Текст книги "Бабушки (сборник)"

Автор книги: Дорис Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Черта с два. Я буду сопротивляться до последнего.

Но пока они еще не состарились, даже близко к тому не было!

Хотя им уже за сорок, да и мальчики уже не мальчики, время их неистовой красоты тоже миновало. Сейчас, увидев этих двух сильных, уверенных в себе молодых людей приятной наружности, вы бы не подумали, что некогда они приковывали к себе взгляды, полные восхищения, страсти и любви. А женщины, однажды напомнившие друг другу, что когда-то их ребята были похожи на богов, принялись рыться в старых фотографиях, и не нашли на снимках того, что лицезрели собственными глазами: точно так же, как и в собственном альбоме они видели лишь симпатичных девушек – не более того…

Иен уже руководил на пару с матерью сетью спортивных магазинов и стал перспективным бизнесменом и известным человеком. Но в театре отличиться труднее: Том находился лишь у подножия горы, когда Иен уже близился к вершине. Для Тома такое положение вещей было непривычным, раньше он во всем лидировал, а Иен смотрел на него снизу вверх.

Но Том не сдавался. Он работал. И, как всегда, был очень мил с Лил, стараясь проводить в ее постели максимум времени, насколько это было возможно, с учетом большой загрузки и нестабильности в театре.

– Ну вот, – сообщила Лил Роз. – Он начал от меня уставать.

Но в поведении Иена не было никаких намеков на то, что он хочет оставить Роз, наоборот. Он был внимателен и требователен, властен, а однажды, когда она улеглась на подушки после занятий любовью, разглаживая дряблую кожу на предплечьях, он вскрикнул, обнял ее и закричал:

– Нет, нет, даже не думай! Я не разрешу тебе состариться!

– Ну, это все равно произойдет, как ни крути…

– Нет, – и он зарыдал точно так же, как тогда, когда был еще мальчишкой и плакал в ее объятиях по отцу. – Нет, Роз, пожалуйста, я люблю тебя.

– Значит, я не должна стареть, да, Иен? Ты мне не разрешаешь? Сумасшедший, безумный мальчишка, – сообщила Роз невидимым зрителям, как делает человек, когда ему кажется, что голоса здравого смысла никто не слышит.

Когда Роз оставалась одна, ей делалось тревожно, страшно. Ее пугали притязания Иена. Он и впрямь, казалось, отказывался принимать во внимание тот факт, что она старится. Ненормальный! Но, возможно, безумие и является одним из тех огромных невидимых колес, за счет которых крутится наш мир?..

Между тем отец Тома от своей цели – спасти сына – не отказался. Он заявлял об этом открыто.

– Я спасу тебя от этих фам фаталь, – сообщил он ему по телефону. – Приезжай сюда, позволь старику за тебя взяться.

– Гарольд вознамерился спасать меня от тебя, – передал Том матери, направляясь в постель Лил. – Ты дурно на меня влияешь!

– Поздновато, – прокомментировала Роз.

Том провел две недели в университетском городке. По вечерам он прогуливался до поросшего кустарником песчаного пустыря, над которым, высматривая добычу, кружились ястребы. Он подружился с Молли, преемницей Роз, со сводной восьмилетней сестрой и новым младенцем.

В доме было шумно, все вертелось вокруг детей, но Том сказал Иену, что отдохнул.

– Рада была наконец с тобой познакомиться, – попрощалась с ним Молли.

– Теперь надолго не пропадай, – добавил Гарольд.

И Том не пропал. Он принял предложение режиссировать постановку «Вестсайдской истории» [4]4
  Культовый американский мюзикл 1957 года, сценарий к которому написал Артур Лорентс, музыку – Леонард Бернстайн, слова песен – Стивен Сондхайм, а хореографию поставил Джером Роббинс. Мюзикл является адаптацией классической пьесы Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта».


[Закрыть]в университетском театре и жить в это время решил у отца.

Как и раньше, вокруг вились девушки.

– Отец считает, что тебе пора жениться, – сказала Молли.

– Правда? – переспросил Том. – Женюсь, когда время придет.

Тогда ему было под тридцать. У его бывших одноклассников, у сверстников, уже были жены или «вторые половинки».

