Текст книги "Псы революции (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Сапега

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Ты в курсе, – говорил молодой фэс, – что ваш Дрон, собирая с вас деньги на последний выезд, на аренду автобуса, половину положил в свой карман. И это не только на этом выезде.

– Ваша основа часто стремится использовать таких молодых и честных людей как ты, в своих грязных целях, – гнул свою линию "добрый", – я не могу на это спокойно смотреть, ты я думаю тоже, но, чтобы с этим покончить, мне нужна твоя помощь, мы должны сотрудничать с тобою. Только так я смогу уберечь тебя от всех угроз, слышанных тобою, и обманов, подстерегающих тебя в движении. Ты понимаешь меня?

– Стучать вам что ли? Я всё равно ничего не знаю, – равнодушно ответил Гектор.

– А зачем Гарри покупал краску? – вдруг вставил в разговор "молодой", – звонил тебе и спрашивал.

– Какую ещё краску? – в недоумении сказал Гектор, – гуашь или акварель? – добавил, решив пожурить их, а сам подумал: "Да, реально ведь Гарри идиот звонил как-то раз с таким вопросом, но это было пару месяцев назад. Неужели они слушают телефонные разговоры?". Виду он, конечно, не подал, но последней фразой он видимо сильно рассердил молодого фэса, который даже встал со своего места.

– Ты что совсем охренел ублюдок? – закричал он и уже хотел двинуться к Гектору, но, наткнувшись на строгий взгляд "доброго", сел на своё место и замолчал.

– Если мы хотим поладить, ты должен мне доверять, – сказал добрый фээсбэшник, – я ведь не смогу помочь тебе, если ты откажешься помочь мне. Твоя безопасность, безопасность твоей семьи, всё это может встать под угрозу. А взамен мне будет нужна небольшая информация, который, мы уверены, ты точно располагаешь. И для начала вот какой, ты должен сказать, кто кинул бутылку с зажигательной смесью 19 апреля этого года в участковый пункт милиции на улице Конституции? Подумай хорошенько и не спеши с ответом. Мы ведь не спрашиваем тебя о поджоге магазина алкогольной продукции на Грибоедова, хотя и тут, наверное, ты бы нам что-то рассказал, правда?

– Не думаю, я ничего про это не знаю, – ответил, уже несколько волнуясь, Гектор.

– А ты посмотри на эти фотографии, – сказал молодой фэс, и протянул ему несколько фотоснимков, – не узнаешь?

Гектор взял в руки фотографии, и его как огнём обожгло. Там их было четыре и это те самые снимки алкомаркета, которые он сделал с Гарри, утром после акции. Он неспешно положил их на стол и сказал:

– Впервые вижу.

– Хорошо, однако, нас больше интересует участковый пункт милиции, что о нём ты нам можешь рассказать? Кто совершил его поджог?

– Мне нечего рассказать, этого я не знаю, – уже обычно для сегодняшнего вечера ответил Гектор.

– Сам ты конечно никак в этом не участвовал, – продолжал добрый фээсбэшник, – и даже не видел, кто делал, но слышал и мог бы поведать нам.

