Текст книги "Сеятели смерти"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава 24

Откуда-то сверху прозвучал голос:

– Мне очень жаль, сэр. Ваш друг. Он утонул прежде, чем мы смогли до него добраться.

– Друг? – мой голос, казалось, прозвучал в нескольких милях от моих ушей.

– Человек, которого вы пытались спасти. Вам не стоит себя винить, сэр. Вы сделали все, что могли. А теперь просто лежите спокойно, пока я перевяжу рану у вас на плече. Вам повезло, что вы остались живы. Вашу лодку разнесло в щепы. Да, только один вопрос, сэр. Ваш друг вез с собой какое-то взрывчатое вещество? Дело в том, что через несколько минут после того, как он утонул, под водой произошло характерное бурление...

Наконец я понял, что лежу на палубе яхты или небольшого корабля. Еще я вспомнил, как меня смыло в воду, и я плыл, казалось, мили и мили, волоча на себе недвижное тело Бэзила, которое тянул ко дну этот чертов металлический чемодан. Ясное дело, в него была заложена бомба, как я и предполагал, и пока он опускался все глубже и глубже, давление воды деформировало его стенки, и взрыватель сорвался. Так судьба распорядилась бессмертным вкладом Макроу в науку. Аналогичным образом судьба распорядилась и моим вкладом в дело спасения человечества. Теперь этим должны были заняться другие.

– Полковник Старк, – произнес я.

– Полковник находится в радиорубке, сэр, – ответил человек, делавший мне перевязку. – Уж не знаю, что вы ему сказали, но он решил немедленно передать это в эфир. Он скоро вернется.

– Там был корабль или подводная лодка в дрейфе недалеко от берега...

– О судне уже позаботились, сэр. Ну вот и все. Теперь вам нужно немного отдохнуть, и вы будете как новенький, сэр.

– Конечно! Спасибо.

Я сел и поверх низкого фальшборта поглядел в сторону берега. Под нависшими серыми тучами берег теперь имел несколько иные очертания по сравнению с тем, что я видел раньше. Там, где недавно был небольшой мыс, увенчанный развалинами замка Броссак, теперь зиял огромный шрам, прорезавший лицевую сторону утеса. Я подумал о Лесе Кроу-Бархеме и Ваде. А потом почему-то об исполинском шотландском быке. Я подумал, что уж он-то по крайней мере уцелел.

Послышались быстрые шаги на палубе, я обернулся и увидел коренастого седого мужчину в твидовом костюме, с агрессивно торчащими седыми усами. У меня не возникло ни малейшего сомнения, что это и есть полковник Старк, и я, побывав неоднократно в подобных ситуациях, уже предвкушал ту изощренную официальную тягомотину, которую он сейчас заставит меня пройти. Одно утешение – меня ожидало забавное удовольствие предупредить полковника о том, что ему придется установить карантин на всем судне, включая и его самого, до тех пор, пока не определится, насколько я представляю опасность как заразный больной...

По прошествии двух недель мне было позволено вновь приобщиться к роду человеческому. За это время я сдал столько анализов, что в какой-то момент мне показалось, что скоро из меня выкачают всю кровь. Я с удовольствием отметил тот факт, что поучаствовать в эксперименте пригласили врача-американца. В противном случае мне следовало бы поторопиться предложить свою уникальную чумонепроницаемую кровь отечественному здравоохранению после того, как англичане закончили ее исследовать. Когда все медикобиологические процедуры были позади, я почувствовал себя вправе вытребовать себе вольную на один день, чтобы предаться кое-каким малоприятным мыслям, коим я не имел возможности посвятить себя, будучи подопытным кроликом.

Мне вернули мой красный автомобильчик (где-то они его нашли), предварительно подремонтировав и заправив. По-моему, это было очень мило с их стороны. Я екал прочь от Глазго сквозь привычную шотландскую морось и, пару раз заблудившись, ухитрился все же найти небольшую деревушку под названием Далбрайт. Я припарковался у церковной ограды и вошел в железные ворота.

Дождь прекратился, но на земле блестели лужи, с деревьев капало. Вокруг как будто не было ни души. Крохотная белая церквушка оказалась запертой. Я медленно обошел ее, внимательно изучая могильные плиты. Примерно под каждым четвертым камнем покоился Гленмор. В дальнем углу кладбища возвышалось большое надгробие, по-видимому, воздвигнутое в память членов семейства, погребенных в разных местах, а затем эксгумированных и перезахороненных здесь кем-то, кому казалось, что собранные вместе души умерших родственников будут ощущать себя лучше в вечности. Здесь же я обнаружил могильную плиту джентльмена, о котором мне рассказывали – его обезглавили то ли за то, что он был шпионом в пользу противника, то ли за то, что был схвачен с поличным. Я нашел также и того, кто погиб на дуэли. Я все никак не мог отделаться от мысли, что в наши дни, не имея дела с дуэльными пистолетами или мечами, как и с топором палача, мы все же, похоже, находим массу интересных способов умерщвлять друг друга.

