Текст книги "Каньон Тираннозавра"

Автор книги: Дуглас Престон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

7

Мэддокс прошел по Кэньон-роуд и свернул за угол у Камино-дель-Монте-Соль. Перед ним запестрел целый лес самодельных указателей с выведенными от руки надписями. Цепочки указателей, стремившихся перещеголять друг друга в своей кустарной затейливости, тянулись по обеим сторонам дороги. Тротуары наводняли туристы, экипированные словно для перехода через Сахару: мягкие панамы, широконосые сандалии, у пояса – фляжки с водой. Большинство туристов выглядели бледными и оторопевшими, будто бы они только что проклюнулись, как гусеницы из яиц, из мокро-гнилостных городов восточных штатов. Сам же Мэддокс решил вырядиться техасским богатеем и смотрелся, ему казалось, очень правдоподобно в тяжелых ботинках, ковбойской шляпе и ковбойском же галстуке шнурком – бирюзовом, с пижонским узлом величиной с мячик для гольфа.

По дороге попадались старые дома викторианского стиля – в них, как и везде, находились художественные и сувенирные магазины, в витринах которых поблескивали индейские горшки и побрякушки. Мэддокс посмотрел на часы. Полдень. Еще немного придется поболтаться без дела.

Он бродил по магазинчикам и поражался тому, сколько же есть на свете всяких изделий из серебра и бирюзы, сколько разной керамики, а о картинах и говорить нечего. Искусство в общем-то жульничество, понял Мэддокс, разглядывая очередную витрину с муляжом, изображавшим аляповатые каньоны, завывающих на луну койотов и завернутых в покрывала индейцев. Еще один легкий способ сшибить монету, и все совершенно законно. И почему он раньше не замечал таких возможностей? Угробил полжизни, пытаясь заработать нелегкими, противозаконными средствами и не понимая, что все лучшие способы надуть людей и заставить их раскошелиться вполне легальны. Вот развяжется Джимсон Мэддокс с последним дельцем, станет законопослушным на все сто, вложит полученные денежки во «Время невзгод» и, может, даже инвесторов поищет. А вдруг он сделается еще одним сетевым миллионером?

Его внимание привлек магазин, битком набитый огромными каменными и бронзовыми скульптурами. На вид все это добро дорогое, одна транспортировка наверняка стоит целое состояние. Тренькнул дверной колокольчик, и появилась, цокая каблучками, молодая женщина, улыбнувшаяся Мэддоксу ярко накрашенными губами.

– Вам помочь, сэр?

– А как же, – ответил он, понимая, что намеренно растягивает слова, изображая акцент. – Вот эта скульптура меня интересует. – Мэддокс кивнул на самую большую, какую только увидел в зале. Она изображала группу индейцев в натуральный рост, вытесанную из цельной каменной глыбы весом по крайней мере три тонны. – Можно спросить, сколько она стоит?

– А, «Шествие счастья». Семьдесят пять.

Мэддокс вовремя удержался, чтобы не спросить: «Тысяч?»

– Вы кредитки принимаете?

Если женщина и была удивлена, то виду не подала.

– Только придется проверить кредитный лимит, и все. У большинства покупателей он недостаточен.

– Я не большинство покупателей.

Снова лучезарная улыбка. Он заметил веснушки у нее на груди, в вырезе шелковой блузки, расстегнутой на пару пуговичек.

– Мне нравится при любой возможности оплачивать покупки по кредитной карточке и, когда путешествую, получать «бонусные мили».

– На «бонусные мили» за эту скульптуру вы в Китай сможете съездить, – заметила женщина.

– Лучше в Таиланд.

– И туда тоже.

Он внимательнее пригляделся к ней. Хорошенькая. Хотя как же иначе, если работаешь в подобном месте... Мэддоксу стало интересно, получит ли она комиссионные.

– Ну а... – Он улыбнулся и подмигнул ей. – А вон та почем?

Мэддокс показал на бронзового индейца с орлом в руках.

