Текст книги "Скитания ворона"
Автор книги: Дмитрий Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Потом, после спектакля за кулисами пили много вина, Анатоль спорил, хвалил и молчал, и его молчание как-то по-особому слушали актеры. Он был душой театра, его камертоном. Нил почувствовал, что гордится дружбой с этим некрасивым, но бесконечно дорогим ему человеком.
«Я покажу ему Россию, наши театры. Когда-нибудь надо обязательно поехать с Анатолем в Ленинград. Представляю его восторг. Я обязательно сделаю это», – мечтал Нил, возвращаясь домой по ночному Парижу.
– Нил, я же купила тебе обручальное кольцо! В России даже такого простого предмета, жизненно важного для человека, невозможно найти. Помнишь, нам еще хотели подсунуть для тебя как бы золотое, но во всем мире такой пробы-то не бывает, у нас такое и клошар нашел бы да выкинул, а совки радуются, как индейцы зеркальцам, вот смех-то! Оно от Картье, с Вандомской площади. Давай-ка, я тебя окольцую, как орнитолог птичку, иди ко мне.
Сесиль вынула из бархатной коробочки и попыталась надеть кольцо на безымянный палец левой руки Нила, но оно неловко выскользнуло из рук и упало на ковер.
«Плохая примета», – подумал Нил.
– Ну как ты держишь руку! Все из-за тебя, как всегда! – зудела жена.
Он сам поднял кольцо и попытался окольцеваться самостоятельно, но оно упорно не поддавалось, не проходя через средний сустав фаланги. Сесиль была близка к истерике – состоянию, в последнее время привычному в ее общении с мужем.
– Не переживай, дорогая, я попробую на другой палец.
– Ты сошел с ума! Это же обручальное, на другом ты его носить не будешь ни за что. Ты специально не желаешь его надеть, я знаю, ты не любишь меня, мы даже ни разу не спали вместе со времени твоего приезда! Ты целуешь меня, только когда это необходимо по протоколу, чтобы другие поверили, что у нас все нормально. Зачем, зачем ты женился на мне? Чтобы только выехать из России, где, конечно же, нормальный человек жить не должен, но не за счет же моей судьбы. Если я тебе не нужна, пожалуйста, я дам тебе развод, у меня прекрасный адвокат, только я не позволю тебе играть в меня! Ты приехал на все готовое, твоего тут ничего нет, если бы не я, ты бы до сих пор пил ваше помойное вино на грязных кухнях со своими замечаа-ательными дружками, у которых кроме грязных брюк и книжек ничего нет и не будет никогда, потому что они все ничтожества, пьяницы и бездельники! Носятся со своей глупой гордостью, а чем гордиться-то! На вашем месте я бы только и делала, что учила бы иностранные языки, для конспирации перед цивилизованным человечеством, может, кто и не заметит, что из России!
Нил ударил ее сильнее, чем хотел. Она отлетела на середину комнаты и, потеряв равновесие, рухнула на приставленный к туалету пуф, головой влетев в зеркальный столик. На ее искусственно отбеленных и мелко завитых кудряшках появилась кровь, которая мгновенно залила лицо. Несколько секунд Нил стоял, не предпринимая ничего. Предательское чувство радости от сделанного не давало сдвинуться с места. Нил, не отрываясь, смотрел на безжизненное тело и красное пятно. Током прошила мысль: «Я же убил ее, это невозможно!»
Он бережно положил Сесиль на диван, постоянно повторяя: «Господи, не умирай, дорогая, не надо, я не хотел…» Салфеткой, содранной со столика, он начал стирать кровь, другой рукой пытаясь нащупать пульс. Она открыла глаза так внезапно, что Нил вскрикнул от неожиданности.
Промыв рану и приложив стерильный пакет, уже переодетая в пеньюар, Сесиль слабым, но достаточно внятным голосом отдавала распоряжения навсегда провинившемуся супругу:
– И замочи салфетку в холодной воде! Как ты вообще догадался ее взять, это наша фамильная скатерть, ты никогда не думаешь вперед… Да, позвони доктору Вальме, пусть зайдет и сделает противостолбнячный укол. Телефон в общей записной книжке. Да, и принеси мне зеркало, как я теперь покажусь на работе? Наверное, надо наложить швы.
