Текст книги "Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара"

Автор книги: Дмитрий Травин

Соавторы: Отар Маргания
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц)

Брук и Дельбрюк

После подавления революции важнейшую роль в процессе осуществляемых сверху экономических реформ сыграл выходец из германских рейнских земель барон Карл-Людвиг фон Брук, занимавший в правительстве сначала пост министра торговли (1848-1851), а впоследствии – министра финансов (1855-1860). Брук явно представлял собой нестандартную личность, качественно отличающуюся как от других бюрократов, занявших ключевые посты в постреволюционной империи, так и от либералов предшествующего поколения, сформировавшихся на идеях просвещенного абсолютизма и иозефинизма.

В молодости он переселился с Рейна в Триест, был успешным предпринимателем, основателем пароходной компании «Австрийский Ллойд». Его деловой мечтой было сделать Триест крупнейшим портом на пути из Британии в Индию. Однако Брук решил все же оставить бизнес ради государственной деятельности.

Ко времени вхождения в правительство ему уже перевалило за пятьдесят. Новый министр не столько стремился сделать административную карьеру, сколько реализовать имевшиеся у него четкие идейные установки.

Если для Иосифа II в XVIII веке страна представляла собой некое единое целое вне зависимости от населявших ее народов, то для Брука много значила германская национальная идея. Он рассматривал Австрию не просто в качестве некой отсталой германоязычной общности, которую надо по возможности привести в соответствие с требованиями эпохи, но как государство, в котором доминировали австрийские немцы.

Брук был решительным сторонником германизации всей Центральной Европы, и Австрия должна была сыграть ключевую роль в этом процессе. В отличие от главы правительства Шварценберга он не испытывал никаких антипрусских чувств. Напротив, Брук стремился включить и Пруссию в свои планы германизации, но доминирующую роль в них все же должна была сыграть Австрия.

К середине XIX века на первый план в реализации подобных задач выходила уже не война и не династическая уния, как это было в прошлом, а экономика. Брук был одним из первых государственных деятелей в мировой истории, всерьез полагавших, что кардинальные преобразования в хозяйственной области могут не только пополнить бюджет или повысить благосостояние подданных, но полностью изменить даже политическую карту мира.

Для осуществления планов Брука требовалось создать таможенный союз, охватывающий всю Австрию и всю Венгрию. Постепенно он должен был слиться с уже существовавшим к тому времени Германским таможенным союзом и охватить всю Центральную Европу. Эта политика рассматривалась как первый этап создания политического союза германской нации.

Благодаря Бруку было действительно сформировано единое торговое пространство для Австрии и Венгрии. Был введен новый тариф, поощрявший международную конкуренцию. На этой основе появился таможенный договор с Пруссией. А после отставки и смерти Брука Габсбургская монархия заключила серию договоров о свободной торговле с другими европейскими государствами.

Труднее всего во всей этой истории обстояло дело с заключением договора с Пруссией. Поначалу процесс шел туго. Шварценберг был слишком антипрусски настроен, а Пруссия слишком опасалась воздействия со стороны Австрии на Германский таможенный союз. Из-за провала переговоров Брук вынужден был даже выйти в отставку. Однако в начале 1853 г. его энергия оказалась востребована. Брук, не занимавший в тот момент никакого государственного поста, был назначен руководителем австрийской делегации на переговорах с Пруссией.

Здесь ему довелось непосредственно столкнуться с другим крупным реформатором эпохи Рудольфом Дельбрюком, возглавлявшим прусскую делегацию. Оба лидера были заинтересованы в заключении договора, а потому соглашение оказалось подписано. Однако по ряду частных проблем взгляды Брука и Дельбрюка сильно расходились. И здесь-то австриец потерпел очевидное поражение.

Брук был в большей степени националист, Дельбрюк – фритредер.

Первый стремился к тому, чтобы в отношениях между Австрией и Пруссией доминировала свободная торговля, но в отношениях с другими странами предполагалось установление сравнительно высоких таможенных барьеров. Не исключалось и сохранение некоторых мер административного регулирования.