Гектор молчал. Он усиленно вспоминал всё, что знал об этом деле, но как и большая часть людей из движения, знал только официальные подробности средств массовой информации, которые и обсуждали на футбольном секторе. Никто там не знал и не называл, даже приблизительно, имён исполнителей этой акции. Только однажды, когда Шрус позвал его посидеть в пабе, вместе с парнями со своего района, ему назвали имена исполнителей. Их озвучил сам Шрус, он был весельчаком и любил выпить пива, как и все его друзья, но за то, что они всегда хорошо дрались, их любила основа, и, несмотря на свои стрэтэйджэрские взгляды, всячески поощряла и стремилась удержать в зоне своего влияния, закрывая глаза на их попойки. Так вот, изрядно подвыпив, Шрус и сказал Гектору, что пункт милиции спалили Грол и Меценат. Меценат практически простым парнем из богатой семьи, с большими перспективами, но имел некоторые националистические взгляды. Однако, был довольно трусоватым, а потому вписаться в национал-социалистическую среду он ещё кое-как смог, а вот в околофутбольную не получилось, за что и был быстро отшит от движения, ибо околофутбол основой ставился несколько выше других возможностей человека, к примеру, даже, финансовых. И зря. А вот Грол был фигурой более любопытной. Когда-то образцовый скинхед, гроза уличных драк, гармонично вписавшийся в набиравшую обороты околофутбольную жизнь. Тем не менее, пару лет назад он взял и неожиданно уехал в Петербург, с намерением, видимо, остаться там навсегда, так как связи с местным движением оборвал резко, да к тому же общался там с двумя националистами, так же уехавшими из этого города, но состоявшие с основой в очень плохих отношениях. И это, даже мягко говоря, потому что когда-то они сами были частью основы и пожелали прибрать к рукам всю власть, но это у них не вышло, и конфликт их закончился их бегством в Москву, где они неплохо устроились и там к ним Грол и прибился. И вроде бы всё у него там хорошо, но вот неожиданно, полгода назад он вернулся в родной город. Естественно, с ним никто не общается, потому что в некотором роде, он бросил всех своих, уже бывших, товарищей, и запятнал себя в Москве общением с врагами основы, поэтому никто не хотел себя чернить перед глазами главных людей движения. Разумеется, кроме тех, кто и сам был, когда-то ими отшит, а именно – Меценат. Вот с ним Грол и водил свою дружбу после приезда, и, по словам Шруса, совершил эту дерзкую, для этого города, акцию. Гектор тогда удивился этому, но особого значения не придал. А вот сейчас эта картина живо рисовалась перед его глазами.

– Это мой номер телефона, – прервал его воспоминания своими словами добрый фээсбэшник и протянул ему небольшой лист бумаги, на котором был написан номер телефона, – если ты что вспомнишь по этому, или другому вопросу, ты не стесняйся и звони мне, я же в свою очередь смогу позаботиться о тебе. Полагаю, ты сделаешь правильный выбор и скоро свяжешься со мной. А теперь мой коллега проводит тебя.

После этих слов молодой фээсбэшник встал со своего места и, резко сказав Гектору "Пошли, давай", повёл его вниз на первый этаж. Там они остановились у проходной, где вернув ему телефон, выпустили из здания на улицу.

IX. Вопросы появляются, планы меняются.

Первую минуту Гектор стоял и ещё не мог поверить, что вот так легко и просто вышел из этого дома, без пыток и насилия, но, придя в себя, быстро зашагал отсюда прочь. В его руке всё ещё был зажат листок бумаги с номером телефона «добряка», он развернул его и посмотрел на него. Кроме номера телефона была ещё подпись «Михаил Геннадьевич». «Так вот какой он дядя Миша» – подумал Гектор. Это прозвище он уже не раз слышал среди своих знакомых, потому что именно дядя Миша был главным по ним, национал-социалистам. Гектор смял листок и бросил его в ближайшую на пути урну. Включив телефон, чтобы посмотреть который час, он был сильно удивлён, узнав, что прошло почти пять часов, и на улице был уже вечер. От всего произошедшего у него было много вопросов, и сплошные догадки. «Первое, и самое очевидное, откуда они знали про звонок о покупке краски? Прослушивание всех наших звонков? Второе, они знали всё про поджог алкомаркета, откуда? Кто сливал эту информацию? Третье, откуда те самые фотографии, сделанные мной и Гарри на его фотоаппарат? Гарри сказал, что скинул снимки на флэшку, и у него их не было, у меня тоже, а флэшка отдана была Доктору. Доктор? Неужели Доктор передал фотографии ФСБ или они сами их изъяли у него при обыске? Четвёртое, допрос о поджоге пункта милиции. Откуда они были уверены, что я в курсе исполнителей этой акции? Они знали про мой разговор со Шрусом? Откуда? Сам Шрус им сказал или кто-то из его компании? Белый? Томсон? Рокки? Гост? Ганс? Кто?» Так думал Гектор, и уже не знал, кому можно доверять. Меньше всего он, конечно, подозревал Гарри, потому что его имя фигурировало на допросе, поэтому он решил поделиться с ним всем, что произошло в этот день. Встретившись с Гарри, он поведал ему в точности обо всём, что произошло с ним, и, конечно же, высказал свои предположении о том, что кто-то из упомянутых им людей из движения сливал информацию ФСБ. Гарри явно был ошеломлён таким поворотом событий, и само собой никого не подозревал и сказать, что предпринять в этой ситуации, не мог. Другого и ожидать не приходилось. Больше всего Гектора удручал факт наличия у ФСБ тех фотографий, потому что тут кроме Доктора подозревать некого было, но, как водится, когда его спросили, обыска не было, фотографии он никому не давал, да и вообще разбирайтесь сами, юные максималисты, лучше бы на футбол ходили, да основу слушали. Ничего не прояснив, кроме вреда телефона, решив их выключать на время серьёзных разговоров и даже доставать аккумулятор. Планировавшуюся акцию решили не отменять, потому что к участию в ней должно было быть привлечено ещё три человека для проверки их пригодности, но немного её отложить и лучше подготовиться.

