Текст книги "Долгое чаепитие"
Автор книги: Дуглас Ноэль Адамс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
12
Большой, респектабельно-важного вида фургон плавно проехал вниз по подъездной аллее, показался в выложенных из камня воротах и так же плавно и степенно свернул с гравия аллеи на основную дорогу. Это была деревенская дорога с односторонним движением, окаймленная с двух сторон рядами застывших деревьев – дубов без единого листочка и мертвых вязов. Высоко в небе серые тучи громоздились друг на друга подобно подушкам. Некоторое время еще можно было видеть величественное продвижение фургона по дороге, но вскоре он затерялся в ее бесчисленных изгибах и поворотах.
Несколько минут спустя в воротах с гораздо менее степенным видом показался желтый «строен». Неуклюже выбравшись на дорогу, вихляя в разные стороны, он медленным аллюром двинулся в том же направлении.
Кейт была совершенно выбита из колеи.
Последние минуты были не из приятных. Нельзя сказать, что и перед этим Стэндиш был особенно любезен, но уж после их встречи с пациентом по имени Одвин он уже не скрывал своего откровенно враждебного отношения. Враждебность его была пугающей враждебностью человека, который сам чего-то боится. Но чего, Кейт не знала.
Ему наверняка не давал покоя вопрос: кто она такая? Как ей удалось заполучить рекомендацию самого Алана Франклина, одного из самых известных и уважаемых специалистов в его области. Что ей надо? И – этот вопрос, пожалуй, волновал его больше всего – чем она могла вызвать неудовольствие мистера Одвина?
Тяжелее всего ей приходилось на поворотах, когда машину страшным образом заносило, и чуть легче, но ненамного, когда она проезжала прямые участки. Однажды эта машина стала причиной вызова ее в суд – когда одно из передних колес отвалилось и решило совершить небольшую прогулку в своей собственной компании, что чуть не явилось причиной аварии на дороге. Полицейский – свидетель происшествия в речи на суде именовал ее не иначе, как «обвиняемая машина», и впоследствии это имя за ней закрепилось. Кейт души не чаяла в обвиняемой машине по многим причинам. Если, например, какая-нибудь дверца отваливалась, она спокойно могла сама без посторонней помощи поставить ее на место, что вряд ли было бы возможно, если б это был, скажем, какой-нибудь «БМВ».
Ей было бы очень интересно узнать, совпадало ли то, что она ощущала, с тем, как она выглядела, если да, то лицо ее должно быть бледным и измученным, но зеркальце заднего вида валялось где-то под сиденьем, так что ей не суждено было удовлетворить свое любопытство.
Стэндиш прямо весь побелел и затрясся от одной только мысли, что кто-то мог осмелиться рассердить мистера Одвина. Он тут же отверг все попытки Кейт отрицать, что ей что-либо о нем известно. Если это правда, то почему, спрашивал он ее, мистер Одвин ясно дал понять, что знает ее? Она хотела уличить мистера Одвина во лжи? В таком случае ей несдобровать.
Кейт не знала, что ему ответить. Встреча с мистером Одвином была для нее какой-то сплошной загадкой. Но одно она должна была признать: от него исходили какая-то мощь и энергия.
Он хотел смотреть на тебя – и ты никак не мог противодействовать, не мог не повиноваться его желанию. Но за этой его неприятной способностью смотреть остановившимся взглядом скрывалось, подобно подводным течениям, что-то еще неприятно-тревожащее. Этими подводными течениями были слабость и страх.
Что касается второго существа…
Несомненно, именно оно было причиной появления в последнее время многочисленных статеек в бульварной прессе, в тех разделах, где обычно печатали о самых гнусных и темных вещах под заголовком «Нечто гадкое в „Вудшеде“». Все эти статейки, конечно, носили оскорбительный характер, и почти никто в стране не обращал на них никакого внимания, кроме всего-навсего нескольких миллионов, которые обожали оскорбительные и жестокие вещи.
