Текст книги "Женщина из Пятого округа"
Автор книги: Дуглас Кеннеди
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Только то, что сказала: не совсем.
Тон моей собеседницы был спокойным, но достаточно твердым – намек на то, что ей не хотелось развивать эту тему. Поэтому я не стал настаивать и предложил другую:
– Единственный венгерский анекдот, который я знаю, принадлежит Билли Уайлдеру. Он сказал: «Во всем мире только венгр способен зайти следом за вами в дверь-вертушку и выйти первым».
– Вы действительно специализируетесь в кинематографе.
– Это было раньше.
– Хорошо, дайте-ка угадать… Вы пытаетесь стать романистом… как половина присутствующих в этом… театре абсурда.
– Да, я потенциальный писатель.
– Потенциальный? Почему вы себя так называете?
– Потому что я еще ничего не опубликовал.
– Вы пишете почти каждый день?
– Каждый день.
– Значит, вы писатель. Потому что пишете. Действительно пишете.Вот в чем разница между настоящим художником и позером.
Я благодарно коснулся ее руки:
– Спасибо за эти слова.
Она пожала плечами.
– А вы? Чем занимаетесь вы? – осмелился спросить я.
– Я переводчик.
– С французского на венгерский?
– Да, и с венгерского на французский.
– Работы много?
– Работаю. В семидесятых и восьмидесятых был завал, французы гонялись за современными венгерскими авторами… Да, понимаю, это звучит комично… но одно из немногих качеств, за которые я всегда уважала французов, это их любознательность в культуре.
– Одно из немногих?
– Именно это яи сказала.
– Выходит, вам здесь не нравится.
– А вот этого я не говорила. Я просто сказала…
– Я помню, что вы сказали. Но в ваших словах намек на глубокую антипатию к этому месту.
– Это не антипатия, двойственное отношение.В конце концов, что плохого в том, что испытываешь двойственное отношение к стране, работе, супругу, даже к лучшему другу?
– Вы замужем?
– А вот теперь, Гарри, хорошенько подумайте. Будь я замужем, стала бы я убивать время в этом салоне?
– Ну, если вы несчастливы в браке…
– Я бы просто завела любовника.
– У вас есть любовник?
– Могла бы иметь… если бы попался достойный.
Я почувствовал, что напрягся. Встретив ее улыбку, я снова коснулся ее руки. Она тотчас отстранилась.
– С чего ты взял, что речь о тебе?
– Чистое самомнение.
– Прекрасный ответ, – сказала она и сама взяла меня за руку.
– Так у вас действительно нет мужа?
– Зачем тебе это знать?
– Праздное любопытство.
– У меня былмуж.
– И что случилось?
– Это долгая история.
– Дети?
– Была дочь.
– Понимаю.
– Нет, – сказала она. – Не понимаешь. Такогоникто никогда не поймет.
Молчание.
– Извините, – сказал я. – Я не могу себе предстать, каково это…
Маргит прижала палец к моим губам. Я поцеловал его. Несколько раз. Но когда мои губы скользнули вниз по руке, она прошептала:
– Не сейчас, не сейчас…
– Хорошо, – прошептал я в ответ.
– Так когда твоя жена развелась с тобой?
– Хороший вопрос, чтобы испортить настроение…
– Ты же спрашивал, есть ли у меня муж, дети. Думаю, это дает мне право спросить тебя…
– Она ушла от меня несколько месяцев назад. Развод в стадии оформления.
– И сколько у тебя детей?
– Как вы догадались, что у меня есть дети?
– По тому, как ты смотрел на меня, когда узнал, что я потеряла дочь. Я сразу поняла, что ты отец.
– Вы так и не оправились после этого? – спросил я.
– Нет, – прошептала она, потом повернулась и потянула меня к себе. Мое колено оказалось между ее ног, пока она расстегивала мне рубашку, я сжимал ее ягодицы. Мы отступили к стене. Ее рука скользнула в мой пах, я почувствовал, что напряженный пенис про застежку молнии. Но… на этом все закончилось. Стоило мне задрать ей платье, как она вдруг отстранилась:
– Не здесь…
– Тогда где?
– Я живу недалеко отсюда… Но не сегодня.
– Только не говори, что у тебя сегодня другое свидание.
– Просто есть дела.
Я взглянул на часы. Половина десятого.
– Я сегодня тоже не смогу. В полночь мне надо на работу.
