Текст книги "Рейнджер из Колорадо"

Автор книги: Дон Пендлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 17

Ветер полностью стих, и лишь редкие снежинки, плавно кружась в воздухе, падали на землю. Резко похолодало, и Болан был доволен, что догадался надеть шерстяной шлем. В своем колпаке и анораке с поднятым капюшоном, припорошенном снежком, он был похож на часовых, патрулировавших по краям пропасти. Но он не очень-то стремился добиться безусловного сходства с ними. Эти люди соблюдали особые правила игры, и он достоверно знал, что у них в ходу целая система условных сигналов, позволявшая им легко узнавать друг друга.

Видимость улучшалась. Теперь предметы можно было различать метров за тридцать, а отчетливо рассмотреть – за пятнадцать. Там и сям мелькали огоньки, и с плоскогорья доносились голоса. Вокруг дома кружили какие-то люди.

Болан отнюдь не рассчитывал на легкую и скорую прогулку. Приходилось осторожно продвигаться вперед, медленно переходя с места на место. По-другому было просто нельзя, если он всерьез собирался добиться успеха своего предприятия: ведь с каждой минутой враг восстанавливал силы, перестраивался, укрепляя оборону. Чем дольше Болан наблюдал за противником, тем лучше понимал его тактику.

Прошло уже более двух часов с того момента, как он оставил Унди и ее брата в снежной пещере. За это время он разведал местность, исследовал периметр патрулирования и пришел к неутешительному выводу: в данный момент нечего даже и помышлять о том, чтобы пробраться внутрь охраняемой зоны. Лыжные патрули контролировали склоны гор над плоскогорьем и поддерживали связь с помощью портативных раций. На вершинах дежурили колесные машины, а ведшую к лыжной станции дорогу местного значения перекрывал бронетранспортер на гусеничном ходу. Там же, где не было пологих склонов, громоздились скалы и зияли глубокие пропасти, преодолевать которые в ночное время не отважился бы даже опытный альпинист.

Так что быстрого и легкого доступа в зону не предвиделось.

Существовало несколько способов преодоления линии обороны. Прежде всего, Болан мог бы завладеть одной из машин и, открыв заградительный огонь, прорваться сквозь вражеские порядки. Однако вести машину и одновременно стрелять было крайне затруднительно, тем более что остальные машины могли тотчас же погнаться за ним.

Также пришлось отказаться от мысли забросать дом гранатами и захватить Хэрлсона в плен. Но Хэрлсон мог оказаться среди погибших во время штурма, а с его смертью вовсе не исчезла бы угроза жизни Президента.

Других идей у Болана пока не было.

В двадцать два часа он увидел, как коммандос заняли хижину с лыжным инвентарем и механизмом подъемника, и лишний раз восхитился их военной выучкой. Они действовали безукоризненно. Операция была выполнена быстро и четко. Чуть позже ему удалось перехватить их доклад о все еще горячей печке, кастрюле с чаем, импровизированной постели для раненого и других следах, оставленных тремя беглецами во время пурги. Но вывод, который сделали коммандос, его вполне устраивал:

– Такое впечатление, что они решили спуститься по склону, лейтенант.

– Сколько времени назад?

– Вероятно, перед тем, как утихла буря. Судя по следам, прошло не больше двух часов.

– Вы давно ходите на лыжах, Арнольд?

– Семь лет, лейтенант.

– Вы бы отважились спуститься с горы сегодня вечером?

– По своей воле? Ни за что, лейтенант.

– Я и не собираюсь вас заставлять. Просто я пытался представить, какое же нужно испытывать отчаяние, чтобы отважиться на это.

– Безграничное, лейтенант. На мой взгляд, тут только один шанс из ста на удачу. И даже если они выкарабкаются, есть еще...

