Текст книги "Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад»"
Автор книги: Дмитрий Тренин
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Примечания
1 Характерно, что такой вывод политологи М. Макфол, Н. Петров и А. Рябов, редакторы книги «Between Dictatorship and Democracy» (Washington, DC: Carnegie Endowment for Intern. Peace, 2004), вынесли в заголовок своей работы.
2 См., например, выступление сенатора Джона Маккейна в Сенате США 4 ноября 2003 г., редакционные статьи журнала «The Economist».
3 Развернутый ответ автора на поставленные им самим вопросы см.: Trenin D. Reading Russia Right / Carnegie Endowment for Intern. Peace. – Washington, DC, 2005. – Special Edition Policy Brief; 42. – Oct.).
4Арбатов Г.А., Олтманс В. Вступая в 80-е: Книга интервью. – М., Изд-во АПН, 1983. —С. 27.
5Арбатов А. Европейская Россия – утопия или реальность? / Комитет «Россия в объединенной Европе». – М., 2004.
6 Черняев А. С. Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям. – М.: Изд. группа «Прогресс» – «Культура», 1993. – С. 37.
7 Грачев А. С. Кремлевская хроника. – М.: ЭКСМО, 1994. – С. 61.
8 Сахаров А. За и против. 1973 год: документы, факты, события. – М.: ПИК, 1991. —С. 177.
9Brown A. The Gorbachev Factor. – [S. 1.]: Oxford Univ. Press, 1996. – P. 212.
10 Советская политика разрядки при Брежневе основывалась преимущественно на геополитических и военно-стратегических соображениях. В начале 1970-х годов Москва стремилась закрепить военно-стратегический паритет с США и воспользоваться геополитическим ослаблением и внутренними проблемами Америки, возникшими в результате поражения во Вьетнамской войне.
11Matlock J. Autopsy on an Empire: The American Ambassador’s Account of the Collapse of the Soviet Union: 1st edition. – [S. 1.]: Random Ноше, 1995. – P. 81.
12 См., например, статью М. Горбачева «Социалистическая идея и революционная перестройка» (Правда. – 1989. – 26 нояб.).
13Matlock J. Op. cit. – P. 81.
14 Черняев А. С. Указ. соч. – С. 213.
15Грачев А. С. Указ. соч. – С. 337–338.
16Shevtsova L. Putin’s Russia / Carnegie Endowment for Intern. Peace. – Washington, D.C., 2003. – P. 20.
17 В частности, Игорь Клямкин и Лилия Шевцова (Shevtsova L. Op. cit. – P. 16).
18 О чеченской войне см.: Тишков В. А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). – М.: Наука, 2001; Малагиенко А. В., Тренин Д. В. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России / Моск. Центр Карнеги. – М., 2002; Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. – New Haven; London: Yale Univ. Press, 1999.
19 Грэхем Т. Новый российский режим // Независимая газ. – 1995. – 23 нояб.
20Graham Th. Russia’s Decline and Uncertain Recovery. – Washington, DC: CEIP, 2001.
21Simes D. After the Collapse: Russia Seeks its Place as a Great Power. – New York: Simon & Schuster, 1999. – P. 107–109.
22 Cox Commission Report / U.S. Government Printing Office. – Washington, DC, 1999.
23 Заславская Т. И. Современное российское общество: Социальный механизм трансформации. – М.: Дело, 2004. – С. 57.
24Пивоваров Ю., Фурсов А. Россия между вчера и завтра. – Кн. 1: Экспертные разработки / Общ. ред. В. Преображенского и Д. Драгунского; Клуб «2015», Ин-т нац. проекта «Обществ, договор». Группа «Сценарии для России-2». – М., 2003. – С. 250–271, особенно 270.
25Shevtsova L. The Truth About Official Conservatism // The Moscow Times. – 2004. – May 14.
26 Заславская Т. И. Указ. соч. – С. 317.
27 Открытое письмо главам государств и правительств Европейского союза и НАТО // Новая газ. – 2004. – 4 окт.
28 Интервью В. Суркова газете «Комсомольская правда» в сентябре 2004 г.
29 Яркий пример возникающих в этой связи коллизий являют перипетии отношений Вашингтона с Узбекистаном и другими центральноазиатскими государствами в первой половине 2000-х годов.
30 Явлинский Г. А. Периферийный капитализм. – М.: ЭПИцентр; Интеграл-Информ, 2003; Shevtsova L. Putin’s Russia.
