Текст книги "Возвращение в Оксфорд"

Автор книги: Дороти Ли Сэйерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Не знала, что вы знакомы с Реджи Помфретом, – сказала мисс Флаксман.

– Да, мы знакомы, – ответила Гарриет. – Почему вы вчера вечером не увели с собой мисс Каттермол? Особенно учитывая, что ей было нехорошо.

Мисс Флаксман на миг остолбенела от изумления.

– Я тут совершенно ни при чем, – сказала она. – А что, был скандал?

– Нет, но сделали ли вы что-нибудь, чтобы его предотвратить? А ведь могли бы!

– Я не сторож Вайолет Каттермол.

– Ну, как бы то ни было, – сказала Гарриет, – вы будете рады узнать, что из этой дурацкой истории вышла хоть какая-то польза. Мисс Каттермол теперь вне всяких подозрений в связи с анонимными письмами и другими происшествиями. Так что было бы неплохо покончить с этой историей.

– Говорю же вам, меня это в любом случае не касается.

– Да, но именно вы распустили о ней эти слухи, и их нужно пресечь, поскольку теперь вы знаете, что это ложь. Мне кажется, хотя бы справедливости ради стоит сказать правду мистеру Фаррингдону. Если вы этого не сделаете, сделаю я.

– Кажется, мисс Вэйн, вы очень интересуетесь моими делами.

– Кажется, ваши дела вообще возбуждают всеобщий интерес, – сказала Гарриет резко. – Я не виню вас за изначальное недоразумение, но теперь, когда все прояснилось, а в этом вы можете поверить мне на слово, будет нечестно оставить мисс Каттермол козлом отпущения. Вы имеете большое влияние на своем курсе. Я могу на вас рассчитывать?

Мисс Флаксман, озадаченная, раздраженная и явно не уверенная в том, какое положение Гарриет занимает в колледже, недовольно проговорила:

– Если это не она, я, конечно, рада. Хорошо. Я скажу Лео.

– Большое спасибо, – сказала Гарриет.

Видимо, мистер Помфрет бежал всю дорогу, поскольку лекарство явилось удивительно быстро, вместе с большим букетом роз. Снадобье оказалось действенным, благодаря ему мисс Каттермол не только появилась в зале, но и смогла съесть свой обед. Гарриет догнала ее, когда она уходила, и провела к себе в комнату.

– Прямо скажем, – начала она, – вели вы себя по-идиотски.

Мисс Каттермол уныло согласилась.

– Какой во всем этом смысл? – спросила Гарриет. – Вы ухитрились совершить все мыслимые преступления, не получив от этого ни капли удовольствия, верно? После ужина отправились без разрешения на сборище в мужских комнатах, а разрешения у вас и не могло быть, потому что вас никто не приглашал. Это не просто нарушение правил, но еще и преступление против хороших манер. И в любом случае вас не было в колледже после девяти, но вы не отмечены в журнале. Это будет стоить вам два шиллинга. Вы вернулись после 11.15 без позднего пропуска – это пять шиллингов. А на самом деле после полуночи – десять шиллингов, даже если бы у вас был пропуск. Вы забрались по стене – за это полагается колледжский арест, и, наконец, вы вернулись пьяной в стельку, за что вас следовало бы исключить. И это еще одно преступление против хороших манер. Что вы имеете сказать, обвиняемая? Есть ли у вас смягчающие обстоятельства? Берите сигарету.

– Спасибо, – сказала мисс Каттермол слабым голосом.

– Если б благодаря всем этим глупостям вы не очистили себя от подозрений в том, что вы и есть шрусберский маньяк, я бы отправилась к декану. А так из этого вышла кое-какая польза, и я собираюсь проявить милосердие.

Мисс Каттермол подняла глаза:

– Что-то случилось в мое отсутствие?

– Да.

– Ох. – Мисс Каттермол расплакалась.

Гарриет несколько минут наблюдала за ней, потом достала из ящика большой чистый платок и молча протянула его девушке.

– Все, кончено и забыто, – сказала Гарриет, когда всхлипы немного утихли. – Но бросьте весь этот вздор. Оксфорд не место для этого. Вы сможете бегать за молодыми людьми когда угодно – видит бог, их везде предостаточно. Но тратить на это единственные в жизни, ни на что не похожие три года – просто смешно. И нечестно по отношению к колледжу. Будьте дурой, если вам так нравится, я сама была дурой в свое время, большинство людей через это проходят, но, ради всего святого, делайте это там, где вы не подведете других.

Мисс Каттермол отозвалась невнятными речами, из которых можно было понять, что она ненавидит колледж, терпеть не может университет и не чувствует никакой ответственности перед этим учреждением.

