Текст книги "Храм ночи"

Автор книги: Донован Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– На кого ты похож, киммериец, – сквозь зубы проговорил Конан, начиная подниматься, кривясь от боли во всем теле.

Иллиах ладонью убрал гриву, и король увидел, что левый глаз «эйнхерия» перечеркивает алая полоса. Из-за обилия крови, заливающей всю личину, трудно было разглядеть, прошел ли рубец прямо по глазу, или удар был поверхностный.

– А что там с Хольгером? – ворчливо осведомился король, обозревая место сечи.

– Уж если такой сопляк, как Иллиах, остался на ногах, то уж я как-нибудь сумею служить и далее моему повелителю, пусть даже и без зубов, – послышался явственно шамкающий бас ветерана-асира.

Эфес атамановой сабли действительно вышиб у него пригоршню зубов, и рот пытавшегося улыбаться Хольгера брызгал кровью так, что Конану пришлось посторониться.

– Кром, вот цена этой победы – гора мертвецов, один «Сын Грома» где-то в небесах, десяток зубов, выбитый глаз, и, насколько я понимаю, ухо?

– Э, нет, мой король, – пробурчал угрюмый побратим ставшего берсеркером рыжебородого, старательно прилаживая полуоторванное левое ухо на его законное место. – Эта рвань дерется, словно стая шлюх из портового борделя в Кордаве, где бравые аргосские корсары провели седмицу, заплатив оплеухами, – мне все пуговицы с кафтана пооборвали, и вот… – Он скривился, перематывая голову тряпицей, извлеченной из недр необъятного кафтана, который Эгиль как раз перед выездом из Тарантии выиграл у Иллиаха в кости.

На кафтане и впрямь не хватало верхних жемчужных пуговиц. Иллиах так и прыснул в кулак.

– Да, не впрок тебе выигрыши идут, асир ты одноухий, – прошамкал Хольгер, предусмотрительно отвернувшись от короля и сплевывая кровь на переломанный папоротник.

– Все, кончай болтовню, «эйнхерии», так вас… – Конан поднял свой оброненный меч. – Дуйте втроем, разузнайте, жив ли там Ройл, и каких таких спасителей вместо Хресвельга сюда принесло.

Пока Конан с наслаждением прислушивался к незабываемому зуду в избитом теле, с каким возвращались силы, тройка покалеченных телохранителей привела ветерана боссонской границы. Ройл был весь перепачкан кровью и слегка хромал.

– Я цел, мой король. Остальных, правда, положили, в основном стрелами. Это не моя кровь. Только нога вот… попал сапогом в кроличью нору, а топор одного из этих сынов погибели аккурат над макушкой прошел, – отрапортовал ветеран, с нескрываемым неудовольствием посматривая на появившихся невесть откуда гвардейцев. Те спокойно и как-то буднично расхаживали по полю боя, добивая раненых разбойников.

– Хвала Крому, Ройл, – буркнул Конан. – Если окажешься в Вендии, можешь принести по случаю жертву прародителю всех кроликов. Эй, вы там, чернокафтанные! Где ваш командир, живо его ко мне!

Королевский приказ отправились выполнять, однако было видно, что с некоторой ленцой. «Эйнхерии» с Ройлом отошли в сторонку, туда, где гвардейцы поставили своих коней, и занялись своими ранами. Конан же остался стоять, гневно раздувая ноздри и стараясь испепелить взглядом нерасторопных служивых. Некогда от этого взгляда аквилонские ратники бледнели и начинали трястись, моля Митру и всех светлых заступников рода человеческого, чтобы грозный киммериец решил отвести душу на ком-нибудь другом. Однако и времена те канули в вечность, да и гвардейский полк давно был любимой вотчиной Конна. Будь здесь аквилонский принц, давно бы уже весь лес наполнился бегающими и спешащими выполнить повеление воинами. Сам Золотой Лев добился лишь того, что один из Драконов с видимым сожалением оставил ворочающегося в луже крови разбойника и ускакал за своим командиром, а остальные, сбившись в плотную кучку, отошли подальше. Только стайка пажей в мышиных камзолах с гербами своих хозяев бродили по опушке, словно стая гиен, потроша убитых и подбирая достойное внимания оружие.