Во всех этих историях утверждалось, что жителей окрестностей Вудшеда «терроризировало» какое-то ужасно уродливое, гнусное существо, «похожее на гоблина», которое регулярно покидало пределы Вудшедской клиники и устраивало такие безобразия, описать которые язык не поворачивается. Кейт, как и большинство, считала, что на самом деле все было гораздо проще – просто какой-то бестолковый псих во время прогулки по окрестностям заблудился и до смерти напугал двух старушек, проходивших мимо, а остальное сочинили дебильные слюнявые репортеришки с Воппинг-стрит.
Она не успокоилась, а, наоборот, еще больше разнервничалась. Он – оно? – знал, как ее зовут. И что из этого следует? Из этого последовало то, что она повернула не туда, куда нужно. Занятая своими мыслями, она проскочила поворот на главную дорогу, которая вела в Лондон, и теперь нужно было думать, как выходить из положения. Можно было сделать тройной поворот и вернуться обратно, но она очень давно уже не практиковала задний ход и не была уверена, чем все кончится, если попробовать проделать это сейчас.
Она решила повернуть два раза направо и посмотреть, что из этого выйдет, – авось снова попадет на нужную дорогу, но слабая надежда на успех, естественно, не оправдалась. Она проехала еще две-три мили вперед, и хоть дорога была не та, судя, по расположению посветлевшего серого пятна в серых облаках, направление в целом было правильным.
Через некоторое время она уже чувствовала себя на ней достаточно уверенно. Из попавшихся на пути нескольких дорожных знаков она поняла, что это дорога В, которая вела прямо в Лондон, и это устраивало ее во всех отношениях. Если бы она знала о ней раньше, то выбрала бы именно ее, а не перегруженную трассу, по которой обычно ездила.
Итак, поездка оказалась крайне неудачной – лучше бы она осталась дома и целый день отмокала в ванне. Столько всего пережить, изнервничаться – и в результате так и не добиться цели. Цель, правда, была весьма абстрактной и не особо понятной ей самой, и уже одно это было достаточно неприятно. Ощущение тщеты, бесполезности и жуткой усталости навалилось на нее, не менее пасмурным было состояние неба, затянутого облаками.
Уж не начинала ли она понемногу сходить с ума, спрашивала себя Кейт. В последние несколько дней жизнь словно вышла из-под ее контроля, ей было жутко осознавать, насколько все хрупко и как мало зависит от нее, если какой-то удар грома или метеорит может разом все разрушить.
Выражение «удар грома» вошло в ее раздумья без предупреждения; и совершенно не зная, что с ним делать, она оставила его лежать на дне сознания, так же как оставила полотенце на полу, в ванной, не потрудившись его поднять.
Как же она тосковала по солнечному свету! Внизу колеса ее машины перемалывали милю за милей, сверху давили тучи, и она все больше и больше оказывалась во власти пингвинов. В конце концов она почувствовала, что не в силах больше этого выносить, и решила, что вывести ее из этого состояния сможет только пешая прогулка на свежем воздухе.
Кейт поставила машину на обочине, и не успела она это сделать, как в нее тут же врезался старый разбитый автомобиль марки «ягуар», который непрерывно ехал за ней уже семнадцать миль.
13
Ощутив порыв благородного негодования, Кейт, вся кипя, выскочила из машины и бросилась к водителю другой машины с намерением высказать ему все, что она о нем думала, водитель же в этот момент вылезал из своей машины, чтобы то же самое высказать Кейт.
– Вы что, не видите, куда едете? – заорала она на него.
Это был мужчина довольно пухлого телосложения, одетый в длиннющее кожаное пальто и достаточно уродливую красную шляпу – не самая удобная для вождения одежда. Последнее пробудило сочувствие Кейт.
– Почему это я не смотрю, куда еду? – ответил он возбужденно. – А вы разве не смотрите в свое зеркальце заднего вида?
– Нет, – вызывающе сказала Кейт, воинственно подбоченясь.
– Ах вот как, – изумился ее противник. – И можно узнать почему?
– Потому что оно лежит под сиденьем.
