Текст книги "Долгое чаепитие"
Автор книги: Дуглас Ноэль Адамс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
6
Лестница на второй этаж была устлана дорожками из какого-то простого, подобранного со вкусом материала типа рогожи. Дирк медленно поднимался по ступенькам, встретив на лестничной площадке второго этажа глиняный горшок с какими-то большими, со вкусом высушенными штуковинами, и заглянул в комнаты, находившиеся на этом этаже. В комнатах все было также со вкусом и высушено.
Лишь в одной из спален, большей, были признаки того, что ею пользовались. Дизайн явно был продуман так, чтобы дать возможность солнечному свету поиграть на изящно составленных букетах цветов и одеялах, набитых чем-то похожим на сено, но в то же время чувствовалось, что носки и использованные бритвенные головки назло дизайну постепенно начали завладевать этой комнатой. Здесь сразу же угадывалось отсутствие какого-либо женского начала – такое же ощущение у вас возникает при виде того места на стене, где недавно висела картина, после того как ее сняли. Во всем был отпечаток неуюта и уныния, а накопившаяся бог знает с какого времени грязь под кроватями просилась, чтоб ее убрали.
В ванной, примыкавшей к спальне, над раковиной на стене висел золотой диск за продажу пятисот тысяч пластинок под названием «Горячая картошка» в исполнении группы «Кулачный бой и третья степень Ку-ку». Дирк смутно припоминал, что читал когда-то интервью с солистом этой группы (группа состояла всего из двух человек, одним из которых был солист) в газете «Санди». Когда ему задали вопрос относительно названия группы, он сказал, что с этим связана одна интересная история, однако, как выяснилось, ничего интересного, «Каждый волен понимать его так, как ему хочется», – добавил он, пожав плечами, сидя на софе в офисе своего менеджера, расположенного на одной из улиц, отходящих от Оксфорд-стрит.
Дирк помнил, как в тот момент он мысленно представил себе журналиста, вежливо кивающего в ответ и записывающего все это. В животе у него возникло какое-то мерзкое ощущение, которое ему удалось в конце концов заглушить джином.
«Горячая картошка…» – думал Дирк. Когда он разглядывал диск в золотой рамке, висевший перед ним, его вдруг осенило, что пластинка, на которой покоилась некоторое время назад голова мистера Энсти, очевидно, была именно эта. Горячая картошка. Не тронь ее.
Что бы это значило?
Каждый понимает это так, как ему хочется, вспомнил Дирк с неприятным чувством.
Он вспомнил еще одну вещь из этого интервью: Пейн (так звали солиста группы «Кулачный бой и третья степень Ку-ку») рассказал, что словами для песни послужил обрывок разговора, нечаянно услышанного им или кем-то еще в поезде, самолете, сауне или в каком-то другом месте, и они практически ничего в нем не меняли. Дирку интересно было, как изобретатели текста песни почувствовали бы себя, если б им пришлось услышать эти слова повторенными в тех обстоятельствах, которым он сам недавно был свидетелем.
Он стал более внимательно рассматривать наклейку посередине золотого диска. В верхней строке стояло просто «АРРГХ!», а в нижней перечислялись авторы – «Пентагон, Малвил, Энсти».
Малвил было, по-видимому, имя второго члена группы «Кулачный бой и третья степень Ку-ку», того, кто не был солистом. На деньги, полученные за то, чтоб его имя стояло на этом сингле-бестселлере, Энсти скорее всего и купил этот дом. Когда Энсти говорил с ним о контракте, связанном с «Горячей картошкой», подразумевалось, что Дирку известно, о чем шла речь.
Дирк же принял тогда все это за полную чушь. Было очень легко предположить, что тот, кто несет чушь насчет монстров с зелеными глазами и косами, точно так же может нести чушь, говоря о картошке.
