Текст книги "История современной психологии"

Автор книги: Дуан Шульц

Соавторы: Синдия Шульц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 50 страниц)

Джордж Миллер (1920-)

Джордж Миллер начал свою научную карьеру с изучения английской филологии и лингвистики в университете штата Алабама. Магистерский диплом он получил в 1941 году также в области лингвистики. Однако, еще будучи студентом, он заинтересовался психологией. Однажды ему поручили провести вводные занятия по психологии в 16 студенческих группах – причем прежде он никогда всерьез психологией не занимался. Позже он рассказывал, что, повторив один и тот же материал 16 раз в течение одной недели, он по – настоящему поверил в себя.

В дальнейшем он работал в Гарвардском университете в психо – акустической лаборатории, занимаясь проблемами речевой коммуникации, где получил свою докторскую степень. Он полностью погрузился в изучение проблем психолингвистики и в 1951 году опубликовал книгу под названием «Язык и общение» (Language and Communication). В этот период творчества Миллер придерживался бихевиористских позиций, отмечая впоследствии, что, собственно, выбор был невелик, поскольку во всех университетах и профессиональных организациях ведущая роль принадлежала бихевиористам,

Власть, почести, авторитет, учебники, деньги, – все в психологии принадлежало представителям бихевиористс – кой школы… Никто всерьез не мог помышлять о противостоянии. Вы бы просто не смогли найти никакой работы. (Миллер, цит. по: Baars. 1986. P. 203.)

В середине 50–х годов он увлекся использованием статистических методов в изучении процесса научения, теорией информации и компьютерным моделированием процесса мышления. В этот период он приходит к выводу, что бихевиоризм, как он выразился, <выдыхается>. Сходство между деятельностью мышления и компьютерными операциями настолько потрясло Миллера, что его интересы стали смещаться в сторону более когнитивно ориентированной психологии. Как раз в то же самое время у него образовалась аллергия на шерсть животных и их выделения, что означало, что он не может больше работать с лабораторными мышами. Он мог теперь работать только с человеком – большой недостаток в мире, где правят бихевиористы.

Переходу на позиции когнитивной психологии также способствовал бунтарский дух Миллера, столь свойственный представителям нового поколения психологов. Они были готовы восстать против всего, чему их учили в университете, ради создания нового подхода, ставящего в центр внимания не поведение, а процесс познания.

Центр когнитивных исследований

Вместе со своим коллегой Джеромом Брунером (1915-) он создает при Гарвардском университете исследовательский центр по изучению процессов мышления. Миллер обратился к университетскому начальству с просьбой о выделении помещения, и в 1960 году такое помещение было предоставлено. Это был дом, в котором когда – то жил сам Вильям Джемс. Вполне подходящее место для нового центра, особенно если припомнить, как Джемс в своих «Принципах…» охарактеризовал природу человеческой психики.

Выбор подходящего названия для нового начинания также был делом не тривиальным. Связь с Гарвардским университетом давала большие потенциальные возможности: к примеру, возможность создать новое направление в психологии. Миллер и Брунер выбрали для обозначения предмета своих исследований термин «когнитивная». Именно так они и назвали новый исследовательский центр – Центр когнитивных исследований.

Выбирая термин «когнитивна»>, мы сознательно противопоставляли себя бихевиоризму. Поначалу мы хотели использовать нечто связанное с «ментальностью». Но «ментальная психология» – это звучало уж слишком нелепо. «Психология здравого смысла» отсылала бы нас к области антропологических исследований, а «народная психология» слишком уж похоже на вундтовскую социальную психологию. Какой термин выбрали бы вы? Мы остановились на термине «когнитивная психологи». (Miller, цит. по: Baars. 1986. P. 210.)

Молодые люди впоследствии вспоминали, что ни один человек в центре не мог внятно объяснить, что же все – таки означает слово <когнитивная> и что из всего этого следует. Собственно, «центр и не создавался для чего – то конкретного, скорее против. В этом «против» и была вся суть» (Norman & Levelt. 1988. P. 101).

