Текст книги "Клан Дракона: Вступление (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Янтарный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2.3

ГЛАВА 3, в которой меня начинают приводить в надлежащий товарный вид.

– Ваше высочество, вам пора вставать. Его величество Арнольд Четвёртый желает, чтобы вы разделили с ним трапезу.

– Я не хочу, – сказал я, зарываясь головой в подушку, – я хочу спать! И я сотню раз просил не называть меня высочеством!

– И как же мне тогда к вам обращаться? Гражданин принц? – ехидно ответили из-за двери, – да и потом, сейчас уже время обеда. Отец, вероятно, был в курсе, что ночью у вас были дела, и потому не стал вас будить. Но сейчас уже обед. Если вы продолжите спать, у вас может сбиться режим сна, и это негативно скажется на вашем здоровье.

Я не стал уточнять, что во время строительства ВТП (так нескромно я про себя называл построенные дороги – Великий Торговый Путь) мой режим сна был таким же неустойчивым, как море во время бури. И ничего, несколько походов к целителю в Университете – и я был как новенький. Впрочем, она тогда что-то говорила насчет того, что определённая степень износа успела произойти, и потому настоятельно рекомендовала как можно реже подвергать себя таким нагрузкам в дальнейшем.

– Ладно, заходи уж, – проворчал я, вскакивая с постели и прыгая в душевую. После нелюбимого мной контрастного душа я вышел и увидел Гедрика, дворецкого, терпеливо меня дожидавшегося. На уже заправленной кровати лежал какой-то костюм.

– Это, – у меня язык отнялся от негодования, я тыкал пальцем в ворох цветастых тряпок, – это что такое?

– Это костюм, в котором сегодня вас желает видеть ваш отец, – невозмутимо ответил дворецкий.

– Я это не одену! Кто это вообще делал? Это что, туфли с пряжками? А это что такое? Чулки? Панталоны? Да во двор никто в жизни таким не выйдет, чтобы не стать посмешищем!

– Ну и напрасно вы так думаете, принц, – заметил Гедрик, – это последний писк моды при дворе. Если бы вы были чуть внимательнее во время празднования своего дня рождения, то увидели бы, что половина приглашённых гостей…

– Мне глубоко всё равно, сколько последних разов там пищала эта мода, – проворчал я, – носить это просто унизительно!

– Придётся, – теперь уже сурово сказал Гедрик, – отец просил напомнить вам что-то насчёт слова, которое вы ему дали. Он сказал, вы поймёте.

Вздохнув и больше не став спорить, я с помощью дворецкого принялся натягивать на себя всё это великолепие. Наконец, натянув куртку и поправив берет, я с тоской уставился на себя в зеркало.

– Не так уж всё и плохо, – вынес вердикт дворецкий, – осмелюсь заметить, что именно сейчас вы стали похожи на принца сильнее, чем когда-либо.

– Гедрик, это ужасно, – сказал я, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, – неудобно до ужаса. Мало того, я теперь выгляжу, как напомаженный слюнтяй, который без помощи слуги даже салфеткой рот вытереть себе не сможет.

– Все принцы именно так и должны выглядеть, – заметил Гедрик, – их благородные головы постоянно заполнены мыслями о благополучии своего народа, им некогда отвлекаться на то, чтобы вытереть рот салфеткой или поправить пряжку на туфле.

– Ты это сам сейчас выдумал? – скептически спросил я, не сумев-таки сдержать улыбки.

– Это во всех учебниках дворцовых слуг так говорится, – с достоинством ответил Гедрик.

– Ладно, – махнул я рукой, – пошли…

***

– Да уж, сын, должен признать, тебе эта одежда не идёт совсем, – задумчиво сказал король, наблюдая мою персону напротив себя за обеденным столом, – куртка, может, и ничего, но штаны на тебе как-то привычнее смотрятся. Ладно, это можешь больше не одевать.

– Слава богам, – проворчал я, – а то я уж испугался, что мне в этом виде придётся всё время ходить. Да меня бы на смех подняли.