31 См. послание президента В. Путина Федеральному собранию от 26 мая 2004 г.
32 Between Dictatorship and Democracy / M. McFaul, N. Petrov, A. Ryabov (eds.); Carnegie Endowment for Intern. Peace. – Washington, DC, 2004. – P. 22.
33 Гайдар E. Т. Долгое время. Россия в мире: Очерки экономической истории. – М.: Дело, 2005. – С. 342, 344, 345.
34Смеляков Н. Деловая Америка (записки инженера): 2-е изд. – М.: Политиздат, 1969.
35Matlock J. Op. cit. – P. 178, 188.
36 Гайдар E. Указ. соч. – С. 8.
37 В ЦК КПСС ссылались на то, что польский лидер Эдвард Терек, увлекшись в 1970-е годы заимствованием средств на Западе, довел страну до экономического, а затем и политического кризиса, угрожавшего уже основам социалистического строя в Польше.
38 Гайдар Е. Указ. соч. – С. 345.
39Goldeiger J., McFaul М. Power and Purpose: U.S. Policy Toward Russia after the Cold War. – Washington: Brookings Institution Press, 2003.
40Simes D. Op. cit. – P. 209.
41 Термин из практики групп советских военных советников в странах «третьего мира».
42 Бобо Лo – в письме автору, 9 сентября 2005 г.
43 Внешнеэкономический комплекс России: Современное состояние и перспективы. – М.: ВНИКИ, 2001. – С. 55, 72.
44 Заславская Т. И. Указ. соч. – С. 92.
45 Как Сталин при определении курса рубля к доллару во время денежной реформы 1947 г., а Хрущев – 1961 г.
46 Данные Госкомстата России. В то же время по привлечению иностранных инвестиций Россия далеко отстает от стран Центральной и Восточной Европы (по душевому показателю) и Китая (по абсолютным значениям). В 2004 г. Россия сумела привлечь 9,6 млрд долл., Китай – 54,9 млрд.
47 UN World Investment Report 2004. The Drift Towards Services. United Nations Conference on Trade and Development. – New York; Geneva, 2004.
48 Само это выражение принадлежит экономисту Андерсу Ослунду. См.: Ослунд А. Строительство капитализма. – М.: Логос, 2003.
49 См.: After the Fall / A. C. Kuchins (ed.); Carnegie Endowment for Intern. Peace. – Washington, 2002.
50Черняев А. С. Указ. соч. – С. 56.
51 Единственным публично покаявшимся крупным функционером КПСС стал один из «прорабов перестройки», последний секретарь ЦК по идеологии и член Политбюро Александр Николаевич Яковлев.
52Общественное мнение-2004: Ежегодник. – М.: Аналит. центр Юрия Левады, 2004. – С. 134.
53 См. книги А. Малашенко об исламе в России.
54 Подробнее см.: Малашенко А. Исламская альтернатива и исламистский проект / Моск. Центр Карнеги. – М., 2006.
55 См. доклад Министерства иностранных дел России «Русский язык в мире», 2003 г. (http://www.mid.ru).
56Matlock J. Op. cit. – P. 273.
57 Официальная американская позиция на этот счет изложена, в частности, в статье посла США в России Уильяма Бернса в «Независимой газете» (2005. – 23 сент.).
58 Бобо Ло – в письме к автору, 9 сентября 2005 г.
59 В том числе Михаил Ходорковский, незадолго до юбилея арестованный.
60 О так называемой комсомольской экономике см.: Крыштановская О. Анатомия российской элиты. – М.: Захаров, 2005. – С. 294–307.
61 Цит. по: Млечин Л. МИД. Министры иностранных дел: Тайная дипломатия Кремля. – М.: Центрполиграф, 2003. – С. 113.
62 Горбачев М. Жизнь и реформы. – М.: Новости, 1995. – Кн. 1–2.
63Заславская Т. И. Указ. соч. – С. 294, 364.
64 О технологиях, применявшихся в этой связи, см. серию статей о генерале КГБ Питовранове, долгое время возглавлявшем Торгово-промышленную палату СССР (Коммерсантъ-Власть. – 2004. – Апр. – № 14–16).