Втянуть в не Гарри предложил ещё двух своих товарищей Пуха и Барни, так же его ровесников. Пух на взгляд Гектора вообще был сомнительным национал-социалистом, скорее просто молодым человеком обычных взглядов, жаждавшим немножко поднять самомнение общению с маргинальной молодёжью и пощекотать нервы радикальными поступками, но под поручительством Гарри решил взять на участие в акции на пробу. Барни же наоборот, чем-то симпатизировал Гектору, несмотря так же на его благополучное детство в богатой семье, с юного возраста, проводил, казалось бы, жизнь в праздности тусовок и дискотек, мимолётным развлечением с девушками. Тем не менее, он был намного умнее своих товарищей, образован и начитан, довольно смел, и даже в какой-т о степени безрассуден, и ещё более честолюбив, чем его друзья, но, в это же, время добр и отзывчив к своим товарищам. Национал-социалистом он стал не из моды или желания быть круче, а по своим личным убеждениям в правоте этого дела, а потому выделялся от своих друзей Гарри, Хрома, Майка и Пуха. С Барни у Гектора быстро завязалась дружба, в отличие от остальных, с которыми он так и остался соратником, товарищем, но не другом.

Третьим же, планировавшимся кандидатом на акцию назначен был Жевел. Его привлёк сам Гектор. Он был его ровесником и в движении находился уже давно. Происходил из интеллигентной семьи врачей, и сам конечно, не смотря на раннее увлечение националистическими идеями, пошёл по стопам родителей учиться в медицинский университет. Как говорится, утром он учился лечить людей, а вечером он их собственноручно калечил на городских улицах и трибунах стадионов. Ходил он в ту же качалку, что и Гектор, вообще, там было много националистов, но так как Жевел тоже решил встать на путь здорового образа жизни, без алкоголя и табака, то стал часто говорить с нашим героем на эти темы. И даже однажды предложил их пропагандировать, путём нанесения на стены городских зданий соответствующих граффити-надписей. Что непременно было замечено Гектором, и в продолжение общения и обсуждения тем радикальной пропаганды здорового и нравственного образа жизни русского народа, он предложил Жевелу совершить нападение на магазин интимных товаров, как явление болезни общества, элемент его деградации, падения моральных устоев и пропаганды распутного образа жизни. Жевел с живостью отозвался на это предложение и изъявил своё ярое желание участвовать в нём. Для нападения был выбран секс-шоп, находившийся рядом с оживлённой улицей, но несколько в стороне от дороги.

