Текст книги "Родина за нами!"

Автор книги: Дмитрий Манасыпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава четвертая

«Каждый из бойцов РДГ должен уметь:

Заменить товарища по своей группе

Зная и владея в нужной мере его военной специальностью»

(«Подготовка личного состава войсковых РДГ,

Согласно требований БУ-49»,

изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф.Д, Тарас Ф.С.)

Куминов стоял на выходе из всей этой системы ходов и блиндажей. Совещание затянулось и уже давно стемнело. Туч незаметно и, судя по звёздам, стоило ждать мороза. Он стоял и смотрел на ночное небо, вслушивался в тишину леса. Вокруг было очень тихо. Караулы давно стали по своим местам. Машины в парке уже не обслуживали. Свободные от службы разошлись по землянкам и блиндажам.

Абраменко уже ушёл к своему взводу, вместе с начальником вооружения. Было слышно, как они сразу начали ругаться по поводу требуемого назойливым лейтенантом снаряжения. Куминов усмехнулся про себя, понимая, что спор ведётся скорее по привычке. Не тот случай, когда хозяйственный майор начал бы зажимать собственные запасы, далеко не тот. Рядом стоял Иволгин, задумчиво рисующий сломанным прутом какие-то узоры на сугробе. Он повернулся к товарищу:

– Дела, Коль, эх и дела.

– Да не то слово. Что-то мне не по себе даже.

– Ты потише трепись давай, не по себе ему. Все всё понимают, но если наша контрразведка тебя услышит, то…

– Ничего не будет. – Смершовец возник сзади мягко и незаметно. Для Иволгина, Куминов его приближение успел почувствовать по запаху.

– Не сейчас. Да и я тоже человек, понимаю… Ну, братья-славяне, чего нахмурились?

– Шутишь, что ли? – Иволгин сплюнул.

– Да не шучу, ты уж извини, привычка. Пойдёмте, товарищ пернатый, есть чего сказать. Мне тебе, а тебе мне. А ты, Николай Саныч, воротись назад, будь добр. Батяня тебя там кличет чего-то.

И он двинулся вперёд, похрустывая снегом. Иволгин вздохнул и пошёл следом. Дожидаться повторного приглашения не следовало. А Куминов, ещё раз взглянув на звёзды, вновь нырнул в полутьму блиндажей.

Первое, бросившееся в глаза, когда он оказался в «кабинете» командира полка – передислокация сидевшего в углу. Теперь он высился над столом, именно высился, делая далеко немаленького Медведева не таким уж большим.

Свет лампы отражался от абсолютно гладко выбритой кожи массивной головы. Далеко немолодой, если судить по морщинам на крупно вырубленном лице. Тяжёлый волевой подбородок, небольшие тёмные глаза, практически полное отсутствие бровей. Защитного цвета френч, брюки, аккуратно заправленные в сапоги. Отсутствие каких-либо знаков различия. Из-под полы выглядывала кобура тёмной кожи, а вот оружие в ней, к собственному стыду, капитан не смог распознать.

– Это новая разработка. – Голос у лысого оказался глубокий, соответствующий внешности. Как будто из колодца, глухой, с еле уловимой хрипотцой. – На вооружение пока не поступила.

– Что? – Куминов непонимающе уставился на него.

– Я про пистолет. Автоматический, восемнадцать патронов в магазине, калибр девять миллиметров. Да ты садись, капитан, в ногах правды нет. А что касается пистолета – так ты настолько видимо напрягся и лоб наморщил, что не удержался. Садись, чаю попей и послушай, о чем я теперь вам, с твоим командиром, расскажу.

Куминов посмотрел на комполка. Тот согласно кивнул, крутя между пальцев уже сломанный карандаш. Капитан сел напротив обоих ученых, молча смотревших на него.

– Представляться не стану, оно тебе без надобности. А рассказать кое-что занятное расскажу, и тебе, надеюсь, все станет намного яснее. И то, в первую очередь, почему я именно с тобой решил сейчас поговорить. Да ты пей чай, сынок, пей, он и так уже остыл.