– Понятно, – усмехнулся он. – Спасибо за откровенность. У вас есть адвокат?
– Обычно да, – ответила Кейт. Это было сказано с надменным и вызывающим видом.
– Стоящий адвокат? – спросил мужчина в шляпе. – Мне он понадобится. Моего адвоката на время засадили в тюрьму.
– Но вы никак не можете пользоваться услугами моего адвоката.
– Почему же?
– Не стройте из себя идиота. Речь идет о столкновении противоположных интересов.
Ее противник скрестил руки на груди и облокотился на кожух своей машины. Некоторое время он обозревал окрестности. Узкая дорога становилась все менее различимой по мере того, как на местность опускались зимние сумерки. На секунду он влез в машину, чтобы включить подфарники и предупреждающие задние огни. Мерцая янтарным светом, задние огни уютно осветили чахлую траву на обочине. Передние фары не было видно, так как они были погребены в фарах «ситроена», принадлежащего Кейт, так что мигать они были просто не в состоянии.
После этого он вновь занял прежнее положение и оценивающим взглядом принялся рассматривать Кейт.
– Вы водитель, – начал он, – причем я употребляю это слово в наиболее условном смысле, подразумевая под ним того человека, кто занимает сиденье у руля в том, что я буду именовать – используя данный термин без всякого заднего смысла – машиной, в тот момент, когда она передвигается по дороге, который справляется с этой функцией потрясающе, можно сказать – невероятно отвратительно, не обладая ни малейшими представлениями, как это нужно делать. Вы улавливаете ход моих рассуждений?
– Нет.
– Я хотел сказать, что вы плохо водите машину. Знаете ли вы, что уже на протяжении более чем семнадцати миль вы занимали чуть не всю дорогу?
– Семнадцать миль! – вскричала Кейт. – Вы что, все это время ехали за мной?
– Лишь до какого-то момента, – ответил Дирк. – Я пытался придерживаться этой стороны дороги.
– Понятно. Ну что ж, я также очень вам благодарна за откровенность. То, что вы делали, должна сказать, просто возмутительно. Я бы посоветовала вам найти очень квалифицированного адвоката, потому что ему не избежать ударов раскаленными и острыми шпагами, которые вонзит в него мой адвокат.
– Тогда, может быть, мне лучше найти себе кебаб вместо адвоката?
– В вас у самого такой вид, как будто вы запихали в себя трудно определимое количество этих кебабов. Могу я узнать, с какой целью вы преследовали меня на протяжении стольких миль?
– У вас был вид человека, который знает, куда едет. Во всяком случае, поначалу. Первые сто ярдов или около того.
– Какое вам дело до того, куда я еду?
– Это имеет прямое отношение к технике моей навигации.
Кейт сощурила глаза.
Она уже собиралась было потребовать от него полных и исчерпывающих объяснений по поводу этой ремарки, но тут около них притормозил проезжавший белый «форд-сьерра». Из окна показалась голова водителя.
– У вас что, авария? – выкрикнул он, обращаясь к ним.
– Да.
– Ха! – сказал он и поехал дальше.
Через пару секунд возле них остановился «пежо».
– Кто это был? – осведомился водитель, имея в виду водителя предыдущей машины, которая останавливалась.
– Не знаю, – ответил Дирк.
– Не знаете? – сказал водитель. – Кстати, у вас такой вид, как будто вы попали в аварию.
– Да, – ответил Дирк.
– Я так и подумал, – сказал водитель и поехал дальше.
– Ну и водители стали в наше время, раньше они были не такие, правда? – сказал Дирк Кейт.
– А те, что наезжают сзади, – тоже порядочные скоты, – парировала Кейт. – Так почему все-таки вы меня преследовали? Вы, наверное, догадываетесь, что после всего этого мне трудно составить о вас хорошее мнение.