Стоя там в одиночестве, я испытывал чувство вины и сожаления. Я вспомнил умершую в Лондоне девушку, которой ужасно хотелось побывать на этом кладбище. Потом до моего слуха донесся скрип ворот. Я обернулся и решил, что меня посетил оживший призрак. То есть это была девушка, одетая в свитер и зелено-синюю-охотничью юбку-килт, заколотую большой английской булавкой.

Я стоял не шелохнувшись, наблюдая за тем, как она закрыла ворота – осторожно и немного неловко, потому что ей мешали цветы в руке. Потом она двинулась прямо ко мне. Это была, конечно, не Нэнси Гленмор, а совсем другая девушка, но с тем же свеженьким лицом – у них тут у всех такие. Она окинула меня вопросительным взглядом, прошла к новой могиле, вырытой около церковного здания, и стала аккуратно укладывать цветы.

Я заколебался, не зная, что предпринять. То есть мне не составило бы труда завязать с ней разговор.

Это можно было бы сделать, задав вопрос о ее семье. Она была явно какой-то моей дальней родственницей, иначе она бы не надела эту шотландку. Да и меня врачи двух континентов признали социально опасным и выдали справку. Я был определенно незаразен – в смысле чумы. И насколько мне было известно, никому бы сейчас не пришло в голову стрелять в меня, так что шальных пуль можно было не опасаться. И все же она походила на прелестное дитя, а вот я, похоже, вечно умудряюсь оставлять за собой шлейф трупов, не знаю уж почему...

Я быстро отправился обратно к своему спортивному малышу и поехал в ближайшую харчевню позавтракать, ибо отказался от предложенного мне корабельным коком пайка. Я купил газету в автомате при входе. Меня, разумеется, не информировали ни о событиях на севере после моего отъезда, ни о предпринятых мерах. Секретность соблюдалась очень строго, а я ведь как-никак был иностранцем.

Кроме того, я не шибко полюбился полковнику Старку, который весьма прозрачно мне намекнул: мол, хотя официально он и признает, что, оставшись в живых, я внес существенный вклад в успех операции, лично он был бы обо мне более высокого мнения, если бы я погиб в бою, отважно сражаясь плечом к плечу с Кроу-Бархемом. Что ж, каждый волен иметь собственное мнение.

Дожидаясь своего заказа, я внимательно прочитал газету. В ней не упоминалось ни о каких странных болезнях. Однако мое внимание привлекла небольшая заметка, где сообщалось о вопросе, поднятом в палате общин (или где обычно поднимают подобные вопросы) относительно катастрофы, полностью уничтожившей никому до сих пор не известную секретную атомную базу близ деревушки Киннокрю, в северо-западной Шотландии. Я задумчиво сложил газету. По-видимому, для уничтожения лаборатории использовался маломощный ядерный заряд с низким выбросом радиоактивных веществ – возможно, тактический снаряд. С его помощью все и было сделано. Вероятно, отныне я мог больше не терзаться чувством вины от того, что оказался недостаточно хорошим пловцом и не сумел удержать на плаву труп Бэзила и спасти прикованный к его запястью груз...

Шесть часов спустя я был в Лондоне. По международным каналам мне пришел приказ вернуться в “Кларидж”, где за мной все еще сохранялся номер. Вкравшееся в текст кодовое слово дало мне понять, что и помещение и телефон теперь свободны от прослушивающих устройств. Это означало, как я решил, что наши люди желали получить от меня ответы на ряд вопросов, которые они не имели возможности мне задать, пока я находился в распоряжении англичан. Я не особенно жаждал подвергнуться очередному допросу, поэтому без особого энтузиазма подкатил на “спитфайере” к швейцару, взял ключ у портье и, чуть прихрамывая, отправился наверх. По иронии судьбы, после всех пережитых мной экзотических приключений лишь одно причиняло мне беспокойство – в физическом, я хочу сказать, плане: ушиб колена, полученный при падении в ямку на том утесе.

Я поднялся по лестнице, отпер дверь, вошел в просторный номер, занес было руку, приготовившись бросить пальто на кровать, и замер. На кровати лежала чья-то одежда. Я взял одну деталь туалета: простенькое белое платье, замотанное и помятое, точно его носили дольше положенного срока. Я огляделся. За кроватью стояли в ряд чемоданы, которые я не сразу узнал. Я вошел в ванную и уставился на хрупкую блондинку, лежащую в исполинском фаянсовом бассейне.