– Дай я посмотрю, я немного понимаю в медицине.
Рана была небольшая, но Нила передернуло, еще чуть-чуть ниже, и случилось бы непоправимое…
Сесиль залилась совсем непритворными слезами.
– Как ты мог, как ты мог, меня никто никогда не трогал и пальцем!
– Прости, я не трону тебя больше, но прошу тебя: никогда, слышишь, никогда не говори о моих друзьях ничего подобного.
Сесиль внимательно взглянула на него, и ей стало страшно. Чужой, совершенно новый человек стоял рядом с ней.
Да, убийство никак не входило в планы Нила, но за суетой выполнения заданий больной супруги он понял впервые в жизни, что убить человека очень просто и с Федором Михайловичем можно было бы поспорить…
Звонок прервал все неконструктивные мысли.
Доктор долго возился, сделал уколы, наложил повязку, потом на кухне, выпивая традиционный стаканчик и хитро поглядывая на Нила, сказал:
– Всегда удивлялся, как женщины ходят на таких высоких каблуках, это так опасно, а Сесиль вечно торопится, она и в детстве частенько неудачно падала. Вам надо быть повнимательнее с ней, больше гуляйте на воздухе. Вам, мсье Нил, хорошо бы тоже отдохнуть, вы не лучшим образом выглядите. Будут проблемы, заходите.
Он протянул Нилу карточку с адресом.
– Спасибо, непременно, и вообще спасибо за все.
Закрыв дверь, Нил вернулся на кухню и налил себе изрядную порцию виски. Потом достал еще один стакан и поднос.
– Сесиль, выпей немного, тебе сразу станет легче, все будет хорошо. – Нил принес виски в двух стаканах налитых по русской мерке. – Доктор сказал, что это все пустяки и быстро заживет, так что не переживай.
– Да, для тебя все пустяки… – начала опять жена, но Нил не выдержал бы продолжения мыльной оперы.
– Мы не будем больше ссориться, вот смотри.
Нил протянул жене левую руку, на безымянном пальце которой блестело золото…
Работа в Аш-Э-Се не приносила никакой радости. С преподавателями Нил держался корректно, но дружеских отношений устанавливать не захотел. Ожидание встречи со связным окончательно измотало нервную систему. Прошло больше трех месяцев после приезда, но все подозреваемые Нила так и не проявили себя. Доходило порой до того, что Нил был на грани открытого вступления в соответствующий разговор, но в последнюю минуту брал себя в руки. Такие приступы случались обычно в состоянии подпития, а последнее стало почти нормой. Порой Нил действительно сильно напивался, порой умело притворялся. Сразу по приезде он понял, что с женой быть не в силах, и пьянство стало идеальной отмазкой от исполнения супружеского долга…
– Нил! Нил! Иди скорее, у меня для тебя сюрприз! – возбужденным голосом звала Сесиль.
Нил вошел в гостиную, и жена тут же бросилась ему на шею.
– Как ты угадал! Мне очень понравился твой подарок, ты по своей рассеянности уже и забыл. Я нашла подходящую раму, просто прелестная вещь, я же обожаю лошадей! Какой ты милый!
Со стены на него смотрел портрет Тани Захаржевской в тонкой золотистой раме.
– Да, ты молодец, хорошая рамка, – растерянно пробурчал Нил. – По этому поводу можно немного вина.
Это единственное, что пришло ему в голову, чтобы как-то придти в себя.
– Когда это прекратится! – услышал он за спиной и как-то воровато быстро успел опрокинуть долгожданную порцию. – Ты же сказал вина, а виски – это совсем другой напиток! Я не могу больше терпеть твое пьянство, ты же превращаешься в алкоголика! Завтра же мы идем к доктору, или я вызову папу, может хоть он на тебя повлияет.
– Не надо, я схожу, но только один, без тебя.
– Учти, я проверю, только попробуй обмануть, я тогда засуну тебя в лечебницу!
Перспектива попасть в дурдом, пусть и французский, его мало обрадовала, а зная принципиальный характер супруги, на следующий день Нил поплелся к Вальме.
