Текст книги "Роковые тайны"
Автор книги: Дороти Гарлок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 18
Не зная, как сгладить впечатление от сказанного ею, Эдди обошла кровать и скользнула под простыню. Вытянулась на спине и уставилась в потолок, прислушиваясь к шагам Джона. Наконец он разделся и лег рядом ней.
– У меня нет ночной рубашки, Эдди. Во время путешествия я сплю в штанах. Дома же сплю голым.
– Не надо менять свои привычки ради меня, – тихо ответила она.
– Не хочу, чтобы ты подумала, будто я собираюсь наскочить на тебя.
– Я так не думаю.
– Ночь покажется нам очень длинной, если мы будем лежать, боясь дотронуться друг до друга. Я бы хотел обнять тебя…
– И я бы того же хотела.
Джон осторожно притянул Эдди к себе, и она, прижавшись к нему всем телом, положила голову на его плечо.
– Так лучше, не правда ли?
– Надо было заплести волосы, а то они лезут тебе в лицо.
Джон взял ее длинные шелковые волосы и закрыл ими свою голую грудь. Он поймал руку Эдди, прижал к своему сердцу и накрыл ладонью:
– А так тебе нравится?
Эдди лежала не шевелясь, наслаждаясь близостью обнаженного мужского тела, вдыхая его запах. Вопреки ожиданию она не чувствовала никакого страха.
– Это вполне… приятно, – наконец отозвалась она.
– Я верю, мы будем счастливы, Эдди.
Она ощутила легкое ласковое прикосновение усов к своему лбу, когда он говорил.
– Надеюсь. Надеюсь не разочаровать тебя.
– Со временем мы полюбим друг друга. – Волнуясь, он ждал ответа.
– Один мой старый друг говорил мне, что сначала человек должен понравиться, затем наступает дружба. Если суждено, то потом появляется любовь.
– Это разумно. Ты мне нравишься. Очень многое в тебе мне нравится.
– Ты тоже мне нравишься.
– А что тебе во мне нравится? Я не красавец. За день могу не произнести и трех слов.
– Вот уж не подумала бы. Ты много болтал со мной.
– Может быть, это оттого, что с тобой легко разговаривать. Так что тебе во мне нравится?
– Ну… например, твоя внешность. – От смущения она уткнулась лицом в его шею.
– Ты смеешься надо мной!
– Да нет же. У тебя прекрасная фигура, ты выделяешься в толпе.
– Это из-за моей одежды. Дома я не буду столь заметен.
– Ты любишь детей, добр с ними, – продолжила она. – Временами ты кажешься суровым, но на самом деле это не так. Я знаю: случись беда – и ты будешь рядом. Но не это самое главное, – поспешно добавила она. – Ты умеешь хорошо торговаться, иначе не видеть бы мне добрых мулов от мистера Бердселла.
– Эдди, ты уверена, что говоришь обо мне? – Джон засмеялся – видно было, что он очень доволен. – У тебя что, с головой не в порядке?
«О Господи, откуда она взялась? Эми ее наверняка полюбит».
– Завтра утром я, наверное, не смогу надеть шляпу.
Он снова рассмеялся и обнял Эдди. Но тут его возбужденная плоть соприкоснулась с ее бедром. Эдди сделала вид, что ничего не заметила, однако Джон тут же отодвинулся.
– Знаешь, о ком я думаю, когда гляжу на тебя? – Ей было легко говорить с ним в темноте.
– Я боюсь спросить.
Эдди начала смеяться и не могла остановиться. Она уткнулась в его плечо. Джон погладил ее по затылку, локонам. Эдди продолжала смеяться.
– У меня ощущение, что мне не понравится твой ответ, – сказал он, прижав губы к ее виску. – Кого я тебе напоминаю, что это вызывает такой смех?
– Я собиралась сказать… Квазимодо. Чтобы… поддразнить тебя. Забавно. Если и есть кто-то, столь непохожий на Квазимодо, то это ты.