Наконец раздался стук копыт, и к Конану подлетел храпящий тонконогий жеребец, покрытый роскошной попоной, черной с парой серебряных василисков, выполненных, впрочем, довольно неряшливо. В простом, видавшем виды седле, на бритунский манер брошенном на попону и прихваченном парой шелковых шнуров, восседал их спаситель. Взгляд Конана вначале остановился на оружии, которое, без сомнения, совсем недавно было в деле, – пучок травы, которым был вытерт торопливо палаш, не смог полностью очистить голубоватую сталь от рыжины, кроме того, имелась и пара свежих зазубрин.

«Хорошая работа, даже не определить сразу, в какой части света ковали, вот только на гарде лишнего понакручено, да и ножны – словно павлиний хвост», – подумал король, после чего уделил внимание и хозяину палаша.

Киммериец сразу же узнал одного из любимчиков принца по имени Армледер. Некогда он был телохранителем самого Конана, еще до создания северной дружины, однако после какой-то истории, подробности которой киммериец запамятовал, аквилонцу пришлось отправляться из столицы в некий медвежий угол, где тлела долгая и кровавая война.

Только годы спустя молодого вояку отметил Конн и приблизил к себе. Молодой капитан, замерший в воинском приветствии, выглядел весьма браво. Во взоре не было подобострастия, чего Конан просто терпеть не мог, но не было и дерзости. Лицо казалось совершенно отрешенным, взгляд устремлен куда-то сквозь короля, но выражение у него было как у породистой боевой псины, ждущей команды без восторженного виляния хвостом, а степенно, подобравшись в тугой комок.

Доспехи, по обычаю своего полка запрятанные под черный с серебром камзол, весь в разрезах, дабы не стеснять движения, Конан разглядеть не мог, кроме лишь легких наручей безо всяких чеканок и насечек.

Левую руку, прижатую сейчас по уставной форме к бедру, покрывала толстая кожаная перчатка, раструб которой наползал на предплечье, скрывая левый наруч едва ли не наполовину. К грубой коже были вкривь и вкось пришиты медные чешуйки, явно содранные с чьего-то панциря.

«Сам, наверное, сделал, – с некоторым одобрением подумал Конан, пошевелив пальцами той своей руки, которая так же была затянута в перчатку, – в пасть льву ее, конечно, не сунешь и палаш, пожалуй, не отобьешь, однако легкие шпаги да сабли вполне можно отводить. Знатный, наверное, рубака, если сам себе амуницию правит. Да и будь по-другому, вряд ли Конн держал бы его при себе».

– Благодарю за своевременную помощь, капитан, хоть она и пришла весьма неожиданно. Что вас привело в эти гиблые чащобы? Вы, верно, выполняете распоряжения принца?

– О да, мой король. Сам принц Конн, а вместе с ним военные советники вашего величества в настоящее время находятся в лагере пограничников… чьи бренные останки я отдам немедленный приказ предать земле, с вашего позволения.

– Ах, вот как! – Конан взъерошил свою гриву, размышляя и недовольно кривя губы. – Что же их сюда принесло? Впрочем, вы и не знаете наверняка… Вольно, вольно, простите уж старика, забыл я на некоторое время об этикете.

Ничуть не изменившись в лице, Армледер принял более непринужденную позу, отдал знаком приказ своим гвардейцам. Те тут же кинулись складывать в одно место погибших порубежников, а сам выудил из кармана промасленную тряпицу и стал сосредоточенно водить по клинку. Конан же, покачиваясь с каблуков на носки, думал о своем. Наконец тягостное молчание прервал король, спросив:

– Вас, капитан, принц послал найти меня и привести в ставку Конна… Кром, я никак не ожидал, что у этих голодранцев окажется так много людей, умеющих держать в руках оружие, да еще этот их змееподобный атаман…

– Осмелюсь доложить, мой король, весьма примечательная личность.

Армледер с сожалением ощупал зазубрины и, отправив палаш в ножны, продолжил:

– Я с моими Драконами гнал их некоторое время, пока деревья не стали помехой для конной погони. Многих порубили и покололи, остальные, видно, уже на немедийской стороне, благодарят Митру за спасение.

– Ну, Митра им там не поможет, – решительно сказал Конан, топнув ногой, а Ройл, подошедший сзади, и услышавший последние слова, уверился в своих подозрениях. – Так что там с этим сетовым отродьем в кольчуге?