Ему нравилась одна девушка – своей непохожестью на Лил и Роз. Миниатюрная краснощекая брюнетка, довольно симпатичная, она флиртовала с ним как-то так, походя, без претензий. Тут, вдалеке от дома, от матери, от Лил, он осознал, какое множество требований привязывает его к ним. Матерью он восхищался, хотя она его и раздражала, и любил Лил. И не мог представить себя в постели с другой. Но он был к ним привязан, да, они его к себе привязали, да и Иена тоже, который был ему как брат (а может, и брат). Там – как он называл свой родной город – дома, море было частью жизни, и, когда в кустах ветер шелестел, ему сразу мерещился плеск волн…

«Там я не свободен».

А здесь – свободен. Он согласился принять участие еще в одной постановке. То есть еще на три месяца «здесь». К этому времени для всех они с Мэри Ллойд стали «единым целым». Том относился к этой характеристике спокойно. Однако ни подтверждал, ни опровергал их связь, лишь смеялся. Но именно Мэри ходила с ним в кино и к отцу на званые ужины.

– Могло быть и хуже, – сказал сыну Гарольд.

– Да ничего и нет, мне кажется, – ответил Том.

– Да? Не думаю, что она так же на это смотрит.

Через некоторое время Гарольд обратился к сыну:

– Мэри интересовалась твоей ориентацией.

– Гей ли я? Насколько мне известно, нет.

Дело происходило за завтраком, все сидели за столом, сводная сестра Тома наблюдала за происходящим, как все маленькие девочки, младшенькая тоже лепетала что-то интересное, сидя в высоком детском стуле. Прелестная сцена. У Тома щемило сердце – от мыслей о будущем, о себе. Его отец мечтал об обычной семейной жизни – и его мечта сбылась.

– Тогда в чем же дело? – настаивал Гарольд. – У тебя дома есть девушка, в этом?

– Можно так сказать, – ответил Том, спокойно накладывая себе еду.

– Тогда тебе надо бы отпустить Мэри, – сказал Гарольд.

– Да, – согласилась Молли из солидарности с женщинами. – Так нечестно.

– Я и не думал, что держу ее на привязи.

– Том, – сказал отец.

–  Перестань, – добавила его жена.

Том промолчал.

Потом он оказался с Мэри в постели. Раньше он спал только с Лил, больше ни с кем. Молодое свежее упругое тело оказалось восхитительным, ему очень понравилось, а еще – ему доставило тихое удовольствие ее признание: «Я думала, ты голубой, правда». Очевидно, для нее это был приятный сюрприз.

Так оно и пошло.

Мэри часто оставалась с Томом на ночь в доме Гарольда и Молли, все было очень по-семейному и уютно. Если о свадьбе не заговаривали, то только из чувства такта. Хотя имелась и еще одна причина, более туманная. Однажды в постели Мэри увидела следы укуса у Тома на голени и воскликнула: «О боже! Кто это сделал? Собака?» Подумав, он ответил: «Нет, это засос». – «Черт, кто…» Мэри игриво попробовала примериться, но Том отдернул ногу, а потом отодвинулся сам. «Не надо», – сказал он. А потом добавил таким тоном, которого она от него раньше не слышала: «Не смей больше никогда этого делать».

Мэри изумленно посмотрела на него и заплакала. Он молча встал с кровати и ушел в ванную. Вернулся Том уже одетым и даже не посмотрел на нее.

Было в этом что-то… нехорошее… куда ей не следовало соваться. Мэри поняла. Ее так шокировало это событие, что она чуть не порвала с Томом, прямо там же, в тот самый момент.

А Том подумал, что можно и вернуться домой. «Здесь» ему нравилась свобода, а теперь это восхитительное состояние испарилось.

Город стал для него тюрьмой. Он был небольшой, но дело не в этом. Тому нравилось само место, расползающиеся от университета и делового центра пригороды с одноэтажными летними домами, а вокруг – поросшая кустарником и колючками пустыня. После репетиции в университетском театре он мог за десять минут дойти до зарослей остро пахнущих колючих кустов, на грубом желтом песке под ногами поблескивали бледные опавшие колючки, предупреждая: осторожно, не наступи, мы пробьем даже самую толстую подошву! По ночам, после выступления или репетиции, он выходил прямо в ночь и слушал стрекот сверчков, а над головой простиралось чистейшее небо, сверкающее блеском цветных огней. Иногда, когда он возвращался в отцовский дом, его ждала Мэри:

– Где ты был? – спросила она однажды.

