Текст книги "Одинокий путник"

Автор книги: Дункан Мак-Грегор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Заметив прохожих, всадники пустили лошадей вскачь. Только тот, что ехал первым, презрительно усмехнулся и нарочно попридержал вороного. Похоже, он находился в неком противоречии со своими сопровождающими.

Приветливая улыбка на добродушном лице Шона стала шире. Девушка взглянула на него с недовольством, но ничего не сказала.

Всадник на мощном кауром жеребце подлетел к ним, остановился в трех шагах и властно спросил:

– Кто такие?

– А ты кто такой? – выступила вперед Рыжая Соня, которая не выносила, когда с ней говорили таким тоном.

Всадник в раздражении тряхнул головой. Железные воины за его спиной одновременно положили ладони на эфесы своих мечей.

– Я – сотник Лобл, десятник стражи города Асгалуна,– все же ответил он.– А это – мои люди.

– И тот? – Соня кивнула на человека в темном.

Железные воины наполовину вытащили мечи из ножен. Лобл, гарцуя на коротконогом кауром, нахмурился, засопел, усиленно соображая, как достойно ответить этой нахальной девчонке. Так ничего и не придумав, он махнул рукой и гаркнул:

– А ну, прочь с дороги!

– Как бы не так! – Рыжая Соня шагнула к нему, но тут сильная рука ухватила ее за полу куртки.

– Погоди,– с прежней улыбкой сказал Шон, отодвигая спутницу в сторону и вставая на ее место.– Чудесный день, господин, не правда ли?

– Не желаю говорить с тобой, презренный,– высокомерно заявил сотник.

– Такое ясное небо,– продолжал Шон.– А что за милый ветерок? А солнышко?

Сотник задумался. Ему тоже нравилось солнышко и нравился легкий ветерок, но обсуждать свои чувства с кем попало он не собирался.

– Какой неприятный бродяга,– вполголоса пожаловался он железным воинам, вынимая меч и приставляя его к груди Шона.

Тотчас лязгнула сталь и четыре клинка сверкнули в солнечных лучах. На миг лишь Соня встретилась с мрачными глазами человека в темном, затем молниеносным движением выхватила свой кинжал и яростно бросилась на сотника.

Глава четвертая

Лобл оказался искусным бойцом. Лишь с третьего удара Рыжей Соне удалось скинуть его с седла, сотник грохнулся на спину и засучил ногами, пытаясь подняться,– в этот момент в своих тяжелых железных доспехах он был похож на огромную черепаху, выброшенную в песок штормовой волной.

Но и валяясь в прошлогодних листьях, сотник сумел ответить на выпады юной воительницы. Она кидалась на него как разъяренная кошка, то с левой стороны, то с правой; Лобл отбивался, в душе негодуя, а вслух рыча и плюясь в эту рыжую фурию, насколько мог доплюнуть. В один момент ему удалось достать ее мечом – всего лишь укол в колено, но даже от такого пустяка она просто взбесилась.

Взвыв, ударом ноги она сбила с него шлем и теперь целила свой клинок в голову противника. Лобл вертелся и пинался, однако демоница едва не срезала ему ухо, потом с маху рассекла кольчугу, и, наконец, со всей силы вонзила острие в

грудь. Сотник жалобно всхлипнул, вздрогнул и затих.

Пока Соня расправлялась с Лоблом, Шон сражался с остальными. Короткий меч лихо и легко летал в воздухе, обрушиваясь на шлемы и наплечники. Четверо воинов, ошеломленные гибелью своего десятника от рук какой-то наглой девчонки, не столько нападали, сколько защищались. Громыхая железом, они прыгали перед Одиноким Путником, отчаянно, но бестолково размахивая оружием. А он словно играл с ними. С той же милой улыбкою на устах он ловко отражал удары, успевая при этом весело подмигивать человеку в темном, который наблюдал за ходом битвы издалека.

Соня, покончив с сотником, повернулась к спутнику. Нежное лицо ее раскраснелось, серые глаза сверкали, окровавленный кинжал дрожал в тонкой руке. Она подняла с земли меч Лобла, с места одним ударом разбила им шлем ближайшего воина, и тот с воплем упал, зажимая рукой в железной перчатке зияющую рану над виском.