– Там, в восточной части урочища, есть такой ручеек с весьма скользкими и крутыми бережками, к которым мы, было, прижали главаря банды и с ним еще троих.

– Неужели вы его? – с явной тревогой вскричал Конан.

Армледер и Ройл вопросительно подняли брови – столько было неподдельного сожаления в этом возгласе.

– Увы, нам это не удалось, мой король, – с некоторой задержкой проговорил капитан.

– Хвала Крому! – вскричал киммериец.

– Тем не менее, – с металлом в голосе произнес Армледер, придавая лицу то самое отстраненное выражение, – моя честь офицера Аквилонской Короны задета, и я без сомнения сведу с ним счеты в ближайшее время!

– Ха, а ты мне нравишься! – Конан вновь ожил, будто и не было жаркой схватки и пары-тройки лишних десятков лет за плечами. – Только вряд ли это тебе по силам. Есть у меня подозрение, что учил его один восточный мечник, которому вся ваша, да и моя, гвардия, что кабану стая комаров. Ну, да ничего, к мастерству надо еще прибавить и опыт, и силу. Итак, что там у тебя произошло у ручья?

Лицо капитана Черных Драконов оставалось столь же бесстрастным, однако слова короля задели его за живое – на скулах проступили красноватые пятна, грозя залить краской всю физиономию. Тем не менее, телохранитель принца сухо ответил:

– Когда он понял, что его настигают, то развернулся и крикнул своим, чтобы отступали. Потом он бросился на нас. Один. Место было топкое, да и кони успели разогнаться, так что в ближнем бою он сразу получил преимущество. Подсек ноги одной лошади, другой, загородился трупами… Словом, я потерял троих убитыми, да несколько коней он покалечил, словно мясник…

– Что ж вы его пиками вашими оттуда не выковыряли? – спросил Ройл.

Гвардеец не удостоил его и взглядом.

– Этот змей перерубал древки, словно метлы городских мусорщиков, даже мою пику, а у меня-то древко было окованным. И все это легкими сабельками. Пришлось спешиться и брать его в кольцо.

– Молодец! – воскликнул Конан, и ни у кого не было сомнений, к кому относилась данная похвала.

– Наконец я до него добрался, и мы скрестили клинки. Мне даже удалось его ранить…

– Куда? – быстро спросил король.

– В левую кисть, но, кажется, вскользь, он даже не уронил оружия, только старался парировать другой рукой, и все. И тут из чащи налетели его дружки. Полезли с разных сторон, словно овцы на убой. Мы покрошили пятерых или чуть больше, но меня уже оттеснили от вожака, и он растаял в чаще. Следом юркнули и оставшиеся в живых. Я не рискнул спешивать и отправлять в непролазный лес бойцов.

– А зря, – перебил его Ройл с досадой, но Конан зыркнул на него, и ветеран унялся. – Мои кавалеристы больше приучены вести бой в седле, кроме того, они без сомнения ломились в сторону немедийской границы, словно раненые лоси.

– Капитан, сколько у вас здесь людей? – спросил король, судя по всему, весьма довольный допросом.

– Со мной прибыл полувильд при заводных конях. Убитыми и ранеными десять человек ровно. – При словечке из лексикона выпускников Бельверусской военной академии Ройл скривился и сплюнул:

– Половина вильда – это сотня, не так ли, мой любитель немедийских выкрутасов? Минус десяток убитыми и ранеными, минус еще десяток, чтобы сопроводить пленных, минус еще десяток, чтобы перерыть лагерь, тут должна быть часть добычи этих псов. Итого – остается семьдесят рыл, мой король.

Армледер стал совершенно пунцовым. Рука его потянулась, было, к палашу, но затем собралась в кулак и устремилась в челюсть следопыта. Ройл еле успел отшатнуться. Вывихнутая нога подвернулась, и ветеран полетел в грязь, оглашая лес отборнейшими богохульствами. Однако гвардеец уже пришел в себя и обратился к киммерийцу, весьма снисходительно созерцающему все происшедшее:

– Мой король, я готов понести любое наказание. Оскорбление офицерского звания низшим чином не оправдание для самоуправства в присутствии августейшей особы.

Конан скорчил такую гримасу, словно у него неожиданно заболело три или четыре зуба.