– Тогда зачем вы здесь? – спросила Гарриет.

– Я не хочу здесь быть, никогда не хотела. Родители настояли. Мама – одна из тех, кто борется, чтобы женщинам открылись разные возможности – знаете, профессии и всякое такое. А папа лектор в провинциальном университете. И они многое принесли в жертву и так далее.

Гарриет подумала, что кого точно принесли в жертву, так это мисс Каттермол.

– Я даже не очень возражала, когда меня сюда послали, – продолжала мисс Каттермол, – потому что я была помолвлена, и он тоже здесь учился, и я думала, мы будем весело проводить время, и бог с ними, с этими экзаменами. Но мы больше не помолвлены, и какое мне дело до мертвой истории?

– Интересно, зачем вас послали в Оксфорд, если вы этого не хотели и были помолвлены.

– О, они сказали, что это не важно. Что любая женщина должна иметь университетское образование, даже если выходит замуж. А теперьони, конечно, говорят: как хорошо, что у тебя есть академическая карьера. И как им втолковать, что я все это ненавижу?!Они не понимают, что когда с детства все вокруг не говорят ни о чем, кроме образования, то уже не можешь даже слова этого слышать. Меня тошнит от образования.

Неудивительно, подумала Гарриет.

– А что бы вы хотели делать? Если б не возникло осложнения с вашей помолвкой?

– Наверное, – ответила мисс Каттермол, последний раз решительно сморкаясь и закуривая еще одну сигарету, – я хотела бы быть поваром. Или медсестрой в госпитале, но думаю, что готовить у меня лучше получится. Только, видите ли, это как раз те две вещи, с которыми бьется мама: она говорит, что женщины не должны быть вытеснены в эти сферы деятельности.

– Хороший повар может немало зарабатывать.

– Да, но это не высшее образование. И в Оксфорде нет кулинарной школы, а надо, чтобы это обязательно был Оксфорд или Кембридж, потому что только здесь можно найти правильных друзей. Но у меня тут нет друзей! Меня все ненавидят. Ну, может, тепрь будет не так, раз выяснилось про эти мерзкие письма…

– Вот именно, – торопливо согласилась Гарриет, опасаясь нового приступа рыданий. – А как же Бриггс? Она кажется хорошим товарищем.

– Она ужасно добрая. Но я всегда должна быть ей благодарна, а это угнетает. От этого хочется кусаться.

– Как вы правы, – сказала Гарриет, для которой последняя фраза была как удар под дых. – Я знаю. Благодарность – страшная вещь.

– А теперь, – с жутковатой прямотой продолжала мисс Каттермол, – я должна быть благодарна вам.

– Не стоит. Я преследовала свои цели, а не только пеклась о вас. Но я скажу, что сделала бы на вашем месте. Я бы перестала вести себя вызывающе, потому что это ставит вас в положение, когда приходится быть кому-то благодарной. И перестала бы бегать за студентами, потому что это наводит на них смертельную скуку и отрывает от работы. Я бы взялась как следует за историю и все-таки сдала экзамены на степень. А потом вернулась бы и сказала: я сделала все, что вы хотели, а теперь собираюсь стать поваром. И стояла бы на своем.

– Правда?

– Наверное, вам хочется, чтобы за вами гонялись, как за старым кенгуру [126]126
  Старый кенгуру– персонаж сказки Киплинга “Просьба старого кенгуру”, который просил одного из австралийских богов: “Сделай так, чтобы я не походил на всех остальных зверей; сделай так, чтобы все обращали на меня внимание, чтобы за мной гонялись, и все это – к пяти часам пополудни”. Перевод с англ. Е. Чистяковой-Вэр.


[Закрыть]. Что ж, за хорошими поварами гоняются. Но уж раз вы взялись здесь за историю, закончите начатое. Вам это не повредит. Если научитесь разбираться в своем предмете – в любом предмете, – то сможете разобраться в чем угодно.

– Хорошо, – неуверенно сказала мисс Каттермол. – Я попробую.

Гарриет ушла в гневе и решила потребовать объяснений у декана.

– Зачем сюда посылают таких студентов? Они сами мучаются и вдобавок занимают места тех, кто сумел бы оценить Оксфорд. Здесь нет места женщинам, которые не хотят и не могут заниматься наукой! Это мужские колледжи могут позволить себе набирать крепких проходников [127]127
  Те, кто сдал выпускные экзамены на “проходную” степень без класса, самый низкий из возможных результатов.