65 Уилтон-парк (Wilton Park) – поместье в Англии, где после Второй мировой войны британцы прививали «перспективным» западным немцам ценности западного общества. После того, как эта задача была выполнена, Уилтон-парк превратился в международный центр для проведения научно-практических конференций под эгидой МИД Великобритании. Советские участники были впервые приглашены на конференции в Уилтон-парке на рубеже 1990-х годов.
66 Заславская Т. И. Указ. соч. – С. 58–59.
67Клямкин И., Кутковец Т. Нормальные люди в ненормальной стране // Россия между вчера и завтра. – Кн. 1: Экспертные разработки / Общ. ред. В. Преображенского и Д. Драгунского; Клуб «2015», Ин-т нац. проекта «Обществ, договор». Группа «Сценарии для России-2». – М., 2003. – С. 375, 376.
68 Заславская Т. И. Указ. соч. – С. 352.
69 Крыштановская О. Указ. соч. – С. 272.
70 Средние классы в современной России: Коллективн. монография / Под ред. Т. Малевой; Моск. Центр Карнеги. – М.: Гендальф, 2003.
71Заславская Т. И. Указ. соч. – С. 361.
72 С этими словами красногвардейцы, охранявшие зал заседаний Учредительного собрания в Петрограде, разогнали это собрание 5 января 1918 г., открыв тем самым дорогу неприкрытой большевистской диктатуре.
73 См.: Актуальные задачи развития Вооруженных сил Российской Федерации. – М.: М-во обороны РФ, 2003.
74 «Президентство» в данном контексте понимается как восьмилетний отрезок времени, т. е. два полных срока в соответствии с Конституцией 1993 г.
75 В начале путинского правления московские остряки шутили, что президент твердо решил вести Россию по корейской модели, но пока не решил, по какой именно. Говоря серьезно, северокорейская модель, конечно, никем никогда всерьез не рассматривалась, но и южнокорейская модель («чеболи») если и могла быть применима к условиям России, то лишь отчасти и на ограниченный период.
76 См.: Шлейфер А., Трейсман Д. Обычная страна. – М., 2004. – (Раб. материалы / Моск. Центр Карнеги; Вып. 7).
Глава третья
ПРОСТО РОССИЯ: ЭВОЛЮЦИЯ РОССИЙСКОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Нет… России. Есть только Российская империя.
С. Ю. Витте
В СВОЕМ ЕЖЕГОДНОМ ПОСЛАНИИ парламенту в апреле 2005 г. президент Путин назвал распад Советского Союза «геополитической катастрофой»1. В отличие от всех остальных республик бывшего СССР Российская Федерация является не отрицанием Советского Союза как бывшей имперской метрополии, а его продолжением, но уже в качестве прообраза национального государства. Россия не получила и не завоевала независимость от СССР, а просто сбросила с себя то, что российские элиты на рубеже 1990-х годов посчитали историческим, политическим и географическим балластом. На исходе XX в. советско-российская империя получила шанс стать Российским государством, «просто» Россией. Реализация этой возможности означает необходимость поиска новой международной идентичности страны.
Российская государственная идентичность представляет собой исторический континуум, в котором нынешняя Российская Федерация является лишь последним звеном длинной исторической цепочки. Звенья этой цепочки достаточно легко вычленяемы. Памятник «Тысячелетие России» установлен еще в 1862 г. в Великом Новгороде, где начиналась Древняя (домонгольская) Русь. Это общерусское государство – восточный аналог империи Карла Великого – первая историческая ипостась России (как, впрочем, также Украины и Белоруссии). Созданная восточными славянами и скандинавами, Древняя Русь с конца X в. являлась частью тогда еще единого христианского мира, т. е. прото-Европы. Раскол христианской церкви в середине XI столетия способствовал тому, что русская идентичность оказалась переплетенной с идентичностью православной. В то же время раскол со временем осложнил и обострил общение православной России с католической Западной Европой, создав первооснову для русского изоляционизма (антизападничества).
Сформировавшаяся еще в рамках Киевской державы региональная идентичность Северной (Новгород) и Северо-Восточной (Ростов, Суздаль, Владимир-на-Клязьме) Руси с распадом единого государства стала основой будущей великорусской общности. Именно в XII–XIII вв. начинается собственно российская история (поначалу местная, затем национальная), отдельная от истории Юго-Западной (Киев, Галич) и Западной (Полоцк) Руси. Рубежом стало монгольское завоевание и его последствия. Опустошительное нашествие монголов прошло по всей Руси, но иго опустилось только на ее северо-восточные княжества. Эта часть страны сошла с европейской орбиты, стала улусом Золотой Орды. Так Россия – в первый и единственный раз в своей истории – превратилась в часть политической Азии (державы Чингисидов).
