Текст книги "Обретение любви"
Автор книги: Доротея Уэбстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Камилла стояла, как оплеванная. Ей казалось, что медсестра смотрит на нее насмешливо и так же снисходительно, как Джоан. Все окружающие знают, что с ней произошло. Первым ее желанием было бежать отсюда без оглядки. Никогда больше не видеть Роберта Хагена, не слышать его, не думать о нем! Она даже сделала несколько шагов к выходу, но затем остановилась. Нет, она должна его увидеть! Пусть он объяснит, как это произошло. Она хочет посмотреть ему в глаза.
С этой мыслью она поднялась по лестнице и вошла в палату. Роберт полулежал на кровати, откинувшись на подушки. Услышав шаги, он открыл глаза. Камилла подошла к кровати, но осталась стоять. Несколько минут они смотрели друг на друга, и никто не решался заговорить первым. Наконец Камилла не выдержала.
– Это была ваша сестра, Роберт Хаген, не так ли? – спросила она.
– Нет, – сдавленным голосом ответил он и еще раз повторил, уже тверже: – Нет. Это была Джоан, о которой я тебе говорил.
– О да, вы же очень искренни, очень откровенны! И что же она здесь делала? Приехала за вами поухаживать, услышав о вашем несчастье?
– Нет, – вновь с усилием сказал Роберт. – Она не знала об аварии. Она приехала мириться.
– И она была здесь еще вчера днем?
– Да.
– И ты не сказал мне об этом?
– Нет... Я...
– Ну да, ты, наверно, все никак не мог выбрать, какая из двух лучше. А теперь выбрал наконец?
– Камилла!
– Что Камилла? Ты ведь рассказал ей обо мне, еще вчера?
– Да... Но откуда ты знаешь?
– О, у меня собственная служба безопасности. Я веду слежку. И хочешь, я тебе скажу, что еще знает моя служба?
– Что?
– Что ты не сказал ей, что любишь меня. Ты не сказал ей, что назвал меня своей невестой. Ты сказал ей, что это обычное увлечение.
– Нет, Камилла, не так!
– А как? Ты сказал ей, что у вас все кончено и что у тебя есть любимая? Сказал или нет?
– Нет, но...
– Что “но”? Довольно, Роберт. Не лги больше. Я-то думала, что ты такой твердый, сильный... А ты... Ты такая же мямля, тряпка, как и большинство мужчин! Но те, по крайней мере, этого не скрывают, не корчат из себя героев, рыцарей. А тут у нас, как же, гонщик, летчик, знаток и ценитель древностей. Просто король Ричард, да и только. А ты просто жалкое трепло! Понял, кто ты?!
– Ах, вот как? – сверкнул глазами Роберт Хаген. – Ты говоришь, я лгу? А сама ты, конечно же, всегда говоришь правду?
– Я не лгала тебе.
– А когда сказала, что приехала сюда одна – это тоже была правда?
– Я...—растерялась Камилла, – я не придала этому значения...
– Ну да, конечно! Ты приехала сюда со своим женихом – зачем?
– Жан-Поль предложил мне помочь... Когда я узнала про аварию, я растерялась... Мне необходима была чья-то поддержка, и он...
– Ну да, конечно, бескорыстная дружба, куча благородства! Вы ведь даже остановились в разных отелях!
– Откуда ты знаешь?
– Наверно, у меня тоже есть служба безопасности. А мне кажется – знаешь зачем ты его захватила? Чтобы не упустить ничего! Ты же любишь получать удовольствие от жизни, верно? Ты сама мне об этом говорила. Один, к сожалению, негоден – временно, а может, и навсегда – так не упустить бы второго! Разве нет?
– Ты... – задохнулась от ненависти Камилла, – ты... Ты негодяй! Ты жалкий, подлый негодяй! Да Жан-Поль в тысячу раз благородней тебя! Он хотя бы не строит из себя героя!
– Ты все сказала? – изменившимся голосом, с напускным спокойствием спросил Роберт. – Если все, можешь закрыть за собой дверь и оставить меня в покое.