[Закрыть], которые скачут и играют в игры, а потом будут скакать и играть в игры, обучая мальчиков в подготовительных школах. Но эта несчастная дурочка даже не скачет, она только сырость разводит.

– Я знаю, – нетерпеливо ответила декан. – Но школьные учительницы и родители такие непробиваемые. Мы стараемся как можем, но нам не всегда удается искоренить их ошибки. А тут еще мой секретарь, миссис Гудвин, уехала, как раз когда так много дел, потому что ее хлипкий сынок подхватил ветрянку в своей дурацкой школе. О господи! Я не должна так говорить, он слабый ребенок, и конечно, дети важнее всего, но как же не вовремя!

– Я пойду, – сказала Гарриет. – Безобразие, что вам приходится работать по вечерам, и безобразие, что я вам мешаю. Кстати, хотела сказать вам, что у Каттермол есть алиби на прошлую ночь.

– Правда? Отлично, это уже что-то. Хотя, видимо, это означает, что еще большеподозрений падает на наши несчастные головы. Но факты есть факты. Мисс Вэйн, что за шум был вчера во дворе? И кто был тот молодой человек, которого вы водили, как медведя на веревке? Я не стала спрашивать утром в профессорской, потому что мне показалось, что вы не хотите, чтоб я спрашивала.

– Да, – сказала Гарриет.

– И сейчас тоже?

– Как сказал Шерлок Холмс по другому поводу, “думаю, мы должны проявить к нему снисхождение” [128]128
  Цитата из рассказа А. Конан Дойла “Серебряный”:
  – Вы не объяснили только одного, – сказал полковник, – где была лошадь?
  – Ах, лошадь… Она убежала, и ее приютил один из ваших соседей. Думаю, мы должны проявить к нему снисхождение.
  Перевод с англ. Ю. Жуковой.


[Закрыть].

Декан бросила на нее проницательный взгляд и подмигнула:

– Сложить два и два, получится четыре. Я вам доверяю.

– Но я хотела предложить насадить поверх стены профессорского сада страшные острые пики.

– Ага! – сказала декан. – Я вообще-то не хочу ничего знать. В основном они делают это из чистого упрямства. Воображают себя героями. Последняя неделя триместра – всегда апогей лазанья по стенам. Они заключают пари и должны их выполнить до каникул. Глупые кукушата. Но все равно нельзя этого позволять.

– Они больше не будут. Эти, по крайней мере.

– Хорошо. А я поговорю с казначеем об острых пиках – в порядке предосторожности.

Гарриет переоделась, размышляя о нелепости сборища, куда ее пригласили. Мистер Помфрет явно цепляется за нее, ища защиты от мисс Флаксман, а мистер Фаррингдон – ища защиты от мистера Помфрета, в то время как хозяйка вечера, мисс Флаксман, вообще не хочет ее видеть. Жаль, что нельзя пуститься в приключение и отбить мистера Фаррингдона, чтобы аккуратно замкнуть порочный круг. Но она одновременно была слишком молодой и слишком взрослой, чтобы байронический профиль мистера Фаррингдона мог ее взволновать. Гораздо забавней было оставаться в положении буфера. Она, однако, испытывала довольно сильную неприязнь к мисс Флаксман из-за ее поведения по отношению к мисс Каттермол и потому надела жакет и юбку исключительно удачного кроя и умопомрачительно элегантную шляпку. Можно было приступать к первому пункту программы.

Найти лестницу мистера Помфрета оказалось нетрудно, еще легче оказалось найти самого мистера Помфрета. Нащупывая путь в темноте старинного лестничного пролета, мимо закрытых дверей некоего мистера Смита и некоего мистера Банерджи, а также открытой двери некоего мистера Ходжеса, который, похоже, принимал большую и шумную мужскую компанию, она услышала, что этажом выше разыгралась ссора, и мистер Помфрет собственной персоной появился в поле ее зрения на пороге комнаты: он спорил с человеком, стоявшим спиной к лестнице.

– Идите к дьяволу, – говорил мистер Помфрет.

– Очень хорошо, сэр, – отвечала спина. – Но что, если я пойду к леди? Я ведь видел, как вы ее подсаживали на забор…

– Черт бы вас побрал! – воскликнул мистер Помфрет. – Заткнитесь немедленно!

В этот момент Гарриет поставила ногу на последнюю ступеньку и встретилась глазами с мистером Помфретом.

– Ох! – растерянно сказал мистер Помфрет. Затем добавил, обращаясь к собеседнику: – Убирайтесь сейчас же, я занят! Приходите в другой раз.

– Ни одной леди не пропускаете, сэр? – фамильярно осклабился тот.

