Текст книги "Три времени Сета"

Автор книги: Дункан Мак-Грегор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава четвертая

На сей раз путешественники не стали зря тратить время и разводить костер – они съели рыбу сырой, причем Висканьо, кажется, этого даже не заметил. Уставившись прямо перед собой, он жевал так вяло, словно заболел вендийской лихорадкой, отнимающей у человека не столько силу, сколько разум. Конан же был бодр и, как обычно, голоден. Перемалывая крепкими зубами жесткое мясо, он думал о том, почему бы Гане и Мисаилу действительно не возжелать прикарманить пастушку с овцами? Вроде бы мысль сия была не лишена основания…

Отшвырнув недоеденную рыбину, киммериец рывком поднялся.

– Вставай!

Виви за последнее время так привык слышать это слово, что, сейчас даже не вникнув в его смысл, послушно встал. Челюсть его отвисла как у умалишенного, зеленые, обычно такие живые глаза бессмысленно вперились в воды Хорота. Каждый переживает крушение надежды по-своему. Один топит печаль в вине или пиве – в зависимости от достатка, другой находит выход в изобретении новой мечты, третий приходит к достойному решению вернуться на путь, изначально предназначенный для него богами, то есть на тот, который ему под силу пройти. Злосчастный талисман оказался устроен таким образом, что вообще не питал никаких надежд, а раз только позволив себе подобную вольность, тут же потерял под ногами твердую землю. Ныне, стоя на жидком, вот-вот готовом растечься облаке, он инстинктивно хватался за варвара, который один только и был с ним рядом и, конечно, только один и мог ему помочь.

Поэтому наверное, когда Конан двинулся снова вперед, он пошел за ним, пытаясь сфокусировать туманный свой взгляд на его широкой спине. Сие занятие уже подействовало на Виви благотворно. То ли широкая спина обладала способностью прояснять мысли, то ли просто рыжий наконец очнулся, но ему стало вдруг несравнимо легче. В глазах забрезжило нечто похожее на разум, в душе робко, но все же засвистала дудка.

Семеня за киммерийцем вдоль Хорога, он с удовольствием восстанавливал свое прежнее состояние путем глумления над Ганой и Мисаилом и клятвенного заверения себя самого в непременном отнятии у братьев пастушки и овец. Впрочем, постепенно приходя в чувство, рыжий начал сомневаться в том, что парни уже завладели сим драгоценным изделием стигийского мастера. Чем они лучше Деба Абдарраха? Умнее они его, что ли? Если сам Красивый Зюк, не рассчитывая на собственный богатый опыт и благосклонность покровителя воров Бела, решил призвать на помощь талисман, то что говорить о двух не ворах – воришках! Неужели они сумеют сами отыскать владельца пастушки, а потом и придурка, стянувшего овец? Ха! Рассуждение это показалось Виви таким здравым, что он даже повторил вслух свое «Ха!», чем несказанно удивил и раздражил угрюмо шагавшего впереди Конана.

Далее мысль рыжего заработала еще активнее. План изъятия пастушки и овец вырисовывался все четче, соответственно с этим и настроение талисмана становилось все лучше.

– Конан, подожди!

Возбужденный голос Висканьо остановил киммерийца, но не заставил его обернуться. Уставший от неугомонного спутника, он уже подумывал о том, чтобы снова заткнуть ему чем-нибудь рот. Кстати, а не потому ли Гана и Мисаил тратили время на сооружение кляпа для рыжего? Может, и им порядком надоела его бесконечная болтовня?

– А не переправиться ли нам через Хорот сейчас? Посмотри, Конан, сколько мы прошли, а только здесь река довольно узка! Может, попробуем?

– Подождем лодку, – мрачно буркнул киммериец, которому вовсе не улыбалось переплывать грязный Хорот с рыжим талисманом на спине – он ведь выяснил уже, что тот не умеет плавать.

– Второй день идем, а лодок я что-то не заметил, – язвительно проворчал совсем оправившийся Висканьо. – Так до самого моря Запада можно дойти пешком.

Конан не ответил. Он и сам давно высматривал на реке хоть какое-нибудь суденышко, но Хорот словно вымер. Можно, конечно, самим сделать небольшой плот и переправиться на другой берег на нем, но и на это нужно время, а время киммериец ценил наравне с оружием – нельзя его терять. Только Митра знает, что там, впереди… Одно упущенное зря мгновение может изменить судьбу человека, а может и стоить ему жизни.