Николай взял полный стакан, который явно дожидался его. Подумал, решил про себя, что вреда от того, что он позволит себе спокойно не то, что поужинать, это хрен с ним, а просто чаю попить – не будет. Подвинул к себе нарезанную, но так и не съеденную, колбасу и хлеб. Смастерил большой бутерброд, и, не смущаясь присутствующих, начал есть. Аккуратно, стараясь сильно не крошить.

– Ай, прав ты, Сергеич. – Лысый чуть хлопнул широченной ладонью по столу, обращаясь к профессору Данилову. – Хлопец-то само-то, молодцом держится. Небось, уже понял, что его позвали не просто так байки потравить, и расслабился. Ждёт теперь, что будет и спокойно себе колбасу рубает, да, Куминов?

Капитан пожал плечами. Повода волноваться он и впрямь не видел. Задача командованием поставлена, его дело теперь эту задачу выполнить. Сидя здесь, он её явно не испортит, так зачем суетиться?

– Ну, тогда и действуй по поговорке: а Васька слушает, да ест. – Лысый широко и по-доброму улыбнулся. – Начнём с того, Николай Александрович, что после того самого боя под Уфой оказался ты в госпитале. И лечился там достаточно долго, после чего отбыл на озеро Байкал в санаторий. И лишь после полного периода реабилитации вернулся в часть, так? Так, так, это я для проформы. А самое интересное в этом знаешь, что? Нет, случай, когда ты трём морячкам кости поломал, мы вспоминать не будем.

– Что, товарищ полковник, не знали? А что тут такого, па-а-аду-м-а-а-е-ш-ь… товарищ, тогда ещё лейтенант, заступился за девушку. Из тамошнего медицинского персонала, до коей героические морские пехотинцы решили домогаться. Есть, к сожалению, и такое в рядах красноармейцев с краснофлотцами. Товарищ же Куминов, случившийся рядом во время прогулки, за девушку заступился и доказал, какой он настоящий разведчик. Да это и не так уж важно, если не учитывать того, что были те товарищи вовсе даже и не морские пехотинцы. А были они специальными сотрудниками НКГБ, из того отдела, что должны были нашего лейтенанта оприходовать сразу же. Но вот ведь казус-то какой, не вышло у них.

Лысый хмыкнул, пряча странноватую улыбку и продолжил:

– А это само по себе весьма, мягко говоря, удивительно, ведь Куминов Николай Александрович хоть и разведчик, но явно не Илья Муромец или Добрыня Никитич по показателям. И даже не Алёша Попович, хотя тот вообще… ещё та хитрая сволочь была, не отличавшаяся богатырским, значит, здоровьем и духом. Но это к делу никакого касательства не имеет. А имеет к делу отношение лишь тот вопрос, согласно которого каким же таким хитрым способом обычный разведчик умудрился поломать трёх «волкодавов», против которых десять таких выпусти, а они справятся… теоретически. И ещё, прошу заметить, будучи при этом раненым, находящимся на лечении. Ответить тебе, капитан, как такое возможно физически?

Говорящий сделал театральную паузу и хитровато посмотрел на Куминова. Тот пожал плечами и вернулся к чаю, соорудив себе ещё один бутерброд. На этот раз с варёным сгущённым молоком, в качестве десерта.

– А ларчик-то просто открывается, товарищи полковник и капитан. Товарищам профессорам объяснять не нужно, они-то в курсе уже. Таких, как капитан Куминов, у нас всего пара-тройка человек на сотню. Причём на сотню тысяч. А уж как нечасто получается им себя показать, я и говорить не буду. Что поделаешь, если наш с вами человеческий организм есть такая вот хитрая штуковина. Чего только в закромах его не натырено до поры до времени, и чаще всего вся эта штукенция никак себя не проявляет. Но бывает и наоборот.

– Пырнул капитана Куминова секретно-важный захватчик ножом, да так, что должен был капитан сейчас не с нами разговаривать, а помереть… но не вышло у супостата. Организм Николая Александровича проявил вполне обоснованную тягу к жизни и извлёк-таки на свет божий из закромов некоторую, с позволения сказать, заначку. А так как у этой заначки состав химический тоже очень хитрый, то из организма выводится он долго. Анализы крови у капитана Куминова в госпитале брали постоянно… после того, как лаборантка, увидев непонятные ей элементы, в отчёте это самое и указала.