– Квазимодо? Горбун? Что ж, Эсмеральда, очень мило с твоей стороны. – «Мне досталось сокровище!» Джон пощекотал ее под ребрами, и Эдди взвизгнула. – Ты не думала, что я догадаюсь, о ком ты говорила, не так ли?
– Да… не думала…
– Твой муж вовсе не невежественная деревенщина, миссис Толлмен. Знай, у нас дома полное собрание сочинений Гюго. Сначала нам мама читала, затем, когда мы подросли, стали читать сами.
– Ты… обманываешь меня? – спросила Эдди, когда наконец кончила хохотать.
– Нет. Впрочем, да. Я был уверен, что ты собиралась назвать Сэма Хьюстона, Джимми Боди или Хатклиффа, – ответил он со счастливым смешком.
– Ни в коем случае не Хатклифф! Может быть, Сэм Хьюстон. Когда я смотрю на тебя, то думаю о Хоке из «Последнего из могикан».
– Так? О Хоке? Он герой. Спасает девиц, оказавшихся в трудных ситуациях. Никогда не пристает к ним. А я, наоборот, с удовольствием пощекотал бы тебя.
– Не надо! Пожалуйста! Со мной могут произойти ужасные вещи.
– А что случается с тобой, когда тебя целуют? – спросил он внезапно напряженным голосом. Намеренно или случайно его руки оказались у нее на груди.
– Не то, что при… щекотании.
Голос ее сник, и она обратила к нему лицо. Сердце учащенно билось. Все тело было охвачено возбуждением. Ее ладонь, зажатая между рукой и телом Джона, ощущала удары его сердца.
Джон обнимал Эдди крепко, но нежно. Казалось, прошла вечность, прежде чем его губы скользнули вдоль ее щеки ко рту. Он издал стон и начал целовать мягкие приоткрытые губы. Затем, как будто не мог насытиться, жадно впился ей в рот и стиснул в объятиях.
Она не была готова к такому повороту событий.
– Ты женщина, созданная для поцелуев, Эдди Толлмен, – хрипло сказал Джон, отрываясь от ее губ. – Ты как цветущий сад.
Он снова нашел ее рот и проник в него с яростной нежностью. Его руки опустились вниз, на ягодицы.
Эдди решила сказать ему, что она зрелая женщина и не боится отдаться. Она хотела открыть рот, но было поздно. Джон с необыкновенной страстью впился ей в губы.
– Эдди, радость моя! – шептал он между поцелуями. Он хотел, чтобы их плоти слились. «Она не шлюха, – устыдил Джон себя. – Она знает меня меньше недели». – Я стараюсь остановиться. – У него перехватило дыхание. – Но ты такая сладкая… сладкая, нежная. Я хочу ласкать тебя… везде.
– Ты можешь это сделать. – Она еще теснее прижалась к нему.
– Нет. – Он отстранился. – Ты не должна принуждать себя.
«Ох Господь Всемогущий! – в смятении подумала Эдди. – Я люблю его! Как это могло произойти?»
Она пристально вгляделась в его лицо.
– Если бы я тебя не хотела, ты бы это почувствовал, – сердито сказала Эдди и спрятала лицо у него на груди. Она стиснула кулак и ударила Джона в плечо. – Смотри, что ты наделал! Я выставила себя перед тобой полной идиоткой.
Джон был озадачен. Он увидел, что она плачет:
– Эдди, дорогая. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я… разочаровала тебя, – вырвалось у нее между всхлипываниями.
– Как тебе в голову пришла такая странная мысль?
Дрожащими пальцами он убрал волосы у нее со щек. Наступило долгое молчание. Когда она вновь заговорила, то с трудом подбирала слова:
– Потому что… потому что я вела себя… как сука во время течки. Вот почему! Настоящие леди так не поступают. Подобным образом ведут себя лишь шлюхи.
Как только Джон понял, что она хочет сказать, он глубоко вздохнул.
– Откуда у тебя эти мысли? – переспросил он. – Какого дьявола, милая?! Я остановился, потому что желаю, чтобы между нами все происходило по взаимному согласию.
