Текст книги "Голос"

Автор книги: Доминик Сильвен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

8

Собрание назначили в триста пятнадцатом кабинете, у главного. Психолога тоже пригласили. До сих пор провели бесчисленное множество стратегических совещаний, но сегодня Матье Дельмон решил показать, что он твердо намерен положить конец беспределу. Прокурор Верньо быстро узнает через своего друга Саньяка о высшем военном совете в судебной полиции. Пока что психолог сидел в старом кожаном кресле, а все офицеры внимали начальнику стоя. Сесть, чтобы продемонстрировать, насколько ты выше других. Да еще и сесть на овеянную мифами реликвию, которую приберегали для упрямых подозреваемых. Мнимая непринужденность и соответствующий прикид. Потертая куртка поверх белой футболки, мешковатые брюки, мокасины. Обозначившаяся лысина, но при этом забавный хвостик. Еще хорошо, что не принес с собой ливанские четки. Он всегда перебирал их на встречах с Брюсом. «Ничего религиозного, но отлично помогает расслабиться» – объяснил он, с трудом скрывая свое разочарование безразличием майора. Заниматься такой чушью в пятьдесят три года!

Дельмон попросил руководителей различных групп представить свои отчеты. Было доложено о продолжающихся рейдах по клубам боевых искусств и о расследовании разных аспектов частной жизни Изабель Кастро. Проверка ее телефонных разговоров, записных книжек, банковских счетов, мест, где она снимала деньги. Маршруты всех ее разъездов с фотографиями, сделанными у пунктов платежа автоматами «Трафипакс». Сравнение этих данных с данными дел по другим убийствам.

Брюс также представил отчет. Как можно короче. Он не считал необходимым тщательно восстанавливать свое расписание только для того, чтобы Саньяк мог оценить, что ему не зря платят жалованье. Он быстро рассказал о работе по прослушиванию последних передач Кастро, а потом сообщил о сделанном им выводе: Воксу нравится собирать нас в тех местах, которые он сам определяет. Он ускоряет игру или меняет правила, как ему заблагорассудится. Последнее изменение: букет и карточка с надписью «вселенная– это машина». Не исключено, что это послание для следующей жертвы. Своеобразный способ сказать: «Вы успеваете следить, даже если я ускоряю темп?» И на этом Брюс остановился. Ему казалось ненужным говорить о том, что перед угрозой новой жертвы им следует действовать как можно быстрее. Быстрее всех прочих сотрудников полиции. Главное – не расслабляться и пытаться думать за Вокса, но при этом ни на минуту не отвлекаться от имеющихся досье. Работа для компьютера. Но для ходячего компьютера. Саньяку вовсе не обязательно вникать в тонкости работы полицейского.

Дельмон снова взял слово и расставил акценты, подчеркнув, что кропотливая работа продолжается, что с первого убийства она не прерывалась ни на миг. Чтобы главный растолковывал свою стратегию какому-то Саньяку! Брюсу показалось, что даже такой тонкий политик, как Дельмон, играл достаточно напряженно. И все это лишь пролог. Ведь на подмостки еще не вышел новый актер. А публика подобралась отборная: все офицеры, занимающиеся делом уже три года. И женщина в качестве примадонны. Его открытие. Знаменитая Мартина Левин.

Пока что она оставалась в тени. Примерно тридцать пять лет, гладкие каштановые волосы, разделенные прямым пробором, круглые щеки. Ничего особенного, если не считать рта. Пухлые губы, сжатые в молчании, без всякого выражения. Серый брючный костюм, черный свитер. Руки в карманах, ноги расставлены– немного по-мужски. Она произнесла лишь несколько обычных любезностей, так что никто не услышал ее знаменитый «тембр голоса».

