Текст книги "Тайна Иерихонской розы"
Автор книги: Дороти Иден
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
С облегчением я встретила рассвет с его ослепительными лучами солнца, пробивающимися ко мне в комнату через окно. Тут же пришла Полли с подносом, и я немедленно ее отослала с запиской к Джону. Она вернулась через несколько минут, все еще с запиской в руке и сказала, что мистер Джон уже уехал. Ему нужно было уладить очень много дел до свадьбы, которая должна была состояться на следующей неделе.
Я едва притронулась к великолепному завтраку. Попыталась читать, но через несколько страниц отложила книгу. Вскоре Полли принесла мне чашку молока и осталась немножко поболтать. Она собиралась провести день со знакомыми родителей и была очень взволнована по этому поводу. Она ушла, и я, взяв костыли, подошла к окну. Коррин была в саду со своей матерью, пытаясь приколоть розу рядом с брошью у ее горла. Миссис Беатрис отказывалась, и выражение ее лица было сердитым, как будто они ссорились. Я отвернулась, вдруг почувствовав, что невыносимо устала ощущать себя инвалидом. Медленно и неловко я надела канифасовое платье в горошек и накинула на плечи темно-кремовую шаль, сколов ее маленькой золотой булавкой. Я собиралась прогуляться.
Без особого труда, добравшись до ступенек, я остановилась, осторожно разглядывая их. Из библиотеки вышел мистер Эмиль, заметил меня, и, взбежав через ступеньку наверх, схватил меня на руки и отнес вниз.
– Не нужно этого делать, если вы неуверенны в себе, – посоветовал он.
– Гэби? – Коррин вошла, как раз когда мистер Эмиль опускал меня на пол; на ее глаза упала легкая тень. – Гэби, дорогая, вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете? Ну, ладно, – ее голос звучал неуверенно, – идемте в гостиную, по крайней мере, там есть удобное кресло. Эмиль, помоги.
– Нет, я могу сама, – заверила я его и неуклюже направилась в комнату.
– Вы просто должны нас всех ненавидеть за то, что мы позволили, чтобы такое случилось, – она помогла мне расправить юбки; ее голос звучал сочувственно. – Как легкомысленно было с нашей стороны не предупредить вас об этих ловушках. Их ставят от браконьеров.
– Кажется, эту никто не ставил. Абвер от нее отказывается.
Остренький подбородок Коррин опустился.
– Ах, Абвер. Это точно был он. Этот человек так легко забывает что угодно, когда ему нужно. Я замечала за ним это и раньше. Эмилю просто придется с ним поговорить. А вам, – она тепло улыбнулась, – не помешает быть поосторожней. Джон и так долго ждал, подождет еще, – она засмеялась. – Не будьте такой серьезной, Гэби. Я понимаю, как вы себя чувствуете. Тяжело быть терпеливой. Этим искусством я, признаюсь, сама не очень-то владею.
– Мне намного лучше сегодня, – сказала я, почувствовав вдруг доверие к ней. – Хочу ненадолго выйти на улицу, прогуляться.
– И не судите нас строго, – ее глаза искренне блеснули. – Нам очень неловко.
– А, мисс Гэби! – в комнату въехала миссис Мария, одобрительно глядя на меня. – Вам не терпится встать на ноги. Это хороший знак. Джон будет доволен, – она одарила меня своей великолепной улыбкой и посмотрела на свои накрытые одеялом ноги. – Вы знаете, вам очень повезло, что вы не остались вот такой после этого происшествия. Я так хорошо помню свою свадьбу… Кэлверт так был похож на Джона. Красивый, решительный… Он настоял на том, чтобы мы поженились даже после несчастного случая. Я, естественно, поначалу беспокоилась, но потом никто из нас не жалел о принятом решении. Ну, ладно, хватит воспоминаний. Теперь у вас с Джоном будет своя семья. Надеюсь, он закупит все, что я ему написала в списке, – ее глаза сияли, и, казалось, она помолодела. – Признаться, меня взволновала предстоящая свадьба.
– А Джон скоро вернется?
– У него много дел, не думаю, что его стоит искать раньше пяти или шести. Вас что-то беспокоит, дорогая? Вы выглядите такой напряженной.