– Все объясняется очень просто, – сказал Дирк. – Обычно я всегда пристраиваюсь за какой-нибудь машиной. Но на этот раз я сделал это не специально – просто заблудился и пытался увернуться от летевшего навстречу грузовика, который занял все пространство дороги. Единственный способ это сделать – съехать на боковую дорожку, где невозможно было повернуть в обратную сторону. Проехав по ней некоторое расстояние вперед, я совершенно заблудился. Одна школа философской мысли считает, что в таких случаях следует свериться с картой, но мне так и хочется им возразить по этому поводу: «Ха! А если нет карты? Что, если у вас есть карта, но только Дордони?» У меня есть своя собственная стратегия на этот счет – найти машину или ее аналог, которая едет достаточно уверенно, и пристроиться за ней. Я не всегда попадаю таким образом туда, куда собирался ехать, зато иногда туда, куда, оказывалось, нужно попасть. Так что вы скажете по этому поводу?
– Маразм.
– Четкий и ясный ответ. Поздравляю.
– Я хотела сказать, кроме того, что сама иногда делала то же самое, но не дошла пока до того, чтобы позволять такое другим.
– Мудрое решение, – одобрил Дирк. – Не стоит особенно об этом распространяться каждому встречному. Оставляйте над этим завесу загадки – мой вам совет.
– Я не нуждаюсь в ваших советах. Куда вы направлялись до того, как решили, что путешествие длиной в семнадцать миль в обратном направлении приведет вас к желанной цели?
– В местечко под названием «Вудшед».
– А, в психушку.
– А вы что, знаете ее?
– Уже семнадцать миль, как я еду прочь от этого места, и хотела бы быть от нее еще дальше. В какой палате вас должны положить? Мне нужно знать, куда высылать счет за ремонт машины.
– Там нет никаких палат, – возразил Дирк, – а кроме того, они бы очень сильно огорчились, если бы услышали, что вы называете их клинику психушкой.
– Если их это огорчит, я могу только радоваться.
Дирк посмотрел вокруг.
– Какой прекрасный вечер! – сказал он.
– Ничего подобного.
– Понятно, – сказал Дирк. – У вас, если можно так выразиться, вид человека, для которого прошедший день не был источником радости или духовного обновления.
– Это уж точно, будь он проклят, – ответила Кейт. – У меня был такой день, после которого даже святой Франциск Ассизский мог отлупить невинных детей. Особенно если объединить этот день вместе со вторником – последним днем перед тем, как я потеряла сознание. А теперь еще эта неприятность с машиной. Единственный положительный момент во всей этой истории, что я, по крайней мере, нахожусь не в Осло.
– Могу представить себе, как вас радует этот факт.
– Я не сказала, что он меня радует. Просто это единственное, что удерживает меня от того, чтобы застрелиться. Но так или иначе благодаря вам можно было избавить себя от хлопот подобного рода, поскольку вы как раз собирались мне в этом помочь.
– Вы и сами были в этом моим помощником, Шехтер.
– Прекратите!
– Прекратить что?
– Произносить мое имя! Все люди, которых я вижу впервые в жизни, знают, как меня зовут. Нельзя ли хоть на секунду прекратить знать мое имя? Как может в девушке оставаться что-то загадочное при таких условиях? Единственный человек, который не знал моего имени, был как раз тот, кому я представилась. Ну хорошо, – сказала она, направив на Дирка обличающий перст, – поскольку вы не какое-то сверхъестественное существо, объясните мне, откуда вам известно мое имя. Я не выпущу из рук галстук, пока вы мне не расскажете.
– Для этого надо его держать.
– Уже держу, негодяй.
– Отпустите его!
– С какой целью вы все время ехали за мной? – не отступала Кейт. – Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Я действительно ехал за вами по той причине, которую уже сообщил. Что касается вашего имени, так вы, можно сказать, сами мне его сказали.
– Я его не говорила.
– Уверяю вас, говорили.
– Ваш галстук по-прежнему у меня.
– Если вы собирались лететь в Осло, но начиная со вторника были без сознания, значит, в момент взрыва вы находились, по всей вероятности, у той самой стойки регистрации пассажиров в аэропорту Хитроу, которая взорвалась столь необъяснимым образом. Обо всем этом писали в газетах.