Это была последняя пощечина. Он даже не дал ей возможности сказать, что она его бросает. Он ее выгонял! И она не могла отплатить ему, как может отплатить женщина – ведь не бьют раненого! Какая подлость! Взгляд Камиллы упал на стоящий на столике мужской одеколон. Она схватила флакон и, нажав пульверизатор, направила струю на Хагена.
– На, – почти спокойно проговорила она, щедро поливая его голову, руки, которыми он загораживался от душистой жидкости, одеяло, – на, душись на здоровье. Когда твоя Джоан придет, ты должен хорошо пахнуть. Никакой больничной вони! Такая женщина заслуживает, чтобы мужчина был хорошо ароматизирован!
Когда поток из пульверизатора иссяк, Камилла швырнула флакон на одеяло, затем сбросила со столика на пол стоявшую там вазу с цветами (краем сознания она отметила, что сама она вчера не принесла цветы – как-то забыла об этом). Больше ей нечего было здесь делать. На негнущихся ногах, с такой же твердой, словно приклеенной улыбкой на лице Камилла вышла из палаты.
Так же твердо она вышла из госпиталя и пошла по аллее к воротам, а затем по улице. В голове не было ни одной мысли, ни одного ощущения. Она не знала, куда идет, зачем. Кажется, она в эту минуту даже не знала, кто она.
Очнулась она оттого, что кто-то осторожно взял ее за руку. Подняв глаза, она увидела Жан-Поля, который с удивлением и тревогой смотрел на нее. В ту же минуту весь ужас случившегося дошел до ее сознания. Увидев любящие, добрые глаза Жан-Поля, она разрыдалась и упала на его грудь.
Глава шестая
Свадьбу решили играть сразу после Пасхи. Вблизи от Елисейских полей Жан-Поль подыскал подходящую, по его мнению, квартиру. В четверг он повез Камиллу ее смотреть. Квартира располагалась в новом фешенебельном доме, встроенном в квартал старинных особняков и отделанном под старину. Двухэтажная, светлая, с современным дизайном (там был даже небольшой японский сад), она не могла не понравиться. Требовалось лишь подобрать новую мебель да слегка пройтись по всей обстановке хозяйской рукой, чтобы квартира стала совсем своей.
Жан-Поль хотел, чтобы Камилла занялась всеми этими делами еще до свадьбы, – тогда они могли бы сразу въехать в новое жилье. Свою холостяцкую квартиру он твердо решил продать – он говорил, что она напоминает ему о годах одиночества и тоски, смертельно надоела. Он предлагал и Камилле продать свою квартирку, но она отказалась. Она объяснила Жан-Полю, что, по ее мнению, выгоднее сдавать квартиру в аренду. С цифрами в руках и с присущей юристам дотошностью он ее опроверг, доказав, что вырученные от продажи деньги можно вложить гораздо выгоднее и получать больше дохода, нежели сдавая жилье. Однако Камилла продолжала настаивать на своем, якобы видя выгоду в своем варианте.
На самом деле она не хотела расставаться со своей квартирой, к которой так привыкла, потому что это была последняя нить, связывающая ее с независимой, самостоятельной жизнью. Она хотела сохранить какой-то мост, по которому могла вернуться назад. Она не знала, понимал ли ее истинные мотивы Жан-Поль, но, во всяком случае, ей он ничего не говорил.
Тогда, после всего, случившегося в Гренобле – после того, как она несколько минут рыдала на его груди, не в силах ничего сказать, потом потеряла сознание, он отвез ее в отель, помог прийти в себя, а ночью она пыталась отравиться снотворным – после этого она испытывала к Жан-Полю глубокую искреннюю благодарность. Она сразу, не раздумывая, согласилась на его осторожно высказанное предложение. Да, конечно, она будет его женой. Она так ошиблась, принимая пустышку за жемчужину, но теперь она разобралась, кто чего стоит.
Они нанесли визит мадам Бриваль. Старушка была просто счастлива и даже не спросила дочь об американце, о котором ей рассказывали целый вечер и почти убедили, что он приличный человек. Посетили также месье и мадам Тома. Родители Жан-Поля приняли известие более сдержанно: они считали, что Камилла слишком долго мучила их сына.
