Текст книги "Ангел за правым плечом"

Автор книги: Дмитрий Лекух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Она снова кривит большой, четко очерченный рот, морщит высокий чистый лоб и болезненно усмехается.

– Да я, – говорит, – в принципе, вижу, что все у тебя более или менее. И даже внутренне готова поверить, что все не более-менее, а прямо-таки очень даже и хорошо. Вот только ты мне скажи тогда, откуда у тебя такая тоска-то в глазах, а, мальчик?

И подливает мне в стакан еще виски, который я почему-то машинально выпиваю.

И, только допив до конца, давлюсь и фыркаю.

– А ты, – спрашиваю в ответ, – хоть раз нормального человека, у которого хотя бы время от времени не появляется эта вот самая тоска в глазах, видела?

Она тихо смеется.

– Нет, – говорит, – не видела. Только обычно это проявляется чуть попозже, годам эдак хотя бы к тридцати. А не в твоем счастливом постпубертатном периоде.

Теперь смеемся уже вместе, и я снова закуриваю.

– Гляжу, ты ничего, – говорю, отсмеявшись, оценивающе, – держишься.

Она снова усмехается.

– А я не держусь, – отвечает, – Данька. Я – живу. Точнее, продолжаю жить. Потому как если бы я просто тупо пыталась держаться, я бы уже, наверное, в окно выпрыгнула.

Я киваю.

– Согласен, – говорю, – так и надо. Ну тогда давай я еще одну дорожку пройду, сигаретку выкурю да и поеду. Устал а то, сцуко, – просто смертельно…

– Давай, – жмет плечами. – Я в порядке, за меня можешь не беспокоиться. И порошок, если хочешь, можешь с собой забрать. Мне он, похоже, без надобности. Сейчас посижу еще немного перед телевизором да спать завалюсь. Буду высвобождать организм сном и временем от действия этих чертовых успокоительных. Деньги-то, кстати, есть, от гайцов, если что, откупаться? Ты же вроде как выпивши.

Машу рукой.

– Ты что, забыла? – смеюсь. – У меня на такой случай всегда в бардачке антиполицай, а в кармане редакционное удостоверение. Прорвусь. А концентрацию, алкоголем нарушенную, я сейчас как раз «первым» и подправлю. Не сильно, ибо это, я так думаю, не за чем. Но при всем при том – до вполне себе нормальной кондиции.

Она кивает.

– И правда, – жмет плечами, – забыла, что ты у нас волк ротационных машин. Причем с именем. Насчет порошка, кстати, ты, волк, так и не ответил. Заберешь?

Я отрицательно качаю башней.

– Нет, – говорю. – А зачем? Ссыпь его куда-нибудь да заныкай до послезавтра. Нюхать я его сегодня уже точно не буду. А послезавтра, после похорон, мы почти наверняка все сюда к вам припремся. Всей старой компанией. И Патлатого помянуть, и за твое счастливое избавление остограмиться. То, что тебя просили никуда и никому не показываться, я так понимаю, на старую банду все равно ни фига не распространяется. Там людей, которым нельзя доверять, нет просто по определению. И вот тогда вот он, этот самый порошок проклятый, нам всем совершенно точно может понадобиться.

Инга вздыхает.

– Так, значит, – спрашивает, – когда вас ждать, в субботу вечером?

– Угу, – киваю, – если всей бандой, то не раньше. Так – если только кто по отдельности навестит, сама понимаешь. А вот чтоб всем вместе – это только послезавтра скорее всего получится…

Она снова кивает, зевает и снова улыбается.

– Ну что ж, – говорит, – буду ждать. Вот только имейте в виду – без Глеба лучше даже на порог не показывайтесь.

– Ты что, – кручу пальцем у виска, – совсем что ли, мать, мозгов лишилась? А кто, как ты думаешь, нас во всей этой фигне организовывает? У тебя что, есть какие-то другие кандидатуры на лидерство вот в этой самой, вполне себе идиотской, но при этом совершенно конкретной ситуации?

…Когда я ухожу, они меня провожают вдвоем: Инга и вновь появившийся в гостиной тот самый кремовый хулиганистый котенок с очень мудрыми и совершенно не детскими сине-зелеными глазами.

Я им машу рукой, а они просто стоят и меня разглядывают.

И даже головы у них почему-то при этом наклонены в одну и ту же сторону.

