Текст книги "Страна Тюрягия"

Автор книги: Дмитрий Калюжный

Соавторы: Леонид Плигин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Женщины и дети вне воли

В настоящее время в тюрьмах и колониях России содержится около 60 тыс. женщин, чуть более 5% тюремного населения нашей страны, а всего в России проживает 78,6 млн. женщин, что составляет 53,1% всего населения. Итак, на 100 тыс. населения приходится примерно 40 женщин, лишённых свободы, – и количество женщин-заключённых, и тяжесть наказания непрерывно росли за годы реформ.

Сведения по женским колониям по состоянию на 01 января:[8]8
  На 01 января 2003 года – 47719 человек.


[Закрыть]

Большинство из них происходят из неполных или неблагополучных семей или выросли вообще без семьи в детских домах; многие пережили в детстве и юности сексуальное и другие виды насилия, у многих нет семьи, или, во всяком случае, мужей; они часто лишены самого необходимого – жилья, работы, нормального социального окружения.

Их дети, повторяя судьбу матерей, воспитываются у родственников или в детских домах. Даже те из них, кто способен заботится о ребенке, часто не имеют для этого реальной возможности – в колониях, приспособленных к проживанию матерей с детьми до трех лет, матери вынуждены жить отдельно от детей, содержащихся в детских домах, расположенных в изолированных локальных зонах. Единственная родительская функция у таких мам – прогулка с ребёнком в течении часа-двух в день. Если в доме матери и ребенка (ДМР) или в самой колонии объявлен карантин, мать отчуждается от ребёнка на длительный срок, в иных случаях на месяц и более.

Людмила Альперн (Центр содействие реформе уголовного правосудия, Москва) пишет и о других случаях:

«В состоятельных и более просвещённых семьях дети, чаще всего, ударяются в наркотики. Попробовать травку на дискотеке или в школьном туалете, со временем перейти на героин, и дорога наметилась – или в могилу, или, опять-таки, в тюрьму».

Дети составляют 3% тюремного населения, а это в среднем 40 тысяч человек. В основном – мальчики, но есть и девочки, тысячи две, что составляет 5% от общего количества заключённых-подростков; детская статистика аналогична взрослой. Поэтому помимо женских колоний имеются три «девчачьи» воспитательные колонии, – одна в г. Новый Оскол на Белгородчине, ещё одна в Томске и одна в Рязанской области.

Большая часть подростков (до 60%) сидит за обычную кражу – чаще незначительную и глупую: за батон колбасы, за пять пачек сигарет, или за целый список продуктов, в который обязательно входят леденцы и шоколадки.

С первого раза детей обычно не сажают, дают условный срок. Потом, как образно пишет Людмила Альперн, «правосудие, затаившись, ждёт следующего шага «малолетнего преступника» – когда он с голодухи, или по привычке снова пойдет «на дело», а там хватай его и давай срок на всю катушку. Так он получит не год-два, а 3-5 лет – это больше, чем средний срок наказания у взрослых заключённых».

За эти годы он узнает многое, научится жизни: станет настоящим «крутым», если его не «опустят» в СИЗО или на этапе, а таких, по разным свидетельствам – до трети. Выйдут они на волю, или «поднимутся» на взрослую зону, если срок заходит дальше их совершеннолетия, уже с «понятиями» и вполне определённым будущим.

Вот небольшой рассказ о посещении мальчишечьей воспитательной колонии правозащитниками:

«Колония казалась чрезвычайно бедной, с безжизненным урбанистским пейзажем, всё напоминало какие-то фантастические фильмы о жизни после атомной войны. Дети тоже были как будто из такого фильма – бледные, большеглазые, наголо бритые… Скудость одежды – серо-черные робы и «фески»… И запах тюрьмы, в котором смешивается вонь канализации, хлорки, немытых тел и нестиранных тканей… Мы беседовали с симпатичными военными, в которых чувствовалась и искренность, и смущённость, которые стараются, но если их старания и чрезмерны, то виной этому инструкции и прокурор по надзору. А то, что они чрезмерны, сомнений не вызывает. Ведь усиленный контроль каждого шага человека, тем более ребёнка, приводит к тому, что он теряет самоконтроль. Это ли ожидаемый результат «исправления»?