– Ладно, – решил он. – Нергал с тобой, поплывем здесь.

Он быстро разоблачился, сунул одежду в мешок; потом связал за ушки сапоги и вместе с мешком и мечом всучил их Висканьо, который снял только рваные штаны свои, обнажив тонкие длинные ноги. К реке рыжий спустился за Конаном с опаской, ибо подозревал, что ему придется плыть самостоятельно, а сие было невозможно. Брезгливо тронув воду большим пальцем ноги, Виви с гримасой отскочил назад, наткнувшись при этом на киммерийца, который с усмешкой взирал на него.

– Ты ведь не бросишь меня, Конан? – робко пробормотал рыжий, заглядывая в холодные синие глаза. – Я не смогу сам… Я утону…

– Невелика потеря, – хмыкнул варвар, заходя в воду.

– Конан! – в ужасе возопил Висканьо, простирая руки к безжалостному киммерийцу. – А как же я? Ты забыл, что я талисман? Не оставляй меня! Я пропаду без тебя, Конан!

Конан и не собирался бросать рыжего на произвол судьбы, но тот орал без остановки, и перекрикивать его не было нужды. В конце концов, должен же он когда-нибудь заткнуться.

– А если б я был медальоном на цепочке, я бы висел у тебя на шее, правда? Но я же не виноват, что боги создали меня человеком! Подожди, Конан!

Мысленно киммериец испросил у Митры терпения, ибо его так и подмывало вернуться на берег и свернуть шею истеричному талисману, у которого даже не хватало ума понять, что Конан отдал ему свой мешок, а значит, и оставлять его тут не намеревался.

– О, всемогущий Кром! – тем временем воззвал рыжий к более высокой инстанции. – Образумь жестокосердого сына твоего! Наставь его на путь истинный!

Кром и его жестокосердый сын хранили молчание, причем последнему сие было нелегко: терпение никогда не входило в список его добродетелей, и если б вместо тощего мальчишки на берегу сейчас стоял парень поздоровее, Конан давно заткнул бы ему рот его же собственными штанами.

– Скажи, скажи ему, Кром! – никак не мог угомониться талисман. – Пусть он возьмет меня с собой!

В отчаянии Виви даже забрел по колено в реку, с содроганием ощущая нежные прикосновения кувшинок и распластанных на воде шершавых листьев. Холодная муть, лежащая перед ним, пугала его не меньше, чем царство Нергала. Когда он плыл по ней, накрепко привязанный к доске, он был спокоен, так как уже простился с жизнью и спасения не ждал. Но сия неприятность давно миновала, и теперь Висканьо очень хотелось жить, причем обязательно рядом с варваром – пусть подобно плющу паразиту, обвившемуся вокруг мощного дерева, зато в безопасности.

Наконец талисман решился и, крепко зажмурив глаза, сиганул в реку; колотя по воде мешком, он в три рывка достиг широких плеч киммерийца, вцепился в них мертвой хваткой. Сердце его мелко дрожало, икры свело судорогой, но, обладай рыжий хвостом, как собака, он бы им сейчас с удовлетворением вилял. Конан плавал как сам морской царь. Его могучий торс разрезал воду словно воздух, и с каждым взмахом руки по меньшей мере пять ладоней оставалось позади. Как только Висканьо пришел в чувство, он тут же начал наслаждаться плаванием, гордо поглядывая по сторонам. Увы, никого не было ни на том берегу, ни на этом; никто не видел, как быстро и красиво пересекает бурный Хорот Висканьо Приносящий Счастье И Отвергающий Ошибку. Правда, сейчас бурный Хорот был тих и уныл, но сие не могло поколебать высокого состояния духа маленького талисмана. В голове его зарождались рифмы, и самые прекрасные слова, когда-либо придуманные человеком, нанизывались одно на другое, в конечном счете образуя великолепную оду реке, силе варвара и первозданной тишине природы, снова вступившей в свои права после того, как утихло эхо от диких воплей рыжего.

Конан же, выйдя на берег, с трудом отцепил от своих плеч тонкие и сильные пальцы Виви, что впился в него будто спрут и никак не желал отлепиться, потом отобрал у него свой мешок. Все, что находилось внутри мешка, промокло насквозь, начиная от плаща делопроизводителя и кончая сапогами глухонемого. Только кинжал, зажатый киммерийцем в зубах, да меч, который он не отдал на сохранение Висканьо, а держал сам в левой руке, подъятой над водой, остались сухи.