– Что у тебя за работа?
– Я ночной сторож.
– Понятно, – сказала она и полезла в сумочку за очередной сигаретой.
– Просто нужно оплачивать кое-какие счета.
– Ну, я и не думала, что ты работаешь ради интеллектуальной стимуляции. Так что ты сторожишь?
– Меховой склад, – соврал я, зная, что за углом моего дома, на Фобур-Пуассоньер, как раз есть такой.
– Как тебе удалось занять столь необычный пост?
– Это долгая история.
– Это понятно, – сказала она, прикуривая сигарету от маленькой старомодной зажигалки. – Где ты живешь?
– Какой-нибудь чердак на канале Сен-Мартен?
– Если я работаю ночным сторожем…
– Ты охраняешь меховой склад, тогда это должно быть в районе улицы де Птит Экюри.
– Эта улица идет параллельно моей.
– Улица де Паради?
– Я поражен…
– После сорока пяти лет постоянного проживания в городе не просто узнаешь его… ты видишь его насквозь.
– Или он видит тебя насквозь?
– Точно. У тебя есть ligne fixe? [88]88
Городской телефон.
[Закрыть]
– Нет.
– Значит, ты живешь в chambre de bonne?
– Ты быстро все улавливаешь…
– Если у тебя нет ligne fixe,значит, с тобой трудно связаться. Но сегодня у всех есть portable. [89]89
Мобильный телефон.
[Закрыть]
– Кроме меня.
– И меня.
– Ты, случайно, не из луддитов?
– Просто не вижу необходимости круглосуточно находиться на связи. Но если ты захочешь найти меня…
Она полезла в сумочку, достала визитку и вручила мне.
Я прочел:
Маргит Кадар
Переводчица
13, улица Линне
75005 Париж
01.43.44.55.21
– По утрам лучше не звонить, – сказала она. – Я сплю часов до трех. А вот после пяти вечера – самое оно. Я, как и ты, приступаю к работе в полночь.
– Самое плодотворное время для тех, кто пишет, n’est-ce pas? [90]90
Не так ли?
[Закрыть]
– Ты пишешь, я перевожу. Знаешь, как говорят про перевод: это преобразование утренних слов в слова вечерние.
– Я позвоню, – сказал я.
– Буду ждать.
– Я подался вперед, чтобы снова поцеловать ее. Но она жестом остановила меня:
– A bientot… [91]91
До скорой встречи.
[Закрыть]
– A bientot.
– Маргит повернулась и прошла в гостиную, а я еще долго стоял на балконе, не замечая ни ночной сырости, ни пронизывающего ветра, все еще под впечатлением от ошеломляющей встречи. Я пытался вспомнить, было ли в моей жизни такое, чтобы через несколько минут после знакомства с женщиной мы бы сплелись с ней в страстных объятиях. Если быть честным, такое случилось со мной впервые. До секса дело всегда доходило лишь спустя пару дней, а то и больше. Я был не из тех, кто готов броситься в омут с головой. Слишком осторожный, слишком бдительный. До тех пор пока…
Нет, только не надо об этом. Не сейчас. Тем более после того, что произошло…
На балконе вдруг возник Монтгомери.
– Прячетесь здесь?
– Точно.
– Видите ли, мы любим, чтобы наши гости общались.
– Я здесь как раз беседовал с одной дамой, – сказал я, виня себя за то, что начинаю оправдываться. – Она только что ушла.
– Я не заметил, чтобы кто-то выходил.
– Вы следите за каждым углом?
– Совершенно верно. Вернетесь в гостиную?
– Я должен идти.
– Так рано?
– Именно.
Он заметил визитную карточку в моей руке..
– С кем-то познакомились? – последовал вопрос.
Я тотчас спрятал визитку Маргит в карман рубашки.
– Может быть.
– Вы должны попрощаться с мадам перед уходом.
Это была не просьба, а директива, которую следовало выполнять.
– Проводите меня.
Мадам стояла перед одним из своих портретов из серии ню – на нем из ее вагины произрастали оруженосные руки, опять-таки в обрамлении райской флоры и фауны. Это было полное безумие. Она держала пустой бокал и выглядела совершенно пьяной… во всяком случае, беседовать с ней мне совсем не хотелось.
– Мистер Рикс покидает нас, – сказал Монтгомери.