Глава 9

Когда я вышел из подъезда, то обнаружил, что на улице уже очень поздний вечер, фактически ночь.

Ну ни фига себе посидели, думаю.

Надо бы парням в паб позвонить, как они там, не совсем еще убились?

Если не совсем, то можно и подскочить, пообщаться.

Набрал сначала Гарри, потом Никитоса, результат один – абонент временно недоступен на фиг.

Угу.

Понятно.

Вздохнул, попробовал дозвониться Жеке, кое-как вроде получилось.

Хоть и с третьего раза.

– Привет, – говорю, – ты как там, живой?

– С трудом, – отвечает, – итить.

Голос, естественно, – пьянющий. В полную уматину, что называется.

– Ну, – улыбаюсь, – если живой, хоть и с трудом, то давай докладывай…

– А что тут докладывать? – удивляется. – Мажор в говнище нажрался, итить, его водила еле увез. Он же, сцуко, тяжелый, как Майк Тайсон, в таком состоянии. Никитоса я сам лично на себе до дома тащил, потом еще водки с ним пришлось прямо на кухне выпить.

– Чо, – смеюсь, – никак наговориться не могли что ли?

– Да-а-а, – тянет, – жилетка ему, понимаешь ли, итить, понадобилась. Ага, жилетка. Если б он еще говорить при этом хоть что-нибудь мог, тогда другое дело. А так только бормотал что-то по-своему. Итить. Но падать, сволочь, все равно почему-то не хотел, пока я ему еще грамм триста в глотку не влил. Ну и себе тоже пришлось вливать, соответственно.

– И чем закончилось? – любопытствую.

– Да чем эта хрень могла еще закончиться? – удивляется. – Приехал домой, люлей от матери огреб по полной. И за себя, и за своих друзей-алкашей, итить. Покурил на балконе да и спать завалился. Не успел уснуть, – тут ты звонишь. Вот и весь доклад, итить, блин, понимаешь, на фиг…

– Понятно, – хмыкаю, – и что, больше ничего занятного не было?

– Да нет, – зевает, – откуда? Мы когда приехали, все наши в пабе уже сидели, вся бригада. Вчерашний вынос мусора праздновали, итить. А тут мы – на сложнейших щщах и во вполне себе смурном состоянии. Вот и пришлось хлестать ускоренными темпами, чтобы парни лишних вопросов не задавали…

– Понятно, – вздыхаю, – тогда больше вопросов и у меня не имеется. Давай иди спи, завтра созвонимся.

– А я и так бы спал, – хамит, – если б, итить, ты сейчас не разбудил, непонятно за каким хреном.

– Но-но, – всхохатываю, – ты поговори еще мне тут в таком тоне. И тогда у тебя завтра щщи станут не только хорошенько помятыми с бодуна, но и вполне себе даже ничего так, чисто по-дружески отрихтованными…

Он в ответ только вздыхает:

– И на фиг только, я себе такую непростую и тревожную судьбу выбрал? Только сделаешь вроде что-то хорошее, так тебе тут же щщи рихтануть обещают. И кто ведь обещает-то, спрашивается? Твои же ближайшие друзья и, итить, на фиг, можно даже сказать, – боевые соратники, итить. Ладно, Дэн, не гони. Я и вправду спать пойду, а то завтра в институте семинары серьезные. А я не из вашего брата, не из мажоров, мне, итить, учиться, считай, почти что изо всех сил приходится.

– Ладно, – усмехаюсь, – и вправду иди спи давай. Завтра вечером созвонимся, перетрем если что. И еще… Ты давай за речью за своей следи. А то заебал уже с этим своим «итить»!

– Угу, – зевает, – слова-паразиты. Как прицепятся, так хрен отдерешь. Лады. Так и сделаем. Итить.

И – отключается.

Я жму плечами, сажусь в машину и набираю следующего абонента.

Он в отличие от предыдущего вполне себе бодр, и даже, что удивительно, трезв как самое распоследнее стеклышко.

– Привет, – говорю, – Али. Мы закончили.

Он хмыкает.

– Хоть одновременно?

Я морщусь.

– Да пошел ты, – шиплю, – со своими дурацкими подъебками! Еще раз такую хренотень пошутишь – и ищи дураков на стороне! Где травка погуще и трамваи пока что не разъездились. Москва – город, в принципе, немаленький, так какого хрена тогда, спрашивается, именно я твои проблемы решать должен?!