Дирк вздохнул про себя, ощутив чувство стыда. Ему вдруг показалась невыносимой та симметричность, с которой диск был прикреплен к стене. Он слегка сдвинул его так, чтобы он висел не так симметрично, под более человеческим углом. Когда он это делал, из рамки, в которую был вставлен диск, выпал конверт и спорхнул на пол. Дирку не удалось поймать его на лету. Выругавшись неподобающим образом, он наклонился, чтобы поднять его.
Это был большущий конверт из плотной, очень дорогой бумаги кремового цвета; небрежно распечатанный, а затем вновь запечатанный клейкой лентой. По всей видимости, его распечатывали и вновь заклеивали несколько раз – об этом можно было догадаться по тому, что на нем стояло несколько разных фамилий, которым он в свое время был адресован, – фамилии последовательно зачеркивались и ниже ставились новые.
Последним в этом списке стояло имя Джефа Энсти. Во всяком случае Дирк предполагал, что оно было последним, поскольку оно было единственным, которое не было вычеркнуто жирной линией. Дирк стал внимательно вглядываться в другие имена, пытаясь разобрать хотя бы некоторые из них. Что-то зашевелилось в памяти при виде двух фамилий, которые ему почти удалось разобрать, но конверт требовал от него более тщательного исследования. Он все время собирался купить себе лупу, с тех пор как стал детективом, но так и не купил. У него не было даже перочинного ножика, поэтому, хоть и с неохотой, но он решил, что самым благоразумным будет пока что засунуть его в один из самых глубоких внутренних карманов пальто и продолжить исследование позже, когда он будет в полном уединении.
Он еще раз заглянул за рамку, окаймлявшую золотой диск, чтобы убедиться, не обнаружатся ли там еще каких-нибудь находки, но ожидания его не оправдались, и тогда он покинул ванную комнату и продолжил свое исследование оставшейся части дома.
Во второй спальне было прибрано, но вид у нее был нежилой. Ею никто не пользовался. Кровать из соснового дерева с пуховым одеялом и старый обшарпанный комод, который, чтобы придать ему более приличный вид, опускали в чан с кислотой, – вот и все убранство этой комнаты. Дирк потянул за дверь, которая тут же за ним захлопнулась, и стал подниматься по маленькой, покрашенной в белый цвет лесенке, которая вела в мансарду, откуда доносился голос Багс Банни.
На самом верху лестница заканчивалась малюсенькой лестничной клеткой. С одной стороны ее помещалась ванная комната, настолько микроскопических размеров, что пользоваться ею лучше было, стоя снаружи и засовывая внутрь по очереди ту конечность, которую моешь в данный момент. Дверь в ванную не закрывалась – мешал шланг зеленого цвета, тянувшийся от крана с холодной водой дальше вниз, по полу, через всю лестничную площадку в ту единственную комнатку, которая была в этой верхней части дома.
Это была чердачная комнатка с таким низким, скошенным потолком, что с трудом можно было отыскать местечко, где смог бы разогнуться даже человек среднего роста.
Дирк стоял, скорчившись в дверном проеме, заранее нервничая от того, что могло предстать его взору, и разглядывал внутренность комнаты. Кругом была страшная грязь и вонь. Шторы были задернуты, пропуская ничтожное количество света в комнату, так что единственным источником его в комнатке были трепещущие отблески от включенного телевизора, в котором метался кролик из мультфильма. Незастеленная кровать с полусырыми, скрученными, словно веревки, простынями стояла под самым потолком. Часть стен и приближающиеся к вертикальным участки потолка были оклеены картинками из журналов, вырезанными кое-как.
В вырезках не было заметно какой-либо общей темы или идеи, которая бы их объединяла. Рядом с фотографиями сверкающих немецких автомобилей можно было увидеть весьма вызывающую рекламу бюстгальтеров, а также чрезвычайно неровно вырезанную картинку пирога с фруктовой начинкой, обрывки рекламы социального страхования и разные другие вырезки, вид и содержание которых говорили о том, что их отбирали и лепили с вялым и тупым безразличием к тому, что они могли значить и какое могли произвести впечатление.