При этих словах он обернулся, и Гарриет с удивлением узнала знакомое лицо.

– Господи, Джукс! Подумать только!

– Вы знаете этого мерзавца? – спросил мистер Помфрет.

– Конечно знаю. Он служил привратником в Шрусбери и был уволен за мелкое воровство. Надеюсь, вы исправились, Джукс? Как ваша жена?

– Хорошо, – отозвался он неохотно. – Я еще приду.

Джукс собирался спуститься по лестнице, но Гарриет так неловко повернула зонтик, что перегородила ему путь.

– Ну-ка, – сказал мистер Помфрет, – давайте-ка разберемся. Подождите минутку, а? – Он протянул мощную руку и втащил упирающегося Джукса за порог.

– Вы не можете меня прищучить на старых делах, – сказал Джукс оскорбленно, когда Гарриет последовала за ними, закрыв за собой и внутреннюю, и внешнюю – дубовую – дверь. – То уже все быльем поросло, оно ни при чем к нашим делишкам.

– Что такое? – спросила Гарриет.

– Этот негодяй имел наглость прийти сюда и заявить, что если я не заплачу ему за молчание, он обнародует то, что видел вчера вечером.

– Шантаж, – с интересом заметила Гарриет. – Это серьезное преступление.

– Я не говорил ни про какие деньги, – вмешался глубоко оскорбленный Джукс. – Я только сказал джентльмену, что видел кое-что неположенное и не знаю, что мне делать. Он говорит, я могу убираться к дьяволу, а я говорю, в таком случае пойду к леди, поскольку меня терзают муки совести, то есть.

– Что ж, – сказала Гарриет. – Я здесь. Говорите.

Мистер Джукс молча уставился на нее.

– Я так понимаю, – продолжила она, – вы видели, как мистер Помфрет помогал мне забраться на стену Шрусбери вчера вечером, поскольку я забыла свой ключ. И, кстати, вы-то что там делали? Слонялись с преступным умыслом? Потом вы, вероятно, видели меня еще раз – я выходила, чтобы поблагодарить мистера Помфрета и пригласить его полюбоваться зданиями колледжа при лунном свете. Если вы ждали достаточно долго, то могли видеть, как я его выпустила из калитки. И что дальше?

– Хорошенькое поведение, – проворчал растерянный Джукс.

– Возможно, – сказала Гарриет. – Но если старший член колледжа почему-либо считает нужным проникнуть в колледж необычным способом, я не вижу, кто может ему запретить. Уж точно не вы.

– Не верю ни единому слову, – заявил Джукс.

– Ничем не могу помочь, – отрезала Гарриет. – Декан видела нас с мистером Помфретом, так что она поверит. И вряд ли кто-то поверит вам. Почему вы сразу не рассказали ему все, мистер Помфрет, чтобы облегчить его совесть? Кстати, Джукс, я сказала декану, что на стену следует насадить пики. Мне нетрудно было перелезть, и стена недостаточно высока, чтобы оградить нас от воров и других нежелательных личностей. Так что вам больше нечего там шататься. А то у нас кое-что пропадало в последнее время, – добавила она, не покривив душой, – может, надо попросить, чтобы нашу улицу патрулировали.

– Меня не касается, – сказал Джукс. – Я не позволю себя позорить. Но если все было как вы сказали, то что ж я буду вас беспокоить, мисс.

– Вот и запомните это хорошенько, – заключил мистер Помфрет. – А чтобы память вас не подвела…

– Без рук! – закричал Джукс, отступая к двери. – Не трогайте меня!

– Если еще раз увижу здесь вашу рожу, – сказал мистер Помфрет, – спущу с лестницы так, что будете катиться до самых ворот. Запомните и убирайтесь!

Одной рукой он распахнул дубовую дверь, другой вышвырнул из комнаты Джукса. Грохот и проклятья возвестили, что Джукс с необычайной скоростью достиг ступенек.

– Фью! – присвистнул мистер Помфрет. – Ей-богу, это было грандиозно! Здорово вы его… Как вы это придумали?

– Достаточно очевидный ход. Скорее всего, он блефовал. Вряд ли он узнал мисс Каттермол. Интересно, как он вышел на вас.

– Думаю, он последовал за мной от колледжа. Но я лез не в свое окно, естественно, так как же… А! Когда я постучал в окно к Брауну, он высунулся и сказал: “Это ты, Помфрет?” Ужасно неосторожно, я с ним поговорю… Слушайте, вы прямо всеобщий ангел-хранитель, а? Хорошо, когда человек так быстро соображает.