Собравшись на контрольную встречу, приняв все меры предосторожности, выключив телефоны, вынув аккумуляторы, приступили к обсуждению. Майк, после рассказа Гарри о допросе Гектора в ФСБ, больше не проявлял желания к радикальной деятельности, поэтому на встречу не пришёл, сказав, что болеет. Гектор понял, что он решил завязать с этим, но открыто Майк, конечно, ничего не говорил, а предпочитал избегать общения, да и Гарри заступался за него, как-никак друг детства. Ну да чёрт с ним, решил Гектор. Акцию назначили через два дня. План действий был схож с нападением на алкомаркет, но так как улица была довольно оживлённой, требовался человек, который будет стоять на стрёме, им был выбран Барни. Для нанесения двух надписей, обличающих моральное падение людей, на стену соседнего дома были определены Хром и Пух. После нанесения надписей уже как обычно требовалось бросить в витрину коктейль Молотова, на что будут задействованы остальные. Однако на следующий день, Гектор решил переиграть этот план, так как людей было много, а доверял он им меньше. Гарри зашёл за ним, и они, чтобы не разбирать телефоны, оставили их у Гектора, а сами вышли во двор, поговорить. Там Гектор сказал, что он и Гарри участвовать не будут в планируемой акции, так как подозревал себя и его в том, что они являлись объектами наблюдения со стороны ФСБ, а потому зажигательную смесь кинет один Жевел. Гарри для алиби уедет на дачу, а Гектор в другой город на концерт. Приехать они были должны на следующий день после акции, и встретиться в условном месте. На том и разошлись, а вечером Гектор уехал на концерт, не взяв с собой телефон, так как что-то уже плохо ему доверял. И соответственно, о том, как прошла акция, узнал уже только на следующий день вечером, приехав с концерта, после которого и произошло его судьбоносное знакомство с Эриком, но до того, как журналы попали ему в руки.

X. Нерадостные вести и порыв мести.

Тёплый летний вечер встречал Гектора в родном городе. Он, выйдя из электрички, бодро зашагал в направлении своего дома. Был вечер субботы, а потому на улице часто попадались пьяные компании молодых людей и девушек, типичная картина провинциального российского уикенда, начинавшаяся вечером пятницы и заканчивавшаяся утром понедельника. Соответственно, Гектор прибыл в самый разгар праздника, а потому часто ловил удивлённые взгляды, ввиду своей бороды, разумеется, не модной у среднестатистической пьяной компании, как всегда исполненной небывалой смелостью, но драка с пьяным быдлом в его планы не входила. Он спешил домой, чтобы связаться с Гарри и остальными и узнать, как прошла пятничная акция, а потому уже довольно скоро добрался до своего двора. Летом он ему даже нравился иногда, так как в нём было много деревьев, и он утопал в зелени, листва скрывала все его недостатки. В основном, конечно, он испытывал к нему отвращение: поломанные качели, горки, кучи мусора, пустых бутылок, окурков, и рассадники этого всего уродства – вечно пьяные местные жители на лавках у подъездов. Особенно шумной и отвратной была лавка у его подъезда, днём на ней сидели старушки, перемывавшие кости всем входившим и выходившим из подъезда, а вечером на ней заседала молодёжь этого же подъезда, пившая пиво, водку, коктейли, кушавшая семечки, курившая и плевавшая себе под ноги. Всех их Гектор, разумеется, презирал за их омерзительное поведение и никогда ни с кем не здоровался. Временами он даже конфликтовал, с некоторыми особо уважаемыми жильцами этого подъезда, позволявшими себе мочиться, не заходя в туалет своей квартиры, а прямо в подъезде, часто и блевавшие в нём и даже иногда бывало, что проводили в нём акты дефекации. Они курили в подъезде, и от этого сильно пахло табачным дымом в квартирах. Конечно, Гектор был терпелив, но как любой воспитанный и порядочный человек, не безгранично, а потому иногда он давал волю эмоциям охватывавшим его. Так, когда он увидел, как один из жильцов мочится у мусоропровода на его этаже, то без зазрения совести подскочил к нему сзади и со всей силы врезал кулаком в затылок. Тот сразу же, подобно мешку с мукой, рухнул в лужу собственного производства и жалобно застонал, не успев даже убрать в штаны орган, производивший этот акт мочеиспускания. На шум и стон сбежались его друзья, Гектор принял боевую стойку, но после словесной перепалки, они решили уйти, пообещав так больше не делать. Другой случай произошёл с не менее уважаемым жильцом этого подъезда, порядочным семьянином и отцом трёх детей, жившим напротив квартиры Гектора. Многодетный отец, в тот вечер, приняв хорошую долю алкоголя, стоял и курил напротив квартиры нашего героя, а тот, возвращаясь с учёбы, заметил это и сделал ему замечание. Примерный семьянин ответил отказом, причём грубо и с нецензурной бранью, за что и был спущен с лестницы, чудом отделавшись синяками и ушибами, но отныне решив курить на улице.