Это уже был не бихевиоризм. Новая позиция выходила далеко за рамки господствующей догмы, «истеблишмента». Создавая центр, его основатели стремились выразить только одно – насколько далеки они от бихевиоризма. Как мы уже видели раньше, каждое новое течение начинает с того, что отделяет себя от предшествующих концепций. Подобное различение – необходимый этап развития, вслед за которым должен следовать ответ на вопрос «Кто мы?» и «Куда идем?»

Несмотря на весь революционный дух когнитивной психологии, Миллер все же не считал это настоящей научной революцией. Он пользовался термином «органический рост» – изменение посредством медленного роста или накопления. Он считал, что развитие идет преимущественно эволюционным, а не революционным путем. С этой точки зрения новое направление – возврат к психологии здравого смысла, для которого было совершенно очевидно, что психология должна заниматься не только поведением, но и проблемами психической жизни.

В новом Центре когнитивных исследований занимались разработкой широкого круга разнообразных тем: язык, память, процессы восприятия и образования понятий, мышление и психология развития, – большинство из которых уже полностью исчезло из словаря бихевиористов. Позднее Миллер организовал программу когнитивных исследований и в Принстонском университете.

В признание его заслуг, Миллера в 1969 году избирают президентом Американской психологической ассоциации и присуждают ему награду <За выдающийся вклад в науку> и Золотую медаль в области прикладной психологии. Но, пожалуй, самым значительным признанием его вклада стала широкая сеть разнообразных лабораторий когнитивной психологии, возникшая вслед за стремительным развитием сформулированного им нового направления.

Ульрик Найссер (1928-)

Ульрик Найссер родился в Германии, в г. Киле. В Соединенные Штаты родители привезли его в возрасте трех лет. Первоначально он изучал физику в Гарвардском университете. Под впечатлением блестящих лекций одного из молодых профессоров по имени Джордж Миллер Найссер решил, что физика не для него, и переключился на изучение психологии. Он прослушал курс по психологии общения у Миллера и ознакомился с основами теории информации. На его развитие также оказала влияние книга Коффки «Принципы гештальтпсихологии».

Получив степень бакалавра в Гарварде в 1950 году. Найссер продолжил образование в Свартморском колледже под руководством представителя гештальт – психологии Вольфганга Келера. Для получения докторской степени он вернулся в Гарвард, где успешно защитил диссертацию в 1956 году.

Несмотря на растущую приверженность когнитивному подходу, Найссер не видел в рамках академической карьеры иного пути помимо бихевиоризма. Он писал: «Это то, что вам надлежало усвоить: в то время никакой психологический феномен не мог считаться реально существующим, если вы не могли продемонстрировать его на лабораторных мышах… Это представлялось мне весьма забавным» (цит. по: Baars. 1986. P. 275).

Найссер нашел бихевиоризм не только забавным, но и слегка <ненормальным>, когда ему посчастливилось получить свою первую академическую должность в университете Брандейса, где факультет психологии возглавлял Абрахам Маслоу. В этот период и сам Маслоу как раз понемногу отходил от бихевиоризма и размышлял над основами гуманистического подхода. Маслоу не удалось склонить Найссера к гуманистической психологии, как не удалось ему и гуманистическую психологию сделать «третьей силой» в психологии. Однако знакомство с ним подвигло Найссера в сторону когнитивных исследований. (Найссер впоследствии настаивал на том, что именно когнитивная психология и составляет ту самую «третью силу», а вовсе не гуманистическая психология.)

В 1967 году Найссер опубликовал книгу под названием «Когнитивная психология». Этой книге суждено было «открыть новое поле исследования» (Goleman. 1983. P. 54). Найссер отмечал, что книга носит личный характер, это попытка определить самого себя как психолога, каким он есть или хотел бы быть. В книге также давалось и определение нового подхода в психологии. Книга пользовалась необычайной популярностью, и в один прекрасный момент Найссер обнаружил, что его называют «отцом» когнитивной психологии. В действительности же у него не было намерения основывать новую школу. Но тем не менее, эта книга в значительной мере способствовала отходу психологии от бихевиоризма и обращению се к проблемам познания.