Они выбрали дату венчания и церковь. Камилла должна была придумать и сшить наряды себе и жениху – нечто строгое и вместе с тем по последней моде. Обсуждались варианты свадебного путешествия. Жан-Поль, знавший про ее давнюю мечту о Японии, предлагал отправиться туда, Камилла же отказывалась, заявляя, что не хочет чрезмерных трат, – можно удовлетвориться поездкой в Италию. Жан Поль шел навстречу всем ее желаниям, сразу соглашаясь со всеми ее предложениями и возражениями.
Его уступчивость раздражала Камиллу. Почему он уступает ей, прощает капризы, раздражение? Он имеет право требовать, настаивать на своем. Он всегда был ей верен, ей не в чем его упрекнуть – не то что тот, другой. Тот казался таким твердым – скала, да и только, хоть вбивай сваи и строй дом. Гонщик, летчик, готовый одолеть тысячи преград... А на поверку оказалось – мямля, тряпка, из которого любая хищница может вить веревки. Тряпка, тряпка! О, как бы ей хотелось швырнуть эти слова ему в лицо, высказать все, что она надумала о нем! Ненависть к Роберту минутами просто душила ее. Как он ее унизил, как растоптал все лучшее в ней! Ведь она, дуреха, ни минуты не сомневалась в нем, даже не спросила, были ли его отношения с Джоан как-то оформлены, есть ли у них дети. Впрочем, глядя на эту львицу, трудно представить, что у такой могут быть дети. Хотя нет – она может завести их, чтобы создать о себе хорошее мнение в обществе. Или если ее доктор скажет, что роды могут наладить обмен веществ и у нее исчезнет какой-нибудь прыщик. И эта дрянь, бросившая его в трудную минуту, теперь, явившись накануне успеха – конечно же, она прослышала о его замыслах (а может, он ей сам написал? может, их переписка и не прерывалась?) – явившись теперь, она сразу отодвинула в сторону ее, Камиллу. Лицемер, гнусный притворщик! Зачем ты меня обманывал? Зачем носил на руках, готов был отказаться от близости, заставлял меня открывать тебе душу? Если бы была только постель, не было бы этих мучений. Но ты...
Расхаживая по своей квартире, она вела нескончаемые диалоги с Робертом. Точнее, это была ее обвинительная речь. Бывший возлюбленный помещался где-то возле двери – видимо, там была скамья подсудимых, – и, понурив голову, внимал ее речам. Но увы – все это было воображение. Он ее не слышал.
Она думала, что Жан-Поль больше бы ей помог, если бы вел себя с ней тверже, жестче. Но твердым и жестким он был лишь в делах. С ней же он мог быть лишь предельно мягким и уступчивым. В субботу он принес радостную весть – он продал свою холостяцкую квартиру и в этот же день купил ту новую, которую они с Камиллой смотрели.
– Ты не представляешь, – говорил он, – как мне иногда хотелось бросить это уютное, но такое одинокое жилище и уехать куда-нибудь на край света. Туда, где я мог бы наконец забыть тебя. Я изучал предложения от различных компаний, открывавших свои филиалы в Африке и Америке. Я даже вступил в переговоры с одной крупной фирмой насчет занятия должности их представителя в Аргентине. Как хорошо, что я не довел это свое намерение до конца!
В тот же день, когда Камилла вернулась домой, она обнаружила в почтовом ящике письмо от Роберта. Войдя к себе, она положила письмо на стол и села, глядя на него, как кролик смотрит на удава. В ней боролись два желания: разорвать письмо немедленно и узнать, как он там оправдывается (она не сомневалась, что он будет оправдываться). Она уже совсем было собралась вскрыть конверт, но тут в ее памяти внезапно всплыло воспоминание об улыбке, с которой Джоан проходила мимо нее, спускаясь по лестнице – и она, не раздумывая больше, разорвала письмо и продолжала рвать, пока не остались мелкие, словно конфетти, клочки, которые она выбросила в мусор. Ей сразу стало легче, и она позвонила Жан-Полю и весело сообщила ему, что через полчаса будет готова, чтобы пойти куда-нибудь пообедать.