– Mais la nuit пе fait que commencer, [92]92
Но ночь еще только начинается.
[Закрыть]– сказала она и захихикала.
– Я по ночам пишу, так что…
– Преданность искусству. Это восхитительно, не правда ли, Монтгомери?
– Восхитительно, – безучастно кивнул он.
– Что ж, милый, надеюсь, ты отлично провел время.
– Да, замечательно, – ответил я.
– И помни: если тебе захочется провести время в компании воскресным вечером, мы всегда здесь.
– Я запомню.
– Мне не терпится прочитать эту твою книгу…
– Мне тоже.
– Монти, он так остроумен! Мы должны снова пригласить его.
– Да, должны.
– Дорогой, – сказала она, притягивая меня к себе. – Хочу сказать, ты настоящий сердцеед, совершенный dragueut. [93]93
Бабник.
[Закрыть]
– Вы преувеличиваете мои способности.
– О, умоляю. Твой образ одинокого ранимого художникаможет сразить женщину наповал.
– Пока она говорила, я чувствовал, как ее мясистые пальцы вплетаются в мои.
– Ты одинок, милый?
Я осторожно высвободил руку. И сказал:
– Еще раз спасибо за очень интересный вечер.
– Ты кого-то подцепил, не так ли? – спросила она, и в голосе прозвучала горечь.
Я подумал про визитку, что лежала в нагрудном кармане.
– Да, – ответил я. – Думаю, что да.
10
В ту ночь я сидел перед монитором и пытался сосредоточиться, но в голове все прокручивалась сцена на балконе. Перед глазами стояло лицо Маргит. После наших объятий прошло уже шесть часов, но я до сих пор чувствовал ее мускусный запах, пропитавший мою одежду. В ушах звучал ее низкий хрипловатый голос, во рту ощущался вкус ее губ…
Я то и дело доставал ее визитку и подолгу смотрел на нее…
Я переписал ее телефонный номер в свою записную книжку, а заодно и в блокнот, лежащий на рабочем столе на случай, если визитки вдруг не окажется под рукой.
Я с трудом пытался вымучить свою новую норму – тысячу слов….
Безуспешно. Я был в сильном смятении, я был слишком рассеян…
Время тянулось медленно. Мне отчаянно хотелось уйти из этой комнаты пораньше, побродить по улицам, попытаться прийти в себя. Но если я оставлю свой пост…
Бла-бла-бла. Зачем повторять и без того известные доводы? Я прекрасно знал, что буду играть роль примерного работника и досижу до шести утра. А потом…
А потом позвоню ей и скажу, что не в силах дождаться пяти часов, что я должен увидеть ее немедленно. И примчусь на такси к дому номер 13 по улице Линне, и…
Безнадежно испорчу этот роман, погублю его в зародыше.
Немного холодка и отстраненности, вот что здесь требуется, mon pоte. [94]94
Приятель.
[Закрыть]
Так что пробудившись как всегда в два пополудни, я сходил за зарплатой, съел стейк фрив маленьком кафе возле Восточного вокзала, потом позволил себе предвечернюю прогулку вдоль канала Сен-Мартен и к половине десятого успел на «Неверную жену» Шаброля в кинотеатре «Брейди» (там шел мини-фестиваль его фильмов). Из кино на работу я отправился пешком, по дороге размышляя о сложностях моральных подтекстов Шаброля. История была стара как мир: муж узнает о неверности жены. Взбешенный, он убивает ее любовника, а потом…
Шаброль предлагает зрителю очень неожиданный и эффектный ход. Обнаружив, что муж убил ее amant, [95]95
Любовник.
[Закрыть]жена не впадает в истерику и не выступает в роли обличительницы. Она даже не сдает мужа полиции. Вместо этого супруги становятся сообщниками в преступлении – чем не подтверждение того, что в любых интимных отношениях (особенно тех, что длятся долгие годы) партнеры всегда сообщники. Как только пересечена граница сексуальности, мы в каком-то смысле вверяем свою судьбу провидению. Можно дистанцироваться, убеждать себя в том, что человек, с которым ты спишь, рационален и мыслит такими же категориями, как и ты… а потом заново открываешь для себя один из трюизмов нашей жизни: чужая душа – потемки.
Но как же отчаянно мне хотелось пересечь эту границу с Маргит.
И все-таки… дисциплина, прежде всего дисциплина.