Он посмотрел на нее собачьим взглядом. Гарриет рассмеялась, и в этот момент на пороге одновременно появились мистер Роджерс и чай.

Мистер Роджерс учился на третьем курсе – высокий, темноволосый, живой и полный не слишком обременительного раскаяния.

– Вся эта беготня, нарушение правил – ужас какой-то! – сетовал мистер Роджерс. – И зачем мы только это делаем? Потому что кто-то сказал, что так надо, и все поверили. А зачем поверили? Не представляю. Надо смотреть на вещи объективно. Можно ли сказать, что такое поведение прекрасно само по себе? Нет. Так давайте не будем так поступать! Кстати, Помфрет, к тебе подкатывались насчет того, чтоб спустить штаны [129]129
  Популярное шуточное наказание в частных школах и университетах.


[Закрыть]с Калпеппера?

– Всецело за, – сказал мистер Помфрет.

– Конечно, Калпеппер бяка. Отвратительный субъект. Но разве без штанов он будет выглядеть лучше? Нет, Сократ, не будет [130]130
  Мистер Роджерс пародирует риторические вопросы и ответы сократического диалога, каким он представлен у Платона.


[Закрыть]. Он будет выглядеть гораздо хуже. Если уж с кого-то снимать штаны, так с того, чьи ноги делают честь их обладателю. Например, с тебя, Помфрет.

– Ну попробуй, – сказал мистер Помфрет.

– В любом случае, – продолжал мистер Роджерс, – эта мера бессмысленна и старомодна. Варварский обычай обнажать неэстетичные ноги не дождется моего поощрения. Я не хочу в этом участвовать. Я выступлю в качестве реформатора. Отныне я стану ценить только вещь в себе, независимо от диктата общественного мнения.

В этой приятной манере мистер Роджерс исповедался в своих грехах, пообещал исправление, перешел на предметы общего характера и в пять часов отбыл, бормоча извинения, ссылаясь на необходимость работать и на строгость тьютора, как будто это были какие-то не вполне пристойные жизненные функции.

После этого мистер Помфрет посерьезнел, как это иногда бывает с очень молодыми людьми, когда они остаются наедине с женщиной старше себя, и поделился с Гарриет своим пониманием смысла жизни. Гарриет изо всех сил старалась проявлять дружелюбную заинтересованность, но ощутила некоторое облегчение, когда ввалились трое юношей, чтобы одолжить у мистера Помфрета пива, и остались в комнате, обмениваясь мнениями о Комиссаржевском [131]131
  Федор Федорович Комиссаржевский(1882–1954) – российский театральный режиссер, педагог, теоретик театра, художник и переводчик. Брат знаменитой актрисы В. Комиссаржевской. После эмиграции стал одним из ведущих театральных режиссеров Англии, был известен экспериментальными постановками Шекспира (современные костюмы, алюминиевые декорации и т. п.). С 1939 года жил и работал в США. В 1927 году поставил “Короля Лира” по заказу Драматического общества Оксфордского университета.


[Закрыть]через голову хозяина. Мистер Помфрет проявлял некоторые признаки раздражения и в конце концов заявил права на свою гостью, сообщив, что пора заскочить в Нью-колледж к старине Фаррингдону. Его друзья отпустили их с мимолетным сожалением, но еще прежде, чем Гарриет со спутником успели выйти из комнаты, они заняли их кресла и продолжили спор.

– Очень способный малый этот Марстон, – сказал мистер Помфрет довольно добродушно. – Звезда Драматического общества [132]132
  Драматическое обществоОксфордского университета было основано в 1885 году, оно объединяет различные театральные проекты Оксфорда. Традиционно театральные постановки являются важной частью университетской жизни; с них начиналась карьера многих выдающихся актеров.


[Закрыть], каникулы проводит в Германии. Не знаю, почему они так горячатся по поводу пьес. Я люблю посмотреть хорошую пьеску, но не понимаю всей этой галиматьи про стилистическое решение, планы восприятия и так далее. Но вы-то, конечно, понимаете.

– Ни слова, – весело откликнулась Гарриет. – Думаю, что и они не понимают. Но я знаю, что мне не нравятся пьесы, в которых непрерывно бегают вверх-вниз по лестницам, или где свет так творчески поставлен, что ничего не видно, или где приходится гадать, зачем в центре сцены символическая юла и будут ли ее для чего-то использовать. Меня это отвлекает, я лучше пойду в Холборн-Эмпайр [133]133
  Холборн-Эмпайр– мюзик-холл, открывшийся в Лондоне в 1857 году на улице Хай-Холборн. Современное название он получил только в 1906 году, до этого назывался “Уэстонс Мюзик-холл”.