Перебив Арнольда на полуслове, в разговор вступил кто-то третий:

– Они не ушли, лейтенант. Мы подобрали окровавленное одеяло за перегородкой. Кто-то у них ранен в ногу. Думаю, это Болан. Такое впечатление, что двое других оказывали ему помощь. Кажется, молодой парень – олимпийский чемпион и завоевал медаль в пятнадцать лет. Но я согласен с Арнольдом. Я бы не пошел на этот спуск даже за целую тонну олимпийских медалей. Особенно с раненым на руках.

– Вот и отлично, возвращайтесь к себе на пост, сержант. Сменяйте своих людей каждые четверть часа. После полуночи мы сократим караул. Я хочу, чтобы все хорошенько отдохнули перед завтрашним выступлением.

– Понял, лейтенант.

Перед Боланом забрезжила надежда. Особое внимание он решил уделить сержанту Арнольду.

Часом позже, когда из-за туч вынырнула луна, Болан еще некоторое время потратил на то, чтобы получше ознакомиться с жизнью лагеря. После напряженной погони и охоты на Болана люди начинали расслабляться. Он тщательно зафиксировал все перемещения часовых и их смены, запоминая сигналы, которыми они обменивались. В половине двенадцатого он присоединился к пошедшим отдохнуть и оказался в компании двух промерзших лыжников. Все трое они направились к машине снабжения, чтобы выкурить по сигарете и выпить по стаканчику обжигающего кофе.

Таким образом, в полночь в рядах караула появился новый боец, который добровольно вызвался заступить в первую смену.

Сержанта, командовавшего караулом, звали Скович. Он сразу нашел с новичком общий язык, особенно когда тот ненавязчиво предложил по очереди проверять часовых.

– Могу взять на себя первый обход, – сообщил новичок.

– Согласен. Как, говоришь, тебя зовут?

– Поласки. Я из подразделения Арнольда.

– А, вот и хорошо. Действуй, Поласки. Обойди все посты и не давай парням спать. У меня отмерзли пальцы на ногах, да и у парней, должно быть, дела не лучше моего.

Очень довольный, сержант залез в командирский грузовик, а Поласки отправился расставлять часовых.

Был, конечно, и настоящий Поласки, молодой, вечно сопливый парень, с которым чуть раньше Болан пил кофе. Они отлично поболтали, прежде чем солдат отправился спать в одну из хижин.

И вот теперь лже-Поласки расставлял часовых на ближайшие два часа и, как он надеялся, навеки.

Палач нашел выход из создавшегося положения.

* * *

В Вашингтоне было два часа ночи, когда длинный черный правительственный лимузин притормозил у входа в здание Национального аэропорта и остановился под навесом зала прибытия. Из ниши в стене вынырнул человек в зимнем пальто и надвинутой на глаза шляпе и, подскочив к машине, проворно забрался в нее. Лимузин тотчас же тронулся с места и направился к выезду из аэропорта. Лео Таррин нервно закурил и обратился к своему шефу:

– Дрянь дело, Гарольд.

– Сам знаю, – отозвался Броньола.

– Как у тебя водитель?

– Можно доверять. Почему ты не позвонил мне, Лео?

– Твой телефон прослушивается.

– Конечно. Мне это известно.

– Все твои телефоны, Гарольд. Несколько часов назад я имел сомнительное удовольствие слушать твой голос в записи на магнитофонную ленту. Твоя засекреченная линия прослушивается, а кодирующий аппарат стоит просто для вида.

– Как же им это удалось?

– Не знаю. Однако же удалось. Думаю, не обошлось без утечки информации на уровне Совета Национальной Безопасности.

В машине царило почти физически ощутимое напряжение, но Броньола заставил себя говорить спокойным тоном.

– Это закат.

– Что?

– Это конец, Лео. Ты разве никогда не слышал о расцвете и закате какой-нибудь цивилизации? Вспомни о закате римской империи. Обычно все так и начинается. Люди начинают друг другу не доверять – своего рода массовый психоз. Все и всех подозревают. Когда общество достигает такой стадии, больше невозможно удержать цивилизацию под контролем. Кто имеет право подозревать и кого? Никто этого не знает, вот в чем загвоздка. И тогда начинается закат.