Поэтому я позвонил ей лишь на следующий день из телефона-автомата на улице дез Эколь.
Я вставил в таксофон карточку «Франс Телеком». Набрал номер. Один гудок, два, три, четыре… о, черт, ее нет дома… пять, шесть…
– Алло?
Голос у нее был заспанный.
– Маргит, это я… Гарри.
– Я так и поняла.
– Я разбудил тебя?
– Я просто… дремала.
– Я могу перезвонить, если…
– Ни к чему такая забота. Я ожидала, что ты позвонишь именно сейчас… точно так же, как неждала твоего звонка вчера.
– Как ты это вычислила?
– Просто знала, что, хотя тебе и не терпится увидеть меня, ты не захочешь казаться слишком настойчивым, поэтому выждешь день-другой. Но не больше, потому иначе это означало бы отсутствие интереса. То, что ты позвонил ровно в пять… особенно после того, как я просила не беспокоить меня раньше…
– Говорит о том, насколько предсказуемы мужчины?
– Заметьте, monsieur,не я это сказала…
– Так ты хочешь увидеть меня или нет? – спросил я.
– Американская прямолинейность. J’adore… [96]96
Обожаю.
[Закрыть]
– Я задал вопрос.
– Где ты сейчас находишься?
– Около Жюссьё.
– Моя станция metro.Какое совпадение. Дай мне полчаса. У тебя есть мой адрес?
– Есть.
– Запомни код: S877B. Вторая лестница, третий этаж, направо. А plus tard. [97]97
Здесь: До скорого.
[Закрыть]
Ее дом находился в трех минутах ходьбы от станции metroЖюссьё. В сгущающихся мартовских сумерках квартал предстал передо мной смешением архитектурных стилей: старинные жилые дома соседствовали с грубыми бетонными образчиками брутализма шестидесятых (в последних размещались отделения Парижского университета). При всем моем опыте праздного шатания мне еще не доводилось забредать сюда (я всегда останавливался у кинотеатра «Гранд Аксьон» на улице дез Эколь, а потом сворачивал налево, к реке). Тем более интригующей оказалась возможность заглянуть в Ботанический сад. Для меня было полной неожиданностью увидеть такое огромное и sauvage [98]98
Дикое.
[Закрыть]зеленое пространство в самом сердце Пятого arrondissement.Я зашел в сад по тропинке среди экзотической флоры; тропинка привела меня к лужайке, слегка заросшей, с каменной постройкой посередине. Будь я кинорежиссером, озабоченным поисками натуры для современной урбанистической версии фильма «Сон в летнюю ночь», эта площадка подошла бы идеально. Здесь даже был небольшой холм – к нему вела извилистая тропинка, – и, взобравшись на него, я открыл для себя потрясающий вид: крыши, каминные трубы и мансардные окна. Ничего монументального, но в свете заходящего солнца картинка приобретала монохроматическую прелесть: спокойный урбанистический пейзаж, скрытый от всеобщего обозрения. Крыши всегда романтичны – и не только потому, что они, образно говоря, соседствуют с небом. Встаньте на крышу, и вас тотчас посетят мысли о безграничных возможностях жизни и… вездесущей угрозе уничтожения. Глядя в небо, думаешь: все возможно.в следующую минуту: я ничтожен.А потом подходишь к краю, смотришь вниз и говоришь себе: всего два и моя жизнь будет кончена. Но разве это катастрофа?
Не удивительно, что романтики так благоговеют перед самоубийством. Вероятно, они видят в нем жест отчаяния, порожденный безнадежностью жизни, прощальный творческий всплеск: трагический финал с собственным участием.
Но к чему эти мрачные мысли, когда перспектива секса всего в десяти минутах ходьбы? Ах да, секс: великое противоядие, лекарство от любого отчаяния…
Я спустился с холма, вышел из сада, пересек улицу и на углу обнаружил магазинчик, где торговали всякой снедью, – в том числе и шампанским. Араб-продавец сообщил, что у него как раз охлаждается одна бутылка. Я купил ее. Когда я спросил, продает ли он презервативы, парень отвел глаза в сторону:
– На другом углу есть автомат.
Туда я и направился. Опустил в автомат монетку в два евро, открыл металлический ящик и достал упаковку из трех презервативов. До пяти оставалось две минуты.