[Закрыть], чтобы беззастенчиво получить удовольствие.

– Правда? – нервно спросил мистер Помфрет. – Может, вы пошли бы со мной на представление в Лондоне, на каникулах?

Гарриет дала неопределенное согласие, что, казалось, чрезвычайно порадовало мистера Помфрета, и они наконец очутились в гостиной мистера Фаррингдона, утрамбованные, как сельди в бочке, среди студентов, и попытались отведать хереса и печенья, не двигая локтями.

Толпа была такой, что Гарриет даже не увидела мисс Флаксман. Однако мистер Фаррингдон все-таки протиснулся к ним, приведя с собой несколько девушек и юношей, которые хотели поговорить о детективах. Оказалось, что они читали довольно много произведений этого жанра – и очень мало всего остального. Экзамен по детективной литературе, несомненно, собрал бы богатый урожай Первых степеней, подумала Гарриет. Мода на психологический анализ, бушевавшая в ее время, пожалуй, прошла, и Гарриет инстинктивно чувствовала, что ее сменило стремление действовать, делать что-то конкретное. Исчезли и довоенная серьезность, и послевоенное изнеможение. Теперь умами владела жажда активных поступков, чего-то определенного, хотя определения этого определенного могли существенно расходиться. Детектив был популярен, поскольку там как раз делали что-то конкретное, а что именно – решал автор, и это было очень удобно. Гарриет пришло в голову, что всем этим молодым мужчинам и женщинам предстоит разрыхлять каменистую почву. И ей стало их жаль.

Сделать что-то конкретное. Да уж. Обдумывая ситуацию на следующее утро, Гарриет ощутила тревогу. История с Джуксом совсем ей не нравилась. Вряд ли он имеет какое-то отношение к подметным письмам: откуда бы ему взять ту цитату из “Энеиды”? Но этот человек затаил злобу, он способен на любую низость, да к тому же еще и вор. Неприятно, что у него вошло в привычку шататься ночами вокруг колледжа.

Гарриет была одна в профессорской, все остальные ушли работать. Вошла скаут со стопкой чистых пепельниц, и Гарриет вдруг вспомнила, что ее дети живут у Джуксов.

– Энни, – сказала она, повинуясь импульсу, – зачем Джукс ездит в Оксфорд по ночам?

Женщина вздрогнула.

– А он ездит? Вряд ли это к добру, мадам.

– Я видела, как он шнырял вчера ночью по Сент-Кросс-роуд, там можно легко перелезть через стену. Как вы думаете, он не взялся за старое?

– Не знаю, мадам, но я сама иногда сомневаюсь. Мне очень нравится миссис Джукс, и мне не хотелось бы доставлять ей лишние огорчения. Но я никогда не доверяла Джуксу. Наверное, надо моих девочек пристроить в другое место, он может на них дурно влиять. Как вы думаете?

– Безусловно.

– Я бы ни за что не стала осложнять жизнь приличной замужней женщине, – продолжала Энни, со стуком ставя на стол пепельницу. – И конечно, она права, что поддерживает мужа. Но дети все-таки важнее, правда?

– Конечно, – довольно рассеянно согласилась Гарриет. – Да, конечно, детям надо найти другое жилье. Вы не слышали, Джукс или его жена не говорили чего-нибудь подозрительного? Может, он опять ворует из колледжа или затаил злобу на кого-то из донов?

– Я не очень-то разговариваю с Джуксом, мадам. А его жена если бы и знала что-то, не сказала бы. И правильно, конечно. Он – ее муж, она должна стоять за него горой. Я понимаю. Но все равно, если он взялся за старое, мне нужно найти для детей другое место. Спасибо, что сказали, мадам. Я туда поеду в среду, у меня вторая половина дня свободна, и предупрежу миссис Джукс. А можно спросить, вы что-то говорили Джуксу, мадам?

– Да, я с ним говорила и сказала, что если он и дальше будет здесь шнырять, ему придется иметь дело с полицией.

– Рада слышать, мадам. Совсем неправильно, чтоб он сюда ходил как к себе домой. Если б я знала, то уснуть бы не смогла. Надо положить этому конец.

– Да, конечно. Кстати, Энни, вы не видели в колледже кого-нибудь в этом платье?

Гарриет взяла со стула черное крепдешиновое платье с рисунком и показала Энни, которая внимательно его рассмотрела.

– Нет, мадам, не помню такого. Может, кто-то из горничных, кто пробыл здесь дольше меня, знает? Там в столовой Гертруда, хотите поговорить с ней?