– Меня интересует Оджи Маринелло – именно он вдруг получил возможность прослушивать все, что говорится в Вашингтоне. Ты должен постараться найти источник утечки информации.

– Думаю, это уже сделано, – сквозь зубы процедил Броньола. – А что сообщает Болан?

Таррин принялся яростно жевать кончик сигары, бормоча в ответ что-то невразумительное.

– Что?

– Мы потеряли его, Гарольд, – вздохнул Таррин, наконец-то вынув изо рта измусоленную сигару.

Броньола наклонился вперед и обхватил голову руками.

– Почему ты так решил?

– Он ни разу не вышел на связь за последние двенадцать часов.

– Но в Колорадо бушует ужасная пурга, Лео.

– Вот уже пять или шесть часов, как она утихла. Пилот самолета, на котором я прилетел, сказал мне, что сейчас в Колорадо прекрасная погода. Но хуже всего то, что там с самого утра стреляют. Сейчас там уже полночь. Часа два назад в Нью-Йорке старики-мафиози принялись отплясывать джигу на символической могиле Мака. Они швыряли на пол куски льда, а потом провозгласили тост в честь побежденного врага.

– Боже мой, – прошептал Броньола. – Поэтому ты и приехал?

Таррин вздохнул:

– Конечно. Мы же знали, что так должно случиться. Мы ведь оба знали, что он не сможет вечно выходить сухим из воды. И все-таки... О дьявол...

Водитель заметил в зеркале заднего вида опечаленное лицо Броньолы и негромко кашлянул.

– Говорите, Паркер, – проворчал Броньола.

– Я не верю в это, сэр. Однажды они уже отплясывали на могиле Болана. И совершенно напрасно. Вспомните Лас-Вегас.

– На этот раз все обстоит по-иному.

Броньола открыл свой атташе-кейс и протянул Таррину папку с бумагами. Лже-мафиози включил подсветку и принялся молча изучать досье.

Когда, закончив читать, он возвратил досье Броньоле, лицо его было мрачнее тучи.

– Он противостоял целой армии блестяще обученных солдат, каждый из которых, пожалуй, был не хуже его самого, – прошептал Броньола.

Нисколько не стыдясь своих чувств, Лео вытащил платок и вытер навернувшиеся слезы.

– Вот тут ты не прав, – наконец проговорил он. – Мир был бы гораздо лучше, если бы в нем и впрямь было несколько сотен таких парней, как Мак Болан. А теперь не осталось ни одного... Что же нам делать со всей этой нечистью, Гарольд? Как разделаться с подобными людьми?

– Крайне осторожно, – мрачно ответил Броньола. – Нужно опасаться последствий на всех правительственных уровнях. Думаю, следует поставить в известность кабинет министров, особенно если мои подозрения подтвердятся. А тут еще и Президента нет в Вашингтоне.

Таррин с иронией спросил:

– Куда это его понесло?

– Сочетает приятное с полезным в Калифорнии. А завтра уезжает в Колорадо, чтобы провести уик-энд в кругу семьи.

– Прямо какая-то ирония судьбы!

– Можно сказать и так. ФБР и налоговая полиция контролируют там обстановку. – Броньола бросил взгляд на своего друга. – Возможно, им известно то, чего не знаю я. Еще после полудня они хотели просить Президента отменить поездку в Колорадо, но затем передумали.

– Это могло быть связано с плохой погодой, – предположил Лео Таррин.

– Не исключено, но ты ведь знаешь, какую осторожность они проявляют, если где-то постреливают. Нет, я думаю, они получили известия о нашем друге. И весьма неутешительные для нас.

Таррин глубоко вздохнул.

– Гарольд, я уже много лет не напивался как следует. Но, кажется, настало время это сделать. Ты не мог бы дать мне комнату и несколько бутылок?

