Текст книги "Игра на повышение"

Автор книги: Дмитрий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Дмитрий Викторович Евдокимов
Князь Холод. Игра на повышение

© Дмитрий Евдокимов, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Автор выражает благодарность своей семье за всемерную поддержку, «банной банде» – за поддержание хорошего настроения, Татьяне Мельниченко – за неизменно восхитительную работу в качестве редактора, корректора и бета-тестера одновременно.

1

За мной пришли около четырех часов утра. На первый взгляд все было пристойно – всего лишь приглашение на беседу к главе Сыскного приказа, но при этом все мои рецепторы буквально кричали, предупреждая об опасности. Строго говоря, можно было послать майора Чусового вместе с его начальником куда подальше – не тот у меня нынче статус, чтобы так со мной обходиться, но первым идти на обострение ситуации не хотелось. Пусть Никита Андреевич сделает этот ход, а уж я найду чем ответить. Поэтому я лишь многозначительно переглянулся с Игнатом и молча отправился вслед за красномундирником.

За пределами моих покоев число сопровождающих увеличилось до трех человек, но оружие у меня пока не требовали и никаких грубостей себе не позволяли. На лестнице обнаружились еще три красномундирника, прилежно старавшиеся слиться с тенью у стеночки. Ждут. Ждут того, кто побежит за помощью. Банально, примитивно, предсказуемо.

Ночь выдалась тяжелейшая. Подозреваю, что в историю она войдет под названием «Кровавая Пасха». После праздничной службы, во время крестного хода взорвалась заложенная на пути движения процессии пороховая мина, в результате чего погиб митрополит Филарет. Только вот сильно сомневаюсь, что целью злоумышленников был патриарх таридийской церкви, возглавлявший крестный ход, или окружавший его цвет столичного духовенства. Скорее всего, взрывники просто не сумели точно рассчитать время взрыва, который должен был стереть с лица земли государя нашего Ивана Шестого и его наследника Федора. А может, и меня вместе с ними. В итоге обоим старшим представителям династии Соболевых прилично досталось – нет никаких гарантий, что они не отправятся вслед за митрополитом Филаретом в мир иной, – а вот мы с Натальей Павловной при выходе из храма немного поотстали в возникшей сутолоке. Да еще прямо в момент взрыва меня притормозил мой секретарь Сашка Иванников, принесший срочное донесение от руководителя контрразведки Ольховского.

Совокупность этих случайностей сохранила нам с супругой жизни и здоровье, зато, по всей очевидности, вновь одарила вниманием Сыскного приказа.

Вот ведь никогда я не любил все эти массовые сборища! И в этот раз сделал все, чтобы избежать участия в пасхальной службе, завершающейся крестным ходом, да куда там – государь будет, наследник престола будет, а князь Бодров хочет пропустить столь важное событие? Царь-батюшка только укоризненно покачал головой, услышав о подобном, а царевич Федор выразительно крутил пальцем у виска: ты, мол, в своем уме? И так отношения с церковью натянутые в последнее время, а ты такой повод недоброжелателям хочешь дать.

В общем, пришлось нам с Натали участвовать. А тут такое! Хорошо, что двухлетнего сына с собой не взяли, не хватало еще, чтобы он с нами в ту адскую сутолоку угодил!

Между прочим, мы с Григорянскими и так прилично рисковали, прорываясь сквозь обезумевшую толпу к царю и наследнику. И именно мы организовали их эвакуацию во дворец, а позже выставили оцепление и руководили спасательными работами до подхода профильных служб. И за все это теперь меня награждали вызовом к господину Глазкову! Где, спрашивается, справедливость?

Впрочем, еще теплится надежда на благоприятный исход дела, ситуация-то возникла нешуточная, и будущее страны теперь окутано покровом неизвестности.

Натали ушла поддержать царевну Софью, не так давно родившую третью дочку. Вот и хорошо, пусть пока не беспокоится за меня, может, все еще обойдется.