Дом номер 13 по улице Линне оказался ничем не примечательным зданием – начало XIX века, широкие окна, массивная офисная черная дверь. В левом крыле располагалась шашлычная, с другого угла – вполне приличный с виду итальянский ресторан. Подойдя к двери, я заглянул в свою записную книжку и набрал необходимую комбинацию. Щелкнул замок. Я толкнул дверь, и меня охватило волнение.
Внутренний дворик дома номер 13 отличался от всех других парижских дворов, где мне доводилось бывать, здесь было светло, прохладно и зелено. Выложенный камнем, он выглядел чистым и ухоженным. Никакого белья, свисающего с балконов, – только ящики с цветами и шпалеры, увитые плющом. Из открытых окон не гремела дикая музыка – царила истинно буржуазная тишина. У входа в первый подъезд я увидел целую коллекцию табличек:
Мсье Клод Триффо
Психолог
2-й этаж, налево
Мадам Б. Семлер
Эксперт-бухгалтер
1-й этаж, направо
Мсье Франсуа Марешаль
Кинезитерапевт
1-й этаж, налево
Меня позабавило, что бухгалтер – человек, профессионально занимающийся финансовой составляющей жизни (в том числе и стрессовым бизнесом уплаты налогов), – работает по соседству с доктором, который насколько я понял, лечит расшатанные нервы, растянутые мышцы и другие физические проявления жизненных неурядиц.
Второй подъезд находился в глубине двора. Здесь не было табличек, лишь список квартир. Я поискал г. Маргит Кадар,но не увидел имени. Это меня насторожило. Может, я ошибся дверью? Но нет, адрес был верным, поскольку замок сработал. Почему же нет имени?
Я преодолел три лестничных марша. В отличие от моего аварийного дома, стены здесь сияли чистотой, на ступеньках из полированного дерева лежала ковровая дорожка.
На третьем этаже было всего две двери. У той, что слева, я заметил маленькую именную табличку: Лизер.Справа никакой таблички не оказалось. Я нажал кнопку звонка, чувствуя, как потеют ладони. Если откроет какая-нибудь полоумная старуха, прикинусь тупым американцем принесу свои извинения и поспешно ретируюсь…
Но на пороге стояла Маргит.
На ней была черная водолазка, плотно облегающая фигуру и выгодно подчеркивающая пышные груди. Широкая крестьянская юбка из легкого материала наподобие муслина смотрелась очень женственно, очень стильно. Даже резкий свет ламп на лестничной площадке не мог перебить лучистое сияние ее лица… хотя в главах сквозила грусть, и я понимал почему.
Маргит встретила меня легкой улыбкой:
– Я забыла предупредить, что у меня нет именной таблички.
– Да, я пережил неприятный момент, когда подумал…
Она подалась вперед и коснулась губами моих губ.
– Ты неправильно подумал.
Моя рука легла ей на спину, но она мягко высвободилась и сказала:
– Всему свое время, monsieur.И только после того, как мы избавимся от твоей нервозности.
– Неужели так заметно?
– Manifes tement. [99]99
Здесь: Режет глаз.
[Закрыть]
Я проследовал за ней. Дверь за мной закрылась. Квартира была из двух комнат, довольно просторных. Первая комната была спальней – с простой двуспальной кроватью в центре. В углу ванная, с душем и умывальником. Мы не стали здесь задерживаться, а прошли дальше, мимо двери (как я предположил, туалета), в большую гостиную. У стены была оборудована кухня – вся техника из середины семидесятых. В гостиной стоял большой диван, накрытый темно-красной велюровой накидкой и тахта с пестрой бордовой обивкой, между ними – почтенное шоколадно-коричневое кожаное кресло. Дальний угол гостиной занимали два высоких окна от пола до потолка. Они выходили во внутренний дворик, и в них заглядывало предвечернее солнце. Справа от окон расположился красивый старинный письменный стол с убирающейся крышкой, на нем – одна из тех знаменитых ярко-красных пишущих машинок «Оливетти», столь популярных лет тридцать назад. Все стены были заняты книжными полками на которых теснились книги на венгерском и французском, хотя я успел заметить и несколько романов на английском – Хемингуэй, Грин и Дос Пассос. Три полки занимала богатая коллекция пластинок – в основном классика, но довольно разнообразная по стилям и эпохам. Музыкальный вкус хозяйки – Таллис, Скарлатти, Шуберт, Брюкнер, Берг – выдавал в ней истинную католичку. Компакт-дисков не было… из аппаратуры только проигрыватель и усилитель. Не было и телевизора, лишь древний коротковолновый радиоприемник «Телефункен». И много пожелтевших фотографий в рамках – Будапешт в разное время суток, групповые (семейные, как я предположил) снимки, – они были аккуратно развешены, занимая все свободное пространство стен. Но что меня поразило больше всего, так это безукоризненная чистота и… безупречный вкус. Маргит давно не обновляла обстановку, но сдержанный mitteleurop [100]100
Среднеевропейский (нем.).