Найссер определил познание как процесс, при помощи которого «входящие сенсорные данные подвергаются трансформации, редукции, обработке, накоплению, воспроизведению и в дальнейшем используются… Познание присутствует в любом акте человеческой деятельности» (Neisser. 1967. P. 4). Таким образом, когнитивная психология имеет дело с ощущениями, восприятием, воображением, памятью, мышлением и всеми остальными видами психической активности.

Спустя девять лет после выхода в свет своей эпохальной книги Найссер опубликовал еще одну работу под названием «Познание и реальность» (1976 г.). В этой работе он выражал неудовлетворенность явным сужением позиции когнитивной психологии, которая слишком полагается на исследования искусственных лабораторных ситуаций в ущерб изучению реальных жизненных случаев. Он посчитал себя разочарованным, полагая, что когнитивная психология со времени своего появления внесла весьма скромный вклад в понимание того, каким образом человеческое познание строится в действительности.

В итоге, являясь одной из ключевых фигур в становлении когнитивного движения, Найссер сам же стал его откровенным и ярким критиком. Он стал подвергать сомнению когнитивное движение точно так же, как прежде критиковал бихевиоризм. В настоящее время он сотрудничает с университетом Эмори в Атланте, штат Джорджия. До этого в течение 17 лет он работал в Корнеллском университете, где неподалеку от его кабинета хранился препарированный мозг Э. Б. Титченера.

Компьютерная метафора

В XVII веке часы и автоматы были всеобщей метафорой для понимания Вселенной и, по аналогии, человеческого ума. Эти машины были доступной и хорошо понятной моделью деятельности психики. В наши дни механистическая модель и соответствующий ей бихевиористский подход в психологии вытеснены иными, более современными подходами. Это прежде всего новая картина мира в физике и когнитивное движение в психологии.

Часы в XX веке перестали быть моделью Вселенной. Потребовалась новая всеобщая метафора. И на эту роль претендует новая машина XX века – компьютер. Психологи все чаще используют компьютерные операции как пояснительную схему для понимания процесса познания. О компьютерах все чаще говорят в связи с проблемой искусственного интеллекта, и наоборот, сами компьютеры все чаще описывают в терминах человеческой деятельности. Так, например, способность накапливать информацию называют памятью, коды программирования – языками, а о появлении новых поколений компьютеров говорят, что они эволюционируют (Campbell. 1988; Roszak. 1986).

Высказывается мысль, что компьютерные программы, которые по существу представляют собой некие инструкции, алгоритмы по обработке определенных символов, действуют точно так же, как сознание человека. И человек, и компьютер получают из окружающей среды огромные массивы информации (стимулов или данных). Далее эта информация подвергается соответствующей обработке, накоплению, на ее основе предпринимаются определенные действия. Таким образом, компьютерные программы выступают как своего рода модель для понимания процессов обработки информации в человеческой психике. Правда, следует оговориться, что такой моделью выступает не сам компьютер как аппарат, а его программное обеспечение (software, а не hardware).

Когнитивную психологию интересуют прежде всего те физиологические корреляты психических процессов, с помощью которых можно понять способы и закономерности обработки различного рода сигналов, лежащие в основе процесса мышления. Свою главную цель когнитивное направление видит в том, чтобы раскрыть «те совокупности программ, накопленных в памяти человека, при помощи которых индивид понимает звуки речи и сам создает новые слова и предложения, приобретает определенный опыт, способен решать совершенно новые проблемы» (Howard. 1983. P. II).

Именно такого рода компьютерное представление процессов получения и обработки информации и лежит в основе современной когнитивной психологии. Можно сказать, что за более чем сто лет своей истории психология в понимании предмета своей деятельности прошла путь от метафоры часов до метафоры компьютера. И дело здесь не в сложности аппарата. Важно иное: и то и другое – машины. Это обстоятельство наглядно показывает глубинную преемственность между прежней и новыми школами в психологии.