– Все, все, брат, – серьезнеет, – тормози. А то я тоже на взводе, сам понимаешь. Как там она, держится?

Я хмыкаю.

– Вот с этого вот, – говорю, – и надо было начинать, стос. А то, понимаешь, нашел оленя на севере.

Он молчит, ему явно не по себе, и я, чтобы не усугублять, немедленно начинаю отчитываться:

– Она в порядке. Настолько, насколько только возможно в такой ситуации. Сам все понимаешь, не маленький. Держится.

– Да-а-а, – тянет Глеб, – характер у нее правильный.

– Характер, что твоя сталь, – хмыкаю, – просто айрон мейден какая-то. Даже до порошка, который мне Гарри специально с собой дал, не дотронулась. Но уговорить ее не ездить на похороны Патлатого стоило мне немалой крови, как ты, опять-таки, сам, наверно, догадываешься…

Теперь молчу уже я.

А хмыкает он.

Нормальненькая такая обратка, думаю, получается.

– Ну, – говорит, – это-то как раз и понятно. С самого начала читалось. И то, что у тебя по-любому получится. И то, какой немаленькой кровью. Буду должен, не обсуждается. Что дальше-то было?

– Дальше? – жму плечами. – Дальше не было ничего особенного. Она нас ждет вечером в субботу, после похорон. Это – ее условие, при котором она не едет на кладбище. Всей старой бандой.

– Значит, так, – вздыхает.

– Значит, так! – режу. – Не обсуждается. Там и поговорите. Никуда не денетесь. Она сказала, что если без тебя придем, она нас даже на порог не пустит. И котов натравит, их у нее теперь целых пятеро. Такой моб, я тебе доложу! Если разъярятся как следует, с ними даже «юны» ни фига не справятся!

– Пятеро? – удивляется, но голос при этом у него явственно теплеет. – Инга что там, совсем с глузду съехала? Когда я уезжал, там вроде как только один под ногами всю дорогу путался.

Я прижигаю кончик сигареты от автомобильного прикуривателя, глубоко и со вкусом затягиваюсь, прижимая мобильный плечом к уху.

– Тот самый, – спрашиваю, – который тебя по всей вашей квартире гонял, когда ты на Ингу быковать начинал не по делу с его четырехлапой точки зрения?

Он опять хмыкает.

– Угу, – отвечает, – такой, блин, зверюга. Только ее и признавал, зараза, как бы я к нему ни подлизывался…

Я вздыхаю.

– Жизнь, – затягиваюсь, – оказывается, мой старший брат Али, штука вполне себе даже переменчивая. И такие фортеля выкидывает, что любой фокусник в цирке на хрен обзавидуется. Этот, как ты говоришь, «зверюга», умудрился после твоего отъезда так по тебе затосковать, что ему Инга кошку купила. Типа, чтоб совсем не офигел от этой жизни котяра. О дальнейшем, как говорится, можно только догадываться. Теперь там их пятеро: двое больших и трое маленьких. Маленькие мне, кстати, даже больше понравились, хотя они там жильцы вроде как временные. Подрастут и уедут по какому-нибудь новому адресу. Но та-а-акие барбосы, я тебе доложу. И расцветка обалденная, и глаза какие-то совершенно нездешние.

Глеб вздыхает.

– Значит, – говорит, – мне теперь еще в субботу с кучей котов знакомиться? И плюс, мало того, что я даже и не знаю, что самой Инге-то говорить, так еще и перед этой, блин, серой тварью оправдываться? Я старшего кота имею в виду, если ты не понимаешь.

– Да я, – усмехаюсь, – догадался уже, фигли там сложного. Можно подумать, что я его не видел никогда раньше. Серьезная, кстати, зверюга, непросто тебе с ним придется, я так думаю.

– Вот и я, – снова вздыхает, – о том же. Может, кстати, заскочешь? На чашку чая. Раскатаем пару дорожек, поговорим о суетности мироздания.

– Не, – мотаю головой, будто он может увидеть, – я, как минимум, до субботы на «чистом» уж как-нибудь перекантуюсь, даже без алкоголя обойтись попытаюсь. Хватит с моего организма пока этой гадости.