[Закрыть] стиль давал комнате особый уют и тепло. Фрейд был бы счастлив жить и творить в такой квартире, пришло мне в голову. Так же, как и любой писатель immigre…или переводчик immigre.
– Какое чудное место, – сказал я.
– Ну, это если не смущает некоторая старомодность. Иногда я думаю, что следует обновить обстановку, приблизиться к современности. Но для меня это невозможно.
– Из-за твоих луддистских тенденций?
– Наверное.
– Ты до сих пор печатаешь на допотопной механической машинке?
– Не умею обращаться с компьютерами.
– Так же, как и с компакт-дисками?
– У моего отца была фантастическая коллекция записей, которую нам переслали после того, как мы с мамой уехали в Париж.
– Твой отец не поехал с вами?
– Он умер до того, как мы покинули Венгрию.
– Внезапная смерть?
– Именно. – В ее голосе прозвучал намек на то, что мне не следует углубляться в расспросы. – Как бы то ни было, он был фанатом музыки, поэтому и собрал такую коллекцию. Когда мы уезжали из Будапешта, у нас с мамой было по одному маленькому чемоданчику. Потом, когда мы уже приобрели здесь статус immigre,пришлось обратиться к венгерскому правительству с просьбой переправить сюда некоторые личные вещи. Среди вещей, прибывших из нашей старой квартиры, была папина коллекция пластинок. С годами я пополнила ее своими приобретениями. Потом, когда появились компакт-диски, я подумала: у меня есть вся музыка, которая мне понадобится, зачем что-то менять?
– Ты хочешь сказать, что не признаешь эту потребительскую лихорадку под названием «шопинг»?
– Шопинг – жест отчаяния.
– Ну, это уж чересчур.
Она закурила.
– Зато верно. Сегодня шопингом люди заполняют все свое свободное время. Это стало великой культурной традицией нашей эпохи, что красноречиво свидетельствует о полной бездуховности современной жизни
Я рассмеялся… немножко нервно.
– Мне определенно нужно выпить после такой проповеди. Прости, но в «приступе отчаяния» я прикупил вот это.
Я протянул ей коричневый бумажный пакет, она достала бутылку.
– Не знаю, хорошее ли это шампанское… – начал я.
– Вполне. Ты купил его в магазине на углу?
– Как ты догадалась?
– Потому что это мой местный «супермаркет». Я даже помню, как Мустафа, хозяин, открывал его в семидесятых. Он тогда только что прибыл из города Бон в Алжире…
– Родина Камю. [101]101
Альбер Камю родился не в городе Бон, а в местечке ви во Французском Алжире. – Примеч. ред.
[Закрыть]
– Chapeau, [102]102
Здесь: Снимаю шляпу.
[Закрыть]– сказала она. – Как бы то ни было, будучи новичком в Париже и только-только открыв свой магазин, Мустафа был застенчивым малым и старался угодить. Ему приходилось несладко, поскольку само присутствие коммерсанта из Магриба в этом уголке Парижа оскорбляло старожилов quartier.Сейчас, спустя три десятилетия, он полностью ассимилировался и теперь так же бесцеремонно, как с ним когда-то, обходится со всеми, кто приходит в его магазин.
Маргит достала два бокала из кухонного шкафчика, поставила бутылку на стол, сняла фольгу и осторожно извлекла корковую пробку. Послышался характерный щелчок, и бокалы были наполнены шампанским.
– Очень профессионально.
– Я могла бы сказать что-то очень банальное…
– Если чему и можно научиться, прожив тридцать лет в Париже, так это открывать шампанское?
Она улыбнулась и протянула мне бокал. Я быстро осушил его.
– Именно так.
– Но ты не станешь опускаться до таких банальностей, – сказал я.
– Не стану, это оскорбит мою сардоническую венгерскую душу.