Для очистки совести Алекс Брюс еще раз проконсультировался у своего специалиста-акустика. Ученый признавал, что существует тип голоса, Действующий на убийцу как спусковой механизм. Но, по его мнению, тайна спуска скрывалась в голове Вокса. Конечно, можно было установить особенности голосов жертв. Достаточно было определить частоту вибрации их голосовых связок– по записям восстановили одно и то же слово, произнесенное всеми убитыми. Но в этом эксперименте не было ничего научного. Саньяк засадил звукоинженера за изучение мини-кассет с записями изнасилований и звукового материала, оставшегося после адвоката и других жертв. Психологическое состояние женщин в момент нападения и уровень стресса зависели от их характеров. Бесконечное число вариантов, если сравнивать звуковую открытку Жюдит или запись выступления Агаты с предсмертными словами Изабель. Как определить сходство в скорости артикуляции или интенсивности повышений голоса в подобных обстоятельствах? И как составить идеальный не фото-, а звукоробот?

Ученый не верил в такую возможность. Брюс тоже. Несмотря на тот случай в метро, когда ему в голову вдруг пришла мысль попросить пассажирку заговорить за спиной Кассиди. Но там речь шла об интуиции, и ее можно было проверить на месте. Ничего общего с предстоящей медиаобедней, которую отслужит Левин с ее голосом-приманкой. Неужели Саньяк действительно верит в это? Он нашел повод, чтобы оправдать свое постоянное присутствие в уголовном розыске, и в течение шести месяцев зарабатывал на поисках принцессы, протестировав за это время более сотни сотрудниц полиции. В результате нашли очередную Золушку. Хрустальные башмачки пришлись впору Мартине Левин. Очень трогательно.

Наконец, Саньяк встал со своего насеста и перешел к представлению.

– Мы имеем дело с убийцей, дошедшим до крайности, – начал он. – Как совершенно справедливо заметил майор Брюс, Вокс повел игру, в которой хочет чувствовать себя хозяином. Мы решили встать на его позицию. Удалось определить, что капитана Левин способен воздействовать на нашего серийного убийцу. Поэтому ей предстоит выступить по радио и телевидению в качестве официального представителя судебной полиции по делу, волнующему и терроризирующему общество. Формально она обратится к Воксу. Она скажет ему, что мы согласны на его игру, что ее приход означает наш ход пешкой на его доске и что мы считаем партию достаточно интересной, чтобы освещать ее в средствах массовой информации. – Небольшая пауза, взгляд пробежал по собравшимся, чтобы убедиться, что тридцать полицейских следят за каждым его словом, и психолог продолжил: – Я знаю, что думает большинство из вас. Я знаю и понимаю это. Ваш опыт научил вас, что поимка преступника– это вопрос времени, тщательного труда и терпеливого анализа данных. И тут вы правы. Однако я прошу вас проявить… воображение. Серийный убийца пытается сбить преследователей со следа. По-моему, лучший ответ состоит в том, чтобы дать ему понять– в интеллектуальном плане мы не менее изобретательны. Встав по другую сторону барьера, мы побудим его к совершению движений, контролировать которые ему будет труднее. Иными словами, к риску. И следовательно, к ошибкам. Которых до сих пор ему удавалось чудесным образом избегать.

«Потрясающе. Просто доктор Франкенштейн, восхищенный деяниями своего детища», – думал Брюс, глядя на судебного психолога. Он действительно выглядит уверенным в себе, он наслаждается игрой. Как будто, несмотря на все новые и новые трупы, все на самом деле относительно: по сути дела, мы ничего не значим. Несколько пешек на доске. Несколько деревянных бусинок в четках из ливанского кедра.

Саньяк решил, что не следует размывать эффект от столь блестящего выступления. В заключение он сказал, что от Левин ждут не только голоса, но и профессиональной помощи команде, в которой не хватает ценных кадров, чтобы справиться с возложенной задачей. Далее слово взяла капитан Левин. Она говорила мало, сдержанно и спокойно. Все приглажено и причесано. В содержание никто не вслушивался. Все навострили уши в ожидании волшебного голоса. И, надо признать, в звуках, исходивших из уст этой женщины, было что-то теплое и моментально располагающее. Брюс попытался вспомнить Изабель, читающую книжку про Айдору, Изабель, ведущую «Запретные ночи». Но не смог. Никакого сходства он не услышал. Он посмотрел на Саньяка, и тот ответил ему взглядом, предвещавшим немало будущих неприятностей.

