Текст книги "Ветры Катраза (Ричард Блейд, Странствие 6)"

Автор книги: Дж. Лэрд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Конечно, боцман был под хмельком, но на ногах стоял твердо. Он вытянул переднюю руку, и сжатый кулак пришелся точно на диафрагму Блейда. Разведчик остановился, проклиная про себя и этого старого живодера, и несчастливую свою звезду, и собственное бессилие. Неужели миролюбивые буддийские доктрины могут распространяться на таких накостных типов?

– Эй, хрыло, куда прешь? Да еще с кувшином? – Храпун шумно принюхался. – Ну-ка, давай сюда!

Блейд покорно протянул флягу. Боцман отхлебнул глоток и громко рыгнул.

– Отличное пойло... Где взял?

Еще с курсантских времен Блейд помнил, что на вопрос сержанта, как в казарму попало виски, лучше не отвечать. Не собирался он этого делать и на сей раз, хотя, судя по результатам еще незавершившейся попойки, фляга со спиртным вроде бы не являлась криминалом.

– Так... – медленно и зловеще произнес Храпун. – Ты, хрыло, разве не знаешь, что проносить спотыкаловку на судно запрещено? А это, – он поводил носом у горлышка фляги, – не из корабельной кладовой! Это, – он снова принюхался, – куплено на Южных островах и хранилось в чьем-то сундуке – до случая. Вот случай и вышел... – боцман с угрозой уставился на Блейда. – Ну! Какой дерьмодав тебе это дал?

Ну и дела, подумал Блейд, медленно трезвея. Значит, Крепыш контрабандой протащил это пойло на корабль, где спиртное выдается только из общественных запасов и по большим праздникам! Мог хотя бы предупредить, скотина! Хотя парень что-то такое кричал... ннк-кому ни звук-ка... конспиратор паршивый...

Он поднял взгляд на Храпуна. Пламя догорающих факелов не позволяло разглядеть лицо боцмана, да и Блейд до сих пор не слишком разбирался в выражениях мохнатых физиономий своих спутников по плаванию; тем не менее, он чувствовал, что Храпун разозлился не на шутку, и на сей раз дело не кончится линьками.

Все еще держа злополучную флягу в левой передней руке, боцман протянул вперед обе правые и приказал:

– Дай-ка мне колотушку, хрылятник.

Разведчик повиновался. Крепко перехватив рукоять, Храпун сделал вид, что хочет врезать ему под ребра бойком, но когда Блейд, согнувшись, попробовал защитить живот, боцман со всей силы стукнул его концом рукояти по голове.

Перед глазами Блейда распустились огненные цветы фейерверка и, на секунду потеряв сознание, он рухнул на колени. Однако череп у него был крепкий, и в следующий миг он поднялся, недоуменно озираясь по сторонам.

Что-то изменилось. Да, что-то определенно изменилось! В его сознании рухнул какой-то барьер – или, быть может, задернулись шторки, закрылись двери, опустились крышки люков над бездонными кладовыми памяти, отсекая все инородное, все наносное, все, из-за чего он мучился и страдал последний месяц. Ричард Блейд вновь стал самим собой. И это не сулило ничего хорошего тому мохнатому коренастому четырехрукому существу, которое стояло перед ним.

Люди опрометчивые, горячие и скорые на гнев и расправу, обычно не достигают успеха. Как правило, они даже теряют то, что подарила им судьба унаследованное богатство или высокое положение; нередко они расстаются не только с этими дарами Фортуны, но и с головой. Чаще свое берут натуры с куском льда вместо сердца, способные просчитать выгоду каждого деяния и каждого слова на много ходов вперед. Но ни вулканический темперамент, ни холодный рассудок поодиночке не рождают гениев и героев, лишь их союз способен произвести на свет нечто удивительное, невиданное доселе и достойное внимания.

Блейд не был исключением из этого правила. Расчетливый ум, твердость и упорство, унаследованное от отца, чистокровного англосакса, сочетались в нем с горячей кельтской кровью матери. Обычно сакс сдерживал кельта, и душа Ричарда являла собой как бы Соединенное Королевство в миниатюре, в котором холодная и сдержанная Англия властвовала над драчливой Шотландией и буйной Ирландией. Но когда кельт восставал, когда его извечную раздражительность поджигало слепое бешенство, порожденное каплей огненной иберийской крови (еще одно материнское наследство!) – о, тогда стоило держаться подальше от Ричарда Блейда! На свою беду, Храпун не разбирался в подобных тонкостях; он еще твердо стоял на ногах, дышал, принюхивался к соблазнительному аромату, которым тянуло из фляги, но мгновения его жизни были уже сочтены.