«Для психолога, который постоянно озабочен поиском все новых доказательств того, что предмет его исследований имеет некоторое отношение к реальности, соблазн машинной метафоры оказывается почти непреодолимым» (Baars. 1986, P. 154). Интересно, в какой степени известная поговорка о том, что все новое – это хорошо забытое старое. имеет отношение к процессу развития психологии?

Природа когнитивной психологии

Мы уже говорили о том, каким образом обращение к когнитивным факторам в теории социального научения Бандуры и Роттера повлияло на развитие бихевиоризма в Америке. Однако когнитивное движение повлияло не только на бихевиоризм. Практически в каждой сфере можно обнаружить те или иные когнитивные факторы. Достаточно назвать, например, атрибутивную теорию в социальной психологии, теорию когнитивного диссонанса, теорию личности, исследование мотивации и эмоций, процессов обучения, запоминания, восприятия, а также информационный подход к проблеме принятия решений и решения задач. Велика роль когнитивных факторов и в прикладных областях исследований: клинической психологии, школьной психологии, индустри – альной/организационной психологии и т. д.

Когнитивная психология отличается от бихевиоризма по ряду моментов. Во – первых, когнитивная психология обращает внимание прежде всего на сам процесс познания, а не только на реакцию организма на определенный стимул. С ее точки зрения важной оказывается вся совокупность психических процессов, а не только взаимосвязь стимулов и реакций; акцент делается на сознании, а не на поведении. Однако это не означает, что когнитивная психология игнорирует поведение, просто последнее не является единственной целью исследования. Поведенческие акты рассматриваются скорее с точки зрения возможности получения заключений о тех или иных связанных с ними психических процессах.

Во – вторых, когнитивную психологию интересуют те способы и формы, в которых сознание человека организует имеющийся опыт. Гештальт – психологи, как и Жан Пиаже, оспаривают убеждение, что тенденция опыта (ощущений и восприятий) образовывать целостные, а потому значимые образы, носит врожденный характер. Именно сознание человека придает форму и связанность психическим процессам. Эти процессы в значительной мере и составляют предмет когнитивной психологии. В этом она противостоит британскому эмпиризму и последователям скиннеровского бихевиоризма, утверждающим, что ничего подобного в процессе познания не наблюдается, сознание лишено каких бы то ни было врожденных, организующих опыт способностей.

В – третьих, с точки зрения когнитивной психологии, индивид усваивает стимулы из окружающей среды в ходе некоторых активных и творческих процессов. Мы способны активно участвовать в познавательном процессе на основе сознательного отбора тех или иных событий. Человек вовсе не пассивно воспринимает внешние и внутренние стимулы, как это считали бихевиористы, а сознание – не есть чистый лист бумаги, на котором запечатляются данные чувственных восприятий.

Роль интроспекции

Становление когнитивной психологии и в связи с этим возобновление внимания к опыту сознания возродило интерес к изначальной исследовательской технике, предложенной еще Вильгельмом Вундтом сто лет назад. – интроспекции. Правда, современные психологи предпочитают пользоваться более наукообразным эвфемизмом – феноменологическое суждение. Вот пример утверждения, которое вполне могло принадлежать Вундту или Титченеру: один из современных психологов заметил, что «если мы занимаемся исследованием сознания, то нам неизбежно придется пользоваться интроспективными методами» (Farthing. 1992. P. 61). В настоящее время интроспективные методы широко используются при исследовании целого спектра разнообразных проблем.

Предпринимаются определенные попытки квантифицировать (то есть свести качество к количеству) интроспективные сообщения для того, чтобы придать им более объективную и доступную для статистических методов форму. В одном из таких подходов, называемом методом ретроспективных феноменологических суждений, испытуемым предлагают самим дать количественную оценку интенсивности субъективных переживаний по поводу предъявляемых стимулов (Pekala. 1991).

Несмотря на восстановление в правах интроспективных методов, многие психологи и поныне задаются вопросом, действительно ли индивид может иметь доступ к психическим процессам высших уровней, в особенности к процессам выработки суждений и принятия решений. В классической статье под названием <Говорим больше, чем можем знать> исследователи Ричард Нисбетт и Тимоти Уилсон приходят к заключению, что мы не имеем свободного доступа к собственным мыслительным процессам, а потому все интроспективные сообщения подобного рода попросту бесполезны (Nisbett & Wilson. 1977).

