Текст книги "Голос"

Автор книги: Доминик Сильвен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

27

Вернувшись домой, Брюс бросил куртку на диван и закурил– ему хотелось сделать это всю дорогу, пока они ехали с Шеффером. Он стоял посередине гостиной и думал о Мартине Левин. Потом он отправился на кухню, открыл холодильник, достал банку пива и открыл ее. Было так поздно или так рано, что даже его улица спала сном праведника. Брюс подумал, что никогда еще не пил пиво в четыре утра. Вообще-то вкус пива показался ему странным; он сделал еще один глоток и поставил банку на посудомоечную машину.

Когда Жюльен Кассиди ушел, он позвонил Марку Санчесу и попросил его приехать и снять отпечатки. Войдя в помещение, эксперт посмотрел на него как на ненормального: снимать отпечатки в совершенно белой и практически пустой комнате. Стул, телефон. Нет нужды разогревать суперклей. Все же техники приступили к работе. Времени на нее ушло немного. Брюс попросил Санчеса блокировать замок, чтобы можно было закрыть дверь помещения, не запирая ее. Санчес использовал для этой цели голубую синтетическую массу, похожую на пластилин.

Брюс отвез своего помощника домой; в дороге они почти не разговаривали. Когда капитан вышел из машины, окинув его своим взглядом интеллектуала, у майора чуть было не вырвалось: «Слушай, Виктор, а как ты отнесешься к тому, чтобы поехать на Кубу и пойти в бордель, когда все это закончится?» Но он просто улыбнулся, и это было гораздо лучше.

Приехав на стоянку судебной полиции, откуда он собирался вернуться домой на такси, он увидел на пассажирском сиденье обертку от «Карамбар»: «В 1940 году пепел Наполеона II привезли в Париж», – рассказывает учитель. «Ах вот что! – говорит Николя. – Я и не знал, что он погиб на пожаре».

«Жаль, – подумал майор. – Было бы здорово, если бы Шеффер прочитал это непосредственно перед тем, как нашли „пежо-305“ и обугленные трупы».

Он проверил автоответчик. Витиеватое послание от Натали. Короткое сообщение от одного ортофониста, об институте в Тулузе, где занимались проблемами голоса, в частности у певцов. Он оставил номер телефона. Брюс наугад набрал его и прослушал автоматическую информацию о часах работы. Он положил трубку, пошел было в ванную, чтобы принять душ, и тут только сообразил, что так и не снял пиджак, как будто забежал в собственную квартиру на минутку и только и ждет сигнала, чтобы снова пуститься в путь. Когда он резким движением снял пиджак, его мобильный телефон выпал из кармана и нырнул прямо в унитаз. Врюс попытался реанимировать его с помощью фена, но трубка приказала долго жить. Он с удивлением почувствовал, что это его огорчает. Непонятно почему, но грусть была совершенно искренней. Без сомнения, определенную роль в этом играло то, что аппарат был запрограммирован на то, чтобы при выключении говорить «до свидания».

Раздеваясь, Брюс снова вспомнил о собаке-роботе, придуманной японцами, и о том, что можно испытывать нежность и к кибернетической машине. Какое-то время он размышлял об этом, стоя под душем, но постепенно его разморило от тепла. Майор в полубессознательном состоянии натянул пижаму и провалился в сон, как будто соскользнул по черному ледяному желобу.

Сотрудница социальной службы позвонила, когда он брился. Она только что нашла одну старушку, которая утверждала, что бывала у Амели Куаньяр. «Но ее послушать, так она знает всех на свете, даже Патрика Пуавр д'Арвора. Так что разбирайтесь сами». Последовала пауза, как будто Марта Ламбрези ожидала чего-то большего, чем простое «спасибо», например, приглашения на ужин. Перед тем как повесить трубку, она сказала, чтобы он не стеснялся звонить ей в любое время, если этого потребуют интересы следствия. Брюс стер пену для бритья с телефонной трубки и быстро закончил свой туалет, а затем позвонил администратору «Больших ив». Тот соединил его со своей подопечной.