Испустив рев, достойный сородича неукротимого Кухулина, Блейд вырвал из лап боцмана колотушку и нанес ему страшный удар по черепу. Раздался глухой треск; обливаясь кровью, хадр рухнул под ноги своей недавней жертвы. Пару секунд Блейд смотрел на недвижимое тело, потом перевел взгляд на мохнатую пьяную орду, веселившуюся на палубе. Безумная ярость его, подогретая алкоголем, иссякала с той же скоростью, с какой жизнь покидала Храпуна; англичанин взнуздал своих пылких компаньонов, и они, рыча и огрызаясь, отступали, предоставив держать ответ за содеянное старшему собрату.

Но англосакс вовсе не собирался отказываться от мести. Недели унижений день за днем мелькали перед глазами Блейда, и овладевшее им ледяное бешенство было куда опасней недавней вспышки необузданного гнева. С холодной рассудительностью он оглядывал палубу корабля и сотню сидевших и лежавших на ней хадров, прикидывая, что и как сокрушить в первую очередь. Он находился сейчас в состоянии странной эйфории, ввергнутый в нее внезапным возвращением благословенного и смертоносного дара – способности к убийству. Ему казалось, что он всемогущ и неуязвим, он был Аресом, Сетом, Ахриманом и Тором в одном лице – и, подобно Тору, сжимал в руках огромный тяжкий молот. Впрочем, он не хотел лишней крови; определенная толика страха, смешанного с уважением, явилась бы вполне достаточной компенсацией за вонючие бадьи и навозную лопату.

На него уже обратили внимание. Стукнула дверца в кормовой надстройке, и Грудастая, со свитой из дюжины мускулистых женщин, направилась к Блейду. Ее спутницы держали в руках плети и увесистые дубинки – видимо, эта команда следила за порядком на празднестве, что было весьма нелишним, если учитывать количество и крепость поглощенной хадрами спотыкаловки. Блейд, опершись на свою колотушку, с высокомерным презрением взирал на подходившую группу. Он уже несколько протрезвел и был готов уложить всех четырехруких китобоев в радиусе ста миль от этого места.

– Эй! – Грудастая уставилась на труп Храпуна – Кровь? Ты что с ним сделал, хрылятник?

– Разбил череп – той же дубинкой, которой он попробовал приласкать меня – холодно произнес Блейд.

– Да он же мертв! – Грудастая подняла на возмутителя спокойствия бешеный взгляд – Ты, акулья требуха! Ты не стоишь половины пальца на его руке!

– Ошибаешься, Хозяйка. Моя цена выше, много выше! – на губах Блейда играла небрежная усмешка. – И скоро ты в этом убедишься!

Вокруг начала собираться толпа. Трезвых – кроме Грудастой с ее стражей – почти не было, а сотня хадров в различных стадиях опьянения не пугала Блейда. Большая часть этой компании едва держалась на ногах, а самый лучший из гарпунеров не смог бы попасть в самого крупного кита с расстояния пяти ярдов. Оставалось неясным, была ли охрана на корабле мужчин, но он не слишком беспокоился на сей счет. Колотушка была страшным оружием, и в рукопашной схватке он мог уложить не один десяток хадров, что трезвых, что пьяных.

Грудастая вытянула переднюю руку в сторону грот-мачты и показала на нижний рей.

– Ты будешь болтаться вон там, хрыло! И очень скоро!

– Сомневаюсь, милая леди.

Блейд шагнул вперед, оттолкнув двух охранниц с такой силой, что они покатились по палубе Коротким ударом в челюсть он сшиб с ног Грудастую и серией стремительных выпадов, нанесенных рукоятью колотушки, послал в нокдаун остальных стражей. Затем он поднял свой молот Тора и, предваряя вакханалию разрушения, с грохотом опустил его на борт ближайшей шлюпки.

