Текст книги "Браки между Зонами Три, Четыре и Пять"
Автор книги: Дорис Лессинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Но, как это неизбежно в любом супружестве, в голосах обоих звучали резкие нотки.
Эл-Ит хотела все-таки выяснить, в чем суть этой его военизированной Зоны Четыре.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – начала она свой допрос; он же, с видом человека, вынужденного выслушивать все, сидел, опершись локтем о стол, стараясь остаться внутренне независимым. – Не хочешь ли ты сказать, что эти ваши кольчуги, которые вы вечно демонстрируете, всего лишь обман? И от них нет никакой пользы? Оружие от них не отскакивает?
– Ну как же, они годятся для защиты от дождя.
– Ты серьезно хочешь сказать, что эти уродливые серые круглые здания, которые вы понастроили по всей Зоне Четыре, не испускают смертоносных лучей? Это тоже фальсификация?
– Главное, чтобы все в это верили. Так что какая разница.
– Бен Ата, у меня это просто в голове не укладывается!
– А что ты так всполошилась? Во-первых, строительство таких крепостей со смертоносными лучами – крупный проект. У нас очень мало камня. Его иногда приходится везти телегами через всю Зону Четыре. Знаешь, сколько раз это меня выручало, – когда вояки донимают, что мол пора начать военную кампанию, – а я направляю их взамен этого на строительство одной-двух таких крепостей со смертоносным лучом. Это моя лучшая выдумка!
– Неужели сам додумался?
– Ну… слышал о чем-то похожем.
– От кого? Когда?
– Тут однажды проходил один человек… он о них рассказывал. Он о многих разных проектах говорил.
– Откуда человек? Из Зоны Пять?
– Какая там Зона Пять! Да они даже не знали, что такое копья, пока нас не увидели. Они предпочитали катапульты. Нет, этот тип просто шел через нашу территорию. Это случилось еще в царствование моего отца, я тогда был мальчишкой. Так вот, этот тип сказал, что он из… откуда же? Но не из Зоны Пять. Может, из Зоны Шесть?
– Я немного знаю про Зону Шесть. Оттуда он не мог прийти.
– Ну да, этот человек пришел издалека, я помню. Он рассказывал, что у них там есть такое вооружение, какого мы и представить себе не можем. Они способны сделать оружием даже сам воздух.
– Но если они способны сделать оружием сам воздух, они наверняка могут воспользоваться им и для чего-то полезного?
– Про это разговора не было. В общем, это место где-то есть. Такая планета, что ли. Но ее населяет злое племя. Они убивают и мучают друг друга все время ради… Нет, Эл-Ит, не надо так на меня смотреть! Мы тут, в Зоне Четыре, – не такие.Нас даже рядом с ними не поставишь. Но я все это как следует обдумал, и мы стали распускать слухи о наших непробиваемых кольчугах и наших смертоносных лучах.
– Тем не менее на Зону Пять эти слухи не произвели особого впечатления, а?
– И неважно, не в этом дело. Я же тебе сказал – зато у нас нет безработицы.
– Понятно, – подвела она итог, – значит, ситуация такая. Девять десятых богатств вашей страны уходит на подготовку к войне. Кроме тех, кто вынужден выращивать урожай, и тех, кто торгует продуктами питания и хозяйственными товарами, все остальные по найму служат в армии, в том или ином звании. И все же на твоей памяти серьезных войн вы не вели. А если и начинаете какую-то кампанию, давай я перечислю тебе возможные ее причины, и ты сам увидишь, что все они притянуты за уши. И раньше дела обстояли точно так же. А перестрелки на границе с Зоной Пять объясняются только тем, что раз уж две армии стоят друг напротив друга, то каждая в силу своей природы агрессивна и желает напасть, а виноват, конечно, противник. Уровень жизни в твоей стране ниже некуда, – услышав эти слова, он застонал, признавая их справедливость, – но, Бен Ата, все это соответствует вашему Закону. Под присмотром Надзирающих. Под лозунгом: «Все для каждого и каждый для всех». Ну так что же пошло наперекосяк? – Эл-Ит заметила, что сейчас, анализируя жуткое положение в его стране, она ничуть не чувствует того желания достигнуть взаимопонимания, какое ощущала вчера. «Совместили одного человека с другим, назвали это любовью, – думала она, – и пусть теперь они обходятся минимальным общим знаменателем». Бен Ата зевнул.
