Текст книги "Ангел за правым плечом"

Автор книги: Дмитрий Лекух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Кидаться в этот ящик комком глины мне почему-то ну совершенно не хотелось.

Да еще и этот дождь, блин, будь он неладен. Куртка вон уже вся насквозь промокла.

И холодно.

Глава 15

Футбол в этот раз мы с Никитосом смотрели в пабе, у Комбата.

Идти на стадион по вполне понятной причине – ну совершенно не хотелось.

Хоть и дождь этот кладбищенский давно уже закончился, и потеплело прилично. Парни отзвонились с сектора, сказали, что на террасе стадиона «Динамо», на котором кони нас принимали, – вполне комфортно.

Ровно настолько, разумеется, насколько вообще может быть комфортно в этой мусорской помойке, отстроенной хрен знает в какие мохнатые времена и с тех пор ни разу не модернизировавшейся.

Даже козырек над трибунами никак не присобачат, поэтому в дождь там – особенно весело.

Хотя – ладно трындеть.

У нас, у мяса, к сожалению, – и такого-то стадиона пока что нет.

Надеюсь, что – пока…

…К тому же – сегодня дерби.

Единственное настоящее дерби в России.

Причем – во всех смыслах этого слова.

Мы – и кони.

Лицом к лицу.

Кто-то, конечно, может сказать – морда к морде, но нам это, в принципе, – фиолетово.

Таких матчей в году – только два, редко – три.

А год – это немалый отрезок человеческой жизни, которая, как я в последнее время не раз убеждался, к сожалению, увы, не бесконечна…

…Но иногда в этой жизни случаются вещи и поважнее, чем дерби с конями.

Редко, разумеется, но все-таки случаются.

После которых идти на стадио, как бы тебе этого ни хотелось, – несколько… хм… кощунственно…

Чем старше становишься, тем почему-то яснее начинаешь это понимать.

И, увы, – с этим, кажется, уже ничего не поделаешь…

…Перед игрой, само собой разумеется, зафиндюлили с Никитосом грамм по двести пятьдесят беленькой. И Серегу помянуть, и нервишки привести после всего в более или менее адекватное состояние.

Сидим, курим.

– Слушай, – говорит неожиданно, – я вот все-таки так и не могу понять никак этих уродов с гробом открытым. Они что, правда, какие-то совсем другие что ли? Из какой другой глины и по другим лекалам господом богом захерачены?

Я в ответ только закашливаюсь, поперхнувшись внезапно загорчившей сигаретой.

Он меня бьет по спине, я мотаю башкой из стороны в сторону.

– Это, – говорю, – похоже, брат, не они другие, а мы. А они – как раз самые что ни на есть обыкновенные…

Он немного откидывается на жесткой деревянной скамье, смотрит внимательно.

– Это как это тебя понимать, «другие»? – спрашивает.

– Да так и понимать, – усмехаюсь. – Ты в школе литературу ведь изучал, наверное, помнишь еще что из обязательной программы-то?

– Да если честно, не очень, – смущается. – Меня тогда больше одноклассницы занимали. Точнее то, что у них под юбками. И машины гоночные. Мечтал об этом, врать не буду. Вся комната портретами Аэртона Сенны покойного была обклеена. Я даже так погибнуть, как он, мечтал, идиотина. Сейчас даже вспомнить странно, а тогда – за милую душу, представляешь?

Я киваю, фыркаю.

– Но про «лишних»-то людей помнишь? – спрашиваю.

– А то! – фыркает в ответ. – Онегин еще ничего там, или Чацкий. А Печорина у нас в классе все пацаны полудурком считали недоделанным. Ему все само в руки идет, а он только всех, типа, мучает. А мне – нравился…

– Вот-вот, – ухмыляюсь. – А вот теперь представь себе всю эту публику в эпоху скоростных информационных коммуникаций, когда найти друг друга куда легче, чем раньше, если, разумеется, хочется.

– И что? – тупит не по-детски.