Они провели прекрасный вечер в хорошем ресторане, обсуждая детали свадьбы и свадебного путешествия. Они составили маршрут и занесли его на салфетку, поскольку другой бумаги под рукой не оказалось. Они начнут с севера, с Венеции, Милана, посетят знаменитые картинные галереи, Ватикан. В Риме несколько дней, это обязательно. Потом двинутся на юг и закончат на Сицилии, а может, пересекут море и окажутся в Тунисе – говорят, там прекрасные пляжи. Она будет загорать – ей ведь так идет загар.
В промежутках между обсуждением они танцевали. А затем Жан-Поль проводил ее до дома. С того дня, когда она дала согласие стать его женой, он ни разу не предлагал провести ей вместе ночь. Она была ему за это так благодарна! Она боялась думать о том времени, когда замолчит церковный орган, отшумят поздравления и они окажутся вдвоем в одной квартире, в одной постели. Она боялась даже признаться себе в том, что боится этого. Она готова была думать о Жан-Поле как о хорошем товарище, собеседнике, как о спутнике жизни. Она даже представляла его в роли отца ее детей. Но как мужчину... Неужели она обречена всю жизнь помнить о том, другом, помнить его объятия, руки, губы? Нет, она преодолеет это в себе, вырвет! И какая низость с его стороны – не только обмануть и унизить ее, но вдобавок и остаться в ней, отравить ее любовь к будущему мужу! Какой же ты негодяй, Роберт Хаген!
Второе письмо от Хагена пришло на следующий день. И снова она положила его на стол и, пока переодевалась, принимала душ, пока сидела у компьютера (в этот вечер она твердо решила поработать), она помнила о том, что письмо ждет ее. Она отметила, что ее бывший возлюбленный не посылает телеграмм, не звонит, а предпочитает самый старомодный способ общения, оставляющий ей наибольшую свободу. Обычное его лицемерие! Нет, она не клюнет на эту его удочку! Вскочив с места, она схватила письмо, помчалась на кухню, зажгла горелку и сожгла письмо на бесцветном огне. Когда последний кусочек сгорел и горелка была выключена, она опустилась прямо на пол и зарыдала.
– Господи, Роберт, что ты со мной делаешь, – твердила она, и снова: – Роберт, Роберт, зачем ты это сделал...
На следующий день она уже ждала письма. Она знала, что теперь не сможет устоять и прочтет его. И действительно – письмо пришло вечерней почтой. Разглядывая его, она обнаружила, что адрес не написан от руки, как на первых двух, а отпечатан на компьютере. Вскрыв конверт, она обнаружила в нем листок прекрасной бумаги, украшенной родовым гербом. Барон и баронесса де Шателлэ обращались к госпоже Камилле Бриваль с приветствиями и наилучшими пожеланиями. Слуга рассказал им о поразительном сходстве между госпожой Бриваль и баронессой д’Аргонь. Их волнует эта таинственная история. Они мечтают встретиться с госпожой Камиллой. С помощью своего нотариуса они уже навели кое-какие справки и узнали что-то, что может заинтересовать госпожу Бриваль. Они были бы рады видеть ее в своем замке сразу после Пасхи.
Первая мысль Камиллы была о том, что это весьма удачное совпадение. Они с Жан-Полем могли бы заехать в замок, отправляясь в свое свадебное путешествие. Однако она тут же осознала, что ей не хочется, чтобы Жан-Поль знал историю с портретом. Ей хотелось бы, чтобы она оставалась ее тайной. Правда, она говорила об этом матери, однако мадам Бриваль с тех пор ни разу не вспоминала об этом. Но тогда она не сможет принять приглашения. Купив в магазине самой лучшей бумаги, Камилла села за компьютер и составила ответ. Она очень благодарна барону и баронессе за внимание к ней. Она хранит память о посещении замка в самой глубине души. Ее тоже интересует и волнует таинственная история с портретом, и ей есть что рассказать владельцам замка. Однако в данный момент, к ее глубочайшему сожалению, обстоятельства не позволяют ей принять их любезное приглашение. Возможно, барон и баронесса смогут принять ее позже? Насытив письмо всеми любезными оборотами, какие она знала, Камилла с удовольствием вывела на конверте: “Замок де Шателлэ, Довиль” и отправила письмо.