Я улыбнулась.
– Со мной все в порядке.
В дверях показалась Полли.
– Миссис Мария, приехала миссис Тенабалм.
Она кивнула.
– С вашего позволения, – она выкатила кресло.
Я уже начала вставать, чтобы пройтись, как Коррин взяла меня за руку.
– Я бы хотела кое-что с вами обсудить, если вы не против.
– Конечно.
– Это насчет Пити, дорогая. Только, пожалуйста, не подумайте, что это мое желание или предложение; это просьба Пити. Я постаралась отговорить его, но… ну, вы знаете, он упрямый ребенок. Вы ему нравитесь, я уверена. Я думаю, просто дело в том, что он привык ко мне и ненавидит перемены, – она остановилась и в нерешительности посмотрела на меня. – Мне так не хочется вам это говорить, но он просил меня поговорить с его отцом, чтобы вы его больше не учили. По-моему, он слишком уж упрямится, и его просто нужно хорошенько отшлепать, но, к сожалению, не я занимаюсь его манерами. Он сказал, что если я с ним не поговорю, то он это сам сделает, в чем я очень сомневаюсь, но я все-таки решила, что лучше этим заняться самой, – она взяла меня за руки и пожала их. – Мы стали подругами, и ничего не должно вставать между нами. Поэтому я должна была сказать вам это.
Я была удивлена, подавлена, у меня практически не было слов.
– Да, я благодарна, что вы сказали мне, Коррин. Его отец об этом уже знает?
Она подняла брови и нехотя улыбнулась.
– Это ведь такое деликатное дело, правда? Мне совершенно не хочется говорить ему, что его сын хочет, чтобы его учила я, а не женщина, на которой он собрался жениться. Я надеялась, что вы согласитесь с ним об этом поговорить.
Я подняла глаза и увидела, что она взволнованно смотрит на меня.
– Надеюсь, это не коснется нашей дружбы, – продолжала она. – Вы знаете, я забочусь только о благе Пити, но сейчас я бы его запросто отшлепала!
– Я понимаю, – я заставила себя говорить непринужденно. – Я поговорю с Джоном. Меня просто это немного огорчает. Но, думаю, этого следовало ожидать, – я подалась вперед. – Мисс Коррин, ребенок болен, я это знаю. Я точно знаю – его ум в полном порядке, это все только признаки физической болезни. Но что мне делать, если он так отвергает меня? – Я огорченно вздохнула. – Он чего-то боится, если бы только знать, чего. Я сделаю как обещала, но сначала попытаюсь поговорить с ним и убедить его дать нам еще немного времени. У меня были такие планы для него!
– Как мне больно видеть, что вы так огорчены. Хотите я его сейчас позову?
– Нет, нет. Я, пожалуй, сначала подышу свежим воздухом. Мне нужно время, чтобы подумать об этом. И спасибо еще раз, что сказали мне, – я неуклюже встала, пытаясь совладать с костылями.
Я шла, не обращая внимания на жару и сильные порывы ветра, которые грозили растрепать мне прическу. Вот и первое препятствие свадьбе с Джоном Дьюхаутом, и, между прочим, очень важное. Почему Пити об этом попросил? Я просто не могла поверить, что он сам этого захотел, несмотря на то, что я сказала Коррин.
Тень сомнения пронеслась у меня в голове. Действительно ли Пити не хотел, чтобы я выходила замуж за его отца по той причине, в которой я была уверена – из-за верности своей матери? Или, может, он просто боялся, что я останусь в Уайт-Холле навсегда?
Господи, о чем я думаю! У взрослого могла быть на это причина, как это было ни странно, но не у ребенка же!
Все-таки я не совсем избавилась от этой мысли. Ведь мне и раньше приходило в голову, что Пити кого-то боялся? Может быть того же, кто пытался убить меня? Нет, решила я, нельзя винить Пити за его поступок. Но мне было гораздо обиднее, чем я могла признать.
Я ходила кругами, по ровным тропинкам; один раз остановилась поболтать с Клэппи и отправилась дальше. Не было настроения разговаривать. Когда я, наконец, так утомилась, что не могла идти дальше, и у меня заболели руки, я присела отдохнуть на маленькую деревянную скамеечку. Было еще столько нерешенных вопросов. Узнаю ли я хотя бы после свадьбы, кто мой враг? Разрешит ли мне Джон показать Пити врачу? И узнаю ли я, кого боится Пити?