Старая дама рассказала ему чуть ли не всю свою жизнь, причем некоторые события– по нескольку раз. У нее был сын его возраста, живший за границей. На острове вблизи от экватора, где у людей возникало ощущение, будто они дышат сырой ватой. Она не могла поехать к сыну, потому что не вынесла вы такого климата. После многих подробностей дошло и до Амели Куаньяр.

– Только я с ней и разговаривала, другие ее не любили. Мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете.

– У нее ведь тоже выл сын, как и у вас, верно?

– О нет. Совсем не как у меня. Вовсе не как у меня, господин инспектор.

– В каком смысле?

– Мой сын очень милый. Мы с ним в чудных отношениях. А у Амели с ее сыном все было по-другому. Мальчик создавал ей проблемы. И у меня есть свое мнение по этому поводу.

– Какое же, мадам?

– Старая Амели никого не любила. Никого, вы меня слышите? О своем сыне она рассказывала, что он ел за четверых, что он плохо говорил. Однажды его забрали люди из мэрии. И она этому обрадовалась. Да, она мне так и сказала, что обрадовалась, инспектор. Старая Амели никого не любила, и ее никто не любил, но мне это было безразлично. Я лажу со всеми на свете. А за разговорами с ней и время быстрее летело.

Время шло к десяти. Майор позвонил в институт речи в Тулузу. Его связали с оториноларингологом, специализирующимся на лечении расстройств речи, и тот объяснил, что проблемы такого рода связаны прежде всего со слухом. С помощью соответствующих методик переобучения можно вернуть нормальную речь большинству заик. Однако наибольшие шансы имеют те, кто способны говорить нормально в полный голос, когда их никто не слышит. Специалист перечислил имена некоторых известных актеров, которые в начале карьеры страдали заиканием и научились преодолевать его благодаря «обучению навыкам владения телом в целом». Брюс спросил о роли материнского голоса. Специалист ответил:

– До рождения ребенок плавает в околоплодной жидкости, но и после рождения на него влияет ритм дыхания матери. Позже мать питает его не только своим молоком, но еще и звуками. Голос матери оказывает большое влияние на развитие ребенка. Болезнь, какие-то потрясения могут нарушить нормальный ход освоения ребенком звука. В нашем институте мы творим чудеса, чтобы вернуть голоса языковым инвалидам– для этого мы учим их владеть собственным телом, но обучение требует от них железной дисциплины.

Часы показывали десять сорок пять. Брюс позвонил Шефферу на работу и попросил его опросить всех нотариусов в районе между Сен-Дени и Понтуазом, чтобы найти того, кто вел дела Амели Куаньяр. Сам майор связался с мэрией Сен-Дени и узнал номер телефона общества, ведавшего наймом помещений в здании, где размещалась «Beyond Humanity».

В отсутствие начальства секретарша Восточно-Парижского агентства не решалась рассказывать о звукозаписывающей фирме. Брюсу удалось вытянуть из нее лишь то, что владелец, личность которого оставалась ей неизвестной, уже много лет не интересовался своей собственностью и даже забывал оформить доверенности на ведение дел. Видимо, он обладал «большой силой инерции», поскольку директор агентства в конце концов перестал заниматься этим зданием. Потом о нем заговорили снова, когда в агентство пришли полицейские «в связи с похищением своей сотрудницы». После скандала к директору явился помощник мэра и потребовал найти какое-то решение и предотвратить самовольное заселение. Секретарша не знала, как именно шеф договорился с владельцем, но помещение снова стало сдаваться внаем. В течение двух лет его снимало общество, занимающееся информатикой, а после того, как оно переехало в Понтуаз, – «Beyond Humanity». Секретарша помнила имя сотрудника агентства, подписавшего договор об аренде: Жан-Макс Батисти. Недавно он ушел с работы в Париже и переехал в Прованс.