Доктор встретил его любезно, с профессиональной заботой на челе. Кабинет мало напоминал медицинское учреждение. Стильная мягкая мебель, дорогой ковер и живопись в старинных рамах – скорее, хорошая гостиная, но никак не приемная лекаря.
– Что-нибудь с Сесиль? Как она себя чувствует?
– С Сесиль все хорошо, наверное, даже не будет заметно. Она просила меня зайти к вам проконсультироваться, хотя я считаю это лишним, я бы и сам справился…
Нил как-то по-школьному стушевался под внимательным взглядом доктора.
– Не волнуйтесь, и не надо ничего объяснять, ваша жена звонила мне, и я понимаю вашу проблему. Сколько вы поглощаете в день алкоголя?
– Да когда как… Честно говоря, не всегда удается вести учет выпитому. Первую бутылку помню хорошо, а вот дальше…
– Вы сказали – первую бутылку. Вина?
– Водки, доктор. Иногда виски, кальвадоса или киршвассера, но чаще – русской водки. Привычней.
– Боже мой, водки! Целую бутылку русской водки!
– Как правило, за ней следует вторая…
– Да-а… С другой стороны, по всем внешним показателям вы не похожи на записного алкоголика, здесь, думается, причина не столько органическая, сколько психологическая. Адаптация, знаете ли, ак-климатизация… Полагаю, совместными усилиями мы с вами преодолеем кризис. Семейный доктор, знаете ли, в первую очередь должен быть неплохим психотерапевтом, собственно, это и есть моя специализация согласно диплому, а депрессионные состояния – это мой конек. Болезнь двадцатого века, если хотите знать мое мнение, а ведь многие и не подозревают, что она подлежит лечению. Попробуйте, и вы потом мне скажете спасибо… Я могу быть вам полезен и по второму вопросу, хотя, я смотрю, вы и не думаете обсуждать его. Ваша жена меня просила поговорить о сексуальной проблеме. В России, Сесиль сказала, проблем у вас с этим не было. А сейчас у вас есть жалобы? Я постараюсь помочь вам. Конечно, связь с принятием алкоголя я не исключаю, но в вашем возрасте и чтобы такое влияние на потенцию… Думаю, здесь все та же причина, трудности адаптационного периода. Вам надо всего лишь снять накопившееся напряжение… Если желаете, я проведу обследование. Сесиль – молодая и здоровая женщина, отсутствие нормальной жизни с мужем может очень сильно сказаться на ее здоровье…
– Нет, нет, не надо никакого обследования… Я тоже думаю, что это связано с медленной адаптацией, со временем все придет в норму.
– Вам может помочь… как это сказать… переходной вариант. У меня есть кое-какие знакомства с женщинами, они же и мои пациентки… все останется в строжайшей тайне, не беспокойтесь. Я дам вам телефон, позвоните и скажите, что Вальме передает привет, больше ничего не надо. И не бойтесь, даже люди из высшего общества частенько прибегают к подобному лекарству и, поверьте, прекрасно живут с женами до старости. – Вальме быстро набросал телефон и протянул Нилу.
Да, на родине такое лечение не придумал бы ни один врач…
Нил решил не вступать в полемику по поводу столь странного рецепта, но для успокоения все-таки на прощание сказал, что ед-ва ли воспользуется предложенным методом.
– Заходите, всегда рад быть полезным вам и Сесиль. – Доктор пожал руку, и Нил понял, что его мнения особо и не спрашивали, аудиенция закончилась.
Нил вышел на улицу с тревожным чувством, и первая мысль, конечно же, была пропустить стаканчик. Записка с телефоном вместе с пачкой сигарет очутилась на столике, и Нил невольно прочитал: «Ира». Ниже стоял восьмизначный парижский номер.
Подумать только – Ира! Вот уж не рассчитывал он на русскую проститутку нарваться в Париже, была бы францужен-ка – другое дело, а то Ира… совсем неинтересно, но не идти же обратно, чтобы поменяли, уж и вовсе смешно. Да и не собирается он звонить никому. Но, уходя, засунул записку обратно в карман.