– Сын, просто, чтобы ты понимал: драконы не примут то, что им дают просто потому, что альтернативы нет. Почти наверняка ты будешь подвергнут очень дотошному, детальному изучению со стороны их консула. Так что советую морально готовиться.

– При этом они сверхлегко согласились сжать сроки с трех недель до шести дней, – иронично хмыкнул я, нагружая свою тарелку, – крайне высокий показатель безразличия, что и говорить. Ну а насчёт детального и дотошного изучения – никаких унижений со своей стороны я не потерплю. Если будет надо – и пинка отвешу. А я могу, ты меня знаешь.

– Дитрих, как это недипломатично с твоей стороны, – укоризненно сказал Арнольд Четвёртый, – принимающие гостей никогда так себя не ведут. Я очень надеюсь, что краснеть мне за тебя не придётся. И всё это не отменяет того факта, что мы тебя продаём, и сделать это надо как можно выгоднее.

– Тогда меня следовало нарядить в свадебное платье и фату, – фыркнув, ответил я, – и букет цветов в руки вложить.

– Так, ну всё, хватит этих глупых шуток, – сказал король, – поел? Вставай и иди за Гедриком. У тебя сегодня очень насыщенный день!

Тут, увы, он сказал чистую правду. После завтрака я прямиком направился к цирюльнику, который почти два часа колдовал над моей шевелюрой. Шевелюра спустя два часа практически не изменилась, зато я, по его словам, стал выглядеть просто бесподобно. После этого меня ждал кошмар в виде визита к косметологу. Сначала моё тело парили чуть ли не час, а потом принялись издеваться над ним всеми возможными способами. Начиная от скобления пяток, судя по всему, наждаком, до весьма болезненного массирования спины. Я терпеливо сносил все тяготы и унижения, пока не увидел, что мимо меня пронесли таз, в котором плавали… пиявки.

– А это ещё что такое, – я сделал попытку извернуться, но руки массажиста крепко пригвоздили меня к месту, не давая пошевелиться.

– Пиявки, ваше высочество, – ответил человек, носивший звания главный королевский косметолог, хотя, на мой взгляд, ему больше подошло бы звание управляющего пыточных дел мастерами. Не удивлюсь, кстати, если он подрабатывает по совместительству, когда основной начальник этого ремесла уходит в отпуск. Что весьма вероятно, учитывая, что рядовые заплечных дел мастера имеют восемь недель отпуска вместо обычных шести – за вредность работы, а начальник – так все десять недель.

– И вы что, будете на меня их вешать? – в ужасе спросил я.

– А как же? Вам, ваше высочество, кровь не мешало бы почистить. А пиявки с этим делом лучше всех справляются. Вы бы знали, как ваш отец любит эту процедуру. Раз в месяц аккуратно выделяет время на своё здоровье – и каждый раз выходит от нас, как огурчик.

– Вы их хотя бы на лицо мне не вешайте, – жалобно сказал я.

– Что вы, ваше высочество, – укоризненно сказал косметолог, – их на лицо и нельзя – шрамики остаться могут. Не волнуйтесь, – он приподнял мне ухо, а в следующий момент в незащищенную кожу что-то вцепилось. Я от неожиданности дёрнулся, но массажист прекрасно знал свое дело, не давая мне и пошевелиться, – я с ними работаю не первый год и всё про этих красавиц знаю. Первый раз неприятно всегда, ну да ничего, придётся потерпеть.

В целом на мне побывало аж тридцать пиявок – три партии по десять штук, которые развешивали на мне, начиная от области за ухом и по всей шее с обеих сторон. Когда процедуры всё же окончились, я с трудом нашёл в себе силы, чтобы подняться с деревянного лежака, на котором пытали моё тело последние несколько часов.