– Я… не хотела, чтобы ты останавливался. Но…
– Дорогая… – Он поцеловал ее в лоб, как ребенка. – Почему ты не подала мне знак, что тебе нравится, когда тебя целуют, ласкают, любят? Этого не надо стыдиться. – Она промолчала. – Это тебе Керби сказал, что леди должна лежать, как бревно? – Эдди продолжала молчать, и Джона охватила ярость. – Если он тебе такое говорил, то он глупый и невежественный сукин сын!
Джон обнял Эдди. Он сжал ее так крепко, что она едва могла дышать. Джон вытер слезы на ее щеках:
– У тебя красивые глаза. Никогда таких не видел и не желаю, чтобы ты плакала. Дорогая, для женщины естественно хотеть близости с мужчиной.
Эдди крепко зажмурилась. Они лежали так тихо, что она чувствовала биение его сердца. Когда Эдди заговорила, слова вырывались вперемежку со всхлипами:
– Я… не знаю, что со мной. Думаю, я… люблю тебя.
Джон затаил дыхание.
– Лапочка! Я надеялся… что когда-нибудь это случится.
– Но это произошло слишком быстро!
– Иногда так бывает. Я влюбился в тебя, когда увидел в лавке. Что-то подтолкнуло меня поехать на ферму.
– Ты не можешь…
– Не могу любить тебя? Почему?
– Потому что я… обыкновенная. И у меня трое детей.
– Эдди, любовь моя, ты весьма необыкновенна. Никогда не встречал женщины, которая вызывала бы во мне такие чувства или с которой я хотел бы быть… все время. А дети – это как подарок.
Его объятия были столь крепкими, что она ему поверила. Их губы встретились. Она отреагировала на поцелуй сразу же. Губы раздвинулись, по всему телу пробежала дрожь, ее руки обхватили его шею. Ими овладела страсть. Джона воспламенял и возбуждал запах ее кожи, волос.
Он начал исследовать ее тело. Рубашка была сброшена, так что Эдди даже этого не осознала. Она страстно целовала Джона. Эдди возбуждали нежные прикосновения его загрубевших пальцев, гладящих ее грудь. Она сгорала от желания. В экстазе Эдди закрыла глаза.
– Дотронься до меня, дорогая, – нежно прошептал Джон, продвигая ее ладонь к низу своего живота.
Она гладила его плечи, грудь, плоский живот, упругие ягодицы. От этих ласк дыхание Джона стало прерывистым и быстрым. Его шепот заглушался поцелуями. Он сжал ее грудь в своей ладони, затем наклонил голову и взял сосок в рот.
Это были сладостные моменты, она даже представить не могла, что такое возможно. Джон не спешил, был деликатен, его ласковые руки и теплый рот творили чудеса. Она выгнулась навстречу ему и раздвинула бедра. Он вошел в нее. Ее кровь бешено закипела, в голове стучали слова: «Я люблю тебя… я люблю тебя».
Она слышала его приглушенные стоны, доносящиеся как бы издалека, наслаждение достигло пика, и она не воспринимала ничего, кроме собственных ощущений. Эдди приникла к нему, захлестнутая волной чувств.
– Эдди, милая, я…
Джон не договорил. Он начал двигаться внутри нее в лихорадочном ритме. Их дыхание смешалось. В этом парении они яростно держались друг за друга.
– О Господи! – вырвался крик у Джона, и он стиснул ее, прижимая к себе.
Голова Эдди затуманилась, сердце учащенно билось. Она была полна Джоном. Он уронил голову ей на плечо. Сердце ее переполнилось любовью к нему.
Джон перекатился на спину и потянул ее за собой, не разжимая объятий, не выходя из нее. Он был ошеломлен той быстротой и искренностью, с которой она отдалась ему.
– Сердце мое, как тебе эта сторона супружеской жизни? Господи, сердце у меня стучит, как у загнанного мула. Я хотел, чтобы тебе было хорошо.
– Все прошло великолепно. Как будто я на какое-то время покинула собственное тело. Я не знала, что это может быть столь приятно.
– Всегда говори мне о своих ощущениях. Его плоть внутри нее набухла и вновь отвердела.