– Капитан, ты приобретешь славу полного болвана в глазах своего короля и вон тех рогатых «нижних чинов», если будешь еще нести такую чушь. Прибереги все это для дворцовых стен и ушей своего принца, а тут, в лесу, скоро птицы начнут дохнуть на лету от твоих великосветских манер. И ты, Ройл, не сверли капитана красным глазом – тебе что, ни разу в рыло не давали?

– Да он и не попал, – весело произнес Иллиах, помогая подняться следопыту. – Одно слово, чернокафтанник.

– Стоп, стоп, а ну-ка прекратить, – гаркнул Конан, уголком глаза уловив, что Армледер воинственно шагнул к «эйнхерию». – Тут вам не тарантийская мостовая, и не кабак. Хотите подраться? Будет вам драка. Капитан! Отрядите десяток из вашего, Кром, полувильда, хоронить павших и сжигать падаль, еще десяток – для сопровождения раненых и быстрого обыска лагеря. Пусть потом направляются в расположение пограничной заставы. Остальные семьдесят рыл – к немедленному построению.

– Мой король, на немедийской стороне сильный гарнизон, – умоляюще произнес Ройл, которому уже помогли подняться.

– А тебя, старая пограничная крыса, никто в поход и не берет. Ковыляй с бравыми гвардейцами к моему сынку, сообщи ему, что я прихватил его Драконов и охочусь на кабанов, или… цапель. Перчаточки-то соколиные у нас с капитаном есть… – хохотнул киммериец.

– Вот и вся благодарность за десятилетия службы, – пробурчал Ройл. – Если там не будет меня, то ты, Конан, чего доброго, еще кинешься наступать на Бельверус, даже толком не обсохнув от купания в той луже у оврага.

– Не ворчи, а лучше докладывай, сколько там немедийцев, за перевалом. – Конан повелительным жестом пресек попытки вмешаться удивленного гвардейского капитана.

– Полсотни конных пикинеров, столько же арбалетчиков, десятка три следопытов из местных, два десятка тяжелой пехоты – морд, значит, не меньше ста. Ну, баллисты там, самострелы на стенах, рогатки вокруг лагеря – вот капитан лучше меня разбирается, как они свои укрепленные лагеря оборудуют. Я-то его только издалека видел. Многовато, а?

– Ну, все они из лагеря нам навстречу не пойдут, – рассудительно вмешался ванир.

– Точно, – задорно проговорил Иллиах, косясь одним глазом на Армледера, которого всего передернуло при виде того, как телохранители и простой ратник разговаривают с Золотым Львом. – Тяжелозадная пехота останется за стенами, половина арбалетчиков, наверное, тоже. Это уже минус четыре десятка…

– Рыл, – продолжил Ройл, поневоле включаясь в оживленное обсуждение вторжения.

Наконец, в беседу включился и застывший, как статуя, гвардеец, смекнувший, что речь идет именно о вторжении на территорию сопредельного государства, причем державы не из самых слабых.

– Мой король, как же это…

– А вот так, мой капитан. Но ничего, не бойся. – Конан хлопнул совершенно опешившего гвардейца по плечу так, что загудела надетая под камзол кираса. – Может, они еще и не станут путаться под ногами, не посмеют мешать мне, ловить врагов Аквилонской Короны.

– Но принц Конн… – Армледер уже говорил не так уверенно и Конан ухмыльнулся, глядя, как рука гвардейца в кожаннай перчатке потянулась к голове, будто капитан вознамерился почесать в затылке, не снимая шлема.

– Может, наорет на тебя, а может, и нет. Всю кашу-то заварил как-никак сам король. Да и не он, а этот Хват, змеиное отродье. Ты еще не забыл его, а? Другого случая может не представиться. Он сейчас чистит перышки на немедийской стороне, хохоча над растяпами-гвардейцами.

«Эйнхерии» откровенно скалились, глядя, как столичный щеголь борется с долгом и понятным для каждого воина желанием влезть в настоящую драку.

– Но если немедийский гарнизон вмешается, охраняя свой рубеж… Это же война?! – безнадежно сказал Армледер.

