Текст книги "Другая история войн. От палок до бомбард"

Автор книги: Дмитрий Калюжный

Иосиф и его хронология

Иосиф Скалигер, подражая, как говорят, Марку Варрону – традиционные даты жизни которого 116–27 до н. э., пишет «Исправление хронологии» (Opus novum de emendatione temporum) и издает его в 1583 году. Вслед за этим, в 1606 году он издает «Сокровищницу времен» (Thesaurum temporum).

Конечно, до него уже сложились определенные хронологические представления, была уже определенного вида «история». Основоположник политологии Никколо Макиавелли сформулировал такой тезис: «история нужна правителю такой, какой она позволяет ему наиболее эффективно управлять своим народом». На этом тезисе построена вся традиционная история, сочиненная в XVI–XIX веках, которую правильнее называть «политической историографией».

Уже до Скалигера предлагался целый ряд «периодизаций» прошлого, причем одну из первых мы находим в Ветхом завете. Итальянские гуманисты эпохи Возрождения уже отправили греческий «золотой век» на две тысячи лет назад; однако единой хронологии мировой истории до Скалигера все еще не было.

В его времена рукописи «древних» появлялись и исчезали, как из рукава фокусника (мы приводили примеры в книге «Другая история литературы», а здесь приведем еще). Заказ на любой «античный» документ исполнялся быстро и качественно. Почитайте его [Скалигера] биографию, – предлагает Евгений Габович. – Он в письме жалуется друзьям, что ему нужен бы полный список греческих олимпиад, но где ж его взять. И ему сразу же присылают из Парижа такой список.

Однако хронолога подвела страсть к порядку и гармонии. Его монументальный замысел содержал легко прочитываемые параллели, которые мы вывели теперь наружу, и назвали «линиям веков». Уже ясны стилистические параллели в произведениях искусства и литературы, сходные – да что там сходные, идентичные элементы в развитии науки, техники, военного дела и т. п. как в древности, так и в Средневековье. Совпадает даже история создания истории!

Посмотрим, что делалось в греческой литературе на линиях веков, близких к линиям Скалигера (основное время его творчества – это XVI век, линия № 8, хотя книга «Сокровищница времен» вышла в свет в 1606 году, а это линия № 9 стандартной «греческой» синусоиды). Упомянутый выше Марк Варрон, идеал Скалигера, принадлежит линии № 6 «римской» волны. Если хронологизировать его жизнь XIV веком, то между ним и Скалигером более двухсот лет. Это как от нас до императора Павла, – чем не древность? А между линиями Варрона (№ 6) и Скалигера (№ 8–9) мы обнаруживаем вот какое развитие (в изложении М. Гаспарова, «История всемирной литературы»):

«…В эту пору появляется ряд „всемирных историй“ на греческом языке, общей целью которых было показать (вслед за Полибием), как Рим пришел к власти над миром: авторами их были уже упоминавшиеся ритор Дионисий Галикарнасский, известный географ Страбон, историки Диодор Сицилийский, Николай Дамасский; на латинском языке такую же компиляцию составил Трог Помпей; все эти сочинения сохранились частично или в отрывках. В отличие от всех этих авторов Ливий не пытается охватить мировую историю, и ограничивается римскими делами; за образец он берет не Полибия, а древних анналистов, но их материалу старается придать… стилистическую отделку».

Смотрим, как располагаются перечисленные в цитате лица на нашей синусоиде.

Полибий (202–120 до н. э.), линии № 7–8.

Диодор Сицилийский (ок. 90–21 до н. э.), линия № 9.

Николай Дамасский (64 до н. э. – I век н. э.), линии № 8–9.

Страбон (ок. 63 – ок. 20 до н. э.), линия № 9.

Дионисий Галикарнасский (ок. 60–5 до н. э.), линия № 9.