– И ничего! – смеюсь. – Вот встретились бы они, прикинь, ну хотя бы у нас на террасе, на фанатском секторе. Посмотрели бы друг другу в глаза, и, знаешь, какой вопрос им первым пришел бы в их странные неглупые головы?

– И какой? – смотрит остро и уже, кажется, немного понимающе.

– Да простой! – ржу. – Типа, а с какого это такого нелепого хера именно мы тут, в этом мире, «лишние»?! Это что за мудель такой продуманный так тупо постановить обрадовался?!

…А играл «Спартачок», кстати, весьма и весьма неплохо.

Могли и додавить.

Но и ничья с этим мегапафосным в последнее время отродьем катастрофой тоже отнюдь не выглядела.

Новый тренер дарил новый футбол и новую надежду.

И это уже само по себе было здорово.

А победы – придут.

Обязательно.

А куда они от нас, спрашивается, на фиг денутся?!

Мы – «Спартак»!

И этим – все сказано…

…Досмотрели мячик, скупо порадовались игре и результату, допили пиво, хлопнули за упокой непутевой Серегиной души еще немного горькой, невкусной водки, дождались со стадика Мажора с Жекой и поехали к Инге.

Гарри кстати сказал, что Али сегодня тоже на террасе присутствовал.

Обещал после игры коротко метнуться по делам, а потом тоже, как и мы все, к своей бывшей жене наведаться.

Там, типа, и встретимся.

Я недоуменно пожал плечами.

Чего-то стремается не по-детски наш прошлый лидер, думаю.

Боится.

Ингу?

Наедине с ней остаться?!

Да нет, вряд ли.

Себя, наверное…

…По дороге, кстати, Мажору отзвонился Бак.

Мы как раз о том, какие лучше хозяйке цветы купить, спорили.

Я знал, что она любит желтые розы, ну и сказал об этом парням, разумеется. Но Мажору и Жеке почему-то показалось, что дарить такие цветы именно в такой день, да к тому же разведенной женщине, – несколько неправильно.

Я пожал плечами, но спорить не стал.

Плевать она хотела, думаю, на эти условности, но если парням от этого будет комфортнее, то – почему бы и нет…

А Серега просто попросил передать Инге и Глебу поддержку и уважуху, извинился, что не приедет, а заодно с несколько истерическим смехом рассказал, что пересечься с конями сегодня по какой-то неведомой причине так и не получилось.

Рыскали, рыскали по Москве, готовились, искали друг друга, прятались от наружки, скаутов гоняли, а – ни фига.

Так и поехали на мегасложных щщах на «Динамо», перфоманс организовывать.

Только паре молодежных составов удалось чутка перемахнуться где-то в районе Выхино.

С нашим перевесом.

Но это, разумеется, – так, утешительная номинация.

Смех, да и только.

Горьковатый, разумеется.

Но – все же лучше, чем слезы…

…Когда парковались на охраняемой площадке Ингиной элитки, пропалили знакомые щщи, выходящие из до боли знакомого подъезда.

Мосфильмовский с Камри.

Понятно, что с той же целью, что и мы, приезжали, но по какой-то причине не захотели задерживаться.

Сказали, что там, наверху, сейчас пока что только Олигарх с женой и Валера Шальке тусуют, несколько КБУ-шников да пара топовых флинтов на тревожных, разочарованных сегодняшней околофутбольной неудачей физиономиях. Настолько разочарованных, что уже, поговаривают, и о самороспуске группировки начинают задумываться.

Парни сказали, что они надеются, что это обычный гон, но я припомнил кое-какие недавние посиделки с тем же Баком и его парнями и, признаться, несколько прихренел от, похоже, открывающихся гнилых перспектив.

Всякое может быть.

Время, оно, сцуко, штука такая.

Тонкая.

И легенды – тут уж ничего не попишешь – тоже должны уходить вовремя.

На пике.

Пока еще о них помнят.

Иначе – беда…

…А Инга, говорят, – ничего, молодец, держится.