Брюс нашел Жана-Макса Батисти в агентстве недвижимости в Гарданне. «Типичный парень из музыкального бизнеса, обесцвеченный блондин, бриллиант в ухе, одежда такого размера, что туда двое таких, как он, влезут». Агент помнил молодого человека из «Beyond Humanity», но совершенно не помнил его имени, а копий договора не осталось. Что же касается владельца, то это был «маленький старичок из Сен-Дени, с виду не очень деловой», и он умер за месяц до того, как Батисти перебрался на юг. Судя по всему, у него не было наследников, или же он решил ничего не оставлять потомкам, потому что помещение перешло в ведение мэрии. Брюс вспомнил слова комиссара Дантренава: шеф Левин тоже охарактеризовал владельца как «маленького старичка».

После этого комиссар позвонил в коммерческий суд. Напрасный труд, название «Beyond Humanity» не фигурировало ни в одном реестре. Как только он положил трубку, телефон зазвонил. Шеффер сообщил, что нашел мэтра Эрика Сфаза, жившего в Энгиене. Среди клиентов нотариуса значилась Амели Куаньяр, но его сотрудник не желал ничего рассказывать по телефону. Брюс сказал Шефферу, что поедет на место и перезвонит ему, как только появятся новости.

Мэтр Сфаз уехал на встречу. Брюса принял его помощник. После того, как майор упомянул о связи своего запроса с делом Вокса, он согласился показать дело Куаньяр. Старушка действительно продала свой дом в Кормей-ан-Паризи, на опушке леса Монтиньи, художнику по имени Дамьен Рок. Она никогда не упоминала о наследнике.

– Вы не припоминаете ничего странного в связи с этой сделкой?

– Ну, дело особого рода, поскольку покупатель в конце концов умертвил бывшую владелицу.

– Да, конечно, но кроме этого? Подумайте. Любая деталь может иметь большое значение.

– Нет, ничего не припоминаю.

– А вы скажите первое, что придет, не фильтруйте. Все, что придет в голову.

– Ну, конечно, были забавные детали, но ведь она уже болела и иногда говорила странные вещи. Я по многу раз повторял ей тексты. Это было довольно сложно.

Майор на минуту задумался. Клерк дружелюбно смотрел на него, постукивая ручкой «Монблан» по портфелю из красивой кожи. Казалось, он был удовлетворен беседой, но не понимал, насколько она действительно важна. Тогда Брюс внезапно спросил:

–И она принимала решения самостоятельно, несмотря на свое состояние?

Клерк сглотнул. Брюс понял, что он вспомнил еще одну забавную подробность. Неожиданную, как пощечина. Клерк немного покраснел и сказал:

– Да, кое-что припоминаю. Она подписала доверенность. В самом конце.

– На кого?

– На двоюродного брата. Фамилия та же, что у нее, но имени не помню. Извините.

Тон клерка стал суше. Ему вовсе не понравилось, что его поймали на крючок. Брюс сразу принял спокойный и примирительный вид. Он расслабился, поглубже уселся в кресле, улыбнулся и сказал:

– То, что вы мне сообщили, очень важно. Но еще один вопрос. Вы могли бы описать этого человека как маленького старичка, не очень делового с виду?

– Сам бы не решился. Но после ваших слов – да! Без сомнения. Между нами, у него проблемы были не с Альцгеймером. Скорее с божественной бутылкой. Если вы понимаете, о чем я. А если хотите узнать мою личную точку зрения…

– Да, конечно.

– Я бы назвал эту семейку Куаньяр дисфункциональной, как выражаются психиатры.

– А кроме Амели и ее двоюродного брата, других Куаньяров вы видели?

– Нет, но достаточно было посмотреть, как эти двое разговаривали друг с другом… Этакая первичная жестокость…

Их разговор прервало возвращение мэтра Сфаза. Нотариус горячо пожал руку майору и сказал, что много раз видел его по телевизору. Брюс поинтересовался, владела ли Амели Куаньяр другой недвижимостью. Нотариус сообщил, что при продаже дома и ее переезде в «Большие ивы» он спрашивал, собирается ли она продавать что-либо еще. Она упомянула о здании коммерческого предназначения, доставшемся ей от отца. Здание сдавалось уже сорок лет, с момента его смерти. Амели Куаньяр сказала, что подумает, но из-за ее болезни общение с нотариусом прекратилось. Брюс попросил уточнить адрес здания, и Сфаз подтвердил, что речь идет о складском помещении в Сен-Дени-Ла Плен.