Но не прошло и недели – а Нил старательно перерывал свои рубашки и брюки в поисках лечебного телефона. Сесиль уехала на выходные в Нормандию. На целых два дня. Пьянящее чувство свободы вдохновляло Нила на подвиги.
Записка превратилась в скомканный комочек. Нилу пришлось расшифровывать почти стертые цифры. Руки вспотели, пока он набирал номер.
Трубку долго никто не брал, и Нил хотел было повесить трубку, как услышал на том конце голос:
– Ира слушает.
Нил почему-то сразу перешел на русский, почему-то он не сомневался, что говорит с соотечественницей. После необходимого привета от доктора Нил замялся, не зная, как перейти к сути, но этого и не потребовалось. Девушка сама взяла инициативу в свои руки. Она не переспросила его, значит, все-таки, понимала по-русски, хотя сама на русский так и не перешла.
– Если вы сегодня свободны, то я буду вас ждать в восемь часов у фонтана на Сан-Сюльпис. Знаете, где это?
– Да. Как я вас узнаю?
– На мне будет черный шарф.
Нил готовился прямо как на свидание. Отгладил брюки, до блеска надраил ботинки, тщательно почистил зубы. Туалетная вода, подаренная Сесиль, на этот раз не вызвала у него обычного отвращения. В последний момент он сообразил, что в доме напрочь отсутствуют презервативы. В целях конспирации он решил не покупать их в угловой аптеке мсье Нунгулу, а спустился в метро, по прямой доехал до бульвара Сен-Дени, где и обзавелся пакетиком резинок, благо в этом веселом квартале они продавались в каждом секс-шопе. Отбиваясь от назойливых жриц любви, навязчивых зазывал и настырных сутенеров, Нил снова нырнул в метро и по той же ветке без приключений доехал до площади Сан-Сюльпис.
В ярком свете ртутных фонарей он сразу узнал ее. Высокая, стройная, в длинном черном пальто, в черном шарфе, повязанном поверх пышных распущенных черных волос, она деловито шагнула из-за угла и, не посмотрев в сторону фонтана, возле которого томился на скамейке Нил, стала подниматься по ступенькам собора.
– Ира! – привстав, окликнул ее Нил.
Она резко повернулась и остановилась, не сделав ни шага навстречу, словно уступая ему всю инициативу по сближению.
Он ускорил шаг и через несколько секунд стоял рядом с ней на ступенях.
– Ира… – чуть задыхаясь, проговорил он. – Я…
Она подняла руку, и Нил замолчал.
– Мы, кажется, договаривались ровно на восемь. Сейчас без четверти. У меня есть пятнадцать минут. Ждите здесь.
Она толкнула высокую резную дверь и исчезла за ней.
Нил постоял, выкурил сигарету, вздохнул, посмотрел на часы.
Потом тоже вошел в храм…
Изнутри собор Сан-Сюльпис казался еще больше, чем снаружи. Лишь по периферии вокруг нефа лепились маленькие, невысокие ниши, каждая со своим алтарем, со своими плитами и надгробиями, со своими статуэтками и барочной живописью, замещающей в здешних церквах иконы. Нил, человек совершенно невоцерковленный, не знал, как они, эти ниши, называются – в голове вертелись какие-то «притворы» и еще «базилики».
Чувствуя себя полным идиотом, Нил подошел к огромному ларю в центре зала, взял свечу, бросил в щелочку для монет положенные десять франков.
Ему некстати вспомнились две комсомольские дуры из курсового бюро, тайком бегавшие на Смоленское кладбище писать записочки Ксении Блаженной. «Ксюшенька, помоги спихнуть диамат!.. Ксюшенька, сделай так, чтобы Петров на меня посмотрел…»
Ксюшенька, помоги мне…
Он зажег свечу зажигалкой, медленно двинулся вдоль ниш.
Ксюшенька, помоги мне…
Поставил свечу рядом с другими, прямо, крепко вжав в углубление.
Ксюшенька… или кто там еще… дай мне увидеть Лиз!
Он поднял голову и тут же увидел Иру.
Она сидела в первом ряду выставленных, словно в кинотеатре, стульчиков перед пустой белой стеной. Голова ее была опущена, руки молитвенно сложены, губы что-то шептали.
Взгляд его пополз вверх по белой стене.