– Может быть и война. На то вас, расфуфыренных павлинов, и кормит казна, чтоб воевали. Или ты с тех пор, как учился в ихней академии, решил никогда не скрещивать клинков с немедийцами? Присягу-то ты давал Золотому Льву Аквилонии. – Конан уже видел, что победил, а Ройл стоял с совершенно скорбным лицом, по опыту зная, что легче отобрать у тигра козленка, чем остановить рвущегося в бой киммерийца.

– Мой король, Черные Драконы остаются верными присяге, в каких бы академиях они ни учились! – слегка оскорбленно произнес Армледер, откланялся и принялся зычно отдавать команды своим воинам, дисциплинированно стоявшим поодаль.

– Ну, может, разбойников еще и не нагоним, а немедийцы, упившись молодого вина, проспят наше появление, – сказал асир ваниру.

Тот, словно его оторвали от вдумчивых размышлений, встрепенулся, рассеянно взглянул на говорившего, и махнул рукой – дескать, наше дело мечом махать, и ушел править зазубренный клинок.

– Кром, очень бы не хотелось, – пробормотал Конан и погрузился в созерцание подготовки к огненному погребению павших.

Меж тем невдалеке раздался возглас Армледера:

– Поторопитесь, зубы повыбиваю! Уйдут разбойники – всех десятников отправлю гнить в Боссонские топи!

– Ишь, отправит. Эк, напугал, – проворчал полуодобрительно Ройл, скорчившись на мокрой траве и рассматривая поврежденную ногу, – попробовал бы кого из боссонских лучников заманить в свою псарню. Там и ругательства-то нет страшнее, чем гвардеец.

Конан же в предвкушении возможной схватки – пока Иллиах правил его меч, – добыл у гвардейцев бутыль вина и, прихлебывая, ворчал что-то о форме и дисциплине. Принявший эти слова всерьез, бывший хозяин бутыли, пронесенной сквозь все проверки снаряжения, что устраивались в гвардии даже на марше, изменился в лице и растворился в толпе сослуживцев.

Король, впрочем, про него уже и забыл, с интересом наблюдая, как по очищенному от мертвых полю идет Армледер. Капитан целеустремленно двигался к сидевшему на земле Ройлу, а не с докладом к Конану.

– Кром, если они провозятся с построением еще немного, я расформирую весь полк! – По давней привычке киммериец говорил сам с собой и своим богом вслух.

Меж тем гвардейский капитан решительно подошел к следопыту и наклонился над ним, что-то, втолковывая. Конан видел, что вначале ветеран раздраженно мотнул головой, но затем всплеснул руками в хорошо знакомом киммерийцу жесте отчаянья и покорности судьбе и вытянул на траве поврежденную ногу. Король заинтересованно привстал со своего пенька. «Эйнхерии», кроме занятого делом Иллиаха, тоже подтянулись поближе.

Капитан взял в одну руку пятку грязного, в глиняных комьях, сапога Ройла, в другую – носок, присел и с вывертом дернул, словно стараясь открутить ногу следопыта. Ветеран пограничья огласил окрестности серией великолепных воплей, перешедших вскоре в выражения, более приставшие выпившим маркитанткам и трезвым, не по настроению, погонщикам мулов. Молодежь из гвардейцев, уже выстроившаяся подле своих коней, восхищенно зацокала языками.

– Учитесь, павлины, у старого вояки, – бросил Конан и направился в сторону ругающегося последними словами Ройла.

Обступившие его северяне неторопливо обсуждали, хотел ли таким способом чернокафтанник выдрать ногу или только причинить боль обидчику, не скованному гвардейской дисциплиной. К определенному выводу они не пришли, но согласились, что за такое резать ремни из кожи на спине – мало. Конан успел вовремя, чтобы предотвратить драку. Капитан стоял рядом с корчившимся на земле разведчиком и ухом не вел в ответ на угрозы северян, вытирая перепачканные руки о свой роскошный камзол.

– Значит, в немедийской академии учат еще и грамотно пытать, – заметил Конан.

– И этому тоже, мой король. Однако сейчас я лишь помог уважаемому Ройлу вновь встать в строй перед походом за перевал.

– Убереги меня Митра от ругани! Помог! – закричал сорванным голосом следопыт, стараясь подняться. – Если нога у меня отсохнет, ты будешь платить отступные доброму десятку шлюх в трактирах Тарантии и вокруг нее.

– Наступи на ногу, – ледяным тоном приказал капитан.