Я гуляла, приводя мысли в порядок почти два часа, и вернулась в свою комнату с тяжелым сердцем.
В доме было тихо; моя комната выглядела уныло, а я мучилась неизвестностью. Чтобы избавиться от всего этого, я легла спать.
Проснувшись, я потерла глаза и откинула волосы со лба. Луна заглядывала в окно, как огромный светящийся жук с детишками-звездами вокруг нее. Жара спала, оставив после себя приятную теплую погоду. Вместе с жарой ушло и мое беспокойство, и голова стала соображать лучше. Я поднялась, переоделась в светло-голубое платье и переколола волосы, слегка улыбаясь. Удовлетворенная своим отражением в зеркале, я вдруг поняла, что умираю с голода. На моих маленьких часах был уже десятый час вечера – что ж, я могу что-нибудь найти на кухне.
Я начала убирать постель и вдруг насторожилась, заметив, как необычно тихо было в доме. Я взяла костыли и подошла к окну. Как красиво! В большой комнате горели свечи, и их теплый свет проникал на веранду и дальше, в сад. Несмотря ни на что, мне нравился этот дом. Мы с Джоном могли бы быть так счастливы, если бы только… Я вздохнула, закрыла ставни и задернула занавески.
Сзади раздался шорох, и я чуть не упала: мои нервы были отнюдь не в прекрасном состоянии.
Это была Полли.
– Мисс Гэби! – Она всхлипнула, как будто плакала.
– Полли, что случилось?
– Вас ждут внизу, мисс. О, мисс! – ее руки взметнулись к лицу, и она разрыдалась. Я подошла к ней.
– Полли, в чем дело? Скажи мне!
Она яростно замотала головой, шмыгая носом. Поскольку я не смогла из нее вытянуть ни слова, я взяла ее под руку и мы спустились вниз. Как только мы достигли последней ступеньки, она снова в голос зарыдала и кинулась на кухню; я даже не успела остановить ее. Холл был погружен в темноту, горел только один светильник. Я пересекла его и направилась в большую комнату, где ярко горел свет и слышались голоса.
Шум стих, как только я вошла. На меня смотрело пять холодных злых лиц.
Неподвижных, непроницаемых, ждущих.
ГЛАВА 14
У меня застыла кровь в жилах, когда я посмотрела на Джона; в его лице не было ни кровинки, он дышал тяжело и страшно.
– Гэби, – он говорил напряженным, пронзительным голосом, которого я раньше никогда не слышала, – что ты делала сегодня днем?
Как мне тяжело было смотреть на его гнев, не понимая в чем дело!
– Я… ничего, – у меня тут же все вылетело из головы. – То есть ничего особенного. А что?
– А что – ничего особенного? Объясни, пожалуйста, – требовательно спросил он, таким тоном, как будто мы были незнакомы.
Я почувствовала резкий приступ страха.
– Что ты имеешь в виду, Джон? Я не делала ничего, что имело бы значение.
Он ничего не отвечал, глядя па меня с холодным презрением. Я взволнованно продолжала:
– Сегодня утром я всего-навсего встала, оделась и спустилась вниз. Днем я поговорила чуть-чуть с твоей матерью и Коррин, а потом вышла прогуляться. Когда я вернулась, я прилегла вздремнуть.
И все это время спала, проснулась только несколько минут назад.
– Ты не видела Пити целый день?
– Я… н…нет, не думаю, – из-за его тона я начала заикаться. – Нет. Нет, не видела.
Мышцы на его лице напряглись, и появились угрюмые складки. Я знала его хорошо и видела, как его лицо покинуло всяческое подобие человеческой теплоты. Оно было холодным и непроницаемым. Но вместе с тем оно было таким презрительным, что это меня напугало.
– Значит, ты вообще отрицаешь, что видела его.
– Конечно. Последовала долгая пауза.
– Тебя видели в его комнате сегодня, – он произнес эти слова ровным голосом, и, казалось, не мог больше произнести моего имени. – Видели, как ты ему давала что-то выпить. Ты поила его виски! – его кулак с грохотом обрушился на стол, опрокинув маленькую стеклянную вазочку.