Ученые переглянулись и кивнули. Батя явно насторожился. А Куминов… Куминов доедал сладкое. Лысый складно трепался дальше:

– Уведомила соответствующие органы, согласно инструкции, которая вроде и не важная, но есть. Давно уже есть, именно на такие случаи, так как грешно таким людям, если они у Родины есть, ей, Родине то есть, не служить. И уж тем более, когда и так на службе человек, подобный капитану, состоит. Интересно тебе, Николай Александрович, слушать? Хочешь дальше?

Куминов хмыкнул и кивнул головой. Было заметно, что лысому самому очень нравится сидеть и всё это рассказывать. Но где-то глубоко внутри, в самом низу живота, неожиданно ёкнуло. Какие, к чёртовой матери, заначки и закрома?! Мужчина улыбнулся, явно заметив всё то, что происходило в голове разведчика, и продолжил:

– Так что пошли результаты дальше, и туда, куда и должны были прийти. Умница девушка-лаборант оказалась. Придумали потом повод, чтобы повышение ей сделать и премию выдать. За стахановские показатели в работе и как-то там ещё, наверное, этого-то я уже не знаю.

А за тогда ещё лейтенантом Куминовым стали наблюдать, и даже непросто наблюдать, но даже немного исследовать. Совсем немножко, чуточку практически. И псевдо-морячков потом специально направили, чтобы на результаты исследований посмотреть. Оправдал наши ожидания лейтенант даже не на сто, а на все сто двадцать процентов. Лишил, правда, при этом, отдел сотрудников на пару месяцев… м-да. Ну, да речь не о том. А так как в институте люди не только любознательные, но и ответственные, знающие цену нашего труда перед Отечеством, то мы пошли дальше.

– И насколько далеко пошли? – Куминов покачал головой, понимая – дальше услышит совсем интересное.

– Для начала, Николай Александрович, в группу к вам начали направлять пополнение с похожими показателями. В результате вся она у вас теперь такая, и даже те, кто раньше был, оказались очень близкими к вам по результатам. А оно и неудивительно, так как уже давно известно тем, кому должно быть это известно, что вы, такие-то люди, друг к другу сами притягиваетесь. Особенно во время войн и прочего. А теперь, капитан, серьёзно. Повеселил я тебя и хватит.

– В вашу разведывательную роту, полковник, последовательно переводили людей, чьи показатели несколько выше, чем у других. Сводили в один взвод, где командует капитан Куминов. Убирали тех, кто был средним и обыкновенным. Показатели группы Куминова намного выше других, так? Так. Это вполне закономерно, даже при учёте того, что не было никаких вмешательств в деятельность организмов военнослужащих. Имеющееся внутри каждого из них есть чудо, чудо, намного лучше любых хитроумных веществ, которые умники, подобные профессорам, что сидят напротив, выдумывают в лабораториях. А творимое гитлеровцы там, в Куйбышеве, очень схоже с тем, что есть у нас. И поэтому сейчас мы здесь и говорим о особенностях нашего капитана и его РДГ.

Именно группа капитана может выполнить эту задачу, которая так необходима нашей стране. И дело даже не в том, что в «Берлоге» сейчас создают тех солдат. Это, в конце-то концов, просто солдаты, которых можно накрыть бомбёжкой, «катюшами» или просто устроить диверсию с применением БОВ¹²12
  *– Б(оевые) О(травляющие В(ещества). Прим. автора.


[Закрыть]. Но сам процесс, запущенный там, может оказаться необратимым. Если что-то пойдёт не так, то вся захваченная территория может оказаться заполненной результатами данного эксперимента. Мы знаем, что нацисты пошли по пути евгеники, применяя хитрую штуку, генную инженерию. И нам нужен образец как ключ к тому, чтобы разработать абсолютное оружие, которые не позволит использовать результаты их опытов как вещество массового поражения.

Он замолчал. Ни командир полка, ни сам Куминов не сказали ни слова, ожидая продолжения. Оно не замедлило последовать.

– Профессор, – лысый посмотрел на Данилова, – вам слово.