– Пожелал бы вам доброго утра, Никита Андреевич, будь оно хоть немного добрым, – заявил я с порога в кабинете главного разыскника Таридии. – О! Святой отец, вы тоже здесь? Не могу сказать, что рад вам, но ситуация такова, что может понадобиться любая помощь.

Это уже было сказано протоинквизитору отцу Пафнутию, важно восседавшему за соседним столом с хозяином кабинета.

– И вам не хворать, Михаил Васильевич, – поспешил вставить слово Глазков, не позволяя представителю инквизиции с ходу ввязаться со мной в словесную перепалку.

Я подошел к стулу и, не дожидаясь приглашения, уселся, вальяжно вытянув натруженные за эту ночь ноги. Какого черта? Я не сделал ничего предосудительного и не собираюсь пресмыкаться перед ними!

Все же интересно – они меня позвали посовещаться, или я уже в роли подозреваемого? Строго говоря, никаких предпосылок к этому не было, но когда этих двоих останавливало отсутствие предпосылок?

– Что можете сказать по поводу этого ужасного происшествия? – хмуро поинтересовался Никита Андреевич.

– Пороховая мина взорвалась в подземной галерее, вырытой с территории усадьбы помещиков Петровых, уроженцев Усольской губернии. Хозяева решили сделать себе ледник и наняли для этого артель землекопов, предложивших неожиданно низкую цену. Сами Петровы уехали в родную деревню. Все это сейчас проверяется, но велика вероятность, что их уже нет в живых. Оставшаяся в доме прислуга в полнейшем неведении. Вот то, что удалось узнать по месту преступления. А с другой стороны, нашей контрразведкой отслежена шайка злоумышленников, имеющая связи с фрадштадтскими торговыми кругами. Полдюжины человек схвачены и дают показания. К сожалению, Ольховскому не хватило какого-то часа для предотвращения беды. Вот записка, полученная мною от него за минуту до взрыва.

Я выудил из кармана смятый листок с наспех нацарапанным предупреждением о заложенной бомбе по маршруту шествия крестного хода и протянул Никите Андреевичу. Нацепив на нос пенсне, тот ознакомился с содержанием, бросил на меня задумчивый взгляд из-под насупленных бровей.

– Значит, Фрадштадт? – тон заданного вопроса мне откровенно не понравился. Еще больше мне не понравилось, что записка Ольховского перекочевала в руки протоинквизитора.

– Кому еще это столь же выгодно и кто еще способен на такое? – ответил я на его вопрос сразу двумя вопросами.

– Смотри-ка, Никита Андреевич, как ловко получается! – воскликнул отец Пафнутий. – Сами все задумали, сами сделали, сами исполнителей схватили и показания нужные выбили! И записочку загодя приготовили, мол, чуток не успели! Ловко, князь, задумано, ох, ловко!

Протоинквизитор – это плохо. Это очень плохо. Потому как человек он очень злобный и мстительный. Пафнутий ополчился на меня еще в те времена, когда я делал в этом мире свои первые шаги, и с тех пор старательно использовал любую мелочь для обвинения меня в мракобесии, оскорблении чувств верующих и прочих страшных преступлениях. И плевать ему на отсутствие доказательств и логики в своих словах! Так что нельзя поддаваться на его наскоки, иначе просто затопчут. Несмотря на все мои заслуги и регалии.

– Вы, святой отец, не заговаривайтесь! – спокойно ответил я, обжигая представителя инквизиции морозным взглядом. – За такие слова можно и к ответу быть призванным.

– Хех! – цинично усмехнулся отец Пафнутий. – На дуэль меня вызовешь, бретер проклятый? Ловко ты себе дорожку к трону расчистить решил, да промахнулся чуток! Государь скоро придет в себя, а там, глядишь, и царевич с Божьей помощью оклемается! Не сносить тебе головы на этот раз, Бодров! Ох, не сносить!

– Да иди ты лесом, пугало огородное! – как же давно я мечтал сказать ему в глаза эту фразу, и вот подвернулся удобный случай. А что прикажете делать, если никакие разумные доводы не доходят до человека?