Каждый подросток в учреждении находится под постоянным контролем разнообразных служб. Он абсолютно лишён возможности принимать самостоятельные решения, даже в отпуск его не пускают по той причине, что он может там выпить или вляпаться в какие-нибудь еще обстоятельства. Такой режим не даёт никаких перспектив на будущее, потому что жестокими запретами и строжайшими ограничениями нормального человека не воспитаешь.

Но вернёмся к женщинам и девочкам.

Анна (Владимирская обл., Судогодский р-н, пос. Головино, учр. ОД-1/1) – письмо написано на обрывке упаковочной бумаги, самодельный конверт:

«Зовут меня Анна, мне 29 лет, я с Пермской области, воспитывалась с престарелой бабушкой, матери я своей не знаю, т. к. она меня бросила. До 16 лет я училась в школе, после пошла учиться в ПТУ, закончила, получила аттестат токаря. Работала я недолго, резко сорвалась. Ударилась в запой и ничего поделать не смогла, т. к. поддержки со стороны не было, полностью потеряла контроль над собой. И вот так попала в места лишения свободы.

Помощи ниоткуда нет, не получаю даже писем, отбыла 4 года, а впереди ещё 8 лет. Когда находилась на воле, помогала почти каждому, кто нуждался в помощи. А сейчас я никому не нужна. Какие вещи были, все поизносились. Поначалу помогала девчонкам, пока у меня было, а сейчас даже тапочек никто не даст, чтобы в столовую сходить. Я почти совсем голая, всё шитое перешитое, даже после бани одеть нечего, и где взять, что делать?

Если можете помочь, не откажите. Я буду очень благодарна. Когда помощи нет ниоткуда, очень тяжело жить, подруги и друзья самые близкие отвернулись.

А размеры 46—48, обувь 37—38. Хожу сейчас совсем босиком, ни колготок, ни трико, ни кофты, ничего нет. Помогите, чем сможете. Мыло, шампунь.

Будете писать, пришлите, пожалуйста, чистый конверт».

В Новом Осколе на воспитании чуть больше полутысячи воспитанниц. Среди них есть совершившие серьёзные преступления – убийства, разбойные нападения, грабежи, распространение наркотиков. Но, правда, бывают и удивительные случаи. В журнале ПиН (№ 8 за 2001 год) рассказывается о воспитаннице, которая за то, что выкопала 37 кустов картофеля на колхозном поле, была приговорена… к двум с половиной годам лишения свободы. Поневоле вспомнишь про закон о колосках сталинских времён.

Специалисты отмечают, что многие женщины из числа отбывших наказание лишением свободы, после освобождения вновь попадают в тюрьму. Высокий рецидив преступности в женской среде обусловлен во многом сугубо карательной направленностью нашей пенитенциарной системы, «ломающей» остатки социальной адаптации, психическое и физическое здоровье женщины. Крайне важные особенности применения лишения свободы к женщине не учитываются.

Общественный Центр содействия реформе уголовного правосудия (Москва), исследовав эту проблему, пришёл к выводу о высокой степени социальной и медицинской заброшенности, правовой незащищённости женщин, находящихся в местах лишения свободы.

Даже в тех случаях, когда есть возможность поднять социальный и психологический статус женщины, сделать её более зрелой, – ибо забота о ребёнке и осознание своей необходимости для его существования, безусловно, способствует взрослению и социальному становлению человека, – это не принимается во внимание.

Как показали исследования, более половины женщин, имеющих детей до восьми лет, не получают отсрочки приговора, так как осуждены по так называемым строгим статьям, к которым относится и статья 158 ч.2 УК РФ, – за кражу, по которой осуждено более половины всех женщин. Вообще во время судов часто не принимается во внимание личность подсудимой, наличие у неё малолетних детей.

Для нашей темы важно, что условия жизни в исправительных учреждениях России созданы без учёта психологических, физиологических и других особенностей женского существа. Женщины, «выдернутые» из нормального общества, попав на совместное проживание в огромных дортуарах, где помещается от семидесяти до ста человек сразу, часто не имея никакой финансовой или моральной поддержки извне, полностью теряют социальную адаптацию. Страдает их волевая сфера и способность приспособится к условиям жизни на воле. Понятны причины высокого рецидива преступности среди них!