– "Отпускающий орла". Десять.

– Я недавно купил загородное ранчо, надо теперь эту берлогу обставлять. Одна только главная постройка в десять тысяч квадратных футов.

– Представляю себе.

– Я – Мэддокс. Джим Мэддокс. – Он протянул руку.

– Кларисса Провендер.

– Приятно познакомиться, Кларисса.

– Это скульптура работы Уилли Атцитти, индейца из племени навахо, он один из наиболее выдающихся индейских мастеров. А та, первая, высечена из цельной глыбы настоящего алебастра, добытого в горах Сан-Андреас, штат Нью-Мексико.

– Красота. А что та скульптура изображает?

– Песнопения по случаю шествия счастья, они обычно длятся три дня.

– По случаю чего песнопения?

– Шествия счастья. Это традиционная церемония индейцев навахо, призванная восстановить гармонию и равновесие в жизни человека.

– Вот это мне как раз не помешало бы.

Теперь Мэддокс стоял достаточно близко от нее, чтобы уловить сладковатый запах шампуня, которым она, очевидно, с утра вымыла свои блестящие черные волосы.

– Это бы нам всем не помешало, – со смешком ответила Кларисса Провендер, искоса поглядывая на Мэддокса лукавыми карими глазами.

– Кларисса, вас, наверное, многие об этом просят... хотя, если я выбиваюсь из общей массы, вы только скажите... но как насчет ужина сегодня вечером?

Сияющая фальшивая улыбка.

– Мне не полагается ходить на свидания с потенциальными покупателями.

Мэддокс воспринял ее ответ как согласие.

– Я буду в семь в «Розовой глинобитке». Если придете, с удовольствием угощу вас мартини и фирменным бифштексом.

Она не сказала «нет», и Мэддокс приободрился. Он махнул рукой в сторону скульптур:

– Думаю, возьму алебастровую. Мне сначала надо все измерить, убедиться, что она поместится в комнате, вот в чем штука. Если не подойдет алебастровая, то ту, другую – наверняка.

– Документы с характеристиками товара у нас в подсобном помещении. Там в описании и размеры указаны, и вес, и порядок транспортировки.

Она пошла в подсобку, стуча каблучками, и Мэддокс смотрел, как виляет ее зад, обтянутый короткой черной юбчонкой. Кларисса вернулась с листом бумаги, какой-то картой и брошюркой об авторе скульптуры. Девица с улыбкой протянула все это Мэддоксу. На ее левом резце виднелось пятнышко от помады. Джимсон сунул документы и книжечку во внутренний карман пиджака.

– Можно, я у вас сделаю по-быстрому один местный звонок?

– Да.

Кларисса, пробормотав еще что-то себе под нос, провела Мэддокса к своему столу в глубине зала, подвинула ему аппарат.

– Всего одну секундочку. Алло! Доктор Бродбент?

Голос в трубке отвечал:

– Нет, это Шейн Макбрайд, его коллега.

– Я совсем недавно переехал в Санта-Фе, ранчо приобрел к югу от города. Хочу вот купить коня для верховой езды. Он пегий, такой красавец, и нужно, чтоб ветеринар его посмотрел... Доктор Бродбент будет на работе?

– Когда именно?

– Сегодня или в субботу.

– В данный момент доктора Бродбента нет, но он сможет к вам приехать в понедельник.

– А в субботу – нет?

– В субботу по вызовам езжу я, и... минутку... после двух я свободен.

– Извините, Шейн, ничего личного, просто доктора Бродбента мне очень рекомендовали, и пусть уж лучше он сам посмотрит...

– Если вам необходим доктор Бродбент, придется подождать до понедельника.

– Мне нужно в субботу. Если у него выходной, я готов доплатить.

– Доктора Бродбента сегодня нет в городе, простите. Как я уже говорил, с удовольствием посмотрю вашего коня.

– Ничего личного, Шейн, однако... – Мэддокс нарочно приумолк, словно от досады. – Все равно спасибо вам. Позвоню в понедельник, договоримся на другой день.