Гертруда, однако, тоже ничем не смогла помочь. Гарриет отдала им платье, чтобы они опросили остальную прислугу. Это не принесло никакого результата. Студенты тоже ничего не вспомнили. Платье вернулось к Гарриет неопознанным и невостребованным. Еще одна загадка. Гарриет решила, что оно может принадлежать самой злоумышленнице – но, если так, его должны были принести в колледж и прятать где-то до драматического появления в часовне. Поскольку если бы кто-то появился в нем в колледже, то его бы наверняка опознали.

Профессорская смиренно предоставила свои алиби, но ни одно из них не выдерживало критики. Что было совсем неудивительно – странно было бы, если бы железное алиби нашлось. Никто, кроме Гарриет (и, конечно, мистера Помфрета), не знал точного времени происшествия, и, хотя многие могли подтвердить свое место пребывания до полуночи или около того, все благочинно легли спать (или утверждали, что легли), по крайней мере, до половины первого. Были просмотрены журнал привратника и поздние пропуска, но никто из опрошенных студентов, которые могли оказаться во дворе в полночь, не видел подозрительных личностей с мантией, валиком или хлебным ножом. В таком месте легко совершить преступление. Колледж слишком велик, слишком открыт. Если бы кто-то прошел по двору не то что с валиком, а с полным комплектом белья и матрасом, другие бы и глазом не моргнули. Решили бы, что какой-нибудь страстный любитель свежего воздуха просто решил переночевать в саду.

Гарриет в раздражении отправилась в Бодлеанку и углубилась в исследование творчества Ле Фаню. Здесь, по крайней мере, понятно, что исследовать.

Она так нуждалась в каком-то умиротворяющем влиянии, что после обеда отправилась в Крайст-Черч, чтобы послушать службу в соборе. До этого Гарриет прошлась по магазинам и купила – помимо прочего – пакет безе, чтобы угостить студенток, которых она пригласила к себе на вечер. Идея завернуть в собор пришла ей в голову, когда она уже набрала полные руки пакетов. Однако они были не тяжелые, так что можно было и прогуляться. Она миновала Карфакс, сердито проклиная обилие машин и неудобство светофоров, и наконец влилась в струйку пешеходов, которая текла, явно с тем же, что и у нее, благочестивым намерением, по Сент-Олдейт и через огромный внутренний двор, не законченный Томасом Вулси [134]134
  Томас Вулси(Уолси) (1473–1530) – священнослужитель и царедворец, обладавший огромным влиянием. Именно он начал строительство колледжа Крайст-Черч, но не успел завершить строительство главного внутреннего двора, который теперь называется Том-квод.


[Закрыть].

В соборе было тихо и приятно. Гарриет еще немного посидела на скамье после того, как неф опустел и органист закончил импровизацию. Потом медленно вышла, повернула налево со смутным намерением лишний раз полюбоваться большой лестницей и обеденным залом, как вдруг какая-то фигура в сером костюме вылетела из темного дверного проема с такой скоростью, что чуть не сбила Гарриет с ног. Пакеты и свертки разлетелись во все стороны.

– Черт, – произнес странно знакомый голос, от которого сильнее забилось ее сердце. – Больно? Как это типично – вечно я мечусь и на все натыкаюсь, как шмель в бутылке. Неотесанный чурбан! Скажите, что вам не больно, а то я немедленно утоплюсь в Меркурии. – Свободной рукой (другой он поддерживал Гарриет) он указал на фонтан.

– Нисколько, спасибо, – сказала Гарриет, приходя в себя.

– Слава богу! У меня был неудачный день. Крайне неприятная беседа с младшим цензором [135]135
  Цензоромв Крайст-Черч называется то должностное лицо, которое в других колледжах зовется деканом. А деканом называется глава колледжа.


[Закрыть]. Там было что-нибудь бьющееся? О боже! Ваша сумка раскрылась, и все финтифлюшки рассыпались по ступенькам! Не двигайтесь! Стойте здесь, придумывайте, как меня обозвать, а я пока буду все подбирать на коленях, каждый раз повторяя mea culpa.

Именно так он и поступил.

– Боюсь, приключение не пошло на пользу безе. – Он виновато поднял глаза. – Но если вы скажете, что простили меня, мы пойдем на кухню и возьмем там свежих – тут они настоящие,фирменное блюдо и так далее.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказала Гарриет.