Если все эти сообщения прошли мимо вас, то, по-видимому, потому, что вы находились в те дни в бессознательном состоянии. Я упустил их по причине сильнейшей апатии, в которую был погружен, но события сегодняшнего дня не могли не заставить меня обратить внимание на этот случай.
Кейт нехотя отпустила его галстук, но продолжала смотреть на него с подозрением.
– Ах вот как? – сказала она. – И что это за события?
– Весьма тревожные, – сказал Дирк, приводя в порядок свою одежду. – Если даже вы рассказали о себе, то факт посещения вами клиники «Вудшед» устранил оставшиеся сомнения. Могу догадаться по вашему настрою – одновременно воинственному и полному уныния, – что того человека, которого вы искали, там не оказалось.
– Что?
– Можете забрать его – пожалуйста, – сказал Дирк, быстро сдернув с себя галстук и протянув его Кейт. – Сегодня, перед тем как встретить вас, я случайно познакомился с медсестрой из больницы, где вы лежали. Первоначальное общение с ней вызывало у меня по разным причинам сильнейшее желание резко и как можно быстрее покончить с ним. И только когда я уже вышел на улицу, где мне пришлось отражать нападение одного из представителей дикой природы и фауны, одно из ее слов, смутно долетевших до меня, поразило меня как гром среди ясного неба. У меня возникла идея, которая могла показаться фантастически неправдоподобной. Но, как и большинство фантастически, дико неправдоподобных идей, она заслуживала рассмотрения ничуть не меньше, чем более земная и правдоподобная, под которую с огромным усилием требовалось подгонять факты.
Я вернулся, чтобы расспросить ее поподробнее, и она рассказала, что рано утром одного весьма необычного пациента переводили в другую больницу под названием «Вудшед».
Кроме того, она призналась, что одна из пациенток проявляла почти неприличное любопытство, пытаясь вытянуть всевозможные сведения о нем. Этой пациенткой была мисс Кейт Шехтер, и, я думаю, вы согласитесь, мисс Шехтер, что мои методы навигации имеют свои преимущества. Я могу не оказаться там, куда я намеревался попасть, зато, мне кажется, я оказался там, где нужно.
14
Примерно полчаса спустя подъехал здоровенный верзила из местной автомастерской – на пикапе, с буксирным тросом и сыном. Вникнув в ситуацию, он отправил сына вместе с пикапом в какое-то другое место, где у него был еще один заказ, прицепил трос к машине Кейт и сам оттащил ее к гаражу.
Минуту или две Кейт сохраняла спокойствие, а потом сказала:
– Он сделал это только потому, что я американка.
Механик порекомендовал им местный небольшой пивной бар, сказав, что он зайдет за ними туда, как только разберется, что с машиной. Поскольку ущерб, нанесенный «ягуару» Дирка, состоял только в потере правой передней фары, а Дирк утверждал, что направо ему случается поворачивать крайне редко, они поехали на нем в бар, тем более что это было недалеко. Как только Кейт, весьма неохотно, забралась в машину Дирка, она заметила там книжку Говарда Белла, которую он стащил у Салли Миллз в кафе, и сразу же набросилась на нее. Несколько минут спустя, когда они входили в бар, она так и не могла понять, читала она ее раньше или нет.
Атмосферу, царившую в нем, отличали не традиционные черты, которые столь характерны для английского паба – кишение народа как в муравейнике, грубые, непристойные шутки и простота. Долетавшие из другого зала звуки песен Майкла Джексона в сочетании с монотонным гудением моечной машины создавали именно тот акустический фон, который идеально соответствовал тускло-выцветшей окраске стен.
Дирк заказал себе и Кейт по коктейлю, а затем пошел к выбранному ею маленькому столику в уголке – пожалуй, это было единственное место, где можно было укрыться от угрюмо-тупой враждебности бара.