Мэддокс положил трубку и подмигнул Клариссе. Она смотрела на него с непроницаемым лицом.

– Увидимся в «Глинобитке», Кларисса.

С минуту она молчала. Потом наклонилась к нему и, продолжая хитро улыбаться, тихонько сказала:

– Я здесь пять лет проработала, и знаешь – это действительно мое дело. Догадываешься, почему?

– Почему?

– Я за километр распознаю всяких проходимцев. А ты, как говорится, из плута скроен, мошенником подбит.

Часть третья
Ручей Фердис

Длина ее достигала пятидесяти футов, высота в плече – двадцати. Она весила приблизительно шесть тонн – не больше слона. Ее нижние конечности, длина которых превышала десять футов, были оснащены весьма мощными мышцами, подобных мускулов никогда не появлялось ни у одного позвоночного животного. При ходьбе она держала хвост высоко над землей. Ширина ее шага равнялась двенадцати – пятнадцати футам. Во время бега самка могла развивать скорость до тридцати миль в час, но дело было не столько в быстроте, сколько в проворстве, подвижности и молниеносных рефлексах. На ее ступнях, размер которых составлял около трех с половиной футов, имелось четыре кривых когтя, три впереди и один, напоминающий шпору, – сзади. Она передвигалась на кончиках пальцев. Всего один меткий удар нижней конечности был способен распороть брюхо стофутовому утконосому динозавру, а то и разорвать жертву пополам.

В ее трехметровых челюстях помещалось шесть десятков зубов. Четыре передних резца служили для сдирания и скусывания мяса с костей. Зубы, предназначенные для умерщвления добычи, образовывали жуткий боковой ряд. Некоторые из них достигали двенадцати дюймов в длину, включая корень, и в обхвате были размером с детский кулачок. По краям они имели зазубрины, и самка, сделав первый укус, могла удерживать свою добычу, одновременно как бы распиливая, разрезая ее плоть и выхватывая до десяти и более кубических футов мяса за раз, причем весили эти куски по нескольку сот фунтов каждый.

Череп ее был оснащен целым лабиринтом полостей, пустот и канальцев, что придавало ему значительную легкость, прочность и подвижность. Укусы самки могли быть двух видов: укус «сверху» – с помощью его она резала мясо жертвы, словно ножницами, и «щипцовый» укус, пробивавший панцири и дробивший кости. Ее небо поддерживали тонкие связки, благодаря им череп при укусе становился более плоским, раздавался в стороны и растягивался, позволяя ей проглатывать целиком громадные куски мяса.

Мощные, заходившие одна на другую челюсти способны были на укус такой силы, что на один квадратный дюйм одновременно воздействовало более ста тысяч фунтов. Столь чудовищного давления не выдержала бы и сталь.

Ее верхние конечности были невелики, размером почти с человеческие, только гораздо мощнее. На них имелось по два загнутых когтя, расположенных под углом 90 градусов к самой конечности; они могли захватывать и распарывать туши жертв, не оставляя тем ни малейших шансов на спасение.

Ее спинные позвонки в тех местах, где к ним присоединялись ребра, были величиной с кофейные банки, что обеспечивало самке возможность выдерживать тяжесть собственного желудка, в котором могло находиться более четверти тонны недавно съеденного мяса.

Она смердела. Во рту у нее, в специальных щелях между зубами, помещались крупные и мелкие куски гниющего мяса и частички прогорклого жира. Они делали укус самки еще опаснее. Даже если жертве удавалось уйти после первого нападения, она скорее всего вскоре погибала в результате серьезной инфекции или заражения крови. Кости, выходившие вместе с фекалиями самки, иногда оказывались практически полностью растворенными концентрированной соляной кислотой – в такой среде переваривалась пища в ее желудке.