Киммериец еще раз испросил у Митры терпения, но, не имея того же, чтобы дождаться, пока солнечный бог соблаговолит выполнить его просьбу, злобно толкнул рыжего обратно в Хорот. Короткий всплеск возвестил о том, что цель его достигнута, а чуть более протяжный визг – что талисман все же остался жив. Свершив сей акт возмездия, Конан сплюнул в сторону реки и снова зашагал на запад.

Теперь он шел в одной набедренной повязке, и, хотя никто уже не принял бы его за странствующего инфанта или рыцаря, свои преимущества в подобном одеянии были: свобода передвижения и свобода от прошлого. Конан словно вновь превратился в киммерийского волчонка, впервые покинувшего родину в поисках приключений. Тогда за его спиной был только один бой – штурм аквилонской крепости Венариум, зато впереди… Сражения, драки, любовь, плен и опять сражения и драки – все смешалось за последующие годы в одно, и это называлось простым словом – жизнь. Он никогда не желал жить иначе.

– Конан, подожди!

Конан скрипнул зубами, но не остановился, не обернулся.

– Посмотри! Там какой-то дом! Может, зайдем?

Киммериец окинул взглядом окрестности, но заметил только темное пятно впереди. Судя по ландшафту, то могло быть и дерево, и валун, и холм. Но мог быть и дом. Конан пожал плечами – все равно идти надо в том направлении, так что гадать сейчас не имело смысла.

Вполне бодрый, хотя мокрый и обвешанный тиной, талисман с надеждой заглянул в глаза спутнику.

– Зайдем?

– Почему нет? – усмехнулся варвар. – Клянусь Кромом, в моем желудке пусто, как в твоей голове, а у хозяев наверняка найдется добрый кусок мяса…

– Конечно, найдется! – возбужденно подхватил Виви. – Ты не забыл, что я талисман? Все, что ты захочешь, у тебя получится, пока я с тобой!

Последние слова он произнес с таким неприкрытым бахвальством, что Конан счел необходимым напомнить дерзкому мальчишке, что он и сам не калека и не дерьмо Нергала, и до сих пор прекрасно справлялся без всякого талисмана, а если тот и дальше будет без умолку трепать языком, то Конан вышвырнет его в первую попавшуюся помойку или сточную канаву – пусть развлекает там пауков да жаб своей болтовней. Рыжий мотнул патлами в знак полного согласия со справедливым решением хозяина и смиренно пошел рядом, в глубине души ликуя от предвкушения хорошего обеда.

Он точно знал: даже если дом тот окажется пуст, все равно на столе или в погребе они найдут и еды и питья, ибо варвару непременно будет сопутствовать удача во всем, лишь бы возле него всегда был его талисман. Висканьо не учел только одну возможность – сам он являлся записным неудачником, а потому в доме могло ничего съестного не оказаться в силу его собственной злой судьбы. Правда, прежде такое случалось только в пору его одиночества, так что задумываться о том сейчас не стоило.

Когда впереди начала вырисовываться крыша дома, Висканьо прибавил шаг. Теперь он почти бежал, то обгоняя Конана, то обегая его кругом. Живот его, не менее пустой, чем – по меткому определению киммерийца – голова, завывал и урчал на разные голоса, готовый переварить что угодно, хоть мясо барана, умершего от старости. Только теперь Виви заметил, как потускнел ярко пылавший в лазуревой выси солнечный диск. В ровном свете его выделились до того размытые очертания холмов и деревьев; воздух в преддверии сумерков посвежел, и легкий ветер за неимением одежды путешественников колыхал их буйные гривы – рыжую и черную.

– Дом! – выдохнул Висканьо. – Видишь? Это дом!

Глаза его заблестели, ноздри затрепетали, пытаясь унюхать со стороны жилища запахи еды.

– Дом! – презрительно скривился Конан. – Лачуга! Клянусь Кромом, здешние хозяева бедны как мыши!

– И едят только рыбу? – деловито вопросил Виви.

– Ну да! Что ж еще?

– Захоти мяса, Конан, – жарко зашептал талисман в ухо киммерийцу, на цыпочках семеня с ним рядом. – Я не могу больше есть рыбу. Захоти мяса!