– Нда, – фыркает, – я вот, на самом деле, с утра тоже на эту тему усиленно размышляю. С самого твоего отъезда вообще ни фига не принимал, кроме кофе в совершенно нереальных количествах. Хотя выпить, врать не буду, хочется постоянно. Но вот с этой-то заразой мне как раз еще быстрее, чем с порошком, похоже, надо завязывать…

– А что так? – удивляюсь. – Ну, выпил бы кружку-другую пива, так хоть подотпустило бы…

Глеб сухо усмехается.

– Все, – говорит, – Данька. Выпил я, похоже, свою цистерну. Надо бы к врачам, конечно, пойти на обследование, но я и так, безо всяких докторов это чувствую. Хорошо еще, что когда пил, порошком сильно не злоупотреблял, через него и вышел вчера, не прибегая к капельнице.

– Вот так вот, значит, – жую нижнюю губу. – Насколько я тебя знаю – это уже решение.

– Решение, – подтверждает. – Ну ты как, подъедешь?

– Нет, – снова мотаю головой. – Я, пожалуй, все-таки домой, Глеб. Высплюсь хоть как следует. Да и завтра дел до фига, а у меня, я чувствую, даже одежда вся потом провоняла. Самому противно принюхиваться, что уж тут говорить про окружающих. Так что лучше уж я до дома. А там – в душ, и обязательно после душа застелю себе чистые простыни.

– Ну, может, – смеется в трубку, – это и правильно. Пока, Дэн! Бывай! Завтра созвонимся.

– Пока! – соглашаюсь и убираю трубку в сумку, куда-нибудь подальше.

А то еще ка-а-ак зазвонит…

А мне это сейчас, извините, словно серпом по самому что ни на есть мужскому достоинству.

Тушу сигарету, поворачиваю ключ в замке зажигания. Мигаю фарами охраннику, мол выпустишь?

Шкаф за витринным стеклом первого этажа медленно и серьезно кивает.

Типа – без проблем.

Ну а если без проблем, то значит – поехали.

…Добрался до дому, открыл дверь двумя поворотами ключа, включил свет в прихожей.

Пусто, холодно…

Бардак отсутствует только потому, что сегодня, как раз по графику, приходила тетя Шура, мамина домработница.

Надо ей, кстати, денег на продукты оставить да и на прочую коммуналку, типа квартплаты и газа с электричеством.

Она еще в прошлый раз просила.

Забыл, блин.

Как всегда.

Хорошо еще что зарплату ей родаки регулярно из Испании переводят, а то б послала она меня со всеми моими проблемами давно к чертовой матери. Заботятся, так сказать, то ли о квартире, то ли, блин, о ее наследнике.

Хотя, конечно, – скорее все-таки о квартире.

И это – правильно.

Наши с отцом отношения уже давно и окончательно разладились, а квартира-то их, не моя.

Папаша уже давно, кстати, грозился ее на сестренку малолетнюю переписать, которая сейчас в Испании вместе с ними проживает. Типа, чтобы «не поощрять человека, позорящего род и фамилию».

А я, если б не тетя Шура, убил бы эту чертову жилплощадь уже давно, к той самой непонятной матери.

Это как «добрый вечер», что называется.

С моими-то способностями…

…Прошел на кухню, поставил чайник.

Включил, убавив до минимума звук, картинку на закрепленном над столиком маленьком японском телевизоре.

Там какая-то музыкалка крутилась, похоже, что Би-2 свой новый клип демонстрировали.

В другое время, наверное, и пригляделся бы повнимательнее.

Сейчас – проехали.

Мне эти ребята, в общем-то, нравятся, да и общаются с нашим хулиганьем регулярно, опять-таки.

Просто сейчас – задачи другие.

Не до них.

А так – пусть себе бормочут, все не такая Арктика…

Открыл холодильник.

Нда, думаю.

Хорошо еще, что мне сегодня, после порошка, жрать явно не захочется, а то пришлось бы пиццу заказывать. И потом сходить с ума, с подведенным под самое горло желудком, в ожидании ленивого, как сама смерть, разносчика.

…Заварил чаю, разделся, суровым усилием воли заставил себя постоять какое-то время сначала под горячим, как кипяток, а потом под ледяным, как неизбежно надвигающаяся московская зима, душем, помыл голову, дисциплинированно переоделся в домашнее.

Наконец-то попил нормального – заварного, а не пакетного, чаю, окинул взглядом громоздящиеся книжные полки.

Нет, разумеется, все, что на них стоит, – давно прочитано.

Просто вдруг перечитать что-то захочется?