Мыщелок затылочной кости самки был величиной с грейпфрут, так что она могла поворачивать голову почти на 180 градусов и захватывать добычу в любом направлении. Подобно человеку, она обладала стереоскопическим зрением. Кроме того, самка отличалась превосходным слухом и обонянием. Все пять чувств помогали ей выслеживать добычу. Ее излюбленными жертвами были утконосые динозавры, стада которых шумно продирались сквозь обширные леса, голося и трубя, – эти сигналы помогали им держаться вместе и собирать детенышей, отстававших от матерей. Она умела приспособиться к разным условиям жизни и не брезговала ничьим мясом.

Самка обычно охотилась, предварительно устраивая засаду: сначала она долго и незаметно подкрадывалась к жертве, затем следовал короткий бросок – и конец. «Лесные» цвета – зелено-коричневый пятнистый узор – служили ей прекрасной маскировкой.

В молодости она охотилась в стае вместе с сородичами, но, став зрелой, действовала в одиночку. Самке не случалось атаковать жертву и потом вступать с ней в смертельную схватку. Совсем наоборот: набросившись на добычу, она кусала ее всего один раз, свирепо, пробивая зубами любой панцирь, любые роговые пластины и сразу добираясь до жизненно важных органов и пульсирующих артерий. И тогда, удерживая жертву, как червя на крючке, самка ударяла добычу нижней конечностью и разрывала ее. Затем она выпускала животное и отступала на безопасное расстояние, пока жертва тщетно билась и ревела, содрогалась в конвульсиях и истекала кровью.

Как многие хищники, она была еще и трупоедом, не пренебрегая никаким мясом, пока то еще не окончательно разложилось. Проглотить бьющееся живое сердце и вонзить зубы в гниющую, кишащую личинками мух тушу, – и то и другое доставляло ей одинаковое удовольствие.

Марстон Уэзерс

1

Уайман Форд остановился, глядя на огромную расселину, названную каньоном Тираннозавра. Форд уже миновал базальтовую скалу, давшую каньону имя, и, прошагав еще десять миль, забрался глубоко, немыслимо глубоко вниз. Глубже, чем ему случалось заходить раньше. Это было Богом забытое место. Чем больше Уайман углублялся в каньон, тем выше вздымались его склоны, пока наконец они не стали физически давить на путника с обеих сторон, словно грозя сомкнуться. Отколовшиеся от утесов глыбы величиной с дом лежали, разбросанные по дну каньона, среди них вились солончаковые дорожки. Ветер поднимал облака белой пыли. Форду казалось, что в каньоне нет ничего живого, кроме редких сорных кустов и, естественно, уймы гремучих змей.

Он замер, увидев, как впереди что-то медленно шевельнулось: техасский гремучник толщиной с его собственную руку прополз по песку буквально в двух шагах; язычок змеи часто трепетал, слышалось мерное шуршание. В этот вечерний час змеям пора выползать из нор, подумал Форд, жара спадает, и они стремятся начать свою ночную охоту раньше других.

Уайман продолжил путь, широко шагая в привычном темпе. Он двигался словно по лабиринту – множество боковых каньонов ответвлялись от главного и уходили в никуда. Форд оставлял позади милю за милей. На западе, на небольшом возвышении, где каньон делал очередной поворот, виднелось внушительное нагромождение скал – тех самых, что Форд заметил еще с Навахского Кольца и уже успел окрестить Лысыми. Нижняя часть каньона скрылась в тени, разбавленной теплым оранжевым свечением – то солнечный свет отражался сверху, от восточной оконечности каньона.

Форд радовался, что день подходит к концу. С утра он крайне экономно расходовал воду, но благодаря воздуху, становившемуся все прохладнее, жажда, к счастью, ослабевала.

