Текст книги "Город Плененных Душ"

Автор книги: Дункан Мак-Грегор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Деревня казалась вымершей. Не то что человека – собаки или кошки не было видно нигде. Чахлые, редкие, как в роще на берегу Ильбарса деревья с пожелтевшими листьями; прошлогодняя трава, истончавшая и колючая; высохшие колодцы, из которых несло гнилью, – все это создавало впечатление, что из деревни давным-давно ушли люди, спасаясь от какого-то неведомого мора.

Спутники заглянули в первый попавшийся полуразвалившийся домишко, похожий на все остальные здешние жилища, как похожи между собой изделия одного неумелого мастера. Конечно, в доме никто не жил. Вся обстановка внутри красноречиво говорила о бедности, почти нищете прежнего хозяина. Шатающийся стол, табуреты с обломанными ножками, две деревянные узкие кровати, по виду прослужившие не один век, и – в центре большой, но единственной в доме комнаты великолепная ваза с цветком орхидеи.

Как ни странно, орхидея выглядела совсем свежей, словно только что сорванной. Иена бросилась к цветку, как изможденный путник к ручью чистой воды. Но едва рука ее коснулась стебля, девушка вскрикнула и упала на пол без чувств.

– Кром! – одним прыжком варвар подскочил к Иене одновременно с Хольдом. Отодвинув локтем юного врачевателя, Конан легко поднял девушку и осторожно положил ее на кровать. Казалось, она не дышала. Киммериец громко выругался. Выйти из Вейшана, пересечь всю равнину, не погибнуть в схватке с монстрами и умереть в этой жалкой деревне? Не может быть! Он наклонился к Иене, затаив дыхание, прислушался. Ничего.

– Ну, врачеватель, – обернулся Конан к Хольду. – Покажи теперь, на что ты способен.

Хольд кивнул, отстранил варвара и сам присел на кровать рядом с Иеной. Сначала он проделал какие-то манипуляции над ее головой, затем руки его двинулись ниже, не прикасаясь к телу, но повторяя все его очертания.

Конан следил за действиями Хольда, готовый помочь ему или защитить ее – в зависимости от результата. Но врачеватель, лоб которого отчего-то взмок, оглянулся вдруг на варвара и тихо, но твердо сказал:

– Прошу тебя, Конан, сейчас уйди.

– Ты знаешь, что с ней?

– Да. А теперь уйди.

Несколько мгновений киммериец стоял в нерешительности. С одной стороны, распоряжение Хольда возмутило его. Мальчишка приказывает ему, Конану, выйти! Но с другой стороны, голос юного врачевателя был так спокоен, да и сам он вдруг так преобразился в этот момент – стал подтянутым, собранным, уверенным, – что все сомнения Конана улетучились. Он пожал плечами, отвернулся и вышел на улицу.

Небо опять потемнело. Не только дождь, но и гроза должна была начаться еще затемно. А до ночи оставалось совсем немного. Если Хольд не сумеет пробудить Иену, станет ли она суккубом? А если сумеет, то, конечно, станет. Нельзя упустить это время. Врачеватель ничего не знает и может угодить в объятья суккуба, не подозревая, что обнимает не Иену. Конан вздохнул и подошел к скамье у дома. Но едва он своей тяжестью опустился на сиденье, как тут же с грохотом и треском повалился на землю. С проклятьями вскочив на ноги, варвар осмотрел скамью. Так и есть – основание прогнило, вряд ли кто-нибудь сидел здесь последний десяток лет.

Конан присел на бревно, валявшееся во дворе, предварительно покачав его рукой на предмет прочности. С бревном было все в порядке. А вот что с орхидеей? Эта мысль пришла в голову киммерийцу вдруг, до этого его больше занимало состояние Иены и скамьи у дома. Откуда здесь ваза и свежий цветок? Очевидно, что деревня безлюдна и даже домашних животных тут нет. Кто мог принести сюда, в это заброшенное место орхидею? Пока Конан не мог разгадать загадку. А поскольку думать о чем попало он не привык, лучше было думать о том, где достать еды. В доме пусто, в других домах, конечно, тоже. Может, в подвалах? Киммериец вскочил. В подвалах хоть что-то, но должно было остаться, если не пожрали мыши и крысы. Конан обогнул дом.