– Вселенная – это машина. Этот текст становится все прекраснее. Как вам кажется, Алекс?

– Простите, что?

Надо же, психолог обращается к нему по имени! Брюс уже успел понять его стратегию. Чем менее он доволен, тем более любезен. Контроль над эмоциями, контроль над другими людьми. Сейчас они с Саньяком очутились с глазу на глаз в коридоре, покрытом линолеумом. Бежать некуда.

– Простите, Саньяк. Надо было вам позвонить, но в последние дни все так ускорилось.

– Да, я был бы рад вашему звонку. Будь у меня время для анализа, я смог бы подготовить план сегодняшнего совещания.

– По-моему, вы были хороши, как всегда.

Психолог прижал пальцы к губам, как человек, борющийся с неприятной, но поддающейся разрешению проблемой.

– Я знаю, что вы не одобряете мое вторжение на вашу территорию. Знаю, понимаете? Но рассматривайте меня как профессионала. Вроде вас самого, Алекс. Просто в моей работе я смотрю на вещи немного по-другому.

– Я рассматриваю вас как выдающегося профессионала, не волнуйтесь.

– Вот и славно. Потому теперь Вокс, как и все во Франции, знает, что имеет дело с командой настоящих мужчин. Полицейские, психологи. Чем больше он будет уверен в том, что имеет дело с единой командой, тем лучше. Что скажете, Алекс?

– Я не имею ничего против.

– Вы знаете, что с самого начала Вокс разговаривает с нами. В этом заключен парадокс похитителя голосов.

Брюс улыбнулся и закурил, не предложив сигарету Саньяку. Почувствовал чей-то взгляд и повернулся. Мартина Левин вела вежливую беседу с Дельмоном. Хочет поговорить с ним наедине. Это нормально.

– Он пошел по спиральному пути, он использует один и тот же modus operandi [4]4
  Способ действия (лат.)


[Закрыть], но создает варианты сценария, которыми как бы окликает нас. Вы навели меня на эту мысль, рассказав о карточке, о букете. Вокс говорит с нами через вас. Он говорит с представителями правоохранительных органов и закона, который сам же преступает. Он хочет, чтобы мы осознали его ярость. Знаете, почему?

– Потому что чувствует себя одиноким, – ответил Брюс немного наугад, бросая взгляд в сторону Левин.

Она улыбнулась ему, не прекращая разговора с Дельмоном.

– Можно сказать и так. В глубине души он хочет снова вернуться в лоно общества. Он пытается выйти из хаоса, в который его загнали, когда он был ребенком. Не мне вам рассказывать, что серийные убийцы в детстве часто оказывались жертвами сексуального насилия или свидетелями сексуальных сцен, в которых сочетались жестокость и страдание. Невыносимая обстановка в семье. И перенос образа. В образе жертвы они пытаются свести счеты с плохой матерью или с плохим отцом. Каждое убийство приносит лишь временное удовлетворение. Новое тело, добавляющееся к уже имеющимся, никогда не является телом того человека, которого они действительно хотели убить. Их истинная цель остается недостижимой, а их ярость все возрастает.

– Безусловно.

– Так вот, для убийц такого рода крайним проявлением может быть убийство матери или отца. После этого они сдаются, даже если не испытьшают ни чувства вины, ни угрызений совести. И вот тут-то мы и вступаем в игру. В тот промежуток времени, когда убийца хочет говорить. Ведь Вокс послал цветы и карточку не Изабель Кастро. Он послал их нам.

– Нам?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, Алекс. Нам, блоку, о который его призывают разбить свою ярость. Что же касается Мартины Левин, она – наш маленький посредник. Она символизирует голос, женщину, мать.

– Мать. Ну да, конечно.

Брюс мог бы ему сказать, что уже немало думал на сей счет и пришел к выводу, что Вокс нападал не просто на женщину или на мать, а на некое более высокое понятие. Может быть, на удачную семейную жизнь. Или на саму идею счастья. Но зачем? Фабрика по производству теорий– это сам Саньяк.