С этого мига Шон перестал шутить. Улыбка на его лице превратилась в ухмылку; движения стали резкими, сильными и точными. Плечом оттолкнув Соню, он сделал два шага вперед, оказавшись в кольце противников. Три воина в смятении попытались отступить, вдруг ясно ощутив невероятную мощь своего случайного врага, однако меч Шона уже настиг одного из них. Без звука стражник повалился на край дороги, где стояла Рыжая Соня и с изумлением взирала на схватку. Вот Шон ушел от страшного удара тяжелого шемитского меча, всего лишь отклонив голову; вот он ногой выбил кинжал из руки железного воина и на лету подхватил его; вот рванулся вперед, вонзив клинки точно в щели между воротом кольчуги и кожаной пряжкой шлема… Захрипев, стражники одновременно рухнули на колени. Глаза их выкатились, а на губах появились пузыри розовой пены. Шон пожал плечами и отошел.

– Похоже, ты умеешь драться,– небрежно сказала Соня. На самом деле она была поражена и восхищена безмерно, хотя ни за что не собиралась в этом признаваться.

Шон не смотрел на нее и ничего не отвечал. Присев у дороги, подальше от мертвых воинов, он старательно выдергивал из земли пучки мягкой травы и с гримасой отвращения вытирал кровь с клинка.

– Ответь мне, Одинокий Путник…– снова начала Соня, намереваясь все-таки узнать у Шона, где он учился искусству боя и кто был его учитель.

Продолжить она не успела. Одинокий Путник вдруг резко повернулся к ней (на сей раз глаза его сверкали истинным гневом) и раздраженно сказал:

– Зачем ты затеяла это? Мы могли пройти мимо, и тогда все остались бы живы!

– Я затеяла? – рассердилась девушка.– Это Лобл!.. Он же чуть не проткнул тебя мечом!

– Наплевать мне на Лобла! Ты, несдержанная, как все девицы, принялась с ним спорить!

– Что?..– Рыжая Соня задохнулась от возмущения. Веснушки на ее тонком благородном носу вспыхнули ярче искр.– Ты сравнил меня с другими девицами? Меня?

– Неужели тебя не учили правилам общежития? Мирное сосуществование людей с людьми и людей с природой – вот основа жизни! – зло говорил Шон, словно не слыша ее.– А ты – ты сумеешь поссориться даже с младенцем!

Девушка опешила; в серых глазах блеснули слезы, но уже в следующий миг гнев исказил ее прекрасные черты, и она угрожающе приподняла длинный меч сотника, с которого еще стекала кровь железного воина. Шон покачал головой и отвернулся.

Одним богам известно, чем могла закончиться ссора юной воительницы и ее спутника, если б в этот момент не подал голос человек в темном.

– Полно, друзья мои,– насмешливо сказал он, подъезжая ближе.– Не стоит браниться из-за гибели пятерых ублюдков.

– А сам ты кто? – хмуро спросила девушка, опуская клинок. В душе она была очень рада тому, что не пришлось драться с Одиноким Путником. Он нравился ей, хотя и оказался ничем не лучше других мужчин.

– Я – Тротас Анжелиас Бад. Проще – Тротби.

– Что мне имя твое! Скажи: какого ты роду? Отчего одет иначе, нежели Лобл и его люди? Почему не стал сражаться с нами?

– Слишком много вопросов сразу,– сказал Тротби.– Я отвечу тебе позже – по дороге.

– А куда ты едешь?

– Прежде ехал в Мессантию, но теперь направление моего пути изменилось. Я возвращаюсь в Асгалун.

– Зачем?

Он улыбнулся, оставив ее вопрос без ответа.

– Я назвал вам свое имя, теперь назовитесь вы.

– Я – Рыжая Соня, а он – Одинокий Путник.

– Одинокий Путник? – Тротби обернулся и с уважением посмотрел на Шона.– Я слышал о тебе. Говорят, ты отважен и силен…

– Это правда,– гордо ответила за друга Соня, конечно уже позабыв обиду.– Он может разбить в одиночку целое войско! Ты сам видел, как легко он расправился с железными воинами сотника.