– А это, ваше высочество, потому, что режим сна вы не соблюдаете, – укоризненно сказал главный косметолог, – Аякс, – это уже адресовалось массажисту, – проводи юного принца до его комнаты и проследи, чтобы он лёг спать. У него на сегодня запланировано ещё два мероприятия, но как врач я категорически запрещаю ему заниматься сегодня чем бы то ни было ещё. Его величество Арнольда я сам извещу.

Массажист повёл меня к спальне. Но я шёл до такой степени медленно, что тот, не мудрствуя лукаво, первый раз за весь день открыв рот и пробормотав что-то вроде извинений, просто забросил меня за спину и понёс, куда сказано. В спальне он аккуратно сгрузил меня на кровать, положил рядом на тумбу мою свёрнутую одежду и ретировался. Я же несколько секунд лежал без сил, после чего вспомнил-таки магическую формулу, придающую на короткое время заряд бодрости. Прошептав её и почувствовав себя немного лучше, я поднялся с кровати и принялся одеваться. У меня оставалось ещё одно незаконченное дело.

***

Я никогда не любил находиться в казематах – по самым естественным причинам. Почти всегда от узников смердило, а те, что были приговорены к смерти и понимали, что пути обратно уже нет, часто говорили такие вещи, которые я предпочёл бы никогда в своей жизни не слышать. И всё же сейчас мне пришлось сюда спуститься, чтобы в последний раз посмотреть на тех, кто всё это затеял. Мне было неизвестно, для меня они это делали или для себя, но я всё же хотел посмотреть им в глаза. Хотел узнать, чьей же это было идеей. В случае успешной реализации которой мне пришлось бы убить собственного отца.

– Ваше высочество, – ко мне подскочил стражник, поспешно пряча в подсумок фляжку с напитком известного содержания, – зачем вы сюда спустились? Вам здесь небезопасно находиться.

– Мне нужно было сюда спуститься, Уитлок, – ответил я, благоразумно закрывая глаза на распитие алкоголя на службе. Здесь, непосредственно в тюремных казематах, особенно в блоке для приговорённых к смертной казни, без подобного топлива стоять дежурства невозможно, – я должен повидать троих приговорённых… ну да вы понимаете, о ком я говорю.

– Понимаю, ваше высочество, – Уитлок кивнул и, вероятно, забывшись, снова достал фляжку и отхлебнул из неё, – но считаю своим долгом вас предупредить: это для вас может быть небезопасно. Ваш отец проводил насчёт вас очень тщательное расследование. Если он узнает, что вы были здесь – у вас будут неприятности.

– Спасибо за предупреждение, – кивнул я, – мне об этом известно.

– Воля ваша, – кивнул стражник, – следуйте за мной.

Уитлок повёл меня через тюремных блок. И, разумеется, узники, сидящие здесь, мгновенно обратили на меня внимание:

– Смотрите-ка, что за благородная шишка спустилась в нашу помойную яму…

– Неудачник. Даже переворот толком не смог организовать.

– Да куда ему. Драконья подстилка…

Я был готов к таким оскорблениям и заставлял себя не обращать на них внимания. Ибо в этом тюремном блоке сидели не просто приговорённые к смертной казни, но и достаточно жестоким образом. И пытаясь меня вывести из себя, они рассчитывали на то, что я подарю им быструю и безболезненную смерть.

– Дальше по коридору, – внезапно скомандовал Уитлок, – я с вами не пойду.

Кивнув, я направился к двери. И за ней слышались вопли:

– Значит, стражники для тебя все – пьяные свиньи? Значит, быдло мы неотёсанное? Ну, теперь-то ты за весь свой гнилой базар заплатишь, мразь! Лижи!

Я вошёл в помещение. В комнатушке без окон находились трое узников и стражник. Аркус и Эшли сидели по дальним углам, прикованные цепями за руки сверху. По центру комнаты находилась колодка, в которую был заключён Ахеол. А перед ним стоял стражник с занесённой ногой.

– Не дождёшься, – мстительно хрипел Ахеол, – лизать сапоги, дружок, будешь ты своему командиру. Всю жизнь. И это если повезёт. А не повезёт – будешь лизать задницу.