Я развернулся вместе со стулом лицом к протоинквизитору – чтобы смотреть ему прямо в лицо, а заодно – чтобы держать в поле зрения стоящих за моей спиной красномундирников.

– Как смеешь ты, червь!

– Одну минуту, святой отец! – в голосе Глазкова прозвучали стальные нотки. – Позвольте мне!

– Давайте, Никита Андреевич, не стесняйтесь! – любезно поддержал я хозяина кабинета, при этом совершенно не ожидая услышать ничего хорошего для себя.

– Скажите, князь, – не обратив внимания на мое паясничание, продолжил Глазков, – вы ведь не хотели вообще посещать торжественное богослужение?

– Пропустить пасхальную службу?! – отец Пафнутий аж подскочил на стуле от такого подарка судьбы. – Да как можно? Да это же прямое указание на ересь! Прислужник дьявола чувствует себя неуютно в храме Божьем!

– Да перестаньте нести чушь, святой отец! – досадливо поморщился я. – Нормально я себя чувствую в церкви, просто не люблю большие скопления народа. Уж извините, но мне этого на полях сражений хватило с лихвой!

– Но вы в итоге пришли, не так ли? – как ни в чем не бывало продолжил начальник сыска.

– Вы прекрасно знаете, что на этом настояли государь и царевич Федор.

– Согласно этикету, вы должны были находиться рядом с царевичем?

– О да! – неохотно подтвердил я, уже понимая, куда клонит оппонент. – Но при дворе полно блюдолизов, всегда старающихся протиснуться поближе к венценосным особам. Нам с супругой не хотелось толкаться с этими малопривлекательными людьми. К тому же на выходе из храма образовался затор, вот мы и отстали.

– Звучит малоубедительно! – Никита Андреевич откинулся на спинку стула и, скрестив на груди руки, вперил в меня внимательный взгляд своих немигающих глаз.

– Правда всегда звучит малоубедительно, – спокойно парировал я, – но это она и есть. Если бы взрывники не ошиблись со временем взрыва, вряд ли бы эти несколько метров форы спасли нас.

– Тем не менее вы здесь, целы и невредимы. А в стране безвластие. Кому же это выгодно? Ужель одним фрадштадтцам?

– Кому же еще?

– А кто займет трон в случае смерти Ивана Федоровича и Федора Ивановича?

– Ой, Никита Андреевич! Опять старые песни о главном?

– Довольно уже паясничать, Миша! Все очень серьезно! Сегодняшняя трагедия выводит тебя прямиком на вершину власти!

– Если уж вы так спешите похоронить царя с наследником, – устало вздохнул я, – то смею напомнить, что официальной наследницей Федора Ивановича назначена его старшая дочь Александра. За ней следуют еще две сестры. Регентом при них, вполне естественно, будет их родной дядя царевич Алексей. Этот порядок престолонаследия был введен с моей подачи, и черт меня подери, если я позволю кому-то его нарушить!

– Очень пафосно звучит! Но, во-первых, у идеи возвести женщину на трон слишком много противников, а во-вторых, ни для кого ведь не секрет, какое влияние вы имеете на Алексея Ивановича. Так что, кто бы ни сидел на троне, реальная власть будет у вас.

– Глазков! Иди к черту!

Я обессиленно откинулся на спинку стула. Как можно переспорить упертых фанатиков, оперируя логикой и пытаясь взывать к доводам рассудка? Очевидно, что никак. Пора прекращать это представление. Главное, чтобы сейчас в пыточную не потащили, а там разберемся.

– Ваша камера, Бодров, ожидает вас. Смею вас заверить, там все по-прежнему, ничего не изменилось. Так сказать, добро пожаловать домой!

То ли наивная попытка вывести меня из себя, то ли неуклюжая попытка пошутить. Тоже мне, психолог нашелся.

Я сам отстегнул ножны со шпагой, швырнул на стол и, заложив руки за спину, направился к боковой двери.