ГЛАВА 5

Блейд сидел на полу узкой и тесной каморки, вытянув ноги и привалившись спиной к стене. Стена – борт корабля – чуть заметно покачивалась, подталкивая его под лопатки. На предплечье разведчика розовела свежая царапина, на темени вздулась большая шишка – след вчерашнего удара, нанесенного Храпуном Все остальное было цело и невредимо. Во время ночной схватки в него не метали гарпуны и не кололи ножами; после того, как он разбил колотушкой несколько лодок, уложив попутно дюжины три хадров, с судна Зеленого Кита прибыла команда с сетью. Ее накинули на взбунтовавшегося Носача и повлекли добычу в карцер – надежную камеру с прочной дверью. Располагалась она в трюме рядом с нужниками.

Несмотря на всю безысходность ситуации – ему грозила кара за убийство, отягощенное порчей корабельною общества и нанесением побоев, – Блейд был доволен. Душа его снова обрела цельность, удар Храпуна, который вышиб из его головы все лишнее, он рассматривал теперь как божественною ласку руки Провидения. Жаль, конечно, что ему вчера попалась та фляжка... он мог бы просто отдубасить боцмана, но не доводить дело до смертоубийства.

Вздохнув, он покаянно пробормотал: "Non est culpa vini, sed culpa bibentis", и сам для себя перевел на английский: "Виновато не вино, виноват пьющий" Затем Блейд ухмыльнулся. Что-то, однако, задержалось в мозгах – и, по странному совпадению, это была латынь. С латыни началось когда-то его знакомство с прекрасным полом. Мод Синглер, первая его женщина, преподавала в Кембридже латинскую поэзию. Знакомство их началось в прохладной, обшитой темным дубом аудитории, а закончилось в постели. На миг Мод возникла перед его мысленным взором – стройная, рыжеволосая, с молочно-белой кожей и сапфировыми глазами. Боже, как давно это было! Лучше не вспоминать! Сейчас ей уже... Нет, он не хотел думать, что Мод скоро разменяет пятый десяток, он представлял ее только такой, какой она была в том далеком пятьдесят третьем, когда юный темноволосый студент впервые перешагнул порог ее класса.

За дверью кто-то зашебуршился, потом внизу открылась узкая щель и в нее просунули миску с кашей и кружку клана. Блейд поел, напился. Видно, его не собирались морить голодом.

Он был намерен либо вновь погрузиться в приятные воспоминания, либо вздремнуть, ибо обдумывать план дальнейших действий представлялось еще преждевременным – он, собственно, не знал, что ему инкриминируют. Возможно, вздернут на рее, как обещала Грудастая, возможно, наградят – если Храпун перебежал дорожку кому-то из начальства. Впрочем, второе предположение казалось Блейду весьма зыбким. Он смежил веки и уже уронил голову на грудь, когда в дверь грохнули кулаком

– Эй, хрыльник, ты живой?

Это был голос Башки, боцмана команды гарпунеров, который отличался черепом огромных размеров, крепкими кулаками и редкостной рассудительностью.

Блейд отозвался.

– Рыжий хочет на тебя позиркать, – сообщил Башка. – Сам пойдешь, или приволочь сеть?

Блейд ценил, что с ним обошлись по-человечески – даже не связали; посему он сообщил боцману, что доберется до Хозяина на своих двоих и не будет оказывать сопротивления. Боцман хмыкнул, но дверь отворил. За ним стояли наготове восемь матросов с сетью и гарпунами, и среди них – Крепыш. Увидев приятеля, он смущенно отвел глаза.

Задумчиво подергав бородку, изрядно отросшую за последний месяц, разведчик вышел из своего узилища. Среди охранников был Крепыш, а это значило, что пока никто не обнаружил владельца вчерашней фляги – если еще нашли и саму флягу! Это казалось ему весьма сомнительным. Ну, раз Крепыш здесь, стоит попытаться получить хоть какую-нибудь информацию.

Приятель его, похоже, тоже хотел перемолвиться словом-другим. Башка с двумя матросами прошел вперед, шестеро пристроились за Блейдом, и первым из них – Крепыш. Взбираясь по крутому трапу, разведчик чуть приотстал, и тут же Крепыш очутился рядом.