Видно, что ждет в первую очередь Али, во вторую, – нас, его ближних. Ну и всех остальных «стариков» тоже, разумеется.

Но – уже меньше.

Именно поэтому они и свалили.

Да и те, кто сейчас еще пока там, наверху, тоже потихоньку собираются сворачиваться.

Камри – а инициатором «отхода» был явно он – всегда, несмотря на всю свою внешнюю отмороженность, отличался, сцуко, повышенной интеллигентской тактичностью, временами переходящей в откровенную мнительность.

Лично мне это временами даже мешало…

…Ну да бог с ними.

Они парни, конечно, супер, и я бы с удовольствием с ними потрепался за жизнь, но сегодня перед нами, увы, стоят немного другие задачи. И, к сожалению, далеко не такие приятные, как нам всем, полагаю, хотелось бы…

Ну и что?

В принципе – не привыкать…

Сами эту жизнь выбирали, винить некого…

Да и незачем, откровенно говоря.

Просто времени на эту хрень жалко.

А его у нас у всех и не так-то и много выделено, как выясняется.

О чем сегодняшние похороны, да и инфа о возможном самороспуске легендарной мясной группировки, лично мне, увы, в очередной раз, тактично напомнили.

Типа, звоночек прозвенел.

Ой, кстати, какой неприятный.

Я же с флинтами начинал когда-то, в молодежном составе. Пока меня Мажор к себе поближе не подтянул.

Да, время, сцуко, идет, оно конечно...

И с этим, увы, ничего не поделаешь.

Просачивается, тварь, как песок сквозь пальцы, где-нибудь на солнечном тропическом пляже. И – застывает холодным бездушным мрамором, на который только и можно что смотреть, а трогать руками – уже противопоказано.

Холод, он ведь тоже обжигает, и это – во-первых.

А во-вторых, – он еще и любое тепло вытягивает.

Так что если у вас, как и у меня, к примеру, имеется пара-тройка собственных скелетов в шкафу, то пусть они там и живут.

Ибо – не фиг этим тварям нигде, кроме наших собственных шкафов, разгуливать…

…Продефилировали мимо предупрежденных Ингой и оттого равнодушных охранников, поднялись в обшитом зеркалами лифте, позвонили в знакомую дверь. В огромной квартире было светло, гулко и накурено.

Мажор вручил цветы и поцеловал Ингу в щечку, меня она погладила по плечу, Никитосу растрепала густую непокорную шевелюру, а с Жекой – просто поздоровалась и представилась.

Глаза у него при этом были, конечно, – совершенно офигевшие.

Этот ждановский увалень, похоже, и понятия не имел, что зрелая, почти сорокалетняя женщина может быть такой молодой, привлекательной и так здорово выглядеть.

Я мысленно похихикал и поаплодировал.

Много, думаю, Жендос, тебе еще открытий чудных готовится по этой смешной во всех отношениях жизни.

Ой много…

…А народ вел себя в Ингиной квартире совсем как в старые времена, то есть – совершенно раскованно.

Кто-то курил, кто-то рассматривал журналы, кто-то спорил, кто-то наливал себе виски и бросал туда твердые кубики льда из холодильника.

Многие, и это чувствовалось, ждали Али.

Ну – еще бы…

В принципе, те, кто тут сегодня собрались, были скорее – его, а не ее компания. А Ингины рейсеры сюда уже либо приезжали, либо появятся в другой день, немного попозже. И, как я понимаю, во многом как раз потому, что Али, если честно, их и в старые времена не очень-то жаловал.

Считал, в большинстве своем, просто пустышками.

Не всех, конечно.

Но там такого жесткого деления, как в околофутболе, на «основу» и «всех остальных», увы, пока что не существовало, а костяк любой тусы составляли люди, как правило, случайные. Рейсерский движ в нашей стране пока что, к сожалению, довольно молод, так что – ничего удивительного.

Это еще не братство, а так, – тусовка, не более того.

А тусовки Глеб презирал.