– В постель еще рано, по-моему, – сказала Эл-Ит. – Вроде бы еще не конец дня, – не понять из-за этого проливного дождя. – И в самом деле, за окнами все еще лил дождь.
– Ну и отлично, Эл-Ит, а теперь обрисуй мне положение дел у вас, так же честно, как сейчас рассуждала о наших порядках.
Ее смутила мысль – а и правда, почему же она не сделала этого раньше?
– Давай, давай, Эл-Ит, критиковать других всегда легче.
– Да нет, я просто… ну ладно. В нашей стране экономика не основана на производстве какого-то одного товара потребления. Мы производим разные сорта зерновых, овощей и фруктов…
– А мы нет, что ли? – спросил Бен Ата.
– Да, но не в том объеме.
– Давай дальше.
– У нас очень много разных животных, мы берем от них молоко, мясо, кожу, шерсть… – И, видя, что он опять намерен ее прервать, поспешила разъяснить: – Все дело в объеме производства, Бен Ата. В производстве у нас занята половина населения. Четверть населения – ремесленники, они изготавливают изделия из золота, серебра, железа, меди, латуни и многих драгоценных камней. Еще четверть – это торговцы, поставщики, дельцы и сказители, хранители памяти, создатели картин и статуй, странствующие певцы. Мы не тратим своих богатств на войну. У нас в стране нет оружия. Ну разве что в любом доме найдется нож или топор для хозяйственных нужд.
– А если на тебя нападет дикий зверь? Или орел унесет ягненка?
– Животные – наши друзья. – Эти слова Бен Ата воспринял с недоверием. И еще он заметил, что в ее рассказе не было ничего драматического.
– И к чему все это привело? К тому же, что и у нас… начались сложности… или, по твоим словам, мы…
– Скажи, у вас тоже рождаемость резко упала?
– Да. Согласен, дела обстоят неблагополучно. Признаю. А теперь, Эл-Ит, хотелось бы знать, что делают мужчины в этом вашем раю?
– Только не воюют!
– А чем они занимаются целый день?
– Да тем же, чем и женщины, – выполняют свои служебные обязанности.
– Мне лично кажется, что если у власти стоят дамы, то мужчинам остается только…
– Трахаться, хочешь ты сказать?
– Да что-то в этом роде.
– А еще печь хлеб, пахать землю, пасти стада, растить урожай, торговать, добывать и плавить металлы, заниматься ремеслами, воспитывать детей, развивать их умственно и эмоционально, создавать архивы и хранить Память, писать песни и рассказы и… Бен Ата, у тебя такое выражение лица, будто я тебя оскорбила.
– Все это женская работа.
– И Ониеще рассчитывают, что между нами возникает взаимопонимание! Разве оно возможно? Окажись ты в центре нашей страны, ты бы просто не понял, что происходит вокруг. Разве не ясно, что когда я пересекаю границу и оказываюсь в твоей стране, я перестаю быть самой собой. Все, что я говорю, ты воспринимаешь в искаженном смысле, не так, как я это говорю. А если я сумею остаться самой собой,то мне будет очень трудно, я все буду воспринимать тут по-другому. Иногда я тут, в Зоне Четыре, вспоминаю, как все было дома, с Кунзором, например, и не могу…
– Кунзор – это твой муж?
Она замолчала, почувствовав беспомощность, – никакими словами было не передать истинную суть их отношений.
– Ну ладно, хватит об этом! Он существует, правда? Ты меня не одурачишь.
– Да я же тебе сама говорила, что Кунзор – один из мужчин, с которыми я бываю.
Но самодовольное выражение лица Бен Ата говорило, что это он сам, благодаря собственной проницательности, выяснил истину. Своей позой – руки сложены на груди, ноги твердо стоят на земле, колени врозь, он ясно показывал, что его ничто не унизит и не испугает.
Но Эл-Ит догадалась, что он искренне старается понять, и ее не должен отпугивать этот его автоматически сработавший защитный механизм. Бен Ата уже усвоил кое-что из ее объяснений и уже за это заслуживает уважения.