В такой версии мода на «всемирные истории» развивалась двести лет, и завершилась появлением скалигеровской хронологии. Причем мы не беремся утверждать, что если, например, Диодор относится к линии № 9, то он жил в XVII веке. Отнюдь нет. Датировать годы его жизни можно будет только после скрупулезного и подробного исследования. Античность и эллинизм были безусловно разновременными в разных областях Земли. Византийская (Ромейская, Римская) империя шла первой; после катастроф XII–XIV веков культурные достижения Византии развивались в Западной Европе; свой оригинальный путь прошли те земли империи, которые отпали к мусульманству.

Сколько аналогий, параллелей, прямого сходства являют нам античная и средневековая культура! Но расставляя произведения Полибия, Страбона и прочих по «линиям веков», надо помнить, что византийская культура опережала западноевропейскую. Говоря о том, что IV век до нашей эры Греции параллелен XIV веку Западной Европы, нужно учитывать византийское опережение: в реальности это может быть середина XIII, или конец XII века.

С точки зрения теории эволюции, сходные процессы в разных странах не только могут, но и в большинстве случаев обязаны иметь место. Развитие любого элемента культуры может основываться на чужом опыте, – что мы и показали в главе «Технологический аспект». Но ведь РАЗВИТИЕ! Между тем, эпоха эллинизма в «древних» Риме и Греции, как признано самими историками, это время реставрации и возвращения к культуре прошлого, переработки наследия прошлых веков, что можно назвать словом Возрождение. И совершенно такую картину мы видим и в XV–XVI веках; здесь ситуация называется Возрождением официально.

Буккхард Якоб («Культуры Италии в эпоху Возрождения») пишет:

«Во время миланско-венецианской войны (1451–1452) между Франческе Сфорца и Якопо Пиччинино за главным штабом последнего следовал писатель Порчеллио с поручением от короля Альфонсо Неаполитанского сообщать ему весь ход военных действий. Его реляции написаны не очень правильной, но беглой латынью, в духе тогдашней гуманистической напыщенности, в целом же – по образцу Юлия Цезаря: с вставными речами, предзнаменованиями и пр.; и так как к этому времени уже около сотни лет вполне серьезно велся спор о том, кто более велик – Сципион Африканский старший или Ганнибал, то Пиччинино должен был удовлетвориться тем, что в этом сочинении он носит имя Сципиона, а Сфорца – имя Ганнибала. Но и к миланскому войску следовало также отнестись объективно: писатель явился в лагерь Сфорца, его провели вдоль строя войск, он громко хвалил их, и обещал передать увиденное им потомству. Вообще итальянская литература того времени богата описаниями войн и указаниями на военные хитрости для любознательных знатоков и всего образованного мира вообще, между тем как северные реляции той же эпохи, как, например, Диабольда Шиллинга о Бургундских войнах, отличаются бесформенностью и протокольной мелочностью хроник».

Приложив к этому сообщению синусоиду, видим следующее. К середине XV века уже «более сотни лет» ведутся споры, кто более велик из героев Пунических войн. По «линиям веков» между милано-венецианской войной и Пуническими войнами – одна, или полторы линии веков, то есть, не исключено, как раз «более сотни» лет. Ну, а то, что итальянец Порчеллио подражал в писаниях своих стилю Цезаря (линия № 6), а в германских землях отставали от этого прогрессивного на тот момент стиля, не должно нас удивлять. Удивительным как раз представляется, когда перемены в культуре происходят повсюду и разом, а тем более, когда они «возвращают» назад целые народы.

Прочтите отрывок из латинское стихотворения Элия Лампридия Цервина и попробуйте определить, когда написано сие произведение; здесь говорится о сложностях избрания посла в Скифию:

 
В Скифские ныне края посол направляется вами.
Должен достойным он быть гордых палат королей,
Должен дары королю возвеличить от мирной Каменой, —
Станет дороже вдвойне дар от напевов ее.
Речью украшено лестной, пристойней становится злато,
Если добавишь хвалу, ценность его возрастет.
Если ж унизил дары ты своей неразумною речью,
Вот и погибли они из-за твоей простоты.
Необходимо, чтоб князь очарован был роскошью дара,
Не призирает притом он и духовных даров.
Нет, духовными он не пренебрегает дарами:
Он побежден и пленен – только ученым трудом.
Нежная сладость стиха привлекает его; как богатый
Золото любит, так он любит, изысканный, Муз.
Марсовы он лагеря Авсонии песнью смягчает
Между военных забот, шлемов суровых и труб.
Даже и здесь королю приятна латинская Муза,
Поровну время дарит он и войне и стихам.
Пусть на оружье своем Тритония носит Горгону, —
Все же изящных искусств не оставляет она.
Турок ли он стрелоносных, иль сильных гонит церцитов,
Иль поражает мечом гетов восставший народ,
Или же топчет рога в оковах лежащего Рейна, —
Это достойно стихов, это достойно Камен.
Значит, того, кто ни Муз не знает, ни красноречья,
Я полагаю, нельзя в Скифский предел посылать.
Ведь безъязычный посол подарок любой обесценит,
Если в нем тонкости нет, чтобы привлечь короля.
Злата дороже хвала; обычно и дани превыше
Ценит хороший король стихотворенья певцов.
Так предоставьте же честь ученому, честному мужу,
Ведь преступленьем для вас был бы негодный посол.
Выбор должно не исканье решить, а заслуги и доблесть;
Тут погрешить не должно лицеприятье вельмож.
Не иллирийский язык, а латинский король почитает,
Ибо привык подражать прадедам римским своим.
Каменным ведь истуканом иль мраморной статуей может
Вашего сделать посла глупая, грубая речь.
Что же, граждане, к делу! Пусть избран будет посланцем
Тот, кто силен в языке и в рассужденье силен.
С выгодой почести он оказывать будет, с лихвою,
Но красноречья даров зря не начнет расточать.
Если меня, как певца и патриция, вы изберете,
Чтобы дары королю передал я, как посол, —
То за лавровый венок, которым на Квиринале
Рим певца увенчал, вам не придется краснеть.
 

Когда же написано это произведение, если традиционная хронология относит исчезновение Скифии на III век? Откроем наш маленький секрет: Элий Лампридий Цервин, он же Илия Л. Цриевич, жил в 1463–1520 году. А его латинских стишок носит предвыборный характер, и называется «По поводу избрания сенатом посла к польскому королю»! Кстати, послом Цервина так и не избрали.

Комментатор – не иначе, скрытый враг скалигеровской хронологии, – пишет по поводу упомянутой здесь Скифии: «В XVI в. поляки называли свою страну Сарматией (по Птолемею). Геродот же именовал ее Европейской Скифией». Дальше идет собственно комментарий: «Церциты – народ азиатской Скифии, живший близ Азовского моря, отождествлявшийся с черкесами или татарами. Это название распространялось и на украинских казаков». Здесь времена и народы смешались окончательно. Скифский король Польши, помимо турок стрелоносных, для развлечения гоняет по углам «сильных церцитов», которые – то ли жители Скифии I–III веков, то ли татары XIII века, то ли современные воинственному королю черкесы. Которые, к собственному удивлению, могут оказаться адыгами, карачаевцами, а то и вовсе чеченцами. Или украинскими казаками.

Культура повернулась вспять?! Да, но только в представлениях историков скалигеровской школы. Если отбросить их фантазии и выстроить хронологию, соответствующую законам эволюции, никаких провалов культуры и «возрождений» не будет.

Но пока традиционная история торжествует, мы в I веке до н. э. мы видим такой же, как и в XV-м, «возврат культуры» к прошлым достижениям. В это время открыты и изданы эзотерические сочинения Аристотеля; на рубеже эр александриец Энесидем провозгласил возрождение древнего скептицизма, в философии Эпиктета и Марка Аврелия очевиден поворот от позднейших эклектических форм стоицизма к более ранним, вплоть до кинизма. Однако различить истинных «древних» от «новых древних» практически невозможно. М. Гаспаров сообщает, что в риторике:

«…отдельные виртуозы достигали такого совершенства, что их сочинения долго принимались за подлинные произведения V века до н. э.; но большинство писателей довольствовались более отдаленным подражанием, оставлявшим больше места собственному вкусу».