– Злая мать, мачеха, обладающая голосом, – продолжал психолог. – Прекрасным голосом, произносившим ужасные вещи. Непобедимая мишень. И Вокс хочет говорить с ней.

– Ну да, поболтать! Кстати, Саньяк, по-моему, капитан Левин хотела бы перемолвиться со мной парой слов.

– Я пришел к вам безоружным, Алекс. Уверяю вас. И не думаю, что в сложившейся ситуации ваша враждебность может принести пользу.

– Враждебность?

– Я ее ощущаю. Вам не кажется, что нам следует подняться над этим, чтобы добиться большего эффекта?

– Самооанализ – это роскошь. Я себе таких вопросов не задаю, Саньяк.

– А надо бы.

– Когда будет минутка. Извините.

Вблизи она выглядела и пахла как нормальная здоровая девушка. Белые зубы, матовая кожа, гибкое тело спортсменки и едва уловимый аромат лимонной туалетной воды. Ничего гламурного. И ничего нарочитого. Отдых от синдрома Саньяка. Психолог уже утешался тем, что доводил свои возвышенные соображения до сведения Матье Дельмона и небольшой группы сотрудников. Ветерок, свежий воздух.

– Я просто хотела вам сказать, что горжусь возможностью работать с вами, майор.

– Это хорошее начало.

– Я прекрасно понимаю, что явилась сюда как незваный гость, но сделаю все, что в моих силах, чтобы принести пользу.

– Потребуется немного больше, капитан Левин. Мы тут все фанатики. Спокойные, правда, но фанатики.

– Больше времени, больше возможностей. Я постараюсь не обмануть ваших ожиданий.

– Вы именно таким представляли себе уголовный розыск?

– Старейшины уголовной полиции в забавных старомодных кабинетах? Да, я слышала, что вы тут далеки от современных веяний.

– Это только внешнее впечатление. Работа, которую вам поручили, настолько современная, что ее еще не существует. Ну, может, только в Куантико.

– Мне следует понять, что вас не убедили?

– Меня не волнует, что из вас хотят сделать этакую козу, привязанную к колышку. Я просто хочу быть уверен, что вы хорошо осознаете пределы возможностей этого метода.

– Эта всего одна из карт, которые мы можем разыграть.

– Да, одна из многих. Единственное отличие в том, что ее нелегко контролировать.

– Саньяк и Дельмон меня хорошо накачали. Я много думала и считаю, что лучше всего подходить к этому трезво. И спокойно.

– Вы производите именно такое впечатление.

– Вы тоже, майор. Думаю, мы с вами хорошо поладим.

– Хотелось бы верить, капитан.

9

«Что такое высшая вежливость? Ответ: сесть на собственную задницу и извиниться перед ней». Виктор Шеффер швырнул в корзину обертку от карамели «Карамбар» и, увидев, что Алекс Брюс проследил за его жестом, сказал голосом, слегка изменившимся от прилипшей к зубам конфеты:

– Забавно они на меня действуют, эти бумажки. Не могу удержаться и не прочитать. Как будто жду какого-то откровения.

Брюс кивнул головой с понимающим видом. Они оба сидели, положив ноги на стол майора, за которым устроились, чтобы посмотреть утренний выпуск новостей.

Левин была одета так же, как накануне. И производила впечатление столь же спокойной, как на собрании в триста пятнадцатом кабинете. Можно подумать, что выступать по телевидению было для нее таким же привычным делом, как чистить зубы.

– Она очень хороша, – заметил через какое-то время Шеффер, разворачивая очередную конфетку.

– Ничего, – согласился Брюс.

Левин неторопливо отвечала на вопросы ведущего. Чувствуется ли усиление напряжения в уголовной полиции после убийства Изабель Кастро? Трудно ли быть женщиной-полицейским? Распространен ли в Европе феномен серийных убийц?

Брюсу пришлось согласиться, что она отлично подготовилась. Вначале голос был несколько монотонным, она словно нащупывала ритм. И вот ритм был найден, и Левин словно скользила по волнам. Очень технично, но без видимых усилий. Ясно, точно и убедительно.