Конечно же это был не он. Это был юноша двадцати одного – двадцати двух лет от роду, с копной ниспадающих на лоб волнистых волос и красивым изменчивым лицом, полным обаяния, хотя изгиб рта и взлет бровей выдавали слабость характера. Но цвет волос был тот же – светло-желтый цвет спелого ячменя, и чуть растянутые интонации, и полупроглоченные слоги, и речь словно мыльные пузыри, и быстрая кривая улыбка, и больше всего – красивые, чувствительные руки, которые ловко собирали “финтифлюшки” и клали их в сумку.

– Вы еще никак меня не обозвали, – напомнил молодой человек.

– Кажется, я могу назвать вас по имени, – сказала Гарриет. – Вы… вы не родственник Питера Уимзи?

– Ну конечно, – ответил молодой человек, садясь на корточки. – Он мой дядя, причем куда более щедрый, чем еврейские дядюшки [136]136
  Молодой человек имеет в виду ростовщиков. Их часто эвфемистически называли “еврейскими дядюшками”.


[Закрыть], – добавил он, следуя за цепочкой грустных ассоциаций. – А мы с вами знакомы? Или вы просто догадались? Вы ведь не считаете, что я на него похож?

– Когда вы заговорили, я на мгновение приняла вас за вашего дядю. Да, кое в чем вы очень на него похожи.

– Это разобьет сердце маман, – сказал молодой человек с ухмылкой. – Дядю Питера не одобряют. Но я бы очень хотел, чтобы он был здесь. Он бы оказался удивительно кстати. Но его, как всегда, где-то носит. Загадочный старый котяра, а? А вы, видимо, его знаете? Забыл этот трюизм про тесный мир, но будем считать, я его произнес. Так где сейчас наш пострел?

– Кажется, в Риме.

– Чего еще от него ждать. Придется писать письмо. Очень трудно в чем-то убедить в письме, а? Так много всего приходится объяснять, а знаменитое семейное обаяние не держится на бумаге. – Он улыбнулся с обезоруживающей откровенностью, поднимая последнюю закатившуюся куда-то монетку.

– Правильно ли я понимаю, – спросила Гарриет, которую все это очень забавляло, – что вы собираетесь воззвать к лучшим чувствам дяди Питера?

– Что-то вроде того, – сказал юноша. – Он на самом деле довольно человечный, если правильно к нему подойти. Кроме того, мне есть чем припугнуть дядю Питера – в самом худшем случае я могу сказать, что перережу себе горло и тогда ему не отвертеться от землянички.

– От чего? – переспросила Гарриет, думая, что это, должно быть, последняя версия оксфордского сленга, что-то вроде “жизнь малиной не покажется”.

– От земляничных листьев, – разъяснил молодой человек. – В смысле, ни елей, ни скипетр, ни держава его не минуют. Получит свои четыре ряда изъеденного молью горностая [137]137
  Земляничные листья изображены на герцогской короне, парламентское облачение герцогов отделано в четыре ряда горностаевым мехом. Елей, скипетр и держава – также признаки власти. “Ни елей, ни скипетр, ни держава” – прямая цитата из пьесы В. Шекспира “Генрих V” (акт IV, сцена 1). Перевод с англ. Е. Бируковой.


[Закрыть], не говоря уж о гнилых бараках в Денвере, которые скоро сожрет плесень. – Видя, что Гарриет все еще смотрит с недоумением, он продолжил: – Простите, я забыл. Меня зовут Сент-Джордж, и папаша не удосужился снабдить меня братьями, поэтому как только напротив моего имени напишут d.s.p. [138]138
  Аббревиатура латинского выражения decessit sine prole,“скончался, не оставив потомства”. Используется в генеалогии.


[Закрыть], дядя Питер попался. Конечно, отец может его пережить, но не думаю: не такой Питер человек, чтоб умереть молодым, разве кто-то из его любимых преступничков его прикончит.

– Это легко может случиться, – заметила Гарриет, вспомнив урода с ружьем.

– Тем хуже для него, – покачал головой Сент-Джордж. – Чем больше он рискует, тем скорее ему придется сунуть шею в брачную петлю. И никакой тебе холостяцкой свободы с верным Бантером в квартирке на Пикадилли. И никаких ослепительных венских певиц. Так что сами видите, он кровно заинтересован в том, чтобы со мной ничего не случилось.

– Очевидно, – сказала Гарриет, пораженная этим новым взглядом на предмет.

– Слабость дяди Питера в том, – продолжал лорд Сент-Джордж, осторожно высвобождая из обертки расплющенные безе, – что у него сильно развито чувство общественного долга. По внешнему виду не скажешь, но это так. Попробуем покормить карпов? Людям это уже не скормишь. Пока что ему удавалось ускользнуть – старый упрямец! Говорит, у него будет та жена, которая ему нужна, или никакой.