И это тоже не более, как мнение современных историков, делающих выводы на основании неверной хронологии. Ничто иное, а только скалигеровские зигзаги и петли, вывязанные из годов и веков, заставляют ученых находить повторы и выдумывать теории, вроде теорий аттикизма или азианизма.

Литературоведы говорят об искусственном возрождении в Греции I века н. э. диалекта 600-летней давности; это и есть аттикизм. Может ли кто-нибудь из историков внятно объяснить, зачем, да и как практически это можно было сделать? Возможно ли вообще такое насилие над языком? И ведь все это мы уже видели в III–II веках до н. э.; тоже обращались «к старине». А в дальнейшем – через столетия – эти древнегреческие «перемены» прямо влияют на литераторов эпохи Возрождения и Барокко, которые опять возвращаются к давным-давно пройденному, забытому, возрожденному и снова забытому!

Представьте, что вы посадили на огороде морковку. Выросла морковка большая-пребольшая, а потом… возвратилась к состоянию семечка! Ну, хорошо, морковка разумом не обладает и не может знать, что состояние семечка куда как лучше достигнутого ею высокого уровня развития, когда она уже сама может плодоносить. Вы огородник, и желаете ее съесть, и вам тоже, собственно, деградация корнеплода ни к чему. Но предположим, что вы, обладая разумом, из каких-нибудь соображений желаете возвратить ее в прежнее состояние. Получится у вас это, или нет? Нет, ибо против законов эволюции не попрешь. А если нет, то каким же чудом культура в ходе столь же естественной эволюции, как и рост растений, может сделать что-то подобное, да еще и многократно, и – обращаем ваше сугубое внимание – только и единственно в случае с греко-римской литературой, наукой, историей?

Мы приводили сообщение из «Истории всемирной литературы», что в античности (как и при ее возрождении) вдруг вспыхнул интерес к истории. Оказывается, и в том, и в другом случае этот интерес сопровождается литературным бумом. Об этом – М. Грабарь-Пассек:

«Появляется целая отрасль истории – наука о „древностях“, то есть не о событиях, а о памятниках, учреждениях, обычаях, преданиях прошлого… К ним примыкали многочисленные сочинения… которые стояли на стыке истории, географии и этнографии – одними из первых здесь были „История“ вавилонянина Бероса и „Египетская хроника“ египтянина Манефона, написанные по-гречески в начале III в.»

Что же из себя представляют писания Бероса и Манефона, в которых время считается сотнями тысячелетий? Мы можем понять это, рассматривая их появление в общем контексте линий веков, к которым они принадлежат. Это линии № 7–9. В веках этих линий и в античности, и в эпоху Возрождения расцветает жанр утопий, а также и прочих сомнительных произведений о выдуманных событиях. В Европе и арабском мире появляются многочисленные описания далеких земель, выполненные в виде путевых заметок.

«Существенное значение для последующего развития… средневековой литературы имели… псевдоисторические описания идеального общественного устройства (Ямбул, Евгемер)», – пишет В. Ярхо о создателях утопий «античного» периода. Для сравнения, на этих же линиях веков пишут свои романы-утопии Томас Мор и Томмазо Кампанелла. Это один и тот же пласт псевдоисторических жанров. И к нему же относится еще одно сомнительное произведение: «Исправление хронологии» Иосифа Скалигера!

Его схема мировой истории в виде строго закономерного циклического процесса грешила многими противоречиями. Как только она стала известной, так сразу вызвала многочисленные недоумения у просвещенных людей. Он «чистил» схему в деталях, убирая проблемные места, но не смел менять ее полностью, хотя его реконструкция лишь частично отвечала тем представлениям, которые он хотел в нее вложить. Он предполагал, что в законченном виде история всего мира не будет соответствовать ни одной «локальной» истории, известной его читателям, включая священную. В настоящее время принято считать, – пишет Э. Графтон, – что он боролся с предрассудками, придавая древней истории тот вид, какой она в конечном счете приняла.