Выйдя из конторы, Алекс Брюс направился в промзону, решив позвонить Виктору Шефферу уже оттуда. Ему пришлось оставить машину на проспекте Президента Вильсона. Проспект Кладбища перегородили два грузовика. Грузчики перетаскивали ящики с мебелью из Джакарты. Брюс смог войти в склад, не набирая код: дверь оказалась открытой настежь, один грузчик заносил ящики в грузовой лифт. Брюс хотел было описать ему Кассиди и спросить, не видел ли он такого, но в этот момент грузчик начал орать на двух молодых ребят, работавших, по его мнению, слишком медленно. Майор поднялся на третий этаж. Он толкнул дверь, но она не поддалась. Голубую замазку Санчеса кто-то снял.

Брюс зажег сигарету и стал рассматривать вывеску с золотыми буквами на двери. «Beyond Humanity». «Над человечеством». Он читал в Интернете отрывки из книг Майкла Кэссиди и его выступлений на конференциях. Судя по всему, специалист по наукам о мозге придерживался теории «большого прорыва». Во всяком случае, он заглядывал далеко вперед. Его концепция близкого будущего – через какие-нибудь тридцать лет – включала все темы, затронутые Валери Кассен.

В разных лабораториях, зачастую не превышающих размерами обычную кухню, люди искали секреты искусственной жизни. По мнению Майкла Кэссиди, последние достижения медицины позволяли надеяться, что им удалось выйти на многообещающий путь. Поразительного прогресса удалось достичь в области протезирования: уже всерьез говорили о соединенной с мозгом синтетической роговице, которая позволяла бы слепым различать форму предметов. Один американский исследователь сумел имплантировать парализованному человеку устройство, с помощью которого тот силой мысли мог писать короткие фразы на экране компьютера. Мозг по-прежнему оставался самой сложной структурой в мире. Но ненадолго. Благодаря развитию нанотехнологий уже готовилась почва для создания машин, собираемых на молекулярном уровне. А что касается расставания с нашими бедными бренными телами, то тут в конечном итоге все упиралось в проблему восприятия.

Майкл Кэссиди высказывался недвусмысленно: «Все, что вы видите, трогаете, ощущаете, – это лишь то, что осознает ваш мозг. Реальность совсем иная». Мы думаем, что видим предметы. На самом же деле мы видим всего лишь фотоны, проецируемые или отражаемые этими предметами. Касаясь нашей сетчатки, этот поток света провоцирует химические реакции, позволяющие нашему мозгу расшифровывать информацию и перестраивать ее таким образом, чтобы получить изображение. Это изображение полностью создано нашим мозгом. И точно так же обстоит дело с тем, что мы слышим и обоняем. Мы находимся в прямом контакте не с реальным миром, а с миром наших ощущений. Майкл Кэссиди утверждал: «Наш мозг можно рассматривать как машину для создания виртуальной реальности».

Фотоны, сетчатка, восприятие. Алекс Брюс понял, что только что уловил действительно необычную деталь. Точка над буквой «i» в слове «Humanity» словно выступала над табличкой. Он поднял руку, чтобы дотянуться до нее, и вытащил полый деревянный цилиндр. В нем лежал ключ. Брюс надел перчатку и достал его. Перегнувшись через перила, он прислушался к тому, что происходило на первом этаже. Грузчики все еще работали, но скандал закончился. Брюс вставил ключ в скважину, и замок открылся. Та же чистая комната. Из обстановки– только стул и телефон. Брюс закрыл дверь и пошел вперед. Шаги звучали необычно. Последний раз, когда он вместе с Шеффером допрашивал Кассиди, дверь была открыта настежь и приток воздуха менял акустику. Майор встал в центре помещения и произнес первую фразу, пришедшую в голову: «Не смотри в лицо Айдору». Собственный голос показался ему чужим.