Так и жил тут Гектор, с того самого времени, как переехал сюда с родителями в возрасте пяти лет. Обычный среднестатистический двор обычного провинциального российского города, в который и вошёл Гектор. Подходя ближе к своему подъезду, он заметил, что кто-то движется к нему из тени деревьев двора. Это был Барни. Неожиданно было его здесь видеть, о чём он ему сходу и сообщил.

– Что ты тут делаешь? – вместо приветствия сказал Гектор.

– Зига, – улыбаясь, ответил Барни, – я тоже рад тебя видеть, но у меня не радостные новости, если честно.

– Пойдём, отойдём вон туда, – сурово сказал Гектор, уже догадавшись, что всё прошло плохо, и кивнув головой на лавку во дворе. Они подошли к ней и, сев, Гектор нетерпеливо сказал:

– Рассказывай скорей!

– Так что говорить, – неспешно начал Барни, – всё началось, как мы и условились. Я стою на стрёме, к чему, нужно сказать, я хорошо подготовился. Взял пустую бутылку из-под пива и налил туда сока, купил пакет сухариков и изображал обычного пьяненького парня, ждущего на перекрёстке свою девушку. Я первым занял свой пост, я сделал условный знак, что всё тихо и можно идти писать надписи. Условным знаком было, что я достаю из кармана пакет сухариков, правда, хорошо придумано?

– Да, ты хорошо придумал, – нетерпеливо ответил Гектор, – дальше то что?

– Дальше они вышли и стали писать, – продолжал Барни, – но в это время напротив магазина остановилась белая пятёрка, без милицейских опознавательных знаков. Сначала я подумал, что это обычная машина, возможно, жильцов в соседнем доме, было не видно, тонированная. Но я всё подал знак отхода Пуху, который следил за мной и должен был сказать пишущему рядом с ним Хрому, как неожиданно из-за дома, где был секс-шоп, выехал милицейский уазик и повязал Хрома.

– Как повязал Хрома? – с досадой воскликнул Гектор, – а Пух?

– Пуху удалось убежать, а я, видя, как Хрома увозят, подал сигнал Жевелу, который и сам всё видел, так же спешно покинул свой пост. Вот и вся история.

– Почему вышло так, что Хрома забрали, а Пух стоявший рядом убежал? – возмущённо восклицал Гектор, – как так получилось?

– Я не знаю, Гек, – отвечал Барни, – он говорит, что сказал ему, но тот, почему-то, не успел.

– Что значит, сказал? – уже почти кричал Гектор, – разве это товарищ? Разве на такого можно положиться? Из-за него Хром сейчас сидит!

– Хром дома у себя, – спокойно проговорил Барни.

– Погоди, как это дома? – в недоумении опешил Гектор, – какого чёрта он делает дома? Его что уже отпустили?

– Ага, – непринуждённо продолжал Барни, – его забрали, закинули в машину и отвезли в отделение. Били в машине пока везли и потом в отделении, довольно сильно отбили почки, что он сейчас кровью ссытся. В отделении узнав имя и фамилию, короче, пробив, кто он такой, его вышвырнули вон. Он пришёл домой и сейчас там, лежит с отбитыми почками. Видимо мусорам не он был нужен, как ты думаешь?

– Похоже на то, – произнёс уже тихо Гектор и погрузился в раздумья. "Какого чёрта его отпустили, даже не предъявив никаких обвинений, да ничего вообще? Или они ждали, что будет кто-то другой? Кто будет им более интересен?"