Миг он колебался, выжидая, не отстранится ли она. Затем, сделав быстрый вдох, задвигался в медленном исступленном ритме любви.
Кончиком языка Эдди проникла в рот Джона. Ответом на это сладостное вторжение был тихий стон наслаждения. В ней вновь вспыхнуло пламя. Оно разгоралось все больше и больше. Наслаждение было столь глубоким, что ее засосало в водоворот, в котором, как ей казалось, она должна была утонуть.
И вот наступил сладкий миг наслаждения.
Когда Джон откинулся на кровать, Эдди повернулась к нему. Происшедшее между ними вызвало у нее бурю эмоций.
Джон затаил дыхание. Эдди калачиком свернулась рядом с ним. Они обнялись. Она была счастлива, как никогда в жизни.
Эдди попала в рай.
Глава 19
Днем Джон и Эдди встретились с датчанином и купили у него фургон, который он построил для себя, жены и четверых детишек. Фургон был большой и вместительный, с кухонным ящиком у заднего борта. Откидная стенка служила и крышкой, и столом.
В ящике имелась вся необходимая кухонная утварь: чугунный котел на два галлона воды с двумя скобами, чтобы вешать над огнем; сковорода с длинной ручкой, печь-голландка с тяжелой заслонкой для выпечки, кофейник, столовые приборы и даже встроенная колонка.
К боковым стенкам фургона на высоте в три фута прибиты доски, образующие настил. На него уложен матрас. Джон объяснил, что так делаются верхние нары. Под ними лежал еще один матрас.
По бокам фургона были прикреплены свернутые тяжелые занавеси. Они разворачивались, образовывая палатку.
Над фургоном возвышались четыре дуги, покрытые парусиной с пологом сзади.
Снаружи имелись карманы для бочонка, ведра, керосиновой лампы, топора, щетки, корыта и других необходимых вещей.
Вчерашние покупки уже были доставлены из магазина Пула. Глядя на все это, Эдди очень радовалась. Джон представил ее датчанину, и она выразила соболезнования по поводу смерти его жены.
Когда тот ушел, Джон схватил Эдди за руку:
– Тебе понравилось?
– Великолепно. Но каково этому человеку. Ты видишь, он вложил сердце в этот фургон.
– Мы ему хорошо заплатили. Он может отвезти семью к друзьям и родственникам, и у него еще достаточно останется, чтобы начать жизнь сначала. Знаешь, что мне больше всего нравится?
– Кухонный ящик?
– Его я даже не заметил. – Джон улыбнулся. – Мне понравилось, что ночью мы сможем остаться одни. Дети будут спать в фургоне, а мы опустим занавеси и окажемся в отдельной палатке.
Щеки Эдди порозовели. Она прикрыла глаза, и он ущипнул ее за подбородок. Эдди улыбнулась ему.
Они пошли к Люп завтракать, а по дороге остановились у конюшни. Эдди хотела попрощаться с парой любимых лошадей, служивших ей верой и правдой много лет. Она погладила их и потрепала им холки.
– Что их ждет? – спросила она.
– Возможно, кто-нибудь купит лошадей. Они сгодятся для легкой работы.
– Пока, Бетси. Пока, Марта. – Эдди поспешно отвернулась и пошла с Джоном в таверну.
Люп была такая же неугомонная, как накануне:
– Угу, угу. Что я вижу, как здорово… Джонни, ты выглядишь словно лиса, вылезшая из курятника.
– Ты тоже хорошо выглядишь, Люп. – Он улыбнулся ей. – Как насчет тортилий и яиц?
– Тортильи и яйца для любовников, – съязвила она, исчезая на кухне. Люп вернулась с блюдом, которое поставила перед ними. – Ешьте, – скомандовала она. – А я иду кормить моих деточек.
– Моя жена тоже любит овец, Люп.
– Угу. Прежде чем уйдете, посмотрите моих крошек.
Позже, когда они распрощались и шли назад на конюшню, где их дожидался новый фургон, Джон сказал:
– Если ты решила не брать овец, Эдди, они могли бы найти хорошее пристанище у Люп. Ты видела, как она обходится со своими.