Он осмотрел стены и потолок в поисках трещины, какого-нибудь дефекта. Ничего. Комната поражала идеальной белизной. От выложенного плиткой пола отражался бледный свет галогеновых светильников из матового стекла. Брюс сел и зажег вторую сигарету. Необычно громкое потрескивание пламени. Он погасил спичку и положил ее в центр одной плитки. Оценив контраст между маленьким обугленным тельцем и чистотой керамики, он предоставил своему мозгу зондировать пространство. Неработающий телефон в этой ситуации был только кстати.

Сидя в одиночестве посередине пустой комнаты, он не воспринимал внешний мир таким, каким мог бы воспринимать его в компании трех сотрудников технической службы и одного помощника. Вскоре кое-что всплыло. «Когда мучитель Мартины Левин заставлял ее танцевать, он менял освещение, словно режиссер шоу». Реостат бросался в глаза, как нос на лице. За пять лет в этом помещении мало что изменилось: можно подумать, что владельцы «Beyond Humanity» оценили световые эффекты, придуманные «жирным боровом». Брюс включил реостат, попробовал несколько вариантов освещения, остановился на приглушенном свете, превращавшем эффект блеска в блики. Немного похоже на пятна, которые видишь в сумерках на лесной дорожке после только что прошедшего дождя.

Брюс снова уселся в центре комнаты. Повернулся по очереди во все стороны и осмотрел все, что было вокруг, пытаясь рационально анализировать. Он казался самому себе похожим на посетителя музея, со страстью изучающего монохромную картину и ее глубокую тайну. Он несколько раз повторил эти свои вращения и в конце концов заметил, что в углу напротив стула с телефоном пол блестел не так ярко. Он поднялся, ощущая, как затекли ноги, еще не вполне сосредоточившись, установил реостат на максимальную мощность и встал на колени возле непонятного места. Ничего, кроме красивой, аккуратно уложенной плитки.

Брюс вынул из кармана куртки шариковую ручку и простучал плитки одну за другой, потом немного дальше от центральной точки. Разница в звуке была едва уловимой. Чтобы ощутить ее, надо было провести много времени в помещении, привыкнуть к его странной акустике. Брюс снял колпачок с ручки и провел им по бледно-серому шву между плитками. Ему удалось нащупать трещину. Вставил в нее кончик ручки, надавил. Шов поддался. Ему удалось аккуратно извлечь полоску цемента, словно палочку. Он продолжил работу и освободил четыре плитки. Квадрат восемьдесят на восемьдесят сантиметров. Достаточно для худого человека. Брюс отложил плитки в сторону, стараясь не производить шума. Тонкая металлическая решетка, уложенная на скомканные тряпки. Он убрал все это.

Тряпки оказались старыми диванными подушками. Под ними скрывался узкий проход длиной около двух с половиной метров, выложенный линолеумом и шедший прямо к перегородке. Майор не взял с собой фонарик. Он вышел из помещения, притворил дверь и спустился по лестнице в поисках грузчиков. Их начальнику удалось ускорить ритм работы настолько, что оба грузовика уже уехали. Он увидел человека в рабочей одежде в фургончике, отъезжавшем задним ходом. Брюс помахал ему, окликнул. Тот притормозил, и Брюс спросил, не найдется ли у него фонаря. Человек знаком показал, что нет, и уехал. Майор помедлил, а потом вернулся в здание.

Он опустился на колени у дыры, наклонился, хотел было позвать. Но Мартина могла быть там, внутри, живая, одна или с Воксом, и ситуация грозила измениться каждую секунду. Он освободил проход почти бесшумно. Теперь он решил так же бесшумно проникнуть в него.