– Значит, меня ждали, – вслух подвёл итог своим коротким размышлениям Гектор.

– Не иначе, тебя или Гарри, – поддержал его вывод Барни, – что ж теперь делать будем?

– Что делать? – задумчиво повторил Гектор, а потом резко выпалил, – для начала едем к Хрому, потом к Пуху.

– Окэй, Гек, – весело ответил Барни, – тогда гоу!

И они, поспешив на остановку общественного транспорта, сели там на первый трамвай, ведущий на район, где собственно и жили Хром, Пух, Барни и Гарри. Это был спальный район с элитными домами. Барни по дороге вызвонил Хрома и ждал товарищей у своего подъезда. Выглядел он плохо, ходил, держась за поясницу, кривя лицо при каждом шаге. Поэтому долго они его задерживать не стали, да и ничего нового он им не сообщил собственно. Потому они поспешили к Пуху, который жил в соседнем доме. Гектор уже заранее испытывал к нему неприязнь, а тут ещё и был найден повод придраться к нему, и Гектор дал волю эмоциям, начав разговор с нападок.

– Какого чёрта ты свалил, бросив друга?

– Я звал его, но он видимо плохо расслышал или замешкался, – пытался оправдаться Пух.

– Что значит, плохо расслышал? – кричал Гектор, – если ты увидел это, ты должен был его схватить и потащить за собой, вот так, – и, схватив его за воротник куртки, протащил несколько метров, а затем повалил на землю. Пух с полными страха глазами не посмел сопротивляться, а Гектор присев, надавил ему коленом на шею.

– Так почему ты этого не сделал? – кричал Гектор прямо в лицо Пуху, и глаза его были полны злости.

– Гек, какого хрена ты делаешь, пусти его? – не выдержал Барни, ведь Пуха он тоже как-никак считал другом, хоть и был согласен, что тот приложил недостаточно усилий, чтобы Хрома не повязали. Гектор же дорожил дружбой Барни, и отпустил Пуха. "Иди домой" – резко крикнул он ему, и Пух, всё ещё не отдышавшись, поспешил к подъезду, как к последнему укрытию. А Гектор, резко повернувшись, зашагал к остановке. Барни некоторое время стоял и смотрел то вслед Пуху, то Гектору, которого всё же решил догнать.

– Зачем ты это сделал? – несколько резко спросил он.

– Дружище, – проникновенно сказал Гектор, остановившись и повернувшись к Барни, – а если завтра вот с этим человеком мы пойдём на дело, и нас придут убивать, он первым узнает об этом, но свалит, не предупредив нас и не пытаясь никак помочь. Что скажешь ты тогда?

– Ладно, Гек, ты прав, – как бы оправдываясь, сказал Барни, который впервые делал выбор между двумя своими друзьями, и которому не раз ещё придётся это сделать. Это было нелегко. Проводив Гектора, он всё же решил зайти и к Пуху, дабы не портить и с ним отношений, ведь они были друзьями с детства, в отличие от Гектора, авторитет которого для него, тем не менее, был высок.

XI. Дрон.

После случая с Пухом, и получения на следующий день журналов Боевой Террористической Организации с диска Джэтты, Гектор поспешил передать их Гарри, чтобы тот передал остальным участникам группы, в коих кроме них остались значиться Барни, Хром и Жевел. Ибо всем срочно нужно было ознакомиться с ними, и не только им, а всем, в чём он только укрепился после самостоятельного их прочтения. Градус ненависти стал нарастать, пропитываться сырым нигилизмом, что конечно не совсем отвечало душевному настрою Гектора, но для распространения и воплощения в жизнь революционной идеи казалось необходимым. Разрушить всё до основания: государства, народы, законы, нормы и правила, чтобы на их руинах и пепле воздвигнуть свой мир, со своей великой империей и могучим народом, своими догмами и постулатами в их беспрекословном соблюдении. Так думал Гектор, но один вопрос не давал ему покоя. Почему так не думала основа движения, ведь если бы она так думала, то уже месяц назад бы дала эти журналы всем на прочтение, но она держала их у себя, сознательно или нет, но, не пытаясь их распространить. Этот вопрос его мучил, он стал подозревать в предательстве идеалов национальной революции в угоду своим корыстным целям, желанием лишь делать вид, что они борются, но в реальности предаваться праздности и порокам. Ему нужен был чёткий ответ, и он пошёл к Дрону, как лидеру местного движения, чтобы всё это разузнать. Придумав банальный предлог, для того чтобы зайти в гости, скажем музыки новой скачать, днём, перед вечерней встречей со своей группой, он и направился к Дрону. Чтобы за чашкой травяного чая повести нехитрый разговор о своём видении революционной борьбы и планах на неё основы движения.