Многие женщины, пережившие заключение, оказываются совершенно больными психически и физически, наблюдается даже элемент обратного психического развития – инфантилизации, что не удивительно, так как в таком качестве легче выжить, полностью подчинившись правилам распорядка и представителям администрации. Это наблюдается даже в мужских колониях, что уж говорить о женских!

Возможно, – хотя и с оговорками, что созданный аппарат исполнения наказания и годится для мужчин, так как очень напоминает армейские роты, но совершенно не отвечает психическим и физиологическим особенностям женщин.

По всем этим причинам результатом отбытия наказания становится рецидивная преступность. Даже те женщины, которые попали в места лишения свободы в зрелом возрасте и имели до этого хорошую социальную адаптацию, после трёх-четырёхлетнего пребывания в условиях изоляции (а это средний срок наказания для женщин) теряют социальные связи, лишаются нормального социального окружения, получают сильнейшую психологическую деформацию. Освободившись, ни не могут найти своё место в обществе, и возвращаются назад, на тюремную койку.

А ведь не все женщины, попавшие в места лишения свободы – «отбросы общества», хотя общество, безусловно, отворачивается от них, – многие из этих женщин по-настоящему даровиты, среди них есть талантливые поэтессы, художницы, мастерицы на все руки.

Им, скорее, нужна психологическая помощь, – и в колониях есть психологи! Чем они заняты? Об этом рассказала Людмила Альперн:

«Посещая женские «исправительные» учреждения, многократно встречаясь с работающими там психологами, я долго не могла понять, какую функцию они выполняют? Ведь очевидно, что любой внимательный и здравомыслящий человек, а тем более – психолог, должен бы вмешаться в абсурдность и безжизненность многих, давно устоявшихся и, заметим, устаревших правил тюремной жизни для женщин. В то, что осужденные матери живут отдельно от своих детей и не могут их воспитывать, а потом кто-то удивляется, что и на воле они детьми не интересуются. И в то, что женщины, отчаянно нуждающиеся в помощи психотерапевта, а то и психиатра, попадают не в больницу, а в ШИЗО, ПКТ, барак СУС (строгие условия содержания). И в то, что «любовные треугольники» – почему-то главная проблема гордых своей чекистской работой лагерных оперов (пымали, выявили! – Авт.), а не психологов, и многое, многое другое.

Психологи же обычно показывали «кабинеты психологической разгрузки», покрытые пылью, говорили умные слова о психодраме и работали… на оперчасть. Я с удивлением узнавала, что они никогда не спрашивали своих «пациентов» о проблемах, которые женщины пережили до колонии, о тех страшных моментах их жизни, которые и довели их в конце-то концов до «цугундера», Эти проблемы – все виды насилия, включая сексуальное – через которые многие из обитательниц и старожил женских колоний, как сквозь строй, шли с детства – родители, сожители, дознаватели… То, что оставляет после себя тоску, злобу, безразличие, отчаянье. Можно ли с таким содержанием жить нормально, достойно, чувствовать края закона и неповторимость человеческой жизни?

Этих психологов не интересовала человеческая сущность поступавших в их распоряжение женщин, их феномен, их чувства, страдания, их прошлое, а значит, и будущее. Они относились к ним как к данности, прагматично и деловито, безо всяких там выдуманных «категорических императивов». Рисовали, например, их «психологически, портреты». Как-то мне доверили прочесть один такой «портрет»; я ужаснулась. В портрете просто не было человека. Была некая модель, которая исследовалась на тенденцию к срыву – а что, собственно, можно от нее ожидать, когда она попадет в огромные и весьма занятные «трудовые» зековские коллективы – в отряды по 100 человек, среди которых есть «бригадирши», «активистки», «стукачки», «чушки», «ковырялки» и многое другое, что даже не придет в голову человеку разумному, хорошему, законопослушному налогоплательщику, чьими денежками и оплачивается все это «многообразие».

Постепенно я поняла, что психолог в тюрьме вовсе не служит человеку, он служит – тюрьме. Тюрьма его кормит, она ему платит; и он отвечает ей взаимностью».