Шланг змеился через всю комнату и приводил к старому допотопному креслу, стоявшему прямо перед телевизором.
Кролик неистовствовал. Отблески от его метаний отражались на истертых подлокотниках кресла. Багс не мог справиться с управлением воздушного корабля, который начинал уже круто крениться к земле. Но тут он вдруг заметил кнопку, где была надпись «автопилот», и нажал на нее. Открылся какой-то люк, и из него вывалился пилот-робот, мгновенно оценил обстановку и выпрыгнул с парашютом.
Корабль со свистом несся к земле, но, к счастью, при полете к земле у него кончился запас горючего, так что кролик был спасен. Дирку видна была также чья-то макушка, торчавшая из-за кресла.
Волосы на макушке были темные, спутанные и грязные. Дирк достаточно долго с тревожным чувством созерцал эту голову, прежде чем пройти дальше в комнату и посмотреть в конце концов, на чем она держалась. Облегчение, которое он испытал, подойдя ближе к креслу и убедившись, что голова держалась на живом теле, было слегка подпорчено зрелищем самого тела.
Скрывавшееся в недрах кресла тело оказалось мальчиком.
Ему было, по-видимому, лет тринадцать-четырнадцать, и, хотя явных физических изъянов заметно не было, что-то в нем определенно казалось нездоровым. Волосы свисали клочьями. Сама голова вяло поникла, а тело валялось в кресле в каком-то скомканно-съеженном виде, словно было сброшено туда с проносившегося на полном ходу поезда.
Одет мальчик был в кожаную куртку и спальный мешок.
Дирк с изумлением разглядывал его.
Кто бы это мог быть? И как мог сидеть и смотреть телевизор мальчик в доме, где совсем недавно был обезглавлен человек? Знал ли он о случившемся? И знал ли Джилкс о том, что в доме находился этот мальчик? Потрудился ли вообще Джилкс подняться сюда? Для полицейского, у которого уже есть хитрая версия сложного и запутанного самоубийства, несколько лестничных пролетов слишком тяжкий труд.
Так Дирк стоял и размышлял примерно секунд двадцать, по прошествии которых мальчишка поднял на него глаза, но, так и не сумев понять, кто перед ним, снова опустил их и воззрился на кролика.
Никогда в жизни Дирку не приходилось сталкиваться со столь ничтожным интересом к своей особе. На всякий случай он решил проверить, все ли у него в порядке с одеждой. Вроде все на месте – и широкое кожаное пальто, и экстравагантная красная шляпа. После этого он постарался принять позу, которая позволяла бы его силуэту как можно эффектнее выделяться на фоне дверного проема.
На мгновение он почувствовал себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух, и сдавленно произнес: «Э-э…» – чтобы как-то представиться, но мальчишка не обратил на это никакого внимания. Дирку это не понравилось. Мальчишка умышленно и намеренно делал вид, что не замечает его, упрямо глядя в телевизор. Дирк нахмурился. В комнате вдруг стало ощущаться какое-то плотное поле из пара, как показалось Дирку, в сочетании с каким-то шипяще-свистящим качеством, и это поле постепенно заполняло всю комнату. Дирк совершенно не знал, как на это нужно реагировать. Плотность субстанции все нарастала и в конце концов разрешилась резким и неожиданным щелчком, заставившим его вздрогнуть.
Извиваясь, как медлительная толстая змея, мальчишка размотался и перегнулся через тот край кресла, который находился дальше от Дирка, и проделал там невидимые ему тщательные приготовления, связанные, как он понял уже сейчас, с электрическим чайником. Когда мальчишка вернулся в свое исходное состояние, новым в нем было появление зажатой в правой руке пластмассовой кружки, из которой он извлекал и затем отправлял себе в рот какую-то клейкую лапшеобразную дымящуюся гадость.