Не торопясь, со вкусом перелистывая знакомые страницы и вглядываясь в знакомые строки.

И – как это ни странно – каждый раз находя в них что-то новое, до этого не известное, не увиденное, не прочитанное.

Нет, вздыхаю.

Не сейчас.

И спать пока что не хочется.

И телевизор смотреть нет никакого настроения.

Ну прям просто беда какая-то.

Пошел в свою старую, «детскую» комнату, долго рылся по всем ящикам древнего, еще дедовского письменного стола, где где-то с месяц назад заныкал подаренный пакетик с отличной голландской гидропоникой.

Нашел, свернул джойнт, хлебнул прямо из горлышка ощутимую порцию ирландского виски, постелил себе для разнообразия в большой комнате, на диване. Не спеша выкурил косяк и уставился в потолок – разглядывать до боли знакомую геометрию трещин и вслушиваться в дребезжащее звяканье проходящих прямо под самым моим окном желто-красных московских трамваев.

С тем и уснул.

Что мне снилось в ту холодную и смертельно одинокую ночь, мне, слава богу, и не вспоминается.

Глава 10

А вот утро получилось – неожиданно бодрое, энергичное, и если б не это доставшее по самые гланды дерьмо, лившееся на мою несчастную башню изо всех возможных щелей, я бы даже сказал, – праздничное.

То ли правду говорят, что трава реально мозги чистит и помои из психики выгоняет, то ли просто уже очень давно так рано утром не просыпался.

Неважно.

Важно то, что у меня в голове словно переключатель какой-то сработал правильный. Просто – спал-спал, а потом вдруг открыл глаза, потянулся, а за окном – солнышко…

Резко вскочил, на раз-два собрал белье с дивана, сложил в ящик, сделал положняковые четыре подхода по пятьдесят отжиманий, столько же приседаний, покачал пресс на полу, на коврике, а потом еще и с гантелями немного поработал, постучал кулаками по отцовской груше, – но это уже так, чисто для удовольствия.

А, может, Али прав, думаю?

И мне и вправду стоит куда-нибудь в фитнес-клуб записаться?

Только чтобы обязательно с бассейном.

И недалеко от дома.

…Мечты-мечты, блядь.

Не с моим образом жизни.

От стрелки до акции, от акции до, блядь, редакции.

В одном месте не надо сильно распространяться, что хулиган, в другом – что журналист.

Так и живем, хлеб жуем.

Когда он, конечно, имеется в достаточном для употребления количестве.

…Принял душ, почистил зубы.

Не спеша тщательно побрился.

Сварил кофе, заглянул в холодильник, хмыкнул, закурил сигарету и сел на кухонный стул размышлять, где я буду сегодня завтракать.

В голову, честно говоря, ничего путного почему-то не приходило.

Проще было придумать, кого вечером трахну, если, конечно, хоть какие-то силы на это грязное, но необходимое дело останутся.

А то уже скоро ночные поллюции начнутся.

Это ведь у меня психика устает и мозг иногда.

А вот конец что-то в последнее время – ну совсем не перетруждается. Хотя претенденток на то, чтобы за него подержаться поплотнее, вроде пока что хватает, даже с избытком.

Любви вот только, к сожалению, нет.

Но это уже – так, частности.

Ебаться-то все равно хочется.

Хоть дрочить начинай.

В моем-то возрасте, с нормальной, кстати, внешностью и вполне себе нехреновым социальным положением…

А, ладно, думаю.

У нас рядом с редакцией есть один клуб: пафосный, вечно пустой, но зато – круглосуточный.

Уж омлет-то какой-никакой они мне там обязательно приготовят.

А значит – на этом и остановимся.

Только сначала в контору заскочу, коротко переговорю с главным, если он на месте, разумеется.

А потом позавтракаю и осмыслю свои дальнейшие действия.

В том числе и в плане лечения стремительно надвигающегося спермотоксикоза.

Отлично.

Порядок дальнейших телодвижений понятен, значит – поехали.

Чо тянуть-то, дома жрать один хрен нечего.

Оделся, натянул поглубже бейсболку, кинул в сумку флэшку с черновиками и готовыми материалами.

Потом, подумав, закинул туда же и ноутбук, чтоб не собачиться с барахлящим в последнее время служебным компом.

Захлопнул дверь, не спеша вышел на улицу.

А там – осень.

Прохладно, солнечно.

Хорошо.