Кратко о концепциях

Пытаясь хотя бы на бумаге соответствовать уровню международных программ и договоров об улучшении условий исполнения наказаний (которых немало безоглядно понаподписывало родное правительство), в ГУИНе разработали большущую Концепцию реорганизации системы, озадачив себя аж до 2005 года, а нам всем наобещав:

«Одним из важнейших итогов реализации концепции «Концепция реорганизации УИС МВД РФ на период до 2005 года», одобренной Президентом РФ 13 января 1996 года, должно стать соблюдение в УИС международных норм и стандартов обращения с заключёнными».

А про улучшение ситуации в СИЗО и тюрьмах само Правительство приняло Постановление от 27 июня 1996 года № 760 «О мерах по обеспечению условий содержания лиц, находящихся в следственных изоляторах и тюрьмах уголовно-исполнительной системы». Приведём его, с некоторыми сокращениями:

«В связи с принятием Российской Федерации в Совет Европы и необходимостью приведения условий содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений в соответствие с требованиями международных стандартов и правил обращения с заключёнными, обеспечения реализации Федеральной программы строительства и реконструкции следственных изоляторов и тюрем Министерства внутренних дел Российской Федерации, а также строительства жилья для персонала указанных учреждений на период до 2000 года Правительство Российской Федерации постановляет:

…внести уточнение в адресное распределение инвестиций программы, имея в виду выделение… для выполнения… установленных…

…предусматривать выделение централизованных капитальных вложений и финансовых средств в объёмах, обеспечивающих выполнение заданий, установленных Федеральной программой…

…предусмотреть мероприятия, направленные на улучшение…

…представить… новые научно обоснованные нормы питания для осуждённых к лишению свободы и лиц, содержащихся в следственных изоляторах…

…принять меры, исключающие нарушение законных прав и интересов лиц, находящихся в следственных изоляторах…

…в месячный срок представить в установленном порядке предложения по внесению изменений в уголовно-процессуальное законодательство, предусматривающие установление предельных сроков содержания под стражей лиц, в отношении которых предварительное следствие закончилось и уголовные дела переданы в суд…

…подготовить предложения о создании центральной и региональных комиссий для рассмотрения вопросов по обеспечению…

…разработать проект федерального закона, регламентирующего порядок участия общественных организаций в осуществлении контроля за деятельностью следственных изоляторов…

…изыскать возможности дополнительного выделения средств…

…оказывать содействие следственным изоляторам, тюрьмам и территориальным органам управления уголовно-исполнительной системы… в решении вопросов отмены или снижения размеров платежей в местные бюджеты… установления льготных тарифов по оплате за коммунальные услуги…»

Зэк не читает постановлений и концепций, а прочти он её, эту самую, ничего бы не понял, учитывая обычную болтабельность всех программ и планов. В нашем для него переводе это означает: чтобы было тепло, светло, сытно и по-человечески удобно, бытовые условия содержания в учреждениях УИС должны сегодня встать хотя бы на уровень минимально достойных человека.

Если же смотреть в корень, так сказать, концепции, то денег как не было, так и не будет, а потому любые планы, даже самые одобренные, даже подписанные самим Президентом или Председателем Правительства, даже озвученные с высоченной трибуны – это пшик, это фикция, это безответственная болтовня.

И всё же более миллиона российских граждан, заключённых под стражу, надо содержать: как минимум, поселить, обогревать зимой, освещать, давать еды, воды и предоставить, пардон, отхожие места в нужном количестве. Поэтому коммунально-бытовые расходы числятся в ряду приоритетных при выделении бюджетных средств на содержание УИС. О них и речь.

О жилье и нежилье

О жилплощади разговор отдельный. Осуждённые к лишению свободы, согласно статье 99 УИК, вправе рассчитывать минимум на два кв. метра каждый – как раз, чтобы поставить койку и спустить с неё ноги, – но это в колониях, а в тюрьме 2,5 кв. м. Женщины, тубики и наркоманы имеют право на 3,0 кв. м, детишки на 3,5; в больницах норма – 5 квадратов. И даже эти нормы не выполняются, – хотя теперь установлено, что «среднему» зэку следует выделять 4 кв. м.