И снова чисто автоматически он злобно съязвил:
– А этот твой Кунзор, он, конечно, во всех отношениях лучше меня…
Эл-Ит воздержалась от ответа, бросив только:
– Если нам не суждено найти общий язык, зачем мы вообще оказались тут вместе?
И тут Бен Ата даже не произнес, а скорее медленно выдохнул, ибо слова вылились из самой глубины его души, обычно защищенной насмешливостью, которую он считал своей «сильной стороной»:
– Но все-таки что же это?.. Мне обязательно надо понять… что!Нам надо понять… что… – И погрузился в молчание, уставившись неподвижным взглядом на чашку на столе.
И Эл-Ит с радостью и облегчением поняла, что услышала крик его души, значит, он открыт к общению и готов к взаимопониманию, – такой была и она в Зале Заседаний. Эл-Ит затаила дыхание, стараясь не двигаться, не позволяя себе задерживаться взглядом на его лице, боясь спугнуть.
Его дыхание становилось все медленнее, он сидел неподвижно, невидящим взглядом уставясь на чашку, – глубоко ушел в себя. И вдруг выдохнул:
– Что?..Что-то в этом есть… мы должны… онихотят, чтобы мы… А тут мы все солдаты… но при этом не воюем… А вы… а вы…что же такое вы? А что такое мы… для чегомы?.. вот в чем вопрос…
Бен Ата произнес эти слова как бы в трансе, медленно, монотонно, и каждое прозвучало как итог, как краткое изложение сути, как результат длительного процесса осмысления.
В струях медленно сочащегося дождя они были как будто в освещенном коконе: среди потоков воды, среди плеска, заглушающего все остальные звуки. Оба не шевелились. Бен Ата совсем затаил дыхание. Эл-Ит ждала. Спустя долгое время он пришел в себя, увидел ее рядом с собой и, казалось, удивился, обвел взглядом прохладную комнату, место их встреч, сразу все вспомнил, и тут же на его лице, в глазах, во всем облике она заметила настороженность, недоверие.
Бен Ата не мог понять, что же такое с ним произошло. Но в его лице проступила зрелость, свойственная думающим людям.
Теперь Эл-Ит больше не чувствовала себя беззащитной, могла не бояться, что ее зря унизят: она почувствовала поддержку и ободрение, поняла, что, несмотря ни на что, они действительно достигли взаимопонимания… И тут же сама, из самых благих побуждений, стремясь сделать, как лучше, своими руками разрушила это драгоценное состояние.
А сказала она вот что:
– Бен Ата, нельзя ли мне встретиться с Дабиб? Ты ее знаешь, это жена Джарнти.
Он застыл и изумленно уставился на жену. Реакция его была настолько бурной, что Эл-Ит только смогла сообразить, что их отношения снова вернулись на прежний уровень, на котором его реакция не поддается пониманию.
– Видишь ли, мы – я хочу сказать, в нашей зоне – собираемся проводить фестиваль песен и сказаний…
Выражение подозрительности отчетливо проступило на его лице. Глаза покраснели и пылали гневом.
– Да что случилось-то? – рискнула спросить Эл-Ит.
– Ну, теперь все ясно – ты точно ведьма. И не притворяйся, что это не так.
– Да пойми ты, Бен Ата, по-моему, мы выйдем на истину или хоть получим намек на нее, если послушаем старинные песни, сказания. Я говорю не о тех, которые вечно напевают все кому не лень. Есть другие… которые сейчас… не исполняются и… – Но Бен Ата пришел в ярость, встал, наклонился над женой, схватил ее за плечи и придвинул свое лицо к ней почти вплотную.
– Собираешься допросить Дабиб!
– Меня любая женщина устроит. Но ведь я знакома только с Дабиб.
– Вот что я тебе скажу: я не намерен разделять с тобой эти ваши оргии, на которых все могут поиметь друг друга.
– Бен Ата, не понимаю, что с тобой случилось, но тебя снова занесло…
– Да, занесло! Что у вас там происходит, когда ты собираешься с толпой своих партнеров? Могу себе представить!
– Судишь по своему личному опыту, Бен Ата? Значит, у вас бывает именно так, когда твои солдаты врываются в какую-нибудь убогую деревеньку… – Но сразу поняла, что продолжать не стоит, и лишь пожала плечами.