Алекс Брюс просунул в проход руки, потом голову, потом плечи. Места хватало только на то, чтобы ползти, задевая свод спиной, медленно отталкиваясь локтями от линолеума. Вскоре проход превратился в темную кишку. Если он продвинется еще сантиметров на двадцать, все его тело окажется под перегородкой. Он перевел дух и прополз дальше. Руки наткнулись на стенку. Он ощупал ее. Пластина из гладкого металла. Он толкнул изо всех сил, но пластина не шевельнулась. Брюс подумал, что лучше бы лезть ногами вперед, тогда бы у него было больше шансов пробить препятствие. Он протянул руку вправо. Пластина оказалась шире прохода. У ее основания он нащупал желобок, по которому она скользила. Вытянув руку, насколько это было возможно, майор на ощупь нашел наконец рукоятку, вероятно приваренный крючок, и потянул. Пластина с легким шумом поддалась. Он прислушался. Тишина вдруг показалась ему вязкой. Потом в лицо ударило зловоние. Какую-то секунду он размышлял над тем, что будет делать, если найдет ее мертвой. Тогда мозг, действуя через зрительный нерв и не зависящий от эмоций, автоматически нарисует ее изображение. Виртуальная реальность, жестокая реальность. И Брюс двинулся вперед.

28

Его тело соскользнуло на ткань. Он оказался в полной темноте. Объем, заполненный зловонием, оказался достаточно большим. Информация, полученная через органы чувств, позволила ему понять, что тут хватит места, чтобы выпрямиться. Он медленно встал во весь рост и поднял руку, не встретив препятствия. Шаг назад. Как можно медленнее и тише. Остановка. В помещении царил полный мрак, но не полная тишина. Алекс Брюс подумал о звуке центра вселенной. О звуке, которого он никогда не слышал. Или слышал еще до рождения. Он снова сделал шаг, повернулся, вытянул правую руку и вскоре нащупал стену, выложенную тем же материалом, что и пол. Судя по всему, комната, где он очутился, была не более двух метров в ширину. Брюс прижался спиной к стене и двинулся вбок. Несколько раз он шарил ногой в темноте. Пустота.

Он дошел до угла, остановился. Через мгновение он уже мог с уверенностью сказать, что в этом углу кто-то дышит. Сантиметр за сантиметром, он приблизился к этому дышащему телу, нагнулся. Этот кто-то спал. Или находился без сознания. Он хотел бы, чтобы это была она, но в этой вони не мог различить запах ее туалетной воды. А о ее коже он почти ничего не знал.

Его голова наткнулась на какой-то предмет. Он замер, не шевелясь. Почувствовал, что предмет возвращается, касается его щеки. Поднял руку, нащупал гладкий шар, ощупал его. Шар висел на проводе. Он пошарил, нашел кнопку, нажал.

Комната постепенно наполнилась светом. Мартина Левин была одета в толстый .шерстяной свитер и джинсы. Он лежала скорчившись на полу с полузакрытыми глазами. Он опустился на колени и положил руку ей на щеку. Она не реагировала. Он нагнулся, прижался ухом к ее рту, послушал, как она дышит.

Поднявшись, Брюс огляделся. Узкое помещение, куда он только что проник, в длину было около восьми метров. Стены обиты бежевой стеганой тканью. Возле Левин– толстая книга. Он внезапно подумал о «Ведах» и подошел ближе. Это оказался всего лишь толковый словарь с закладкой ближе к концу тома.

В комнате стояли пластмассовый ночной горшок и миска с чем-то, похожим на сухой корм для животных. Прозрачная канистра. Он схватил ее и понюхал горловину. Ничем особенным не пахло. Две обувные коробки. В каждой стояло по десять бутылочек с сиропом, содержащим кодеин. Двенадцать уже пустых. Ему уже приходилось сталкиваться с мерзавцами, использовавшими опийные препараты, ничего удивительного, что Мартина под кайфом.

Возле лаза он увидел маленький вентилятор и профессиональный магнитофон с выносным микрофоном. Магнитофон был пуст, но у его черной коробки лежала стопка чистых кассет в еще не тронутой целлофановой упаковке. Брюс поднял голову: из правого угла, над Левин, на него смотрел потухший глаз маленькой камеры. От нее шли провода. Наверное, камера управлялась снаружи, из комнаты, и была подключена к домофону. Брюс обхватил руками голову Мартины Левин, посмотрел ей в глаза. Зрачки настолько сократились, что почти терялись на серой радужной оболочке.