– Интересно, – сказал Брюс– Из-за телевизионных фильтров ее голос становится похожим на голос Кастро.

– Верно. Интонация слегка повышается к концу. Как волны. Замедление, ускорение. Прямо морской прибой. Это успокаивает, тебе не кажется?

– Она мне сказала, что Саньяк ее накачивал. Теперь я, кажется, понимаю. Спорю, он давал ей слушать записи «Запретных ночей», чтобы она ухватила ритм.

– Возможно.

– Точно. Этого типа нельзя упрекнуть в непоследовательности.

– Может быть, это нас на что-то выведет, кто знает? Как с тем моим толстым старичком.

– Да, кстати, это поинтереснее. Я ждал, что ты заговоришь об этом.

– Я купил книжку Гибсона и вчера вечером почитал.

Я тоже, Виктор, старина!

– Ну и?..

– Ну, и есть связь между фразами Вокса и этого писателя.

–Можно даже сказать, что фразы Вокса звучат так, словно их взяли из научно-фантастического романа.

– Совершенно верно. И знаешь, что мы сделаем, пока Левин развлекается на телевидении?

– Позвоним Уильяму Гибсону?

Арно Дюкен, критик, специализирующийся на научно-фантастической литературе и друг Геджа, попросил Брюса еще раз прочесть ему текст.

– «Вспомни о „Дип Блю“./ Все взаимосвязано./ Мы можем создавать своих богов./ Мы можем стать богами./ Мы строим то, что будет управлять нами./ Это затишье перед бурей./ Ум должен лишь обрести совесть./ Мы проживаем последние часы человечества./ Животное – это машина./ Звезды– это машины. Вселенная это машина».

– Тут из контекста выбивается только «Дип Блю».

– А что это?

– Название компьютера, разработанного в «Ай-Би-Эм». Он сам по себе стал революцией.

– Почему?

– В 1997 году «Дип Блю» обыграл в шахматы Гарри Каспарова. Обычно Каспаров использовал стратегию, представлявшую смесь психологического давления и наступательной игры. Этот метод оказался совершенно неэффективным против машины, которую Каспаров, в конце концов, сам назвал монстром. Он неоднократно улавливал признаки разума в игре своего силиконового противника.

Брюс вспомнил результаты анализа одного психиатра, выложенные в Интернете: «Становясь монстром для других, для самого себя он остается невинным». Компьютер как метафора серийного убийцы. Он эффективен, потому что всеведущ в своей области, и он невинен, потому что не является человеком.

– Рассуждая в категориях научной фантастики, мы забегаем вперед, Алекс.

– Ты говоришь об этапе до научной фантастики?

– Именно. Я говорю о научных спекуляциях.

– И думаешь о последней передаче Кастро, о роботах.

– Совершенно верно.

– Виктор, ты должен позвонить Майте Жуаньи и попросить у нее координаты последней гостьи «Запретных ночей». Валери Кассен, специалистка по кибернетике.

– Почему я?

– Потому что на твои вопросы Жуаньи отвечает гораздо быстрее, чем на мои. Тут вопрос стиля.

Это точно, я куда более стильный, чем ты, старик.

В Токио он купил себе комбинезон из латекса. Четыре дырки: глаза, рот, член. В нем он становился похож на упрощенного Фантомаса. Или на гигантского Микки-Мауса, потерявшего свои уши. Левин скорчила понимающую гримасу. Он лежал на кровати, скрестив ноги, его улыбка выделялась розовой запятой на фоне блестящей черноты мрака. Со стюардом Бертраном ситуация вечно доходила до грани смешного. Но никогда не заходила за нее. По крайней мере, до сих пор. Если когда-нибудь они перейдут эту грань, придется подумать о том, чтобы его выставить. Пока что он имел право останавливаться у нее между двумя рейсами, курить ее сигареты или просить, чтобы она секла его, через латекс или прямо по коже, в зависимости от настроения. Во всяком случае, он не дойдет до того, что захочет быть подвешенным к потолку, как Армандо Мендоза. Еще не хватало!.