– Ума не приложу, что делать. Не хочу, чтобы их загрызли волки. Как поступить?
– Это твои овцы. Если хочешь, давай заберем их. Но предупреждаю, это будет нелегко. Не исключено, что животные не вынесут переезда.
Они шли в молчании. Эдди продолжила разговор, когда уже почти дошли до конюшни:
– Лучше оставим их Люп.
– Мы отдадим овец, когда будем проезжать здесь завтра.
В фургон были уже запряжены громадные серые мулы. Пока Джон осматривал сбрую, Эдди стояла возле него. Этот удивительный человек – ее муж. Все случилось так быстро, что ей было трудно поверить в реальность происходящего. Она восхищалась его терпением, неутомимостью, уверенностью в себе. Стоило Эдди посмотреть на него, как душа начинала петь.
«Дорогой Господь! Ты был так добр ко мне, что, конечно, простил мне те богохульные слова, которые я говорила преподобному Сайксу».
Этим утром она проснулась оттого, что Джон нежно покусывал ее ухо и ласкал грудь мозолистой рукой. Спиной Эдди ощущала голую грудь мужа. Он был настроен решительно.
Когда она шевельнулась спросонья, Джон уткнулся в ее шею:
– Кто эта симпатичная женщина в мой постели?
– А кто вы, сэр? Прохожий? – отвечала она сонным голосом.
– Нет, сладостная леди. Это Хок, он ищет девиц, попавших в трудное положение.
– Не ищи больше, любовь моя.
Она перевернулась, рассмеялась и зарылась пальцами ему в волосы. Обняв за шею и просунув ноги между его бедрами, подставила рот. Поцелуи Джона были горячими, жадными, страстными. У нее перехватило дыхание.
– Я безумно люблю тебя, – прошептал он.
– Я стану послушной и верной, мистер Хок, и буду любить тебя… всегда.
Мягкими поцелуями он закрыл ей глаза. Эдди опустила руку и пальцами, потерявшими стыдливость, сомкнула кольцо вокруг его восставшей плоти. При этом касании у Джона вырвался стон наслаждения. Она подразнила пальцами его отвердевшую плоть и направила внутрь себя.
Джон не был готов к такому проявлению чувств со стороны Эдди. Он восхищался той откровенностью, с которой она предложила ему себя. Эдди радовала нежность, с какой Джон принимал ее любовь.
От воспоминаний Эдди оторвали стук копыт и взрывы смеха. Два всадника приближались к конюшне. Она узнала военных – это были янки. Их она видела вчера из окна гостиницы, когда они въезжали в город.
Всадники проехали, не заметив ее. Эдди обошла фургон, чтобы получше разглядеть лошадей, и в это время военные спешились. Одна из лошадей нервно приплясывала на месте. Янки пытался уговорить ее:
– Успокойся, дружище, успокойся…
На Эдди словно вылили ушат холодной воды. На миг она оцепенела.
«Успокойся, глупышка, успокойся…» Эти слова эхом отозвались у нее в голове. Она слышала их много раз, когда пилила Керби, чтобы он помогал ей по дому.
Янки стоял к ней спиной. Его белые волосы были длиннее, чем у Керби, и достигали воротника голубой формы. Насколько она помнила, Керби был ниже ростом. И все-таки стоило ей закрыть глаза, как этот голос стучал в ушах.
Сходила ли она с ума? Керби был не с янки, а с конфедератами. Керби мертв. Она не слышала его голоса четыре года. Почему решила, что это Керби?
Янки пошли в конюшню. Джон помог ей забраться в фургон:
– Ты в порядке, дорогая? Свет режет глаза? Эдди улыбнулась.
– Чуть-чуть, – солгала она.
Военные вышли из конюшни, когда фургон тронулся. Эдди не видела, как блондин остановился и смотрел им вслед тяжелым взглядом, стиснув кулаки. Его спутник, шедший на несколько шагов впереди, обернулся:
– Идешь, Кайл?
– Конечно, иду. Что я, по-твоему, делаю? – отрезал тот.