Говорить о двух аршинах на языке нормальных людей можно только в отношении покойника. Хотя для 50 тысяч тубиков в специализированных колониях, состоящих на первой и второй группах диспансерного учёта (активная форма туберкулеза) и имеющих как раз по два метра на каждое тело вместо трёх, наверное, в самый раз. Как видим, для туберкулёзных больных фактически предоставляемая площадь меньше нормы на одну треть.

Самая желанная жилплощадь для зэка – это комната длительного свидания, где можно оттянуться с женой или другим близким родственником или, в исключительных случаях, с иными лицами (ст. 89 УИК). Пожить здесь три дня всё равно, что получить отдельную квартиру после колоссальной коммуналки. Но, оказывается, только каждый второй осуждённый, имеющий право на длительное свидание, может себе это позволить.

Причина – катастрофическая нехватка таких помещений: при норме 12—13 тысяч комнат на всю УИС[9]9
  Количество комнат для проведения длительных свиданий определяется из расчёта 24 комнаты на 1000 человек в ИК общего режима и 16 – строгого и особого режимов (приказ МВД от 17 июля 1993 года). При численности 315—320 тысяч человек на общем режиме им положено 7,5 тысяч комнат, а при численности на строгом и особом режимах 305—310 тысяч – 5 тысяч комнат.


[Закрыть] их реально около 6 тысяч.

Нужно также иметь в виду, что новым законодательством отменён такой вид взыскания, как лишение свиданий, и теперь каждому из миллиона осуждённых хозяин обязан предоставить его две – три – четыре свиданки в год. Однако построить шесть – семь тысяч комнат, и не просто комнат, а помещений со всем комплексом удобств, по 10 кв. м каждая (норма площади здесь 5 метров на человека) – это минимум 70 тысяч квадратных метров, или семнадцать 14-этажных домов по 2 подъезда каждый.

Самая же нежеланная жилплощадь для зэка – ШИЗО и ПКТ, в которые поселяют в порядке наказания. Но с обеспеченностью этим жильём как раз наоборот! При норме 2 кв. м на человека, здесь он может смело претендовать на три-четыре метра. Просто санаторий: на 30—40 тысяч реальных человеко-отсидок имеется 60 тысяч «отсидочных» мест.

Так и хочется для восстановления справедливости в стране, провозгласившей равенство всех (в том числе и зэков) перед законом, освободить часть штрафных изоляторов и камер для более благопристойных целей: для свиданий с родственниками и иными лицами. Хотя бы в интересах «фактического воплощения в жизнь гуманистических проявлений закона», как нам о том поют с трибун тюремные начальники, и достижения главной цели уголовно-исполнительной системы – исправления осуждённых. Тем более, что по закону на время отсидки в ШИЗО и ПКТ заключённых все-таки лишают свиданий.

Как только заходит речь о такой больной теме, как жилплощадь, законодатели начинают хитрить. Они замыливают проблему, как только могут. В это невозможно поверить, но в комментарии к статье 99 Уголовно-исполнительного кодекса (о жилплощади для осуждённых) говорится о чём угодно – о налаженном быте, о недопустимости причинения физических страданий и унижений, о международном праве, только не о жилплощади.

Дословно этот комментарий звучит так:

«Одним из важнейших условий успешного решения задач, стоящих перед органами, исполняющими уголовные наказания, является надлежащая организация материально-бытового обеспечения осуждённых к лишению свободы.

Создание осуждённым нормальных жилищно-бытовых условий, обеспечение питанием, вещевым имуществом, постельными принадлежностями, инвентарём и другими коммунально-бытовыми услугами играют важную роль в их исправлении. Налаженный быт и медицинское обслуживание в исправительных учреждениях благотворно влияют на осуждённых, вырабатывают у них положительные навыки и привычки, обеспечивают здоровье, нормальное физическое развитие и активную трудовую деятельность.