– Вообще-то надо стучать, – сказала Уинни. – Даже мужьям. Не говоря уж о тех, кто выступает в роли мужа. Боже, как же приятно снова быть чистой! Три недели я просидела взаперти на чердаке. Кувшин с водой на день – вот и все. Можно подумать, у них тут продуктовые карточки. Слушай, подай мне, пожалуйста, вон ту простыню.

Я исполнил ее просьбу, когда она вышла из ванны. Уинни завернулась в простыню и взяла полотенце поменьше, чтобы вытереть мокрые волосы.

– Тебя отпустили? – спросил я.

– Меня отпустили, – ответила Уинни, энергично растираясь. – У тебя что – привычка простреливать дырки в знакомых девушках? Если так, то учти: я тебе не подружка. Я просто твоя жена, и это, между прочим, сугубо временное явление.

Я прокашлялся и произнес:

– А что слышно насчет Вади?

– Будет жить. Она просила тебе кое-что передать.

– Я слушаю.

– Она говорит, что не держит зла за допрос, которому ты ее подверг, поскольку за ней был должок аналогичного свойства. Еще она говорит, что коли однажды ты отпустил на все четыре стороны девушку, которую, возможно, тебе следовало бы убить, она делает то же самое. Еще она говорит, что теперь вы квиты, если не считать засевшей у нее в животе пули. Еще она говорит, что надеется как-нибудь сквитаться с тобой и за это.

Что ж, вполне в Вадином духе. Как ей удалось выбраться оттуда, пока утес не разорвало к чертовой матери, да еще в ее-то состоянии, и как ей удалось вернуться в Лондон – этого мне узнать, наверное, было не суждено. А как, находясь в тех адских пещерах, она умудрилась не заразиться чумой Макроу, не суждено узнать никому. Живучая девица, ничего не скажешь! Я глубоко вздохнул. И вдруг почувствовал, как сразу стало легче на душе, хотя мне и предстояло немного подправить свой рапорт, где один из успешных результатов моей миссии теперь следовало признать неудачей. Ведь как ни крути, мной был получен приказ ее убить.

Уинни сверлила меня узенькими глазками, сиявшими на ее маленьком личике.

– Надеюсь, ты не влюбился в эту сучонку? – спросила она.

– Влюбился, не влюбился... – отрезал я. – Мы с Вадей просто добрые... враги. Если с ней что-нибудь случится, я буду по ней страшно скучать.

Уинни усмехнулась.

– Ну, с такими врагами тебе не нужны друзья. А теперь, пожалуйста, вытри мне спину, а потом можешь заказать мне выпить и расскажи, что происходит. Я себя ощущаю Рипом ван Винклем... Черт, телефон звонит. Подойди, Мэтт!

Я снял трубку, в которой послышался голос Мака.

– Эрик?

– Слушаю!

– Я ждал твоего звонка раньше. Мне доложили, что ты выехал из Глазго утром. Приятная была поездка?

– Да, сэр.

– Довожу до твоего сведения, что ситуация на севере, похоже, полностью взята под контроль. Тебе удалось добыть что-нибудь, чего... мм... ты не передал англичанам?

– Нет, сэр. Я имел кое-что в руках, но это утонуло.

– А, ну, может, оно и к лучшему. Похоже, они решили все свои проблемы без этой штуки, а у нас и так довольно фантастического оружия, о котором приходится беспокоиться. Ну ладно, буду ждать твоего полного отчета. Кстати, британские власти проинформировали меня, что ты не особенно приятный человек, Эрик. Не тот, знаешь ли, отважный и прямой парень, с какими они любят работать, слышишь? В данных обстоятельствах, я полагаю, было бы лучше, чтобы ты продолжил свое свадебное путешествие где-нибудь в другом месте. Говорят, в это время года очень здорово на Ривьере...

Когда я вернулся в ванную, Уинни, все еще завернутая в простыню, пыталась расчесать сбившиеся волосы. Я некоторое время разглядывал ее. Она была очень привлекательная, но самое приятное в ней, думал я, – это то, что она решила заняться нашим бизнесом по собственному выбору. Она знала всему этому цену, знала, что ей придется самой выкручиваться из всех передряг. Мне не надо было нести за нее ответственность, более того, она бы меня возненавидела, заикнись я об этом.

Она бросила на меня взгляд через плечо.

– Новые инструкции? Я кивнул.

– Дело плохо, малышка. Без дураков, очень сложное задание! Нам приказано отправляться на Ривьеру и поселиться в лучшем отеле Сен-Тропеза.

Она медленно повернулась ко мне. На ее лице появилось удивленное, почти робкое, выражение.

– По-прежнему как… молодожены? – спросила она.

– А как же! Мы еще и не начали, по существу, это шоу со свадебным путешествием, а ты шефа знаешь: он не любит бросать командировочные на ветер. – Я усмехнулся и добавил: – Привет, женушка!