– Никита Андреевич, отдайте его мне! – прозвучал за спиной пышущий злобой голос протоинквизитора. – Я покажу ему перепись населения! Я все из него выжму, даже то, что он не знает!

– Чуть позже, отец Пафнутий, чуть позже!

2

Густые клубы сигарного дыма окутали лорда Генри Джеральда Хаксли. Обстановка кабинета виделась ему сквозь дымную пелену расплывчатой, нечеткой, полуреальной. «Весьма символично», – подумалось новому руководителю Тайной канцелярии его величества Георга Второго. Все как в ситуации со спровоцированными его подручными событиями в Таридии – вроде бы и операцию довели до логического завершения, и резонанса добились сильнейшего, и в то же самое время основная цель не достигнута, а почти всех исполнителей схватила контрразведка противника и наверняка уже связала с Островами. Вроде бы и успех, но с сильнейшим привкусом провала. И совершенно непонятно, как представлять дело руководству.

Не так лорду Генри виделся финал этой операции, не о том ему мечталось в предвкушении первого громкого триумфа на таридийском направлении. Такой удобный случай, такая великолепная возможность решить целый ворох проблем одним ударом!

– Кэрриган, есть вероятность того, что хоть кто-то из Соболевых испустит дух?

Сидящий напротив агент Кэрриган беспокойно поерзал на своем стуле. Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, слишком напряжен и не уверен в одобрении своих действий новым шефом. Это нравилось Хаксли, считавшему, что подчиненных нужно держать в строгости.

– Царевич Федор тяжело ранен, в его выздоровлении доктора не уверены, – чуть растягивая слова от волнения, ответил агент, – царь Иван, к сожалению, точно выживет.

– А Бодров цел и невредим? – задумчиво произнес лорд, некстати вспоминая сгинувшего в прошлую военную кампанию Олстона. Тот с маниакальным упорством охотился именно за этим князем из ближайшего окружения наследника престола и, несмотря на все ухищрения и возможности агента тайной службы его величества, потерпел крах.

– Князь Бодров арестован Сыскным приказом, как я понимаю, его заподозрили в попытке дворцового переворота. Но вряд ли это надолго. Не совсем же они там идиоты.

– Да, на такое везение рассчитывать не приходится, – в голосе лорда прозвучало легкое сожаление. – Хотя в Рангорне же получилось недавно.

– Ну, – осторожно возразил Кэрриган, – фигуры дона Эрнесто Кастильо и князя Бодрова вряд ли сопоставимы.

– Ты прав, Кэрриган, на сто процентов прав. Хотя и жаль. Так здорово было бы убрать эту занозу руками самих таридийцев!

Надежды на подобный исход действительно было ничтожно мало. Еще недавно задыхавшаяся в «дружеских объятиях» своих соседей Таридия нынче крепла и хорошела на глазах. Разумная внутренняя политика, помноженная на политическую волю правящего дома, давала поразительные результаты. Экономика росла как на дрожжах, торговля процветала, строились города и дороги, укреплялась армия, появился военный флот. Страна становилась реально опасным конкурентом для Фрадштадта. И, что самое страшное, все эти перемены были не поверхностными, а структурными, пронизывающими континентальное государство сверху донизу. Если оставить все как есть, то через несколько лет банальная смена власти уже не сможет остановить таридийского прогресса, а уж этого Тайная канцелярия его величества допустить никак не могла.

Хаксли знал, что ветераны Тайной канцелярии станут морщить свои аристократические носики и обвинять его в грубой работе. Да, раньше специальная служба Короны предпочитала действовать точечно, годами водя за руку намеченную жертву по «правильным путям», чтобы в нужный момент все представилось как самостоятельное и естественное действие исполнителя, без какого бы то ни было влияния извне. Но раньше и жизнь текла размеренно и неторопливо, а не неслась, подобно горной реке в стремнине. Какие времена, такие должны быть и правила игры. Нет сейчас у лорда Генри столько времени на розыгрыш таридийской партии. Да и случай подвернулся из таких, что грех было пройти мимо. Жаль, что не срослось, но из произошедшего нужно выжать все по максимуму.