– Мартина, в самолете я видел тебя в теленовостях. Супер!

Она улыбнулась ему. Сняла куртку, ремень с кобурой, где лежал «руджер СП», расстегнула блузку. Раздевшись до пояса, решила остаться в брюках.

– Я не сказал другим членам экипажа, что знаю тебя. Никто не знает, что мы вместе?

– «Мы вместе», Бертран?

– Когда ты этого хочешь. Мне тебя не хватало.

Бертран Делькур был ее первым любовником-мазохистом. До сих пор она знала десяток вполне нормальных типов, иногда даже слишком нормальных. Стюард «Эр Франс» был красивым парнем – латиноамериканский тип, по-спортивному худой, двадцать восемь лет, – и ему нравилась сама идея спать с сотрудницей полиции. Он был не болтлив – что целиком свидетельствовало в его пользу, – всегда в хорошем настроении, и ему нравилось, чтобы его иногда унижали. Расслабившись после бурных забав, он превращался в обычного парня с горячим телом, запах которого был ей очень приятен, даже утром, даже когда он потел. Инстинкт подсказывал, что сейчас ей нужен именно такой запах. А обстоятельства, при которых они встретились, побуждали ее пройти вместе с ним часть пути. До какого-то перекрестка, который пока что не виден.

Сейчас ей предстояло заняться этим переодетым телом. Левин раздумывала недолго. Она не собиралась превращать каждое свидание в изысканную игру. Иначе ему это слишком понравится, и покончить с этим будет трудно. Ей тоже. Она не выносила даже мысли о зависимости. Иногда она по месяцу запрещала себе выпивать с коллегами, чтобы сохранять дистанцию, чтобы не пускаться в разговоры, к которым так располагает кружечка пива. Отношения с Делькуром развивались с крейсерской скоростью. Нужно остановиться.

Она приказала ему лечь на живот. Он молча повиновался. Со спины комбинезон придавал ему сходство с удавом. Черный удав на коричневом покрывале. Она открыла шкаф и достала хлыст. Его подарок на день рождения. От «Эрмес». Стюарду нравилось все красивое. Рукоятью из красивой туго сплетенной кожи она погладила его по шее, провела вдоль позвоночника. Между ног. Вдоль ног. По ступням. Потом Левин подняла хлыст и добрых десять минут охаживала им Делькура. Большую часть времени он лежал, уткнувшись лицом в подушку, иногда поднимал голову, чтобы издать несколько сдержанных стонов. Он знал, что поднимать слишком большой шум – не в его интересах.

Она сняла брюки, сложила их, повесила на кресло, убрала на место хлыст. Упершись руками в бедра, она несколько секунд смотрела на него, потом сказала, что предпочла бы увидеть его без этой резиновой дребедени. Он не сильно протестовал. В доме действовала централизованная система регуляции отопления, и по прихоти владелицы, постоянно зябнущей старушонки, в квартирах стояла постоянная духота. Неудивительно, что в костюме Микки-мутанта было жарковато.

Она не видела его целую неделю. Они страстно занялись любовью. В конце она заметила, что его глаза увлажнились. Он повернулся на бок. Она оперлась на локоть, приподнялась, увидела слезу, катившуюся по его щеке, и слизнула ее прежде, чем она добежала до переносицы. Она подумала, что никогда не плакала, занимаясь любовью. И что последний раз плакала очень давно. Вообще-то Мартина Левин прекрасно помнила этот последний раз. Тогда она молила о пощаде истязавшего ее жирного борова.

Она проснулась около трех часов с тяжелой головой, попыталась вернуться к реальности. Она никогда не помнила своих снов, но по своему психологическому состоянию в момент пробуждения понимала, какими они были – нейтральными, приятными или кошмарными. Сейчас она точно знала – ей снился кошмар. Тягучий, вязкий, если не липкий, теперь уже зарывшийся глубоко в извилины ее мозга.