– Что на тебя, черт побери, нашло? Ты знаешь этих людей?
– Тот, в оленьей коже, был вчера вечером в гостинице. Интересно, не он ли Джон Толлмен, которого ждал судья.
– Возница? Вполне возможно. Он такой – судя по фигуре, может медведя высечь розгой. Не тревожься, капитан, он не понравится мисс Синди. Тем более с ним женщина. По мне, она слишком стара, но допускаю, что она его устраивает. Нам предстоит долгий путь. У тебя будет масса времени ухаживать за мисс Синди.
Блондин ничего не слышал, но последние слова привлекли его внимание.
– Да, у меня будет масса времени, – пробормотал он, думая, впрочем, не о мисс Синди Рид.
Сиденье с высокой спинкой сделало обратную дорогу в лагерь более комфортной, чем Эдди могла предположить. К одиннадцати они приблизились к холму, где стояли фургоны.
Эдди вопросительно взглянула на Джона, когда он остановил упряжку и намотал вожжи на тормоз.
– Иди сюда, дорогая. – Он обнял ее за плечи и притянул к себе. – Ты чего-то слишком спокойна. Я что, вымотал тебя ночью?
Эдди обняла его за талию и прижалась к нему. Она не осмелилась рассказать Джону про янки на конюшне, который так похож на Керби. Керби не мог быть с янки. Он презирал северян, по крайней мере так говорил. Правда, она уже давно поняла: Керби иногда говорит то, что, по его мнению, от него хотят слышать – не важно, правду или ложь.
– Я с волнением жду встречи с детьми, – пробормотала Эдди. – Но помню каждый миг времени, что мы были вместе.
Джон поцеловал ее:
– И я помню эти минуты, моя девочка. Теперь у нас с тобой будет мало времени. Предстоит много хлопот, пока мы доберемся до дома. Поцелуй меня, и двинемся дальше.
Он чмокнул ее в нос; она целовала его в губы снова и снова. Они сидели и смотрели друг на друга. Эдди не могла удержаться от улыбки. Быть вместе с ним – это что-то волшебное.
– Я веду себя как зеленый юнец, обнаруживший, что девочки отличаются от мальчиков, – признался Джон.
– А я как глупая школьница.
И они дружно рассмеялись, деля поровну последний поцелуй.
Лагерь издали казался пустым. Из-за кухни вышли повар и Пако и помахали им. Джон направил мулов к палаткам, где в одиночестве стояла Триш со сложенными на груди руками, брови нахмурены.
– Триш! – позвала ее Эдди. – Все ли в порядке? – Как только фургон остановился, она слезла на землю. Услышав детский плач, почувствовала, что сердце тяжело забилось. – Триш, что случилось?
– Рада видеть вас, миссис Эдди. Это Диллон. Ничего с ним не могу поделать. Во-первых, черепаха исчезла. – В ее золотистых глазах застыла печаль. – А сегодня утром один мул с бешеным нравом… залягал овцу до смерти. Диллон и Джейн Энн видели, как один из мексиканцев освежевал ее. Диллон кинулся на него и ударил. Он ужасно всем этим расстроен, и девочка тоже.
– О Боже! – Эдди нырнула в палатку.
– Что-нибудь еще приключилось, Триш? Как с вами обращались? – спросил Джон.
– Обращались так, как будто мы хотим сбежать. Эти парни следили вовсю, мы с Джейн Энн боялись отойти в кусты.
Джон улыбнулся:
– А Пистолет Симмонс все еще здесь?
– Уехал сегодня утром. По мне, так воздух очистился.
– Он приставал к тебе?
– Нет. Вел себя нормально. Вчера приготовил кролика для малышей. Они позабавились. – Триш оглядела фургон. – Мы в этом поедем?
– Да. Я распрягу мулов и оставлю его тут. Вы с Эдди уложите вещи, необходимые в дороге. Остальное, – он указал в сторону груды утвари, – надо сложить в другой фургон.
– Мы сможем в нем все спать?
– Конечно. Эдди тебе все покажет. Она скосила на него взгляд:
– И вы тоже?