И остановился.
Наверху, почти под самыми сводами он увидел деревянный барельеф.
Держа в руках младенца и попирая босой ногой голову змея, стояла на огромном яблоке Лиз.
Она чуть заметно улыбалась ему.
Только, конечно, это была не Лиз, а Дева Мария.
Но это уже не имело значения.
Быстрым шагом он вышел из храма…
Сжав ладонями виски, Нил сидел на чугунной скамейке сквера Сан-Сюльпис и даже не слышал шума фонтанных струй. Тем более не заметил, как к нему приблизилась рослая молодая женщина в черном шарфе, повязанном на голове.
– Извини, – с улыбкой сказала Ира, развязывая шарф. – Я потеряла счет времени.
Нил сосредоточенно оглядел ее. Он не понимал, что это за женщина и зачем она нужна ему.
– Пойдем же скорее.
– Куда?
– Как это – куда? Для начала в кабачок на Шерш-Миди. Это рядом.
– Зачем?
– О, Боже!.. Или это не ты звонил мне сегодня.
– Сегодня… Да, это я звонил. Пойдем, конечно.
– Ах, какой ты странный…
Ее высокие каблуки зацокали по булыжникам сквера.
«И все же она едва ли русская, – думал Нил, на шаг отстав от нее. – Идти в церковь перед тем, как предаться разврату за деньги. Такая поза, такая многозначительная банальность в истинно французском духе… Зря я пошел, все-таки…»
В кабаке было шумновато и накурено. За угловым столиком резались в карты какие-то небритые, но при галстуках, личности, у окна рубился сам с собой в китайский бильярд долговязый обдолбанный сопляк. Звероподобный бармен с полотенцем через плечо лениво разливал по микроскопическим рюмочкам пастис. Увидев Иру, он страшно улыбнулся, показав неровный ряд черных зубов.
– О, Ира, салют! Дела идут, как я погляжу, опять с клиентом… Как всегда?
– Как всегда…
Они сели за свободный столик, и почти сразу перед ними возникли два высоких бокала с жидкостью цвета разведенной марганцовки.
– Кир, – пояснила Ира. – Белое вино с черносмородиновым сиропом.
– Я знаю, что такое кир, – без восторга ответил Нил, повертел в руках бокал, закурил и принялся, не таясь, изучать сегодняшнюю свою спутницу.
Девушка действительно мало походила на русскую, скорее, в крупных чертах лица проступало что-то восточное. Фигура ее была безупречна, а волосы черной копной доставали почти до талии. Длинные волосы всегда нравились Нилу.
– Ира… какое странное имя, – задумчиво проговорил он. – По латыни оно означает «гнев». Ты гневлива?
Она отставила бокал и расхохоталась ему в лицо.
– Да ладно, можешь звать меня Ириша. А как тебя величают?
Ее внезапный переход на русский застиг Нила врасплох. Он хотел соврать, но быстро не получилось.
– Нил Романович.
– Ну, зачем же так официально, это ты в России Романович, а я тебя буду звать без Романовича, если не против… Что-то ты не пьешь, за встречу полагается выпить. Или предпочитаешь водку?
– Не сейчас.
Второй, а затем и третий бокал кира сняли напряжение, и с каждой минутой Ириша казалась Нилу все более привлекательной, даже чересчур накрашенное лицо уже не казалось вульгарным.
– Мы так и будем тут сидеть весь вечер? Кажется, у нас другая культурная программа. Пошли.
Ира встала, Нил чуть-чуть замешкался, но потом как-то резко вскочил. Стул с грохотом повалился, чем привлек внимание скучающей публики. Не подняв его, Нил выскочил за Ирой на бульвар, где она уже ловила такси.
Квартирка на Коммерс была кукольно-маленькой, правда, имелась ванная, зато кухни не было вообще. Кровать занимала почти все пространство комнаты, так что к маленькому окну можно было с трудом пробраться. Большое зеркало немного скрашивало ощущение тесноты, но в нем отражалась вся комната, и Нил показался сам себе слишком большим.
– Пожалуй, скотч, – выбрал Нил из предложенных напитков.