И меня научил тому же, в этом надо честно признаться.

Я, кстати, отчасти поэтому оттуда и ушел окончательно.

Под его, под Глебовым – и в этом надо отдавать себе отчет, – несомненным влиянием.

Гоняться-то мне было по-любому интересно, даже очень.

До сих пор кончики пальцев подрагивают, когда тонкие водительские перчатки на ладони натягиваю.

Но для того чтобы быть и там одним из первых, – как я в последнее время привык, – одного желания и упертости, к сожалению, недостаточно. А таланта пилота мне господь бог выделить в нужных количествах, увы, почему-то так и не сподобился, оставив болтаться в вечных середняках на этой прикольной и весьма любопытной для меня лично дистанции.

Ну и, спрашивается, на хрена тогда мне время свое драгоценное на это дерьмо тратить и говно на дорогах месить, если я свой потолок в этом деле и так слишком неплохо понимаю?! И его ведь, суку, и не обойти и не перепрыгнуть, как тут ни упирайся и ни выеживайся.

А болтаться в середняках меня почему-то – ну никогда не прикалывало, увы.

Для того чтобы я был счастлив, мне нужен и процесс, и результат, а не то или иное по отдельности.

Такая вот, странноватая для многих, душевная конституция…

…Я подошел к Инге и аккуратно поинтересовался, где у нее можно разнюхаться. Она понимающе усмехнулась и кивнула в сторону комнаты, когда-то бывшей кабинетом ее бывшего мужа.

Там-то мы с Мажором и еще парочкой проверенных перцев и уединились.

…Странно, но в кабинете Али Инга почему-то так ничего и не поменяла.

Те же книги на полках, тот же небрежно открытый ноутбук, те же картины и спартаковские вымпела на стенах. Будто хозяин просто куда-то вышел, но совсем скоро обязательно вернется.

Так, отошел на секундочку.

И, кстати, просил всем передать, чтобы тут в его отсутствие никто особо не безобразничал…

…Пока Гарри старательно растирал «первый» на выделенном для этих целей хозяйкой компакт-диске, я повнимательнее присмотрелся к календарю с фотографией и автографом Егора Титова и аж присвистнул от изумления. Потому как висевшая на почетном месте глянцевая клубная бумаженция была открыта на текущем месяце сентябре, текущего две тысячи шестого года от Рождества Христова.

Все страньше и страньше…

Они же уже почти как два года вместе не живут.

А этот самый гребаный сентябрь всего полторы недели назад как начался.

Причем самой Инге весь этот футбол, околофутбол и прочий «Спартак» – ну совершенно до флага.

Она в нем, честно говоря, уважала и признавала только то, что было неотъемлемой частью жизни ее любимого мужчины и его друзей, а все остальное вгоняло ее в глубокий ступор и казалось неизмеримо скучным.

Сама рассказывала.

А значит…

Идиоты!

Боже мой, какие же они оба идиоты…

…Мы прошлись по паре «стартовых» жирных дорог и пошли к парням в гостиную. И, как только расселись вокруг журнального столика и закурили, сразу же появился хозяин.

Как специально подгадывал.

Пожал всем руки, как-то уж совсем рассеянно и по-будничному чмокнул Ингу в подставленную щеку, передал ей огромный длинноногий букет.

Желтые розы, разумеется.

Точнее, – желто-зеленые, странного такого, не поддающегося определению оттенка.

Я б такие никогда не рискнул покупать и дарить любимой женщине, ибо хрен его знает, что ей, глядя на эту цветовую гамму, в башку прийти может.

Но – красивые, чего уж там.

Даже – очень.

Все в прозрачных капельках воды на нежных желтых лепестках и упругих зеленых листьях.

Да и массивные острые шипы тут тоже вполне к месту смотрятся...

Все правильно.

Какой же я молодец, думаю, что не стал, когда мы цветы покупали, все-таки на желтых розах настаивать. Просто бы тупо подставил старшего и вполне уважаемого мною товарища. Глеб ведь, и это общеизвестно, так же, как и я, мог быть в этой жизни – только первым и только единственным.