В этой работе описывается ряд исследований, направленных на то, чтобы определить, действительно ли человек способен полностью сознавать причины своих поступков. Вывод был следующим: человек зачастую не способен определить, каким именно стимулом вызывается та или иная реакция, или же как происходят те или иные действия. Удалось также установить, что даже в тех случаях, когда испытуемые сообщали о связи определенных стимулов и последующих действий, эти сообщения часто основывались не на данных интроспекции, а на предшествующей вере в то, что такая причинная связь непременно должна быть.

Например, если вы убеждены, что вслед за событием А всегда наступает событие Б, то. если имеется некоторая реакция (событие Б), то вы, скорее всего, станете объяснять ее присутствием определенного стимула (событие А). Причем основанием для вывода будет именно это первоначальное долговременное убеждение, а не интроспекция. «Мы делаем вывод о том, что данные стимулы послужили причиной тех или иных наших поступков не на основании интроспективного рассмотрения мыслительных процессов, а через соотнесение данного стимула с определенной категорией [стимулов], которые ранее обычно были причиной подобного рода действий» (Farthing. 1992. P. 156).

Экспериментальные исследования Нисбетта и Уилсона, показавшие, что далеко не всегда может иметь место интроспективный доступ к высшим психическим функциям, заставили многих психологов занять более скептическую позицию по поводу достоверности интроспекции как метода психологического исследования. (Если нечто вам в этих сомнениях покажется знакомым, обратитесь еще раз к тем разделам книги, в которых излагается критика интроспекции бихевиоризмом.) Правда, некоторые исследователи занимают по этому вопросу более оптимистичную позицию, полагая, что интроспекция все же дает достаточно надежные результаты (Farthing. 1992: Pekala. 1991). От того, удастся ли разрешить данное затруднение, и зависят в значительной степени судьбы когнитивной психологии, поскольку многие ее положения основаны на использовании интроспективных сообщений.

Бессознательное познание

Бурное развитие исследований сознательных психических процессов вызвало вспышку интереса к бессознательной познавательной деятельности (Jacoby, Lindsay & Toth. 1992). «После ста лет непризнания, подозрительного отношения и замалчивания проблемы бессознательного вновь занимают в умах современных психологов значительное место» (Kihistorm, Bamhard & Tataryn. 1992. P. 788).

Это, правда, не то бессознательное, о котором говорил Зигмунд Фрейд. – переполненное неудовлетворенными вожделениями и воспоминаниями, которые можно поднять на уровень сознания в результате длительной психоаналитической работы. Новый взгляд на природу бессознательного представлял его более рациональным и эмоциональным. Бессознательное проявляет себя уже на начальной стадии человеческого познания – на стадии реагирования на стимул. Бессознательное – это интегральная часть процессов научения и обработки информации, а потому его можно изучать в ходе контролируемого эксперимента.

Для того, чтобы отделить понимание бессознательного в когнитивной психологии от бессознательного в психоанализе (а также от ряда чисто физических состояний отсутствия сознания – обморока, сна или комы), некоторые представители когнитивного движения предпочитают говорить о неосознанном. Это понятие оказалось для когнитивной психологии столь важным, что многие исследователи считают, что бульшая часть психических процессов у человека проходит на неосознанном уровне. Это обстоятельство было подтверждено экспериментально для таких поведенческих актов, когда воспринимаемая информация не осознается, а действие носит автоматический характер.

В одном из популярных исследований испытуемым предъявляют некие стимулы на подпороговом уровне восприятия, либо же на время, меньшее его индивидуального порога осознанного реагирования. В этих случаях испытуемые не могут сознательным образом обрабатывать получаемую информацию, однако они все же реагируют на стимулы. На основании этих экспериментов исследователи пришли к выводу, что человек способен реагировать на стимулы, которые в действительности не видит и не слышит, то есть на подпороговые стимулы (Greenwald.1992).