При исполнении наказания в виде лишения свободы осуждённый объективно полностью или частично ограничивается в предоставлении отдельных благ, удовлетворении ряда конкретных материальных и духовных потребностей, среди которых определяющей является его изоляция от общества. Однако неизменным остаётся требование уголовно-исполнительного законодательства о том, что исполнение наказания не имеет целью причинение осуждённым физических страданий или унижение их человеческого достоинства. Оно прежде всего направлено на охрану законных интересов осуждённых, оказание им помощи в социальной адаптации. Поэтому при исполнении наказания в виде лишения свободы значение режимного (и прежде всего карательного) фактора нельзя переоценивать. Следует полностью исключить стремление отдельных работников к «закручиванию гаек», применению таких недозволенных методов воздействия на осуждённых, как искусственное занижение норм питания, ограничение материально-бытовых услуг под видом экономии средств. Такие попытки должны расцениваться как нарушение законности и норм международного права в сфере содержания заключённых».

Ухитряясь никак не откомментировать первую, основную часть статьи о нормах жилплощади, и разводя демагогию вокруг «охраны законных интересов» осуждённых, законодательная братва изобличает сама себя как шкодников и пустозвонов: несмотря ни на какие приоритеты, провозглашаемые в угоду международному праву в сфере содержания осуждённых, они лишены основного права – жить по-людски.

Социальная норма жилплощади для населения России устанавливается в квадратных метрах общей площади, которая в пределах достигнутой жилищной обеспеченности на разных территориях колеблется от 12 до 21 кв. метра на человека. Жилая площадь составляет в среднем 70% от общей, то есть от 7 метров на человека и выше. Но достигнутый в стране уровень обеспеченности граждан жильём, конечно, не интересен законодателям, когда речь заходит о гражданах, лишённых свободы.

Предшествующие 80 лет государственного «рабовладения», да ещё дежурная шутка ГУИНовских генералов о том, что нельзя, мол, устраивать в тюрьме санаторий, народ нас не поймёт, – вот чем руководствуется Госдума, законодательно утверждая сверхзаниженные, ненормальные, унизительные нормы жилья для осуждённых. Дума в этом случае очень похожа на того же бравого солдата Швейка, которому в полицейском управлении (он туда попал после сумасшедшего дома) сказали: «Принимая во внимание ваш невысокий умственный уровень, нужно полагать, что вас, без сомнения, подговорили».

Кто же подговорил наших законодателей? Конечно, ГУИНовское начальство, предлагающее к рассмотрению законопроекты; сами-то законодатели в зэковские проблемы, в большинстве своём, вникать не собираются. Зачем это им? Ведь осуждённые лишены права голоса на выборах этих самых законодателей, они, так сказать, «не электорат». Вот пущай и дохнут в тесноте, думают наши думцы, а мы на них не будем в обиде.

В результате международное право и российское уголовно-исполнительное законодательство остаются там, где им и надлежит быть: первое за бугром, а второе – на бумаге. На соответствующем уровне пребывает и российская пенитенциарная практика: на пещерном, хотя даже первобытный вождь вряд ли выбирал пещеру из расчёта два квадрата на человека.

Несколько слов об освещении и воздухе в камерах. Европейские тюремные правила (§16) предусматривают:

«Во всех местах, где заключённые должны жить и работать:

а) окна должны быть достаточно большими, чтобы дать возможность заключённым, кроме прочего, читать или работать при естественном освещении в нормальных условиях. Они должны быть так изготовлены, чтобы допускать поступление свежего воздуха, за исключением тех мест, где имеется достаточная система для кондиционирования воздуха. Кроме того, при надлежащем внимании к требованиям охраны размеры, расположение и конструкция окон должны иметь по возможности нормальный вид;

б) искусственное освещение должно удовлетворять признанным техническим стандартам».

Стоит ли напоминать, что даже при переходе к XXI веку бесконечные требования правозащитников и отдельных депутатов снять с окон российских тюрем «намордники», полностью перекрывающие дорогу как свету, так и воздуху, оставались без ответа? Только в феврале 2003 года, выступая в Санкт-Петербурге на конференции по проблемам содержания досудебных заключённых, организованной Советом стран Балтийского моря, заместитель начальника пенитенциарной системы России заявил, что к июлю 2003 года с окон СИЗО будут сняты тяжёлые ставни, эти пресловутые «намордники».