В любой другой ситуации – он просто терялся.

Такая вот личная психологическая особенность.

Бывает, чего уж там…

…А может, кстати, – и не его бы подставил, а себя с парнями уронил в глазах совсем нам всем небезразличной общественности. Ибо на фоне этой красоты наш веник выглядел бы, увы, обычной слащавой банальностью.

А ее и так слишком много в этой жизни, чтобы еще и тут тиражировать…

…Инга – с моей и Никитоса помощью – принесла еще стульев, Али, вздохнув, пододвинул к журнальному столику все наличные в гостиной кресла, после чего народ, не спеша и стараясь не очень сильно шуметь, расселся вокруг и замер в немного тревожном ожидании.

Мажор посмотрел внимательно на Ингу, кивнул и не торопясь разлил по крохотным рюмкам заботливо принесенную с собой горькую русскую водку, потом заботливо прикрыл один из хрустальных лафитничков небольшим кусочком черного, как сама жизнь, немного черствоватого хлеба.

Говорить никто ничего не стал, просто выпили не чокаясь.

Помянули, так сказать.

И – все дела.

…Все правильно.

Патлатого тут мало кто из присутствующих по жизни знал.

Ну и фигли тогда всем остальным изображать вселенскую скорбь, если никто из них ее, по любому, не чувствует?

Не-е-ет, так, как оно есть, – гораздо честнее.

Просто жил-был себе незнакомый и, говорят, хороший человек – и нет больше незнакомого хорошего человека.

Делов-то…

Помянули, в знак уважения даже не столько к ушедшему, сколько к знавшим стоса и оттого немного печалящимся близким знакомым, проявили молчаливую солидарность их чувствам – и на том спасибо…

А ля гер, ком а ля гер, бля…

Так и живем.

Привыкли.

Не он первый, и, увы – не он последний.

Как это цинично ни прозвучит, но – жизнь продолжается.

…И разговоры вскоре пошли, как это всегда водится на подобного рода мероприятиях, обо всем, что угодно, кроме события, послужившего поводом для сбора и последовавшей за ним пьянки.

Али, правда, не пил.

Совсем.

Да и мы с парнями, глядя на него, на спиртное особо не налегали.

А то – мало ли.

Глеб, похоже, и вправду возвращается, а это значит, что нужно быть готовым к чему угодно и в любое время.

Он такой.

Возьмет сейчас, потянется, погоняет что-то в своей хитросделанной башне и скажет, что надо срочно все бросить и ехать валить коней.

И ведь встанем и поедем, сцуко, и никто и никуда при этом не денется…

Потому что – это Али.

Эту фигню даже никогда с ним не имевший дел Жека, похоже, прочувствовал.

Оттого и сидел всю дорогу так молча и в таком адском напряжении.

…А потом приехал Игорь, мой главный редактор.

Неумело ткнулся плохо выбритой щетиной в Ингину щеку, сунул ей в руки какой-то долженствующий изображать цветы веник и коротким кивком головы поманил нас с Али куда-нибудь в сторону. Глеб что-то шепнул на ухо тут же последовавшему за нами Мажору, и мы дружно потянулись в сторону его бывшего кабинета. Где Гарри немедленно приступил к нарезанию дорожек, а все остальные замерли в ожидании какого-то важного и явно экстренного сообщения.

Не просто так же он нас сюда от компании сорвал, в конце-то концов.

Хорошо еще, что все остальные ничего не заметили.

Или сделали вид, что не заметили, какая разница.

И – точно.

Игорь неодобрительно покосился на деловито разминающего порошок Мажора и медленно обвел всех остальных тяжелым, немигающим взглядом.

– Ну что, – спрашивает, – уголовное дело, насколько я понимаю, возбуждено не будет?

Али кивнул.

– Так, – говорит, – и есть. А что, у тебя есть какие-то другие варианты?