Но где же очередное послание от Роберта? Неужели мистер Хаген отступился от своих попыток, отказался от надежды объясниться с ней? На следующее утро она купила кипу газет и погрузилась в чтение. Она искала то, чем никогда не интересовалась – сообщения о готовящемся авиасалоне в Эр-Риаде. В газетах сообщалось, что до открытия салона осталось меньше двух недель, что гвоздем его, несомненно, станут русские бомбардировщики, по которым ожидается крупнейшая сделка с... Она с досадой пропустила все это. Где же то, что ее интересует? Ага, вот: состоится также показ легких самолетов. В нем будут участвовать Германия и несколько известных американских фирм. Какой-то сюрприз готовит малоизвестная компания из Франции. Известный специалист г-н Шульц утверждает, что характер ожидаемых сделок...
Она отбросила газету. Итак, они все же готовятся! Значит, Хаген там, в Довиле, в своем ангаре. Как же он управляется со своей сломанной ногой? И кто вместо него поднимается в воздух? Она представила, как он, сидя на раскладном стуле возле летного поля, наблюдает за полетом, бессильный подняться в небо сам, сам услышать, почувствовать работу двигателя. Как он вечером возвращается в отель, затаскивает свою ногу на кровать... Кто за ним ухаживает? Ну конечно же, эта его рыжая красотка! Хотя она не похожа на тех женщин, которые ухаживают за ранеными и больными. Толку от нее, видимо, немного. Значит, они наняли сиделку. Но ей-то какое дело до всего этого? Зачем она искала это сообщение в газете? Чтобы еще раз помучить себя?
Следующие дни были заполнены кипучей деятельностью. Готовиться к свадьбе, так готовиться! Она не выходила из мастерской. Костюм Жан-Поля получился на славу. Даже шеф пришел посмотреть и предложил ей на основе этого костюма подготовить новую модель. А уж что касается ее платья... Модельеры и другие работники фирмы столпились вокруг нее, разглядывая это чудо искусства. Все сошлись во мнении, что модель столь же смелая, сколь и элегантная.
Затем она занялась квартирой. Нанятые Жан-Полем рабочие перекрасили стены. Кроме того, Камилла купила новую мебель и развесила картины. Нет, квартира ей положительно нравилась! Теперь уже все было готово для новой жизни.
На Пасху устроили совместный чай. Из церкви Жан-Поль с Камиллой приехали к родителям Жан-Поля, туда же, преодолев немалое для нее расстояние, прибыла мадам Бриваль. Чаепитие прошло чинно, без скрытых уколов и раздражения. Все собравшиеся остались довольны друг другом.
Однако в этот вечер, как и в предыдущие, Камилла, придя домой, первым делом осмотрела почтовый ящик. Письма от Роберта не было уже целую неделю. Она уже ругала себя за то, что уничтожила первые два письма, не читая. Она так и не узнает, какие же жалкие оправдания придумал господин Хаген для своего поведения, какими аргументами он пытался растопить лед в ее сердце – а она не сомневалась, что письма были посвящены именно этому: иначе зачем и о чем еще писать? Она бы, конечно, не ответила ему, но хотя бы знала, что он там придумал. А может быть, ответила. Она бы написала короткое и очень ядовитое письмо, в котором объяснила ему всю его низость. Она уже составила его в уме. Чтобы его отправить, недоставало малости – очередного послания Хагена. А его-то и не было.
Наступил день, когда Хагену должны были снять гипс. Она уже давно отметила этот день на календаре. Теперь она представляла, как он ощупывает свою ногу, так долго скрытую от него, как осторожно делает первые шаги... Что ж, теперь он может спокойно отправляться в Аравию за успехом. Она не сомневалась в его успехе, всегда верила в его счастливую звезду. Он получит кучу заказов, кучу денег, он вновь будет нужен этой Джоан. Счастливого пути, Роберт Хаген! Я больше не ненавижу тебя, не ревную. Я освободилась от твоей власти. Я живу сама по себе, ты – сам по себе. Скоро ты уедешь к себе в Штаты, и я надеюсь, что мы никогда больше не увидимся.