Задняя стена без окон и дверей оказалась вся затянутой паутиной. Огромный паук смотрел на варвара черными, круглыми, злыми глазами. Он перебирал мохнатыми лапами; на конце каждой было по несколько маленьких присосок, из которых сочилась темная слизь. Конан вынул меч и одним быстрым коротким движением отсек первые четыре лапы монстра. Второй удар разрубил паука пополам. Теперь приходилось быть осторожнее. Если здесь жила одна такая тварь, вполне могут попасться и другие.

Откидывая кончиком клинка в сторону паучьи останки, киммериец заметил торчащую из земли железную дугу. Подо мхом ее почти не было видно; Конан нагнулся, провел пальцами по мокрому моху. В самом деле, кольца Просунув в отверстие огромную ладонь, варвар поднатужился и дернул. Но не в земле – в стене дома медленно, со скрипом приоткрылась дверь. До Конана донесся запах сырости и гнилых овощей. Разорванная паутина клочьями повисла на притолоке, раскачиваясь от ветра, мазнула варвара по лицу. Он сорвал ее, бросил, потом обтер пальцы об траву. Входить или не входить? Съестного внутри явно не было, но проверить, чье это логово или хранилище, не мешало.

Подойдя к двери вплотную, Конан просу пул внутрь меч. Ничего не произошло. Тогда он вошел, все-таки держа меч перед собой.

С улицы казалось, что внутри кромешная темнота, на самом деле в небольшой и чистой комнатке царил полумрак. Киммериец сразу разглядел деревянные полки от земли до потолка, горки сушеных грибов на них; на стенах висели связки трав; в два ряда на земляном полу лежали большие черные камни неизвестной Конану породы; на одной из полок, прямо напротив двери, громоздился тоже черный камень, посверкивающий бликами разных цветов и оттенков. Но не этот камень поразил варвара. В центре комнатки стояли на деревянной подставке сразу три великолепных вазы, и в каждой благоухала чудесная орхидея, свежая, будто только сорванная.

– Кром… – пробормотал киммериец, не отрывая глаз от цветов. – Что-то тут не так…

Он вышел на улицу, плотно прикрыв за собой дверь. Сумерки сгущались, так что надо было идти в дом. Позже можно будет сюда вернуться и посмотреть на орхидеи еще раз. Наверняка их кто-то навещает, и этот кто-то очень интересует Конана…

В доме он застал Хольда, весело рассказывающего Иене очередную историю. Щеки девушки уже немного порозовели, но на шутки врачевателя она лишь вяло улыбалась, почти не поднимая глаз. Киммериец посмотрел на нее внимательно, потом кивком головы вызвал Хольда из дома.

Вдалеке уже гремела гроза. Воздух стал влажным, тяжелым; по небу стаями бежали черные тучи; молнии посверкивали за рекой, озаряя на мгновение небо, вспыхивали и гасли.

Поеживаясь от холода, Конан сидел на бревне и рассказывал юному врачевателю историю Иены. Хольд слушал молча, сосредоточенно – так, словно думал о чем-то своем. Казалось, его ничуть не взволновала судьба девушки. Но когда киммериец закончил, он встал, посвистывая, прошелся по двору, затем вернулся и спокойно сказал:

– Я найду этого ублюдка. Запомни, Конан, он – мой.

– Еще чего! Не много ли на себя берешь, парень?

– Прошу тебя…

– Нет.

Конан, еле сдерживая ярость, поднялся и прошел в дом. Вот и поговорили. Мальчишка обнаглел! Если бы не Иена… Дать ему рукояткой меча между глаз, забрать дуду и оставить в этой глухой деревне! Пусть лечит крыс и пауков. А то изображает из себя невесть кого! Нашелся тоже великий боец. Сам, верно, и оружия-то в руках не держал ни разу. Зато гонору! «Запомни, Конан!» Конан бы ему запомнил, так запомнил…

Глухо рыча от ярости и голода, варвар вошел в комнату и сразу поймал взгляд Иены – сладострастный, томный. Верхняя пухлая губка приподнялась, обнажив острые клыки, язычок, едва касаясь, проводил по зубам. Конан передернулся, схватил плащ и привычными движениями замотал девушку крепко-накрепко. Она почти не сопротивлялась, только стонала негромко, горько и жалобно. Киммериец присел рядом, лишь сейчас почувствовав, как устал за день. Глаза его слипались, мысли путались, а в животе уныло бурчало. Он зевнул широко и лег на кровать, растянувшись во весь рост. Засыпая, успел подумать, что Хольд еще не вернулся с улицы, но на этом мысль его оборвалась. В то же мгновение он провалился в глубокий, тяжелый сон.