– Нет. Мы с Эдди будем спать под фургоном. – «Пусть она свыкнется с этим», – подумал Джон. – Где Колин?
– Вместе с Григорио. Тот показывает Колину, как набрасывать веревку на столб.
– Он сильно изменился после того, как мы убежали от этого ублюдка Реншоу. Колин должен благодарить за это тебя, Триш.
– Нет, вас. – Триш покачала головой и отвернулась. – Я ничего особенного не сделала.
– У меня есть новая легкая винтовка. Я научу тебя метко стрелять.
Глаза девушки ожили.
– Тут один бородатый старик обещал научить меня швырять нож, чтобы попасть в змею. Вы покажете, как стрелять. Ого, если не уследите, я стану бандиткой.
Джон улыбнулся:
– Ты уже стала.
– Наверное, если вы так думаете. – Триш улыбнулась в ответ.
В палатке на матрасе сидела Эдди, держа на коленях Диллона и прижимая к себе Джейн Энн. Всхлипы детей уже перешли в сопение.
– Жалко овечку, но разве вам хочется, чтобы она жила со сломанными ногами и проломленной головой? Она была бы счастлива знать, что у вас будет пальто? Приляжете на него и вспомните ее.
– Этот Пако сказал, что они… съели ее. – Девочка снова расплакалась.
– Мы же едим цыплят. Помните, мы откармливали свинью на бекон, ветчину и сало?
– Но у свиньи нет… имени.
– Можно и свинью назвать. А теперь вытрите глаза, и идем смотреть наш новый фургон. Джон купил одежду и подарки.
Дети вытерли глаза рукавами.
– И я? – спросила Джейн Энн.
– Ну конечно. Ты же наша малышка, не так ли?
Наступил вечер. Палатки сложены, занавеси свернуты и уложены. Домом теперь стал фургон. Все залезли внутрь, и Эдди развернула свертки. Дети и Триш пришли в восторг от новой одежды. Эдди достала новые чулки, которые думала продать, и все примерили башмаки. Подарки она оставила до прихода Джона.
Когда оставшуюся утварь загрузили в другой фургон, Колин сел рядом с возницей. На нем были башмаки, парусиновые брюки и соломенная шляпа. Казалось, новая одежда вселила в него заряд гордости. Он уже больше не выглядел испуганным мальчиком, как на ферме.
Пол в фургоне был влагонепроницаемый за счет просмоленных досок и парусины. На этот раз вещи были уложены очень аккуратно, и оставалось еще место. Его быстро заполнили запасными колесами, ведрами с дегтем, осями. Груз накрыли плотным брезентом и надежно закрепили вдоль бортов.
На ломаном английском Грегорио объяснил, что к борту каждого фургона привязано ведро и запас воды будет пополняться у каждого источника. На крюках были подвешены мешки для буйволиных и коровьих лепешек, которые следовало собирать в течение дня для вечернего костра.
Незадолго до заката к новому фургону подошел Билл Вессел:
– Привет, мэм. Отличный фургон. Даже не знаю, видел ли я когда лучше этого.
– И мистеру Толлмену понравился.
– Ну, если кто и понимает толк в снаряжении, так это Джон. Да… мэм, вы должны знать, мне страшно стыдно за тот день. Мы с ребятами были тогда очень удивлены. Если…
– Давайте забудем об этом, мистер Вессел. Я стараюсь никогда не оглядываться на прошлое.
– Мне бы не хотелось, чтобы у вас остались тягостные воспоминания.
– Позвольте заверить, что их нет.
– С громадным облегчением слышу это. А теперь, мэм, я скажу, что не надо вам сегодня готовить. Мы с Пако сварили изрядное количество зубатки. Пако с утра замесил тесто и испек лепешки. Этим мексиканцам вечно бы жевать свои тортильи. Приходите помочь съесть их.
– Спасибо за приглашение, но не уверена, что сегодня это удобно. Дети до сих пор расстроены смертью овцы. И я бы не хотела, чтобы они видели это мясо.