– Ах ты, дрянь! – взвыл стражник, занося ногу. Но в этот момент я кашлянул, и охранник совершил почти что балетное па, повернувшись на одной ноге.

– Вашу ма… ваше высочество?! – вскрикнул он, – зачем вы сюда пришли? Для вас это небезопасно! Да знаете ли вы, сколько гильдия шпионов убеждала вашего отца в том, что это небезопасно?

– Мне всё известно, Исая, – кивнул я ему, – но мне нужно поговорить с ними. Очень нужно. Пожалуйста.

– Исключено, – помотал головой стражник, – принц, вы даже не столько меня, сколько себя опасности подвергаете, неужели вы этого не понимаете?

– Мне уже ничего не угрожает, – я покачал головой, – драконий посол прилетит через три дня. И он в любом случае меня получит.

– Хорошо, принц, – обречённо сдался стражник, – но я умоляю вас быть благоразумным! Вы-то отсюда улетите, а мне здесь ещё работать. А у меня жена, ребёнок…

Стражник Исая вышел. Я тут же создал звуковую иллюзию, которая при подслушивании снаружи создавала эффект, что я кляну преступников, на чём свет стоит, и желаю им справедливого возмездия.

– Вашбродь, – прохрипел Ахеол, – спасибо вам, что пришли. Знаем, вина наша крепка, и нет нам оправдания, но хоть последний разочек вас увидать…

Несмотря на то, что я был взбешён, даже во мне шевельнулась жалость при виде Ахеола. Лицо представляло из себя сплошной синяк, оба глаза заплыли. Во рту недоставало половины зубов, и из него непрерывно текла струйка крови.

– Я пришёл сюда за одной вещью, – рыкнул я, – кто? Кто решил всё это затеять? Кто решил, что я должен буду убить своего отца?!

Призрачная надежда, вспыхнувшая было в глазах Аркуса и Эшли, угасла. Я же гневно смотрел на них.

– Я не слышу ответа! – прорычал я.

– Простите нас, господин Дитрих, – Ахеол заплакал, – наша вина, как есть, наша вина. Как лучше хотели мы для всего народа, как лучше!

– Ахеол, почему именно ты? – спросил я, с трудом сдерживая слёзы, – ты-то больше всех жил, больше всех повидал. Тебе ли не знать, что не бывает так, что всё и сразу! Пусть бы отец дальше занимался внешней политикой – а я бы занимался делами внутри государства. Не стоит так уж недооценивать внешнюю политику – наше государство небольшое, и если не совершать грамотных дипломатических действий – то мы запросто можем стать вассалом более сильного соседа. И тогда люди будут жить ещё хуже, чем сейчас!

Никто ничего на это не ответил. Все трое просто молча плакали, понимая, какую глупость они совершили.

– И не зря благими намерениями вымощена дорога в преисподнюю, – злобно продолжал я, – потому что вот что вы все наделали! Вы трое умрёте – и я ничего не могу с этим поделать. Меня отсылают к драконам – и не только вы, а весь народ Тискулатуса скоро посмотрит на меня последний разочек. Отец решит, что, получив благо, люди обнаглели и потеряли страх, и снова возьмёт страну в кулак. И все реформы, которые начались со строительства дорог, на этом и закончатся! Вот итог вашей деятельности! Скажите спасибо, что это хотя бы не переросло в кровавую бойню!

– Вашбродь, – Ахеол уже рыдал, как ребёнок, – правы вы, кругом правы. Поверили мы в чудо и поплатились за это. И расплатимся завтра за это, жизнью своей расплатимся, и поделом нам, заслужили! Ну, умоляем, простите нас. Снимите хоть этот грех с души, умоляем! Чтоб не так невыносимо завтра было палачу шею подставлять.

Я вздохнул. Хватит. По-хорошему, с меня спрос должен быть не меньше. Я принц – и я всё это так явно проморгал! А они – они простые люди. Которые слишком сильно поверили в чудо. Они и так завтра понесут высшую меру наказания.