Ужаленный ее презрением, потому что правильно понял жест Эл-Ит, Бен Ата выпрямился и крупными шагами двинулся к арочной двери, выходящей на холм, у подножия которого располагался военный лагерь. Стараясь перекричать шум дождя, он звал снова и снова… раздался ответный крик, потом топот и плеск – кто-то прибежал по лужам, и Бен Ата воскликнул:
– Дабиб ко мне сюда. Немедленно.
И, сложив руки на груди, обернулся к Эл-Ит, прислонился всем телом к арочному проему и торжествующе улыбнулся.
– Вот и отлично, я хочу поговорить с Дабиб, рада, что она придет. Вот только непонятно, с чего это ты вдруг так озверел.
– Небось, размечталась сама поиметь Дабиб? Кто вас там знает, на что способны ты и твоя грязная компания.
– Поиметь,надо же, сказанул. Да что это за слово такое? Как можно поиметь другого человека? Ничего удивительного, что ты… – Эл-Ит чуть не сказала «какая уж тут любовь, если ты мыслишь такими понятиями…», но вовремя прикусила язык. – Ты бы подыскал щит для нее или что-нибудь вроде того, – посоветовала она. – Дабиб не сможет вынести нашей атмосферы.
– Большое тебе спасибо за совет. Представь, мне эта мысль тоже приходила в голову. Как, по-твоему, все тут у нас устроено? – И жестом указал на приспособления для защиты тех, кто работал и все еще иногда работает тут, в павильонах. Приспособлениями этими оказались большие пряжки или броши, которые следовало носить возле уровня горла.
Вскоре послышались хлюпающие шаги, и в дверях появилась Дабиб, закутанная в просторный темный плащ, один из старых армейских плащей мужа. Она стояла у двери, неглядя на Бен Ата, но внимательно и проницательно уставившись на Эл-Ит, которая ей улыбалась. Из рук Бен Ата Дабиб взяла брошь, сделанную из тусклого желтого металла, очень тяжелую, приколола ее у горла к вырезу платья и легко ступила в комнату, оставив свой промокший плащ в портике, на полу.
На короля она даже не взглянула, ждала, что скажет Эл-Ит. И та вдруг догадалась, почему Дабиб избегала смотреть на Бен Ата. В этой жуткой стране, где антагонизм неразрывно связан с понятием поиметь, – или, как у них тут принято говорить, с сексом, – все это, вероятно, означало, что они поимелидруг друга. Она ли его, он ли ее – смотря как рассуждают эти варвары, – но сейчас Эл-Ит такие подробности не интересовали.
Увидев Дабиб, аккуратную, приветливую, толковую и достойную женщину, судя по всему, способную понимать тонкий юмор, которая стояла и ждала распоряжений, Эл-Ит решила максимально использовать сложившуюся ситуацию.
– Садись, Дабиб, пожалуйста. – Эл-Ит жестом указала ей на кресло, которое освободил Бен Ата.
И тут Дабиб взглянула на Бен Ата. Она мгновенно просчитала, насколько велика опасность разоблачения, и убедилась, – совсем даже невелика, так что можно смотреть, и теперь, в ожидании приказа, все же обратила взгляд к своему хозяину.
Но тот во всем положился на Эл-Ит и стоял как страж, наблюдая за сценой со стороны. Дабиб уселась.
– В нашей стране затевается большой фестиваль песен и сказаний. Мы часто такие проводим, но этот будет особенный.
Дабиб уже насторожилась и была бдительна: взгляды женщин встретились, и взгляд Дабиб предупреждал. Эл-Ит едва заметно кивнула, как бы желая сказать: «Все поняла, не бойся». Бен Ата не уловил этого едва заметного обмена мыслями, понял только одно – боялся он напрасно. Созерцание этих двух женщин, сидящих напротив и готовых по возможности взять друг от друга лучшее, не могло не смягчить его, и в то же время что-то его беспокоило. Увидев, что между ними мгновенно установилось взаимопонимание, он почувствовал себя исключенным из общения, оставленным за бортом.
С преувеличенно саркастическим видом Бен Ата принял солдатскую осанку, выпрямился во весь свой рост.
– Мы хотим попробовать отыскать песни, забытые или полузабытые, из которых можно узнать о прошлом.