– В Таридии ведь обострились разногласия между властью и церковью? – мысли шефа Тайной канцелярии вернулись к взрыву в Ивангороде. – Помнится, и лично к Бодрову у священнослужителей была масса претензий?

– Так точно, шеф. Именно местная инквизиция и участвовала в аресте. К сожалению, никакому влиянию тамошний протоинквизитор не поддается.

– Тем не менее. Сейчас будут выбирать нового патриарха, хорошо было бы, чтобы на него у нас были выходы. И надо бы усилить работу с церковниками вообще – у них большое влияние на население.

– Будет сделано.

Кэрриган ушел, а лорд Генри подошел к огромной карте континента, висящей на стене его кабинета, и, по-прежнему попыхивая сигарой, принялся задумчиво разглядывать Таридийское царство и соседние страны.

Когда-то его предшественник лорд Вулбридж активно разрабатывал планы по смене таридийского монарха, но этим планам по разным причинам не суждено было сбыться. Пробовать сейчас даже не стоит пытаться. Потому что таридийцы подстраховались и изменили закон о престолонаследии, внеся туда и особ женского пола. Таким образом, вслед за царевичем Федором в очередь на трон выстроились все его дочери, после чего эстафету принимал младший сын царя Алексей и его дочь. На этом основные ветви Соболевых заканчивались, но никакого облегчения фрадштадтцам это не приносило, ибо дальше шла очередь семьи Бодровых, а еще дальше – Григорянских. Наивно было бы предполагать, что кто-либо из этой длинной череды людей, имеющих права на престол, будет придерживаться отличной от нынешней линии поведения в отношении Фрадштадтских островов. А изводить для достижения цели целые семьи слишком долго и дорого. Вот если бы одним махом избавиться от большого числа претендентов – другое дело. Но подрывники просчитались.

– Черт возьми! – пробормотал сквозь зубы Хаксли. – Как хорошо все могло бы получиться!

Такого шанса больше не будет, противник теперь утроит бдительность, а из попавших в плен боевиков контрразведка вытрясет массу доказательств причастности к операции Тайной канцелярии. Скверно, ох, скверно. Скандал! Случись такое при Вулбридже, Хаксли бы лично ратовал за его отставку. Слава богу, что лорд Генри не так давно занял свою должность и еще не успел растратить кредит монаршего доверия. Но все равно нужно быть очень осторожным, выверять каждый шаг, продумывать наперед каждое слово.

– А что, если целью операции представить именно митрополита Филарета? – лорд Генри задумчиво выпустил вверх дымное колечко. – Зачем? А чтобы посеять семя раздора между неугодной Фрадштадту правящей верхушкой и столь популярной во всех слоях населения церковью! И Бодров так удачно попал под подозрение, а царевич Федор временно выбыл из игры. То есть мы имеем полное право заявить, что поставленная цель достигнута!

Хаксли довольно усмехнулся. Вот и выход из щепетильной ситуации. Если подать дело под таким соусом, то это может сработать. Тем более, если совместить с давно готовящейся улорийской операцией.

Жестко опущенный таридийцами с небес на землю, практически потерявший веру в себя и популярность внутри своей страны, улорийский король Янош продолжал использоваться Короной в своих целях. Альтернативы ему попросту не было. Введенный таридийцами режим беспошлинной торговли привязал к ним Тимланд крепче любых военно-политических союз ов. Силирия только восстанавливалась от организованной не без участия фрадштадтцев междоусобицы. А поскольку верх в этой заварушке взяла именно поддерживаемая Таридией сторона, ждать от нее агрессивных действий против своих верных союзников было бы странно.

Рангорн и Криол находились между собой в состоянии вечной вялотекущей войны, что не мешало им объединять усилия для противостояния с Островами на заморских территориях, а также безбожно корсарствовать по таридийским патентам, нанося значительный вред фрадштадтским купцам. Криол к тому же очень тесно в последнее время сотрудничал с таридийцами, вплоть до совместного освоения Нового Света.