Игорь поморщился.

– Ты, Глебушка, – качает головой, – всегда был сторонником простых решений. А это – не всегда правильно…

– И в чем же, – щерится Али, – я в этот раз, по-твоему, ошибся?! Не дал Ингу в тюрягу упрятать что ли?!

Игорь вздыхает. Закуривает.

– Не излагай ерунды, – выдыхает густой ароматный дым, – которая и без тебя тут таки всем понятна. Даже Даньке. Хотя он еще совсем щенок. Причем щенок, по-моему, во многом как раз благодаря тебе и растерявшийся…

Теперь щерюсь уже я.

И, чтобы немедленно не зарядить собственному начальнику в мгновенно ставшие чужими щщи, тоже, немного нервно, закуриваю.

А этому – по фиг.

Стоит, продолжает вещание.

Прям не человек, а какая-то башня Останкинская.

– Со сбившейся системой координат, – выпускает очередную струйку дыма сначала в мою, а потом в Глебову сторону, – той самой, которую ты ему и помогал отлаживать. А я таки не педагог, извини. Ну да ладно, об этом можно и попозже, дело не срочное, разберемся…

Я за это время успеваю спалить полсигареты и немного успокаиваюсь.

В конце концов – это Игорь.

А он один из немногих людей в этом мире, кто имеет право разговаривать со мной и обо мне так, как ему взбредет в голову.

Не мне его судить.

Имеет право – и точка.

Проехали…

– А то, что Инге в зону никак нельзя, – продолжает, – здесь и без тебя, опущенец, все прекрасно понимают. Погибнет она там. И – не потому, что слабая, а потому, что чересчур сильная женщина. Вот только методы ты, дорогой мой товарищ, выбрал для этого совершенно негодные. Нужно было дело все-таки сначала дать завести и только потом начинать разваливать. Ты же ведь не настолько наивный мальчик, чтобы думать, что все так просто закончится, да?! Его в любом случае теперь возбудят через некоторое время и таки через более высокую инстанцию. Тебе любителей подзаработать нахалявку, хоть в той же городской прокуратуре, перечислять поименно или у самого таки списочек на всякий случай на руках имеется?! Плюс родственники потерпевших, плюс то, плюс се, плюс прочая разная шушера. Твои деньги таки слишком лакомый кусок для многих, мистер спивающийся победитель, не догадываешься?!

Али хмыкает.

– Во-первых, – тянет, – я больше не пью. Бросил. Не знаю уж, надолго или навсегда, но эта тема для меня абсолютно закрыта. Абсолютно, – это значит полностью, дырки для отступления замазаны. Поминки, дни рождения, Новый год, да хоть наше чемпионство, не важно! Закрыто – и все. Во-вторых, – ты прав. Ты это хотел услышать?! О сроке давности, который исчисляется не с момента совершения преступления, а с момента возбуждения уголовного дела я не подумал. Действительно не подумал. Решал текущие задачи и так далеко не заглядывал. Ты же это имел в виду, так? Ну тогда – да. Ошибся. Тактически, не более того. И что теперь?!

– Теперь? – поправляет массивные очки с толстыми диоптриями Игорь. – Теперь таки понюхаем, для начала. Даже я с вами, обормотами, по старой памяти пройдусь, хоть уже лет семь этим не грешил. За твое избавление от алкогольного бреда и саморазрушения, так сказать. И – за твой единственный шанс. А потом и поговорим. Насчет того самого «теперь», как ты правильно, Глеб, догадываешься…

Гарри хмыкает и немедленно начинает разбивать тщательно растертый кокаин не на три, как планировалось, а сразу на четыре порции.

В диалог этих двух волчар даже он старается по возможности не вмешиваться.

Другая лига.

Тут ведь не только то важно, что они говорят, но и то – как они это делают…

Даже таким непростым и тревожным персонажам, как Мажор, лучше в сторонке постоять, пока эти паны отношения между собой выясняют.

На фиг – на фиг…

Что уж тут обо мне говорить-то.