Тротби взглянул на пять трупов и темную от крови дорогу. Стервятники с хриплым карканьем уже слетались на пир. Один из них укусил каурого жеребца, и тот, заржав от возмущения, ударил наглую птицу копытом. Стервятник завалился набок, истошно вопя и хлопая крыльями. Странная мысль овладела Тротби…

– Меня зовут Шон.– Одинокий Путник встал, убрал клинок в ножны.– Да, я неплохо владею мечом и копьем, но с целым войском вряд ли справлюсь.

– Я тебе помогу,– великодушно пообещала Соня.

Тротби прикрыл глаза. Странная мысль снова увлекала его из этой жизни в потусторонний мрак. Как сквозь сон он слышал негромкие голоса Рыжей Сони и ее друга, как сквозь туман видел очертания их высоких фигур. Стервятники стервенели. Шум крыльев и пронзительные крики пробудили Тротби. Он с трудом отвел взор от стаи мерзких птиц и сказал:

– Берите лошадей. Вон та, буланая, быстроходна и легка. Она словно создана для тебя, красавица. А ты, друг, можешь взять коня сотника. Он некрасив, зато вынослив и силен.

Из чувства противоречия Соня хотела сказать ему, что буланая страшна, как сам Нергал, и к тому же кривонога, но, посмотрев на великолепную породистую кобылку, что стояла у края дороги и спокойно щипала свежую травку, не стала лгать.

– Ладно,– с неохотою согласилась она.– Буланая мне подходит.

– Вижу, ты знаешь толк в лошадях, Тротас Анжелиас,– заметил Шон, подходя к мощному жеребцу сотника. Каурый скосил на него огромный черный глаз и тихо всхрапнул, будто признавая в этом большом человеке нового хозяина.

Тротби кивнул Шону и повернул своего вороного в обратную сторону.

– Что ж, поехали! – Соня ловко вскочила на маленькую изящную буланую, оглянулась на спутника.

Тот уже сидел в седле, с удовольствием рассматривая роскошную, расшитую золотом и бисером уздечку. Судя по всему, покойный Лобл не был особенно щепетилен при сборе налогов – откуда иначе у десятника стражи такой конь, такие доспехи и такая сбруя?..

Неспешным шагом Сонина кобылка пошла за прекрасным вороным Тротби. За ней тотчас последовал широкий, как тумба, конь Шона, видимо влюбленный в стройную буланую красавицу. Затем к ним присоединились клячи трех стражников, изрядно покусанные обезумевшими от крови стервятниками…

Полдень миновал. Солнце уплыло дальше, за деревья. Дорога потемнела от теней; тишина уже не была столь прозрачна, как утром,– хруст сухих листьев под копытами ничуть не нарушал ее, равно как и тихий посвист Одинокого Путника, и бряцанье оружия, привязанного за ножны к седлам. Легкий ветерок затих ненадолго, потом развернулся и задул в спины всадникам, подгоняя. Словно почувствовав его, Тротби с улыбкой махнул рукой новым спутникам, призывая их поторопиться, и пришпорил вороного.

* * *

Через некоторое время они снова перешли на шаг. Сначала ехали молча.

Шон, очарованный величественной красотой древнего леса, немного отставал от спутников.

Рыжая Соня, наплевав на хорошие манеры, с любопытством разглядывала Тротби. Черты его бледного лица были резки и прямы; белые брови вразлет; твердый подбородок рассекал широкий розовый шрам; длинные нестриженые волосы цвета соломы достигали плеч. Затем он оглянулся на миг, девушка увидела его глаза и взгляд, и вздрогнула в мистическом ужасе и восхищении. До того он щурился, взирая на мир насмешливо, высокомерно, а сейчас, задумавшись, посмотрел открыто. Огромные, обрамленные темными густыми ресницами глаза его были странного сиреневого цвета, с голубыми чистыми белками, умные, проницательные и глубокие. Еще Соня заметила в них печаль, но не преходящую, а долгую, ставшую уже привычной. Что-то странное таилось в душе этого парня. Страх? Тревога? Предчувствие боли и смерти? Конечно, юная воительница не могла сего определить, но очень хотела. Пока одно для нее было несомненно: Тротби родился не в хижине пастуха и не в лачуге сапожника. Его колыбель стояла или во дворце короля или в замке благородного рыцаря – в том Соня нисколько не сомневалась.