Так Камилла твердила себе, лежа на своей одинокой постели, в своей одинокой квартире, лежа без сна. Она не говорила Жан-Полю, что уже вторую неделю живет на таблетках, чего с ней не было никогда в жизни – по крайней мере, с тех пор, как Эрик попал сначала в комиссариат, а затем в лечебницу. Вот и сейчас она напрасно уговаривала себя, что у нее все в порядке, до свадьбы осталось три дня, что вся эта история позади, что ей уже не больно – пролежав полночи с открытыми глазами, она встала и отправилась в ванную за таблетками.
На следующее утро произошло сразу несколько событий, одно из которых Камилла ждала с нетерпением, а другое – никак не ожидала.
С утренней почтой пришло письмо от Роберта. Взглянув на конверт, испещренный почтовыми пометками, Камилла сразу поняла причину затянувшегося молчания Роберта – он по какой-то причине ошибся в написании адреса и письмо блуждало по почтовой сети Парижа, по крайней мере, почти неделю. Она уже собралась на работу, поэтому не стала его читать, а положила в сумочку. Пока она ехала на работу ,она то и дело поглядывала на сумочку, стоявшую на соседнем сидении, и на душе у нее было тревожно и в то же время весело.
Поставив машину на служебную стоянку, она направилась в офис, когда внезапно ей преградила дорогу какая-то женщина. Взглянув на нее, Камилла опешила: перед ней стояла высокая, рыжая... Джоан! Несколько секунд ни одна из женщин не произносила ни слова. Никто не решался заговорить первым. Наконец Джоан сказала:
– Может быть, мы сядем где-нибудь? Говорить особенно не о чем, но все же.
Камилла молча повернулась, и они направились в ближайшее кафе, где все сотрудники фирмы обычно пили кофе и обсуждали свои дела. Сейчас в кафе было пусто. Камилла заказала две чашки кофе. Пусть эта рыжая... эта рыжая дама видит, что она ничуть не волнуется, не кипит от ненависти. У нее есть какие-то вопросы? Что ж, она готова на них ответить. Хотя она ума не могла приложить, зачем она понадобилась Джоан. Она обратила внимание, что американка, хотя и старается держаться как победительница, выглядит неважно.
Первой молчание нарушила Джоан. Она долго разглядывала Камиллу, словно изучала ее, и наконец сказала:
– Нет, я так и не понимаю, что он в тебе нашел. У нас на Бродвее таких дают дюжину на десять долларов. Говорят, француженки славятся своей фигурой. Но разве у тебя фигура? Нет, я точно ничего не понимаю.
У Камиллы рвались с языка язвительные слова, готовые сложиться в достойный ответ, однако она сдержала себя. В словах Джоан была какая-то странность. Зачем ей выяснять, что нашел Роберт в какой-то француженке, если та отброшена и побеждена? Зачем же она приехала и говорит все это?
– Ладно бы ты была каким-нибудь знаменитым модельером, – продолжала американка. – Я проверила: фирмешка твоя вполне обыкновенная, таких тут десятка два, и ты в ней не бог весть какая персона. Ты такая же, как все, таких тысячи – и все же он предпочел тебя! Почему, хотела бы я знать? Может, ты умеешь делать мужчине нечто такое, что ему особенно нравится, а? Ну признавайся, чего молчишь, сидишь с невинным видом, как ангелочек?
Камилла побледнела от оскорбления и уже готова была ответить, когда лицо американки вдруг исказилось – и эта высокомерная, блестящая дама внезапно неудержимо разрыдалась. Она рыдала, уронив голову на стол, потоки слез смыли тушь, и она размазывала ее по лицу, продолжая говорить:
– Нет, скажи, какая обида – прикатить за тысячи миль, бросить все, забыть все его выкрутасы – и все зря! Он только и твердит: “Камилла, что там с Камиллой, Камилла сказала...” Ну почему, почему я такая несчастная? Ведь я так надеялась... Ведь я его еще немножечко люблю, этого дурачка, с его моторами и причудами. Ну что, что в тебе такого?!
Казалось, она была готова броситься на Камиллу, но вместо этого американка разрыдалась еще пуще. Сквозь слезы она выговорила:
– Послушай, закажи мне ради бога чего-нибудь покрепче! Видеть не могу этот ваш кофе и кислятину!