Второй же стремился к тому, чтобы отношения свободной торговли между Пруссией и Австрией были как можно скорее распространены на все соседние страны. Идея же Центральноевропейского таможенного союза, закладывавшего основы единства германской нации под руководством Австрии, была Дельбрюку совершенно не близка. Более того, прусская позиция по этому вопросу была противоположна австрийской.

В итоге Дельбрюку удалось провести именно те условия торгового соглашения, которые он хотел иметь. Это не стало поражением Брука в прямом смысле данного слова. Условия соглашения были в экономическом плане взаимовыгодными. Но с идеей Центральноевропейского союза Бруку пришлось расстаться.

Провоевавшаяся империя

В 1855 г. Брук был назначен министром финансов и попытался решить копившиеся на протяжении десятилетий бюджетные проблемы. Были снижены косвенные налоги, введены единый земельный и единый подоходный налоги, а также налог на городскую недвижимость. Кроме того, Брук прибегнул и к приватизации. Он продал, в частности, государственные железные дороги.

Бруку почти уже удалось подготовить к 1858 г. восстановление свободного размена банкнот на полноценную монету. Но вскоре разразилась война с Италией и финансовая реформа рухнула. Доверие к банкнотам исчезло.

Печальной была и судьба самого реформатора, который активно склонял императора к осуществлению широкомасштабной либерализации в экономической, политической и интеллектуальной сферах. Франц Иосиф в какой-то момент начал склоняться к предложениям Брука. Возникла опасность модификации старой системы, устраивавшей слишком многих влиятельных людей. Поэтому деятельность Брука натолкнулась на ожесточенное сопротивление консерваторов.

Реформатора втянули в процесс о злоупотреблениях, имевших место при организации военных подрядов. Император потребовал отставки министра финансов. И хотя впоследствии невиновность Брука была доказана официальным расследованием, он в 1860 г. покончил с собой.

Бруку так и не удалось реализовать две главные идеи своей жизни. Он не сделал Триест крупнейшим портом на пути из Британии в Индию, и он не добился формирования германского государства, охватывающего всю Центральную Европу. Но то, что он сумел осуществить в торговой и финансовой областях, стало одним из важнейших достижений Габсбургской империи на пути модернизации.

В правительство на место Брука пришел Игнац фон Пленер – выходец из средних слоев населения Австро-Венгрии. Это был уже не столько националист с глобальными идеями германизации Европы, сколько типичный бюрократ с либеральным менталитетом, сформированным в годы, предшествовавшие революции. Сам он не участвовал в политической деятельности, благодаря которой наверх пробились многие яркие фигуры того времени, но жестко отстаивал принципы либерализации, находясь непосредственно на вверенном ему административном посту.

Наверное, Пленер, как государственный деятель, может уже считаться одним из типичных реформаторов-технократов, которых в изобилии дал нам XX век. Он похож в данном смысле и на Егора Гайдара, и на Лешека Бальцеровича. В нем уже не было никакой романтики XVIII-XIX веков, никакого «реформаторского аристократизма», присущего Тюрго, Штейну или Гарденбергу, никакого авторитарного напора, отличавшего Иосифа или Наполеона.

Начало 60-х гг. было периодом зарождающегося, сравнительно ограниченного австрийского конституционализма, и Пленер оказался вполне адекватен этой системе. Он настаивал на том, что вся финансовая деятельность империи должна быть поставлена под контроль органа представительной власти, каковым очень трудно было стать выстроенному под интересы монарха и бюрократии рейхсрату.

Тем не менее благодаря деятельности Пленера император обещал не повышать налоги и не прибегать к новым займам без согласия парламентариев. Австрийская империя приближалась к той ограниченной, но все же реально существовавшей системе общественного контроля за финансами, которая функционировала во Франции при Наполеоне III. Но даже демократизация управления финансами не смогла обеспечить решение стоящих перед страной проблем, поскольку ответственные политики все еще оставались в меньшинстве, а общество не было способно к осуществлению реального контроля.