– Что это на тебя нашло, Носач? – спросил он не слишком громко, но и не таясь – видимо, разговаривать с пленником никто не запрещал. – Ясно дело, Храпун – то еще дерьмо был, но пара добрых тумаков...

Блейд ткнул матроса пальцем под ребро, заставив замолчать, и спросил:

– А ты сам ничего не вспоминаешь?

– Откуда! Я был в полной отключке, еть тебя в печенку! А что?

– Как затащил меня на лоханку Грудастой, помнишь?

Крепыш задумчиво наморщил лоб и произнес:

– Пожалуй...

– А куда потом послал?

– Не-а... Вроде как мы доперлись до всей честной компании... Ну, я сел... сел, значит, у лодки... И все! Порази меня Зеленый Кит, ничего не помню!

Не врет, понял Блейд. Нажрался казенной спотыкаловки, четырехлапая скотина, и в самом деле отключился. Ну, ладно... Он наклонил голову и шепнул прямо в заросшее жестким волосом ухо Крепыша:

– Загляни в свой сундучок, акулья требуха! Да посчитай кух-шинчки! Тогда и поймешь, за чем меня посылал. Расчавкал, матрос?

Он почувствовал, как Крепыш вздрогнул; вроде его приятель хотел что-то сказать, но они уже вылезли на палубу и скорым шагом приближались к кормовой надстройке. Башка распахнул дверцу и прогудел:

– Привели. Если что, Хозяин, мы тут, на палубе, с сеткой и гарпунами.

Потом боцман отступил в сторону, пропустив Блейда в довольно обширную каюту. В переборках слева и справа было по две двери; один простенок украшал подвесной шкафчик из темного резного дерева, другой – искусно выполненный муляж Зеленого Кита, подвешенный к потолку на веревке. Посередине находился низкий стол, заваленный фишками для ба-тенга; за ним восседал сам Рыжий, имея по правую руку Трехпалого, старшего марсовой команды, а по левую Зубастого и Лысака. По другую сторону стола громоздился прочный табурет.

– Садись, – Рыжий вытянул переднюю руку с бронзовым браслетом на запястье.

Блейд сел. Начало разговора ему понравилось.

Капитан принялся молча разглядывать его. Помощники делали то же самое. Так прошло минут пять.

Вдруг Зубастый гулко расхохотался. Теперь он почему-то глядел не на Блейда, а на Лысака.

– Ты чего? – Рыжий скосил на помощника темный глаз.

– Чего? А помнишь, какие песни пел вчера Лысак? Он у нас-де смирный, работящий, непьющий... – Зубастый очень похоже передразнил старшину "стюардов". – Ничего себе смирный, акулья пасть! Если бы Грудастая знала, что этот смирняга натворит, ночевать тебе, Лысак, в холодной койке! Да я думаю, тебе и так у Каракатиц больше ничего не обломится!

– Погоди, тут дело не простое, – прервал Зубастого Трехпалый. Дождавшись кивка капитана, он продолжал: – Носач и в самом деле смирный парень. Что это он взбеленился? Была, значит, причина...

Блейд пристально посмотрел на старшину марсовых. До сих пор он никаких дел с Трехпалым не имел, даже встречал его редко, но знал, что этот молодой и довольно щуплый хадр является второй по важности персоной на судне. Если Рыжий кого и слушал, так только его; и самый глупый матрос понимал, кто возглавит клан, когда немногословный старый Хозяин навсегда отправится в подводные чертоги Зеленого Кита.

– Ну, Носач, так в чем дело? – пронзительные черные глазки Трехпалого уставились на Блейда.

Да, этот хадр был умен! Он даже говорил иначе, чем Лысак и Зубастый, не поминая через слово акулью требуху, дерьмоболов и дерьмодавов. Что доказывало: даже среди племени простаков найдется хоть один хитрец.

Блейд прочистил горло и повинился:

– Мой грех. Хлебнул этого пойла... ну, и когда он стукнул меня...