– Гулял.

– А мне почему не сказал? Я тоже люблю гулять.

– Я в какой-то мере волк-одиночка, – ответил Том. – Кот, гуляющий сам по себе. Извини, если это не для тебя.

– Ладно, – отозвалась Мэри, – не сердись.

– Я думаю, тебе лучше заранее представлять, во что ты впутываешься.

Услышав это, Гарольд с Молли переглянулись: это значит, он готов? Мэри тоже в этих словах послышалось обещание.

– К счастью, я люблю кошек.

Но он ее пугал, и, втайне от всех, она плакала.

У Тома тоже было неспокойно на душе. Он стал очень несчастным, но не заметил этого. Просто это случилось с ним впервые, и он не смог распознать эту муку. Некоторые люди отличаются просто невиданным здоровьем, они никогда не болеют, но если вдруг им случается захворать, им становится настолько плохо, стыдно и страшно, что они могут даже умереть. Том был точно таким же в области эмоций.

– Что это? Что со мной? – стонал он, просыпаясь с тяжестью на сердце. – Я хочу пролежать весь день в кровати, укрывшись одеялом с головой.

Но из-за чего? С ним же все было в порядке.

Онажды вечером, когда он стоял под звездным небом, ему стало настолько грустно, что захотелось выть на луну, и тогда Том признался сам себе: «Боже, как я несчастен. Да, вот в чем дело!»

Он сказал Мэри, что ему плохо. Она пыталась позаботиться о нем, но Том велел ей оставить его в покое.

На периферии дороги рано или поздно превращаются в тропы и бегут по пустыне туда, куда ходят гулять студенты, где они устраивают пикники. Между протоптанными дорожками есть и почти невидимые тропки, петляющие между душистыми кустами, которые в дневное время просто усыпаны бабочками, а ночью волнами излучают этот аромат, привлекающий летучих мышей. Том ступил на асфальтированную дорогу, свернул на пыльную дорожку, потом сошел и с нее – на узкую тропку, которая вела на небольшой холм с камнями: один был большой и плоский и долго хранил тепло дневного солнца. Том улегся на этом горячем камне, и страдание заполнило его.

– Лил, – шептал он. – Лил.

Том наконец понял, что скучает по ней, вот в чем проблема. Почему это его так удивило? Где-то в глубине души он все это время думал, что когда-нибудь найдет себе ровесницу, и тогда… но эта мысль казалась такой… неопределенной. А Лил в его жизни была всегда. Он лег лицом на камень, понюхал его – легкий металлический запах, горячая пыль, аромат крошечных растений, поселившихся в трещинах. Он думал о теле Лил, которое всегда пахло солью и морем. Она словно была морским жителем, так часто она в нем купалась, бывает, только обсохнет – и снова в воду. Том укусил себя за руку, осознав, что первым его воспоминанием было, как он слизывает соль с ее плеч. Они тогда играли, маленький мальчик и давняя подруга его матери. С самого рождения каждый сантиметр его тела привыкал к сильным рукам Лил, и Том тоже знал ее тело, как собственное. Перед его внутренним взором снова предстали груди Лил, едва прикрытые бикини, между ними – несколько блестящих песчинок, как и на плечах.

– Я лизал ее ради соли, – пробормотал он. – Как животные лижут солонцы.

Вернулся Том очень поздно, в доме было уже темно, но он не лег спать, а сел писать письмо Лил. Раньше он совершенно не имел к этому склонности. Поняв, что почерк у него совершенно неразборчивый, он вспомнил, что под кроватью стоит старая печатная машинка. Том достал ее и начал писать, поставив ее на полотенце, чтобы хоть немного приглушить звук. Но Молли все равно проснулась, постучалась к нему и спросила: «Не можешь уснуть?» Том извинился и прекратил.

Утром он дописал письмо, отправил и написал еще одно. Увидев, кому оно адресовано, отец спросил:

– Значит, ты не матери пишешь?

– Как видишь, нет, – Том решил, что у семейной жизни есть свои недостатки.

После этого он стал писать Лил в университете и отправлял письма сам.