Рядом с ней неподвижной тенью виднелось тело стюарда, она слышала его ровное дыхание. Она встала, пошла на кухню, выпила стакан воды, открыла окно в надежде услышать шум проходящего поезда. Три квартала жилых домов отделяли улицу Клапейрон от железнодорожных путей, ведущих к вокзалу Сен-Лазар. Только в те часы, когда уличное движение совсем затухало, из квартиры Мартины Левин можно было расслышать звуки жизни железной дороги, и ей нравилось, когда короткое металлическое лязганье рассекало парижскую ночь. Оно пробуждало давно забытые чувства, спрятавшиеся так же глубоко, как ее сны. Самым близким был образ буйка посреди бесконечной серой водной глади, за который она могла схватиться в случае необходимости. Похоже на какое-то пугало для души. Она снова легла и подумала об Алексе Брюсе.

Спокойная. Трезвая. Вы производите именно такое впечатление. Не было ли иронии в его словах? Определенно была. Может быть, эта ирония должна была скрыть его осведомленность о ее прошлом? Узнать о нем было несложно. Достаточно расспросить коллег. Они знали обо всем, что с ней случилось.

Александр Брюс, офицер уголовного розыска. Полицейский, отобранный среди тысяч других за свои способности. Соответствие минимальным требованиям говорит о многом. Пять лет службы и тесного соседства со смертью. Способность переносить стрессы, тяжелые удары, разочарования от расследования, которое снова и снова выводит на пути, не имеющие выхода. Упорство, ставшее второй натурой. Ничего общего с ковбойской антигангстерской удалью. Думающий, настойчивый, спокойный. Она хотела быть такой же. Она хотела вкалывать вместе с Брюсом и другими. После тринадцати лет работы в комиссариате 8-го округа она чувствовала себя готовой к этому.

Вообще-то в комиссариате ты видишь больше трупов, чем в угрозыске. Постоянные расследования случаев смерти, передозировок, происшествий. Или ты пребываешь в постоянном напряжении, или тупеешь. Потому что приходится иметь дело со всеми слоями общества. Ей нужно отличиться в деле Вокса. Нужно сделать все возможное и при этом сохранить достоинство. «Лучше всего быть трезвой и спокойной». «Вы производите именно такое впечатление».

Это не только впечатление, майор. Посмотрите на меня, шеф. Посмотри на меня, Алекс.

Его люди с ним на «ты». У них слаженная команда. Одно тело, один мозг, одно и то же спокойное упорство. И я хочу стать одной из них.

В данный момент полицейское начальство принимало все меры для решения «женского вопроса». Но чтобы пересчитать женщин, работающих в уголовном розыске, всегда хватало пальцев одной руки. Сейчас подходящее время, чтобы получить должность. Но может быть, где-то найдется психолог, который выявит в ней изъян. Ему придется потрудиться. Она все спрятала. Черный колодец под контролем. Даже если придется заглянуть в бездну, это ее не испугает. После жирного борова что-то в ней пропало. Может быть, роговой панцирь оказался слишком хрупким.

Она не умерла. У нее выросла новая кожа. Вначале – чересчур нежная. Потом время сделало свое дело и задубило ее. Стать сильной можно, только открыто признав свои промахи. И продолжая работать. И если какой-то специалист по психическим расстройствам начнет рыскать вокруг ее черного колодца, она сумеет дать ему отпор. Как сумела дать отпор Саньяку. Спокойствие и трезвость.

Как обычно, она проснулась раньше, чем он. Ему очень нравилось притворяться спящим и наблюдать, как она ходит взад и вперед из спальни в ванную комнату. Как делает упражнения для пресса на тренажере или на ковре. Как работает с гантелями. Ему нравились ее мускулистые руки, ее стройные бедра. Было видно, что она всерьез относится к спорту. Это отличало ее от других женщин. Бег трусцой, кун-фу, стрельба в тире, а теперь еще и телевидение. Хорошо. Очень, очень хорошо. Была когда-то такая песенка, подумал Бертран Делькур:

«Ее глаза – пистолет, убить может взгляд. Первый выстрел за ней, я ранен, сражен наповал…»

Как странно, эта глупая песенка словно написана про Мартину Левин.