По распространенному мнению2, нахождение русских княжеств в составе Орды в XIII–XV вв. сыграло в отечественной истории не меньшую роль, чем принятие христианства в X столетии. Тот факт, что государство, этнически (славянское), по месту рождения (Восточная Европа) и духу (православное христианство) европейское, прошло «инкубационный период» становления в теле азиатской державы, дал основание говорить об особом, евразийском характере России. Если от Византии Россия унаследовала вместе с верой идею нерасчлененности высшей власти, то у монголов она взяла уроки устройства и функционирования этой власти.
Поражение Руси в XIII в. было полным. Юго-Западная и Западная Русь, избежав подчинения монголам, утратили не только политическую независимость, как северо-восточные княжества, но и внутреннюю самостоятельность. Войдя в состав Великого княжества Литовского и Венгрии, они впоследствии были поглощены Речью Посполитой. Лишь русский Север (Новгород и Псков) вплоть до конца XV столетия продолжал традиции Древней Руси, оставался активным и самостоятельным участником политических отношений и торговых обменов в бассейнах Балтийского и Северного морей, частью ганзейской системы.
Москва, объединившая великорусскую народность вначале как подручница Орды, а затем, окрепнув и дождавшись ослабления монголов, стряхнувшая их иго, в политическом отношении являла соединение православия с восточной деспотией. С 1326 г., с переноса митрополичьей кафедры из Владимира-на-Клязьме, Москва является столицей России. Союз великого князя и митрополита с целью объединения православных земель вокруг Кремля стал первой национальной идеей великороссов. Так сложилась традиция российской самодержавной власти, которой церковь не противостоит, а подчиняется. Именно эта традиция резко отличает Россию от Западной (но не от Восточной и Юго-Восточной) Европы.
Восстановление политической независимости России логически привело к восстановлению и расширению контактов с Западом. Великий князь Иван III, объединивший северо-восточную Россию, покоривший Новгород и сбросивший монгольское иго, тем самым вернул Русь – но уже в качестве России – на политическую карту Европы. Он же стал первым российским западником. Иван Васильевич предпринял серьезную попытку сблизить Московию с Западной Европой – как политически, так и культурно. Он не только пригласил итальянских мастеров для строительства Кремлевской крепости и соборов, но и сделал заявку на участие в складывавшейся системе международных отношений. Внутри страны Иван стремился упорядочить правовую систему, издав в 1497 г. Судебник – первый документ такого рода после Русской Правды Ярослава Мудрого.
Развивая отношения с европейскими соседями, Иван III, однако, не помышлял о формальном присоединении к Западу. Еще за четверть века до его восшествия на московский престол русские церковные иерархи отвергли предложения Флорентийского собора 1439 г. об унии с Католической церковью под верховенством папы. Брак великого князя Московского с племянницей последнего византийского императора позиционировал Россию как наследницу восточно-христианской традиции. Речь шла, таким образом, о равенстве с католиками, а не о подчинении им. Аналогичным образом обстояли дела и в светской области. Иван III отказался принять королевский титул из рук императора Священной Римской империи (что означало бы формальное включение России в иерархию тогдашней европейской системы, формально возглавлявшейся императором). Иван III стал также первым российским государем, именовавшимся царем, окончательно этот титул утвердился при его внуке Иване Грозном3. Он предпочел, таким образом, быть самозваным, но самодержавным государем, а не чьим-то ставленником.
Самопровозглашенное Московское царство середины XVI – конца XVII вв. вышло далеко за пределы Великороссии и включило в свой состав государства и обширные территории, населенные тюркскими и другими неславянскими народами. В 1550-е годы было присоединено Среднее и Нижнее Поволжье до Астрахани. За следующие менее чем сто лет русский царь стал хозяином всей северной Азии – от Урала до Берингова пролива. В результате православная самодержавная Северо-Восточная Русь стала Россией – континентальной, многонациональной, поликонфессиональной и в основном самодостаточной державой.