Никто не обратил внимания ни на нее, ни на маленькую лужицу, растекшуюся по полу.
– Чепуха! – закричала я, на этот раз сердито. – Говорю тебе, я сегодня Пити не видела. Ты что, мне не веришь? Зачем мне врать?
Он смотрел сквозь меня.
– Джон, никто не мог меня видеть. За кого… за кого ты меня принимаешь? Кому, как не тебе лучше знать, что я никогда бы не сделала Пити ничего плохого!
– Прекрати это! Прекрати… Мама видела тебя, – он прошептал это, едва контролируя себя.
– Она не могла, – сказала я тихо, оглушенная обвинением.
– Ладно, мисс Гэби, нет смысла отрицать, – голос миссис Марии прозвучал так же холодно и ровно, как и голос ее сына. – Я рада, что оказалась этому свидетельницей, а то мы могли бы никогда не узнать, пока не было бы слишком поздно.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Я говорю, мисс Гэби, что сама видела, как вы это сделали. Как вы можете стоять здесь и изображать оскорбленную невинность? Я видела сама и не ошиблась. Я заметила, что мальчик ведет себя странно, и обеспокоилась. Я позвала миссис Беатрис, и она принесла мне бутылку, которую вы ему дали. Вот что она мне принесла, – ее взгляд обратился к ужасной бутылке на маленьком мраморном столике недалеко от нее. – Я была поражена. Ведь бедный ребенок ничегошеньки не знает, он едва жив.
Я вскрикнула и сжала пальцами виски.
– Боже мой, я ничего об этом не знаю! Доктора вызвали?
– С ним доктор Брауни, – сообщила Коррин. Я заметила, что кулаки Джона сжимаются. – Мы надеемся что-нибудь узнать с минуты на минуту.
– Я был таким невнимательным отцом, – ругал себя Джон. – Подумать только, мне потребовалось такое несчастье, чтобы понять, что у меня все-таки есть сын! Если еще только не слишком поздно, – он не посмотрел на меня, но я почти физически почувствовала его ненависть.
Я стояла, ломая руки, чувствуя себя абсолютно беззащитной и совершенно не зная, что же делать дальше. Я сделала шаг вперед и не решилась двинуться дальше.
– Джон, пожалуйста, ты должен мне поверить.
– Перестаньте, мисс Гэби, это вам сейчас не поможет, – я посмотрела на миссис Беатрис. Странно, но она выглядела скорее печальной, нежели сердитой.
– Что сделано – то сделано.
– Но я этого не делала.
Я обвела их взглядом. Только мистер Эмиль оставался молчаливым. Он сидел рядом со своей женой и выглядел пораженным, или разгневанным, или разочарованным – я не могла разобрать.
– Зачем? – вдруг набросился на меня Джон. – Он же всего-навсего ребенок, совсем еще малыш. Коррин рассказала мне то, что ей пришлось сказать тебе сегодня днем. Почему, ответь мне?
Слезы теперь ручьем катились по моему лицу, и я не пыталась их остановить.
– Джон, что я еще могу сказать? Я этого не делала.
– И это еще не все, – добавил он с горечью. – Коррин считала, что не стоит меня расстраивать, и ничего не говорила мне раньше, Но после того, что мы сегодня узнали, у нее не осталось другого выхода.
Коррин сделала небольшое движение, она выглядела виноватой.
– Я ничего не делала! – воскликнула я.
– Тогда ответь мне всего на один вопрос! Коррин действительно видела, как ты выходила из моей комнаты в тот вечер, когда был прием?
Повисла пауза.
– Я жду ответа!
– Да, – выдохнула я, – но я могу это объяснить. Он взглянул на меня и отпрянул, как будто ему стало противно. Пол подо мной закачался.
– Мне не нужны твои объяснения! Я просто хочу, чтобы ты убралась из этого дома, с глаз моих долой! Сегодня же!
Если бы даже я и попробовала, я бы не смогла остаться там ни минуты. Не обращая внимания на боль в ноге, я поспешила из комнаты и вверх по лестнице, горько рыдая.