Я подошёл к кучеру, положил ему руку на лоб и прошептал:

– Я прощаю тебя, Аркус. Да смилуется над твоей душой Создатель.

После подошёл к своей бывшей наложнице.

– Я прощаю тебя, Эшли. Да смилуется над твоей душой Создатель.

После подошёл к телохранителю. Лоб его пылал, и я мог только поражаться тому, как ему ещё хватало сил оставаться в сознании.

– Я прощаю тебя, Ахеол. Да смилуется над твоей душой Создатель.

– Вашбродь, – совсем тихо спросил Ахеол, – а где Фалкеста-то? Почему её нет с нами?

– Её в ту же ночь сбросили в яму с крокодилами, – ответил я, бессильно сжав кулаки, – всего моего влияния хватило на то, чтобы её казнили быстро и без мучений.

– Бедная девочка, – прошептала Эшли, – она ведь больше всего хотела…

Я не стал ничего на это говорить. Постучав в дверь, я дал стражнику знать, что закончил. Он тотчас вошёл в комнату.

– Послушай меня, пожалуйста, Исая, – сказал я охраннику. Тот, вероятно, от удивления, что я знаю его имя, послушно уставился на меня.

– Я прошу тебя проявить снисхождение, – мягко сказал я, – эти люди совершили разные проступки в своей жизни, и завтра они заплатят за это своими жизнями. Не нужно усугублять их страданий. Создатель, – в этот момент я взял его ладонь в свою и положил в неё небольшой сапфир, – вознаграждает тех, кто проявляет терпение и снисхождение к ближнему своему.

– Хо… хорошо, ваше высочество, – стражник, мельком оценив содержимое своей ладони, – я… я приму вашу просьбу к сведению…

Я покинул казематы как можно скорее. Меня душили злоба и бессилие. Какое счастье, что хотя бы Фалкесте удалось уйти. Искренне хотелось верить в то, что она не будет тупить и тормозить, и ей хватит соображение убраться так далеко и так быстро, как это только возможно. Добравшись до своей кровати, я, не раздеваясь, упал на неё лицом в подушку. После чего горько и бессильно разрыдался…

***

На следующий день меня разбудили ни свет, ни заря. Но, учитывая, что лечь спать мне пришлось ещё до девяти вечера, я на удивление отлично выспался. Дворецкий, уже не указывая, как мне должно одеться, повёл меня на завтрак.

– Доброе утро, отец, – безразлично поздоровался я.

– Доброе, сын, – мрачно поприветствовал меня Арнольд Четвёртый.

– Ты, конечно, уже знаешь, где я был вчера вечером?

– Разумеется, – хмуро сказал король, – и я очень надеюсь, что больше не увижу от тебя таких эскапад. Особенно когда ты включил свою магическую защиту от прослушки и едва не довёл начальника гильдии шпионов до нервного срыва. Неужели ты думаешь, что никто не слышал, что именно ты там на самом деле говорил?

– Прости отец, – я покачал головой, – понимаю, что я поступил глупо и безрассудно… Но я всё же надеюсь, что ты меня поймёшь. Я никогда бы не подумал, что можно так сильно разочароваться в людях.

Мрачное выражение исчезло с лица короля, он даже нашёл в себе силы слабо улыбнуться.

– Да, сын, прекрасно тебя понимаю. Первый раз такое всегда больно. Да и я сам сталкивался с таким неоднократно… И до восшествия на престол, и после.