Камилла направилась к стойке, из-за которой Жюль, хозяин кафе, хорошо знавший Камиллу, с изумлением наблюдал за разыгравшейся сценой, и попросила чего-нибудь американского. Нашлось бренди. Джоан выпила стакан, расплескивая жидкость, потом второй. Казалось, она немного успокоилась. Она сидела, раскачиваясь на стуле, глядя в одну точку и что-то бормоча. Казалось, она забыла про Камиллу. Та не знала, что делать. Злоба к американке совсем прошла.
Она испытывала к ней скорее жалость. Несомненно, она была глубоко несчастна. Просто, в отличие от Камиллы, она не могла переносить свое несчастье, она обязательно должна была отыскать виновного в том, что ей плохо, и сделать несчастными всех вокруг.
– Ладно, – изменившимся голосом вдруг сказала Джоан, – забудь, что я тут тебе наговорила. Лишнего я наговорила. Все равно все зря. Зряшная поездка. Обидно, знаешь... Ну ладно, я пойду.
– Может, я вызову такси? – произнесла Камилла первые слова за все время их разговора и уже встала, чтобы идти, но Джоан остановила ее:
– Это ты насчет двух стаканчиков? Ерунда это. Джоан этим не проймешь. Видела бы ты, какие мы устраивали гонки, пропустив стаканчика три-четыре... Нет... Ну, я пошла...
Слегка пошатываясь, она вышла из кафе. Камилла видела, как она садится в машину. Визжа тормозами, машина резко вырулила с автостоянки и исчезла.
Камилла направилась на работу. Однако дела совсем не шли ей на ум. Произошедший разговор занимал ее целиком. Джоан несчастна, Джоан брошена! Выходит, Роберт не остался с ней. И он говорил о ней, о Камилле! Что же там произошло на самом деле? Нет, она должна поскорей прочитать письмо! Она не может больше выносить неизвестность!
Камилла едва дождалась перерыва. Она не пошла в знакомое кафе, а уехала подальше и нашла кафе, где ее никто не знал. Сев за столик, она наконец достала письмо и вскрыла конверт. Там было несколько страничек, исписанных мелким убористым почерком.
“Камилла! – обращался к ней Роберт. – Я не пишу “дорогая” не потому, что ты перестала быть для меня дорогой, и не потому, что я (как ты, может, думаешь) потерял на это право. Просто я не хочу делать вид, что ничего не случилось. У нас с тобой случилось несчастье. Произошло дикое, нелепейшее недоразумение, которое нас разлучило. Неужели навсегда? Этого не может, не должно быть! Ведь я люблю тебя по-прежнему. И я верю, что ты тоже меня любишь. Я чувствую, что ты страдаешь, мучаешься – и не могу приехать, чтобы объясниться с тобой. Поверь – я не обманывал тебя. Я умолчал лишь однажды – не сказал тебе тогда вечером, что днем, сразу после твоего ухода, внезапно нагрянула Джоан. Не знаю, откуда она узнала о моих планах. Полагаю, что это проболтался один мой старый приятель, которому я как-то рассказал о своем проекте. Не знаю также, как она узнала, где я нахожусь. Впрочем, зная Джоан, можно поверить, что она может раздобыть любую нужную ей информацию. Она поняла, что я накануне успеха, что я снова на коне – как когда-то, когда брал первые призы на гонках. И она решила сделать ставку на мой успех.
Она появилась так внезапно, что я растерялся. Я не смог сразу прогнать ее, не смог сказать тебе о ее приезде. Если бы я это сделал, я уверен, ничего бы не случилось – ты бы сразу все поняла. Я допустил всего одну ошибку – и как дорого она обошлась нам обоим! Как и ты, не сказав мне, что приехала с Жан-Полем. Ну, а потом... Злость на собственную нерешительность, раздражение от нелепости всего происходящего плюс оскорбленное самолюбие – вот из чего сложилась наша ссора. Неужели мы принесем в жертву этим чудовищам нашу любовь? Я люблю тебя сейчас, как никогда прежде. У меня сердце разрывается от сознания, что ты страдаешь из-за меня и я ничем не могу тебе помочь. Я догадываюсь, что ты порвала первые два моих письма. Как я надеюсь, что та же участь не постигнет это!