– Мартина, это Алекс. Ты меня слышишь? Мартина, проснись!

Что-то прошелестело. Легко и быстро. Звук сдвинутой пластины! Щелчок. Звякнула задвижка. Все погрузилось в темноту. Майор вытащил револьвер из кобуры, наугад подошел к пластине и дважды выстрелил. Лязг железа, от детонации, казалось, вот-вот взорвется череп. Боль. Брюс одной рукой поднял воротник куртки до ушей, придержал его и еще раз выстрелил, а потом встал на колени и стал ощупью искать пластину. Он нашарил три отметины от пуль на металле, в упор выстрелил три оставшиеся пули в направлении задвижки. Пуль в магазине не осталось. В кармане у него лежал запасной магазин с шестью пулями. Он перезарядил револьвер и выстрелил еще раз.

Он бил по пластине ногами, пока не стало очень больно. Он вспомнил о микрофоне. Вырвал его и стал бить по краям лаза. Брюс колотил микрофоном очень долго, пока тот не сломался. Он попытался использовать магнитофон как таран, долго бил им, потом прислонился к обитой ватой стене, не в силах справиться с собственным дыханием. Он старался дышать ровно, не обращая внимания на запах пороха и экскрементов.

Он нащупал в кармане телефон и вынул его, чтобы нажать на кнопку включения. Он знал, что это бесполезно. В батарейке не оставалось ни грана энергии. Он постарался успокоиться, подумать под мерное дыхание Мартины Левин. Сказал себе, что, в конце концов, превратился в Орфея. Но Эвридика осталась в аду, потому что он обернулся, чтобы посмотреть на нее. Не смотри в лицо Айдору.

Вокс уложил на место подушки, металлическую решетку, четыре плитки и псевдошвы. Он только что приехал на сеанс чтения к Мартине Левин. Вчера она остановилась на «образце». Вернее, уснула на этом слове. Жалко, что она не смогла закончить, читая день и ночь, что еще не замкнула круг, произнеся «ясновидение». Шесть красивых слогов, которые скользнули бы по бархату ее голоса. Он никогда не услышит их. Тем хуже. Он уже согласился с тем, что остановка на «образце» имела некий глубинный смысл. И многообещающий, если вдуматься. В любом случае он уже набрал достаточно материала. Мартина Левин была готова умереть, а Айдору– родиться. Случаю было угодно, чтобы Брюс-легавый проник туда, куда не следовало проникать ни одному человеку. В комнату символической дезинтеграции. Они оба умрут.

Он не желал им зла. Они его уже не интересовали. Два биологических организма, обреченных на страдание и смерть. Неизбежная участь человека. Дух Левин останется жить на магнитофонных пленках, которые он носил на теле, в специальном поясе. Все остальное – всего лишь эпизод.

Вокс думал о своем отце, исследователе. Настало время поехать к нему и сказать, что он готов пережить кибернетическое приключение. С той минуты как он, одиннадцатилетний, увидел его по телевизору, он инстинктивно и с абсолютной уверенностью понял, что этот ученый – его отец. Его посетило откровение: путь существует, и он должен пойти по нему. Он прочел все научные книги, какие смог достать, и с каждым днем продвигался все дальше по этому трудному, но такому волнующему пути. По нему он добрался до глубин собственного сознания, до областей, где никогда не решился бы бродить в одиночку. Все жертвы, которые ему пришлось принести, постепенно открыли ему тайны сознания. Он превратился в существо, живущее вне добра и зла. Сын – отвергнутый, потом избранный, потом посвященный.

Вокс натянул свою вязаную шапочку и пальто. Запер за собой дверь и спокойно спустился по лестнице. Впереди его ждали еще несколько препятствий, но худшее осталось позади, в комнате символической дезинтеграции. Если больше он не совершит никаких ошибок и правильно использует играющую в нем силу, то скоро достигнет цели.

Легавый Врюс проиграл Воксу. Выйдя за дверь склада, тот утратил имя, которым окрестил его майор Александр Брюс. Game over. Игра окончена.