А я в этот момент поднял на отца глаза… и едва не заплакал от собственной глупости. Ведь до меня только теперь дошло, как ко всему этому относится отец. И дело было даже не в том, поверил он в мою непричастность к заговору или нет. Дело было в том, что на самом деле отцу на это было наплевать! Если бы он мог себе позволить меня убить, чтобы упрочить свою власть и мгновенно угомонить несогласных – он бы сделал это, глазом не моргнув. Однако далеко не все люди, которые приезжали поздравлять меня с днём рождения, ещё уехали из столицы. Да и стражники, конечно, с благоговением слушали о том, какие чудеса дипломатии творит Арнольд Четвёртый в отношениях с другими государствами; вот только домой во время увольнительных они возвращались по дорогам, которые построил я. И далеко не факт, что все стражники так уж беспрекословно исполнили бы приказ убить меня. А если бы меня и удалось убить – то революция вполне могла бы начаться сама собой. Отец всё это, разумеется, прекрасно понимал. И потому осуществлял единственно возможный вариант: отослать меня куда подальше…

Наконец, завтрак закончился, и Гедрик повёл меня на следующее, подозреваю, не слишком увеселительное мероприятие.

– Урок этикета, – коротко ответил он на мой вопрос, когда мы после приёма пищи направлялись в очередной пункт списка. Я застонал, закатил глаза и попытался было завернуть обратно, но чуткий дворецкий вовремя схватил меня за руку и уверенно потянул дальше в нужном направлении.

– Не волнуйтесь, принц, полного курса вам читать никто не будет. Я, разумеется, прекрасно знаю, что вы умеете вести себя за столом, однако ваш отец крайне переживает за предстоящее мероприятие, поэтому он лично настоял на том, чтобы вы освежили в памяти все знания.

Урок проходил в одной из классных комнат, в которой я в возрасте от семи до двенадцати лет впитывал просто массивный объём знаний. По данной же причине особой теплоты к этому месту не испытывал. В классе меня уже ждал сервированный стол, за которым восседал преподаватель этикета Мартико.

– Рад видеть вас в добром здравии, принц, – кивнул мне головой преподаватель, – насколько я помню, моя наука не всегда бывала вам по вкусу, ну да тут ничего не поделать: благородная кровь требует соблюдения определённых правил поведения. Впрочем, не вижу причин углубляться в полное повторение. Как утончённый светский лев вы не блистали никогда, но, и чтобы вы ударили в грязь лицом, мне крайне сложно представить. Так что пройдёмся по базовым понятиям. Перед вами сервирован стол на завтрак. Позавтракайте по всем нормам этикета. После этого представим, что я благородная дама, и вы пригласите меня на танец, а потом на светскую беседу.

В целом я выступил неплохо, но некоторые моменты всё же освежил в памяти. Господин Мартико терпеливо поправлял мои незначительные огрехи, тут же давая совет, как избежать их в будущем. Так что уже через полтора часа я в сопровождении дворецкого направился к учителю танцев.

Здесь я вполне обоснованно ожидал куда большей доли критики. Ибо имел склонность к полноте и весил добрых две сотни фунтов. А, как всё время говорил учитель танцев господин Талико, после ста семидесяти фунтов каждые следующие пять заставляют своего обладателя двигаться на пять процентов более неуклюже и выдыхаться на пять процентов быстрее.

Как проходил сам урок, я говорить не буду. Скажу лишь, что моего терпения на его критику хватило ровно на пятнадцать минут, после чего возле господина Талико возникла огромная кувалда, и я сказал, что следующую реплику касательно моего веса и грации я затолкаю ему обратно в глотку при помощи этого предмета. Мерзавец смолчал, но с таким презрительным снисхождением на меня посмотрел, что захотелось опустить ему кувалду на голову прямо сейчас. Впрочем, за такую грубость он мстил долго и жестоко, без конца заставляя повторять одни и те же движения со словами: ”Нет, господин принц, это никуда не годится.” Спустя три часа он отпустил меня, заявив, что сделал всё, что было в его силах. И если все отвернутся в другую сторону в тот момент, когда я буду танцевать, то, может быть, не опозорюсь.

Почти полностью выведенный из себя танцами, я направился на обед. Я был так зол, что даже не сразу заметил составившего мне компанию Освальда, тоже волей случая оставшегося во дворце. Отец поручил ему провести инспекцию городских садов, но мой средний брат не слишком спешил выполнять это поручение. Отто же отправился в Хандомак инспектировать тамошних стражников.