– Давай сначала поговорим о прослушивании моих телефонов.

– У тебя что, действительно нет сердца?

– Стараюсь вести себя, словно так оно и есть. Завтра я буду его оплакивать. Но сейчас, Лео, мне необходимо...

Таррин снова вздохнул и вытащил из кармана маленький клочок бумаги.

– Вот. Это что касается телефонов. А если ты и впрямь стремишься утонуть в работе, могу подкинуть тебе еще одну задачку. Золото.

– Что?

– Золото, металл желтого цвета, заставляющий сильнее биться сердца, металл, ради которого люди готовы на все. Как ты думаешь, каким образом старики-мафиози рассчитывают завладеть одним миллиардом долларов в золоте?

Броньола ошеломленно заморгал.

– Ты шутишь?

– Миллиард – тысяча миллионов золотом.

– Да что ты несешь?

Таррин поудобнее устроился на сиденье и откусил кончик новой сигары.

– А несу я, как ты выражаешься, вот что: сегодня вечером этот вопрос обсуждался у стариков. Как и где спрятать подобную сумму, как превратить ее в наличность, не привлекая к себе внимание?

– Но где они сумели столько раздобыть?

Таррин пожал плечами.

– Это не проблема. Похоже, для них это уже пройденный этап. Или почти пройденный. Вопрос в том лишь, как распорядиться таким состоянием.

– Но это же чудовищная сумма, Лео!

– Королевский выкуп, Гарольд. Если ты на самом деле хочешь поработать, пока я буду оплакивать Мака, советую тебе поискать короля, за которого готовы заплатить такие деньги, и того, кто мог бы их заплатить.

– Похищение?

– Говорю тебе: миллиард золотом. Кто же заплатит миллиард золотом в качестве выкупа? Нет, я вполне серьезно и проблема серьезная. Но они не знают, что им делать с миллиардом золотом, и вот это меня беспокоит.

Броньола как-то странно поглядел на друга. Тот сокрушенно покачал головой:

– У нас есть запасы золота в Колорадо? В Денвере?

Броньола по-прежнему неотрывно смотрел на него.

– Нет. А разве эта история с золотом имеет какое-то отношение к тому, что происходит в Колорадо?

– Думаю, скорее она имеет отношение к смерти Мака.

– Каким образом?

Таррин потупился и неуверенно начал говорить:

– Не знаю. За голову Болана было назначено вознаграждение в миллион долларов, и эта сумма лежала в ожидании своего часа. Им вовсе не нужно было золото, чтобы найти миллион долларов. Но вопрос о золоте встал именно тогда, когда они узнали о смерти Болана.

– Я спрашиваю, – перебил его Броньола, – я спрашиваю тебя: не слишком ли поздно?

– Слишком поздно – для чего?

– Было время, я мечтал стать священником. Думал, это единственное занятие, которое не принесет мне разочарование. Но я был молод, и мысли мои переключились на другое. Теперь я не чувствую себя таким уж молодым и задаю себе вопрос: а не слишком ли поздно?

– Да, – мрачно сказал Лео. – Слишком поздно. Послушай меня, Гарольд, ты сам не доживешь до конца собственной исповеди. Выбери что-нибудь попроще, скажем, комнату, в которой можно запереться и как следует напиться.

Броньола взглянул на часы.

– Мысль, достойная того, чтобы поднять за нее стакан. Я произнесу тост за твою мысль, еще один – за непризнанных героев, третий – за пропавших друзей и последний – за конец цивилизации. Паркер, отвезите нас домой.

Глава 18

Пока друзья собирались выпить за упокой его души, Болан наблюдал за перемещениями противника.

Половина всех солдат в «Сноу Трэйлз», разделившись на две группы, находилась в карауле. Взвод «Альфа» нес внутреннюю охрану лагеря в районе плато. Он состоял из пехотинцев и горных егерей. Взвод «Браво» на снегоходах осуществлял патрулирование в непосредственной близости от лагеря, а также на верхних склонах и отдаленных подступах вплоть до дороги N 40.