Когда Молли поинтересовалась, в чем дело, он сказал, что не особо хорошо себя чувствует, и она порекомендовала обратиться к врачу.

Когда Мэри спросила, в чем дело, Том сказал, что все хорошо.

Но все же он «туда» не возвращался; оставался «здесь», то есть с Мэри.

Том каждый день писал Лил, отвечал на письма, точнее сказать, записки, которые иногда писала ему она; звонил матери, как можно чаще гулял по пустыне, уверял себя, что это пройдет. Что не стоит беспокоиться. Но сердце его превратилось в комок холодного одиночества…

Спал он ужасно.

– Слушай, – сказала Мэри, – если хочешь все отменить, скажи.

Он замял разговор:

–  Чтоотменить? – и добавил: – Просто дай мне время.

А потом, совершенно импульсивно, или, может, потому, что ему вскоре предстояло принять решение по еще одному предложению, он заявил отцу:

– Я уезжаю.

– А Мэри? – поинтересовалась Молли.

Том не ответил.

Вернувшись домой, уже через час он оказался в постели Лил. Но теперь уже было не как тогда. Теперь он мог сравнивать, и он сравнивал. Дело не в том, что Лил старая – она сохранила свою красоту, так что он все бормотал и шептал: «Какая ты красивая», но все же кто-то другой уже имел на него право – Мэри. Он был даже не лично ее. Мэри или какая-то другая женщина – есть ли разница? Вскоре ему придется… он должен… все ждут от него этого.

Тем временем казалось, что у Иена с Роз все идет хорошо.

То есть – с его, Тома, матерью. Иен вроде бы не страдал – наоборот.

А потом приехала Мэри, все как раз собирались на море. Для нее нашли ласты, очки и доску для серфинга. Уже через полчаса после приезда она была готова отправиться с двумя молодыми людьми за пределы тихой гавани, в опасное бушующее море. Они собрались плыть на небольшой моторной лодке. Итак, эта хорошенькая девушка, блестящая и гладкая, как рыбешка, веселилась и играла с Томом и Иеном, а две взрослые женщины сидели на стульях, наблюдая за молодежью из-под темных очков, пока за ними не пришла лодка.

– Она приехала за Томом, – сообщила его мать.

– Да, знаю, – ответила его любовница.

– Она вполне ничего, – сказала Роз.

Лил промолчала.

Роз добавила:

– Лил, нам пришло время откланяться.

Лил промолчала.

– Лил? – Роз уставилась на нее, подняв очки, чтобы лучше видеть.

– Кажется, я этого не перенесу, – сказала Лил.

– Надо.

– У Иена нет девушки.

– Нет, но должна быть. Лил, им уже по тридцать скоро.

– Знаю.

Вдалеке, на выступающих четких черных камнях, обдаваемых белой пеной волн, показались три фигурки, которые помахали им, а потом убежали на большой пляж, скрывшись из виду.

– Нам надо держаться друг за друга – и покончить с этим.

Лил тихо плакала. Потом заплакала и Роз.

– Лил, это необходимо.

– Знаю.

– Пойдем купаться.

Женщины плыли быстро и энергично, туда, обратно, еще раз, потом вышли на берег и сразу же отправились домой к Роз – готовить обед. Было воскресенье. Им предстоял длинный трудный день.

Лил сказала, что ей нужно на работу, и направилась в один из своих магазинов.

Роз подала обед, извинившись за отсутствующую Лил, а потом и сама ушла под каким-то предлогом. Иен сказал, что пойдет с ней. Так что Том с Мэри остались одни и начали выяснять отношения. «Да или нет? – говорила Мэри. – Со мной или нет?» – «Тебе пора повзрослеть». Ну и всякое такое, как и подобает ситуации.

Когда остальные вернулись, Мэри объявила, что они с Томом решили пожениться, все принялись поздравлять их, вечер выдался шумный. Роз много пела, Том последовал ее примеру, наконец подпевать начали все. Когда пришло время ложиться спать, Мэри осталась с Томом, у него дома, а Иен с Лил пошли к себе.

Потом Мэри вернулась домой и стала планировать свадьбу.

Так что – да, пришло время.

Обе женщины сообщили мужчинам, что на этом – конец.

– Все кончено, – сказала Роз.

– Что это значит? Почему? Я-то не женюсь! – кричал Иен.