– Ты еще издеваешься, ювелирная лавка?

– Наступи, чурбан ты неотесанный, – все так же спокойно проговорил невозмутимый гвардеец, садясь на корточки подле своей взбешенной жертвы.

Ройл сплюнул. Митра Милостивый не уберег его, и с очередной тирадой он топнул ногой.

– Ну? – спустя несколько мгновений спросил Армледер, кривя губы в ухмылке. – Воздух-то выпусти, задохнешься.

Растерянный Ройл ощупал ногу, не веря своим ощущениям, сорвал сапог и ощупал снова. Конан и «эйнхерии», равно как и тихо подошедший сзади Иллиах, молчали. Капитан же неуловимым жестом достал откуда-то из складок камзола маленький, но чрезвычайно острый кинжал, без всякого перекрестья, и одним точным ударом распорол штанину Ройла от колена до лодыжки. Чем вызвал новый поток ругани и богохульств. Не обращая на это внимания, гвардеец грубо схватил коричневыми от грязи пальцами мышцу и сжал. Тут Ройл просто взвыл и задергался, как червяк на крючке. Сильные пальцы меж тем мяли и растирали его икру, словно пытаясь то раздавить мышцу о кость, то, наоборот, оторвать от нее.

– Тебе бы не Драконами командовать, а в кожемяки идти, – пробурчал Эгиль.

Нога следопыта, вначале мертвенно-бледная, приобрела красноватый оттенок. Наконец Армледер, удовлетворенно хмыкнув, оставил ветерана в покое и поднялся.

– Ему бы поспать немного или вина глотнуть. Но ничего, в седло взберется, куда надо доедет, а там, как пойдет сеча, кровь сама побежит. К вечеру будет нога, как новая. А то, думаю, без лекаря усохла бы.

– А, по-моему, просто вывих был, – неуверенно сказал Ройл и шагнул без посторонней помощи, слегка покачнувшись, недоверчиво косясь на гвардейца.

Армледер равнодушно пожал плечами и тут же, выхватив палаш и встав во фрунт, браво отрапортовал:

– Мой король! Погребальные костры для павших и падали готовы. Десяток отправлен сопровождать шестерых раненых и трех пленных. Второй десяток занят обыском в лагере, при нем находятся сменные лошади моего… моей сотни на случай быстрого отступления. Семь десятков Черных Драконов готовы к походу через перевал.

Конан враз потерял всяческий интерес к Ройлу и пошел к замершей шеренге гвардейцев.

– Стратег ты, капитан, одно слово – стратег. Лошади сменные – это хорошо. Но еще лучше их взять с собой. На случай «быстрого наступления». Ладно, не вздрагивай, словно ужаленный, шучу. Оставляй в лагере, может, придется что-то вывозить отсюда.

Он остановился напротив строя, посмотрел на трепещущие копейные флажки с изображениями черных драконов, гулко стукнул в прикрытую латами грудь ближайшего воина и удовлетворенно крякнул.

– Все в броне? Отлично, мало ли – а вдруг не выродились еще лихие пограничные капитаны на немедийской стороне. Местность знаешь?

– Да, мой король. Я из здешних мест.

– Постой-ка, Кром! Я вспомнил – не Эйольва-Валана ты отпрыск?

– Сын. Здесь неподалеку наш замок, там мой брат. Если Ваше Величество соизволит…

– Ага, соизволит… если поймаем этого чешуйчатого гада – Хвата и если не затеем небольшую заварушку с Немедией… Что ж, отдых в замке пеллийских владык и моего былого оруженосца, к тому же основателя Тарантийской картографической академии, будет весьма кстати перед долгой дорогой к Ильбарским Горам. Выступаем!

Глава пятая

Торкиль Пеллийский, Великий Мастер рыцарского ордена Блистательных, имел вид весьма и весьма удрученный. Он торопливо шел, почти бежал по нижним ярусам донжона своего замка. Тускло чадили факелы, вставленные в бронзовые кольца под самыми каменными сводами. Часовые в полном вооружении спешили укрыться в темных нишах каменных стен, когда призрачная фигура Мастера проносилась мимо них, оставляя за собой еле различимый звон тончайших колец кольчуги, по беспокойному времени поддетой под камзол, и шорох белоснежного плаща. Вышитые на нем алые геральдические звери служили напоминанием нетвердым в вере о присутствии меж небом и землей грозных посланцев Митры, стражей всех пяти стихий и всех пяти сторон света (согласно орденским преданиям).