Уппланд был не против «потолкаться локтями» за пограничные территории с Тимландом, но до Таридии ему дела не было.

Арниания традиционно готова была поддерживать Фрадштадт всегда и везде, но ее влияние на материке было ничтожно, равно как и ее возможности.

Вот так и оставался Янош Первый единственным инструментом, годным для реального воздействия на Таридийское царство извне. Да и то его решимость ввязываться в бесконечные войны в интересах Короны зиждилась исключительно на миллионных долгах перед Фрадштадтом. Жить на широкую ногу улорийский монарх любил, а отдавать долги предпочитал жизнями своих подданных.

Хаксли еще раз мысленно встроил все имеющиеся факты в только что придуманную им новую картину ивангородской операции и удовлетворенно причмокнул губами. Дело громкое, следовательно, его обязательно вызовут для объяснений в кабинет министров. Но теперь у него есть наготове жизнеспособная версия вполне удачной операции, так что бояться нечего. Обойдется.

3

Игната провели мимо запирающей мою камеру решетки спустя минут двадцать. Я наблюдал за этим, лежа на едва прикрытом соломой каменном ложе. Том же самом ложе, в той же самой камере, где мне пришлось провести несколько незабываемых суток во времена моего первого появления в столице, после поражения от тимландцев. Тогда несправедливое обвинение, а также угроза пыток и казни заставили меня серьезно задуматься о моем месте в этом мире. Сейчас тоже много что нужно было обдумать, не тратить же представившееся время спокойствия и тишины впустую!

Честно говоря, я уже думал, будто застрахован от подобной ситуации. Вроде бы достаточно уже совершил дел на благо новой родины и на военном поприще, и на стезе ускорения технического прогресса. И верность трону неоднократно доказывал, и народ меня на руках готов был носить, и даже Князем Холодом меня прозвали, сравнивая с героем сказок.

Однако народная любовь – она такая: сегодня есть, а завтра уже и нет. Свой героический статус нужно либо подтверждать постоянно, либо умирать в зените славы, чтобы не успели втоптать в грязь. Ни первого, ни второго я делать не собирался, потому что вообще героем себя не считал, старался жить обычной жизнью. Ну как – обычной? С поправкой на положение в обществе, которое обязывает…

Так что не все так просто, жизнь – штука переменчивая, и вовсе не обязательно проигрывать сражения или воровать миллионы, чтобы прослыть негодяем. Недаром же умные люди говорят, что не нужны враги, когда вокруг полно дураков – они все сделают сами. Да как сделают! Качественно, с любовью, так сказать, со всей душой!

В общем, постепенно то тут, то там стали раздаваться отдельные недовольные голоса, обвиняющие именно меня во всякой всячине. Что иноземцев много в стране развелось и через них таридийцы перенимают чуждые им знания и обычаи. Что мода становится «бесстыдной». Что крестьянских детей от работы глупым учением отвлекают. Что продвигаемая мною перепись населения есть истинно сатанинское действие. Дальше рассказывались страшные «достоверные» истории о растрате миллионов рублей на никому не нужные научные исследования, о создании «дьявольских» паровых машин и механизмов. И так далее и тому подобное.

И вот уже снова у меня за спиной маячит инквизиция, шепчутся за углом дворцовые завистники, многозначительно задерживает на мне свой взгляд начальник Сыскного приказа, да и народная молва постепенно вторит слухам и раздувает подслушанные домыслы. И как-то так получается, что даже Князь Холод уже начинает упоминаться в невыгодном свете.

Ей-богу, если бы я находился в родном мире на старушке Земле, то подумал бы, что против меня работает отлаженная пропагандистская машина.