Я на их уровне – вообще простой смертный.

Хоть сам себя таковым и не считаю в любой другой жизненной, да и не только жизненной, ситуации.

Они же сами и приучили.

Но на этих вершинах для меня – пока слишком холодно…

…Пронюхались…

Игорь знаками показал Мажору – мол давай еще по одной нарезай, чтобы лишний раз не бегать, и снова повернулся к Али.

– Теперь, – говорит, – можно и поговорить о «теперь», ты уж извини меня, брат, за тавтологию…

– Я тебя тоже люблю, – хмыкает в ответ Глеб. – И у меня тоже филологическое образование. Так что давай начинай, не тяни кота за яйца…

Кстати, насчет котов, думаю.

Что-то не видно их ни фига.

Пристроила что ли их Инга куда на время приема гостей? К соседям там или еще куда-нибудь?

Ну, типа, чтобы под ногами не путались.

Жаль, если так.

Я, признаться, рад бы был с ними еще разок-другой пообщаться. Особенно с тем – мелким, кремовым. Слишком он какой-то…

Блин.

Ну, не знаю…

…Игорь поправляет очки, тоже хмыкает.

В ответ, так сказать.

– Просчитал я твой ответ, – лыбится, как вышеупомянутый кот на сметану, – угадал, дружище. Тест пройден. И вполне себе успешно, ибо почти дословно угадал. Значит, пока что в форме. В смысле – я в форме. А тебе твою еще – восстанавливать и восстанавливать.

– Без тебя знаю, – злится в ответ Али. – Или ты мне что, нотацию читать собрался?! Так тогда – объект неподходящий выбрал. Потому как я тебя даже в такой форме схарчу безо всякого такого несварения, вместе со всем твоим высокомудрым дерьмом и с дужками от твоих дурацких очков, которые тебе, похоже, мама в восьмом классе подарила. Тогда они, наверное, в принципе, неплохо смотрелись…

Игорь улыбается.

Эдак, неправильно, не по-доброму.

Крупные прокуренные зубы злобно ощерены.

– Очки, – говорит, – это таки часть образа. Который я, кстати, свято соблюдаю, как договаривались. А вот ты – нарушил границы, Глеб. И отнюдь не сегодня.

– Если Глеб что нарушил, – бледнея, распрямляется над растертой горкой порошка Мажор, – то я с ним! Так что ты давай не забывайся, ботаник! У тебя, оно конечно, башка супер, – прям не башка, а дом советов какой-то, но в «первой линии» я с тобой не стоял, усвоил?! А с ним – стоял! Поэтому ты тут имеешь право голоса ровно до тех пор, пока Али тебе это позволяет, всасываешь?!

– Вот даже как, – закусывает нижнюю губу Игорь, – у вас тут разговор строится?!

Я – в растерянности.

Даже какую мне сторону занимать, если что, не знаю.

И вообще, стоит ли мне занимать в этой байде хоть какую-нибудь из сторон?!

– Брек! – поднимает руки Али. – Брек, кому сказал!! Гарри, твой тезка делает то, что должен делать, и не нам с тобой об этом разговаривать, усвоил?!! У него – свои задачи по жизни, у нас – свои! По нашей же масти, только в другом измерении, понял?!

Гарри сейчас, честно говоря, больше всего похож на ощерившуюся овчарку.

Не волка, а именно овчарку.

Злобную, жестокую, но все-таки пока что управляемую тварь.

Что бывает, когда он становится настоящим волком, я примерно себе представляю.

Тогда его уже никакой Али не остановит.

А пока он просто со свистом выпускает сквозь сжатые зубы горячий воздух, делает глубокий вдох и снова склоняется над уже почти что убитым весом, пытаясь определиться по новым порциям.