Но дело, видимо, в другом. Он защищал языческую (масонскую) историографию, которая могла быть вовсе отвергнута христианской церковью – и католиками, и протестантами, – если бы не нашлось решения, как примирить одно с другим. Опираясь на Бероса и Манефона, он создавал твердое основание гуманистической концепции, включавшей язычество как «универсальную» религию, предшествующую христианству и хотя бы только поэтому имеющую право на существование. Его современников из числа «язычников» устраивало, что их антихристианизм получил свое место в истории, а христиан – что язычество встроено в его историю не одновременно с христианством, а раньше. Естественно, Скалигер не выставлял напоказ недостатки, которые уродовали Библию, и не обсуждал их даже с интеллектуалами его времени, помня о судьбе несчастного Джордано Бруно.

Закончив «Исправление хронологии», он не испытывал оптимизма относительно ее приема и держал в секрете саму суть своего хронологического метода. Правда, ему удалось найти некоторых союзников из числа очень влиятельных людей. Кальвисий написал представление к его идеям, и вместе с критикой предлагал дружбу и поддержку. Игнатий Ханниил основывал свои лекции в Ростоке на работе Скалигера, хваля его как наиболее видного ученого Европы. Сциоппиус хвалил экстравагантные по тем временам тексты, заявляя, что даже школьник сможет разобраться в новой хронологической схеме.

С другой стороны, однако, перспективы быстро ухудшались. Многие серьезные ученые видели в книге Скалигера не спорные моменты, над улучшением которых надо работать, а пример непомерных амбиций автора. Он их настолько не устраивал, что в ход пошли уж совсем не научные приемы. Для Скалигера стало неожиданностью, что его враги напали на его социальное положение.

Скалигер бежал в Женеву из Парижа в 1572 году после Варфоломеевской ночи и там выдал себя за ярого кальвиниста. Однако, будучи по крови евреем, он нигде не чувствовал себя в безопасности. Тема личного происхождения была его старой ноющей раной: ложные претензии на благородство достались ему в наследство от отца, звавшего себя Юлием Цезарем. В 1583 году Агостино Нифо доказывал в Падуе, что Скалигер – простой Бордони, и не имеет никакого отношения к веронским правителям делла Скала. Падуанские враги хронолога обнародовали документы, опровергавшие как его истории, так и его диплом доктора филологии. Ответное нападение Скалигера на Роберто Тити выставило эти вопросы на свет, и в 1589 году Тити пообещал в печати сорвать маску скалигеровского благородства и показать его истинное лицо.

Затем многие со всем рвением накинулись на «Сокровищницу времен» Иосифа Скалигера; кстати отметим, что само название книги типично для масонской литературы. Теперь в рядах его врагов были уже не отдельные личности вроде Тити: иезуиты отчаянно нападали на отдельные пункты его творения. В 1605 году Карло Скрибани издал памфлет, порочащий Скалигера и имевший целью изолировать его от католических ученых, оказавших ему уважение и симпатию в прошлом. Скрибани убеждал Липсия отказать Скалигеру в поддержке в Лейдене, куда он переехал их Женевы.

Против него шла массированная контрреформаторская пропаганда. В 1607 году вышел очередной памфлет, направленный против «низкорожденного протестантского врага». Сциоппиус, перешедший снова в католичество и ставший большим другом иезуитов с 1598 года, был одним из самых ядовитых противников Скалигера. Он постарался дискредитировать происхождение, карьеру и ученость хронолога, выставил его как аморального знатока языческой непристойности настолько выпукло и ярко, что до XIX века, по словам Э. Графтона, «его карикатуру считали точным портретом».

Скалигер кое-как защищался. Он говорил, что Панвинио, Мюре и Мануцио принимали за должное претензии его отца считаться делла Скалой. Он отрицал обвинения в симпатиях к порнографии, говоря, что едва знает Петрония. Но насколько были опасны в XV–XVII веках обвинения в разврате в Западной Европе? Испытывал ли Скалигер неудобство из-за морального осуждения? Или в большей степени страдало его научное самолюбие?

Как бы то ни было, скалигеровский канон, его хронология, столь милая сердцам современных историков, выглядела более чем сомнительной в XVII веке, из-за чего европейские хронологи раскололись на множество сект. Скалигеровцы следовали впереди лишь одной из них, и то с трудом. Лишь более поздние протестантские ученые расчистили препятствия, чтобы путь Петавиуса, переведшего хронологию Скалигера в годы от Рождества Христова, был легким. Благодаря ему знакомая нам хронология Древнего мира стала догмой.