– Понятно, госпожа.
И опять две пары глаз изучающе всматривались друг в друга.
– Но ничего страшного… – при этих словах Эл-Ит сделала крошечную паузу и продолжала: – даже если ты ничего не вспомнишь. Просто по моей просьбе Бен Ата вызвал тебя, чтобы нам поговорить. Тебе на самом деле нечего беспокоиться… – Тут Эл-Ит сделала еще одну паузу и подождала, пока Дабиб, в свою очередь, чуть заметно кивнет. – Это всего лишь моя прихоть. Каприз! – И она притворилась женщиной, подверженной капризам и привыкшей к их мгновенному исполнению, – эдакой пустышкой, вечно довольной собой.
– Понятно, госпожа.
– Мне бы хотелось, чтобы ты обращалась ко мне по имени.
– Его трудно запомнить. – Тон Дабиб был извиняющимся, буквально мольба.
– У нас есть всякие песни, вот, например, давеча мы слушали песни в исполнении детей, и вдруг поняли, что частично их подзабыли. Иной раз в текст вносят изменения, – ну, что-то в этом роде. Может быть, у вас тоже так бывает?
– Вполне возможно.
– Как раз я слышала здесь одну песню, в прошлый приезд. Мотив был примерно такой… – И Эл-Ит выстукала пальцами на крышке стола ритм.
Дабиб уловила мотив и кивнула.
– Это случайно не женская песня?
– Ее все поют, госпожа.
– Может быть, на этот мотив в разные времена сочиняли разный текст? – небрежно предположила Эл-Ит.
– Да, по-моему, иногда у нас такое бывало, – подтвердила Дабиб.
И все это время Бен Ата был бдителен, как никогда в жизни.
Он прекрасно отдавал себе отчет, что эта встреча двух женщин проходит на том уровне взаимопонимания, который ему на данный момент не доступен. Он был намерен понять. Но самым сильным его ощущением было сомнение, ум его метался между логикой и интуицией. И главным было ощущение того, что его исключили, бросили, – Бен Ата чувствовал себя маленьким ребенком, перед носом которого захлопнули дверь.
– В этой песне что-нибудь говорится о горнем свете? – поинтересовалась Эл-Ит.
– О горнем свете? Не уверена. Такого варианта я вроде бы не слышала.
Но глазами она говорила «да», глаза просили и молили Эл-Ит не предавать ее. Эл-Ит поняла, что ее впечатление о здешних женщинах не просто было правильным, – она их недооценила. Она догадалась, что здесь существует что-то вроде подпольного движения.
– Спеть вам одну версию? – предложила Дабиб. – Она очень популярна.
– Да, хотелось бы послушать.
– Это очень старая песня, госпожа. – Дабиб откашлялась и встала позади стула, держась за него одной рукой. У нее оказался чистый сильный голос, и, очевидно, она любила петь.
Я прекрасней всех на свете,
Заманю любого в сети!
Хоть солдат, хоть генерал,
Только взглянет – и пропал!
Теперь до женщин донеслось сердитое пыхтение Бен Ата.
Они не смотрели на него: обе знали, что правителя Зоны Четыре охватил пароксизм ревности. Все теперь стало совершенно ясно для Эл-Ит. Она удивлялась своей бестактности и одновременно обрадовалась, как всегда, тому как события планомерно разворачивались одно за другим, попеременно освещая все грани истины, давая возможность перспективы.
Эл-Ит поняла, что Бен Ата собирался поиметь эту женщину, а та не хотела, чтобы ее имели. Она знала, что ум Бен Ата воспламенен ревностью и подозрениями. Оставалось только одно – ждать, как развернутся события, ждать и наблюдать.
А Дабиб все пела:
Даже тем, кто очень ловок,
Не понять моих уловок,
Мигом голову вскружу,
Никого не пощажу!
Станешь, милый, ревновать,
Станешь руки целовать,
О свиданье умолять,
Мне все деньги отдавать!
Ее сильный голос умолк, наступила глубокая тишина, в которой слышался шум затихающего дождя.
– Мы ее поем на женских фестивалях – знаете, когда все женщины собираются вместе.
