закусок, кипение вежливой агрессии, с которой эти люди общались друг с другом, – все разом навалилось на него.
Грей повернул назад к двери.
– Грей! – Кассандра подошла к нему и поцеловала в щеку. – Я звонила тебе. Здесь Джой…
Он перестал дышать.
– В городе?
– Да. Точнее сказать, здесь, на вечеринке. Она…
– Где она?
Его глаза сканировали толпу в поисках светло-рыжих волос. Сердце подскочило куда-то в горло. И хотя он чувствовал себя жалким в своем отчаянии, ему хотелось увидеть ее. Особенно сегодня.
– Может быть, она в библиотеке, – пробормотала Кассандра, глядя вместе с ним вокруг. – Мне кажется, она хотела посмотреть книги.
Грей знал, где это. Он ринулся туда со всех ног, насколько позволяли правила приличия. Грей уже почти добрался до коридора, когда перед ним возник Роджер Адамс.
– А мы уже волновались, что ты не придешь! – Сенатор сиял улыбкой. – Ты видел Райта? Он здесь, в баре.
Грей уставился на этого человека, которого так хорошо знал.
От злости, оставшейся после общения с матерью, его голос сделался жестким. Грей резко произнес:
– Нам надо поговорить.
Адамс прищурился:
– В чем дело?
В этот момент Элисон, которая, смеясь, разговаривала с кем-то в двух шагах от них, поймала на себе взгляд Грея и подошла поцеловать его.
Адамс протянул руку:
– Беннет, у тебя жуткий вид. Давай зайдем ко мне в кабинет.
– Нет. – Грей вырвал руку. – Мы сделаем это не сегодня. И не здесь.
– Хорошо, – медленно произнес Адамс. – Завтра я буду в Вашингтоне. Все в порядке?
– Встретимся там, в твоем офисе.
– Грей, что происходит?
– Анна Шоу. Вот что. Не говоря уже об утечке.
– О… боже. – Лицо сенатора побледнело, а потом залилось краской. Над верхней губой выступил пот. – Смотри, я…
– Нет, оставь. Поговорим наедине. И подальше от твоей жены.
Грей с отвращением отвернулся и ушел. Меньше всего ему хотелось, чтобы Элисон что-нибудь услышала. К тому же сегодня он не вынес бы разговоров об адюльтере.
По пути в дальний угол пентхауса ему попалось несколько человек, но Грей грубо отмахнулся от них. Он уже был не способен на вежливость. Мысли о предательстве в браке Адамсов заставили его настолько живо вспомнить свое прошлое, что Грей чувствовал, как оно душит его. Можно подумать, что ему мало было встречи с матерью.
У Грея возникло какое-то мрачное ощущение, что ему надо уйти, но он хотел увидеть Джой. Ему просто необходимо было…
Если бы он умел лучше справляться со своими чувствами, то легче смог бы понять, что ему на самом деле нужно от нее. А так, он просто чувствовал необходимость срочно оказаться с ней в одной комнате. Посмотреть ей в глаза. Вдохнуть воздух, которым она дышала.
Завернув за угол и увидев, что дверь в библиотеку полуоткрыта, Грей взял себя в руки. Что, если она не захочет его видеть? Что, если…
Грей заглянул внутрь.
Она стояла там, повернувшись лицом к полкам, и, задрав голову, поглаживала кожаный корешок книги. Черное трикотажное платье сидело на ней, как вторая кожа. Волосы рассыпались по спине. Туфли состояли из одних ремешков, отчего ему сразу захотелось поцеловать ее изогнутые ступни.
Зависнув у двери, Грей осмотрел комнату, ожидая, что с Джой окажется мужчина. Однако она была одна, как будто искала здесь святилище, способное укрыть ее от шумных незнакомцев. А звучавшая в комнате классическая музыка уносила ее далеко от них.
Господи. Грею захотелось закрыться вместе с ней. Обнять ее. Обрести покой. И дать его Джой.
Не успел он войти в комнату, как услышал за спиной шаги.
– Беннет, как поживаешь? – негромко произнес Чарльз Уилшир, один из лучших нью-йоркских адвокатов. В руках он держал два бокала вина. – Я бы пожал тебе руку, но должен обслужить леди.
Грей, прищурившись, смотрел, как Чарльз подходит к Джой. Она повернулась спиной к двери и взяла у него бокал. Их руки соприкоснулись.