– ...ты взял, да и разбил ему башку, – закончил Трехпалый. Он вздохнул и вытащил из-под груды фишек счеты, очень похожие на те, что Блейд видел в детстве в конторе отца. Вытянув левую переднюю руку, на которой не доставало трех пальцев, отхваченных акулой, старшина марсовых щелкнул костяшками на верхней проволочке. – Значит, так: прибил Храпуна, четыре баркаса – в щепки, – он щелкнул второй костяшкой, – расколотил надстройку кладовой... – щелк, три десятка кувшинов, четыре бочонка... – щелк, щелк, – выкинул за борт бадьи из нужников, канаты, запасной парус... – щелк, щелк, щелк, – сломал фальшборт, локтей десять... – щелк, – синяков и шишек – не счесть... – щелк, – и у Грудастой сворочена челюсть, – щелк.

– Он им и рею сломал, на которой Грудастая собиралась его повесить, добавил Зубастый.

– Зеленый Кит! Когда ж я все это успел? – искренне восхитился Блейд.

– Да уж... успел! – задумчиво произнес Трехпалый. – Крепкий ты парень. Носач... Жаль, если и вправду придется тебя повесить.

Зубастый снова захохотал. Лысак сидел, с мрачным видом уставясь в пол. Капитан положил на счеты короткопалую ладонь и твердо произнес:

– Нечего добро портить. Посчитай-ка еще раз, Трехпалый.

– Так... – помощник тряхнул счетами. – Грудастой – за лодки, кладовую, кувшины, бочки, бадьи, перила, нижний рей – пятнадцать золотых пакт... – он снова щелкнул костяшками. – Грудастой – за шишки и синяки ее команды – три пакты... Опять же Грудастой – за свороченную челюсть – пять пакт... – Он поднял глаза на капитана. – Теперь – Храпун. Его во сколько оценим?

– Ничего он не стоит, – вставил Зубастый. – Только ходил да плетью помахивал, зиркало поганое!

– Да? – впервые подал голос Лысак. – Такого глазастого да опытного еще поискать! – он бросил непримиримый взгляд на Блейда. – Старый, но как держал в лапах всех дерьмодавов!

– Вот и додержался... – Зубастый разинул пасть и загоготал.

Рыжий негромко шлепнул по столу ладонью и смех помощника оборвался.

– Храпун – надсмотрщик умелый. Восемь золотых.

– Справедливая цена, – кивнул Трехпалый, снова щелкнув костяшками. Он посмотрел на результат. – Тридцать одна пакта золотом. Дороговато ты нам обошелся, Носач! '

– Э, так не пойдет! – запротестовал Блейд. – За Храпуна, покойника, восемь золотых, а за челюсть Грудастой – пять? Я же ее только погладил!

– Хочешь, чтоб мы повысили цену за Храпуна? – ухмыльнулся Трехпалый.

– Нет! Надо снизить за Грудастую!

Рыжий шевельнулся на своем табурете.

– Что заплачено – то заплачено, – сказал он. – Грудастая была в своем праве. Мы нарушили старый обычай.

– Какой же?

– Не брать двуруких на свои корабли. – Капитан вздохнул. – Есть, правда, обычай еще древнее... Если кто на море попал в беду, его не бросают.

Блейд опустил голову. Эти странные существа, мохнатые и четырехрукие океанские скитальцы, обладали своеобразным кодексом чести. Они явно не благоволили и не доверяли жителям суши, но сочли возможным вытащить его с Коривалла, где он постепенно сходил с ума... Они кормили и поили его; естественно, не бесплатно... Они, наконец, возвратили ему разум – тем самым благодетельным ударом колотушки. Конечно, это было сделано несколько грубовато, да и работу ему предоставили не из лучших, но моряки вообще нелегкий народ.

Он посмотрел прямо в черные непроницаемые глаза Трехпалого и медленно произнес:

– Значит, тридцать одна золотая пакта... Да... Desipere in loco...

– Что? – переспросил помощник.

– Безумствуй там, где уместно, – перевел Блейд.

– О! Твой народ очень мудр!

Блейд не стал оспаривать этот несколько поспешный вывод, а лишь кивнул головой и спросил:

– Ну? И что вы предлагаете?

Трехпалый выложил на стол все четыре ладони и забарабанил семнадцатью пальцами.

– Сам понимаешь, какой урон корабельной казне... – наконец заявил он. Если, скажем, тебя продать на Восточном Архипелаге... пакт десять, может и выручим...

– Треть! – буркнул Зубастый. – Не его одного надо продать.