– Я читала эту книгу, – сказала Кейт, пролистав вдоль и поперек почти всю «Дьявольскую погоню». – Во всяком случае, я начинала ее читать и осилила первые две главы. Это было месяца два назад. Даже не знаю, почему я все еще читаю его книги. Нет никаких сомнений, что его редактор их не читает. – Она подняла глаза на Дирка. – Никогда бы не подумала, что вам могут нравиться такого рода книги. Если судить по тому немногому, что я о вас знаю.
– Абсолютно не нравятся, – подтвердил Дирк.
– Все так говорят, – отозвалась Кейт. – Вообще когда-то он писал неплохие вещи, – добавила она. – На любителя, конечно. Мой брат, который занят в издательском бизнесе в Нью-Йорке, говорит, что в последнее время он стал просто неузнаваем. У меня такое ощущение, что они его слегка побаиваются, а ему это даже нравится. Конечно, ни у кого из них не хватает мужества сказать ему, чтобы он убрал из книги с десятой по двадцать седьмую главы включительно. И все, что связано с козлом. Существует теория, что причина, по которой его книги расходятся многомиллионными тиражами, состоит в том, что на самом деле никто их не читает. Если бы каждый человек, купивший его книгу, прочитал ее, он никогда бы не купил ни одной из его следующих книг и его карьера, таким образом, была бы окончена.
Она отодвинула книгу в сторону.
– Итак, – сказала она, – вы совершенно точно угадали, что я делала в «Вудшеде»; но вы не рассказали мне, что вы сами собирались там делать.
Дирк пожал плечами.
– Посмотреть, что это за место, – ответил он уклончиво.
– Вот как? В таком случае я могу вас избавить от этой заботы. Место совершенно отвратительное.
– Опишите его. Вообще начните лучше с аэропорта.
Кейт сделала изрядный глоток своей «Кровавой Мери» и на мгновение, пока водка прокладывала себе путь в глубь ее организма, задумалась.
– Вы хотите, чтоб я рассказала и про аэропорт? – проговорила она наконец.
– Да.
Кейт допила оставшееся в бокале содержимое.
– Тогда мне не обойтись без второго, – сказала она и пододвинула к нему пустой бокал.
Дирк храбро встретил взгляд бармена с глазами навыкате и через пару минут вернулся к Кейт с пополнением.
– О'кей, – сказала Кейт. – Я начну с кошки.
– Какой кошки?
– За которой я хотела попросить присмотреть мою соседку.
– Какую соседку?
– Ту, которая умерла.
– Понятно, – сказал Дирк. – Знаете, что я думаю – почему бы мне не умолкнуть совсем и не выслушать вас?
– Да, – согласилась Кейт. – Так будет лучше всего.
Кейт подробно изложила события последних дней – по крайней мере тех, когда она была в сознании, а потом перешла к описанию вудшедских впечатлений.
Несмотря на отвращение, сквозившее в ее описании, Дирк мгновенно почувствовал, что это именно то место, куда он с удовольствием удалился бы на отдых хоть с завтрашнего дня. Кроме возможности посвятить себя познанию необъяснимого – пороку, преследовавшему его подобно наваждению (он не мог относиться к нему иначе как к пороку, и порой он обрушивался на него с яростным безумием одержимого), он мог погрузиться в блаженную негу праздности, что в свою очередь тоже было пороком, к которому он всей душой хотел бы стремиться, если бы мог позволить себе это.
Когда Кейт завершила свой монолог описанием встречи с мистером Одвином и его омерзительным доверенным лицом, Дирк на некоторое время под впечатлением его погрузился в неодобрительно-хмурое молчание. Какая-то часть этого времени ушла на борьбу с самим собой – уступить или нет желанию закурить. Недавно он дал себе обет покончить с этой дурной привычкой, и после этого ему неизменно приходилось бороться с собой и неизменно проигрывать, порой он этого даже не замечал.
С победоносным чувством он решил, что не будет курить, но, несмотря на это, вытащил сигарету. Когда он полез в свой просторный карман за зажигалкой, заодно пришлось вытащить и конверт, который он похитил из ванной комнаты Джеффри Энсти. Он положил его на столик рядом с книгой и зажег сигарету.