Закинул сумку на заднее сиденье своей хищной черной «Мазды», достал сигареты и с наслаждением закурил, наполняя легкие смешанным с ароматным дымом прохладным и бодрящим осенним воздухом.

Поднял глаза наверх, я последнее время часто так делаю.

Странно.

Раньше я не любил туда смотреть почему-то.

Точнее, мне это было просто-напросто неинтересно.

А сейчас – наоборот.

Там – небо.

Бледно-голубое, словно выцветшее.

А чуть пониже – четкие линии ветвей, которым уже явно мешают яркие осенние листья.

Они сейчас должны быть голыми, тогда это будет правильная графика. А слишком яркая красота умирания – это уже моветон, мне почему-то так кажется.

Особенно вот в такой-то вот, блин, непростой жизненной ситуации.

Но – все равно хорошо…

– Дядь Данил, – вдруг слышу, – а дядь Данил.

Хмыкаю, поворачиваюсь.

Это кто это, думаю, тут меня самым наглым образом отвлекает от нормального философического, твою мать, миросозерцания?!

Ага…

Двое.

Лет эдак по четырнадцать-пятнадцать каждому.

А может, и того меньше, хрен его разберешь, это подрастающее поколение.

Оба на черных гоблинских бомберах, черных же джинсах, черных умбровских бейсболках, на высоких шнурованных ботинках и вполне себе сложных слегонца прыщавых щщах.

Один к тому же еще постоянно носом хлюпает.

Этого я, кстати, знаю.

Это Юрка из нашего подъезда, из пятнадцатой квартиры, кажется.

С его отцом мой, ныне «испанский», родитель раньше время от времени выпивал, когда они по вечерам собак выгуливали.

Даже, можно сказать, – приятельствовал.

До тех самых пор, пока не стал прилично зарабатывать и не свихнулся на теме, что «дружить надо с людьми только соответствующего тебе уровня».

Знаю я этот уровень.

То же самое быдло пустоголовое, только теперь при дармовых нефтяных бабках и на тупых красных щщах на фоне кричащих галстуков. И отягощенный хорошим воспитанием и высшим образованием родитель, мельтешащий перед этим дерьмом по-лакейски, и даже, кажется, слегка помахивающий хвостиком, в тщетных попытках под этот их самый «стиль» подстроиться…

Тьфу, бля.

Ну да ладно.

Пацанам, видать, надо от меня что-то, а я тут на тупое морализаторство отвлекаюсь, причем совершенно не по делу.

Что он Гекубе, что ему Гекуба?

Да ничего, в сущности.

Ладно, проехали…

– Привет, – ухмыляюсь, – обмороки. Вас сначала здороваться что не учили ни фига раньше?

– Здрасьте, – выдыхает Юрка, упорно продолжая шмыгать носом.

Будь он постарше, поумнее и пообеспеченнее, я бы, наверное, мог в нем даже заподозрить заядлого кокаинщика.

Но тут – совершенно явно – другой случай.

Значительно менее… хм… как бы это сказать-то… сложносочиненный что ли…

А – наоборот, простой, как «трусы синие хлопчатобумажные ».

Второй согласно кивает.

Мол ну да, извини, мужик, – я тоже здороваюсь.

– Что, – спрашиваю, – надо-то, уважаемые?

Молчат.

Явно шугаются.

Нет, думаю, так дело не пойдет.

Мне в этом дворе еще жить и жить.

А жить надо – в мире.

Особенно вот с такими вот никем не оприходованными оболтусами.

Уж очень не хочется как-нибудь с утра обнаружить на капоте собственной тачки какое-нибудь неприличное слово, гвоздем накарябанное.

Все мы по одним улицам ходим, в конце-то концов.

И ведь хрен кому что докажешь.

– Ладно, – киваю в сторону стоящей неподалеку скамейки, – пойдем поговорим…

Присели.

Я еще одну сигарету прикурил.

И этим предложил, так, на всякий случай.

Юрка отказался, а вот товарищ его взял.

И задымил вовсю, поглядывая на окружающий мир с высоты своего нового, охрененно высокого положения.

Я только вздохнул, немного даже завистливо.

Все-таки тяжеловато быть уже почти что взрослым человеком, мне бы вот так, обратно заглянуть, ну хоть на секундочку…

– Ну ладно, – говорю, – сели. А теперь давайте рассказывайте.

– Дядь Данил, – шмыгает носом Юрка, – а правда, что Колька говорит?