В первой половине 60-х гг. история 50-х повторилась на удивление точно. Пленер сумел резко сократить государственные расходы. В частности, военный бюджет уменьшился с 1860 по 1863 г. на треть, что улучшило состояние госбюджета в целом. Добиться такого результата в то время было особенно трудно, поскольку монархия теряла свои наиболее доходные земли. Ломбардия и Венеция отошли к новообразованному Итальянскому королевству, тогда как слаборазвитые территории оставались в составе Австрийского государства.

Но в 1866 г. война с Пруссией нанесла очередной удар по государственному бюджету. Правительство не придумало ничего лучшего, нежели вновь прибегнуть к эмиссии государственных ассигнаций, от которых обещали навсегда отказаться еще за полстолетия до этого.

В итоге относительно стабилизировать австрийский бюджет удалось только в 1889 г. новому министру финансов поляку Юлиану Дунаевскому. Он был профессором Краковского университета и ярким представителем так называемой краковской политической доктрины. Суть ее состояла в обосновании необходимости мирного развития польских земель в составе Австро-Венгрии. Неудивительно, что сторонники данной доктрины делали успешную карьеру в рядах австрийской бюрократии, примером чего как раз и является деятельность Дунаевского.

Последний монарх старой школы

Говоря о непосредственных авторах экономических преобразований, нельзя упустить из виду фигуру главного политического деятеля, от которого в основном зависели успехи и неудачи реформ. Модернизирующаяся империя стала во второй половине XIX – начале XX столетия своеобразной «землей Франца Иосифа».

Франц Иосиф был честным, порядочным человеком, хорошо образованным (он знал все основные языки своей империи – итальянский, венгерский, чешский, а кроме того, французский), хотя звезд с неба не хватал и к своей семидесятилетней государственной деятельности вряд ли был хорошо подготовлен. Им руководила «одна, но пламенная страсть» – сохранение и укрепление династии. Ради этого он не жалел сил на укрепление армии и на поддержание международного престижа монархии. Ему трудно было понять, что для выживания требуется совсем иное.

Необходимость осуществления серьезных преобразований он постигал с большим трудом, обучаясь на ошибках, повторявшихся порой по несколько раз. Поэтому ему так и не удалось сохранить ни монархию, ни династию, хотя попутным результатом осуществлявшейся им политики все же стала относительно модернизированная страна. По иронии судьбы император сделал для потомков совсем не то, за что он всю жизнь боролся и что считал главным в жизни.

Франц Иосиф соединил в своем имени имена двух императоров, являвшихся его предшественниками, причем имя Иосифа он взял по совету князя Шварценберга уже при восшествии на престол, чтобы подчеркнуть преемственность своего курса реформ именно по отношению к курсу, осуществлявшемуся в свое время этим выдающимся государственным деятелем прошлого. Но, как писал один историк, «в нем не было ничего от Иосифа II, кроме его имени <…> Как и Франц, он был трудолюбивым бюрократом, для которого оставалось вечной загадкой, почему нельзя управлять империей, просиживая по восемь часов в день за письменным столом, трудясь над документами».

Про него говорили даже, что «реакционные принципы Франца сочетались в нем с революционными методами Иосифа» (имеется в виду, что император взял все худшее, что было в натуре каждого из его предшественников), но это, пожалуй, все же слишком злая и несправедливая характеристика. Он просто плохо понимал то, что творится вокруг, а потому не имел никакой внятной и реалистичной программы преобразований. Как довольно грубо заметил граф Эдуард Тааффе – один из премьеров, возглавлявших при Франце Иосифе правительство, – «он просто тащился по старой колее».

Пунктуальность и педантичность императора порождали анекдоты. Говорят, что уже лежа на смертном ложе он нашел в себе силы сделать замечание спешно вызванному к его постели и не успевшему по сей причине толком одеться врачу. «Вернитесь домой, – сказал Франц Иосиф, – и оденьтесь как подобает».