Заметив, что Эл-Ит удовлетворенно улыбается, Дабиб, очевидно, осмелела и была довольна собой, – даже, поглядывая на Бен Ата, позволила себе полушутливо вздрогнуть, заметив гнев на его лице.
– Есть и другая версия, но она, конечно, не годится для ваших ушей, госпожа.
– Пусть тебя это не волнует, – прервал ее Бен Ата. – Не зацикливайся на этой мысли. Знала бы ты, что они себе там позволяют, в своей зоне…
Дабиб подмигнула Эл-Ит, потом сама покраснела от своей дерзости и начала петь:
Эй, эй, муженек!
Приходи ко мне под бок…
– Нет, эту не надо, – вмешался Бен Ата. На его лице теперь было написано надменное спокойствие высокоморального человека.
– Может быть, госпожа Эл-Ит хочет узнать нас со всех сторон, а не только лучшей. – Дабиб говорила материнским успокаивающим тоном.
Бен Ата не настаивал, просто начал с недовольным сопением прохаживаться, а она вернулась к первому куплету:
Эй, эй, муженек!
Приходи ко мне под бок!
Ну-ка, сделай-ка толчок…
Тут Дабиб прервала пение и быстро побарабанила пальцами по краю стола.
Наступила весна,
Почва ждет семена,
И греха в том нету никакого…
И снова побарабанила.
По обычаю отцов
Наполни чашу до краев,
А теперь еще разочек снова…
И опять пальцы стучат по краю стола.
Эх, эх муженек!
Повтори еще разок!
Побарабанив, Дабиб снова подмигнула Эл-Ит, а потом, расхрабрившись, и Бен Ата, который не смог удержаться от краткой одобрительной улыбки.
Ах, скажите, неужели
Спать в холодной мне постели?
Раз, два, три, четыре, пять,
Нет, такому не бывать!
И она снова с улыбкой побарабанила, после чего с вызовом закончила:
Уж я знаю, уж я знаю,
Как мужчину ублажать,
Кто любил меня однажды,
Тот придет ко мне опять!
Последовала долгая непрерывная дробь, напоминавшая барабанную, и белые зубы Дабиб блеснули в улыбке.
– Хорошенькое же мнение вы составите о нас, госпожа.
Бен Ата улыбался, стоя со сложенными руками, твердо расставив ноги. Искра пробежала между ним и Дабиб после исполнения этой песни, и она смотрела на короля уверенно, призывно.
Эл-Ит с любопытством наблюдала за ними. Пожалуй, с таким же интересом она бы следила за спариванием лошадей.
– А вот у нас есть одна песня… – небрежно бросила она, и напряжение разрядилось: Дабиб переключила свое внимание на Эл-Ит.
А та в эту минуту думала, что ее ложь была бы невозможна в Зоне Три. Там вообще нет необходимости лгать.
Только что она произнесла: «А вот у нас есть одна песня…», а у них вовсе и нет ничего подобного, и слышала она ее совсем в ином месте.
Как нам оказаться в том месте,
Где все горним пропитано светом?..
– О, нет, – прервала ее Дабиб, – у нас нет ничего подобного. Мы не задаемся такими вопросами. – Она явно испугалась.
– Как ты думаешь, можно провести тут песенный фестиваль? – спросила Эл-Ит.
– Какая прекрасная мысль. Правда, здорово придумано, – с энтузиазмом высказалась Дабиб и бросила умоляющий взгляд на собеседницу.
– Пожалуй, мы обсудим этот вопрос с Бен Ата. – И тут же, не откладывая в долгий ящик, Эл-Ит обратилась к нему: – Дабиб по доброте душевной согласилась одолжить мне одно свое платье. Я хотела бы тоже сделать ей ответный подарок.
– Но у нее куча нарядов. Ей передали все, которые не устроили тебя. Что ты с ними сделала, Дабиб? Продала из-под полы?
– Да, господин, некоторые продала. Мне подошли не все. – И обратилась к Эл-Ит: – Я была бы вам так благодарна. Если бы могли мы – я хочу сказать, я – получить одно из ваших платьев…
– Пойдем со мной. – Эл-Ит развернулась и направилась в свои покои.