– М-да… – тот уже ставшим знакомым жестом покрутил в пальцах очки. Потом закурил, и продолжил то, что стало совсем неожиданным. – Всё сказано абсолютно правильно, верно и так, как должно быть. На самом деле, нам всем необходимо, чтобы операция прошла нормально, с тем конечным результатом, который необходим и который я озвучил. Вы понимаете, товарищ капитан, что от действия вас лично, и каждого вашего подчинённого зависит многое? Сейчас я постараюсь объяснить ещё кое-что, жаль, что не получится наглядно продемонстрировать.

Он кашлянул, немного нервно побарабанил по столу пальцами. Потом открыл один из скоросшивателей. Подвинул к капитану. Тот посмотрел на самые первые фотографии, те, на которых были серые тощие твари и медведь с головой крокодила. Вопросительно глянул на Данилова, который затушил сигарету и наклонился к нему. Было видно, что учёный волнуется:

– Вы только представьте себе, что может произойти, если в какой-то момент нацисты решат выпустить этого зверя из логова. Нет, ни конкретно вот этого, товарищ капитан, нет. Страшная, конечно, скотина, но ведь вы не побоитесь со своим автоматом против медведя выйти, если что? Вот именно, и тут в чём-то схожая ситуация. Да, у этого вот существа, к слову, чрезвычайно низкий болевой барьер, можно сказать, что на раны ему начхать. Регенерация, восстановление тканей, то есть, очень быстрая, куда там любому зверю до него. Но ведь одного такого и группа охотников, если будет готова, теоретически положит насмерть.

А вот представьте, если таких не одна, а тысячи. И вот таких тоже, и таких. И все они бывшие наши с вами земляки, граждане нашей с вами страны. И вовсе необязательно оккупированных территорий. Ведь рассеять контейнер, или несколько десятков контейнеров этой, подобной вирусу дряни, с помощью дальней авиации очень даже возможно. Представили?

Зачем тратить силы на войну с врагом, который никак не хочет сдаваться, упрямо вставая грудью против танков, если надо, закрывая собой амбразуры ДОТов или кидаясь с голыми руками на штыки? Проще сделать так, чтобы сами себя изнутри уничтожили. Вы ведь видели, как ведут себя те самые солдаты, они же были практически неуправляемы. На одном из участков фронта, где по какой-то ошибке препарат был применён на час раньше атаки – они пошли на своих. Естественно, об этом нам стало известно через разведку с той стороны. Но ведь пошли, понимаете, батальон солдат пошёл на полк позади, по дороге разбираясь между собой. Я видел киносъёмку, сделанную после их уничтожения. В некоторых местах не было белого снега, был лишь красный. Алый от крови. Забросанный человеческими останками.

Профессор покачал головой, уставившись в точку прямо перед собой. Замолчал, видимо, вспоминая то, что видел.

Куминов кашлянул, посмотрел на командира. Медведев сидел мрачный, вновь сжав кулаки, но смотрел не на него. Взгляд командира полка был направлен на лысого. Тот спокойно смотрел в ответ, ожидая того, что тот скажет.

– И давно про это известно?

– Не очень… – лысый отхлебнул чай из своего стакана. – Можно попросить сделать погорячее? Очень уж он у вас вкусный.

– Можно. – Медведев жестом остановил капитана, начавшего вставать. – Ты, Коль, сиди, пойду я схожу, сам поставлю. Ординарец у меня спит уже, нечего его трогать.

Он встал и ушёл за занавеску. Было слышно, как Медведев о чём-то спросил дежурного связиста. Потом чуть лязгнуло, наверное, командир действительно сам поставил чайник на печь.

– Такие вот дела, капитан. – Лысый повернулся к Куминову. – Понимаешь теперь, какая на тебе ответственность?

– Понимаю. – Николай потёр подбородок, который уже успел стать колючим. – Я вот чего не понимаю, так это того, как этот самый образец сюда тащить, после того, как мы туда дойдём и проникнем.

– Хороший настрой. – Профессор Венцлав кивнула головой. – Необязательно тащить целый экземпляр. Достаточно будет взять просто образцы тканей, причём с разных экземпляров.