Вздохнув, девушка отвернулась от нового знакомого. Рациональный ум ее не задержался на бесполезном размышлении о его странной внешности, прекрасных глазах и причинах столь постоянной печали; он занялся совсем иным. Почему на Тротби простая одежда? Куда он ехал с Лоблом и железными воинами? Кто он? Соня намеревалась непременно получить от него ответы на все свои вопросы, ибо яд подозрения уже давно, много лет назад, проник в ее душу и не давал покоя. Едва удостоверив личность Одинокого Путника, волею судьбы девушка встретила Тротби, и теперь настала его очередь доказывать чистоту помыслов и свою непричастность к стану врагов.

Новый вздох вырвался из нежной груди Сони, а что он означал, она и сама не знала.

– Трупный день,– пробормотал Шон, догоняя спутников.

– Что? – девушка с недоумением посмотрела на него.

– Нынче трупный день,– повторил Шон.– Он начался с жалкого трупика бедной мыши, продолжился пятью трупами шемитских стражников, а чем закончится?

– Чьими трупами? – уточнила Соня.

– Ну да.

– Надеюсь, что не нашими.

– Я тоже надеюсь.

И Шон мрачно замолчал, уставясь в далекую точку горизонта. Видимо, его все еще терзали мысли об убиенных им железных воинах.

Тротби, уловив его настроение, сказал:

– Не стоит сожалеть о них. Если б вы не оказались проворнее, они непременно прикончили бы вас, как до того прикончили одного беднягу, который попался нам при выезде из города. Он всего лишь замедлил шаг и всмотрелся в мое лицо… И потом, эти воины Лобла – коварные воры и подлые убийцы. Сотни бедняков Асгалуна смогут теперь жить спокойно – во всяком случае, пока…

– Пока градоправитель не назначит нового сотника, а тот не наберет в свой отряд новых негодяев,– закончила фразу Рыжая Соня.

Тротби кивнул; взор его на мгновение затуманился, как будто странная мысль посетила вновь и сразу пропала, оставив лишь воспоминание о себе. Он тряхнул головой, так что прямые соломенные пряди перелетели за спину, и прошептал себе под нос: «Наваждение…»

– О чем ты? – мягко спросил Шон, отвлекаясь от созерцания светлой дали.

Соня, которая ничего не слышала, насторожилась. В серых глазах ее вспыхнуло любопытство.

– Нечто в прошлом мучает меня,– тихо сказал Тротби, опустив ресницы.– Оно возникает вдруг, не проявляясь отчетливо, а потому я не могу дать ему названия. Бывает ли с тобой такое, Одинокий Путник?

– Всякое бывает, милый.

Соня удивленно приподняла рыжие брови: Шон разговаривал с этим парнем, как с ребенком, коего несправедливо обидели – ласково, участливо… И, кажется, ему даже в голову не пришло для начала узнать о его жизни и его сути, а потом уж и жалеть – кстати, неизвестно за что. «Нечто в прошлом»! Вот это бред! Да у каждого в прошлом есть то самое нечто, какое может и мучить и терзать, если дать ему волю.

– Ты родом из Асгалуна? – наконец задал Шон дельный вопрос.

– Нет,– покачал головой Тротби.– Я родился в плодородных землях Кофа и рос там до двенадцати лет. Затем мои родители умерли, и я переехал в Шем, к дяде.

– А кто твой дядя? – решительно вмешалась Соня, видя, что разговор вот-вот снова угаснет, ибо вежливый Шон вряд ли пожелает допрашивать этого мрачного парня с пристрастием.

– Обычный гражданин Шема,– ответил Тротби на удивление охотно.– Он не шемит, а такой же кофиец, как я и мои родители. Но в юности влюбился в красавицу из Асгалуна, приехал к ней со всем своим скарбом и намерением немедленно на ней жениться, однако она, как назло, внезапно скончалась. Дядя предался унынию и возвращаться домой не пожелал.