– Служащая авиалиний за стойкой регистрации… – изрек он наконец.
– Она меня просто из себя выводила, – вырвалось у Кейт. – У нее были такие жесты и реакции, словно она не человеческое существо, а тупой, бездушный автомат. Казалось, она не хотела слушать, думать. Не представляю, где только отыскивают таких, как она.
– Какое-то время она была моей секретаршей, – сказал Дирк. – Судя по всему, сейчас тоже никто не представляет, где ее можно отыскать.
– О простите меня, – поспешила сказать Кейт, а затем на мгновение задумалась.
– Наверное, вы хотите сказать, что она совсем не такая в действительности, – продолжала она. – Что ж, вполне возможно. Думаю, ее поведение было просто защитной реакцией от нервных издержек ее работы, работа в аэропорту делает человека нечувствительным к тому, что происходит вокруг. Мне кажется, я бы даже посочувствовала ей, если бы у меня самой нервы не были уже на пределе. Извините, я не знала. Так, значит, вы пытаетесь выяснить, что с ней?
Дирк неопределенно кивнул.
– В том числе, – ответил он. – Я частный детектив.
– Да? – удивилась Кейт, вид у нее стал озадаченным.
– Вам это причиняет какое-то беспокойство?
– Да нет, просто у меня есть друг, который играет на контрабасе.
– Понятно, – сказал Дирк.
– Каждый раз, когда он знакомится с людьми и они видят, как он мается со своим инструментом, он слышит одну и ту же фразу, и это просто сводит его с ума. Вот что они говорят: «Бьюсь об заклад, вы бы предпочли играть на флейте-пикколо». Никому даже в голову не приходит, что то же самое ему говорят все. Я просто пыталась догадаться, что говорят детективу после того, как узнают, что он детектив, чтобы самой не сказать этого.
– Да ничего не говорят. В первый момент у всех на лице появляется обалделое выражение – что в точности случилось и с вами.
– Понятно, – сказала Кейт разочарованно. – Ну и как, у вас есть какие-нибудь версии, идеи по поводу случившегося с вашей секретаршей?
– Нет, – ответил Дирк, – ни единой. Просто какой-то расплывчатый образ, с которым я совершенно не знаю что делать. – Он в задумчивости повертел в руках сигарету, потом его взгляд, побродив по поверхности стола, остановился на книге.
Он взял ее в руки, пролистал, недоумевая, что за импульс заставил его тогда, в кафе, прихватить эту книгу.
– На самом деле я ничего не знаю о Говарде Белле, – сказал он.
Кейт поразилась тому, как неожиданно он переменил тему, но одновременно почувствовала некоторое облегчение.
– Единственное, что мне известно, – продолжал Дирк, – это что его книги хорошо продаются и что все они выглядят примерно как эта. Больше ничего.
– Вообще о нем существует несколько очень странных историй.
– Например?
– Например то, что он живет в разных гостиницах по всей Америке в номерах люкс. Подробностей, конечно, никто не знает – они просто получают его счета доплачивают их, так как не любят задавать вопросов. Им спокойнее, если они вообще ничего не будут знать. В особенности о цыплятах.
– О цыплятах? – переспросил Дирк. – О каких цыплятах?
– Дело в том, – понизив голос, сказала Кейт, наклонившись к нему, – что он всегда заказывает в номер живых цыплят.
Дирк нахмурил брови.
– Зачем они ему? – спросил он.
– Никто не знает. Никто не знает также, что он с ними делает. Никто никогда не видел их после этого. – Она еще больше придвинулась к нему, еще больше понизив голос: – Ни единого перышка.
Дирк спрашивал себя – может, он безнадежно наивен и глуп.
– И что же, по мнению этих людей, он с ними делает? – спросил он.
– Никто не имеет об этом ни малейшего представления, – сказала Кейт. – Более того, они не хотят иметь об этом какое-либо, хотя бы самое малейшее представление. Просто не знают.
Она пожала плечами и вновь взяла в руки книгу.