Том сидел молча, стиснув зубы, и пил. Он наливал вино в бокал, осушал его, снова наливал, снова пил и молчал.

Наконец он обратился к Иену:

– Они правы, ты что, не понимаешь?

– Нет! – закричал Иен.

Он пошел в спальню Роз, позвав и ее, а Том пошел к Лил. Иен плакал и умолял: «Почему, зачем? Мы же совершенно счастливы. Почему ты хочешь все испортить?» Но Роз не сдавалась. Она была безжалостна и решительна, и, лишь оставшись наедине с Лил, когда мужчины пошли обсудить все вдвоем, они тоже расплакались и признались, что не в состоянии это вынести. Они жаловались друг другу на разбитые сердца, что они не знают, как жить дальше, на страх, что это будет слишком нестерпимо…

Вернувшись, мужчины застали женщин в слезах, но решение их было непоколебимо.

Лил сказала Тому, чтобы сегодня он к ней не приходил, Роз велела Иену уходить к себе вместе с Лил.

– Ты все испортила, – сказал Иен Роз. – Ты во всем виновата. Почему нельзя было оставить все как есть?

Роз отшутилась:

– Не грусти. Мы будем респектабельными дамами: да, ваши порочные матери решили стать столпами добродетели. Мы станем идеальными свекровями, а потом – чудесными бабушками вашим внукам.

– Я тебя не прощу, – сказал Иен Роз.

А Том прошептал Лил так, чтобы услышала только она:

– Я тебя никогда не забуду.

Это было прощание, почти традиционное. Это означало – наверняка? – что сердце Тома вряд ли разбито навеки.

Свадьба, нечего говорить, была шикарная. Мэри постаралась сделать все, чтобы свекровь, умеющая произвести впечатление, в этот день ее не перещеголяла, но Роз повела себя до крайности тактично и оделась весьма сдержанно. Лил была элегантна и бледна, она улыбалась, и, как только счастливые молодые уехали в свадебное путешествие, она пошла искупаться в заливе. Роз, как ответственная хозяйка, не могла оставить гостей и отправиться с ней. Через некоторое время она отправилась в дом через дорогу, проверить, как там Лил, но дверь в ее спальню была заперта и на стук и крики Роз она не отвечала. Иен в роли шафера произнес приятную и веселую речь, а когда Роз возвращалась от Лил и они встретились на улице, он спросил: «Ну что, довольна?» – и тоже побежал к морю.

Оставшись в опустевшем доме, Роз легла в кровать и наконец позволила себе разрыдаться. Когда в дверь постучали, она поняла, что это Иен, и скрючилась от боли, и укусила собственный кулак…

Как только медовый месяц подошел к концу, Мэри сказала Тому, а он передал матери, что, по ее мнению, Роз следует переехать, оставив дом им. Это было разумно. Дом большой – для семьи. Проблема заключалась в финансах. Давным-давно его можно было потянуть, поскольку район этот никого тогда не интересовал, теперь же место стало популярным, и только богачи могли позволить себе здесь поселиться. Но Роз в безрассудном порыве щедрости отдала дом молодым – как свадебный подарок. Так где же теперь жить ей самой? Второй такой она купить не могла. Поэтому она поселилась в небольшом отельчике на побережье, а это означало, что впервые в жизни она перестала быть соседкой Лил. Поначалу она не могла понять, почему ей так тяжело и печально, почему она чувствует себя столь обездоленной. Роз думала, что это из-за Иена, но потом поняла, что на самом деле не меньше скучает и по Лил. Ей казалось, что она потеряла все, буквально за считаные дни. Но по природе своей она не была склонна к рефлексии: ее, как и Тома, всегда удивляли собственные эмоции – когда жизнь вынуждала ее их заметить. Чтобы как-то справиться с ощущением пустоты и потери, Роз приняла предложение преподавать театральное искусство в университете. Она работала на полную ставку, очень усердно, дважды в день ходила плавать, а вечером принимала снотворное.

Мэри вскоре забеременела. В адрес Иена стали отпускать традиционные шутки, в том числе и Сол: «Ты что же, позволишь приятелю тебя обойти? У тебя когда свадьба?»