Обидно. Обидно и нелепо сидеть в темнице за то, чего не совершал, и тогда, когда нужно действовать! Торопить следствие по взрыву, обеспечить государю и особенно Федору лучших докторов, проследить за работой правительства в их отсутствие, да и вообще нужно держать руку на пульсе! Известно же, что происходит с государством, если дела в нем идут самотеком. Так что у меня и внутри страны дел непочатый край, и международная обстановка напряженная, требующая пристального внимания. В общем, некогда мне тут прохлаждаться.

– Игнат! – позвал я, подходя к решетке.

– Все в порядке, Михаил Васильевич! – отозвался из одной из соседних камер Лукьянов. – Никто Сашкино исчезновение не заметил. А уж потом я так ринулся к выходу из дворца, что все соглядатаи переполошились. Все по плану.

– Скорей бы! – я вжался лицом в решетку, пытаясь заглянуть в конец коридора. Но, кроме темноты, ничего там не увидел.

– Скоро уже, – успокоил Игнат, словно мог увидеть мою попытку выглянуть наружу. – Полчаса, не больше.

Потому я и позволил себя так просто арестовать, что был уверен в скором освобождении. Господин Глазков наивно полагал, будто лучше всех знает царский дворец, в особенности все его тайные закоулки, однако это было не так.

В свое время я разобрал одну из стен в своих дворцовых апартаментах и перегородил тайный ход, из которого за мной очень лихо наблюдали сотрудники Сыскного приказа. Никита Андреевич посверкал сердито на меня глазами, но воспрепятствовать не смог. Выждав некоторое время, дабы отучить разыскников вообще ходить в мою сторону ввиду бесперспективности, я велел перенести перегородку чуть дальше, прибрав к рукам вход в одно из ответвлений межстеночного пространства. Выдержав паузу еще в несколько месяцев и так и не дождавшись возражений, я стал запускать туда ловких людей из контрразведки для досконального изучения тайных ходов. Главной трудностью при этом было не заблудиться или обнаружить себя шумом, а не столкнуться в узких коридорах с конкурентами из ведомства Глазкова. В общем, теперь сотрудники Ольховского знали дворцовый лабиринт не хуже красномундирников. Может, даже лучше, потому что знать о некоторых подземных ходах и не перекрыть их – это выше моего понимания. Впрочем, Никита Андреевич ведь сам по тайным тропам не шастает – не по чину ему, а люди его поди про запас оставили эти знания себе, для личного пользования, так сказать. Ну, а если им можно, то почему нельзя мне?

Игнат оказался прав. Минут через тридцать в недрах уходящего в темноту тюремного подземелья раздался едва слышный скрип. Затаив дыхание, я пытался уловить хоть какие-то признаки приближающегося человека, но ничего не происходило, не было ни звука осторожных шагов, ни колеблющегося света потайного фонаря. Я успел уже уверить себя, будто скрип был лишь плодом моего воображения, когда из темного коридора совершенно бесшумно к моей решетке выплыла одетая во все черное фигура.

– Ваше сиятельство? – настороженно спросил подошедший, не спеша приближаться на расстояние вытянутой руки.

– Так точно! – шепотом ответил я. – Игнат в одной из соседних камер.

– Здесь я! – донесся до меня свистящий шепот Лукьянова.

– Я Архип Лунгин, – сообщил наш потенциальный спаситель, принимаясь ковыряться чем-то в массивном навесном замке. – Нужно спешить: весь город гудит, словно растревоженный улей, повсюду патрули, гвардейцы и красномундирники хватают всех подозрительных личностей и отправляют в городскую тюрьму – до выяснения. И инквизиция очень активничает.

– Еще бы, – усмехнулся я, – отец Пафнутий не может упустить такой шанс проявить себя.

– Мы перебрались на запасную штаб-квартиру. От греха подальше.

– Правильно. Кто знает, что Никите Андреевичу в голову взбредет.

В этот момент произошло сразу несколько событий. В замке что-то щелкнуло, надтреснутый голос из какой-то камеры грязно выругался на «проклятых крыс», а со стороны входа в подземелье послышался лязг засовов. Как же не вовремя!

Лунгин на секунду замер в нерешительности, но затем аккуратно снял замок и потянул на себя решетчатую дверь.