– О как. – Куминов восхищённо присвистнул. – С нескольких-то ладно. Мне вот теперь ещё интереснее. А если, ну, мало ли, отрежу и притащу не тот кусок ливера, что надо, мне снова с ребятами туда идти придётся?

– Нет. – Девушка покачала головой. – Я пойду с вами. Именно для того, чтобы вы не отрезали не тот кусок ливера.

На войне, как… – 2

Кавказ, 195… год

Жгучая нитка трассеров протянулась к нему через пять минут после вышедшего солнца.

Солнце выплеснулось из-за серого неба сразу. Залило камни, зеленку внизу, блеснуло по речке. Алым и синим облило хребет, идущий справа, резануло лучами по глазам Макара.

Тот прищурился, ругая самого себя за очки, до сих пор не опущенные. Здесь, на не самой большой высоте, солнце частенько играло на руку вовсе не им. А врагу. Слепило, отражалось от снега, от кристалликов льда между камнями, не тающих с приходом весны.

Отряд лежал на дневке. Ночевать пришлось здесь же, опасались слежки. Вчера к вечеру перевал затянуло густо-сизым туманом, липнувшим ко всему, не давай рассмотреть хоть даже руку, выпрямленную перед собой. Сходить, сползая вниз, к ущелью и узкому горлу-вхожу в долину, туман начал лишь под утро. И то, до сих пор вязко ворохался под ветром, вырывавшемся из ущелья, уходящего к хребту.

Ни сам Макар, ни остальные ребята, да и даже командир, не полезли бы сюда, не приключись беды по пути. Отряд явно сдали, их гнали долго, прижимая к речке, ко второй, надеясь на переправу и возможность пострелять в это время. Но командир, Серега Малинин, Малина, не дурковал, хотя родился не здесь и места знал плохо. Малина вел отряд быстрым бегом, переходя на шаг сразу, как отрывались, оставлял секреты, снимавшие то людей, то, куда важнее, псов.

Малина, натуральный донской казак, рожак станицы под Новочеком-Новочеркасском, немцев ненавидел лютой яростью, такой, что зубами был готов грызть. И убивал без жалости, не разводя интеллигентных мерихлюндий. Пленные? Какие-такие пленные, война вокруг, пленные, придумали тоже… А они наших там что, на курорты отправляют?

Все знали – на курорты никого не отправляли. А случалось и хуже. Малина, зная о «хуже» многое, видевший своими глазами, уходил, если обсуждали Дон.

На Дон, после огненной бури на Волге, вернулись старорежимные, беляки, шкуровцы. А их, как часто случается, некоторые даже ждали, кланялись, протягивали хлеб-соль. Эти лютовали куда там немцам, эти вспоминали все, оставшееся за спиной с семнадцатого года.

Малине говорили, мол, везде такое есть, всюду подлецы найдутся. Малина слушал, кивал головой рассказам о Кубани, о горцах, среди которых отряд обретался частенько и уходил. Веры в людей ни у кого и не осталось, так, на чуть-чуть. Пока их как-то не спас лезгин с аусвайсом.

Плотный усатый дядька, вывозивший из сельца заготовленные хворост с бревнами, наткнулся на разведгруппу у речки. Отошел помыть руки и, развернувшись, уставился прямо на Малину в пяти шагах и с ножом в руке. Почему командир не бросил нож, не кинулся, по-кошачьи, чтобы перерезать глотку? Даже сам не смог потом объяснить. Вроде как увидел в глазах что-то, мелькнувшее и цепанувшее накрепко. Малина тогда не прогадал.

Разведгруппа шла четыре пары ног. Пятую, сержанта Бахметьева, тащили на плечах. Сержанта клюнула пуля, следом вторая, натворив дело в ляжках. Он не умер от кровопотери, но идти не мог. А Малина, полгода воевавший с одними и теми же людьми, нарушил все инструкции. Не добил товарища, приказал тащить на себе. А их уже гнали.

Макар был тогда с ними, и даже видел грузовик усатого, стоявший на краю села.

Через час они тряслись в кузове немецкой машины, аккуратно заваленные сухими нарубленными ветками, осторожно ели горячую лепешку, переданную водителем и не знали – чем все закончится.