– Да и ты, Игорек, тоже сбавь обороты, – кивает, глядя на Мажора, каким-то своим мыслям Али, – а то я больше ни за что тут не отвечаю. Ты, дружище, сейчас не щенков своих редакционных воспитываешь, а со свободными людьми разговариваешь, неужели так трудно сообразить, в твоем-то возрасте?! Дожил, блядь, до седых мудей, а все во внутреннюю конкуренцию заигрываешь?! Это как, нормально?! Самолюбие что ли на старости лет зачесалось?! Или заняться нечем?! Ну так давай я тебя загружу. Ты знаешь, я могу. И – имею право, если что. Да так, что у тебя не то что вздохнуть, – пернуть времени не останется!!!

Игорь неожиданно сникает.

Как шарик, из которого воздух подспустили.

Не полностью, конечно, но так – на добрую половину…

– Извини, – бурчит, – и правда, что-то зарапортовался. А если по делу – то твоя «тактическая ошибка» будет нам стоить минимум лишних полгода под глубочайшим прессом. И таки кучи денег, но это уже не моя проблема. Сам нагородил, сам и разберешься. К тому же это как раз твоя зона ответственности. Причем история эта может вылезти откуда угодно, даже из моей газетенки. Люди-то не слепые, сам таки понимаешь. И два на два умножать тоже умеют. Одну подобную ситуацию Данька уже вчера, кстати, таки разрешил. Вполне успешно, молодец, конечно. Что мне единственное не понравилось, – совершенно таки твоими методами. А у парня – очень неплохие мозги, и значит, нечего его в роли простого силовика использовать!

Я неожиданно икаю.

Видимо, от напряжения.

Игорь усмехается.

– Ты что, – поворачивается ко мне, – думал, не узнаю?! Херово же ты тогда обо мне таки думаешь…

– Игорь, – медленно тянет Али, – действительно знает все. Ну или почти все. Это его работа, тут уж ничего не поделаешь. А вот то, что этого твоего «вчерашнего решения» не знаю я – это уже твой косяк, Дэн. Причем вполне конкретный…

Я смешиваюсь.

– Да ладно, – бурчу, – какой там, на фиг, косяк. Решил же? Вот если бы сам решить не смог, тогда бы и обратился…

Али медленно мотает головой и не спеша раскуривает очередную сигарету.

– И думать, – говорит, – забудь о том, чтобы мне что-то об этом деле не рассказывать. Это – мой личный проект и мой личный трабл, усвой вот это вот все, пожалуйста. Ты – всего-навсего мне помогаешь, запомни. Причем – добровольно. Это, кстати, ни в коем случае не отменяет того медицинского факта, что на мне долг. Тебе, Игорю, Мажору. Всем. Но это – потом. Сейчас – только дело. А в конкретном деле, за которое я отвечаю, – я должен быть в теме полностью, иначе начну спрашивать. И очень серьезно спрашивать, ты меня знаешь, мальчик. Так что – еще раз и больше ни разу, все понятно?!

Я киваю.

– Теперь, – говорю, – все. Только вот про слово «долг» забудь, пожалуйста. Иначе я сам тебе сейчас щщи подправлю, пусть и буду знать, что ты меня потом разорвешь, как Тузик грелку. Не только у тебя понятия о правилах этой игры имеются. У меня они тоже есть, пусть и не во всем с твоими совпадающие…

– Какой же ты все-таки мальчишка, Дэн, – неожиданно широко улыбается снова распрямившийся Мажор. – Решать, должен он тебе или нет, все равно будешь не ты. А только он сам. А вот спросишь ты с него когда-нибудь этот долг или нет – зависит только от тебя. И я бы на твоем месте – не зарекался, а то шарик он, сцуко, круглый, а жизнь – непростая и, сцуко, тревожная. Ладно, есть такая чуйка, что все всё поняли. Давайте убивайте носовые перегородки. А Дэн пусть пока параллельно рассказывает, что у него там вчера было, да и пойдем к людям, а то неудобно уже как-то становится. Там же все-таки не просто бойцы собрались, которые подождут, потому что знают, почему они ждать должны. А равные. И, как ты Али правильно говоришь, – свободные…