Доживший до Первой мировой войны Франц Иосиф в силу своего консерватизма так и не начал пользоваться ни автомобилем, ни телефоном, ни другими современными техническими средствами. В беседе с Теодором Рузвельтом он говорил: «Во мне Вы видите последнего европейского монарха старой школы».

Однако император был порождением революции 1848 г., которая фактически возвела его на трон. Шок, полученный в юности, сделал его относительно гибким политиком, хотя гибкостью ума он и не отличался. Воспоминание об опасностях, связанных с нависавшей над троном угрозой, делали Франца Иосифа (в отличие от Франца) беспокойным и напористым, хотя вообще-то эти качества не были для него характерны. Веления времени заставляли этого человека делать то, что ему было не слишком близко и не слишком интересно. В итоге он оставил после себя хозяйство, ставшее на путь преобразований, хотя заведовать этим хозяйством довелось уже не Габсбургской империи, а ее многочисленным наследникам—Австрии, Венгрии, Чехословакии, Югославии, Польше, Румынии.

Нереализованная альтернатива

Возможно, несколько иной характер приняли бы преобразования в том случае, если бы Францу Иосифу не суждено было прожить столь долгую жизнь и на престол вступил бы кронпринц Рудольф. Это был человек совершенно иного типа, политик, склонный, если не в силу своего характера, то в силу полученного им образования, к осуществлению серьезных реформ.

Уже в 1878 г., когда кронпринцу исполнилось всего лишь 20 лет, он издал в Мюнхене (безуказания своего имени) книгу «Австрийская знать и ее конституционная миссия», в которой была дана очень точная характеристика имперской аристократии, а также оказались вскрыты причины ее деградации и неспособности управлять государством. А спустя три года он уже подготовил для отца «Меморандум о политической ситуации», где шла речь о предоставлении больших прав славянским народам и о серьезном внешнеполитическом повороте – отказе от союза с Германией (где именно в это время наметился возглавленный Бисмарком реакционный сдвиг) в пользу союза с более либеральной Францией.

Однако никакого поворота не произошло. История распорядилась судьбой династии по-своему. Рудольфа, наставником которого был основатель либеральной австрийской экономической школы Карл Менгер, совершивший с ним даже специальное путешествие по Европе, ждал трагический конец.

Еще в молодости в Праге он был влюблен в юную еврейку, внезапно скончавшуюся от лихорадки. В тридцать лет Рудольф встретил молодую баронессу Марию Вечера, которая сильно напомнила ему рано ушедшую из жизни девушку. Любовь оказалась настолько сильной, что кронпринц, не ждавший понимания от отца, послал папе римскому прошение о расторжении своего брака с принцессой Стефанией. К несчастью, Лев XIII отослал эту бумагу Францу Иосифу, который жестко и холодно обошелся с сыном, даже не пожелав подать ему при встрече руку. Потрясенный глубиной конфликта, Рудольф выстрелил в себя и в баронессу.

Существует множество интерпретаций этой любовной истории, поскольку общество искало в ней политическую подоплеку. В Вене поговаривали о том, что смерть Рудольфа была на руку Бисмарку, поскольку принц был известным германофобом. В Будапеште полагали, что корни трагедии лежат во властных коридорах Вены, т.к. родившийся в день св. Иштвана наследник слыл откровенным мадьярофилом. Либералы видели в самоубийстве кронпринца своеобразный символ – проявление тяги прогнившей империи к смерти, а консерваторы, не мудрствуя лукаво, списывали тягу к смерти на тлетворное влияние евреев, с которыми Рудольф активно якшался. Однако вне зависимости от того, была ли во всей этой истории политическая подоплека, важно одно: либеральный этап австрийских экономических преобразований так и не наступил.

В предсмертном письме своей младшей сестре Рудольф советовал ей покинуть страну, т.к. нельзя предвидеть, что с ней произойдет после смерти Франца Иосифа. Слова эти оказались пророческими. Империя пережила своего императора лишь на два года.