Иен тоже много работал. Чтобы не оставалось времени на размышления. Он знал, что такое рефлексия и самоанализ, но эти мысли были для него врагами, желавшими подкосить его. Он запланировал открыть очередной магазин в городе, где жил Гарольд. Отец Тома и его жена тогда ждали очередного ребенка. Иен остановился не у них, а в отеле, но, естественно, ходил в гости, поскольку Гарольд был ему как отец – ну, так он говорил. Там он пересекся с подругой Мэри, которая обратила на него внимание еще на свадьбе. Ханна. Она ему не то чтобы не нравилась, наоборот: ему с ней было приятно и уютно, в ней ему виделась материнская фигура, но сейчас он находился в некоей пустоте с отзвуками эха и совершенно не мог себе представить, что можно заниматься любовью с кем-то, кроме Роз. Каждое утро он купался на «их» пляже, иногда встречался там с ней, здоровался, но тут же отворачивался, словно ему больно было ее видеть – ему действительно было больно. И он все чаще стал ходить на маленькой моторке на пляж серфингистов. Раньше они с Томом бывали там только вместе, но теперь у него появилась Мэри и ребенок.

Однажды, когда Роз вытиралась после купания, к ней подплыл лодочник, он искал именно ее. Он заглушил мотор, оставив лодку покачиваться на мягких волнах, спрыгнул в воду и потащил ее за собой, как собаку на поводке:

– Миссис Стразерс, Иен там опасные вещи вытворяет. Наблюдать за этим, конечно, интересно, но меня это пугает. Если увидите его мать, или, может, сами…

– Да бросьте! Если мужчину, вроде Иена, мать попросит вести себя поосторожнее, она только время потеряет. А я – тем более.

– Но кто-то должен с ним поговорить! Он явно нарывается. Там такие волны – к ним надо с уважением!..

– А вы говорили?

– Я пытался, как мог.

– Спасибо, – сказала Роз. – Я передам его матери.

Она поговорила с Лил, которая объяснила сыну, что тот ходит по лезвию бритвы. Уж если старый лодочник волнуется, значит, дело серьезное. Иен сказал: «Спасибо».

Однажды на закате лодочник приплыл снова, – за Роз или кем-нибудь еще, – но на пляже никого не было, ему пришлось зайти в дом, где оказалась только Мэри, и он сообщил ей, что Иен лежит без чувств на другом пляже, за пределами бухты.

Его отвезли в больницу. Доктор сказал: «Выживешь», но по лицу Иена стало ясно, что он ждал другого прогноза. Иен повредил позвоночник. Но он, наверное, срастется. С ногой дела обстояли хуже, она, возможно, уже никогда не восстановится полностью.

Выписавшись, Иен лежал в постели дома, в той самой комнате, в которой в течение долгих последних лет он лишь переодевался, прежде чем отправиться через дорогу – к Роз. Но теперь в том доме жили Том с Мэри. Он отвернулся к стене. Мать пыталась уговорить его встать, но заставить его заниматься у нее не получилось. У Лил тоже не вышло. Это смогла сделать Ханна. Она приехала навестить подружку, Мэри. Спала она у них, а днем почти все время проводила с Иеном, держала за руку, зачастую из сострадания плакала.

– Для спортсмена, наверное, это очень тяжко, – говорила она Лил, Мэри, Тому. – Понимаю, почему он в таком унынии.

Это было хорошее слово, точное. Она уговорила Иена повернуться к ней лицом, а потом, довольно скоро, вставать и передвигаться по комнате, как рекомендовал врач. Затем он начал выходить и на веранду, а вскоре – и через дорогу, и на пляж – поплавать. Но серфингом Иен заниматься уже не мог. Он навсегда остался хромым.

Ханна целовала его больную ногу, целовала его самого, Иен плакал вместе с ней: своими слезами она давала ему разрешение на это. Вскоре сыграли еще одну свадьбу, даже еще шикарнее прежней, ведь Иена и его мать Лилиан знали многие, их спортивные магазины играли значительную роль в жизни тех городов, где они находились, и их обоих ценили за добрые дела и благожелательность.

И вот молодая семья, Иен и Ханна, поселились в доме Лил. В доме напротив, который раньше принадлежал Роз, жили Том и Мэри. Лил не нравилась роль свекрови, ей было тяжело смотреть через дорогу, там теперь все так изменилось. Но она, в отличие от подруги, была богата. И купила дом буквально на пляже, не дальше пары сотен метров от обеих пар. Роз переехала к ней. Так женщины воссоединились, и когда они однажды встретились с Солом Батлером, он отпустил в их адрес комментарий, полный особого ехидства:

– Вот вы и снова вместе, как я вижу!