Вторая половина личного состава размещалась в бараках, где люди могли отдохнуть и поспать, что они сейчас и делали, поскольку еле держались на ногах после целого дня, проведенного в эпицентре снежной бури.

Болан насчитал в общей сложности около трехсот человек, не говоря об офицерах. Это были отборные войска с настоящими солдатами, отважными, умственно развитыми и достаточно волевыми, чтобы, не жалуясь, переносить все тяготы армейской службы.

Дисциплина в этих подразделениях была просто удивительной, особенно если учесть, что это была все же нерегулярная армия и власть офицеров зависела только от доверия к ним их солдат.

Впрочем, по своей четкой организованности они не отличались ни от одной современной армии. Каждая команда, хоть и небольшая, держалась автономно, готовая, тем не менее, действовать сообща с остальными. Это была армия первого эшелона, самостоятельно решавшая все проблемы транспорта и снабжения. По наблюдениям Болана, у них не возникало никаких затруднений со средствами связи и управления войсками.

В этом исключительно боеспособном подразделении спецназа офицеры все держали под своим неусыпным контролем, и Болан не видел ни одной слабинки, которой мог бы воспользоваться.

С другой стороны, столь четкая армейская дисциплина облегчала выполнение стоящей перед ним задачи, поскольку ему легче было вжиться в образ солдата: действовать, как они, думать, как они, и ничем от них не отличаться.

И это давало ему определенный шанс.

Скович сидел в командирском грузовике-кунге, куда он забрался уже во второй раз, чтобы отогреться, и просматривал журнал со списком личного состава. Болан – он же Поласки – разъезжал по плато на беговых лыжах и искал возможность для перехода к более решительным действиям. Он уже вторично проверил часовых, и люди понемногу начинали привыкать к тому, что он проскальзывает мимо них, словно тень – но тень, облеченная большой властью. Впрочем, ему лично толку от этого не было никакого. Он не мог отойти в сторону от проторенных тропинок, и не было никакого резона вступать в бой со значительно превосходящими силами противника. Однако он располагал относительной свободой перемещения, а впоследствии, когда он решится перейти в наступление, это, безусловно, пригодится. Так что, учитывая сложившуюся обстановку, все пока шло нормально. Вот только слишком, на его взгляд, медленно.

Перед тем как затесаться в ряды неприятеля, Болан спрятал оружие под анораком. У него было шесть гранат и несколько зажигательных бомб. «Отомаг» с шестью обоймами и «беретта» с четырьмя, кинжал и несколько удавок. Отличный набор, но явно недостаточный, чтобы уничтожить три сотни человек.

Болан снова начал анализировать обстановку. Вот уже несколько часов подряд он только и делал, что пытался обойти противника, избавиться от преследователей и отступить, чтобы успеть предупредить своих людей в Вашингтоне. Он действовал, как разведчик, который, будучи на вражеской территории и зная, что находится в окружении, пытается любой ценой ускользнуть от врага, добраться до своих и доложить обо всем, что удалось узнать.

Но стоп! Может быть, выход в том-то и заключался, чтобы, смешавшись с неприятелем, проникнуть в его ряды?

Зачем ему отступать?

Он находился в их лагере и на время стал одним из них. У него появилась возможность бороться с ними изнутри. Раз уж он не в силах был покинуть лагерь, чтобы обезвредить заговорщиков, то ведь он мог попытаться сделать это, оставаясь среди них.

Как только он принял такое решение, ему сразу пришла мысль о бронемашинах. Одна из них стояла на подъездном пути, а две другие находились позади главного корпуса под охраной часового из взвода «Браво». Этот солдат, не входивший в группу Сковича, не имел права на регулярные перерывы, чтобы попить кофе, как парни из взвода «Альфа». Это был забытый всеми солдат, оторванный от своей группы и места ее дислокации. Он стоял на посту, начиная с полуночи, и его еще ни разу никто не сменил.