Эти и другие исследования подобного рода привели когнитивную психологию к заключению, что процесс познания, как в экспериментальных условиях, так и в естественных, развертывается на двух уровнях – сознательном и несознательном. Причем наибольший объем психической деятельности в процессе познания происходит как раз на несознательном уровне (Loftus & Klinger. 1992). Кроме того, исследования показывают, что именно на этом уровне обработка информации протекает быстрее и эффективнее (даже если это касается достаточно сложной информации).

Но если основной объем информации обрабатывается на несознательном уровне, это значит, что никакие интроспективные методы не смогут помочь нам проникнуть в эти тайны. Какой толк изводить человека расспросами о том, чего он не знает, да и знать не может? «Не имеет значения, насколько хорошо подготовлены наши испытуемые. Они все равно не смогут нам рассказать, каким образом они обрабатывают информацию… Все это потому, что они не только ничего не знают о внутренних бессознательных процессах, но и никогда не узнают» (Lewicid, Hill & Czyzewska. 1992. P. 796). Понятно, что такого рода выводы не могут не ограничивать применения интроспекции в когнитивной психологии в качестве исследовательского метода.

Познавательные процессы у животных

Когнитивная психология восстановила роль сознания не только на уровне человека, но и на уровне животных (Hulse. 1993). Зоопсихология, или сравнительная психология, можно сказать, проделала полный круг: от наблюдений за психической деятельностью животных Романе – са и Моргана в 80–х и 90–х годах прошлого века – через механистическую схему «стимул – реакция» бихевиористов в 50–е и 60–е годы века нынешнего – до признания элементов сознания у животных в когнитивной психологии.

Начиная с 70–х годов XX века зоопсихологи постоянно пытались доказать, что «животные способны воспринимать, трансформировать и обрабатывать символические образы, относящиеся к пространственным, временным и каузальным характеристикам реального мира в процессе целесообразного и адаптивно организованного поведения» (Cook. 1993. P. 174). Другими словами, они утверждали, что компьютерные модели процессов обработки информации имеют отношение не только к характеристике человеческого познания, но и к познавательным процессам у животных.

В ранних работах по исследованию познавательных процессов у животных использовались в основном простые стимулы, такие как цветные огни, звуки и щелчки. По всей видимости, подобные стимулы оказались слишком просты для такой сложной задачи, как исследование познания у животных. Они не давали возможности проявиться всему диапазону возможностей животных. Впоследствии стали использовать более реалистичные стимулы, такие как цветные фотографии привычных объектов. Сложные зрительные стимулы позволили раскрыть такие когнитивные способности у животных, о которых раньше даже не подозревали.

Современные исследования показывают, что память у животных имеет сложный и гибкий характер и что по крайней мере некоторые познавательные операции у животных протекают так же, как у человека. В лабораторных условиях животные оказывались в состоянии усваивать довольно разнообразные и сложные понятия. Удалось доказать способность некоторых животных работать с символическим представлением информации, а также умение образовывать базовые абстракции пространства, времени и числа (Gallislel. 1989: Roitblat, Bever & Terrace.1984: Wasserman. 1993).

Тема познания у животных оказалась настолько популярной, что ее стали обсуждать в средствах массовой информации. Такие журналы, как «Тайм» и «Ньюсвик», опубликовали в 1993 году пространные статьи по этому поводу. Однако некоторые зоопсихологи продолжают настаивать на том, что прямое сопоставление познавательных процессов у человека и животных недостаточно обосновано. Та пропасть между человеком и животным, на которую в XVII веке указал Декарт, все еще продолжает тяготеть над умами исследователей.

Бихевиористы, в свою очередь, продолжают отрицать осмысленность разговоров о сознании как по отношению к человеку, так, естественно, и к животным. Один из современных бихевиористов так отозвался о представителях когнитивной психологии: «Они похожи на Джорджа Романеса: фантазировать по поводу памяти, рассудка и сознания у животных в наше время столь же смешно, как и тогда, сто лет назад» (Baum. 1994. P. 138).