Вскоре появилась возможность ее проверки.

Первые раскопки в Геркулануме начались в 1711 году; в 1748-м дошло и до Помпей. Раскопки носили рекламный и коммерческий характер, ни о каких научных исследованиях речь в XVIII веке не шла. Первые раскопки в Афинах вело английское «Общество дилетантов» в 1751–1743 годах, – об их уровне говорить сегодня неловко.

Но уже первые, весьма поверхностные результаты, начали порождать в обществе скептические настроения в отношении скалигеровской «истории». А итальянец Франческо Бьянкини утверждал, что археологические памятники дают совсем иное знание прошлого, чем письменные данные «древних» авторов. Реализацией его взглядов явилось опубликование «Всеобщей истории, изложенной по памятникам и изображенной в древних символах».

«Основным достижением эпохи Просвещения было то, что историки увидели многочисленные неточности, ошибки, искажения и фальсификации в источниках, – пишет В. А. Иванов. – Разрушение авторитетов привело к развитию критического взгляда на источники вообще и расцвету филологической критики источников в частности».

Основателем критического метода в классической филологии стал английский ученый Р. Бентли (1662–1742). Он исследовал письма одного из сицилийских тиранов VI века до н. э. Фалариса, и путем тщательного и всестороннего анализа установил, что они являются не подлинником, а фальсификатом.

Джанбаттиста Вико (1668–1744), автор труда «Основания новой науки об общей природе наций» (теория циклов), установил, что гомеровские поэмы написаны разными авторами и в различные эпохи.

Барух Спиноза в «Богословско-политическом трактате» (1670) указал на многочисленные пропуски, противоречия, разрывы и повторы (дубликаты, как мы говорим сегодня) в тексте Ветхого Завета.

Критическая работа Пьера Бейля («Исторический и критический словарь», 1696) привела его к полному скептицизму; он отметил глубочайшие противоречия между источниками, и пришел к выводу о невозможности установить в них какое-либо рациональное зерно.

Центром критической работы над античными источниками в XVIII веке стала основанная в 1701 году в Париже «Академия надписей и изящных искусств». В 1720-х годах в Академии развернулась ожесточенная дискуссия о достоверности римской истории. Член Академии Пуйи доказывал абсолютную легендарность римской исторической традиции и считал, что никаких достоверных источников по римской истории не существует. Такое же скептическое отношение к источникам вообще и к римской исторической традиции в частности развил Луи де Бофор в своей «Диссертации о недостоверности первых пяти веков римской истории» (1738).

Но скалигеровская хронология только крепчала. Абсолютное большинство авторов, переписывая книги своих предшественников, наслаивали тома «толкований» традиционной истории. Самое печальное, что школьные учебники составляли именно они, а не критики типа де Бофора.

В 1754 году Иоганн Иоахим Винкельман (1717–1768), убежденный сторонник скалигеровской версии, опубликовал капитальный труд «Мысли о подражании греческим произведениям в живописи и скульптуре», а в 1764 – «Историю искусства древности», ставшие энциклопедией по истории и философии античного искусства. Возникновение благородного искусства древнегреческой классики автор объяснял наличием политической свободы граждан в Греции.

Трудно переоценить вред, доставленный этими трудами. Капитальность исследований Винкельмана породила иллюзию достоверности, и на протяжении двух веков его труды считались окончательной истиной. Историки не удосуживались заглянуть в первоисточники и изучить фактический материал, – им было достаточно авторитета Винкельмана.

Правда, Готхольд Эфраим Лессинг (1729–1781) пытался было полемизировать с Винкельманом, но его голос потонул в хоре голосов сторонников классической теории. Ведь основная масса историков как XVIII, так и XIX веков, вместе с их античной историей, были востребованы для отстаивания различных политических теорий. Например, «История Греции» англичанина Митфорда преподносила материал древнегреческой истории таким образом, чтобы отстоять идеалы английских тори начала XIX века. Во Франции в том же XIX веке история античности рассматривалась как воплощение идей республиканской свободы, гражданского самоуправления и патриотизма.