– И какого тебе, приятель? – с ухмылкой сказал варвар. – Может, барашка?

– Барашка! – радостно закивал рыжий.

– Или молодого бычка?

– Молодого бычка! – легко согласился Виви.

– Кость от сдохшего осла ты получишь, если не заткнешься! – сурово предупредил Конан, подходя к дому.

Маленькая приземистая конурка одним боком почти прижималась к земле. Противоположная стена, однако, стояла прямо, да к тому же имела целое окно, из чего можно было с полным на то основанием заключить, что дом развалился еще не весь, и в оставшейся половине кто-то жил: если не сами хозяева, то бродяги наверняка. С крыши свисала рыболовная сеть или, скорее, бывшая рыболовная сеть, так как от нее уцелело только несколько веревок, прочее же составляла сплошная прореха. Крыльца, равно как и ступенек, не было вовсе. Входом в лачугу служила криво прорубленная нерадивым работником дыра; с дверью дело обстояло еще проще – она не висела на петлях, как ее более удачливые сестры в других домах, а сиротливо стояла возле входа, прислоненная к стене. Зато вокруг спутники заметили нечто вроде сада: под единственным окном цвел розовый куст, тут и там произрастали чахлые цветы, а по обеим сторонам лачуги высились старые яблони, в редкой листве которых можно было даже разглядеть пару-тройку плодов.

Конан не стал утруждать себя стуком в стену – наклонив голову, дабы не врезаться лбом в низкий косяк, он не медля прошел внутрь. Конечно, талисман тут же последовал за ним.

Из всей обычной обстановки в комнате имелся только стол, табурет и верхом на этом табурете ветхий старик. Конан с легкой досадой отметил сию неприятную бедность – особенно пустой стол, – затем решительно скинул на пол труп старика. Тот мягко шлепнулся прямо под босые ноги Висканьо, заставив рыжего с гримасой отвращения отскочить за спину Конана.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что старик еще жив, ибо, треснувшись головой о земляной, но утрамбованный пол, он дважды моргнул – то ли сердито, то ли удивленно, – спутников это нимало не взволновало. Качаясь на скрипучем табурете, таком же древнем, как и старик, варвар насмешливо взирал на растерянного талисмана: ни барашка, ни молодого бычка, ни даже костей сдохшего осла здесь не наблюдалось, хотя Конан в самом деле был голоден.

Виви беспомощно осмотрелся. Нет, в пыльных углах не лежали сокрытые в мешках яства, и под столом оказалось пусто – как и должно быть; с потолка вместо связок вяленой рыбы свисала паутина, а со двора не доносилось никаких запахов, кроме привычного речного.

– Я заболел, – пояснил Висканьо в ответ на взгляд Конана и для большей убедительности покашлял. – Кха-кха… Ты бросил меня в реку, и я заболел. Кха-кха.

– Где-то тут шастал Приносящий Счастье И Отвергающий Ошибку? – вопросил варвар, наклоняясь и заглядывая под стол. – Ты не видел? А ты? – обратился он к старику, что лежал на полу и явно не собирался вставать.

Старик злобно зыркнул на Конана бесцветными глазками.

– Я просто заболел! – тихо повторил злосчастный талисман, но снова кашлять не решился.

С каждым мгновением ужас сковывал сердце Виви. Волшебный дар – все, что он имел, единственное его богатство – пропал. Он не смог даже самого простого: добыть для хозяина еды. Что уж говорить о пастушке с яблоками и ее овцах… Теперь киммериец точно прогонит его прочь… И кому он тогда будет нужен? Ни Деб, ни добрый купец из Мессантии, ни тем более стигийская крыса его и на порог не пустят…

Рыжие патлы Висканьо вздыбились, сердце оторвалось и свалилось куда-то вниз, к грязному земляному полу лачуги. Как в тумане видел он суровое лицо варвара с грубыми, но правильными чертами, с ухмылкой на твердых губах, покосившийся стол со сломанной ножкой, клочья паутины, покрытые сетью трещин стены…

Горько улыбнувшись, талисман повернулся и пошел к дыре выхода – туда, откуда явился, туда, где в вечном движении жил мрачный Хорот, туда, где блестел в лучах заходящего солнца мир…

* * *

– Ешьте да пейте, парни! Ешьте да пейте! Ну и ты, старик, тоже! – приговаривал Веселый Габлио, сам проворно засовывая в пасть сочные куски барашка, пучки зелени, пригоршни ягод и орошая все это дешевым красным вином. – А после трапезы нет ничего лучше доброй беседы, правда, рыжий?

