Текст книги "Отдаленное настоящее, Или же FUTURE РERFECT"

Автор книги: Дмитрий Старков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

30.

Впрочем, ничего страшного, вопреки опасениям Петяши, не случилось. Окружающий мир тут же включился снова, и он увидел, что сидит на лавочке под высокими, раскидистыми тополями переулка Благоева. По правую руку блестела на солнце стеклянная постройка почты-телеграфа. По Олега Кошевого, не так давно переименованной во Введенскую (кого это и куда по ней, интересно, вводили?), неторопливо прогромыхал трамвай. За продвижением сего громогласного транспортного средства безмолвно наблюдал, поворотившись к Петяше затылком, каменный бюст болгарского революционера Димитра Благоева. – Ну? Оклемался? – прохрипели слева. Обернувшись, Петяша увидел рядом, на лавочке, такое, отчего ему жутко захотелось отвернуться обратно. Спаситель его оказался удивительно малорослым – метр сорок максимум мужичонкой, и препротивнейшего, надо заметить, образа. Длинная, лошадиная прямо-таки, его физиономия имела какой-то странный изжелта-черный цвет, нос был сильно приплюснут, крошечные глазки весело поблескивали, словно бы два уголька, губы непомерно большого рта страшно отвисли, а острый подбородок покрывала рыжая щетина – по крайней мере, недельной давности. На голове этого столь видного представителя человечества красовалась ярко-алая бейсбольная кепочка, а мускулистый, загорелый торс облегала замызганная майка-безрукавка со ступенчатой надписью "VERBATIM – Нigh Density – Double-Sided" через грудь, сопровождавшейся некоей эмблемой из области промграфики и изображением раскинутых веером трехдюймовых флоппи-дисков, высыпавшихся из перевернутой набок яркой коробочки. Штаны его были столь безлики, что даже не заслуживают особого описания. Зато – руки!.. Руки спасенного Петяшей типа – длинные, ухватистые, ороговевшие мозолями – покрыты были невиданной многоцветной татуировкою. Просто-таки живого места не было на них от голых и частично одетых мужчин и женщин в самых причудливых сочетаниях, от мускулистых суперменов с мечами и крупнокалиберными mashin-guns наперевес. Были здесь во всех подробностях разнообразные виды игральных карт, костей и фишек для китайской игры "маджонг"... А один рисунок, помещенный на левом плече, являл миру не что иное, как игорную принадлежность, именуемую joy-stick, причем обнаженная сладострастная красотка, оседлавшая оную, придавала названию препакостнейшего свойства двусмысленность. Прямо под этой сценою находилась каллиграфически выписанная формула "це-два аш-пять о-аш" в затейливой виньетке. Дополнял в высшей степени неординарный облик коротышки прислоненный к сиденью лавочки алюминиевый костыль, покрытый облупившейся местами грязно-коричневой нитроэмалью. – Значит, ты у нас будешь – Петенька Луков, – говорил тем часом костылевладелец. – А меня звать: Туз Колченогий. С этими словами он поскреб дикую щетину на скуле. Ладно – хоть руку не стал совать! Запашок от него... Петяша оцепенело молчал. В голове его все прочно перепуталось еще в тот миг, когда он впервые услышал доносившийся из ниоткуда голос. Дальнейшие действия он совершал – даже словом "автопилот" этого не назвать! – вовсе не имея способности их обдумывать либо даже толком констатировать. Делал, короче сказать, что говорили. Но вот теперь никаких побуждающих к действию команд не поступало. В голове недвижно зависла лишь одна мысль: имечко, коим назвался сосед по лавочке, если понимать его на воровской фене, для своего хозяина как-то уж очень обидно. Следовало, видимо, какое-то время выждать, пока способность размышлять и функционировать своею волей – не воротится обратно. – Ладно, – продолжал Туз Колченогий. – Ты меня вскоре наверняка захочешь кой-о-чем поспрошать, так – думай себе, а я пока что, с твоего разрешения, – приведу-ка себя в божеский вид. Да и тебя – тоже не помешает. Прежде, чем Петяша, умевший, надо отметить, выбирать одежду, успел оскорбиться, в облике назвавшегося Тузом Колченогим, произошли разительные перемены. Грязно-красная бейсбольная кепка на стриженой под машинку шишковатой голове разом сделалась элегантной темно-серой шляпой "борсалино", а из майки-безрукавки получился целый гардероб. На уродце-коротышке явился темно-серый же, в цвет шляпе, костюм-тройка тончайшей английской шерсти, белоснежная сорочка с малахитовыми неброскими запонками в манжетах и черный шелковый галстук штучной работы, на коем мельчайшими стежками, тусклым серебром, вышиты были те же самые сюжеты, какие совсем недавно украшали руки и грудь. На ногах его появились черные, солидно поблескивающие туфли с квадратными носами и солидными темно-серебряными пряжками, а костыль стал весьма авантажной тростью черного дерева с серебряным набалдашником. Вдобавок рядом, на скамье, совсем уж из ничего, образовался небольшой плоский чемоданчик-notebook. Ну, а запах хрен знает, сколько времени не мытого мяса обратился в прохладный, солидный аромат какого-то незнакомого для Петяши одеколона. Впервые после всех происшедших с ним странностей (которые, как вы помните, можно было толковать и так и эдак) увидев то, что с полной ответственностью можно было наименовать чудом, Петяша забыл и думать о вопросах, которые намеревался задать причудливому коротышке, назвавшемуся крайне странным, ежели понимать его на воровской фене, именем. Вместе с тем, сделалось ему и немного завидно: облачение недавнего бомжа-оборванца, пожалуй, подошло бы по чину любому из тех, кто нынче заправляет миром. А тот, словно бы прочтя Петяшины мысли, издал короткий, суховатый смешок: – Ничего, сейчас и тобой займемся! Глянь-ка... Опустив взгляд, Петяша увидел, что и сам одет уже в точно такую же только шоколадно-коричневую – "тройку". На голове, судя по ощущениям, появилась шляпа, ногам в туфлях, почти не поменявших облик, сделалось заметно удобнее, а в боковом кармане пиджака, куда он немедленно полез за куревом, обнаружился вместо сигаретной пачки тяжелый, монструазных размеров серебряный портсигар с вензелем П-А-Л посреди крышки и серебряная же зажигалка-ziррo, тоже с вензелем. – И не серебро это вовсе, а платина, – сварливо-назидательно сказал Колченогий. – Открой. Вон, нажми на пимпочку. Найдя "пимпочку" и нажав ее, Петяша обнаружил, что портсигар недаром раза в полтора превосходит габаритами все, виденные им до сих пор. Внутри находились отличные темные гаванские сигары из не слишком больших. Приложен к ним был и соответствующего калибра мундштук светлого янтаря, опоясанный тремя серебристыми кольцами. Все, как выражался кто-то из русских, начала XX века писателей, смешалось в Петяшиной бедной голове. Потрясенный внезапностью перемены, он едва нашел в себе силы закурить. – Ты еще во внутреннем кармане посмотри, – посоветовал Колченогий. Вещь – пользительная. Полезши за пазуху, Петяша нашел во внутреннем кармане пиджака украшенную все тем же вензелем увесистую – неужели тоже платиновая? – фляжку, граммов этак на двести пятьдесят емкостью. Отвинтил пробку, глотнул... – Уххх... ты! Это – чего? – "Курвуазье", – пояснил Колченогий. – Настоящий, столетний. Пробовал когда? Выпивка, блаженным теплом разлившаяся по жилам, помогла малость упорядочить мысли, и Петяша наконец-то задал первый из множества назревших вопросов: – Слушай! Почему надо было от той старушки ноги делать? Вроде она ничего такого не... Колченогий усмехнулся. – Нет, она как раз – "чего"! Кабы она тебе выпить в благодарность предложила, ты бы согласился? Петяша подумал. – Ну... наверное, согласился бы. – На то и был расчет. Они с наркошей из соседней квартиры, "внучком" ее то бишь, на жизнь так зарабатывают. Выбирает она на улице, кто поприличней выглядит, зовет как бы по хозяйству помочь... А потом – как обычно: водочки ему с клофелинчиком, деньги с одежкой – себе, а "внучек" помощничка – топориком по дурной башке... Пятерых уже обработали и до сих пор не попались. Метода у них продуманная. – Тут Колченогий заметил недоверие в Петяшином взгляде. – Не веришь, так вернись, выпей с ними... Убедись, на здоровьичко. Петяша задумался, подняв взгляд к небу в ажуре тополиных веток. Только сейчас он как следует прочувствовал всю невозможность того, что случилось с ним. Старушки, убивающие топорами зажиточных молодых людей; вещи, возникающие из ничего; странный, жуткого облика новый знакомец... появившийся из им, Петяшей, разбитой бутылки! Петяша стремительно, всем телом повернулся к Колченогому. Рядом, на скамейке, никого не было. На деревянных брусьях, покрытых кое-где облупившейся зеленой краскою, вытертых множеством разнообразных задниц, стоял лишь маленький пластиковый чемоданчик, называемый недавно вошедшим в обиход словом notebook. Димыча бы сюда... – с беспомощной тоской подумал Петяша.

31.

Но Димыч в это время пребывал совсем в другом месте и вскоре покидать это место – пока что не собирался. Он прочно утвердился за столиком кафе, что на Васильевском, на углу Большого проспекта и 5-й линии, и допивал уже шестую чашку отвратительного растворимого кофе. Неуемное любопытство, желание разъяснить природу происходящих с товарищем странностей, заставило его сегодня с утра позвонить на службу, предупредить, что сегодня он – хорошо, распорядок донельзя гибок! – не появится, и отправиться наблюдать за домом, где, по словам Бориса, обитал человек, координирующий и организующий творящиеся с Петяшей странности. Соваться в квартиру вероятного противника он, хоть и хотел бы, пока не решался: и боязно и непонятно пока, на какую конкретно тему общаться с хозяином. Собственно, и слежка-то была предпринята скорее ради самоуспокоения, в качестве частичной уступки любопытству: видишь, мол, подлое – делаю, что могу. Вдруг да проявится неожиданно что-нибудь интересное, хоть намек какой, зацепочка, которая поможет понять, как действовать дальше... Определить, то есть, направление развития... Димыч отлично сознавал, что все это – крайне глупо, и даже не знал, что такого сможет высмотреть и что вообще предпримет, ежели объект вдруг высунет нос наружу, однако сидел, как приклеенный, за столиком у окна, тянул отвратительную жидко-коричневую бурду с кисловатым химическо-пластмассовым привкусом и, несмотря на жару, время от времени поплотнее запахивал пиджак, под которым спрятана была наплечная кобура. Он, в отличие от Петяши, родился и вырос в Ленинбурге, и жизнь его развивалась до сего момента по стандартной для многих представителей его поколения схеме. Благополучно закончив известную "тридцатку" с математическим уклоном, он прямым ходом поступил на матмех университета и, подобно лучшим из себе подобных, заблаговременно озаботился получением достойной работы. Параллельно достиг он успеха и в некоторых прочих областях деятельности – по крайней мере, выучился находить приемлемые решения для самых разнообразных жизненных задач. Наверное, сказывался математический, научный подход. Петяша за все годы их знакомства заметил в нем лишь одну странность: при всей своей физической развитости и привлекательности он никогда не появлялся на людях с девушками. То есть, вовсе не наблюдалось никаких признаков сколь-нибудь тесного общения Димыча с противоположным полом. Жил он вдвоем с престарелой мамой в приличной трехкомнатной квартире на Черной Речке и, похоже, иной жизни для себя не желал. В общении с неизбежно встречающимися порой женщинами – был вежлив, но и только. Странность эту Петяша наскоро принял к сведению и решил не докапываться до сути. Может, просто стесняется человек. Может, из каких-то резонов не хочет афишировать своих связей. Может, еще что. Его дело; имеет право... Помимо всего прочего, Димыч отличался такой еще характерной тихой, но настырной любознательностью. Видя перед собою задачу, он – хотя бы из чистого интереса – начинал искать решение, во что бы таковое ни обошлось по времени, силам, нервам и средствам. Задачей могла оказаться заковыристая компьютерная игра, или же программа, не желающая выполнять того, для чего предназначена, или закулисные политические игры – и так далее, по полному спектру. Задача странностей, творящихся вокруг Петяши, пожалуй, была хлеще всех предыдущих. Начинать пришлось – ни много ни мало – с осмысления внутренней логики происходящего и поиска верного угла зрения для рассмотрения оного. На первый взгляд, никакой внутренней логики (если, конечно, принять за аксиому "чудесную" природу странностей) не наблюдалось вовсе. Лишенные же сверхъестественного ореола, все имевшие место события объяснялись до обидного просто. При таком объяснении реакция на них со стороны Петяши заставляла вспомнить о таком виде сумасшествия, как паранойя. Что ж; если он вправду едва не умер от голода, это свободно могло сказаться на психике... Не явись столь своевременно этот Борис со своими страхами, якобы заставившими его искать Петяшиной помощи, Димыч бы наверняка напустил на друга, явно свихнувшегося от серии нежданных удач, какого-нибудь знакомого психиатра. Однако появление Бориса -спасибо ему за это! – придало Петяшиным опасениям весомости, грубости и зримости. Тогда вариантов получалось два: либо Петяшу выбрали себе в жертвы какие-нибудь жулики, позарившиеся, к примеру, на квартиру, либо... Либо пресловутые "паранормальные явления" на самом деле иногда встречаются, невзирая на то, что наплодившиеся, точно грибы после дождя, экстрасенсы, контактеры, колдуны и прочие астрологи-лозоходцы вот уж который год изо всех сил стараются разубедить в этом всех мало-мальски разумных людей. И кто-то, оказавшийся пошустрее, посообразительней прочих граждан, вовсю извлекает из этих явлений выгоду... По зрелом размышлении, прежде следовало бы потолковать по душам с еще одним – неявным – участником нападения на Петяшу, то бишь с его соседом по лестнице. Человека с неустойчивой психикой, ежели со смыслом на него надавить, не в пример легче колоть. Но именно неустойчивая психика объекта и мешала добраться до него: если забрали в "скворешник" с приездом на дом, это – минимум на месяц. Димыч уж сунулся было туда ближайшим приемным днем, но в посещении пациента буйного, как выяснилось, отделения, да еще "слабоконтактного", ему было наотрез отказано. Девица за прилавком, разморенная жарой, потягивала ледяную пепси-колу из запотевшей бутылочки (что, кстати, в жару-то -как раз совершенно бесполезно) и внимала радиоприемнику, натужно голосившему что-то голосом Филиппа Киркорова. Казалось, музыка размягчает мозг еще сильней, чем жара. Во всяком случае, сознание напрочь отказывалось искать решение задачи. Да, в общем, и правильно: до поступления дополнительной информации оставалось лишь гадать, а этот метод мало подходит для получения правильных решений. Поэтому Димыч просто-напросто целиком отдался наблюдению, позволив сознанию развлекаться отвлеченными материями, то бишь, воспоминаниями и размышлениями "за жизнь".

С Петяшей они сразу же, едва познакомившись, сошлись накоротко, хотя более-менее определенных общих интересов и увлечений не имели. И с тех пор отношения их всегда казались Димычу делом самым естественным, естественнее просто не бывает. Постоянные Петяшины неблагополучия воспринимались им, как данное, и подлежали ненавязчивому искоренению – или хоть смягчению. Пожалуй, Димыч считал Петяшу достаточно выдающимся человеком, несмотря на то, что общество как-то не торопилось признавать и вознаграждать его достоинства и какой-никакой, но все же -вклад в свое развитие. Собственно, оно пока и не имело возможности узнать об этом вкладе, книги ведь еще не вышли... А может, его, Димычева, помощь и была все время выражением общественной благодарности? Х-ммм...

Прикончив текущую порцию кофе, Димыч закурил, не отводя взгляда от подворотни. Рядом с мрачноватым проемом на стене кто-то начертал мелом: "ЕБН – ГАД!", а еще кто-то после – зачем-то мелом другого цвета– не поленился переправить "ГАД" на "ОТПАД". Graffitti, понимаешь... Кстати! А Петька-то там – как? Нашарив в кармане таксофонную карту, Димыч вышел к автомату и, поразмыслив, набрал прежний, давно вытверженный на память номер. Гудок, еще... Придерживая возле уха трубку, Димыч одновременно не сводил взгляда с подворотни. Скорее бы он там, что ли! Вдруг этот Флейшман как раз сейчас куда-нибудь выйдет! После третьего гудка на том конце, наконец, подняли трубку. – Алло? Голос был женским и явно не Елкиным. Помедлив секунду, Димыч -на всякий случай подпустив в голосе официоза – спросил: – Петра Лукова – можно к трубочке попросить? Теперь уже на том конце последовала секундная заминка. – Его нет сейчас... А кто его спрашивает; что передать? Вместо ответа Димыч нажал на рычаг и в недоумении уставился на информационную наклейку под прикрывавшим автомат козырьком. С чего это у них телефонная трубка – "handset"? Вроде – всю жизнь она была "receiver"... В голову полезли мысли – одна тревожнее другой. Впрочем, оно и не странно: неизвестность всегда пугает, а разные зловещие чудеса (вариант с которыми пока что не исключен), были для Димыча областью совершенно неизведанной. Поэтому надлежало быть готову ко всему. Ладно еще, если этот свинтус просто где-нибудь с бабой познакомился и к себе притащил; кто их знает, что у него там с Елкой. А если?.. – всплыло на поверхность мыслей маслянистое, мрачно-радужное пятнышко тревоги. Димыч устремился было к проезжей части Большого проспекта на предмет ловли такси, но, в последний раз бросив взгляд в сторону успевшей уже изрядно надоесть подворотни, замер на месте. Со двора на улицу как раз выворачивал невысокий, полный человек в солидной серой "тройке". Темные, набрякшие мешки под глазами, седая бородка клинышком, островатый седой чуб, перстень с темным камнем на пальце... Он! Наверняка! По описанию – похож! Что же делать? Идти за предметом слежки? Мчаться к Петяше? Димыч замер у края тротуара. Мозг его заработал в бешеном темпе. Собственно, что толку ходить за этим Флейшманом? Может, он просто в булочную вышел, через десять минут снова вернется в квартиру, и все воротится к первобытному состоянию! А Петька там... Димыч в последний раз оглянулся на тротуар 5-й линии и поднял было руку, призывая машину, но тут напротив что-то произошло. Тучный старик вдруг покачнулся и со слышным стоном мягко, точно кто-то сзади резко подсек его под коленки, осел на тротуар. Вокруг моментально собралась небольшая толпа. Послышался возглас: – Скорую! Так; ясно. Больше здесь делать нечего. Димыч, продолжая прерванное было движение, взмахнул рукой. Из потока машин, несшихся по Большому, тут же образовалась рядом потрепанная "волга" с шашечками. – Большая Пушкарская, угол Съезжинской, живо! – велел Димыч, падая на заднее сиденье и бросая рядом "дипломат". Машина резко подалась назад, свернула на 5-ю линию и понеслась к Среднему, чудом не столкнувшись с завывающим сиреной пикапчиком "скорой".

32.

Оставшийся на скамейке Петяша, пребывая в полной прострации, выкурил одну за другой три сигары и всякий раз, открывая портсигар, отмечал, что сигар с прошлого раза не убыло. Эксперименты с фляжкой показали, что и коньяк из нее можно пить, сколько угодно. Не убывает, хоть тресни! Наконец начавшие колбаситься поблизости попрошайки пробудили в окоченевшем его мозгу желание встать и переменить дислокацию: мало того, что настроение перебивают, – воняют, подлые!.. Спасу нет. Прихватив оставшийся после неведомо куда исчезнувшего Туза Колченогого notebook, Петяша побрел к дому. О поисках еще какого-то психиатра – на сегодняшний день не могло быть и речи. – А тебе только что звонили, – сообщила Катя, едва он ступил на порог. – Я трубку повесила, и тут же – ты в двери ключом... – Кто? – Мужчина какой-то. Не назвался. Вот-т... не было заботы, так подай! Петяша и всегда-то терпеть не мог подобных анонимных звонков, на нервы ему это действовало, а уж теперь... То, что телефон заработал снова, знал Димыч, Володька, да еще – случайно, надо думать – те, из издательства "Норд-Зюйд". И все. Или еще кто-нибудь знает? Да ведь Боря этот – записывал! Петяша поежился. Ежели Боря все же, паче чаяния, не жулик и не шизик это же жуть, к кому через него мог уплыть номер его, Петяшина, телефона! – Ладно, – сжав зубы, буркнул он. – Надо, так еще позвонят, никуда не денутся. Тут Катя заметила принесенный им notebook. – Ой, это компьютер такой; я видела!.. Купил? – Купил, – соврал Петяша, чтобы не вдаваться в излишние подробности. Страшно было и подумать – пересказывать ей все, что с ним сегодня произошло! Сам он, услышав подобный рассказ, наверняка заподозрил бы рассказчика в помрачении умственных способностей. Оставалось только гадать, что предпримет Катя, если решит, будто он, Петяша, сошел с ума. И, кстати, еще вполне может оказаться, что так оно и есть... Катя тем часом подхватила чемоданчик: – Можно посмотреть? Я – умею... – и, не дожидаясь ответа, упорхнула в комнату. Петяша, непонятно с чего, хотел было возразить, но лишь махнул рукой пусть ее балуется! – и отправился в кухню, сварить себе кофе и заодно чем ни то перекусить. Добыв из ящика стола несколько горошин перца, корицу и гвоздику, он зарядил джезву и поставил ее на медленный огонь, после чего принялся под доносящееся из комнаты электронное пиликанье -сооружать для себя бутерброд. Вот интересно: за кого его принимает Катя? Кем считает? Скорее всего, для нее он – взрослый, солидный дядя, которому проще пареной репы заработать денег, сколько понадобится. И на этот чертов (надо же, пищит-то как мерзко!) notebook, и на все остальное. Не видела девочка, как он, Петяша, тут с голоду помирал... Не знает, как на улице жил... А что будет, если дальше все пойдет вовсе не так благополучно, как сейчас? Чего она вообще хочет от их совместного будущего? И чего захотят от их совместного будущего ее родители – с которыми, кстати, тоже еще придется как-то разбираться? Он же для них – наверняка выйдет какой-то темной личностью, без профессии, без определенных перспектив, живущей непонятно чем, выезжающей разве что на везении, и так далее, что там еще в таких случаях полагается думать... От этих мыслей Петяше очень захотелось спрятаться куда-нибудь подальше, свернуться клубочком, ничего не видеть, ничего не слышать и ни за что не отвечать. Ощущение было, надо сказать, знакомым. Только ведь такая немыслимая жизненная роскошь недоступна никому, ни за какие деньги. Разве что – сделаешься слепоглухонемым парализованным идиотом... В кухню заглянула Катя. – Да; я же забыла!.. Сегодня родители – на некоторое время -возвращаются! – И – что? – Надо домой ехать; я ведь там сколько времени не была... Я сейчас поеду, ладно? А завтра с утра – вернусь. – Ага. – Петяша помолчал. – Кофе выпьешь? Катя бросила взгляд на маленькие часики на запястье. – Ой, нет! Надо еще порядок дома навести; у меня там такое!.. И так в "тетрис" с твоим компьютером заигралась... – Она крепко обняла Петяшу, едва не силой заставив его прижаться лбом к своему плечу. – Не скучай, ладно? Я – завтра, прямо с утра!.. А, если что, позвоню. Мой телефон я тебе там, на столе оставила. Все, я побегу; пока! С этими словами она чмокнула Петяшу и вышла в прихожую, где тут же хлопнула, закрывшись за нею, входная дверь. От громкого звука – словно бы что-то встало на место в мыслях. Петяша вдруг с поразительной отчетливостью понял: нет, он отнюдь не сошел с ума. Ни психиатры ни невропатологи ничем не смогут ему помочь, как ни надейся. И это, пожалуй, было самым страшным. Он и раньше подозревал, что, сомневаясь в своем душевном здравии, просто-напросто обманывает самого себя, не желает так вот запросто признавать факты, заставляющие едва не целиком пересмотреть привычное свое мировоззрение, непонятные и наводящие дикий, до судорог в конечностях, ужас. Как бороться с тем, что не подчиняется привычным законам мироустройства? Как оценить, на что способен этот Георгий-как его там-Флейшман, являющийся, по словам Бориса, главным его, Петяшиным, врагом? Да ведь у него, Петяши, и для борьбы с обычными-то, человеческими врагами – не много нашлось бы средств! Влиятельных друзей – нет. Здоровья, навыков рукопашного боя, как в кино, чтоб стены кирпичные головами злобных супостатов прошибать – нет. Пистолет купить? – так с ним тренироваться нужно долго, прежде чем будет от него толк. И разрешения -говорят, заведено так нынче, по образцу американских "gun licence" – ему, Петяше, скорее всего, милиция не даст, а таскать с собой просто так, это – до первой проверки документов... Э-э, что пистолет; машину водить – и то он не умеет! Ладно. Значит, этого всего – нет. Шварцынэгер – знаишь? Савсэм нэ пахож! Что же остается? Петяша задумался. Вспомнилась вычитанная где-то "мудрая мысль" насчет того, что побеждает в конечном счете не тот, у кого больше конечностей, а тот, кто умнее и хитрее. Хотелось бы; хотелось бы надеяться, что автор ее знал, чего пишет. Беда только, что и насчет собственных ума с хитростью Петяша тоже сильно сомневался. Что ж остается-то, при таком раскладе? За холодильником тихонько зашуршало. Из щели меж стеной и задней его стенкой выставилась острая, чуткая мордочка. – Надо же! – удивился Петяша. – Давно не видали... Здравствуй, крыса! Крыса взглянула на него блестящими бусинками-глазками и шевельнула усами. Бледно-розовое рыльце ее нервно подрагивало, внимая новым, только еще приживающимся в кухне запахам. Вот же зверюга, мысленно восхитился Петяша. Нутром, мохнатая, чует, что обстановка тут переменилась и пожрать можно промыслить. Инстинкт... Округлить мысль до логического завершения он не успел: в прихожей заверещал звонок. Идти открывать не хотелось. Просто так: лень было подниматься со стула и все тут. Звонок не умолкал. Помедлив еще, Петяша все же встал и неспешно побрел к двери. В конце концов, может, это просто Катя вернулась. Забыла, скажем, чего-нибудь... – Кто там? – Я; открывай! – едва ли не криком донесся из-за двери голос Димыча. Едрёна палка, что с ним там?! Петяша с силой крутанул замок. – За тобой – что, черти гонятся? Чего ты? Димыч закрыл за собою дверь и перевел дух. – Что за баба тут у тебя? По телефону мне отвечала! Глаза Петяшины медленно полезли на лоб. – С дуба рухнул? Катя это! Не узнал? Взгляд Димыча сделался странен; даже испуган. – Какая еще Катя?

33.

Опершись рукою о дверной косяк, Петяша вплотную придвинулся к Димычу и внимательно взглянул в его глаза. – Это ты – шутишь так? Но нет; судя по выражению глаз, Димыч далек был от мыслей о розыгрышах. Скорее, он был охвачен непонятно чем вызванной тревогой за него, Петяшу... Но Катя-то тут при чем?! – С тобой – точно все нормально? Мы же вместе были, когда с нею познакомились, – раздельно, убедительно глядя Димычу в глаза, произнес Петяша. – Когда ходили в издательство. То есть, уже после издательства, когда по магазинам-ресторанам отправились. Во взгляде товарища появилось что-то новое – что именно, Петяша понять не смог. – Пойдем-ка, – сказал Димыч после некоторой паузы. – Пойдем сядем, нормального кофе сварим и без суеты, обстоятельно так, во всем разберемся. Разговоров – хватило едва ли не до вечера. Подробно, пошагово сравнивая воспоминания о ходе событий, выяснили следующее. По магазинам Петяша, оказалось, если и ходил, то – один и притом в совершенно бессознательном состоянии, ибо Димыч точно помнил, что перед свершением покупок решено было все-таки, для пущего облегчения расставания с деньгами, выпить. С этой целью отправились, чтобы избежать слишком уж сильного расхождения с Петяшиным предложением, в баню, где Петяшу – после парилки, да с отвычки, да под коньячок с кофейком – развезло так, что Димычу пришлось доставлять его на такси прямым ходом домой. Время было, однако ж, еще не позднее, а посему он и решил, раз уж Петяша полностью неконтактен, навестить место службы, где немедленно по его прибытии образовался аврал, плавно переходящий в состояние сумасшедшего дома. В порядке ликвидации оного пришлось даже лететь в Москву, откуда он, Димыч, вернулся лишь нынче поутру – так что, понятное дело, никакой Кати он не знает и никакого Бориса, живого или мертвого, под дверью Петяшиной квартиры не наблюдал. Слушая его повествование и, в свою очередь, излагая то, что помнил сам, Петяша никак не мог отделаться от мысли, что появление Димыча помешало додумать какую-то крайне важную мысль. Помимо этого, вертелось в мозгу и еще что-то, явно не сообразующееся с Димычевым рассказом, как-то опровергающее его... Стоп! – Димыч, погоди! Погоди, пока не забыл!.. Что за записку ты мне оставил, в таком случае? Малопонятно этак, однако -устрашительно... Сейчас найду. Сорвавшись с табурета, Петяша ринулся в комнату и выдвинул ящик стола, где вместе с наличными должно было находиться и Димычево послание. Где же?.. А, вот! Вернувшись в кухню, Петяша выложил листок на стол. – Не знаю, – медленно проговорил Димыч, внимательно прочтя бумажку и даже глянув ее на просвет. – Просто отказываюсь понимать. Не писал я этого! Под рубашкой у Петяши образовался липкий, тряский холодок. – Как – "не писал"? Записка – не твоя? – Н-не знаю, – неуверенно повторил Димыч. – Почерк – мой; точно. Но я этого не писал. Напрочь не понимаю, что бы вся эта мутота могла значить. – И Катя... – ослабшим, всякий напор и разгон утратившим голосом продолжил перечень несообразностей Петяша. – Она же тебя помнит... Это она мне сказала, что ты меня, вместе с нею, привез домой, а потом позвонил куда-то, оставил записку и ушел. Димыч сделался страшен. Судя по лихорадочному блеску глаз, теперь уже он – и не без повода, надо заметить! -подозревал себя в помрачении чувств.

Нет, все же – вздор, что сотня лет чтения фантастических романов так уж переменила человеческий менталитет, снабдив людей устойчивыми стереотипными реакциями на любые возможные необычности! Фантастика – в наше время повальной утраты общественного интереса к науке (а ведь как Гагарина с плакатами-то встречали!) и подмены тяги к знаниям тягой к вере – разве что сообщает читателю о том, чего не бывает на свете. В сверхъестественное готовы поверить лишь те, кому больше не на что надеяться, и вера эта приводит разве что к обогащению так называемых колдунов, ведьм и прочих "корректоров кармы", во множестве рекламирующихся через любую газету. Неудивительно, что нормальный грубый материалист, столкнувшись с чем-нибудь непонятным, не укладывающимся на первый взгляд в рамки его грубого, материалистического миропонимания, первым делом устремится проверять здравость психики или уж, на крайний случай, даст зарок – вот прямо с завтрашнего вечера! – бросить пить. Что, в свою очередь, способствует обогащению частнопрактикующих невропатологов или тех (забыл, как эти врачи называются), кто лечит от алкоголизма...