Кролик завершил свои дела и уступил место неестественно жизнерадостному ведущему, который убеждал зрителей приобретать какой-то сорт пива, причем в доказательство его исключительности не приводилось ничего, кроме его собственных, сомнительных в своем бескорыстии дифирамбов.
Дирк почувствовал, что сейчас самое время заявить о себе несколько более решительно, чем он пытался сделать это ранее. Он сделал шаг вперед, чтобы попасть в поле зрения мальчишки.
– Малыш, – обратился к нему Дирк, пытаясь говорить таким тоном, который должен был звучать одновременно и твердо, но и не слишком сурово, и уж ни в коем случае никак не покровительственно, фальшиво или неуверенно, – мне необходимо знать, кто…
В этот момент внимание Дирка отвлекло нечто увиденное только сейчас. В пространстве за креслом его взору предстала огромная, наполовину опустошенная коробка с пачками лапши быстрого приготовления, такая же огромная коробка, тоже наполовину опустошенная, с плитками шоколадок «Марс», наполовину снесенная пирамида всяческих безалкогольных напитков и другой конец шланга. На конце шланга был пластмассовый наконечник, использовавшийся, по всей видимости, для периодического наполнения электрического чайника.
Дирк просто хотел спросить у мальчика, кто он такой, но теперь он увидел все и без расспросов: фамильное сходство не оставляло никаких сомнений. Это был сын не так давно лишившегося головы господина Джеффри Энсти.
Может быть, его поведение объяснялось шоком. А может быть, он вообще не знал о случившемся. Или же…
Думать Дирку было тяжело.
В самом деле, как человек может сосредоточенно думать о чем-то, когда с экрана телевизора, стоящего перед самым носом, какая-то фирма, производящая товары для стоматологии; пристает к нему со всякой ерундой, которая происходит у него во рту.
– О'кей, – сказал Дирк. – Мне бы не хотелось беспокоить тебя в столь тяжелый для тебя момент, могу себе представить, сколь тяжел этот момент, но мне бы хотелось знать, осознаешь ли ты сам по-настоящему всю серьезность этого момента.
Никакой реакции.
Хорошо, подумал Дирк, значит, нужно проявить некоторую жестокость, в рамках благоразумия, конечно.
Он прислонился к стене, засунул руки в карманы с таким видом, который должен был означать: «Ну-раз-ты-не-хочешь-по-хорошему», – некоторое время угрюмо-задумчиво смотрел в пол, а потом резким движением вскинул голову и, приблизив ее к мальчишке, в упор посмотрел ему в глаза, постаравшись придать взгляду суровость.
– Должен сообщить тебе, малыш, что твоего отца больше нет в живых, – сказал он лаконично.
Возможно, его слова и подействовали бы, но в этот момент начался очень популярный и продолжительный по времени рекламный ролик. Дирк решил, что рекламная индустрия превзошла в нем самое себя.
В первых кадрах показали, как ангел Люцифер, которого сбросили с неба в ад, барахтался в горящем озере, потом к нему подошел демон и предложил попробовать какой-то шипуче-пенящийся напиток под названием «Шад». Люцифер сделал глоток, затем с жадностью вылакал все содержимое, повернулся к камере и, поскользнувшись на солнцезащитных очках фирмы «Порше», сказал: «Ну, теперь мы поджаримся по-настоящему», – и вновь улегся, наслаждаясь жаром, в самое пекло горящих углей, сваленных вокруг него.
В этом месте ужасно низкий, замогильный и хриплый голос с американским акцентом, звучавший так, словно его владелец сам только что выполз из геенны или по меньшей мере из какого-то полуподвального питейного заведения в Сохо, куда он стремился вернуться как можно скорей, чтобы снова замариноваться там до следующего раза, когда понадобится озвучивать ролик, выдохнул: «Ш-а-д… Напиток из ада…», тут на экране вновь завертелась банка, закрыв собой первую букву, так что в итоге получилось «ад».
«Теология, кажется, не совсем так трактует данный вопрос», – подумал Дирк, но что значит одна лишняя капля в таком бешеном потоке дезинформации?