Довольный Висканьо мелко кивал, не в силах ответить: рот его был забит теми же яствами, да и на сердце опустилась такая благодать, что не хотелось ему ни говорить, ни даже петь – только слушать и есть, слушать и пить, и снова есть… Умиротворенный, он с любовью и некоторой долей гордости поглядывал на своего сурового, но тоже размякшего сейчас хозяина. Волшебный дар не покинул его – киммериец, который рвал сейчас зубами огромный кусок баранины, мог теперь в этом убедиться. Неспроста появился в этом Митрой забытом местечке Веселый Габлио, чей вместительный мешок оказался полон всякой снеди и чей отец, видимо, с детства приучал сына делиться с ближним куском хлеба насущного. Парень вывалил из мешка все, что там было, и, ничуть не жадничая, пригласил Конана с его талисманом к столу.

Перед самым закатом, когда Виви решил навсегда оставить варвара (а заодно и весь мир) и пошел к реке топиться, к лачуге на буланой молодой кобылке подъехал расфранченный, несколько жирноватый господин. Он одарил исполненного печали рыжего жизнерадостной улыбкой, ловко соскочил на землю и ринулся в дом, таща за собой туго набитый холщовый мешок.

– Веселый Габлио! – выкрикнул он и тут же расхохотался, словно собственное имя показалось вдруг ему необычайно смешным. – А ты кто, парень?

Конану, который за весь день съел только пару сырых рыбин, а потому был порядком раздражен, не слишком понравилось такое обращение. Но, усмотрев за спиной толстяка своего Виви с выпученными от счастья глазами, понял, в чем дело; хмыкнув, он назвал себя и сразу был вознагражден за вежливость куском солонины – Веселый Габлио шмякнул его на стол перед носом варвара и любезно предложил ему немного подкрепиться. Конан не заставил себя упрашивать.

Висканьо, уже передумавший топиться, живо притащил со двора два чурбана. На один он сел сам, а другой подвинул щедрому толстяку, все еще сыпавшему из мешка на стол разнообразную снедь. Пир начался.

Веселый Габлио – как выяснилось к концу трапезы – оказался самым что ни на есть обыкновенным вором, чего и не думал скрывать. «Не беспокойтесь, друзья! У вас я не возьму и хлебной крошки!» – заверил он новых знакомых, у которых, впрочем, хлебных крошек не было, зато имелся волшебной красоты плащ делопроизводителя и отличная куртка на волчьем меху: Конан и за тысячу хлебных крошек не согласился бы лишиться своего сокровища и про себя решил не расставаться нынче с мешком. Кто его знает, этого Веселого Габлио…

А в общем, парень ему понравился. Болтливый, как Висканьо, он умел не только смешно рассказывать всевозможные забавные истории, но и сам над ними заразительно хохотать.

Маленький – не выше плеча талисмана, круглый как шар, с чистой гладкой кожей и здоровым румянцем во всю щеку – он походил на начинающего купца. В черных шариках выпуклых глаз его без труда можно было увидеть хитрые искорки, и если б даже Конан не ведал его истинного занятия, он с первого взгляда решил бы, что человек сей – будь он купец или зажиточный ремесленник – нечист на руку.

Но в данный момент ни его, ни рыжего это не волновало. Набивая животы впрок, они уже возвращались мыслями к тому делу, ради которого направлялись в Мессантию. Пастушка с яблоками – вот что грезилось наяву обоим путешественникам. Правда, Виви еще грезились овцы, но зато он забыл о кораблях, полных золота, и о дворце в большом и красивом городе, и о виночерпиях с печатью любви и почтения на лицах…

– …А тут как-то проезжаю я мимо Собачьей Мельницы и вижу – Красивый Зюк! Ха-ха-ха! – залился смехом толстяк, не обращая внимания на вытянувшиеся физиономии новых знакомых.

– К-кого? – пролепетал Висканьо. Нижняя челюсть его отвалилась, и изо рта посыпалось только что пережеванное мясо. Он подхватил его в ладонь, запихал в рот и снова спросил: – Кого ты видишь?

– Да Красивого Зюка же! Ты знаком с ним?