– Быстрее, ваше сиятельство!

У меня мелькнула было мысль запереть дверь обратно и переждать визит неожиданных посетителей, но кто мог поручиться, что они явились не по мою душу? Нет уж, бежать так бежать!

Мы перешли к камере Игната, где Архип занялся очередным замком, а мне оставалось только тревожно прислушиваться к шуму множества голосов, доносящемуся от начала тюремного коридора. Сколько их там: три, пять? Пожалуй, больше. Вот и свет от горящих факелов заставил тени причудливо плясать на каменных стенах, сейчас визитеры выйдут из-за угла и увидят нас, а Лунгин все возится с замком.

– Уходите без меня, Михаил Васильевич, – обеспокоенно заявил Лукьянов, впечатавший свое лицо между прутьями решетки в попытке разглядеть происходящее в коридоре.

– Восьмая камера по левую руку, ниша во внешней стене открыта, скорее! – поддержал моего ординарца-телохранителя Архип.

К счастью, в этот миг замок сдался, дужка выскользнула из петель, и Лунгину пришлось изогнуться всем телом, чтобы не допустить его падения на пол. Игнат тут же толкнул наружу предательски заскрипевшую решетчатую дверь и выскользнул к нам в коридор.

– Это как? А ну стой! – раздался удивленный голос первого появившегося из-за угла коридора человека.

– Стой!

– Стоять!

– Измена!

Что же за невезение такое?! Всего какой-то минуты не хватило нам, чтобы исчезнуть из темницы аккуратно, по-тихому! Впрочем, не время думать об этом, пока есть возможность убежать, нужно сосредоточиться именно на этой цели. Вот если нас сейчас поймают, это будет грандиозный провал!

Архип припустил по коридору с такой скоростью, что нам с Игнатом стоило больших усилий не потерять в темноте его спину. Считать немедленно пустившихся в погоню преследователей мы не стали, но, судя по производимому шуму, было их никак не меньше десятка. У входа в нужную камеру Лунгин остановился, пропуская нас внутрь. После чего он чиркнул кресалом и швырнул в направлении противника какую-то штуковину.

– Быстро в ход! – крикнул он, бесцеремонно толкая меня в спину.

Уже когда я протиснулся в узкий темный зев потайного хода, в темнице раздался негромкий хлопок, после чего последовала яркая вспышка, от которой даже у меня несколько мгновений рябило в глазах – что уж говорить о находившихся в коридоре. Однако, судя по отчаянной ругани замыкавшего наш маленький отряд Архипа, световая граната не возымела нужного действия. То есть оторваться на безопасное расстояние от преследователей нам не удалось, вход в тоннель остался открытым, и сейчас мы по-прежнему имели на хвосте десяток разъяренных красномундирников.

Метров через десять тоннель резко повернул влево, сразу за поворотом пошли узкие и высокие ступени вниз, на такую ступень было очень тяжело ставить ногу, потому пришлось приспосабливаться спускаться боком. Слава богу, за лестницей шел относительно ровный участок, где можно было прибавить скорости.

В подземном ходе было темно, тепло и влажно. Передвигаться приходилось, постоянно нащупывая рукой стену, поскольку в такой темени я даже не различал спины бегущего впереди Игната. Местами стены были мокрыми, а под ногами хлюпала вода и чавкала жидкая грязь. Преследователям было проще – они освещали себе путь факелами и постепенно настигали нас.

Вскоре тоннель неожиданно повернул вправо под углом почти девяносто градусов, пыхтение Архипа за моей спиной прекратилось, а спустя пару секунд сзади грохнули один за другим два выстрела. Подземный ход наполнился испуганными криками, стонами и крепкими ругательствами, вслед за чем последовали несколько ответных пистолетных выстрелов, но мы уже были за поворотом, в том числе и быстро нагнавший нас Лунгин. Впрочем, это ненадолго задержало противника – совсем скоро свет факелов вновь стал неумолимо приближаться.