Люцифер между тем опять гримасничал перед камерой и в конце изрек: «Ради такой вещи стоило падать…» Затем специально для тех зрителей, которые могли упустить что-то в таком нагромождении событий, прокрутили первый кадр с Люцифером, сброшенным с небес, чтобы еще раз подчеркнуть слово «падать».
Мальчишка был полностью захвачен происходящим на экране.
Дирк сел на корточки между ним и телевизором.
– Послушай меня, – начал он.
Мальчишка вытянул шею, чтобы лучше видеть через препятствие, которое представлял собой Дирк. Он несколько изменил свое положение в кресле, чтобы иметь возможность одновременно смотреть телевизор и продолжать поглощать лапшу быстрого приготовления.
– Послушай, – не унимался Дирк.
Дирк чувствовал, что ситуация начала выходить из-под его контроля. И дело не только в том, что внимание мальчишки было приковано к телевизору, просто ничто другое не имело для него значения и не существовало вообще. Дирк был для него каким-то предметом, находившимся около телевизора. Мальчишка не желал ему ничего дурного, он просто хотел видеть через него экран.
– Послушай, нельзя ли выключить это на минутку? – обратился к нему Дирк, изо всех сил пытаясь скрыть раздражение в голосе.
Мальчишка ничего не ответил. Разве что, может быть, слегка пожал плечами. Дирк поискал глазами кнопку выключателя, но не нашел. Все кнопки телевизора, казалось, были предназначены для одной цели: чтобы телевизор работал не переставая; среди них не было ни одной с надписью «включить» или «выключить». В конце концов Дирк просто выдернул вилку из сети, повернулся к мальчишке и в то же мгновение почувствовал, что у него разбит нос. Дирк явственно услышал, как хрустнула перегородка от жуткого удара, который он схлопотал от мальчишки, когда оба они повалились на телевизор, но хруст кости и даже его собственный стон от испытанней боли перекрыли полные бешенства вопли, вырывавшиеся из глотки мальчишки. Тщетно пытался Дирк, крутясь как волчок, спастись от обрушившейся на него яростной и стремительной атаки. Мальчишка уже сумел взобраться наверх и колошматил Дирка – заехал ему локтем по глазам, колотил его коленками по ребрам, потом ударил в челюсть, а затем снова в нос, и без того уже травмированный. Все это он проделывал, пока карабкался по Дирку, пытаясь достать до розетки, чтобы включить телевизор. После этого он вновь уютно устроился в кресле и следил за тем, как на экране появлялось изображение, а в глазах его продолжали еще некоторое время вспыхивать злобные огоньки.
– Могли бы по крайней мере дождаться новостей, – сказал он вялым, безразличным голосом.
Дирк изумленно глазел на него, скорчившись на полу и осторожно щупая свой кровоточащий нос. Он поражался этому существу и его чудовищному, тотальному безразличию.
– Ввжж… ффммм… ггххх! – запротестовал Дирк, но в следующий момент замолчал, так как был полностью поглощен исследованием повреждений, нанесенных носу.
Он почувствовал, как между пальцами у него противно каталась какая-то косточка, а сам нос приобрел совершенно новую, доселе несвойственную ему форму. Он вытащил из кармана носовой платок и поднес его к лицу. Платок тут же весь пропитался кровью. Пошатываясь, Дирк поднялся на ноги, отвергнув жестом несуществующие, впрочем, предложения помочь, заковылял в ванную. Там он в ярости сдернул шланг с крана, взял полотенце и, смочив его холодной водой, приложил к лицу и держал так до тех пор, пока кровотечение не прекратилось. Он посмотрел на себя в зеркало. Нос стал совершенно кривым. Он попытался храбро выправить его, но, оказалось, недостаточно храбро. Боль была невыносимой, поэтому он решил ограничиться тем, что промокнул его еще несколько раз мокрым полотенцем, вполголоса проклиная все на свете.