Я слышала, как звала меня Клэппи, но не могла ответить. Еще я слышала, как Коррин пыталась успокоить Джона.
– Ты не можешь ее вот так выгнать ночью, Джон, – ее голос слегка дрожал, но был достаточно спокоен.
– Ее нога еще не совсем зажила, и уже поздно. Пожалуйста, разреши ей остаться, хотя бы пока она не сможет ходить без костылей.
– Я хочу, чтобы она убиралась отсюда и немедленно!
– Джон, как она сможет? Нужно постараться сохранить хоть каплю спокойствия даже в такой ситуации.
– Спокойствия, Коррин? – я вздрогнула от его гнева. – Чего ты от меня ожидаешь? Мама видела, как она давала виски Пити! Он сейчас там, наверху, умирает, а ты хочешь, чтобы я сохранял спокойствие? Она еще к тому же все отрицает!
– Джон! Джон! – сразу несколько голосов последовало за этим разъяренным криком.
Повинуясь чувству долга, я направилась, с опущенной головой, вся в слезах, мимо ряда дверей к комнате Пити. Он еще жив? Я подошла к двери, как раз когда вышел Син.
Увидев мое заплаканное лицо, он протянул руки, чтобы остановить меня, но я вырвалась и, спотыкаясь, побежала в свою комнату. Он окликнул меня, но не стал догонять.
Через минуту я услышала его голос, громкий и негодующий.
– Это не твое дело, Брауни, – грубо ответил Джон. – Как мой сын?
– Не слишком хорошо, – голос Сина одобрительно смягчился. – Расскажи мне, как он добрался до этой гадости?
– Разве это имеет сейчас значение? Сейчас меня, прежде всего, волнует, с ним все будет в порядке?
– Пока не могу сказать. До завтра ничего определенного не станет известно. Я завтра вернусь. Рано. Нужно все-таки как-то узнать… – последовала короткая пауза. – Знаешь, он ведь принимает это пойло уже достаточно длительное время… – он снова замолчал.
– Что ты имеешь в виду? – услышала я громкий голос Джона.
– Понимаешь, такое количество виски, какое в него влили, убило бы его сразу, если бы он не был к этому приучен. Это элементарно.
Я услышала чьи-то шаги на лестнице и увидела Коррин, подобравшую юбки и спешившую к Пити в комнату.
Мужчины спустились дальше в холл, и, чуть-чуть подвинувшись, я могла увидеть их. Син успокаивающе похлопал Джона по спине.
– Успокойся, Дьюхаут, ты ничем не можешь помочь. Я послал Коррин наверх, она будет мешать ему заснуть, как только сможет. Ему нужно прободрствовать как минимум двенадцать часов. Я рано вернусь, – он вежливо кивнул миссис Марии и ушел.
Я сбежала по ступенькам так быстро, как мне только позволяла моя больная щиколотка, и догнала его на парадной лестнице.
– Мисс Гэби! – он пошел ко мне навстречу и обнял меня. Я, дрожа, остановилась, и он посмотрел мне в глаза. – Мисс Гэби, что с вами случилось? – его лицо скорее выражало тревогу, чем недоумение. Я снова заплакала.
– Син, с Пити все будет в порядке? Он ведь не умрет, правда?
– Успокойтесь, – он поднял мое лицо за подбородок. – Ну, успокоились? О Пити я пока что ничего точно сказать не могу. Сейчас ему будет очень тяжело. Но у него молодой организм, много сил. Я считаю, кто-то довольно долго приучал его к алкоголю, – он сказал эти последние слова очень резко.
– О, Син!
– Жизнь мальчишки была кромешным адом. Он пьет эту гадость, по крайней мере, год, даже больше. Вы что-нибудь об этом знали?
Холодная рука ужаса сдавила мне грудь.
– Вижу, что не знали, – он еще больше нахмурился. – Ему даже, в какой-то мере, повезло: если бы его организм не был к этому приучен, сейчас он уже был бы мертв. А так у него есть шанс.
– Господи, но как? – услышала я собственный голос, все еще не в силах осознать реальность происходящего. – Син, кто мог тайком сделать такую ужасную вещь?