При этом Россия формировалась как единственная православная держава, духовная, а затем и политическая наследница уничтоженной османами Византии. Появившаяся в XVI в. концепция «Москва – Третий Рим» постепенно превратилась в международно-политическую доктрину России, просуществовавшую до начала XX в. Учреждение полтора века спустя после срыва Флорентийской унии самостоятельной Московской патриархии (1589 г.) закрепило положение России как отдельно стоящей международной величины – не только фактического центра мирового православия, но и законного покровителя и защитника всех православных христиан, оказавшихся под иноверческим гнетом – будь то католики или мусульмане. На протяжении всего XVII столетия Россия была вовлечена в почти непрерывную позиционную борьбу с Польшей и Швецией за контроль над православными Украиной и Белоруссией, которые в Кремле считали «отчиной», а также за широкий выход к Балтийскому морю. Эта борьба, имевшая одновременно религиозно-национальный и геополитический оттенки, надолго определила отношение Москвы к «ближнему Западу». Отстаивание Русской православной церковью в начале XXI в. целостности своей канонической территории (в частности, на Украине и в Белоруссии) – современное свидетельство актуальности этого наследия.
Характерная особенность отношения России к Западу состоит в том, что в нем сильное влечение сочетается с явной конкуренцией. Ближний Запад (Польша и Швеция), а также Османская империя не столько служили посредниками, сколько являлись барьером между Россией и Западом «дальним». Россия, напротив, стремилась к прямым и свободным связям с дальними соседями. Иван IV был первым, кто предпринял характерную для русских попытку «пробиться в Европу» силой (Ливонская война), но потерпел неудачу. Лишь победы Петра I в Северной войне и Екатерины II в войнах с Турцией позволили решить эту задачу. Когда в России на исходе XX в. вновь поднялась тема «изоляции» (вначале в связи с образованием новых государств на бывших имперских окраинах, а затем в ходе расширения НАТО), многие патриоты заговорили о новой «закупорке России», ее отбрасывании к допетровской геополитической эпохе.
Вскоре после смерти Ивана Грозного ослабевшая Россия стала объектом первой из серии масштабных интервенций со стороны западных стран. В XVII в. Польша и Швеция, в XIX в. Франция, в XX в. Германия (дважды) не просто вторгались в пределы России, но ставили под вопрос ее существование как самостоятельного государства. Отстояв самобытность в тяжелый период монгольского ига и добившись наконец независимости от Востока, Россия затем была вынуждена защищать эту независимость от Запада.
Российская империя – тоже самопровозглашенная и признанная Европой постфактум – была создана военными победами и политическими реформами Петра I, основывавшимися на попытках эволюционной модернизации (вестернизации), которые предпринимали еще его отец Алексей Михайлович и сестра Софья. Исторический «отец» современного российского западничества, Петр – через победоносную войну и радикальные реформы – решительно заявил о России как о части Европы, равной другим крупным державам, участнице военно-политических комбинаций, торговых и культурных обменов. Эта Россия не только «вошла в Европу» как новая великая держава, но и стала активно европеизироваться, «взращивать Европу» внутри себя. При этом, правда, заимствовались по большей части результаты (особенно в военной, экономической и административной сферах), а не институты, эти результаты генерировавшие4. Европеизация страны была связана прежде всего с именем Екатерины II. Петр, «пробивая окно» во внешний мир, и Екатерина, выстраивая государственность изнутри, превратили периферийное средневековое царство в один из столпов европейского порядка XVIII – начала XX в. Несмотря на то что в дальнейшем периоды либерального европейского реформаторства (Александра I и Александра II) перемежались с годами консервативной реакции (Николая I, Александра III), Россия в целом последовательно шла по пути европеизации.
Западная Европа окончательно признала Россию частью системы международных отношений лишь в середине XVIII в., в правление Елизаветы Петровны. Уже при Екатерине II, однако, Россия приобрела положение одного из гарантов европейского равновесия. Известное заявление графа Безбородко о том, что «без нас ни одна пушка в Европе не могла выстрелить», было лишь небольшим преувеличением. Эти слова характерны и символичны, потому что верно отражают устремления умеренных российских правителей не столько физически господствовать в Европе, сколько, обеспечивая самодостаточность России, гарантировать ее участие – на паритетных основаниях с другими великими державами – в решении общеевропейских проблем.
При Александре I после победы над Наполеоном и Венского конгресса такое положение России было впервые институционализировано. Российская империя стала членом «европейского концерта», одним из официальных хранителей легитимного порядка. Идея концерта и России как его равноправного с другими великими державами участника красной нитью проходит через всю последующую историю российской внешней политики. В конце XX в. она воплотилась в стремлении Москвы превратить Совет Безопасности ООН в главный орган мироуправления, в предложениях создать региональный Совет безопасности для Европы и в активной работе Контактной группы.