– В то время как американцы вроде меня…
– Вы привыкли глотать шампанское залпом.
– Ты хочешь сказать, что я все-таки неотесанный?
– Надо же, ты умеешь читать мысли.
Она приблизила ко мне свое лицо. Я поцеловал ее.
– Лесть заведет тебя… – сказал я.
– Куда надо.
Маргит ответила на мой поцелуй, потом взяла из моих рук пустой бокал и поставила рядом со своим. Повернувшись, она притянула меня к себе. Я не сопротивлялся, и уже в следующее мгновение мы рухнули на диван, и она уже стягивала с меня джинсы. Мои руки были повсюду. Так же, как и ее. Ее рот не отпускал меня, но я и не хотел этого. Мысль о презервативе даже не пришла в голову. Ее ногти впивались мне в затылок, но я не обращал внимания. Это было какое-то помешательство – мы оба тонули в нем…
Потом я лежал на ней, распластанный, полураздетый, выжатый. Маргит тоже выглядела опустошенной; ее глаза были закрыты. Несколько минут пролетели в полном молчании. Но вот она открыла один глаз, взглянула на меня и сказала:
– Неплохо.
– Мы встали с дивана, она предложила взять шампанское и переместиться в постель. С бутылкой и двумя бокалами в руках я проследовал за ней в спальню.
Когда мы разделись, я сказал:
– Со мной такое впервые: раздеваться после секса.
– А кто сказал, что секс окончен?
– Уж точно не я, – засмеялся я и проскользнул в накрахмаленные белые простыни.
– Вот и хорошо, – кивнула она.
Я смотрел, как Маргит снимает с себя одежду. Она смутилась:
– Пожалуйста, не надо так таращиться.
– Но почему? Ты красивая.
– О, прошу тебя… Мои бедра слишком широкие, ляжки толстоваты и…
– Ты красивая.
– Просто ты пребываешь в ступоре после соития, когда все эстетические несовершенства становятся незаметными.
– Я повторю еще раз; ты красивая.
Она улыбнулась и забралась в постель.
– Мне приятна твоя близорукость.
– А еще говоришь, что я слишком придирчив к себе.
– После пятидесяти все женщины думают: c’est foutu,все кончено.
– Ты не выглядишь на пятьдесят.
– Ты прекрасно знаешь, сколько мне лет.
– Да, мне известен твой самый большой секрет.
– Это не самый большой мой секрет, – сказала она.
– Тогда какой же?
– Если это самый большой секрет…
– Намек понял.
Пауза. Я пробежал пальцами по ее спине, поцеловал в затылок.
– Ты действительно хранишь какую-то великую тайну? – не удержался я.
Она рассмеялась:
– Бог мой, до чего же ты прямолинеен!
– Хорошо, я умолкаю.
– Только продолжай целовать меня.
Мы снова занялись любовью. Медленно, без той спешки, что поначалу… но постепенно нас снова охватило безумие. Маргит была по-прежнему страстна, она бросалась в любовь с какой-то первобытной жадностью. У меня никогда еще не было такогосекса – и оставалось лишь надеяться, что мой собственный пыл хотя бы дотягивает до ее уровня.
Когда все было кончено, в комнате повисла тишина. Потом она встала и вернулась с сигаретами и пепельницей. Я наполнил бокалы шампанским. Закурив, Маргит сказала:
– Жизнь в Париже, похоже, тебя испортила.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что ты не критикуешь меня за курение. Какой же ты американец, если не принуждаешь меня к здоровому образу жизни, не читаешь мне нотации о том, что пассивное курение вредит твоим легким?
– Не все американцы такие зануды.
– Ну, во всяком случае, те, кого мне доводилось встречать…
– Ты когда-нибудь бывала в Штатах?
– Нет, но…
– Позволь, я угадаю. Ты, наверное, встречала таких дотошных американцев в салоне мадам?
– Я бываю там очень редко.
– Значит, мне повезло в тот вечер.
– Можно и так сказать.
– Почему же ты ходишь туда, если тебе там не нравится?
– Я не могу сказать, что не нравится. Мадам действительнонелепа – до сих пор живет иллюзией, будто она человек искусства… Банальная история: в шестидесятых она познала пятиминутную славу в качестве музы художника, потом скоротечный брак с богатым мужем…
– Так вот откуда большая квартира.