Виви отрицательно замотал головой.

– Ну-у, парень! Как же ты не знаешь Красивого Зюка? Знаменитый вор! О нем легенды будут слагать… после его смерти… Ха-ха-ха-ха-ха!

– Я что-то слышал, – вступил в беседу и Конан. – Кажется, он из Шема?

– Оттуда! Его прихватили у самых дверей императорской казны! Видите ли, ему понадобился перстень работы Хатхона! Гы-гы-гы! Чего захотел! Я всегда говорил: жадность до добра не доведет! Но ему опять повезло! Вывернулся и – был таков. Стражники потом болтали, мол, он их околдовал. Враки! Красивый Зюк – отличный вор, но колдун из него, как из тебя, рыжий, жрец Митры… Ха-ха-ха!… Жаль, что не успел он взять перстень… Слыхал я, подобной красоты сейчас не делают…

– А что было дальше с Красивым Зюком? – поторопил талисман толстяка – истории с перстнем Хатхона он не знал.

– А дальше? Ну, гоняли его по городам, как на корабле гоняют крысу из трюма на палубу, а с палубы в каюты, но поймать так и не смогли. Теперь он живет в ублюдочной Собачьей Мельнице и вполне доволен жизнью! Пфу! Я б лучше сам пошел под топор, чем похоронил себя в деревне.

– И что он там делает? – равнодушно спросил Висканьо, в душе обмирая в ожидании ответа.

– Жрет да толстеет, – отмахнулся Веселый Габлио, как будто сам отличался стройностью и плохим аппетитом. – Говорил что-то о Мессантии… Вроде бы собирается накрыть там какого-то купчишку… Но из него же слова лишнего не вытянешь! Я говорил с его парнями – есть у него парочка близнецов, – и они молчат как мертвые! Между прочим, это он, Зюк, назвал меня Веселым Габлио! Гы-гы-гы! Ты знаешь, киммериец, что на шемском значит «габли»?

– Урод, – кивнул Конан.

– Точно! Ха-ха-ха! Урод! Я-то аргосец, вот и добавил в конец «о», чтоб звучало по-нашему. Мне нравится, когда меня называют уродом. Я терпеть не могу лесть. Я и так знаю, что привлекателен, зачем же мне постоянно об этом напоминать! Верно я говорю, парни?

Висканьо даже поперхнулся от такого бахвальства. Толстяк, верно, особенным уродом не был, но уж привлекательным его назвал бы только слепой. Блестящая плешь на всю голову, низкий, перерезанный тремя глубокими морщинами лоб, маленькие, свернутые в трубочку уши; глаза его слегка косили, да к тому же обросли складками жира; из жира торчал и толстый нос, под которым багровели вывороченные губы; подбородком Габлио вообще не обладал – вместо него под нижней губой произрастали какие-то редкие черные клочки, по всей вероятности долженствующие означать бороду, но больше похожие на брови. Кстати сказать, бровей у него вовсе не было, а были только шишечки над морщинистыми веками. Все это великолепие венчал огромный рог прямо надо лбом, красный и блестящий.

Из вежливости Виви не стал объяснять этому господину его ошибку, а удовольствовался тем, что просто промолчал. Но Конан молчать не собирался. Напрочь забыв о том, кто его накормил и напоил, он презрительно сплюнул на пол и процедил сквозь зубы:

– Не хочу обижать тебя, приятель, но я встречал обезьян и посимпатичнее.

– Ха-ха-ха-ха! Вот это да! Вот это по мне! Гы-гы-гы! – загоготал Веселый Габлио, хлопая себя по жирным ляжкам подушками ладоней. – Хоть ты и варвар, а умен! Я сказал, что не люблю лесть – и ты понял! А другие не понимают… Нет, не понимают. Начинают хвалить меня на разные голоса… «О, Габлио, да ты первейший красавец во всем Аргосе!» Пфу! Ну да, я красив, и что? Эх, парни, поверьте мне, красота – не главное в жизни, уж я-то знаю!

Тут уже и Конан опешил. Толстяк явно принял его слова за своеобразную форму лести, и сие киммерийцу никак не могло понравиться. Он глотнул еще вина, чтобы промочить как следует глотку и более обстоятельно рассказать Габлио, какой образиной он на самом деле является, и в тот же момент вдруг подал голос старик, до того восседавший на полу и безучастно грызший кость.