– Откуда мне знать, – удивляюсь, – правду или нет говорит твой Колька, если я и Кольки этого знать не знаю и что он такое говорит, слыхом не слыхивал?!

– Ну, – вздыхает, – Колька – это пацан такой, из старшаков на нашем районе. В соседнем дворе живет. Ну вон там, через улицу. Борзый такой, авторитетный. Он за «Спартак» катается. Даже, болтали, на выезд в Ярик мотался. Так вот, он говорит, будто вас на террасе видел и вы, типа, человек там круто реальный, из основы хулсовской, чуть ли не из самой «Флинтс Крю»…

Я – тоже вздыхаю.

Ярославль у нас уже который год считается самым что ни на есть поганым гоп-выездом.

Та-а-акие обмороки выезжают, которых самой основе на месте прибить хочется. Хоть вроде как и свои.

Ага, блин, свои.

Еще пару-тройку сотен таких «своих», и никаких врагов не надо.

Для них ведь суть выезда – не поддержка команды на террасе и за ее пределами, а – нажраться в говно и тупо бычить на всех окружающих.

Не разбирая ни цветов, ни прочей клубной принадлежности.

Быдло.

У нас ведь как принято?

Есть хулиганье из бригад, есть – мирные фанаты, скарферы.

Их очень легко отличить, они в отличие от шифрующихся касуалов, постоянно на клубных «цветах», на «розах».

Поют, участвуют в перфомансе.

Кое-кто постоянно мотается по выездам, многие даже во вполне серьезном авторитете.

В том числе и среди самого отъявленного хулиганья.

Но околофутбол для них – тема абсолютно закрытая. Если только случайно могут под раздачу попасть, но случайно, как известно, и кирпич на голову иногда сам по себе валится…

«Мирных» даже оппоненты стараются особо не трогать, нет в этом ни чести, ни репутации.

Ну есть еще, конечно, и «кузьмичи» с центральных трибун, с пивными животами и семечками.

Куда же без них.

Нормальные, в принципе, мужики, вполне себе безобидные.

И есть они – гопота с промышленных городских окраин.

Вечно в слюни бухая и никаким таким особым сознанием и идеологией не отягощенная.

Гоблины.

Вот они-то, увы, к сожалению, и составляют основной костяк ближних выездов, типа Ярика.

Причем большинство из этих красавцев не то, чтобы на основу ориентироваться, тянуться к идеалам движения, стремиться к чему-то такому правильному, – но даже фамилии игроков своей команды запомнить не утруждаются!

Более того, это говно и на домашние игры, в большинстве своем, ни фига не ходит, потому как и лень, и некогда.

Какие-такие домашние матчи могут быть, когда у людей цель жизни – нажраться дешевого крепленого пива, облевать подвернувшуюся лестничную площадку, стрясти деньги со своей же молодежи и просто тупо бычить на всех проходящих мимо их детской песочницы.

Вон в прошлом году, даже на Тука прыгнуть умудрились.

Как раз в Ярике.

Прямо на глазах у раззявивших щщи от удивления парней из его фирмы.

И это ведь, блин, при том, что Тук – мужчина таких размеров, что даже я сам, личность на террасе вполне себе авторитетная, предпочитаю от таких габаритных парней в сторонке держаться.

Особенно если они хотя бы совсем слегонца не в настроении.

А этим – по фигу.

Потом еще удивлялись, с какого, типа, перепугу их эти двадцать тревожных щщей с верхнего ряда метелить начали?

Они ж, вроде как, только тому жирному хотели в таблицу насовать.

Одному.

И их всего трое.

В самый раз.

А тут – такое.

Не по правилам.

Ага, блин.

Кровищи было…

Слава богу, на следующий сезон этого гоп-выезда скорее всего не будет.

Вылетит этот чертов ярославский «Шинник» из Премьер-Лиги, почти наверняка вылетит.

Туда ему и дорога, я так почему-то думаю.

– А вы что, оба мясные, что ли? – спрашиваю.

– Ага, – кивают. – У нас в школе весь класс за «Спартак», кроме пары обсосов. Даже «ботаники»…

– Это хорошо, – говорю. – Я – тоже…

Эти – снова кивают.

– Значит, так, – вздыхаю, – только трепаться об этом сильно не надо, ок? Я, правда, с основой катаюсь, хоть и не из флинтов. Вы про такую бригаду Гарри Мажора что-нибудь слышали?