В пустыне ночь, чуть заявив о себе, быстро вступала в свои права. У Форда оставалось не много времени на поиски хорошего места для привала. Прибавив шагу, Уайман пошел дальше, глядя по сторонам, и скоро увидел, что хотел: два валуна образовывали укрытие, между ними ровным слоем лежал мягкий песок. Форд снял с плеч рюкзак и сделал большой глоток воды, подержав ее во рту, прежде чем проглотить, чтобы в полной мере насладиться влагой. Еще пятнадцать, может, двадцать минут будет светло. Зачем тратить это время на раскатывание постели и готовку? Оставив снаряжение, Форд двинулся вперед, к тому месту, где начинались Лысые скалы. При ближайшем рассмотрении они больше напомнили путнику не черепа, а гигантские раздавленные грибы-поганки; каждая глыба имела футов тридцать в ширину и футов, наверное, двадцать в высоту. Они состояли из темно-оранжевого песчаника, пронизанного винного цвета сланцевыми вкраплениями и галькой. У некоторых массивных куполов, находившихся ближе к краю, когда-то треснули опоры, отчего они упали, как Шалтай-Болтай, и разлетелись на куски.

Форд вступил в лес колонн, поддерживавших круглые каменные купола. Сами колонны образовались из бледно-розового песчаника, каждая из них достигала около десяти футов в высоту. Уайман с трудом пробирался между ними, намереваясь выяснить, как далеко простирается это скопление. Форду казалось, что ни одна скала не напоминает ту, которая ему нужна, и в то же время все они были похожи друг на друга, словно члены одной семьи. Уаймана охватила знакомая дрожь. Его не покидала уверенность: похороненный в камне динозавр все ближе. Форд протискивался между валунами, иногда ему приходилось ползти, от громоздившихся над головой скал становилось жутко. Перебравшись на противоположную сторону, Уайман, к своему удивлению, обнаружил, что Лысые скрывают вход в другой каньон, или, вернее, в невидимое продолжение каньона Тираннозавра. Форд вступил в эту скрытую расселину, торопливо зашагав по ее дну. Новый каньон был узок, его наверняка часто затопляли ливневые паводки: по обеим сторонам валялись покореженные стволы деревьев и ветки, очевидно, принесенные потоками воды сверху, с гор. Вода отполировала нижнюю часть склонов, кое-где проделав в них углубления.

Каньон все петлял, и за каждым изгибом открывались новые скальные ниши и расщелины. В тех, что повыше, когда-то помещались крохотные жилища индейцев анасази. Еще четверть мили пути, и Форд подошел к нахлесту – высокому песчаниковому уступу, преграждавшему каньон. Вероятно, во времена более влажного климата оттуда низвергался водопад: растрескавшийся ил внизу свидетельствовал о том, что раньше там находился пруд. Форд перелез через уступ, цепляясь за выдающиеся вперед камни, и продолжал свой путь.

За изгибом каньона открывалась огромная долина, в которой сходились три боковых каньона. Здесь словно произошло настоящее столкновение скал, теперь являвших зрелище того, сколь беспощадной может быть эрозия. Форд замер, благоговея перед застывшей яростью природы. На лице его промелькнула улыбка, и, охваченный странным чувством, он решил назвать этот клочок земли Местом Дьявольских Игрищ. Пока Форд смотрел, солнце окончательно скрылось за краем каньона, и вечерний сумрак стал заволакивать необыкновенную долину, окутывая ее фиолетовой тенью. Вот уж точно: место, затерянное во времени.

Уайман повернул назад. Было слишком поздно, чтобы продолжать разведку, и потом, требовалось вернуться к снаряжению до наступления темноты. Эти камни ждали миллионы лет, с улыбкой подумал монах. Смогут и еще денек подождать.

2

Том ехал на север по 84-му шоссе, с большим трудом заставляя себя сосредоточиться на дороге. Самолет опоздал, было уже полдевятого, а до указанного похитителем отрезка дороги оставался еще час пути. На сиденье рядом с Томом лежал пластиковый пакет с молнией, набитый скомканной желтой бумагой. Туда он и сунул блокнот. Заряженный мобильный телефон ждал звонка.

Том ощущал свою крайнюю беспомощность и полную зависимость от происходящего – невыносимое чувство. Нужно было взять ситуацию под контроль и действовать, а не просто реагировать на события. Однако Том не мог вот так сразу начать действовать, сначала требовался план, а чтобы его разработать, необходимо подавить эмоции и начать мыслить как можно четче и хладнокровнее.