Уже Николай I, однако, перешел грань, отделявшую паритетное участие в общеевропейских делах от региональной гегемонии в Восточной и Центральной Европе. Николай I ликвидировал Польскую автономию, выступал арбитром между Пруссией и Австрией, подавил революцию в Венгрии. Так появилась вторая красная нить российской западной политики – курс на единоличное доминирование в стратегически важном регионе, отделявшем Россию от крупных европейских держав. Линия Николая I найдет продолжение в XX в. в политике советских руководителей – от Сталина и Молотова до Андропова и Громыко.
Цена политики доминирования как в XIX, так и в XX вв. оказывалась чрезмерной. Внутреннее перенапряжение и внешняя изоляция подрывали силы империи. Россия стремительно отставала от других стран. Царствование Николая I завершилось унизительным поражением в Крымской войне (1853–1856 гг.), за сорокалетним существованием «социалистического содружества» последовали взаимное отчуждение между Россией и странами Центральной и Восточной Европы и расширение НАТО и Европейского союза до самых границ Российской Федерации.
Внешние поражения России стимулировали либо внутренние реформы, либо, в отсутствие у верхов воли к реформам, революции. Реформы необходимо требовали умеренной внешней политики, революции меняли, по крайней мере на некоторое время, всю внешнеполитическую парадигму. Многолетний глава российской дипломатии в царствование Александра II канцлер Александр Горчаков сделался в середине и конце 1990-х годов ролевой моделью для руководителей нового российского МИДа и умеренных реформаторов. Министры Евгений Примаков и Игорь Иванов основали традицию ежегодных Горчаковских лекций.
Связь между внутренней и внешней политикой России не является жесткой. Александр III стал символом российских консерваторов. В 1990-е годы российские националисты проводили манифестации под бело-желто-черным флагом времен Александра III – в противовес официальному бело-сине-красному триколору. Кредо консерваторов конца XIX в. – это сочетание веры и патриотизма, безусловная приверженность авторитарным методам правления, поощрение капиталистического развития под патронажем самодержавия. При этом, однако, Александр III выступал за разумные самоограничения во внешней политике. Его идеалом был мир на основе «спокойной силы» России, сотрудничества с которой ищут другие державы. Его методом стал прагматизм (сближение с республиканской Францией для уравновешивания монархической и родственной Романовым Германии Гогенцоллернов). При другом, менее уверенном в себе консерваторе Николае II российская внешняя политика неудачно попыталась активизироваться на ряде направлений и потерпела чувствительное поражение на Дальнем Востоке. В то же время Россия присоединилась к англо-французской Антанте, т. е. к прообразу современного политического Запада. Тем самым на десятилетия вперед Россия стала элементом комбинации сил для противодействия германской гегемонии в Европе.
Консерватизм самодержавия не позволил России вовремя провести внутренние реформы. Став европейской державой, Россия слишком медленно становилась европейской страной. Расплатой за эгоизм и близорукость элиты стала национальная катастрофа 1914–1920 гг., в результате которой петербургская Россия погибла и на ее крови родилась Россия советская.
Большевики начали с радикального проекта вестернизации (социализации) России и мондиалистского, как сказали бы позднее, проекта мировой революции, в которой России первоначально была определена роль одновременно плацдарма, ресурса и «запала». Ленин и Троцкий первоначально скептически относились к необходимости иметь какую-либо внешнюю политику5. В дальнейшем Советский Союз, отказавшийся от самого имени «Россия», превратил коммунистическую идеологию в средство легитимации режима и ресурс для великодержавной внешней политики в мировом масштабе. Объявив себя авангардом альтернативной (антикапиталистической) цивилизации, Советская Россия встала в идеологическую, политическую и военную оппозицию ко всему Западу – Европе и Америке. Большевики, пытавшиеся с помощью Коминтерна руководить классовой борьбой в мировом масштабе, презирали международные договоры, допускали возможность любых приемов в отношении мировой буржуазии: на войне как на войне. Советская Россия не только отстранилась от международного общества, но и объявила себя его непримиримым врагом.