– Ух ты, – таращит глаза Юркин приятель, на секунду забывая про собственный «солидный и взрослый» вид и зажатую между двумя пальцами крутую, тоже «взрослую» сигарету. – Я слышал! А как же! Крутые парни! Только про них пацаны говорят, что с ними лучше не вязаться, они такие, почти как «Юнион». Ну, в смысле, совсем на всю голову отмороженные! И богатые все, сука, блять. Мажористые…

Я снова вздыхаю.

Да, думаю…

Ну и ни хрена же себе у нас репутация…

– Ну, насчет мажористых, – ухмыляюсь, – ты, оно конечно, перегнул слегонца, дружище. Нормальные у нас парни в фирме, такие же, как везде на террасе. И – по уровню доходов тоже все очень разные. Есть и при деньгах, а есть и такие, что последние копейки считают, чтобы абик, абонемент, в смысле, за ворота выкупить…

Они снова вздыхают.

На этот раз уже, по-моему, – восхищенно.

Юрка вон даже носом шмыгать перестал.

– Так вы, – выдыхает, – дядь Данил, с ними катаетесь?

– Я, – хмыкаю, – Юрок, считай, эту фирму вместе с Мажором и обустраивал. Когда он из флинтов вышел, чтоб свою, молодежную тогда еще, группировку сочинить. А я в подоснове, в дубле, как у нас говорят, у «Флинтс Крю» тогда стоял. «Янг Крю», была такая организация. И мне до первой линии было – как до Пекина раком. Там в основе такие монстры в то время катались, что наверх пробиться просто нереально было, то есть абсолютно. И когда меня Гарри к себе позвал, я, поверь, просто даже и не раздумывал. Вот, в принципе, други мои, и вся история…

Смотрю, парни сидят, щщи раззявили…

Юркин приятель настолько про сигарету забыл, что она ему уже вот-вот бомбер прожжет.

Вынул у него бычок из пальцев, выкинул.

А он сразу в себя пришел, напустил солидности.

– А как, – спрашивает, – к вам прибиться сейчас может получиться? Или лучше даже не пробовать?

Жму плечами.

– Попробовать оно, конечно, не повредит. Найдешь меня на секторе, – подходи, сведу кое с кем из молодняка из нашего. Но просто не будет – сразу предупреждаю. Сначала с молодежью придется покататься, показать себя. Если окажешься правильным парнем, подтянут тебя в подоснову. Ну и так далее. Тут не развлекуха, парень, тут все по-взрослому. И плюс жесткач такой, что мало не покажется. Так что подумай, оно тебе надо? Ну а если все-таки решишь, что надо, что готов терпеть, ждать и биться, то – тогда подходи, попробуем…

– Спасибо, – кивает. – Я все понимаю, оно так и должно быть. Потому что, если что-то даром приходит, то это по-любэ неправильно…

– Ну вот, – хлопаю его по плечу, – и молодец. И ты, Юрок, тоже думай. А я поеду, мне на работу надо. Ну и если что, – увидимся.

И – встаю, чтобы потихоньку выдвигаться в сторону ждущей меня машины. Они кивают. Юрка тянет меня за рукав.

– Дядь Данил, – тянет, – а у тебя какая-нибудь погремуха на террасе есть? Ну то есть это, погонялово?

Я морщусь.

– Погремухи, – говорю, – у шпаны. И у собак. У нас такого нет. Если хочешь, – можешь называть эту фигню «ники», как в Интернете. Слышал небось?

– Ну, – смущается, – слышал, конечно. Я же не совсем тупой, возможность когда есть, по сетке всегда лазию. Как только поднимусь немного, на первые же деньги комп себе куплю нормальный и выделенку поставлю, чтобы все по-взрослому. Ну а все-таки, как зовут-то на секторе?

– Да так, – жму плечами, – и зовут, Дэном. Старики иногда Данькой называют, им можно. Нормальное такое явление…

И – иду к машине, на ходу вынимая брелок и снимая ее с сигнализации…

– Так что он, бля, тот самый Дэн что ли?!! – слышу за спиной сдавленный голос Юркиного приятеля и понимаю, что даже забыл спросить, как его зовут. – Тот самый, который правая рука Мажора считается?!! Которому бомжи питерские спину ломали, а он потом все равно в фирму вернулся?!!! Нет, ну ни хуя себе!!!