– Пожалуй, – согласился старшина марсовых. – Понимаешь, – он повернулся к Блейду, – мы иногда продаем своих. Лучше пожертвовать десятком сопляков, чем всем год или два сидеть на берегу, если не хватает монет на новое судно. В особых случаях продаем за провинности, – Трехпалый прекратил барабанную дробь и вдруг остро взглянул на Блейда. – А тут особый случай.

Э, да он же копает под меня, сообразил разведчик. Что-то есть у этого хитреца за пазухой... и сейчас он вывалит это на стол! Неужели кух-шинчик Крепыша?

Точно, это был тот самый кувшинчик, на дне которого еще плескались остатки спиртного. Трехпалый достал его из навесного шкафа и торжественно водрузил на столешницу, посреди кучи фишек для ба-тенга.

– Вот, – он постучал по высокому глиняному горлышку, – отличное пойло с Южных островов. Нашли рядом с телом Храпуна. И от тебя. Носач, пахло этой спотыкаловкой за десять локтей. – Трехпалый задумчиво оглядел Блейда. Когда тебя привезли с острова, ты был совершенно голым. Я думаю, ты не прятал этот кувшин у себя в заднице?

– Кто? – зловеще и спокойно произнес капитан. – Кто дал?..

Блейд плотно сомкнул губы. Может, свалить все на покойника Храпуна? Нет, не поверят... Он тоже не поверил бы. Шито белыми нитками.

– Экипажу запрещено хранить спотыкаловку, – пояснил Трехпалый. – Все корабельные запасы под замком и под надежной охраной. Если нашим дерьмоболам позволить пьянствовать в рейсе, судно придет в торговый порт без груза... или не придет вообще. Для пьянки – берег! Пять-десять дней хватает, чтобы перебеситься и спустить свои пакты. И все. Конец – до следующей стоянки.

– Это – закон, – подтвердил капитан.

– Поэтому мы хотим знать, кто дал тебе пойло, – продолжал помощник. Продадим вас обоих. Будет у тебя приятель на берегу.

На берегу? Блейд не беспокоился за собственную шкуру. Он выкрутится! Не в первый – и не в последний! – раз его продают в рабство. Неделя-другая, и он либо сбежит, либо перережет глотку хозяину, либо заберется в постель хозяйки. В конце концов, в любой момент может истечь срок его командировки... Но Крепыш! Он не сомневался, что его приятель погибнет на берегу. И помочь ему невозможно... В иной ситуации он отбыл бы домой, оставив своему спутнику по странствиям в чужом мире то, что ценится там превыше всего: власть, богатство, славу... женщину, наконец! Но это сокровища сухой земли. Никакими силами он не сможет вернуть списанного на берег хадра обратно в его клан, на его корабль, что качается в безбрежном океане под хрустальные песни катразских ветров...

Блейд разомкнул губы и, решив, что хватит валять дурака, сурово произнес:

– Я не скажу вам, где взял этот кувшин. – Он говорил громко, и надеялся, что Крепыш, там, за дверью, слышит его. – И я не стану лгать, потому что не хочу, чтобы подозрение пало на невиновного. – Он окинул сумрачным взглядом лица сидевших за столом хадров. – Однако справедливость требует, чтобы ваши убытки были возмещены. И я скажу, как это сделать.

Рыжий почесал седеющую грудь. Казалось, он что-то прикидывал и взвешивал, словно соизмеряя понесенный ущерб с уверенным видом и словами этого безволосого двурукого хрыла, говорившего так спокойно и веско.

– Как? – наконец спросил капитан.

– Полагаю, тебе известно, что стоимость раба определяется тем, что он умеет делать?

– Ну! Так ты, Носач, отлично чистишь нуж... – начал, ухмыляясь. Зубастый, но Блейд остановил на нем тяжелый взгляд, и старшина гарпунеров вдруг замер с раскрытым ртом.

– Еще я отлично умею вышибать зубы, сворачивать челюсти и проламывать черепа. Хочешь в этом убедиться, акулий потрох?

Зубастый захлопнул рот и словно съежился, стараясь отвести глаза от холодных зрачков сидевшего напротив человека. Потом он невнятно пробормотал:

– Н-нет... Хватит вчерашней ночи...