Слава Богу, в самом деле сняли.

Ю.Н. Лапин пишет в книге «Экожилье – ключ к будущему», что в воздухе (без учёта влаги) содержится 21% кислорода, 78% азота, около 1% аргона, 0,03% углекислого газа и т. д. Для поддержания необходимого для дыхания уровня кислорода необходимо подавать около двух кубометров воздуха в час, в расчёте на одного сидельца. Причём в жилом помещении концентрация углекислого газа не должна превышать 0,5% по объёму, а чтобы удержать ситуацию на таком уровне, в помещение надо загонять уже около четырёх кубометров атмосферного воздуха в час в расчёте на 1 кв. м.

Это, конечно, мечты о светлом будущем человечества, но и наш СниП 2.08.01—89 «Жилые здания» требует, чтобы кратность воздухообмена была не менее трёх кубометров в час на 1 кв. м площади жилых помещений. При высоте потолков в три метра это значит, что весь воздух должен заменяться раз в час. Разумеется, в местах лишения свободы никакого воздухообмена нет, все миазмы остаются в камере и люди отдают полпайки, чтобы провести у окна хотя бы десять минут.

Наиболее тяжелы условия содержания в больших СИЗО, таких, как петербургские «Кресты», московские «Бутырка», «Матросская тишина», «Красная Пресня». Письмо, приводимое ниже, подписали 500 заключённых Матросской тишины (СИЗО-1 УИН г. Москвы) и их родственники. Оно написано в середине 90-х годов и адресовано СМИ и общественным организациям:

«В настоящее время только в следственном изоляторе Матросская тишина содержатся более 7 тысяч человек заключённых, из которых больше 50% находятся по несколько лет в ожидании суда, не являясь преступниками, т. к. не осуждены, и приговор не вынесен.

Все заключённые, помещённые в следственные изоляторы, находятся, мягко сказано, в нечеловеческих условиях, в которых выживают, по истине, сильнейшие. Здоровый человек, попав в эти условия, умирает уже через полгода, особенно если он попал в изолятор летом. Смертность за последние 4 года выросла в 6 раз и только в Матросской тишине умирает в день от 2 до 4 человек.

В общей камере размером 20 квадратных метров находятся до 40 человек, тут же туалет, раковина, здесь же стирают и сушат бельё, кипятят воду, курят все, т. к. не курить невозможно. На окнах железные жалюзи, через которые воздух практически не проходит, чтобы зажечь спичку, нужно подойти к окну. На некоторых койках нет матрацев, не говоря о постельном белье, его просто нет. У многих нет мисок, т. к. не имеют родственников и им приходится довольствоваться той баландой, именуемой пищей, что дают два раза в день; одежды у них тоже практически нет, и зимой им выходить гулять не в чем.

Заболеваемость очень высокая и если один заболел гриппом, то болеет полкамеры. Пользуются только теми лекарствами, которые приносят родственники, врачи не приходят, т. к. их в изоляторах очень мало (кто пойдет работать в тюрьму, только лимитчики, т. к. им предоставляется общежитие, и говорить о квалификации врача просто не нужно). Заболевшие туберкулёзом находятся среди здоровых до тех пор, пока его не вынесут в морг или в больницу, если повезет.

Туберкулёзная больница находится в Матросской тишине; рассчитана на 200 человек, а в ней находится 600 больных, значит, на одну койку приходится три человека. Здание больницы не приспособлено для лечения, тем более туберкулезников, т. к. построено не для этих целей. Камеры сырые, по стенам течёт вода, пол цементный – все эти условия не приводят к выздоровлению, а чаще заканчивается летальным исходом; 30% заключённых умирают, остальные либо уходят на зону, или переводятся на «хроники», т. е. в общие камеры. Таким образом, туберкулёз ходит по всей тюрьме, а затем и на волю.

Медперсонала не хватает, медикаментов тоже, лечения полноценного больные не получают, врачей заключённые не видят месяцами, рентген проводят раз в год (рентгенпленки не хватает, медоборудования нет). Заключённые находятся в тюрьме по несколько лет: мышцы атрофируются, в весе теряют до 50%, остается только костяк, все это приводит к полной атрофии мышечной ткани и малокровию. Очень часто заключённые не доживают до суда, в ожидании которого просидели 2-3 года, человек выходит с ненормальной психикой и совершенно больной. Туберкулёзному больному государство оплачивает инвалидность, если даст, а может не дать.