Закончилось поздним вечером, стареньким доктором-армянином, ночевкой и новой ездой, теперь уже за старыми больничными матрацами. Лезгин отвез их в Кизляр, откуда требовалось перевозить боеприпасы для егерей, стоявших в горной Чечне. Из Кизляра группа вышла к партизанам на Кубани, и, отлежавшись, их снова отправили назад, воевать в горах и предгорьях, к своему отряду.

Здесь, на выступе скалы, откуда шла дорога на перевал, они оказались не случайно. Отступать все же оказалось некуда, их загнали, а туман дал отоспаться и хотя бы немного восстановить силы. Сниматься следовало прямо сейчас, когда тропка виднелась хорошо, хотя в горы лезть не хотелось. Стальные клинья у отряда имелись, но маловато. Веревок должно хватить, конечно, но теплой одежды почти нет. А больше двигаться некуда.

Шамиль, проводник из горских партизан, тоскливо косился на хребет, куда им скоро придется карабкаться. Шептал под нос, поминая милосердного Аллаха и не смотрел на Ваньку, атеиста и комсомольца, своего давнего дружка, встреченного у Малины.

Отряд должен был добраться до грузинских товарищей, передать им новое оружие, гранатометы, и забрать партию английских лекарств, в первую очередь – антибиотиков. Нападать на госпиталя немцев становилось все сложнее. После начавшейся бучи у их союзников, болгар с турками, немцы зверели с каждым днем. А караулы, обыски, облавы и проверки документов усиливали на глазах.

– Чуют гниды, чье мясо съели, как та кошка… – Малина злился из-за невозможности пополнить каптерку партизанского госпиталя и радовался творящемуся. – Сейчас-то наши начнут, зараз, наступать. Погонют сволочей и в хвост и в гриву, точно говорю, хлопцы.

Хлопцы соглашались и снова шли в горы, навстречу редким грузинским товарищам, помнившим честь с совестью. Тем перепадало медикаментами из совсем дальнего Закавказья, где турецкие оставшиеся армяне, объединившись с курдской армией, вовсю воевали с османами.

Курдов снабжали союзники, потрепанные, как и все за двадцать лет войны, но упрямые, как и все англосаксы. Лекарства, частенько, попадали лежалые, когда совсем выдохшиеся, но госпиталю, спрятанному в разросшихся прикубанских лесах и сопках, нужно было все.

Кубань, Дон, Кавказ, Причерноморье и даже Крым, отрезанный морем и узостью Перекопа, боролись и сдаваться не собирались. Где-то прижимали, остатки отрядов рассыпались и прятались, терпели и снова выходили дербанить и щипать серо-мышиных, считавших себя хозяевами.

Вот потому отряд и ушел назад, едва вернувшись и продравшись через три кольца облав, искавших его. И попал, как кур в ощип, зацепившись с полицаями на самой границе Веденской волости. Их отжимали все дальше, догнав до предгорья и там они оторвались на полдня, начав забираться все выше и выше, готовясь пойти в снег в одних сапогах. Планом встреча намечалась на равнине, у села Курчалой, но туда отряд не дошел совсем, развернутый ротой фельджандармерии и прилетевшей на выручку двойкой «Драккенов».

Ну, и вот…

Трассера протянулись к Макару жгучей ниткой. Он упал ничком, слыша, как те стучат по камням. Следом ухнуло, а вот грохнуло уже рядом. Погоня умудрилась притащить сюда горную артиллерию, не иначе.

– Готовиться к подъему! – Малина скатился к тропе, выведшей их на этот скальный козырек. – Пулемет сюда!

Проскакал, не теряя достоинства, Лева Николян, огромный и всегда смеющийся. Поставил МГ-50, разложил сошки и… прижался к камням и зеленым былкам травы, пробивающейся между ними.

Малина выругался, вцепился в пулемет и резанул несколькими очередями. Макар подтащил ему две оставшиеся коробки с лентами, поставил.

– Что там, командир?

Малина не ответил, прищурившись – искал цель. Николяна снял снайпер, и снайпер очень уж хороший, с такого-то расстояния, да с солнцем сбоку, да снизу. Хотя…

Макар похолодел, видя входное, точно в ребра и слева. Кинулся вниз, прячась за валун. Пуля тонко взвизгнула, прилетев с гряды напротив и срикошетив о каменюгу.