Историография превратилась в раздел публицистики и политики, и ни о какой серьезной научной работе речи быть не могло. Не случайно 33-томная «История древнего мира» Луи Филиппа Сегюра, изданная в 1824–1830 годах, фактически оказалась просто многотомным художественно-публистическим произведением.

И в начале XX века античная история оставалась наиболее удобным полигоном для проверки политических концепций: так, во Франции и сторонники буржуазной демократии, и ее противники использовали историю «античного мира» как прекрасное поле для оттачивания своего мастерства политической полемики. В результате начало XX века ознаменовалось неким «историческим модернизмом»: историки затеяли изучение феодальных и капиталистических отношений на примере истории античного общества.

В это же время начались массовые хищнические «археологические» раскопки; за 20 лет было нарыто больше, чем за предшествовавшие три столетия. Возникла новая наука – папирология, ведь папирусы до XX века были науке неизвестны! Начались нумизматические исследования, и тоже на дилетантском уровне.

Но были сделаны и попытки «прорывов», выработки нового взгляда на прошлое. Статистический метод для исследования древней истории первым применил К. Белох (1854–1929). В работе «Аттическая политика со времен Перикла» он провел исследование численности населения греко-римского мира, и сразу пришел к парадоксальным выводам: рабов в древних государствах не было. Затем, проанализировав труды «древних историков», он заявил, что ТАКАЯ история – это искусство, и следует не научным, а художественным законам.

К парадоксальным выводам приходит и Г. Дельбрюк, анализируя численность греческих армий в работе «История военного искусства в рамках политической истории». Этот автор, о котором мы не раз еще вспомянем, разбирает военные операции с профессиональной точки зрения и разрушает большинство легенд, долгое время державшихся в военной истории.

В конце концов, «историческое» сообщество разделилось на гиперкритиков (коих были единицы) и традиционалистов (подавляющее большинство), которые продолжали плодить книги в подтверждение уже укоренившейся версии, основанной на хронологии Скалигера. И все же наличие ярко выраженных циклов и дубликатов в истории отрицать стало невозможно, и это привело к развитию всевозможных теорий цикличности.

К наиболее известным из них относятся теории Освальда Шпенглера (1880–1936) и Артура Тойнби (1889–1976).

Шпенглер в своем фундаментальном труде «Закат Европы» (1920–1922) отметил стандартные циклы развития, которые проходит каждая цивилизация. Он выделил 8 таких цивилизаций: египетскую, индийскую, вавилонскую, китайскую, апполоновскую (греко-римскую), магическую (византийско-арабскую), фаустовскую (западноевропейскую) и майя. Историософия Артура Тойнби выделяла 21 отдельную замкнутую независимую друг от друга цивилизацию. Все они равноценны и современны, даже если и исчезли тысячи лет назад. Надо ли говорить, что такое толкование истории совершенно иррационально.

В целом результат деятельности последователей Скалигера и Петавиуса породил ситуацию, когда опровергнуть то, что казалось сумасбродством еще в XVII веке, стало практически невозможным. Думается нам, что традиционная история принципиально не может быть реформирована.

Н. А. Морозов, предпринявший такую попытку, писал в 1920-х годах:

«Мне очень трудно продолжать эту часть моей работы, так как никто лучше меня не понимает, что для всякого, кто не посвятит этому предмету многих лет своей жизни, а я занимался им, хотя и с перерывами, с 1883 года, все, что я говорю сейчас и буду говорить далее, покажется лишь праздной попыткой сокрушить несокрушимое… Гебраист не знает египтологии с ее иероглифами, египтолог не знает ассирологии с ее клинописью, эллинолог не знает арабского языка, арабист не знает санскрита… а все эти форты и фронты, однако, сделаны искусно защищающими друг друга. У кого хватит смелости атаковать какой-нибудь из них, когда он знает, что на него тотчас же загремят ураганным огнем все остальные?»