Жюльен Кассиди сел в свой «форд-фиеста», стоявший перед зданием склада, и медленно дал задний ход. Он включил фары только на проспекте Президента Вильсона и взял курс на «Руасси». Его самолет вылетал в Нью-Йорк в двадцать пятьдесят. Утром он купил билеты в агентстве «Эр Франс» по своим настоящим документам. Легавые следили за Жюльеном Кассиди, но совершенно упустили из виду Жюля Куаньяра. А в Нью-Йорке он выбросит свой паспорт. Благодаря отцу его фальшивые документы на имя Жюльена Кассиди станут подлинными. Там все знают Майкла Кэссиди. Знаменитому ученому не составит никакого труда добиться официального удостоверения личности для того, кто сообщит ему, что является его сыном.

Кассиди доехал до аэропорта, тщательно соблюдая все ограничения скорости, и оставил машину на подземной стоянке. Он выбросил пальто, шапочку, ключи от комнаты символической дезинтеграции и от всего помещения в мусорный бак. Двинулся было к лифту и вдруг остановился: ему всегда нравилась эта шерстяная шапочка. Он носил ее с тех пор, как… Всю жизнь. Он вернулся, вынул шапочку из бака и положил в карман куртки. Потом поднялся на лифте в зал регистрации.

Вылет не задерживался. Нью-Йорк, рейс «Эр Франс» 258, двадцать пятьдесят, выход 22. Метеорологические условия хорошие. Судя по сводкам новостей, тумана не предвиделось. Часы показывали восемнадцать тридцать. Отличное время, он сможет избежать возможных проблем с лишними билетами. Бертран Делькур объяснил ему, что компания нередко продавала билеты на одно и то же место нескольким пассажирам, чтобы подстраховаться на случай неявки и наверняка заполнить самолет. Случалось и так, что кому-то не удавалось улететь, но тот, кто путешествовал в одиночку и приезжал в аэропорт заблаговременно, имел все шансы избежать подобных неприятностей. Никогда не нужно пренебрегать полезными знакомствами. С первой же минуты их якобы случайной встречи в одном из парижских баров Бертран Делькур стал для него бесценным источником информации. Жюльен Кассиди сперва поработал над своей внешностью, а потом уже познакомился с ним. Потом он долгие месяцы тщательно выстраивал эту искусственную дружбу. Стюард много раз рассказывал ему о Мартине Левин. Даже о том, что ей нравится бурный секс.

Кассиди не удивился. Мартина Левин, как и он сам, принадлежала к числу сильных и непокорных личностей. Она была Избранной, и он до сих пор не пожалел о своем выборе.

Он дошел до окошка регистрации, вынул из кармана паспорт и билет. Смешные они, эти люди в очереди. Стюардессе наземных служб явно не хватало оперативности. Кассиди прислушался и из разговоров понял, что в информационной системе что-то нарушилось. Стюардессам приходилось регистрировать вручную. По словам Бертрана Делькура, это случалось нередко. Да, самое время уехать из Франции– по сравнению с США это всего лишь маленькая доисторическая страна. Несмотря на эти мелочи, его не покидала уверенность в том, что сегодня вечером он улетит. Он понял, что эта уверенность пришла к нему в тот момент, когда он вышел за дверь склада и навсегда обрел новое имя– Жюльен Кассиди, сын Майкла. Он почувствовал на себе чей-то взгляд, обернулся и увидел уставившегося на него помощника майора Брюса. Кассиди глубоко вздохнул, положил паспорт и билет обратно в карман и спокойно пошел в сторону туалета.

Всего один человек. Моет руки. Кассиди обогнул его и зашел в последнюю кабинку. Там он опустил крышку унитаза, сел на нее, скрестив ноги, но задвижку не закрыл. Виктор Шеффер появился очень быстро и ударом ноги распахнул дверь. Просто мания какая-то. Кассиди успел перехватить дверь, пока она не врезалась ему в колено. Он посмотрел на полицейского, размахивавшего револьвером на уровне его лица и указывавшего в сторону выхода.