– Конечно. Ее мужа звали Жак Жавель. В те времена он был крупным кинопродюсером – в основном снимал мягкое порно и на нем быстро разбогател. Жак женился на Лоррен, когда та еще была сексуальной, цветущей mannequin, [103]103
Манекенщица.
[Закрыть]при этом он продолжал встречаться со своими двумя давними любовницами. Удивительно, но Лоррен, со своей странной американской моралью, не стала мириться с подобной сексуальной вольницей и разорвала брак. Из развода она вышла с одной лишь квартирой, не более того. Красота ее пошла на убыль, к тому же она не смогла приспособиться к меняющимся временам. Впрочем, как сказать… Она придумала себе новый образ – опекунши для одиноких сердец. Салон приносит стабильный доход, и хотя бы на несколько часов каждый воскресный вечер она может притворяться важной персоной. Я захаживаю туда пару раз в год. Иногда приятно выйти в свет и пообщаться с людьми.
– У тебя не так много друзей в Париже?
– Нет… но меня это не беспокоит. С тех пор как я потеряла дочь и мужа…
– Ты и мужа потеряла?
Она кивнула и продолжила:
– …я веду замкнутую жизнь. Мне это нравится. Одиночество благотворно.
– В нем есть свои прелести, это точно.
– Если ты писатель, ты должен ценить одиночество, нет другого выбора, кроме как быть одному. В любом случае, когда я пишу, время на работе летит быстрее.
– Что ты делаешь всю ночь, помимо того, что пишешь?
– Сижу в комнате, слежу за тем, чтобы никто из посторонних не прорвался в помещение, впускаю на склад рабочих, занимающихся отгрузкой мехов…
– Никогда не думала, что меховые склады работают круглосуточно.
– Этот склад работает.
– Понимаю, – сказала она. – И как ты получил эту работу?
Я вкратце рассказал ей, как приехал в Париж, как попал в отель, каким негодяем оказался дневной портье, как тепло ко мне отнесся Аднан, как его задержала полиция, а так же обо всех прочих случайных событиях, которые привели меня в chambre de bonneи в конце концов помогли найти работу.
– Похоже на похождения плута, – заметила она. – Стычка с классическим парижским connard… [104]104
Болван.
[Закрыть]мсье… как его звали?
– Мсье Брассёр из отеля «Селект» на улице Франсуа Милле в Шестнадцатом округе. Если есть кто-то, кого ты ненавидишь, посылай его туда.
– Буду иметь в виду. Но зато у тебя появился фантастический материал, n’est-ce pas? [105]105
Не так ли?
[Закрыть]Негодяй-портье обирает тебя до нитки, и ты оказываешься в chambreв lе quartier turc. [106]106
Турецкий квартал.
[Закрыть]Уверена, все те годы, что ты практиковал свой французский в… Как называлось то место, где ты жил?
– Итон, Огайо.
– Никогда не слышала. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, что я никогда не бывала в Америке…
– Полагаю, о существовании Итона в штате знают не все американцы. Единственная достопримечательность нашего городка – колледж Кру, хотя колледж ничего из себя не представляет.
– Но именно там начались все твои неприятности, да?
Я кивнул.
– Впрочем, это уже совсем другая история, не так ли? – спросила она.
– Может, и нет. Я бы предпочел не возвращаться к этой теме.
– Тогда не будем.
– Маргит снова впилась в меня глубоким поцелуем. Потом затушила сигарету, допила шампанское и сказала:
– А теперь я должна попросить тебя уйти.
– Что? – опешил я.
– У меня есть неотложные дела.
– Но еще нет даже… – Я взглянул на часы, – восьми.
– У нас был чудесный cinq-a-sept… [107]107
Сеанс с пяти до семи.
[Закрыть]настолько чудесный, что едва не стал cinq-a-huit. [108]108
Сеанс с пяти до восьми.
[Закрыть]
– Но я думал, мы проведем вместе вечер…
– Это невозможно.
– Почему?
– Потому что, как я уже сказала, у меня дела.
– Ты сейчас похож на маленького мальчика, которого выгоняют из шалаша на дереве.
– Спасибо, – произнес я с обидой в голосе.
Она обхватила мое лицо руками.
– Гарри, не надо так. Ты просто должен принять тот факт, что сейчас я занята. Но мне очень хочется, чтобы мы вместе провели еще один вечер.