– Мингир Деб скоро приедет…

– Что? – наклонился к нему Висканьо.

– Мингир Деб скоро приедет… Привезет мне шариков…

– Каких шариков? – не понял рыжий.

– Деревянных… Я люблю катать по полу деревянные шарики…

– Прах и пепел! Да здесь все рехнулись! – с отвращением буркнул Конан.

– А кто такой мингир Деб? – медоточивым голосом испросил талисман старика.

– Деб Абдаррах… – Полутруп меланхолично засунул в рот палец и начал его жевать беззубыми деснами вместо кости.

– Так я и знал! – в отчаянии выкрикнул Висканьо. – Ты слышишь, Конан?

– Слышу, – отмахнулся варвар. – Но с чего это он вдруг мингир?

– Мингир – сын рыцаря, который вступает в право наследства, – поучительно произнес Веселый Габлио и в свою очередь решил поинтересоваться: – А откуда вы его знаете, парни? Ведь Деб Абдаррах и есть Красивый Зюк.

– Клянусь Кромом, – прорычал Конан, намереваясь ответить любопытному толстяку, как он того заслуживает, но рыжий пихнул его под столом ногой и быстро сказал:

– Как? Разве Деб Абдаррах – это Красивый Зюк? Мы не знали, приятель, Митрой клянусь, не знали. Ай-яй-яй… Вот уж не думал, что почтенный Деб окажется вором… Ай-яй-яй!

– А чем плохо быть вором? – не преминул обидеться Веселый Габлио. – Уж всяко лучше, чем в земле ковыряться!

– И то верно, – согласился сговорчивый Висканьо, лицемерно вздохнул и перевел разговор в более интересное для него русло. – А скажи-ка мне, путешественник, не в Мессантию ли лежит твой путь?

– Угу, – кивнул успокоившийся толстяк. – Туда… Деб просил меня кое-что узнать там… Да, старик! А когда это Деб стал мингиром? Насколько мне известно, у него и отца-то никакого нет! Чьи же права он будет наследовать?

– И не так уж он молод, – подхватил Висканьо, – чтоб его кто-то усыновил.

– Мингир… Мингир Деб… – тупо бормотал старик, не вникая в смысл вопросов. – Он подарит мне шарики… Деревянные шарики…

– Тьфу! – сплюнул на пол Конан.

– Тьфу! – подхалимски повторил Виви.

– Тьфу! – решил не отставать от новых приятелей толстяк.

– Нергал с ним! – небрежно махнул рукой варвар. – Пусть ждет своего мингира. – Он в упор посмотрел на Веселого Габлио. – Мы тоже идем в Мессантию, парень. Но раньше мы там не бывали… – Теперь пришла очередь Конана шпынять под столом ногой Висканьо, который уже открыл рот для сообщения о том, что он-то де в Мессантии был, – и не знаем ни одного постоялого двора…

– О-о-о! – перебил толстяк. – Я покажу вам отличное местечко! Хоть это и не постоялый двор, а простой трактир, но заночевать можно. Какие там красоточки-и… Конечно, им всем нравлюсь я, но и вам, если хорошо заплатите, перепадет немного женской ласки.

Веселый Габлио горделиво выпятил и без того отвисшую нижнюю губу, но доброе сердце взяло верх над самомнением, и он по-отечески подмигнул обоим путешественникам, тем самым призывая их не отчаиваться, а во всем положиться на него. Конан и Виви с недоумением переглянулись, не в силах уразуметь, серьезно ли толстяк полагает себя таким писаным красавцем.

– Добрый ты человек, брат, – сказал рыжий, отодвигая наконец от себя обглоданную кость. – Что ж, может, и мы когда тебе пригодимся.

– Клянусь Кромом, Виск, – зевнул Конан, поднимаясь, – это первые твои умные слова…

Талисман удивленно поднял на «Виска» белесые брови, но перечить хозяину не стал. «Пусть будет Виск… – про себя решил он. – Все лучше, нежели рыжая вошь…» Рот его сам собой широко открылся, и длинный зевок возвестил о том, что и Висканьо собрался идти спать. Хлопнув по плечу Веселого Габлио, он еще раз зевнул, прихватил со стола на всякий случай кусок хлеба и вышел следом за Конаном во двор.

А в доме остался только полоумный старик да вор, и ни варвару, ни талисману сие совсем не показалось странным…