– Так вот, – продолжал Блейд, повернув лицо к капитану, – я – воин, боец, мастер клинка... и не только клинка, – он угрюмо ухмыльнулся и вытянул руку к двери. – Там девять твоих матросов... Девять! И я могу их всех... он стиснул огромные кулаки и стукнул ими друг о друга. – Понимаешь! Вместе с их гарпунами, ножами и сетями!

Капитан кивнул; он понял.

– Цена воина, который может охранять хозяина и сражаться за него, много выше цены простого раба. Ты отвезешь меня на Восточный Архипелаг, и я покажу там, на что способен. Потом продай меня за максимальную цену – и мы квиты.

Блейд разжал кулаки и скрестив на груди руки, спокойно посмотрел на капитана.

– В этом что-то есть, – задумчиво протянул Трехпалый. – Случается, что сахралтам нужны хорошие драчуны. И, если не ошибаюсь, такой момент скоро наступит.

– Кто такие сахралты? – разведчик приподнял брови, уловив незнакомое слово.

– Ну, хрылы... Наши дерьмоболы так называют двуруких с островов.

– А нурешники?

– Нуры. Эти живут на огромном северном острове. Там холодно, и мы не ходим в те воды.

Блейд кивнул. Значит, тут есть два народа, на островах и на материке: хрылы-сахралты и нурешники-нуры. Интересно, кто же такие нурлы? Он уже раскрыл рот, когда голос Рыжего перебил его вопрос.

– Я хочу знать, кто пронес на судно спотыкаловку, – безаппеляционным тоном заявил капитан.

Трехпалый шумно вздохнул и, пожав плечами, встал и направился к подвесному шкафчику. На сей раз он извлек оттуда многократно сложенный толстый лист пергамента. Это была карта – отличная карта, признал Блейд, когда помощник капитана разложил ее на столе прямо поверх игральных фишек.

– Смотри, Носач, – палец Трехпалого скользнул по голубой поверхности, изображавшей океан, и уперся в россыпь точек к северу от экватора. – Это Восточный Архипелаг Круглый год тепло, фрукты – ах, какие фрукты! – и добродушный народ. За хорошего драчуна они выложат двадцать золотых. А здесь, – помощник ткнул в пятнышки, притулившиеся на юге, примерно на пятьдесят пятой параллели, – Южные острова. Довольно холодно, и люди в тех местах суровые. Край света! – секунду он помолчал. – Но там богатые серебряные рудники, где требуются сильные надсмотрщики. За тебя могут отвалить тридцать или сорок монет. Мы же идем сейчас на восток и дней через пять будем как раз посередине, – он показал по карте, затем поднял на Блейда непроницаемый взгляд. – Ты слышал, Хозяин желает знать, кто протащил на корабль пойло. Так куда повернем через пять дней – на север или на юг?

Минуты три Блейд размышлял, просчитывая варианты. Итак, если он выдаст Крепыша, их обоих продадут в теплые края; иначе он окажется на руднике либо надсмотрщиком, либо простым рабом-рудокопом. Оба варианта его не устраивали. Он не собирался выдавать приятеля – как из упрямства, так и не желая уступать давлению. В конце концов, хадры оказались гуманнее людей; они не стали бить или пытать его, а использовали методы чисто интеллектуального принуждения. Это являлось сферой профессиональной деятельности Блейда, и уступка была равнозначна признанию, что эти мохнатые четырехлапые китобои смогли переиграть лучшего агента МИ6А.

С другой стороны, ему хотелось попасть именно на Восточный Архипелаг, пусть даже в качестве раба. Изучая карту, Блейд заметил, что некоторые его острова весьма велики – не меньше Ирландии или даже Сицилии; неподалеку находились и другие островные скопления, протянувшиеся широкой полосой к северу и югу от экватора. Наконец, в северном полушарии, на расстоянии полутора тысяч миль от берегов Восточного Архипелага, лежал материк. Несомненно, Нурстад, страна нуров, о которых он не знал ничего!