Краем одежд Мастер сметал пыль с гранитных ступеней винтовой лестницы, уводящей Торкиля в недра родового гнезда. Изящная и хрупкая, разумеется, только с виду, дверь была снабжена, кроме призванного внушать трепет отступникам и злодеям знака Алого Быка, еще и массивными запорами. Глухо стукнувшая створка отгородила наследника небогатого, но славного пеллийского герцогства от досужих взглядов. Сюда, в подземелья замка, входили очень и очень немногие, а выходило – и того меньше.

Некогда, еще не помышлявшего о создании тайного ордена, Торкиля мальчишеское любопытство подвигло на первое исследование каменных мешков у самых корней замка, уходящих в основание горы – издревле господствующей над прискорбно небольшими угодьями пеллийских владетелей. Гулкое эхо, тьма, которую не разгонял, а словно даже сгущал неуместный здесь свет свечи, тревожный шорох кожистых крыльев под невидимым, но давящим сверху гранитным потолком – все это вкупе с невообразимым привкусом чего-то потаенного, сакрального, укрытого провидением от луны и солнца навеки запало в душу молодого дворянина, по хилости здоровья отлученного от забав старших братьев: охоты на красного зверя, турниров и пирушек. Шепоток теней, монотонный звук капель невесть откуда низвергающейся воды, холодок, идущий от скользких и прочных, как затвердевшее вдруг время, стен скрашивали постылый досуг подростка и невеселые думы младшего отпрыска благородного рода.

По уже упомянутой телесной слабости Торкиль не мог, конечно, сопровождать своего отца, знаменитейшего в хайборийском мире первопроходца Эйольва-Валлана в его скитаниях по экзотическим странам, чудесным, как сны. Однако Торкиль стал заправским книгочеем, буквально поселившись в отцовской библиотеке. Оба старших брата, Армледер и Орм, не разделяя пристрастий отца, не ушли от соблазнов полного насилия и фальшивого блеска двора аквилонского короля. Едва достигнув зрелости, они поочередно ринулись в столицу завоевывать себе мечом и кулаком место подле Рубинового Трона.

Конан, памятуя о заслугах отца, знакомого киммерийцу еще по юношеским похождениям, определил обоих в полк Черных Драконов. Время то было чрезвычайно беспокойное – королевство лихорадило от войн, вторжений и, главное, мятежей и заговоров. Ни соседи, совершенно не заинтересованные в усилении при новом владыке военной мощи Аквилонии, ни родовитые нобили, видевшие в Конане не более чем удачливого дикаря-наемника, волею рока и темных богов вознесенного на вершину славы и власти, не собирались покорно идти под его руку. В такой обстановке, как водится, личная преданность подданного и его умение владеть клинком заменяли королю многомудрые наставления маститых советников и уверенья в вечной преданности могущественных союзников, готовых ударить в спину, продолжая медоточивую улыбчивую речь. Так что Орм и Армледер, идя от схватки к схватке, держа стремя обожаемого короля в знаменитых сражениях, мужали и росли в званиях. Во время очередной заварухи, когда в спину Конана из-за портьеры пиршественной залы вылетела белоперая стрела, Орм завершил истинную для телохранителя короля карьеру – прикрыл того своим телом. Младший отпрыск великого первопроходца Армледера в том дворцовом происшествии выглядел куда как более бледно – в завязавшейся рукопашной, когда на короля кинулись из всех углов залы переодетые убийцы, пеллиец от неловкого выпада выронил клинок, затем получил сильный удар по затылку и пролежал всю схватку под ногами дерущихся.

Как обычно, вышедший сухим из воды Конан, озирая полный изуродованных, окровавленных тел зал и лениво журя задержавшуюся с вмешательством дворцовую стражу, увидел, что один из павших шевелится.

– А, так ты жив? – безразлично уронил Конан, собираясь уходить. – Брат твой, недотепа, больше тебя, был достоин славной участи сына Валлана. А из тебя не вышел ни ученый, ни умелый воин.