– Что, братишка, танцы по-прежнему не желают тебе даваться? – снисходительно спросил он.

– Не желают, – кивнул я. Очень хотелось подколоть его в ответ, но я сдержался. Какой в этом смысл? Я внезапно осознал до конца, для чего всё это делаю. Для того, чтобы навсегда покинуть это место. И, почти наверняка, больше никогда не увидеть никого из членов моей семьи. Так стоит ли окончательно портить и без того не идеальные отношения?

– Что, даже на место меня не поставишь? – недоверчиво спросил Освальд.

– А какой смысл обижаться на правду, – пожал плечами я, – ну, не дано мне танцевать. Что же теперь, вешаться из-за этого, что ли?

– Да не так уж много толку в этих танцах, – сказала Атика, повариха и наша с братьями бывшая кормилица. Безмерно уважаемая как мной с братьями, так и нашим отцом. Когда она оставалась наедине с Его величеством Арнольдом Четвёртым, то запросто высказывала ему свои мысли касательно текущей политической ситуации. Да такие, что иной за подобные слова мог бы и на плаху загреметь. Впрочем, отец всегда благосклонно относился к критике, сказанной в укромном месте человеком с не замыленным взглядом. Кроме того, Атика ещё выполняла негласную функцию по связям с общественностью, извещая короля о ходящих в народе слухах и настроениях. И, стоит отдать ей должное, нередко, в одном из десяти случаев, ей по важности информации удаеёся обходить даже гильдию шпионов. Кому-то такая статистика может показаться скромной, однако сравните сами – целая гильдия и одна кухарка. Так что ценность Атики была более, чем высока.

– Вы уж меня извините, господа принцы, но ваши предки танцевали не одну сотню лет. И как изысканно. А простой люд эти сотни лет грязь ногами месил, из города в город добираясь. А теперь вы, Дитрих, вон какое чудо для всех сделали, – проговорила она, наливая мне в тарелку ароматный луковый суп, – так что даже если вы будете косолапить, как медведь, у вас вместо ног копыта вырастут, да хвост крючком и нос пятачком, меньше народ вас любить не будет.

Я не удержался и хмыкнул. Упитанностью я отличался ещё с семи лет, так что для Атики я всегда был “поросёночком”, отсюда и присказка про нос и хвост.

– Жаль, безмерно жаль, что вы насовсем нас покидаете. Ну да дело важное вам отец поручил, что и говорить. Хотя если бы вы и остались, как знать, сколько пользы вы бы принесли…

– Мне приятны ваши слова, Атика, но мы все выросли, и у нас есть долг перед королевством. Так не для того ли мы росли, чтобы в один прекрасный день исполнить его?

– Ах, детки мои, как бы вы не выросли, для меня, старой, глупой кухарки вы навсегда останетесь моими кутёночком, котёночком и поросёночком, – протирая глаза невесть откуда взявшимся платком, грустно сказала Атика.

Закончив обед, я направился в свою комнату. Насколько мне было известно, больше никаким испытаниям и мучениям ни моё тело, ни мой разум подвергать не собирались. Так что я, скинув обувь и блаженно вытянувшись на кровати, давая отдых уставшим за три часа танцев ногам, пустил своё сознание в вольный полёт.

Завтра… драконья делегация прибывает уже завтра. Интересно, как это будет выглядеть? И сколько их будет? А аппетит у них какой? Даже если они будут в человеческой ипостаси, им наверняка всё равно требуется много еды: драконье-то брюхо тоже кормить надо. Интересно, а будет ли среди них та, с которой мне предстоит связать свою жизнь? Вряд ли, невесту от жениха обычно прячут, требуя, чтобы тот проявил хоть какие-то телодвижения в плане борьбы за свою суженую. Внезапно я вспомнил, что у меня на столе лежит недочитанная книга о сказочных приключениях храброго рыцаря Стенли, но после всего того, что случилось за последние сутки, мне даже думать об этом было тошно. Нет, только сон, только целительный сон…