Дрон был младшим уже довольно поздним ребёнком в своей семье. Его отец в своё время был довольно преуспевающим банкиром в этом городе, и Дрон вырос в атмосфере достатка и заботы. Доходы отца были большими, и мать могла не работать, а заниматься воспитанием детей, особенно своего младшего, самого любимого и избалованного. Ходил он в элитный детский сад, потом в престижную школу, хотя и учился плохо и много прогуливал, но отцовские деньги сделали своё дело и аттестат. Его же финансы решили вопрос поступления в ВУЗ, где он так же и учился при периодическом денежном субсидировании. Он, конечно, не был глуп, скорее даже умён, и очень хитёр. Умел неплохо и складно выражать свои мысли, сносно драться, и не был трусом, а потому, когда увлёкся идеями национал-социализма, то быстро выбился в лидеры. В начале, это было лидерство в среде скинхедов своего района, а затем, на волне развития в городе околофутбола, сколотил и свою фирму, которая довольно быстро разбила или поглотила конкурирующие группы и стала единственной околофутбольной фирмой в городе. Мода на околофутбол привела к тому, что самые лучшие кадры, в основном боевые, стекались в фирму, где помимо этого шло развитие и в идеологическом плане, и в субкультурном, так как активно развивали стрэйтэйдж, а потому вскоре и встал вопрос о монополии на власть во всём национал-социалистическом движении в городе. Что и претворялось в жизнь жёсткой централизованной политикой основы фирмы, ставшей позже и основой всего движения. Быть в окружении фирмы стало модно, престижно, к ней стали стекаться и националисты, и скинхеды, и фанаты, а кто пытался бороться с этим и вступать в противостояние с ней, получал свою долю насилия, то есть был жестоко избит и с позором изгнан. В этом был определённый смысл, без этого бы не было единого национал-социалистического движения. А были бы отдельные группировки, каждая на своём районе, и дальше него ничего не знающая и не желающая делать. Вообще, у Дрона были далеко идущие планы и перспективы, и Гектора поначалу и привлекла его активность и кипучая деятельность, его идеи. Естественно до того момента, как они стали расходиться с его революционными идеалами, тут он и решил внести немного ясности в дальнейшие перспективы их сотрудничества.

Итак, придя к Дрону, и скачав музыки для цели визита и обсудив последние новости в движении, хозяин предложил пройти на кухню и испить травяного чая. Тут Гектор и решил осторожно начать свой разговор.

– А ты слышал что-нибудь про журналы питерской БТО?

– Да, ты знаешь, знаком, – нехотя ответил Дрон, – но меня они как-то не впечатлили.

– Не впечатлили? – удивлённо сказал Гектор, – ведь это рупор пропаганды их дел и идей, а разве их дела ничего для нас не значат?

– Значат, конечно, – отвечал Дрон, – и мы учитываем их опыт в борьбе, но это не значит, что мы прибегнем обязательно к нему. Нужно двигаться вперёд, а не стоять на месте. Новое время диктует новые правила игры.

– Не могу поверить, – растерянно произнёс Гектор.

– Да что тут такого в них? – с некоторым раздражением сказал Дрон, – ты будто их читал вообще?

– Да, – решительно отвечал Гектор, – недавно мне довелось их прочитать. И я воспринял их слова как призыв к решительным действиям. Как рецепт предреволюционной смуты, которая раскачает спящий мир до революционной ситуации, когда огни нашей ночи смогут возжечь в нём пожар новой эры!