Этих слов расторопному командиру Черных Драконов было достаточно, чтобы удалить Армледера как можно дальше от королевских очей. Счастье еще, что юноша остался в столице и в своем избранном полку. Однако в караул во дворце его не назначали ни при каких обстоятельствах. Потребовалось десять лет беспорочной службы, отличий в нескольких больших и малых сражениях, прежде чем он получил первое офицерское звание.

Уже изрядно сдавший к тому времени король подписал указ, словно и не вспомнив, что речь идет о его бывшем телохранителе и сыне основателя академии.

Позади был страшный для королевства Год Дракона, год вторжения Немедийской армии в союзе с черным колдовством, восставшего из пепла, древнего Ахерона. Года, начавшегося с ужасающей битвы на пограничной реке. Насланный колдуном Звездный Демон лишил короля возможности выехать на поле и достойно руководить аквилонским воинством. Тогда по совету полководцев Конан отдал свои черные доспехи командиру пеллийских копейщиков Эйольву. Ненавидевший насилие во всех его проявлениях и равнодушный к зову медных труб, кличу герольдов и лязгу битвы, но верный долгу Эйольв-Валлан повел конную лавину аквилонцев навстречу неприятелю. То был черный день, первый в череде горьких поражений королевства – побежденные некромантией отряды Аквилонии гибли под обломками рушащихся скал и копытами немедийской конницы. Одним из первых пал и давний соратник Конана.

Миновал Год Дракона, возродившееся буквально из руин Аквилонское королевство вышвырнуло за свои границы захватчиков и в преисподню – их темных союзников.

Золотой Лев вновь нежился на Рубиновом Троне. Армледер, отлично проявивший себя в битвах той войны, стал капитаном Черных Драконов.

Правда, годы службы в Западной Марке не принесли ему ни великой славы, ни особенных падений – война с пиктами в топях и джунглях была хоть и изнурительной, но бедной знаменательными событиями, могущими дать тот или иной толчок карьере.

Истинный взлет Армледера начался со времени вхождения во власть сына короля. Конн, большой поклонник всего «истинно цивилизованного», отправил три десятка офицеров среднего звена в знаменитую военную академию в Бельверусе. Попавший в их число пеллийский дворянин блестяще прошел выучку немедийской школы «истинной стратегии». Король, правда, и без того крепко подзабывший своего неудачливого охранника, совершенно перестал обращать внимание на полк «черных камзолов», обзаведясь собственной дикой гвардией. Так для Армледера, выбившегося вскоре в первые ряды среди фаворитов молодого принца, началась совершенно новая жизнь, полная столкновений с северянами, дворцовых интриг и прочих событий при дворе сильнейшего королевства Хайбории.

Обо всем этом Торкиль знал лишь понаслышке. Едва не всю свою бедную событиями жизнь он провел в запущенном родовом гнезде, изучая пыльные манускрипты, проводя ночи напролет за дневниками своего отца и помаленьку отстраивая заново замок пеллийских герцогов. Череда войн и заговоров, весь этот кровавый водоворот, в который погрузило державу воцарение киммерийца, не затронул пеллийские земли. Ни для казны, ни для соседей эти земли не представляли никакого интереса – довольно бедная, изрезанная оврагами, горами и непролазными чащобами пограничная земля, некогда прельстившая первых пеллийских владык своей укромностью и отдаленностью. Что и говорить, в окрест не было, не только митраистских храмов, украшающих любое мало-мальски значительное баронство, но даже отшельники, ищущие уединения и покоя, словно по молчаливому сговору избегали этих порубежных земель. Объявился, правда, один старик, неясного вероисповедания, но, как водится, в рубище, струпьях и вшах. Он-то и украшал одно время бедную местную ярмарку своими плясками и завываниями, отвечая на вопросы о своей персоне туманными притчами, за которыми следовал неминуемый жест руками и без перехода – требование трех серебряных монет «на угодные светлым богам дела». Однако на поверку он оказался немедийским шпионом, который, отчаявшись разведать торные для тяжелой кавалерии тропы через дикие местные горы, слегка тронулся рассудком, одичал и свел дружбу с разбойными шайками, промышлявшими на тракте с немедийской стороны хребта. После поимки пограничной стражей оного отшельника со столь разнообразными талантами и препровождения его в далекую столицу религиозная жизнь земли пеллийской замерла окончательно.