– Как видишь, – ответила Роз или Лил. – Тебя, Сол, нам не одурачить, да? – добавила Лил или Роз.

Потом забеременела Ханна – Иен, как и полагалось, был горд.

– Вот, все хорошо сложилось, – сказала Роз Лил.

– Да, пожалуй, – согласилась та.

– Чего еще мы могли ждать от судьбы?

Они сидели на пляже, на своих старых стульях, передвинув их к другому забору.

– Я ничего и не ждала, – сказала Лил.

– Но?

– Я не предполагала, что буду так себя чувствовать. Мне…

– Ладно, – поспешно перебила Роз, – забудь. Я знаю. Посмотри на это иначе: у нас было…

– …самое лучшее, – продолжила Лил.

– Теперь мне кажется, что все это был лишь сон. Роз, я просто не могу поверить, что на нашу долю выпало такое счастье, – прошептала она, слегка повернув и склонив голову, хотя в радиусе пятидесяти метров не было ни души.

– Знаю, – согласилась Роз. – Но все кончилось.

Она откинулась на спинку и закрыла глаза. Из-под очков выкатилась слеза.

Иен довольно часто ездил с матерью в командировки по делам магазинов. Везде его встречали тепло, щедро, с уважением. Все знали, почему он теперь хромает. Его считали безрассудным храбрецом, как тех, кто восходит на Эверест, смелым, как… ну, этот человек лез на волну, как в гору, и при этом он был таким симпатичным, таким обходительным, воспитанным и добрым. Как мать.

Однажды в отеле, перед сном, Лил сообщила, что по возвращении собирается взять к себе на день маленькую Элис, чтобы Мэри могла походить по магазинам.

– Вот вы, бабы, довольны собой, – огрызнулся Иен.

Это прозвучало язвительно, совсем не в его духе; она – как ей показалась – раньше таких интонаций в его голосе не слышала.

– Да, – добавил он, – вам-то хорошо.

– Иен, ты о чем?

– Я тебя не виню. Я знаю, что это все Роз.

– О чем ты говоришь? Мы с ней вместе решили.

– Роз внушила тебе эту идею! Я знаю. Тебе бы это в голову никогда не пришло. Так ранить Тома! Да и меня…

Тут Лил начала смеяться, это был жалкий смех, защитный. Сколько лет они были с Томом вместе, на ее глазах он превратился из пленительного мальчишки в мужчину, она видела, как годы брали над ним свое, зная при этом, чем все должно закончиться, должно закончиться, надо положить этому конец, она должна это сделать… с Роз… но это было так трудно, так трудно…

– Иен, ты понимаешь, что похож на сумасшедшего?

– Почему? Нет, не понимаю.

– Ты что думал? Что все это будет продолжаться бесконечно, вы с Томом, два немолодых холостяка, и мы с Роз, уже старые, а потом и вы будете старыми, бессемейными, а мы с Роз – старухи, совсем старухи… мы уже стареем, ты не видишь?

– Нет, не стареете, – ответил спокойно сын. – Отнюдь. Вы девушек и сейчас легко обыграете.

Он говорил о Ханне с Мэри? Если так… эта вспышка полного безумия напугала ее, Лил встала:

– Пойду спать.

– Это Роз тебе в голову вбила! Я не простил тебе то, что ты с ней согласилась. И она зря думает, что я прощу ее. Она все испортила. Мы все были так счастливы!..

– Спокойной ночи. За завтраком увидимся.

Ханна родила девочку, Ширли, и молодые женщины стали проводить много времени вместе. Старшие женщины и мужчины ждали повторных беременностей: это было бы естественным логическим продолжением. Но, к их удивлению, Мэри с Ханной объявили, что планируют на пару заняться бизнесом. Им сразу же предложили работу в спортивных магазинах: график гибкий, можно распоряжаться собственным временем и немного подзаработать… И, следовательно, будет удобно планировать второго ребенка.

Они отказались, объявив, что хотят открыть новый бизнес – вдвоем, свой собственный.