Ванька, рванувшись к прогалине между глыбами выступов, залег там. Скинул чехол с прицела, нацепил самодельную крышку-козырек, чтобы хоть как-то убрать блик. Замер.

Стрелком он был, что говорится, от Бога, от коего сам и отказывался. Попадал куда угодно и во что угодно, что точно видели глаза. Чего не видели, но куда дотягивалась оптика, рассматривал и сшибал с первого раза. Стрелял быстро, не ерзая и пыхтя, как второй снайпер отряда, Мишка Боев. Прижимался к земле, к кирпичу, к кустам, к траве, все равно куда, сливался с ними воедино, находил цель и, тут же, не задерживаясь, отправлял пулю в полет. Иногда следом пускал даже вторую, или чтобы наверняка, или по чуть менее важной цели.

Шамиль, дравшийся и братавшийся с ним лет с пяти, Ваньке завидовал, но даже не ворчал. Как встретились и оказался он приданным отряду Малины, сам собой оказался номером-помощником, таскал патроны, прикрывал тыл друга, рыл, если надо, ячейку и старался не отпускать того одного на охоту за погонами, молниями на петлицах и фуражками, задранными до неприличия.

Сейчас, тощий и черный, он уже оказался рядом, выглядывая из россыпи мелкой крошки слева и пытался рассмотреть хотя бы что-то на той стороне, на гряде, поросшей кустами и даже распушившейся горной травой.

Макар, замерший за своими камнями, не шевелился. Прилетевшая пуля заставила редкий раз испугаться, пройдя совсем рядом и почти коснувшись. Он переводил дух и все пытался понять – стоило ли сейчас беречься, или снайпер-немец не дурак и сейчас, меняя положение, еще и ищет новую цель?

Малине оказалось наплевать. Втершись между тут-там торчавших острых гольцов, грибами вылезших на самом конце подъема из долины, он постреливал очередями, заставлял ползающих внизу немцев искать укрытие.

– Егерей прислали! – он повернулся к отряду и улыбнулся. – Ишь, какие мы знатные стали, полицаев да полевую серую кобылку по наши души не отправляют, цвет горных частей вон, внизу раком ползает. А, каково?!

Отряд, десять человек, лежащих и выжидающих результат соперничества Ваньки с неведомым фрицем, молчал. Вжимался в едва вылезшие пучки тонких трав, прятался за выступами каменного горла, ведущего вверх и молчал. Смерть, гуляющая по ним через рамку прицела, ни разу не мелькнувшего с гряды, холодила всех. Не боявшихся пускать под откос поезда, в ледяной воде полугорных речек доплывать до мостов и рвать их к чертям, снимавших часового в пяти метров от его напарника, шедших даже раз прямо на пулеметы районного комиссариата, где случайно сгрузили на ночь пять полевых минометов и запас мин. Отряд делал такие вещи не моргнув, но сейчас, вымотанный пятью непрекращающимися днями бега, собравшийся лезть через перевал, дрогнул перед одним единственным стрелком, не побоявшимся забраться на кручу, высившуюся напротив.

– Шамиль! – Малина повернулся к проводнику. – Я его выманю, а ты веди. Ваня, готов стрелять?

– Командир… – протянул Петр, обычно молчаливый и не прекословящий. – Я…

– Приказ слушай, боец! – выплюнул Малина и повернулся, вдруг показав всем самое страшное – пробитое с правой стороны тело. Пробитое выходным отверстием. Малина был уже мертв и знал это.

Шамиль, ругнувшись под нос, съежился, готовясь к броску.

Малина, уже бледнея, неудобно повернулся к гряде. Полоснул очередью, второй, третьей. На пятой, не раньше, его перекрыл звонкий хлест винтовки, а Ванька, вросший камень, выбрал спуск на своей.

Там, на той стороне, вниз тихо улетело несколько камней и вдруг мазнуло красным на руке, вяло выпавшей из-за укрытия. Красное тут же поблекло, впитавшись в камуфлированную обрезанную перчатку, но рука не шевелилась.