– Туша все еще висит на дереве. Григорио освежевал ее и натянул шкуру на борту фургона. Мы подумали, что она вам пригодится. Попозже, когда она немного выветрится, я ее обработаю.
Эдди поморщилась. Ей было неприятно, что он так говорит о ее славной милой овечке, которая провела первые недели жизни у нее на кухне.
– Итак, рыба, лепешки и коблер с персиками. – Билл хлопнул себя по пухлому животу и улыбнулся.
«Он забавен», – подумала Эдди. В его глазах горел озорной огонек.
– Мистер Толлмен говорил мне, что вас прозвали Сластена Вильям. Как вы умудряетесь делать коблер на костре?
– Ничего сложного. У меня есть большая чугунная кастрюля. – Он расставил руки, чтобы показать ее размер. – Я просто кладу персики, сахар и… Да чего там, как-нибудь покажу.
– С удовольствием.
К Эдди сзади подошел Джон и положил руку на плечо:
– Все в порядке?
Прежде чем Эдди успела ответить, к ним подбежали дети.
– Смотрите на мою новую шляпу! – Диллон схватился обеими руками за круглые поля. – Смотрите на мои новые ботинки! – Он встал на одну ногу, чтобы задрать другую.
– Подошли? – Джон сел на корточки и нажал пальцем на носок башмака.
– И у меня новая обувь, – сказала Джейн Энн, подняв юбку до колен и глядя взволнованно на Джона.
– И тебе досталось. Годится?
– Велики, но миссис Эдди говорит, что я подрасту.
– Именно. – Джон ухватил косу девочки за кончик и пощекотал ей нос. Она засмеялась и убежала.
– Я хочу башмаки, как у тебя. – Диллон сел на землю и ткнул пальцем в шнуровку мокасин Джона.
– И я, – эхом откликнулась Джейн Энн.
– Мы вам это устроим, когда прибудем в Нью-Мексико. Для путешествия вам нужны грубые башмаки.
Дети побежали к Триш обсуждать мокасины.
– Я попридержала остальное… чтобы ты сам это вручил. Я подумала, что стоит немного подождать. Они так возбуждены новой одеждой, путешествием…
– Растянуть немного радость, да?
– Что-то вроде этого.
– Печальная история вышла с овцой.
– Я знаю. Но не хотелось мне оставлять их на ферме. Реншоу могли убить животных просто по злобе. Овцы помогли нам пережить войну. Я их всегда за это любила.
Билл ударил в колокол, созывая к еде:
– Зовите детей, миссис Толлмен. Время ужинать.
Эдди лежала без сил. Она положила руку Джону на грудь. Его сильные пальцы массировали ей плечи и спину.
Он принес подстилку, наволочки и показал Эдди, как опустить полы и пристегнуть их к колесам. Заглянув в фургон, пожелал спокойной ночи Триш и Джейн Энн, которые собирались спать на верхних нарах, и мальчикам, расположившимся под ними.
– А где мамуля будет спать? – спросил Диллон.
– Со мной под фургоном.
– Под фургоном? Вот смешно! – крикнул Диллон. Но Триш прикрикнула на него, и скоро все стихло.
Теперь Джон гладил ей спину. Она довольно мурлыкала, как котенок.
Джон рассмеялся ей в ухо.
– Джон, иногда я боюсь. – Его пальцы замерли, и она поспешила закончить: – Боюсь, это сон, а я проснусь там, на ферме, с Реншоу, Сайксом, и только мрачные звезды смотрят на меня.
– Это не сон, дорогая. Хотя когда-нибудь тебе захочется, чтобы это было так. Переход трудный – пыль, ветер, дождь, реки.
– Я не боюсь, ведь ты рядом. Но я тревожусь за детей и Триш, вдруг что-то случится со мной.
Он тряхнул ее за плечо:
– Шш… Не говори так.
– Думаю, ты о них позаботишься или сделаешь так, что за ними присмотрят.
– Конечно. А сейчас молчи и спи. На рассвете выезжаем.
Эдди не могла заснуть. В голове засел образ того янки на конюшне, и на сердце стало тяжело.