Вот с кого следовало начинать!

Болан проехал в непосредственной близости от часового и окинул его оценивающим взглядом. Парень торчал между двумя бронемашинами, скрестив руки на груди и сгорбившись, чтобы не слишком мерзнуть. Тогда Болан развернулся и неторопливо подкатил к нему. У часового лыж не было. Он топтался взад и вперед между бронемашинами и утрамбовал на снегу приличную площадку. На сапогах у него образовалась толстая снежная корка, а шерстяной шлем заиндевел по краям.

– Порядок? – спросил Болан.

Часовой настолько промерз, что с трудом говорил.

– Терпеть можно, – едва слышно ответил он.

– Очень сомнительно. Похоже, во взводе «Браво» про тебя совсем забыли?

– Меня сменят в два часа. Уж как-нибудь достою.

– У наших перерыв каждые пятнадцать минут. С вашим графиком ты долго тут не протянешь. Сходи-ка в грузовик снабжения и выпей горячего кофейку, а я подменю тебя. Заодно и ноги отогреешь.

– Спасибо, но лучше уж я останусь здесь.

– Я тебе приказываю! Ты, конечно, охраняешь бронемашины вашего взвода, но находитесь вы на моей территории.

– А ты что, сержант, начальник караула?

– Один из них.

– Да, я видел, как ты несколько раз проезжал мимо. Я думал, самое трудное досталось егерям, но если по совести...

– Я тебя подменяю. Даю тебе пятнадцать минут.

Парень отошел было на несколько шагов, но вдруг остановился.

– Согласен, здесь твоя территория. Но если меня оштрафуют, платить будешь ты. Тебя как зовут?

– Скович.

– Спасибо, Скович.

Солдат взвода «Браво» медленно зашагал прочь, а Болан тут же принялся за работу. Он открыл крышки капота на обеих машинах и сунул под двигатель каждой по гранате с наполовину вытянутой чекой, при помощи тонкой проволочки соединив кольца с педалью газа. Метод простой, но достаточно надежный. Стоит только нажать на педаль газа, и чеку полностью вырвет из запала, тогда – неминуемый взрыв, машины будут полностью выведены из строя. Но этого Болану показалось недостаточно. Тогда он отсоединил топливный шланг и полил горючим двигатель, после чего тщательно ликвидировал следы своей деятельности.

Солдат вернулся на удивление скоро – минут через десять, однако у Болана все уже было готово. Выглядел солдат гораздо веселее, и Болан не преминул ему об этом сообщить, добавив:

– Так-то лучше, а?

– Все равно пусть это останется между нами, – попросил его солдат. – Мне парень в машине сказал, что ты вовсе не Скович.

Болан тихонько засмеялся.

– Сковичу ничего не стоит заплатить небольшой штраф, так что не переживай: все останется между нами.

– Ясное дело, у сержанта денег хватает. Не то что у меня. Я уже рассчитал до последнего цента, на что потрачу свои денежки.

– Ну да? И что ты собираешься с ними делать?

– Буду целый год греть бока на Карибских островах. Я все хорошо обдумал. Наберу красивых девчонок и буду каждый день наливаться ромом с колой.

– Смотри поосторожней с красивыми девчонками, парень. Они тебя обдерут до нитки. Сам потом будешь удивляться, куда денежки подевались.

– Нет. Я и об этом подумал, – серьезно ответил часовой. – Я твердо решил: тысяча долларов в неделю и ни цента больше.

– Тысяча! Так тебе на целый год и хватит!

– Ты что, двойку по арифметике имел? При таком раскладе я и два года протяну.

Болан быстренько произвел подсчет и поехал прочь, обуреваемый мрачными предчувствиями. Операция эта и в самом деле была задумана с грандиозным размахом. Сто тысяч долларов! На человека! Неужели такую сумму должны были получить все рядовые? На триста человек это составляло тридцать миллионов долларов! Что же все-таки должно было произойти? Неужели разовая операция? Принять участие в ней, а затем жить себе припеваючи? И на этом точка?