ЛУИ НАПОЛЕОН.
ПОРЯДОК И ПРОГРЕСС

Как только не издевались интеллектуалы над этим императором. Виктор Гюго называл его подлым человечишкой, пигмеем, шакалом, ничтожеством. Филологи по сей день с интересом изучают текст писателя, посвященный Луи Наполеону, поскольку в нем содержится множество весьма характерных французских ругательств. А экономисты отмечают, что два десятилетия его правления были столь успешным периодом, какого раньше в истории Франции не наблюдалось.

Тюрьма – побег – тюрьма

Луи Наполеон родился в 1808 г. Он был сыном Луи – младшего брата Наполеона Бонапарта, и Гортензии Богарне – дочери императрицы Жозефины от первого брака. Будущий правитель Франции рос в эмиграции. Учился в военной академии в Швейцарии. Он был невысок, но энергичен и спортивен.

Все детство Луи Наполеона прошло под знаком поклонения своему великому дяде, и, думается, в этом своем поклонении мальчик был вполне искренним.

Когда с острова Святой Елены пришло трагическое известие о кончине императора, 13-летний Луи написал своей матери: «Если я в чем-либо ошибаюсь, то думаю об этом великом человеке и ощущаю, как его голос внутри меня говорит: "Неси достойно имя Наполеона"».

Его манера поведения в эмиграции качественным образом отличалась от манеры, которую ранее демонстрировал Луи Филипп. Задолго до того, как появились реальные шансы вернуться со славой во Францию, Наполеон стал серьезно работать над своим политическим будущим. Дважды он пытался организовать государственный переворот, но оба раза оказывался в тюрьме. В первый раз его выслали в Америку, во второй – он бежал из заключения, переодевшись в костюм рабочего и взяв на плечо доску.

В свободное от переворотов время Наполеон жил сначала в Швейцарии, а затем в Лондоне, где тогда находили себе приют эмигранты самых разных мастей. Будущий император вставал в шесть утра и, за исключением времени дневной верховой поездки, а также вечерних светских дел, непрерывно работал, читая политическую и экономическую литературу, занимаясь исследованиями.

Он, в частности, опубликовал книгу «Наполеоновские идеи», в которой великий император был представлен не просто как полководец, а как крупный социальный реформатор, вынужденный участвовать в военных кампаниях, навязанных ему врагами. Во Франции эта книга стала бестселлером. Меньше чем через десять лет после ее публикации сорокалетний принц Луи Наполеон смог попробовать на практике реализовать «заветы» великого предка.

В 1848 г. элита молодой французской республики, совсем недавно созданной на развалинах Июльской монархии, оказалась совершенно шокирована. Провозгласив всеобщее избирательное право, отцы демократии вправе были ожидать, что на президентских выборах французы отдадут голоса за одного из лучших представителей народа, за того, кто стоял у истоков его свободы. Лучшими из лучших были Альфонс де Ламартин – свободолюбивый поэт, гордость Франции, Александр-Огюст Ледрю-Роллен – журналист и социалист, друг народа, а также Луи-Эжен Кавеньяк – генерал, твердой рукой пресекший нарождавшуюся смуту.

Словом, кандидаты в президенты имелись на любой вкус. Однако все вместе они не набрали и половины голосов, которые избиратели отдали за человека, абсолютно ничего не сделавшего для революции. Но звали этого человека Луи Наполеон, и был он племянником великого императора, одна лишь память о котором делала наследника славного имени несоизмеримо более привлекательным для толпы, нежели все остальные кандидаты.

Они создавали республику, а он возрождал героическую империю. Они апеллировали к разуму, а он взывал к чувствам. Они предлагали идеи, а он порождал любовь. Ту самую любовь, которой уже не нужны ни разум, ни идеи, ни оптимальное государственное устройство. Ту самую любовь, которая лежит в основе авторитарной системы правления и позволяет вождю делать с народом все что угодно.