– Существует много способов скрыть запах, если вы это имеете в виду. Ведь все же замечали, как странно Пити себя ведет, даже вы сами. Еще бы, не удивительно! Когда в него постоянно вливали эту дрянь, конечно, он казался всем неполноценным: алкоголь замедлял его мышление, утомлял организм и ослаблял мышцы, – он сжал мою руку, но не сильно. – Вы хоть что-нибудь об этом знаете, мисс Гэби? У вас есть хоть малейшее представление, кому нужно было убрать мальчика с дороги?
Я медленно огляделась, не замечая белого крыльца, веток деревьев на углу и высоких колонн на крыльце.
– Я бы все отдала, чтобы узнать это. Джон думает, что это я дала Пити виски, – я продолжала, не давая ему перебить, – миссис Мария говорит, что видела, как я это делала; так чему же ему еще верить? – я замотала головой, шпильки выскочили и волосы рассыпались по плечам. – Что я еще могу сказать им, кроме того, что я этого не делала? Джон меня даже не слышит.
– Конечно, вы этого не делали! – на его лице отразилось возмущение. – Что такое произошло с Дьюхаутом? Если он этому поверил, то он просто дурак, – он прямо посмотрел на меня своими голубыми глазами.
Я покраснела и отвернулась, чувствуя себя совершенно несчастной.
– Не заставляйте себя так страдать, мисс Гэби, – я едва выносила его доброжелательный тон. – Поедемте со мной. Я устрою вам номер в Сан-Францицко, в центре города. Я не могу видеть вас в таком состоянии.
– Нет, Син. Я не могу уехать, пока здесь так обстоят дела. Пока Джон так думает, я не могу уехать. Просто не могу.
Он понимающе кивнул.
– Если я чем-то могу помочь… Увидимся завтра. Если я вам понадоблюсь раньше, только пошлите Полли.
Я стояла и смотрела, как он сел на свою лошадь и поскакал по дороге. Я смотрела ему вслед, пока его серый пиджак не скрылся из виду за деревьями; потом повернулась, вошла в дом и направилась прямиком в свою комнату.
Комната была мрачной, неприветливой. Я не стала раздеваться, просто упала поперек кровати, пытаясь осознать все, что случилось.
Кто дал Пити виски? Син был прав – кому-то понадобилось убрать мальчика с дороги. Почему солгала миссис Мария… Я-то считала, что нравлюсь ей… Хотелось плакать.
Наконец, пометавшись на подушке, я все-таки заснула. Утром я нашла свою подушку на полу.
Утро принесло с собой лютый голод, что сделало меня окончательно несчастной. Я умывалась и одевалась механически, не желая ни о чем думать и ничего чувствовать. Закончив, я села на краешек кровати, обдумывая, что же делать дальше. Мои воспаленные глаза обратились к двери, и одна только мысль о том, что придется спускаться вниз и встречать эти враждебные чужие взгляды, тут же усмирила мой голод. Потом, чувствуя, что больше этого не выдержу, я увидела под дверью листок белой плотной бумаги. Я мрачно подняла его и с громким шуршанием развернула.
«СМЕРТЬ ПОМОЖЕТ, ЖАКМИНО».
Я упала на кровать и горько зарыдала. В моем мозгу вспыхивали воспоминания о моей жизни до приезда в Уайт-Холл; воспоминания о моем отце, о вещах, которым он меня учил.
Теперь у меня, его не было; я была одна-одинешенька. Я решительно села. У меня были знания, которые он передал мне, я из рода Стюартов и не сдамся. Я не дам этим физиономиям внизу повода для злобы; буду сидеть здесь, в своей комнате. Но я не буду просто так сидеть и лить слезы.
«Как?» – спрашивала я себя снова и снова. Как могла миссис Мария видеть, что я даю виски Пити? Если она солгала, тогда это значило, что она была одной из тех, кто хочет избавиться от меня, и могла сделать это сама. Правда, она не могла поставить капкан или толкнуть меня под быка, но ей вполне могли помогать. И потом, нельзя было забывать, что кто-то позаботился о розовых лепестках у меня в ботинках, что явно было сделано специально, чтобы я подумала на Коррин.
Розовые лепестки могла оставить только Коррин, и эта очевидность настораживала меня. И смущала. А кто мог так ненавидеть Коррин, по непонятным мне причинам? К сожалению, ее мать.