Так он еще некоторое время стоял, склонившись над раковиной, тяжело дыша и упорно тренируясь перед зеркалом в произношении фразы «Все в порядке». Получалось что-то вроде «Бсе б бодядке» и звучало совершенно неавторитетно. Когда, как показалось Дирку, он набрался достаточно мужества, или, по крайней мере, предположил, что наберется его в самом ближайшем будущем, он отвернулся от зеркала и, осторожно ступая, стал подкрадываться к логову зверя.
Зверь сидел спокойно и поглощал увлекательные и взбадривающие игровые шоу, которые подготовило телевидение на этот вечер для преданных телезрителей, и даже ухом не повел, когда Дирк вернулся в комнату.
Дирк быстро подошел к окну и рывком раздвинул шторы, лелея слабую надежду, что от воздействия дневного света чудище, мерзко вереща, испарится, но чудище лишь сморщило нос. За окном промелькнула тень, но чья это тень и откуда взялась, Дирк не мог разобрать – мешал угол, который в этом месте образовывала крыша.
Он вновь повернулся к малолетнему чудищу. По телевидению начали передавать дневные новости, и мальчишка, казалось, стал способен хоть как-то воспринимать действительность, находившуюся по ту сторону светящегося ящика. Он бросил на Дирка усталый и недовольный взгляд.
– Чонада? – спросил он.
– Я ща скажу, чдо дада… – сказал Дирк сурово, но безнадежно. – Я… Я ее здаю!
Внимание Дирка внезапно переключилось на телевизор, где в этот момент появилась фотография пропавшей служащей авиакомпании.
– Чотыздесьделаешь? – продолжал мальчишка.
– Чжшшш! – шикнул на него Дирк и присел на подлокотник кресла, внимательно рассматривая лицо на экране. Фотография была сделала около года назад, в тот период, когда девушка еще понятия не имела о губной помаде, которой авиакомпания обеспечивала своих служащих. Вьющиеся волосы, одета довольно безвкусно, вид неуверенный.
– Ктотытакой? Чотытутделаешь? – не унимался мальчишка.
– Пошлушай, ды божешь бомолчадь, – огрызнулся на него Дирк. – Бде дужно босмодредь эду брограмму!
Диктор сообщил, что полицейские считают полной мистикой тот факт, что нигде поблизости от места взрыва они не смогли обнаружить ни малейших следов Дженис Смит. Кроме того, полицейские заявили, что они не могут без конца обыскивать одни и те же здания – существует предел их терпению, и призывали людей, которые располагают сведениями о ее местонахождении, откликнуться и прийти им на помощь.
– Эдо же боя секредарша! Эдо мисс Пирс! – воскликнул Дирк в изумлении.
Мальчишку совсем не интересовала экс-секретарша Дирка, и он оставил свои попытки привлечь его внимание. Он высвободился из спального мешка и проследовал в ванную.
Дирк не отрываясь смотрел в телевизор, поражаясь, как же это он сразу не узнал девушку. С другой стороны, он не видел причин, почему бы мог сделать это сразу. Во-первых, после замужества фамилия у нее изменилась, и кроме того, более или менее недавняя фотография, по которой ее можно узнать, была показана впервые. До этого момента случай в аэропорту не вызывал в нем никакого интереса, но теперь он по-настоящему требовал его пристального внимания.
Официальное наименование взрыва звучало как «Стихийное бедствие».
«Но что это за стихия? – подумал Дирк. – И какая стихия будет торчать в зале регистрации аэропорта Хитроу, пытаясь улететь рейсом в 15:37 в Осло?»
На смену периоду вялости и апатии, который длился последние несколько недель, пришел момент, требовавший от него решительных действий. На несколько минут он глубоко задумался и ушел в себя, даже не заметив, как полузверь-полумальчик прошмыгнул в комнату и снова заполз в спальный мешок, как раз успев к началу новой серии рекламных роликов, в первом из которых зрителю демонстрировали, как обычный бульонный кубик мог стать залогом семейного счастья и благополучия.