Коммунистическое мессианство оказалось непрочным, но коммунистическая идеология стала инструментом легитимации политического режима внутри страны и орудием (и одновременно прикрытием-обоснованием) внешней политики СССР. Революционная «всемирность» за десять лет сменилась психологией осажденной крепости, которая идеально способствовала формированию тоталитарного режима. Признание Советского Союза со стороны Запада было вынужденным и условным. В отличие от Российской империи СССР, даже формально признанный, оставался фактически международным изгоем. Советский режим, существовавший в условиях двойной изоляции по отношению к внешнему миру – изнутри (под руководством ЦК ВКП(б) и силами ВЧК-ОГПУ-НКВД) и извне («санитарный кордон»), вынужден был постоянно маневрировать с позиции слабости во «враждебном окружении» и в то же время использовал это окружение для уничтожения своих внутренних врагов и насаждения атмосферы всеобщего страха. И логика тоталитаризма, и осознание советскими руководителями относительной слабости СССР перед лицом «мира капитала» вели страну в одном направлении – к тотальной мобилизации всех сил, наращиванию военной мощи, силовому подавлению внутренних разногласий, установлению власти одного вождя, попыткам провоцировать противоречия в стане врага и отказу от правил игры, которые навязывал более сильный и более опытный противник. Военная доктрина СССР 1920-1930-х годов исходила из того, что все западные соседи страны являются ее вероятными военными противниками. Всем, кого репрессировал Сталин в качестве «врагов народа» – от троцкистов до фигурантов «дела врачей», – инкриминировалось сотрудничество с иностранными разведками.
Вторая мировая война кардинально изменила ситуацию. Международный изгой за несколько лет превратился в один из столпов нового миропорядка. Непосредственное «враждебное окружение» сменилось системой контролируемых буферов безопасности и аванпостов для ведения наступления на позиции «империализма». Военная мощь страны достигла своего апогея в абсолютном и, что еще важнее, в относительном исчислении. Вместо революции источником легитимности правящей номенклатурной элиты стала Победа. Начиная с В. Молотова в 1946 г. советские руководители не уставали повторять тезис о том, что теперь ни один крупный международный вопрос не может быть решен без участия СССР.
Последовавшая за этим «холодная война» также являла собой не столько борьбу идеологий, сколько геополитическое противостояние в Европе и Восточной Азии (в годы правления Сталина) и активную конкуренцию в остальной Азии, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и Латинской Америке (начиная с Хрущева), т. е. действительно в глобальном масштабе. Коммунистическое, рабочее, национально-освободительное движение все откровеннее становилось инструментом советской великодержавной политики, а иногда приносилось ей в жертву. Правда, при принятии решения о вторжении в Афганистан идеология сыграла роль провокатора, заставившего в целом осторожных и консервативных деятелей брежневского руководства ввязаться в авантюру6.
В конце 1940-х годов Советский Союз подчинил себе пол-Европы. На самом деле он оказался отделенным от Европы глухой преградой, символом которой стала стена, разделившая в 1961 г. Берлин. СССР стал одновременно важнейшим глобальным игроком и жестко изолированным от внешнего мира обществом. Он представлял себя как главную антиимпериалистическую (т. е. антизападную) силу. Любое уподобление Западу было фактически актом предательства. Плохие отношения были предпочтительнее хороших, поскольку купировали возможность «тлетворного влияния» Запада на советский народ. Это обстоятельство заставляло российских социологов делать неутешительный вывод: Россия – маргинальный член европейской семьи, занимающий в ней примерно такое же место, как Плутон в Солнечной системе: тяготение присутствует, но влияние «Солнца» минимально7.
«Холодная война» была не столько выиграна Западом, сколько проиграна СССР. Советская экономика, проявившая способность к мобилизации ресурсов в 1930-1950-е годы, не справилась с вызовом постиндустриального развития8. Помимо этого необходимость поддержания глобального баланса (содержание «социалистического содружества», руководство «мировой системой социализма», субсидирование «стран социалистической ориентации», «прогрессивных режимов», особенно на Ближнем Востоке, международного коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения) требовала непосильных для страны затрат. Запредельного уровня достигла милитаризация экономики для целей гонки вооружений с США и Западом в целом при многократно меньшей экономической базе. Все достижения научно-технического прогресса направлялись только в военную область. Очевидной в этих условиях стала неспособность добиться «более высокой производительности труда», непременного – согласно идеологии – условия для победы социалистического строя в соревновании с капиталистическим.