– А я, если не против, еще кира кирну, не люблю мешать, а то у меня голова утром болит. – Ира внесла поднос и поставила его на кровать, которая выполняла также функции стола.
Вино, музыка и полумрак начали, как обычно, способствовать организации процесса.
– Да, я не спросила, ты на время или на ночь? – очень буднично спросила она.
– Как получится, – отозвался Нил.
Он совершенно успокоился, нервное напряжение спало как-то само собой.
– Тебе при свете больше нравится или как?
– Выключи. – Свет из окна напротив все равно освещал комнату через тонкие занавески.
Немного озадачил наряд на девушке. Нил не представлял, как подступиться к раздеванию. Он много раз в журналах видел красоток в ярких купальниках и даже вспомнил, что это называется боди, но вот как это боди побыстрее ликвидировать, не приходило в голову. Свое неведение он скрыл хищной, как ему казалось, усмешкой.
– Сама. – Он развалился на кровати.
Прелюдия разворачивалась стремительно, казалось, что она просто нажимает на только ей известные кнопочки на его теле – и тело послушно выполняет все ее приказы.
Дальше началось такое, что Нил только успевал тонкой шелковой простынкой вытирать пот. Ира, казалось, была искренней в чувствах и даже нежной, но чего-то все равно не хватало.
– Почему ты меня ни разу не поцеловала? – дошло до Нила.
– Я никогда никого не целую – это мое правило, разве тебе плохо со мной?
– Классно! Ты любой француженке дашь сто очков вперед!
Нил уже курил, а Ира, по-домашнему свернувшись калачиком, лежала рядом.
– Ты давно в Париже? Как ты попала сюда? И вообще родом-то ты откуда?
Нил почувствовал какую-то внезапную острую жалость к этой женщине.
– Ты пришел взять у меня интервью или заниматься сексом? учти, я на интервью не давала согласия.
Ирина наездницей вскочила на Нила… Вопросы задавать было некогда.
Нил проснулся и не сразу понял, где он. Еще было темно, а свет из противоположного окна уже не горел. Она спала беспокойно, Нил только угадывал ее лицо. Вдруг она заговорила. Нил переспросил, не разобрав слов – и, не получив ответа, понял, что девушка говорит во сне. Прошло еще немного времени, и он услышал:
– Стас, милый, посмотри., где соска, я не могу найти, Ника плачет. принеси… он заболел… горячий, Стас, помоги, он умирает, Ника, мальчик мой…
Ира бормотала по-русски, голова ее металась по подушке. Нил погладил девушку по волосам, успокаивая.
– Тише, тише, все хорошо, спи.
Потом обнял ее напряженное тело и прижал к себе, спасая от ночного кошмара.
Когда он проснулся, то сразу увидел ее. Она сидела в розовом пушистом халатике за туалетом и что-то писала.
– Доброе утро! – Ира быстро закрыла блокнот, и повернулась к Нилу. – Ну что, кофе?
– Пожалуй.
– Ты не вставай, я сейчас принесу.
Поднос с чашками она поставила на кровать и осторожно, чтобы не расплескать, пристроилась рядом. Настроение у Нила было превосходное, воспоминания прошедшей ночи все еще немного возбуждали его, и совсем не хотелось подниматься. Он запустил руку под розовый халат, но Ира мягко отстранилась.
– Тебе пора. Уже одиннадцать утра.
Нил все понял, и сентиментальные чувства мигом вылетели из головы. В крохотной прихожей уже одетый Нил достал бумажник и принялся отсчитывать деньги.
– Ириш, – позвал он, – посмотри, я правильно понял, как бы не обсчитать тебя!
– Вряд ли правильно, – отозвалась из комнаты она.
– Ну, ты скажи, у меня никакого опыта пока в этом вопросе нет.
– Шестьсот шестьдесят шесть франков и ни сантимом меньше.
Даже если бы провалился пол, и пришлось пролететь все пять этажей, Нил испугался бы гораздо меньше. Он медленно, на негнущихся ногах вошел в комнату и встал как вкопанный.