Итак, любой опытный человек при взгляде на карту сказал бы, что острова Восточного Архипелага являются одним из центров этого скудного сушей мира. Блейд понимал, что, несомненно, сможет получить там всеобъемлющую информацию по интересующим его вопросам и выяснить, чем богат Катраз. Он не сомневался, что даже очутившись здесь по ошибке, обязан выполнить свое обычное задание собрать сведения об этой реальности Измерения Икс, определив технологии, знания или сырье, которые могут представлять ценность для Великобритании. Недаром Лейтон не торопился забирать его отсюда; это означало, что на исследования и разведку отпущены обычные два-три месяца.

Однако половина этого срока уже прошла, а он пока не видел ничего, кроме идиллических красот Коривалла и необозримых просторов океана; он слышал только песни катразских ветров да речи спутников по плаванию, пересыпанные упоминаниями о дерьмоболах, акульих потрохах, блейдинах, нурешниках и хрылах. Ни интереса, ни пользы, ни выгоды! Но, возможно, вторая половина его странствия окажется более эффективной?

Для этого надо было попасть на Восточный Архипелаг. И если альтернатива, предложенная Трехпалым, его не устраивает, нужно навязать вождям клана Зеленого Кита свой вариант развития событий. Блейд протянул руку к карте, приподнял ее и задумчиво поглядел на горки раскрашенных фишек. Потом повернулся к помощнику капитана.

– Любите играть в ба-тенг?

Трехпалый с недоумением посмотрел на него.

– Все любят... Что еще делать в перерывах между охотами?

– И велики ли ставки?

– За два последних дня я выиграл у Зубастого пять серебряных монет, гордо заявил Трехпалый.

– А если пересчитать в золото?

– Нууу... десятая часть пакты, пожалуй... – тут помощник воззрился на Блейда и сказал: – Слушай, Носач, мы ведь не о том говорили. Поворачивать-то куда будем – к солнышку и фруктам или к копям в холодных горах?

Блейд безмолвствовал. Подождав немного, Трехпалый развел руками и посмотрел на Рыжего. Сообразив, что пора произнести веское слово старшего по званию, тот буркнул:

– Вот что. Носач... Иди-ка ты в карцер. И подумай.

Он встал и вышел в дверь, что находилась рядом с подвесным шкафчиком видимо, в свою каюту. Трехпалый проводил капитана взглядом и сказал Блейду:

– Хозяин дело говорит. Поразмысли! И знаешь, Носач, никогда мы не продавали своих на Южные острова. Лучше удавиться, чем попасть в копи.

Когда Блейд под бдительным присмотром Башки шествовал обратно в свое узилище, он вспомнил, что собирался спросить про нурлов. Ладно, решил он, успеется. Он чувствовал, что еще не раз встретится с офицерами этого судна. И еще не известно, кто кого продаст в рабство.

* * *

Вечером в дверь карцера тихо поскреблись. Блейд оторвался от созерцания низкого потолка из темного дерева и пробормотал: "Tu ne cede malis, sed contra audentior ito".

Этими словами – "Не отступай перед бедой, но смело иди ей навстречу" он и встретил Крепыша, доставившего узнику ужин и неярко горевший светильник.

– Вот, – сказал матрос, протягивая ему миску, – спросился у Башки принести тебе жратву.

Затем он погрузился в мрачное молчание, ожидая, пока пленник разделается с кашей, китовым мясом и основательной кружкой клана. Блейд искоса взглянул на приятеля.

– Что, проверил свой сундучок?

Крепыш махнул рукой; в его темных глазах плескалось отчаяние. Блейд стиснул его плечо – поросшее шерстью и нечеловечески широкое.

– Не бойся, парень. Я тебя не выдам.

– Даа... Ты так и сказал Рыжему... я слышал... – поерзав на жестком полу, он устроился поудобнее и нерешительно произнес: – Я за тебя, Носач... я за тебя... я кому хочешь печенку вырву!

– Ну-ну, – разведчик похлопал его по колену и негромко поинтересовался: – Разве эта твоя фляжка стоит таких хлопот? Видишь, как дело повернулось...

– Пришиби меня Кит! Попутало проклятое зелье! – Крепыш был безутешен в своем раскаянии.

– Ладно, обойдется, – ободрил его Блейд.

– Да как обойдется-то? – Крепыш широко распахнул глаза, полыхнувшие красным в отблесках пламени. – Ты что, готов залезть в вонючую дыру на Южных островах, акулья требуха? Нет! Я... я... никогда...