Я все время мыслями возвращалась к ней. Вдруг мне в голову пришла новая мысль… Да, а ведь миссис Беатрис запросто могла надеть одно из моих платьев и притвориться мною, а потом, когда миссис Мария позвала ее, снова переодеться и принести бутылку. Господи, какой же я была глупой, теперь все сходилось. Вот почему миссис Беатрис выглядела вчера такой грустной, вместо того, чтобы сердиться: она сделала это сама и, должно быть, еще чувствовала себя виноватой. А Коррин наверняка догадывалась о серьезном состоянии матери. Это объясняло ее заступничество за меня перед Джоном.
Вопрос был в том, смогу ли я открыто поговорить с Коррин об этом? Несмотря на то, что я знала о состоянии миссис Беатрис, я чувствовала, что у нее есть разумная причина. Как отнесется к этому Коррин, если я ей скажу? Я не полностью была уверена в силе пашей дружбы; правда, мы стали друзьями, но, наверное, благодаря тяжелой атмосфере в доме, мы не достигли полной откровенности. Я не имела ни малейшего представления, как она это воспримет. Поверит ли она, что я просто хочу раз и навсегда покончить с этой проблемой и помочь ее матери, или воспримет это как гадкое обвинение? Вспомнив, как она защищала меня перед Джоном вчера, без всякой видимой на то причины, я решила, что надо попробовать. Потом, если это будет необходимо, я уеду из Уайт-Холла. Но сейчас мне нельзя было дальше сидеть без дела, а то я могла бы снова разрыдаться.
Я встала и открыла бюро, чтобы достать носовой платок. Там лежали записки. Я не могла оставить их там или уничтожить их. Нужно было отдать их Джону; я слишком его любила, чтобы этого не сделать. По крайней мере, у него будет доказательство, что Лаурин не писала ему этой записки в ту ночь, когда она исчезла.
Ненужные слезы снова выступили на моих и так уже покрасневших глазах при мысли о том, что мне придется уехать. Мне пришлось бороться с искушением кинуться вниз, умолять его поверить мне, расспросить Коррин и миссис Беатрис, еще раз подробно расспросить миссис Марию о том, что она видела. Но, но их мнению, все было ясно и обжалованию не подлежало: я была виновата.
Я смотрела на свое отражение в зеркале и чувствовала холодную ненависть Джона ко мне, как будто он тоже был там. Раньше у меня была его любовь, теперь у меня осталось только его презрение и ненависть. Эта мысль совсем лишила меня сил. Я перестала думать, просто снова, дрожа, села на кровать.
Я ничего не делала, просто сидела, бессмысленно глядя на коричневые занавески, раздуваемые легким ветром. Взлетят – упадут, взлетят – упадут… Это движение еще больше внушало мне нежелание двигаться, и во мне росло странное нереальное чувство, что где-то я уже это видела. Занавески взлетали и падали… Я, вздрогнув, отвела глаза. Неужели я схожу с ума?
Я закрыла глаза и, открыв их через несколько минут, увидела листок бумаги под дверью. Я автоматически встала и подобрала его, думая в тот же момент, что человек, который хотел убить меня, который уже причинил мне столько вреда, только что был у моей двери, с той стороны. Если бы я только знала! Я бы осмелилась посмотреть ей в глаза и нашла какой-нибудь способ заставить ее признаться. Я удивлялась: неужели она получала удовольствие, мучая меня? Когда я найду следующую записку?
Я быстро прочитала записку, больше не пугаясь: во мне была только злость и чувство несправедливости.
«ПОЙДЕМ, ЖАКМИНО. СМЕРТЬ ЖДЕТ НАС».
Опять Жакмино!
Миссис Беатрис очень бы расстроилась, если бы узнала, что ее дурацкие записки и это имя больше не тревожили меня. Меня волновал только ее мотив. Вдруг это имя – Жакмино – показалось мне очень знакомым. Но тут же это чувство пропало. Интересно, смогла бы я получить ответ прямо здесь и сейчас, если бы только постаралась и подумала? Должна же быть какая-то причина, по которой она называет меня Жакмино. Нужно было выяснить значение этого слова.