– Ты?.. Почему ты не сказала сразу, я бы никогда, зачем все это было нужно…
– Давай без истерик и интервью. Я жду тебя здесь ровно через двадцать один день, ровно в десять вечера, сюда все и принесешь, а вот это возьми, потом, после прочтения знаешь, что делать, детективы-то читал в детстве, вот и действуй согласно законам жанра… Все, пока, милый, ступай, я еще посплю. Имею полное право на отдых, согласно конституции СССР… А ты ничего, приятный мужик, не то что эти аборигены – только слюни распускают, да мифы про свою суперсексуальность, а на деле – полное ничто… Да не переживай ты так, прямо побелел весь, ничего страшного не будет. Привет жене!
Ира незло рассмеялась и нырнула под одеяло.
Сесиль трясла Нила и била по щекам, все тело ее сотрясали рыдания.
– Негодяй, алкоголик! Посмотри, во что ты превратил дом! Тебя нельзя оставить ни на один день, вставай немедленно!
На полу валялись разнокалиберные бутылки, фрагменты одежды и перевернутые пепельницы завершали натюрморт, созданный Нилом за последние сутки. Он, бормоча жалкие оправдания, поплелся в душ и долго сначала пил холодную воду из крана, потом, под струями воды, понемногу начал приходить в себя. Пришлось отвлечься от тяжелых мыслей, так как трудовая повинность под чутким руководством жены не давала возможности сосредоточиться.
– Доктор Вальме рекомендовал мне пройти курс, так что я, наверное, сегодня же созвонюсь и начну лечение, дорогая, – сказал он, распрямившись и утерев трудовой пот. – Иди, взгляни, похоже, все прибрал…
– Потом, я занята! – крикнула из кабинета Сесиль. – И не наверное, а точно, и звони прямо сейчас при мне. Как я устала от твоих пьянок!
Нил прошел на кухню и успел-таки отхлебнуть прямо из горлышка для поправки органов значительный глоток.
– Все, все, звоню.
С доктором договорились на четверг. Сесиль немного успокоилась и, написав список поручений, уехала на работу.
Как всегда, группа была в полном составе. Прогулы были большой редкостью среди слушателей Аш-Э-Се. Раздав задания и дожидаясь, пока студенты справятся с ними, Нил сидел на преподавательском месте и смотрел на своих подопечных. Смотрел совсем другими глазами, мысленно сбивая досье на каждого, восстанавливая в памяти полученную в разное время информацию. Мерзко было на сердце. Он, Нил Баренцев, никогда не опускавшийся до предательства, должен стать обычным стукачом. Как бы сделать так, чтобы и отчеты устроили Асурова, и вред ребятам не принести… Нил думал напряженно, но так ничего и не приходило в голову. Да и перехитрить такую машину дело почти безнадежное…
Самое сложное – это раздобыть личные дела, в них та, главная информация на каждого, которую ждут органы. Надо же так назваться – органы, что-то патологоанатомическое, расчлененное, гадкое. Самое то для прославленной конторы гэбистов.
Разжиться анкетами удалось без проблем, толстая секретарша Франсин частенько оставляла свое хозяйство без присмотра, да и это были на ее взгляд не настолько важные документы, чтобы их прятать в сейф. Двух минут хватило на то, чтобы перебрать все листочки, щелкнуть над каждым специальной авторучкой, полученной от Иры вместе с инструкциями, и шутливым комплиментом встретить Франсин, несущую чашечку кофе, собственноручно сваренного ею для душки-профессора из России.
Сесиль по вечерам после работы уезжала в свой клуб, вернее это был не клуб, а студия художника, американца по имени Вэнс. Вэнс воевал во Вьетнаме, вернулся совершенно больной на голову, а после клиники ему посоветовали заняться творчеством, чтобы хоть как-то забываться и приложить свои силы к делу. Ни на какую другую работу он был уже не способен. Он экспатриировался в Париж, завел новых друзей, и как-то само собой получилось, что вместе с ними он начал организовывать домашние постановки. Сами придумывали сценарии и костюмы, сами подбирали музыку и все записывали на видео, потом коллективно просматривали. Это всем давало выход творческой энергии. Критики и зрители были сами участники, и поэтому никаких злобных споров и сплетен в студии никогда не было. Сесиль никогда не приглашала Нила к Вэнсу, да и не распространялась особо, чем там они занимаются.