Дирк поднялся на ноги, собравшись продолжить расспросы, но остатки мужества покинули его, как только он взглянул на мальчишку. Зверь находился далеко от него, утопая в своей берлоге, на которую время от времени попадали отблески света, и Дирк почувствовал, что совсем не расположен беспокоить его в данный момент.
Он ограничился тем, что рявкнул в сторону неразговорчивого дитяти, что скоро вернется, и, тяжело ступая, заспешил вниз по лестнице, при этом его кожаное пальто бешено развевалось, а полы пальто глухо ударялись, волочась по ступенькам.
В прихожей он снова столкнулся с ненавистным Джилксом.
– Что с тобой приключилось? – удивленно спросил его Джилкс, заметив, что у Дирка разбит нос.
– Дичего особеддого, просто я сделал то, чдо ды бде посоведовал, – невинно ответствовал Дирк. – Слегка размялся.
Джилкс потребовал отчета в том, чем он занимался все это время, и Дирк благородно, без утайки, сообщил ему о свидетеле, сидящем наверху, который может поделиться ценной информацией. Он предложил Джилксу пойти поговорить с ним, но предупредил, что сначала следует выключить телевизор.
Джилкс коротко кивнул в ответ. Он начал уже подниматься, но Дирк остановил его.
– Дебе дичего де показалось страддым в этом добе? – спросил он.
– Что ты сказал? – с раздражением откликнулся Джилкс.
– Чжо здесь есдь что-то страддое, – ответил Дирк.
– Что-то какое?
– Страддое! – снова повторил Дирк.
– Странное?
– Да, именно, что-то страддое.
Джилкс пожал плечами.
– Что именно? – спросил он.
– Он произбодид вбечадледие собершеддо дежилого.
– Совершенно какого?
– Дежилого! – Он сделал еще одну попытку: – Де-жи-ло-го! Я дубаю, бсе эдо иддересдо!
С этими словами, сняв в знак приветствия шляпу, Дирк выскочил из дома. Он торопливо зашагал по улице, как вдруг на него спикировал орел и чуть было не столкнул Дирка под автобус 73-го маршрута, который шел в южную часть города, но промахнулся.
Минут двадцать после его ухода с верхних этажей дома на Лаптон-роуд доносились кошмарные вопли и крики, переполошившие жителей соседних домов. Вскоре приехала «скорая помощь», чтобы забрать останки верхней и нижней части господина Энсти, а также полицейского с окровавленным лицом. На короткое время после этого воцарилась тишина.
Потом у дома остановилась полицейская машина.
Пока дородный полицейский с трудом выбирался из машины, а затем грузно поднимался по ступенькам, в доме слышались возгласы: «Сам Боб приехал». По прошествии нескольких минут и изрядного количества воплей и криков он появился вновь, схватившись за голову, и, полный негодования, сел в машину и резко тронулся с места, взвизгнув покрышками, в чем совсем не было необходимости.
Через двадцать минут подъехал полицейский фургон с решетками, из него вышел уже другой полицейский с маленьким карманным телевизором в руках. Он зашел в дом, а затем вышел, ведя за руку послушного тринадцатилетнего мальчика, очень довольного своей новой игрушкой.
Как только все находившиеся до этого в доме полицейские уехали, оставив лишь одну патрульную машину, чтобы вести наблюдение за домом, из подвала, где она сидела все это время, прячась за молекулой, вылезла косматая фигура с зелеными глазами и косой в руках.
Она прислонила косу к одной из колонок Hi-Fi, обмакнула длинный, искривленный палец в почти застывшую лужицу крови, скопившуюся на деке проигрывателя, провела черту этим пальцем через весь лист плотной, желтоватого цвета бумаги и растворилась затем в глубинах темного и таинственного потустороннего мира, насвистывая какой-то странный мотив, от которого в жилах стыла кровь, – появившись вновь затем лишь, чтобы забрать забытую косу.