– Мы, наверное, можем помочь с деньгами, – предложил Иен, но Ханна отказалась.

– Нет, спасибо, мы обратимся к отцу Мэри. Он богатый. – Когда говорила Ханна, зачастую складывалось ощущение, что она высказывает мысли Мэри. – Мы не хотим зависеть, – добавила она, как будто извиняясь: ей самой в ее словах почудилась неблагодарность, и это еще мягко говоря…

Жены отправились на выходные домой, взяв с собой и детей – похвастаться.

Лил и Роз, Иен и Том вчетвером сидели за столом в доме Роз – в ее бывшем доме, – и волны плескались так, словно ничего не изменилось, ничего… за исключением того, что теперь всюду валялись вещи Элис, как это сейчас бывает в современных домах.

– Странное у них какое-то желание, – сказала Роз. – Нам ясно, откуда это? И к чему?

– Им… им с нами слишком тяжело, – ответила Лил.

– Мы. Они, – произнес Том. – Они. Мы.

Все повернулись к нему, пытаясь понять, что он хочет сказать.

Потом Роз взорвалась:

– Мы старались! Изо всех сил! Мы с Лил сделали все, что могли.

– Знаю, – сказал Том. – Мы знаем.

– Но все равно: вот они мы, – ответил Иен. – Мы.

Он подался к Роз, со страстью, с пылкостью – совершенно перестав походить на учтивого и любезного человека, которого знали люди.

– Но ничего не изменилось. Да, Роз? Скажи мне правду наконец, скажи, изменилось ли что-то?!

Глаза ее, полные слез, встретились с его глазами, она встала и, в попытке спастись, пошла к холодильнику за холодными напитками.

Лил спокойно посмотрела прямо на Тома, но обратилась к подруге:

– Роз, это бесполезно. Просто не, не…

Роз тихо плакала, не скрывая ни от кого свои слезы, ее темные очки лежали на столе. Потом она надела их и повернулась этими черными кружками к Иену.

– Я не понимаю, чего ты хочешь. Почему ты никак не уймешься? Все решено. Все кончено.

– Значит, ты не понимаешь, – сказал Иен.

– Прекрати, – тоже заплакала Лил. – Зачем все это? Надо лишь решить, что им сказать, им нужна поддержка…

–  Мыскажем им, что мы ихподдержим, – ответил Иен и добавил: – Я иду купаться.

И все четверо побежали в море, Иен хромал, но уже не очень сильно.

Интересно, что в дискуссии не был поднят один важный вопрос. Если две молодых жены займутся бизнесом – бабушкам придется начать участвовать в их семейной жизни…

Именно на эту тему состоялся разговор – но уже между всеми шестерыми.

– Работающие бабушки, – сказала Роз. – Мне нравится, а тебе, Лил?

– Работающие – ключевое слово, – подчеркнула Лил. – Я свои магазины не оставлю. И как в график встроить детей?

– Легко, – ответила Роз. – Будем сидеть с ними по очереди. У меня в университете длинные каникулы. А тебе в магазинах Иен помогает. И выходные. Ну и, осмелюсь предположить, девушки и сами захотят проводить какое-то время со своими ангелочками.

– Ты намекаешь на то, что мы собрались их бросить? – спросила Мэри.

– Нет, дорогая, нет, конечно. К тому же, ведь и нам помогали с нашими сокровищами, да, Лил?

– Кажется, да. Хотя – не особо…

– Ну ладно, – сказала Мэри. – Думаю, мы можем взять о-пэр, [5]5
  Au pair – обоюдный ( фр.). Так называют молодых людей, которые живут за границей в гостевой семье и выполняют некоторую работу по дому (чаще всего связанную с заботой о детях).


[Закрыть]если уж так ситуация поворачивается.

– Какая ты вспыльчивая, – ответила Роз. – Естественно, мы и сами сможем взять о-пэр, если понадобится. А пока бабули – к вашим услугам.

Потом подошло время для события ритуального значения: день, когда младенцев познакомили с морем.

На пляж вышли все шестеро взрослых. Разложили одеяла. Бабушки, Роз и Лил, в бикини держали девочек у себя между ног, намазывая их солнцезащитным кремом. Крошечные нежные существа со светлыми волосиками, светлой кожей, а вокруг них – целая куча взрослых, больших защитников.