Теперь отсутствие жены по вечерам, а иногда и по выходным стало для него спасением. В эти дни он спокойно печатал на машинке материалы на студентов, месяц со дня получения привета от Асурова подходил к концу, а значит, надо встречаться с Ирой для передачи ненавистной информации. Нил успокоил свою совесть совершенно, найдя в задании определенный патриотический смысл. Все-таки надо знать, кто из иностранцев будет трудиться на территории СССР и что у них на самом деле на уме – чтобы предотвратить возможный ущерб для государства. Стадия подозрительности и постоянного напряженного ожидания прошла, и Нил даже был отчасти рад, что появилась ясность и стабильность.
Анатоль Петипа был для него постоянным раздражителем, но признаться себе в этом Нил никак не хотел. Хромой, отталкивающе некрасивый человек был при всем этом всегда душой общества. Петипа всегда знал все парижские новости и сплетни, непонятно было, откуда у него всегда свежая и очень точная информация. Он успевал бывать на премьерах, вернисажах, водил знакомства со звездами театральных и эстрадных подмостков. Последнее особенно ценилось среди девушек. Петипа приносил автографы и легко раздавал фанаткам, не прося ничего взамен. Свою фамилию он отрабатывал честно – не только не пропускал ни одной премьеры, но и часто помогал танцовщицам то деньгами, то связями. Нил как-то обмолвился, что его мать – солистка Кировского театра, и сразу авторитет его у Петипа заметно прибавился. Даже готовясь к занятиям, Нил ловил себя на мысли, что ведет внутренний спор с Анатолем. Порой лекции превращались в долгую дискуссию. Петипа был хорошо начитан, и по некоторым вопросам ловил преподавателя на недостаточно глубоком знании предмета. Это особенно раздражало Нила, советская высшая школа не научила его такому демократичному подходу к преподаванию. Часто спор так и не заканчивался в аудитории, и они продолжали его в привычной для Нила «Ротонде» за чашкой кофе или стаканчиком вина. Петипа не пил крепких напитков и не курил, аллергия на табачный дым у него была с детства, он и в непогоду предпочитал сидеть в открытых кафе. Его любили все: шикарно одетая элита и сомнительного вида личности находили какие-то дела с этим странным хромым. Нил никак не мог понять девчонок, которые вились вокруг урода и было заметно, что с некоторыми из них у него отношения более чем дружеские. Загадочные существа эти женщины…
Однажды Петипа заехал за какой-то книжкой к Нилу домой, и после кофе Нил обнаружил еще одно достоинство своего русского студента – Петипа прекрасно умел играть в шахматы, что и продемонстрировал хозяину, довольно красиво поставив мат. Рисунок Лиз, навечно поселившийся над диваном в гостиной, привлек его внимание.
– Неплохая работа для начинающего, – заметил он. – Но погрешностей в фигуре лошади много. Заметно, что художник не силен в анатомии этих прекрасных животных.
Нил кинулся на защиту милого сердцу предмета.
– Сам-то ты не рисуешь, критиковать можно все что угодно, – раздражался Нил.
– Нет, я не рисую, но лошадей, поверьте, знаю неплохо. В Нейи есть очень неплохой ипподром. Нил Романович, давайте съездим в воскресенье, уверен, вы получите большое удовольствие.
Нил как всегда хотел возразить, и как всегда согласился.
Пакет с компроматом на слушателей, подготовленный Нилом, был положен в пакет для передачи Ирине, но он все придумывал себе дела по дому, чтобы оттянуть встречу. Он даже забыл, что наврал Сесиль, будто идет на Мольера в «Комеди Франсэз».
– Что ты возишься? Ты опять хочешь опоздать? Это неприлично, тебя пригласили, дали контрамарку, а ты даже вовремя не способен прийти! – зудела она.
Нил почти бегом спустился по лестнице и направился по известному адресу.
Ира совсем не соответствовала его воспоминаниям. Джинсы и свитер, волосы, схваченные заколкой, зачесаны назад. Нил растерялся сразу. Целовать ее, или так в подобных случаях не делают? Все-таки прикоснулся щекой. Тон, каким его встретила Ира, сразу расставил все по своим местам.