В темноте по обеим сторонам дороги мелькали бескрайние пустынные земли, в ночном небе застыли яркие звезды. Таких тяжелых часов, как час перелета из Тусона в Санта-Фе, Тому еще не случалось переживать. Ему понадобились нечеловеческие усилия, чтобы подавить гнев, перестать теряться в догадках и сконцентрироваться на первоочередной задаче. Она была проста: вернуть Салли. Все остальное не важно. Как только Салли вновь будет с ним, он займется похитителем. А сейчас мысли о том, что бы такое с тем негодяем сделать, лишь отвлекали.

Том опять засомневался, не следовало ли ему пойти в полицию или даже, забыв о детективе Уиллере, сразу обратиться в ФБР? Но в глубине души он знал: если вызвать полицейских, похититель перестанет за себя отвечать. Они станут распоряжаться ходом операции, Уиллер тоже примет в ней участие, не важно, каким именно образом. Том поверил похитителю, когда тот пригрозил убить Салли, если вмешается полиция. Риск слишком велик, нужно действовать самому.

Том знал тот отрезок 84-го шоссе, по которому ему было приказано ездить взад-вперед. Это был один из наиболее пустынных участков двухполосной дороги во всем штате, с единственной бензоколонкой и круглосуточным магазинчиком.

Том стал думать, как бы он на месте похитителя организовал свои действия, чтобы завладеть блокнотом и избежать слежки. Именно планы преступника и требовалось разгадать.

3

Уиллер поднял глаза от груды бумаг и взглянул на часы. Девять пятнадцать. Он посмотрел на Эрнандеса – в болезненно-ярком свете ламп, заливавшем кабинет, помощник казался зеленоватым.

– Отфутболили нас, – сказал Эрнандес. – Вот так вот.

– Вот так вот...

Уиллер постучал ручкой по стопке бумаг. Ерунда какая-то – уж этому-то типу есть что терять! У людей вроде него есть тысяча законных путей избежать встречи с полицией.

– Считаете, он каким-то образом сбежал?

Уиллер снова постучал ручкой по бумаге, наморщил лоб.

– Его тачка – тот допотопный «шевроле» – находилась в аэропорту. Самолет приземлился в восемь. А сейчас машины уже нет на месте.

Эрнандес пожал плечами.

– Что-то случилось с мотором по дороге сюда?

– Нет. Он ведет с нами какую-то игру.

– Что у него на уме?

– Черт меня возьми, если я знаю.

Повисла тягостная тишина. Наконец Уиллер откашлялся, закурил и почувствовал: надо как-то восстановить собственный авторитет. Детектива удивляло и возмущало, что Бродбент его просто проигнорировал.

– У нас есть факт: в гостиной на ковре – свежие следы крови, в стене – недавно выпущенная из револьвера пуля. Бродбент не явился в полицию. Возможно, он попал в беду, возможно – погиб. Или испугался и ударился в бега. Быть может, поссорился с женой, вышел из себя... и теперь она лежит, зарытая на заднем дворе. Или Бродбент – просто паршивый наглец, который ни во что нас не ставит. Не важно. Мы должны выследить этого поганца.

– Точно.

– Расставить подвижные полицейские посты по всей северной части Нью-Мексико, установить блокпосты на 84-м шоссе в районе Чамы, на 96-м – у Койота, на 285-м к югу от Эспаколы, на сороковой междуштатной магистрали у холма Вэгон-Маунд и на границе с Аризоной, на двадцать пятой магистрали – ближе к Белену. И еще один блокпост на 44-м шоссе. – Уиллер остановился и, порывшись в бумагах у себя на столе, вытащил какой-то листок. – Итак, он едет на пикапе «Шевроле-3100» 1957 года, кузов бирюзовый, верх белый, регион – Нью-Мексико, номер 346 EWE. Одно нам на руку: в такой машине Бродбент будет как бельмо на глазу.