Малина шевелился. Шевелился совсем плохо, моргая левым глазом, заливаемым кровью со лба, откуда та прямо текла из раны, смахивающей на удар стамески, стесавшей лоскут кожи и чиркнувшей по кости, даже белеющей в длинном разрубе.

– Быстро! – Малина говорил с трудом, сплевывая розово-красную слюну. – Не слышите, что ли?!

Отряд, качнувшийся к нему, замер. Вслушался, ловя любые звуки.

С ущелья, тихо и коварно, чавкало винтами. Немецкий геликоптер крался вдоль острых скальных зубьев, стараясь не выдать себя раньше времени и подобраться к отряду наверняка, чтобы накрыть одним залпом. Звук пока еще отражался, размазываясь, но ребята подобрались опытные, угадали – что летит по их души.

Me-553, одноместный переоборудованный автожир, легкий и готовый в сборке сразу по выгрузке из транспортника. На эту модификацию, с двумя усиленными движками и даже кое-какой защитой пилота, ставили крылья-пилоны, державшие по два реактивных «фаусттойфелля» и спаренный курсовой МГ-50. Вроде бы немного, но людям, стоящим на пятачке, хватит полностью.

Хорошо, хоть не «драккен», тяжелые вертушки сейчас если и поднимали, но в десятках километров. Раз немцы кинули вертолеты, то дело швах, а в сети агентов, работающих среди оккупантов, нашлась крыса. Накрывали не просто партизан, накрывали группу, несущую важный груз. Потому и не поскупились на егерей и авиацию.

– Один выстрел оставьте. – Малина сплюнул и улыбнулся. – Только зарядите сразу, могу не справиться или затяну…

Они поняли его, не стали тянуть. Прощались, жали руку, наплевав на слабо тенькавшие пули, летевшие снизу. И уходили, чуть шурша падающими камешками. Макар ушел последним, оглянувшись и видя, как Малина снова начал строчить вниз, не давая егерям спокойно переправиться через речушку, прижимая к земле и оттягивая время, когда те смогут вскарабкаться вверх.

Серега Малинин тяжело дышал, неожиданно сильно устав и жалея, что не попросил свернуть ему папироску. Отрываться не получалось, а целой не было. Закурить, хотя он и не любил, хотелось неимоверно. Особенно слыша уже очень уверенные «чап-чап» винтов, подходивших все ближе.

Лишь бы не пропустить и не дать сволочуге пальнуть по нему наверняка первым. Лишь бы…

Серо-зеленоватый автожир выпрыгнул не снизу. Он быстро, заложив опасный крен, рухнул с неба, на ходу выпустив запас правого пилона. Камень вокруг Малины разорвался шрапнелью, полыхнуло, шваркнув его о плоскую скалу справа. Выбило дух и засыпало с головой, заставив звенеть комариным зудом в голове.

Откуда-то через это назойливое пение дотянулись гулкие хлопки и, открыв глаз, Малина увидел зависший напротив автожир. Узкая пуля обтекателя, осиные стекла и два ствола, смотрящие на него. Пилот крутил головой и уже начал поднимать машину, чтобы перекинуть через узкий коридор, ведущий вверх, куда утопали ребята.

МГ затарахтели, раскидывая веер пуль, две точно попали в Малинина, отозвавшись в теле какой-то странно тупой болью. Как в дерево засадили, не в него. Он улыбнулся, надеясь, что сможет встать.

Снизу, отдаваясь эхом, лаяли немцы, перебравшиеся через реку и уже торопящиеся вверх. А он, командир, лежал тут и пытался собрать себя по кусочкам. Стыдно, стыдно, товарищ старший сержант!

Немец, зависнув еще на немного, повел рычагами управления, задрал нос и плавно потек вверх, гудя самым настоящим шмелем и показав Малине свое незащищенное пузо. Малина, сплюнув тягучей и бесконечной ниткой красного, лег на спину, вцепился в камень и, крича, смог сесть, несмотря на разрывающуюся боль в спине. Вскинул трубу РПГ-2 и жахнул, наплевав на огонь, отразившийся от камня.

Ему на смерть стало просто наплевать.