– Да, журналы БТО, – улыбаясь, произнёс Дрон, – так вот значит в чём причина твоих вопросов и этих красивых слов.

– Надеюсь, что не только слов, – с чувством парировал Гектор, – но только я вот не понимаю, почему их ещё прочитало так мало людей.

– На то есть свои причины, – серьёзно ответил Дрон, – а как они, кстати говоря, попали к тебе? – и тут же, не дожидаясь его ответа, произнёс, – а впрочем, я догадываюсь, можешь не говорить. Прискорбно, конечно, что ты их прочитал и спешишь с преждевременными выводами.

– Прискорбно? – недоумевал Гектор.

–Да, и вообще, что я думаю об этих журналах, – отвечал Дрон, – то, жаль, что они просочились в наше движение. Слишком много в них ненужной агрессии, глупой жестокости, что на неокрепшие умы молодых национал-социалистов может сказать пагубное воздействие. Юношескому максимализму, который и в тебе заговорил нынче очень громко, свойственно считать, что стоит сделать только шаг навстречу мечте и весь мир падёт к его ногам, что в его силах изменить судьбы народов и империй, но это огромная иллюзия. Неужели ты полагаешь, что Система настолько слаба, что позволит так просто отдать всю государственную власть в России в твои руки?

– Мы не боимся сражаться! – парировал Гектор и продолжал, – пусть мы и не сможем победить, но мы будем бороться, это главное. Мы будем жить как воины. Мы станем выше серой толпы! Мы будем примером для других, сделав их мечты реальностью!

– Это опять максимализм бурной юности, – улыбаясь, отвечал Дрон, – ты ещё не знаешь всей мощи Системы, всех сторон её силы и механизмов подавления всякого сопротивления и инакомыслия. Она запросто сотрёт вас всех в пыль и порошок, вы для неё как клопы или тараканы, в лучшем случае как бешеные псы. Вся эта подпольная борьба приведёт только к ненужным жертвам, глупым смертям, не более того.

– Смерть палачей русского народа не может быть глупой, – упорствовал Гектор, – убил одного мента, у следующего будет страх преследовать нас, ибо испугается расплаты. Убил одного судью, у другого будет страх вынести жёсткий приговор. Страх и хаос станут неизбежными спутниками российской действительности и плацдармом будущей революции. Или ты хочешь сказать, что смерть Димы Боровикова была напрасной?

– Да не напрасной, конечно. Но пойми ты, революция без соответствующих условий, так называемой революционной ситуации, невозможна, и создать её у вас не выйдет. Потому что ресурсы системы намного больше ваших возможностей, как финансовых, так и человеческих. Убил одного пришёл другой, да, может, будут бояться вас, но Системы они бояться больше, и неисполнение её приказов для них грозит более серьёзным наказанием. Она прочно утвердилась на российском территориальном пространстве, и имеет поддержку значительного числа населения. И уж тем более преданность своих верных сатрапов, неплохо стимулируемую высокими зарплатами и другими поощрениями, которых они не захотят лишаться из-за вас. А значит своим террором помимо страха, будет тотальное непонимание российского общества, и всё ваше сопротивление приведёт лишь к ещё большему закручиванию гаек репрессивным аппаратом Системы. Это даст обратный эффект, понимаешь? Мы все можем больше сделать, если будем живы, сколько ещё фронтов наших битв, пусть менее милитаризированных и даже слишком мирных, но за ними будущее, за политическими партиями и объединениями, за мирными путями. Я никому ещё не говорил, но тебе скажу, раз уж мы начали этот разговор. Я собираюсь открывать в нашем городе отделение одной из националистических партий, будут митинги, пикеты, марши, в общем, политической борьбы и работы хватит на всех. Сейчас драк у нас не так много, спокойно на околофутбольной сцене, лицо без синяков, ходи на концерты, да в зал качайся, люби девчонок, ну и подключайся к политическим баталиям. Чего тебе ещё нужно? А?