С неба сыпались орхидеи. Огромные, почти в человеческий рост, с лепестками-крыльями вокруг жутких глумливых физиономий. Конан отбрасывал их от себя мечом, расчищая дорогу, но цветы падали и падали. Вот уже варвар засыпан ими до колен, до пояса, до груди… Они обвивают его ноги, его тело, сковывая движения… И со всех сторон – горы беззвучно разевающих рты орхидей тоже жаждут добычи, протягивают к человеку мохнатые листья, извиваются, ползут… Конан делает последнюю попытку вырваться и…

Разбудили его осторожные шаги. Шаркая, по комнате ходил кто-то очень грузный: слышалось прерывистое дыхание человека, страдающего одышкой, тоскливый скрип половиц. Сон как рукой сняло. Мелькнувшую было мысль о Хольде киммериец отбросил сразу: в комнате явно находился посторонний. Конан приоткрыл глаза. Сверкнувшая в этот момент молния осветила фигуру незваного гостя, и киммериец увидел коротенького, удивительного толстого, круглого как шар человечка с одутловатым лицом и темными мешками под глазами. Конан усмехнулся, осторожно протянул руку и крепко ухватил толстяка за полу кожаной куртки. Тот завизжал, попытался вырваться, но железные пальцы варвара цепко держали его.

– Отпусти! – пискнул незнакомец. – Не то убью… Конан расхохотался.

– Сначала я отрежу тебе уши, приятель. А потом ты убьешь меня. Если у тебя получится.

Он вскочил и, взяв толстяка за шиворот, поволок его к выходу.

Косые струи дождя, холодные, колючие, обрушились на Конана и его пленника сразу за порогом. Черное небо то и дело прорезали яркие изломанные стрелы молний. В их свете все вокруг казалось чем-то нереальным – и лес, и череда скалистых гор, и покосившиеся домишки деревни – словно другой мир, сотворенный Сетом для вдохновления демонов на черные дела.

Не обращая внимания на дождь, киммериец прислонил пленника к стене дома и, приставив к его горлу клинок, грозно спросил:

– Кто такой?

– Нэго.

– Кто такой? – Конан встряхнул толстяка так, что тот чуть не испустил дух от страха.

– Колдун. Обычный колдун. Отпусти меня.

– Это ты разводишь тут вонючие цветы?

– Я! Прекраснейшие, великолепнейшие орхидеи!

– Ну-ка, пойдем в твою нору. Там поговорим.

И киммериец потащил пленника к обнаруженному им сегодня убежищу колдуна.

– О! – горько воскликнул Нэго, увидев, как уверенно варвар нащупал на земле кольцо и дернул.

Дверь открылась. Втолкнув толстяка внутрь, Конан вошел следом и замер: на полке рядом с черным блестящим камнем лежал Хольд. Глаза его были закрыты, голова свесилась набок как у мертвеца, руки плетьми бессильно лежали вдоль тела.

Зарычав, киммериец схватил колдуна за горло и сдавил. Нэго булькнул, лицо его налилось кровью, маленькие глазки вылезли из орбит – толстяк затрепыхался из последних сил, но Конан держал крепко. Когда колдун одной ногой уже стоял на Серых Равнинах, варвар отшвырнул его к стене.

– Что ты сделал с парнем, подонок?

Нэго замотал головой, толстым коротким пальцем указывая на свое горло.

– Не можешь говорить? – зарычал Конан, делая шаг к колдуну.

В страхе толстяк засучил ногами, отодвигаясь подальше от невоспитанного гостя, но тот протянул к нему длинную руку и через мгновение Нэго уже болтался в воздухе, жалобно пища.