– Еще Дэвид – это мой брат – говорит, что у него идеальное для бестселлера имя.
– Правда? – удивился Дирк. – Как это понять?
– Дэвид говорит, что имя и фамилия – это первое, что интересует издателя, когда решается судьба нового автора. Он не спросит: «Хорошая книга?» – или: «Если убрать из нее все прилагательные, может, она будет ничего?» – зато обязательно спросит: «Как выглядят имя и фамилия автора – фамилия красивая и короткая, а имя несколько длиннее?» Теперь понятно? «Белл» большими серебряными буквами, а «Говард» буквами помельче прямо над фамилией через всю обложку. Получился торговый знак. Секрет издательского дела. Если у вас подобное имя, хороши ваши произведения или посредственны – дело десятое. Последнее оказалось очень кстати в нынешнем положении Говарда Белла. Но то же самое имя становится самым заурядным, если его написать как обычно – ну, скажем, как здесь, видите?
– Что? – вскричал Дирк.
– Да вот же, у вас на конверте.
– Где? Покажите!
– Вот здесь. Это же его фамилия, не так ли? Одна из тех, которые вычеркнуты.
– Господи, так и есть, – сказал Дирк, не отрывая взгляда от конверта. – Думаю, я не узнал его без свойственной ему формы торгового знака.
– Значит, то, что находится в этом конверте, имеет к нему какое-то отношение? – спросила Кейт, рассматривая конверт.
– Я точно не знаю, что в конверте, – ответил Дирк. – Что-то связанное с каким-то контрактом и, возможно, с пластинкой.
– Сразу могу сказать, что с пластинкой это связано наверняка.
– Из чего вы можете это заключить? – настороженно спросил Дирк.
– Ну как же, вот здесь стоит Денис Хатч, видите?
– Ах да. Да, конечно, сейчас вижу, – ответил Дирк, внимательно изучая написанное. – Я мог слышать это имя?
– Ну, – медленно произнесла Кейт, – это зависит от того, находитесь вы в живых или нет. Так зовут главу «Ариес Райзинг Рекорд Труп». Он не так известен, как Папа Римский, но… полагаю, вы слышали о папе?
– Да-да, – нетерпеливо сказал Дирк. – Такой седой тип.
– Это он. Пожалуй, он единственный из известных людей, кому этот конверт не был адресован в свое время. Здесь есть Стэн Дубчек, шеф Дубчека – Датой, Хайделгер, Дрейкот. Я знаю, что счет «АРРГХ» контролируется ими.
– Какой?
– «АРРГХ» – «Ариес Райзинг Рекорд Труп Холдинге». Став одним из участников счета, агентство нажило себе состояние. – Кейт посмотрела на Дирка. – Вы выглядите как человек, который очень плохо разбирается в музыкальном и рекламном бизнесе, – заключила она.
– Имею честь быть этим человекам, – сказал Дирк, изящно наклонив голову.
– Так что вы собираетесь в итоге делать с этим конвертом?
– Я узнаю это, как только мне удастся его вскрыть, – ответил Дирк. – У вас случайно нет с собой ножичка?
Кейт отрицательно покачала-головой.
– Кто же тогда Джеффри Энсти? – спросила она. – Единственный человек, чья фамилия не вычеркнута. Он ваш друг?
Дирк слегка побледнел и ничего не отвечал. Потом он сказал:
– Тот странный тип, о котором вы мне рассказывали, – существо, явившееся причиной газетных публикаций «Нечто гадкое в „Вудшеде“». Повторите, что он вам сказал.
– Он сказал: «У меня есть перед вами преимущество – я вас знаю, а вы меня нет, мисс Шехтер». – Кейт попробовала пожать плечами.
Дирк мучительно над чем-то раздумывал.
– Я думаю, что вам угрожает опасность, – сказал он наконец.
– Вроде той, что в меня может врезаться какая-нибудь машина, управляемая свихнувшимся водителем? Такого рода опасность вы имели в виду?
– Возможно, что-нибудь и похуже.
– Что, серьезно?