Значит, ставка в этой игре была поистине огромной. Но кто готов отвалить такие деньги за одну-единственную операцию?

Что же в действительности творилось, если Хэрлсон предложил ему генеральские звезды и неисчислимые богатства? Тридцать миллионов долларов за убийство одного только человека?

Болан направился прямиком к командирскому грузовичку, расстегнул анорак, стащил с головы шерстяной шлем и сел за стол напротив Сковича.

Тот был приблизительно одного возраста с Боланом, со свирепыми глазами и тонкогубым злым ртом. Он поднял голову и вперил в Болана немигающий взгляд.

– Кто вы такой?

– Поласки.

– Неправда.

Он еще раз оглядел Болана и начал потихоньку отодвигаться от стола, усеянного листками с бесчисленным множеством цифр.

– Не делай этого, – спокойно сказал Болан.

На свет появилась «беретта». Толстый глушитель на конце ствола напоминал вытянутую картофелину.

У Сковича задрожали руки, но он не осмелился убрать их со стола.

– Не могу поверить, – холодно произнес он.

– Постарайся все-таки, – посоветовал Болан.

– Чего ты хочешь?

– Твою шкуру.

Руки задрожали еще сильнее, но остались на столе.

– Ладно! Если она тебе нужна, возьми ее!

– Не беспокойся, я так и сделаю. Я тебя убью, Скович, с тобой все ясно. И не бойся, тебе даже не будет больно. Обещаю. А ты ничего не хочешь мне сказать?

– Отчего же? Чтоб ты сдох, сержант!

– И все? Ты сейчас все потеряешь, лишишься своих денег – и тебе нечего мне сказать? Неужто ты не сожалеешь о том, что сделал против своей страны?

– Моей страны! – презрительно сплюнул Скович. – Нет, ты и в самом деле идиот. Прав был капитан. Он с тебя тоже спустит шкуру, тварь.

– Поговорим лучше о тебе. Ты никому ничего не должен и ты хочешь, чтобы Америка была предана огню и мечу?

– Ошибаешься, Болан. Мне-то как раз они кое-что должны. И должна нам всем Америка. Даже тебе. Ты мог ведь примкнуть к нам. Разве тебе об этом не известно?

– Со мной никогда не говорили о деньгах, Скович.

Тот презрительно осклабился.

– Еще бы, – холодно произнес Болан. – Несколько тысяч долларов – и за что? Да я трачу столько каждый день на боеприпасы!

Скович промолчал. Он с презрением смотрел на Болана, в глазах его застыла дикая злоба. «Беретта» тихонько кашлянула, и у Сковича вдруг появился третий глаз посреди лба. Он откинулся назад и упал, опрокинув стул, на котором сидел.

Болан вздохнул, взял со стола бумаги Сковича и принялся их изучать.

Это были какие-то расчеты, все основанные на сумме в двести пятьдесят тысяч долларов. Болан сложил листок и сунул его в карман.

– Вот, значит, сколько причиталось? Двести пятьдесят тысяч долларов...

Сержант Скович продал свою душу за двести пятьдесят тысяч. Делом заправляли серьезные люди, которые не признавали шуток, особенно с деньгами. По подсчетам Сковича, выходило, что его штрафовали три раза. И каждый раз на пять тысяч долларов. Неудивительно, что часовой из взвода «Браво» совсем не рвался покидать свой пост. Вот, стало быть, чем поддерживалась дисциплина в отряде. Вознаграждение было достаточно велико, чтобы гарантировать преданность и честное отношение к службе со стороны солдат. Удачная формула.

Болан оттащил труп Сковича в угол кунга и накрыл одеялом.

– Ты еще немного продвинулся на пути к истине, – процедил он.