В основном в тюрьмах находятся ребята 14—25 лет, это ещё не преступники, а вот кем они выйдут…

Преступников надо судить, а не пытать и морить голодом. А за каждым из этих заключённых стоят их семьи: родители, сёстры, братья, жёны, дети – и все они, зная, в каких нечеловеческих условиях находится родной им человек, переживают ту же трагедию и многие их них становятся пациентами психиатров.

Мы боремся не с преступностью, а занимаемся уничтожением людей – через войны, болезни, голод».

В других местах, в городах помельче, и местах подальше, положение ничуть не лучше. Вот письмо Сашке от Димки о мытарствах на этапе и пересылке (орфография сохранена):

«Сашка, здоровенько! А также всем, кто рядом с тобой! Буду очень рад застать тебя в добром здравии и превосходном расположении духа! Не обессудь, что долго молчал, недавал о себе знать. Но обстоятельства сложились так, что написать или сообщить о себе не было возможностей. Причина непостоянное место жительства, т. е. все это время в дороге, неудивляйся, в наше время, да ещё в этой системе это положняком. Казалось бы что здесь ехать, с Волгограда до Тулы, ну от силы дней 15. Да, нет, не так все просто. Как ты помнишь уехал я с г. Волжского 8 мая, просидел на пересылке в г. Волгограде 10 дней, следующей пересылкой должно быть г. Рязань. Но все вышло иначе. 18 мая нас довезли до г. Воронеж и тормознули на пересылке, содержали в сыром переполненном подвале, где в хате отсутствуют все бытовые условия напрочь, зато присутствуют клопы, такого количества этой мерзкой твари я в жизни еще не видел, короче на словах не передать сколько крови они высосали, представь за это время сменил 4 постельных комплекта – все были в крови. Пища, одно название, вода да хлеб. Но нам непривыкать, я к тому времени был «закален» после г. Волгограда. Почему на этой пересылке я так подробно остановился в ее описании сейчас поесню, все имеет свою последовательность. Так вот продержали нас до 8 сентября, и то случайно попал на этап до Тулы – спецвагоны – красные бастовали из-за невыплаты заработной платы и этапы в сторону Ярославля, Тулы, Рязани неходили. А страдали мы вот 4 месяца «охранял кукурузу» на г. Воронеже. Далее неделю на г. Туле и попал на 41-ую зону в г. Донской. Это еще мягко сказано приехал, если точнее еле ноги доволочил. При обследовании на мед. части, липилы[10]10
  Врачи.


[Закрыть] заключили полное истощение организма (вес 58 кг.) и затемнение левого легкого. Пробыл на 41-ой месяц и направили на обследование, на «Ясную поляну» тубзона. Где врачи установили туберкулез, вот теперь с 13 октября нахожусь в УЮ-400/3 «Ясная поляна». Липила кричит, лечение на долго, так что по ходу до конца срока отмакать буду здесь. За это время кого и чего только не увидел, в дороге, на пересылках, Вася это «кикос». Недавно приезжала матушка двое суток с ней был, помогает лекарствами да и по разным мелочам. Для восстановления как физического состояния так и морального стал много читать, если бы ты мог увидеть мою библиотеку, она бы тебе понравилась, собираю книги на различные тематики начинаю понемногу спортом заниматься, прикинь отжимаюсь 2 раза, на турнике ни разу, но сейчас уже пошли сдвиги на улучшение. С Божьей помощью. Больше стараюсь на воздухе проводить время. Короче Братка все выравнивается. Ты напиши, адрес мой домашний знаешь, черкани с Лешкой как Вы? Как жизнь? как здоровье? Что нового? Как положение у вас? Лешка Братка надеюсь тебя так-же застать в добром здравии и в превосходном расположении духа! Лешка думаю это письмо ты так-же хлопнешь, и при наличии свободного времени черканешь! Ладушки, Напишите на мой дом, матери, а она мне даст знать.