– Он жив сейчас? – продолжал спрашивать Шон, по обыкновению мягко улыбаясь.

– Да.

– Богат?

– Да.

– Как же он позволил сотнику забрать тебя против воли твоей?

Тротби заколебался. Он не собирался открывать первым встречным все тайны своей жизни, но перед Одиноким Путником почему-то чувствовал некоторое смущение – так ученик робеет наставника и не решается слукавить, беседуя с ним.

– Хорошо,– сказал он твердо.– Я расскажу вам, как я попал в руки Лобла и его людей.

Соня удовлетворенно усмехнулась и мысленно поздравила себя с победой. Сейчас она все узнает…

* * *

– Моя дядя Лансере, верный памяти своей красавицы, более никогда не думал о женитьбе. И, будучи весьма добродетелен, не завел детей на стороне, как это делают в наше время многие одинокие мужи. Потому всю свою жизнь он прожил в большом доме, с полусотней слуг, но без семьи. Так продолжалось до того самого дня, когда я в одночасье лишился своих дорогих родителей.

Узнав о смерти брата и его супруги, дядя послал за мной карету с десятком охранников. Они прибыли вечером, ночь провели в доме, а утром, после погребения, повезли меня в Асгалун. Я ехал и вспоминал, как комья сырой земли падали на деревянные ящики с холодными телами моего отца и моей матери… Мне было всего двенадцать лет, я плакал и обещал богам отмстить им за смерть Анжелиаса Тита Бада и Винченсы, дочери Килина…

Тут Тротби запнулся, бледные щеки его порозовели. Даже не взглянув на спутников, он пустил вороного вскачь и вскоре исчез в легкой туманной дымке горизонта. Листья, вздыбленные копытами его коня, порхали в воздухе словно бабочки; потом дунул ветер и унес их в лес; дорога снова была пуста и тиха.

– Он удрал! – крикнула девушка в гневе, оборачиваясь к Одинокому Путнику.– Скорее за ним!

– Погоди,– сказал Шон, за повод притягивая к себе Соню вместе с ее буланой.– Не стоит его догонять. Мальчик вспомнил родителей и хочет поскорбеть о них в одиночестве. Поедем шагом; я уверен – он подождет нас там, дальше.

– Как знаешь, Одинокий Путник.

Недовольство в голосе юной воительницы ничуть не смутило Шона. Он и не думал торопиться. Напротив, он остановил своего каурого, спрыгнул с него; затем выудил из дорожного мешка кольцо веревки, размотал его и тщательно связал в цепочку трех одров, что так и плелись за ними всю дорогу.

– В Асгалуне мы их продадим,– пояснил он Соне, которая безуспешно пыталась поразить его взором огненным и негодующим.– По две монеты за каждую вполне можно выручить. Так что хороший ужин и ночлег нам обеспечен. Хоть я и чувствую себя нынче разбойником с большой дороги, но пока я хожу по этой земле, мне все же надо чем-то питаться и где-то спать…

Он привязал первую лошадку к каурому и опять забрался в седло.

– Ну, Соня, теперь едем. Тротби наверняка уже устал нас ждать.

Девушка очень в этом сомневалась, но ничего не сказала Шону. Про себя она уже решила, что Одинокий Путник лучше целой дюжины всяких там Тротби, а посему не стоит и спорить с ним по таким пустякам.

К ее удивлению, вскоре она действительно увидела вдалеке удравшего попутчика. Он ждал их, мрачно глядя в глубину леса. Там было черно, как в морской пучине, и вокруг тоже постепенно начинало темнеть. На белых волосах Тротби сейчас не сверкали солнечные лучи, а яркие разноцветные листья, ковром покрывшие дорогу, стали одинаково серыми. Ветер дул в разные стороны, качая длинные ветви и верхушки дерев. Вот он рванул вдруг с дикой мощью, осыпав путников пылью и трухой, спутав шелковые гривы лошадей, и снова затих.