Скоро мне наконец должны снять гипс. Как только я смогу нажимать на педаль и держать руль, я тут же приеду к тебе. Я так хочу тебя видеть! По-прежнему твой Роберт Хаген”.
Камилла посмотрела на стоявшую под письмом дату. Да, все совпадало – гипс должны были снять вчера... Значит, он приедет сегодня!
Для Камиллы словно взошло солнце. Роберт приедет! Он по-прежнему любит ее! Он не изменил ей, не бросил. Об этом ей сказала сама соперница, признавшая свое поражение. Она увидит его сегодня вечером!
Оставшееся время на работе она прожила словно в угаре, не помня, с кем и о чем разговаривает. Но вот странность – удача сопутствовала ей, она не сделала ни одной ошибки и даже договорилась об одном крупном заказе. День катился к вечеру, и Камилла все чаще поглядывала на часы. Это не ускользнуло от внимания ее шефа.
– Я чувствую, мадмуазель Бриваль, что у вас сегодня назначена особо важная встреча, – шутливо сказал он. – Пожалуй, я не буду вас сегодня особо задерживать. Передайте вашему жениху особые пожелания. Он очень, очень деловой и энергичный молодой человек!
Обрадованная, что ее отпустили, Камилла спустилась на стоянку. Однако в словах Таркэна было и что-то мрачное, неприятное, о чем она старалась не думать. Что же это? Да, упоминание о Жан-Поле. Как теперь быть? А, будь что будет! Сейчас ей важно встретиться с Робертом, удостовериться, что она все правильно поняла в письме.
Подъезжая к своему дому, Камилла издали увидела высокую, чуть сутулую фигуру в дорожной куртке. Это был Роберт. Сколько же она не видела его! Нет, она не в силах больше ждать, ставить машину в гараж, потом возвращаться! Остановившись прямо под знаком “Остановка запрещена”, она вышла из машины. Однако она не кинулась через дорогу к Роберту, как сделала бы две недели назад. Оставшись у машины, она сделала вид, что возится с ней, что-то приводя в порядок. Пусть он подойдет первый!
И он подошел. Склонившись над капотом, Камилла почувствовала рядом с собой его присутствие. Тогда она медленно выпрямилась. Впервые за долгие-долгие дни она видела Роберта. Она отметила, что он стал бледнее – видимо, последние дни не выходил из ангара. И еще он стал печальнее. Печаль поселилась в глазах, а губы и подбородок были по-прежнему тверды и выражали решимость.
– Здравствуй, – сказал он по-французски.
– Здравствуйте, месье Хаген, – ответила она. – Очень мило, что вы перешли на французский язык. Я вижу, вы в нем весьма продвинулись.
– Да, у меня была достаточная практика, – согласился Роберт и осторожно заметил: – Может, мы все же уберем отсюда машину? Разговаривать здесь все равно неудобно...
– А нам есть о чем разговаривать?
– Мне кажется, есть. Ты... ты прочла мое письмо?
– Последнее? Прочла. Правда, только сегодня. Тебе следует быть внимательнее. В Париже много улиц с похожими названиями. Ты ошибся, когда писал адрес.
– Правда? Но, впрочем, это неважно. Главное, ты прочла. Значит, ты знаешь...
– Что?
– Что это было недоразумение. Нелепое нагромождение случайностей и взаимного непонимания. Ничего больше.
– Ничего?
– А что же еще?
– А мне кажется, там было еще желание уличить другого и обелить себя. Разве не так?
– Но ты должна понимать, что когда тебя обвиняют, невольно начинаешь защищаться. Вот как сейчас я защищаюсь. А лучшая защита, как известно, – нападение.
– Как у тебя все гладко получается. Словно... О, месье, что вы делаете? – последние слова были обращены к полицейскому, который невозмутимо выписывал штрафную квитанцию прямо на капоте ее машины. – Я сейчас уеду! Я уже уезжаю! Садись же! – Эти слова были обращены уже к Роберту.