– Госпожа, а нельзя мне взять то, которое сейчас на вас? Я никогда ничего подобного не видела…
Обе скрылись в покоях Эл-Ит, а Бен Ата наклонился, приник ухом к двери и стал подслушивать. Разговор и впрямь шел о нарядах. Эл-Ит снимала с себя платье, а Дабиб восторженно восклицала:
– Ах, для меня оно слишком утонченно, ах, какая красота, ах, ах, просто чудо…
– Когда ты шьешь себе платье для будней, ты всегда выкраиваешь еще одно – для праздников?
Дабиб некоторое время помолчала.
– Почти всегда, Эл-Ит.
– Приятно, наверное, надев будничное платье, вспоминать, что у тебя есть еще одно, для праздника.
– Да, приятно. Но, конечно, у нас праздников не так много. Мы бедная страна.
«Ах, вот как, значит, бедная», – думал Бен Ата. Он мигом вернулся за столик, заняв то кресло, в котором сидела Дабиб. Стал пальцем отбивать ритм на столе. Его не одурачишь. Он не знал, что происходит, но интуитивно чувствовал – что-то тут не так. Все это он выведает у Дабиб. Если до тех пор не выпытает у Эл-Ит.
Когда женщины вернулись в комнату, Бен Ата сидел и улыбался, демонстрируя свой добрый нрав.
При их виде он онемел от восторга. Смуглую энергичную красоту Дабиб хорошо подчеркивало золотистое шелковое платье Эл-Ит, которое та только что сняла. На Эл-Ит был ярко-желтый наряд, который, казалось, впитал весь свет этой большой мягко освещенной комнаты, – и теперь излучал его. Ее распущенные черные волосы блестели, глаза сияли, она была полна озорства и веселья. Бен Ата мысленно невольно подумал: «Эх, вот бы поиметь их обеих сразу», – сказались недавние уроки Элис. Он вспомнил, с каким презрением Эл-Ит восприняла слово поиметь.Бен Ата исподлобья смотрел на обеих – и в голове его вдруг началась мучительная борьба мыслей. Мгновенно, как будто его озарила вспышка, король Зоны Четыре понял, почему Эл-Ит презирает его язык. Но это понимание длилось недолго. Угрюмо и подозрительно он смотрел, как Эл-Ит провожает Дабиб до арки, как та плотно укутывается в старый темный плащ, а потом, улыбнувшись ему и обменявшись каким-то жирным быстрым взглядом с Эл-Ит, убегает, исчезая за серой пеленой дождя.
Эл-Ит с улыбкой провожала ее взглядом. Обернулась к нему с той же улыбкой. В своем солнечном желтом платье она была лучше, чем он заслуживал, как показалось ему в эту минуту. Бен Ата внезапно увидел, какое она быстрое, летучее, как пламя, существо, и понял, насколько сам он ее подавляет и гасит. Проклятая ревность!
Жена стояла перед ним с зазывной улыбкой, невероятно соблазнительная. Он неуклюже и тяжело поднялся и кинулся на нее. Она ускользнула, но не из кокетства, а и впрямь испугавшись.
– Нет, нет, Бен Ата, не испорти момента…
Она старалась, чтобы их близость произошла легко и весело, как было совсем недавно, в те часы, которые, как теперь казалось Бен Ата, настолько превосходили все, что было в его жизни, все его мысли и поступки, что ему даже не верилось, что такое было, так же, как и в то, что королю Зоны Четыре доступно поднять взгляд на огромные горы, закрывавшие весь западный горизонт. Он обхватил Эл-Ит, но она его чуточку придержала.
– Подожди, постой, Бен Ата. Хочешь, сделаем так, как было тогда?
Еще бы он не хотел, очень хотел, отчаянно хотел, он был весь воспламенен ожиданием именно того и ничего другого, – но не мог удержать ни себя, ни ее, – именно в этот момент ему приспичило схватить жену и стереть ее в порошок, и это желание погасило всякую возможность ласки, игривости, медленного нарастания желания соития. Он ее поимел.Эл-Ит приняла его, но ушел ее внутренний свет. Для него это ощущение не было внове, после Элис, но в течение всего соития он не мог забыть того, прошлого раза, и сейчас делал свое дело упрямо и настырно, потому что, попросту говоря, тот, прошлый раз ушел, до него было далеко. Сегодня Эл-Ит не плакала, не позволила стереть себя в порошок. Она отдала столько же, сколько получила, и произнесла слова, тщательно выбранные из многих, и сказала их ему с безразличной улыбкой, даже с презрением.