– Пищать ты можешь, – процедил варвар сквозь зубы. – Значит, сейчас и заговоришь…

Он легонько щелкнул колдуна по лбу и отпустил его. Толстый Нэго с грохотом свалился на пол и закатил глаза, намереваясь изобразить труп, но вовремя передумал.

– Ничего с твоим другом не случилось, – спокойно сказал он, косясь на Конана. – Жив и здоров.

– Сядь и расскажи все толком, – приказал киммериец, усаживаясь на табурет.

– Он сидел на бревне у дома, я подошел, он упал.

– Я сказал «толком». Лучше не пытайся морочить меня, толстый, а то я распорю тебе брюхо.

– Он сидел на бревне у дома. Я подкрался к нему незаметно, как пантера во время охоты, и коснулся руки твоего друга кончиком моей чудеснейшей, прекраснейшей, великолепнейшей…

– Вонючей орхидеи. Дальше.

– Он упал. И я понес его сюда. Это было совсем нелегко. Хоть он и худенький мальчик, а весу в нем не меньше, чем в жирном трехлетнем баране. Я почти надорвался.

– Никто не просил тебя его трогать.

– Мне скучно! Ты не понимаешь, чужеземец. Ты груб и неотесан. Ты дикарь. А я воспитывался в богатом и знатном доме, я…

– Почему деревня пустая?

– А, умерли все от чумы, – небрежно махнул рукой толстяк. – Так вот, я с ранних лет учился…

– Заткнись! Мне наплевать, где ты учился и чему. Мне вообще наплевать на тебя. Я хочу, чтобы мой друг открыл глаза и встал. Ты понял, старый кабан?

Нэго поморщился.

– Какой ты нетерпеливый. Пойми наконец, уморить кого-то легко, а вот вернуть к жизни трудно. Мне нужно время.

– Много?

– До утра управлюсь. А ты пока посиди, отдохни – я ведь разбудил тебя? – выпей пива, хлеба поешь.

Нэго достал из потайного шкафчика под полкой огромную краюху хлеба и кувшин, поставил на стол. Конан сглотнул слюну. Хлеб был свежий, и от него исходил такой аппетитный запах, что варвар, забыв об осторожности, схватил его и оторвал зубами порядочный ломоть. Давясь, он съел хлеб под ласковым взглядом колдуна, затем взял кувшин. После первого же глотка Конан почувствовал, как веки его слипаются, голова тяжелеет и писклявый голос Нэго звучит все дальше, тише… Он открыл было рот, желая сказать: «Ну, дерьмо мула, сейчас я отрежу тебе уши за такие штуки!» Но тут же и забыл об этом. Голова его упала на стол, а рот так и остался открытым. Мгновение спустя киммериец уже спал.

Усмехаясь, колдун смотрел на спящего Конана. Еще один наивный глупец. Неужели он поверил, что Нэго подкрался к его другу? Толстый, неповоротливый Нэго! В отношении своей фигуры колдун никогда не заблуждался. Да и какое значение имеет строение тела? Ум! Вот что главное. А фигура – тьфу, пустяки. Так что ему, Нэго, пришлось не красться в темноте как последнему идиоту, а всего лишь притвориться смертельно раненым. Конечно, мальчишка клюнул на это. «Что с тобой?» «Со мной-то все в порядке, – хихикал про себя колдун, вслух стеная и скрипя зубами. – А вот ты, малыш, дурак дураком!» А когда сопляк упал на колени прямо в грязь и склонился над Нэго – тогда коснуться его руки красавицей-орхидеей уже не составляло труда. Гораздо сложней было дотащить его сюда, в тайное убежище. Интересно, как этот огромный дикарь нашел кольцо? Наверное, случайно наткнулся, как же иначе. Надо бы и его одарить нежным прикосновением волшебного цветка, да ладно. Пока пусть спит. А проснется – все равно не сможет сразу прийти в себя. Вот тогда-то Нэго задаст ему один вопрос: что привело эту парочку именно сюда? А потом и одарит нежным прикосновением…

Колдун удовлетворенно вздохнул, вынул из-под стола горшок с землей и болотной тиной и, достав из кармана куртки маленькое зернышко, пихнул его туда. Теперь надо произнести заклинание – длинное, как река Ильбарс, – и новая великолепнейшая орхидея встанет в вазу рядом с другими, и так же, как они, будет дожидаться своего часа. И этот час обязательно наступит. Нэго не сомневался в этом, так, как не сомневался он в своих способностях – скромных на первый взгляд способностях деревенского колдуна, а на деле целой системой выработанных годами умений и заклинаний. Нет, не зря он столько лет провел в этом убогом месте, в комнатке, которую дикарь так верно назвал «норой». Для неотесанного деревенского народишки у Нэго всегда были наготове «чудодейственные камни», за время двух вздохов вылечивающие хоть понос, хоть солнечный удар, хоть золотуху. И никто так и не догадался, что лучше было бы поправлять свое здоровье без помощи колдуна – спустя луну-другую те, кто грели руки у камня, тихо и спокойно уходили на Серые Равнины… Такова жизнь. Умные и осторожные доживают до седых волос, а легковерные уходят… Утром еще двоих Нэго отправит туда же, на Серые Равнины. А там, глядишь, повезет – появятся новые…

Колдун мечтательно улыбнулся, представляя вереницу своих жертв, бывших и будущих, потом вздохнул, уставился в горшок с зернышком орхидеи и забормотал заклинание.

Глава 6

Только один день оставался у Грома. Вен прибежал к нему прошлым утром и сказал, что ничего не нашел. В доме Майорка было пусто, как будто там никто не жил. Спал маг в какой-то гробнице, которую притащил невесть откуда, предварительно вытряхнув из нее прежнего владельца. Теперь эта мумия бродила по дому, отчаянно вздыхая, вопя и плача. По доброте душевной Вен принес для нее с базара деревянный ящик, но мумию ящик не устроил. Гораздо больше ей понравился мраморный стол в зале, там-то она и примащивалась время от времени, приводя Майорка в ярость. Сам Вен спал на полу, подстелив циновку, потому что кроватей для прислуги маг тоже не предусмотрел.

Конечно, Гром и не надеялся особенно на удачу. Старик не так прост. Где уж Вену, хоть он и внук самого Минь О, провести мага. Даже преданным слугам не всегда доверяют все тайны, не говоря о слугах временных и заведомо неверных.

Итак, все же приходилось рассчитывать только на себя. Теперь Грома уже не пугала так эта мысль. Прошло то время, когда он, в растерянности и отчаянии от неожиданного удара, помчался в Акит и сразу попал в сети Майорка. Потом, в маленькой комнате нежилого дома, куда поместил его старик, бесполезно уплывали дни, а с ними и былая сила, уверенность и решительность. Гром не узнавал сам себя, но ничего не мог сделать. Потеря единственной дочери – самого дорогого и близкого человека – сломила его, казалось, навсегда. Но так только казалось. Загнанный в угол, растерянный, враз постаревший, на самом пике своего отчаяния Гром вдруг обрел вновь все прежние качества. И опять, с радостью, с едва сдерживаемым ликованием он ощутил в руках и в душе божественную Силу – Силу Митры. Вот в этом и была ошибка Майорка: слугу Подателя Жизни невозможно превратить в слугу Приносящего Смерть никакими угрозами, никакими пытками и никаким колдовством.

Майорк ошибся, и его ошибка будет означать его конец. Он потешился достаточно. Он хотел нанести слуге Митры тяжелый удар – надо признать, это ему удалось. Когда в Тарантии он пришел к Грому и сказал, что дочь находится у него, в Аките, тот, не медля ни вздоха, вскочил на коня и поскакал в Акит. Здесь он узнал, что старик прячет Иену. Мало того, хитроумный маг придумал какую-то каверзу и с девочкой могло случиться нечто страшное, если он, ее отец, не покорится желанию Майорка стать хозяином мира, если не научит старика божественной Силе Митры… Маг проиграл уже тогда, хотя не знал об этом сам, как не знал об этом и Гром. Теперь, даже потеряв навсегда дочь, даже погибнув сам, слуга Митры победит. Первый шаг к победе – осознание того, что победа будет твоя. Гром сделал первый шаг.

Не раз в минуты отчаяния Гром представлял лицо Учителя, не раз ведал ему свою боль. Ничего не отвечал ему наставник, лишь вглядывался внимательно в зеленые глаза ученика, словно в них пытаясь найти и вопрос, и ответ. Так же и ученик жадно смотрел прямо в янтарные зрачки Учителя, видя в них каждый раз свое отражение, и только. Но и этого было достаточно, чтобы ободрить, поддержать и направить Грома. В мысленных беседах с наставником он все яснее представлял себе, что с ним происходит; представлял – и ужасался. За несколько лун он, всегда такой спокойный и уверенный, превратился в жалкое свое же подобие. Отражение этого подобия в глазах Учителя лучше всяких раздумий подсказало ему, что надо делать. Все оказалось намного проще, чем выглядело вначале. Оставаться слугой Митры в любых обстоятельствах – так ответил Гром на все свои вопросы и теперь корил себя за прежние колебания и сомнения. Оставаться самим собой – что может быть проще? Но что может быть труднее? И опять Гром отбросил прочь ненужные размышления. Есть клятва, а значит, есть долг, и долг надо выполнять. Эта простая цепочка слов и будет основанием всего, каждого слова, каждого поступка, каждого поворота мыслей. Поняв это, оставалось только действовать.

Нэго бормотал уже последние слова заклинания, с любовью глядя на поднимающуюся из горшка орхидею, когда дверь его конуры вдруг медленно начала открываться. Колдун вытаращил глаза, оборвав заклинание, и цветок тут же стал чахнуть. «О!» – в отчаянии толстяк отвернулся от двери, быстро шепча последние, самые главные слова. Орхидея вновь подняла головку. Поднял голову и колдун. Торжество, мелькнувшее было в его глазах, тотчас угасло – перед ним стояла девушка. В руках она держала длинный узкий меч, и это совсем не понравилось коротышке. Тем не менее он не собирался показывать свою тревогу юной особе. Сладко улыбнувшись, Нэго указал девушке на табурет и ласково произнес:

– Давно не видел такой красавицы. Откуда ты в наших краях?

Гостья молчала. Презрение и гнев в ее глазах смутили колдуна, он откашлялся и, улыбнувшись еще умильнее, продолжил:

– Когда я встречаю подобную красоту, я вспоминаю дни моей молодости. О, как давно это было! Тогда я выглядел довольно мило. Не верите? Я и сам теперь не верю. Да-а-… с опаской покосившись на меч, Нэго почувствовал, как покрывается липким потом его спина. Юная гостья явно не собиралась вступать с ним в беседу. Судя по всему, намерения ее были куда более серьезные. – В то время я дарил девушкам прекрасные цветы. Мои любимые, орхидеи. Кстати, я садовник. Так что и вам могу подарить свой лучший цветок. Видите, в вазе стоит? Возьмите! Вы такая нежная, вы должны обожать цве…

Закончить он не успел. Огромный дикарь, спокойно спавший до этого, вдруг засопел, приподнял голову – и девушка словно очнулась. Молча и решительно она подняла меч – Нэго взвизгнул – и ударила его точно в темя. В этот момент киммериец открыл глаза.

– Иена?.. – непослушными губами произнес он.

– Конан! – Девушка кинулась к варвару, обняла его за шею. – Что с тобой?

– Не знаю, – он помотал головой, пытаясь прийти в себя. – Я что-то выпил… Не помню…

– А что с Хольдом? – Иена теребила варвара за рукав, но он смотрел на нее мутными глазами и явно не понимал, о чем она говорит.

– О, Митра! – девушка всхлипнула, подошла к юному врачевателю, лежащему без движения на полке. – Как ужасно… Очнись же, Конан! Что мне делать?

Конан постепенно оживал. Синие глаза его светлели, в них появлялось осмысленное выражение и хорошо знакомый Иене блеск.

– Конан… – прошептала она. – Ну, еще немного… Очнись…

Варвар потряс головой, стряхивая остатки сна, и начал вставать. Его огромная фигура еле помещалась в маленькой конуре колдуна. Он осмотрелся. Увядшие орхидеи, потускневшие черные камни, Нэго с разрубленной до бровей головой – да, здесь многое изменилось. Киммериец пожал плечами, затем подошел к Хольду, вытащил его с полки и на руках вынес на улицу. Иена, сквозь слезы улыбаясь, последовала за ним.

Уже наступило утро. Конан с наслаждением вдохнул влажный после дождя воздух. Слабый свежий ветер приятно обдувал лицо и тело, затекшее от долгого неподвижного сиденья. Чахлые деревья слегка покачивались, шуршали листьями, сбрасывая тяжелые крупные капли, и такая спокойная тишина царила вокруг, что, казалось, в природе наступил мир после ночного сражения. А впрочем, это было обычное течение жизни, где буря сменяется безветрием, а шторм штилем, где после ночи обязательно приходит день, а после дня ночь, где умирают одни люди и сразу рождаются другие – словом, где все идет своим чередом.

Конан отнес Хольда в дом. Щеки юного врачевателя уже порозовели, будто с гибелью колдуна потеряло силу и его заклятье, но дыхания еще слышно не было. Киммериец выдернул из оконного проема остатки бычьего пузыря, и в комнату легко ворвался поток свежего воздуха. Подтянув тело юноши поближе к окну, варвар вышел на улицу.

– Ты вовремя появилась, Иена.

– О, – рассмеялась девушка. – Если бы ты знал, Конан, с каким трудом я выбралась из твоего плаща. Ты замотал меня так крепко!

– На всякий случай. Сама понимаешь, Хольду несладко пришлось бы… Да ладно. Лучше скажи мне, как ты управилась с этим жирным ублюдком?

– Это Нэго, – помолчав, ответила Иена. – Мне рассказывал о нем отец. Деревенская жизнь, страсть к орхидеям… Я сразу поняла, кто он, только вошла в его комнату.

– А как ты догадалась, что нужно дернуть за кольцо?

– Какое кольцо? – удивилась девушка. – Я просто искала вас и увидела приоткрытую дверь.

– Значит, нам повезло. А что, твой отец знаком с колдунами?

– Он… как объяснить тебе, Конан. Он – слуга Митры. Такие как Нэго вмешиваются в жизнь, нарушают ее течение, пытаются подчинить своей воле то, что задумано и сотворено не ими. Мой отец один из тех, кого Великий Митра посылает на борьбу с ними. Надо же сохранить Равновесие…

– Я кое-что знаю об этом, – киммериец присел на бревно, кивком приглашая девушку сесть рядом. – Теперь я точно пойду с тобой. Мне хочется познакомиться с твоим отцом.

– Он чудесный! – с жаром воскликнула Иена. – Он добрый, справедливый человек. Он самый лучший…

– Ладно, посмотрим. Это он научил тебя так владеть оружием?

– Да. Он начал учить меня еще тогда, когда я была совсем малышкой. И потом… Мы прожили с ним в Тарантии не больше года, но каждый день он занимался со мной, рассказывал… Хорошее было время…

– Не грусти, Иена, – раздался вдруг тихий, но вполне бодрый голос юного врачевателя. – Ты вернешься к отцу, обязательно вернешься.

– Хольд! – Иена вскочила, бросилась к юноше, но тут же спохватилась. Смущенно улыбаясь, она потянула его за рукав и усадила на бревно рядом с Конаном.

– Ну, парень, выжил? – ухмыльнулся киммериец. – Жирный рассказал мне, как тащил тебя на себе. Жаловался, что ты тяжелый.

– Какой жирный? – удивился Хольд. – Умирающий?

– Вообще-то он уже умер. Но тогда еще был вполне живой.

– Я помню только, что сидел на бревне и думал о… – юный врачеватель вдруг покраснел. – Ну, а потом кто-то застонал. Я подбежал и… И все. Больше ничего не помню. – А! – догадался Конан. – Обманул-таки жирный! «Подкрался как пантера…» Ха!

– Какая пантера? О чем ты, Конан? – Иена смотрела на обоих друзей, ничего не понимая.

– Хватит болтать, – варвару совсем не хотелось объяснять, как он сам попался на удочку колдуна. – Надо идти. Мне надоела эта деревня.

Они зашли в дом, взяли свои вещи. Увядшая, почти рассыпающаяся орхидея выглядела так жалко в великолепной вазе, что киммериец подошел и вытряхнул ее на пол. Подумав мгновение, вазу он затолкал в плащ.

Спутники с нескрываемым облегчением покидали деревню. Пустые глазницы окон мертво смотрели им вслед. Выйдя за ворота, Конан повернулся к Хольду.

– Ну, и куда теперь нас поведет твое чутье?

– В Акит, – пожал плечами юный врачеватель.

Погода снова поменялась. Чистое серое небо стало голубым. Выглянуло солнце – белое, жаркое, оно сразу разогрело и высушило воздух. Птицы ожили, затрещали на своем языке в зеленой листве тощих деревьев.

Тоненькая тропинка становилась все шире, постепенно превращаясь в дорогу, но Хольд, не раздумывая, свернул с нее. Сначала они шли по высохшему болотцу, затем по огромному полю, заросшему сухой колючей травой. За полем оказалась еще одна дорога – узкая, но утоптанная, со следами колес и лошадиных копыт. Людей не было видно, хотя в этой местности уже ощущалась жизнь. Срубленные деревья, рваный башмак на дороге, треснувший обод колеса – спутники явно приближались к поселенью.

Конан, внимательно вглядывающийся вдаль, первый заметил мелькнувшую за деревьями крышу дома. Подойдя ближе, спутники увидели небольшое строение, очень напоминавшее дорожный трактир. А когда вдруг распахнулись двери и на улицу вылетел какой-то маленький человечек, грохнулся на землю, подняв целый столб пыли и гнусавым голосом затянул песню, стало ясно, что перед ними действительно трактир.

Спутники оживились. В кармане у Хольда валялось несколько монет, так что хороший стол был им обеспечен. Варвар, подходя к двери, уже видел барашка на вертеле, огромное блюдо с бобами, кусок солонины величиной с его кулак и глиняный кувшин с ароматным пивом. Все это он представил себе так ясно, что в животе его громко булькнуло и заурчало. Он перескочил три ступеньки и ногой толкнул дверь.

В трактире было почти пуста. Только за одним столиком в углу сидела парочка солдат, а за другим – грузный мужчина, по виду похожий на торговца. Перед солдатами в несколько рядов стояли порожние винные бутылки. Отчаянно зевая, парни еще бормотали что-то, но головы их падали, а языки заплетались, и в тот момент, когда путешественники вошли в трактир, один из солдат упал с табурета, а другой, пытаясь поддержать его, свалился тоже. Больше они не поднялись и через несколько мгновений из их угла доносился могучий храп в две глотки.

Мужчина неторопливо грыз сочную мозговую кость, не глядя ни в сторону солдат, ни на вновь прибывших. Его безмятежный вид говорил о том, что этот человек уверен в себе, в своей силе и, судя по уставленному всяческой едой столу, в своих деньгах.

Конан прошел вглубь и занял левый угловой стол, прямо напротив солдат. Иена и Хольд уселись рядом и тут же к ним подбежал мальчишка-слуга. Киммериец, сурово глядя на него, перечислил все, что он и его друзья хотели бы сейчас съесть. Он не забыл ни солонину, ни барашка, ни бобы, ни пиво, а кроме этого потребовал еще два каравая хлеба и жареных перепелов. Мальчишка круглыми немигающими глазами с восхищением смотрел на могучего гостя и кивал.

Немного спустя друзья уже поглощали первое принесенное блюдо – солонину и хлеб. Конан глотал огромные куски, почти не жуя. Он был так голоден, что через несколько мгновений на блюде не осталось и крошки. Но проворный мальчишка, следивший за посетителями из Дальнего угла, сразу принес следующие заказанные яства.

Когда путешественники наконец насытились и набили едой свои мешки, Хольд бросил на стол три монеты, которые тут же исчезли в худенькой, покрытой цыпками руке слуги. Теперь можно было идти дальше. Но, разморенные теплом и сытостью, друзья не торопились. Лениво переговариваясь, позевывая, они все сидели за столом, и не сразу обратили внимание на шум на улице, на мальчишку-слугу, изменившегося в лице, на грузного мужчину, замершего с набитым ртом.

Вдруг с треском разлетелись двери и в трактир вошли новые посетители. Две дюжины здоровых, большей частью молодых людей, с ног до головы обвешанных оружием, живо расселись и потребовали хозяина. Грузный мужчина повернулся к ним.

– Я хозяин…

– Жирного барана каждому! – хрипло приказал высокий жилистый парень. По тому, как уверенно он вел себя и как почтительно, даже подобострастно смотрели на него другие, можно было понять, что среди этих людей он считается за вожака.