– Ночь будет холодная, сырая,– Шон зябко передернул плечами, вынул из мешка старую куртку и надел ее,– но это вовсе не значит, что мы должны гнать лошадей, дабы поскорее достичь Асга-луна. К тому же я не прочь перекусить немного. А вы?

– Я тоже,– тихо ответил Тротби, не отрывая неподвижного взора от лесной чащи.

Соня промолчала, но лишь потому, что ужасно проголодалась и ей стыдно было в этом признаться. Одинокий Путник, проницательный, как оракул, и мудрый, как первый королевский советник, понял сие сразу. Не теряя и мига, он соскочил с каурого, быстро развел костер на обочине дороги, и, вытряхнув из бездонного мешка своего всю снедь, аккуратно разложил ее на чистой тряпице. Рыжая Соня и Тротби, до того уныло и с долей печали взиравшие на действия ловких рук Шона, при виде еды тотчас оживились: оставив коней, они подошли к костру и чинно уселись по обе стороны от него, причем Тротби изо всех сил старался не смотреть на огромные ломти каравая, перья зеленого лука и кусок холодного мяса, покрытого ароматным желе. Боепитание не позволяло ему протянуть руку к еде прежде женщины и старшего товарища. Он выжидательно уставился на Одинокого Путника, который, кажется, совсем не торопился начинать трапезу, а увлеченно бросал в костер сухие палки; потом перевел взгляд на Соню. Юная воительница и не думала стесняться.

Разорвав на три части кусок мяса, она взяла себе меньшую, Тротби сунула среднюю, а Шону оставила самую большую и с энтузиазмом принялась жевать, закусывая мягким пористым хлебом. В преддверье сумерек защелкали, засвистали лесные птицы. Небо чуть потемнело; стаи маленьких тучек стремительно проносились в серой вышине, иногда попадая в красный солнечный луч и вспыхивая сотнями рубинов и алмазов. Путники, насытившись, умиротворенно смотрели на яркие языки пламени, меж коих плясали золотистые искры, и думали о вечном. Вечное каждому представлялось по-своему. Для Шона это была дорога – дальняя, без видимого конца. Он видел себя седовласым усталым мужем, задремавшим на обочине, потом сгорбленным старцем с клюкою, бредущим на Огонек постоялого двора, потом просто облаком, летящим на ветерке… Далее мысль Шона не простиралась, но он и не хотел знать, что будет с ним далее.

Зато Соня хотела знать о каждом мгновении своей жизни. Ее вечное состояло из драк и сражений, из веселых пирушек, из друзей и врагов… Где-то в глубине ее чувств еще таилось множество мечтаний, и одно из них имело название «любовь», но пока она даже самой себе не произносила это слово. Вообще, она ощущала совершенно ясно, что в какой-то момент своей жизни сошла с того пути, на который ступила волею судьбы несколько лет назад, и теперь никак не могла обнаружить его, дабы пойти дальше. Она словно плутала впотьмах, на ощупь выходя на ровное место и вновь теряясь в джунглях. Соня не любила думать об этом, поскольку не ведала, как ей быть? Как поступить? Много проще, казалось ей, занимать мысли чем-то посторонним, а философию духа оставить отшельникам и сочинителям…

Тротби вечным полагал мрак, и только мрак.

Пожалуй, кроме Шона, никто не знал, что вечно всё…

Но вот нити их мыслей вдруг слились в одну; путники очнулись от грез, переглянулись удивленно.

– Пора? – сказал Тротби-

– Пора,– кивнул Шон.

Они поднялись. И в этот момент мир, воцарившийся в их душах после отдыха и трапезы, разрушили ужасные, воистину отвратительные звуки: крик, плач, визг, бешеный топот копыт…

Рыжая Соня тут же выхватила свой кинжал, сделала свирепое лицо и снова приготовилась к бою. Шон придержал ее руку, покачал головой, прошептал: «Не надо;..» Сейчас он не чувствовал никакой опасности, хотя эти душераздирающие вопли, спугнувшие прекрасную лесную тишь, порядком действовали ему на нервы.

А Тротби, всмотревшись вдаль, улыбнулся и облегченно засмеялся.

– Нет,– сказал он Соне,– право, не надо!