Часы их ожесточенного соития закончились внешним проявлением взаимного неудовольствия, в душе же каждый был просто удручен.
Когда оба поднялись, отправились принять ванну, одеться, привести себя в порядок, очаровательная, полная воздуха комната, казалось, потеряла свой блеск и барабан прекратил бить.
На этот раз все было продумано и целесообразно. Эл-Ит завернулась в плащ, она не забыла свой щит, она вышла в сад из двери напротив той, через которую в дождь выбежала Дабиб. Холодные струи фонтанов били в низкое холодное небо.
Бен Ата шел за ней, тоже завернувшись в плащ, подготовившись. На ее зов вверх по холму легким аллюром примчались оба коня, белый и черный. Они уселись верхом и спокойно поскакали с холма на дорогу, ведущую на запад. По пути до границы они говорили о том, что видели вокруг, – о видах на урожай, о каналах и полях.
Это было вполне в рамках разумного супружества. Но в душе Эл-Ит была так далека от Бен Ата, что он не мог рассчитывать получить от нее ни грамма истинного признания. Ему было ясно, что ей не нужно от него ничего, – только избавиться. И прекрасно отдавал себе отчет, что винить должен только себя.
Достигнув границы, оба осадили коней, и Эл-Ит уже была готова рвануть вперед, в солнечное пространство своих степей у подножия гор, когда муж хрипло обратился к ней:
– Эл-Ит, постой.
Она обернулась, взглянула на него с холодной насмешкой.
– Ну что, сейчас поедешь прямо к Кунзору? – в ярости заорал он.
– И к остальным, – спокойно отозвалась она и пришпорила коня.
Бен Ата проворчал себе под нос, что немедленно вызовет Дабиб, но на самом деле знал, что не станет этого делать. Он стал думать. Он осознавал, что хотя в нем бушуют ревность, обида, подозрительность, которые буквально его отравляют, однако настало время понять и кое-что другое. И он решительно вознамерился это другое понять.
Те, кто видел Бен Ата на обратном пути, рассказывали, что их король выглядит удрученным. Это чужеземка во всем виновата! – считали они.
Как и в прошлый раз, оба – Эл-Ит и Бен Ата, расставшись и направившись в свои зоны, чувствовали, что расставание не сняло с них груза взаимных чувств, на что они надеялись. Наоборот, стало только хуже. Когда они были вместе, то вызывали друг в друге ненужные им ощущения, когда же были врозь, мысли о партнере причиняли обоим страдания. Бен Ата казалось, что он несет на себе проклятие демона, который мешает ему вести себя с Эл-Ит так, чтобы обрести невероятное счастье. Эл-Ит ощущала свою болезненную связь с мужем – она обдумывала это слово, вертела его так и эдак, как будто оно было новым звеном в сложном узоре или новым металлом, изготовленным в мастерских северных регионов, где находились шахты. Бен Ата обременял ее, как излишний груз на боку или, точнее сказать, в чреве, но ребенок пока что представлял собой всего лишь крупинку или комочек новой плоти, так что вряд ли именно беременность невероятной тяжестью лежала у нее на душе. Двигаясь вперед, Эл-Ит мысленно была с Бен Ата, который сейчас скачет среди низких болотистых полей… Она не спросила его об одном… не выяснила другое… если бы она поступила не так, а эдак… теперь, когда между ними было уже большое расстояние, Эл-Ит искренне не верилось, что она поступила так, как ей помнилось. Тогда, после уединения с Дабиб, она вернулась в большой светлый зал с высоким потолком, чувствуя себя энергичной, сильной, живой и уверенной в себе, и сразу заметила, как далек от нее угрюмый Бен Ата. Желтое платье украшало ее, делая ее счастливой. И чем все закончилось? Пыткой, которую Бен Ата называет любовью.
А теперь, скача по степи, где по обе стороны дороги блестели травы, а небо над головой отливало мягкой голубизной, Эл-Ит вдруг почувствовала, что эта страна ей чужая или она чужая в этой стране. От неожиданности она слезла с коня и постояла, обхватив его голову, прижавшись к нему щекой, шепча:
