355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Сорокин » Отец, сын и сорок четыре пулемета » Текст книги (страница 1)
Отец, сын и сорок четыре пулемета
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 03:57

Текст книги "Отец, сын и сорок четыре пулемета"


Автор книги: Дмитрий Сорокин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Сорокин Дмитрий
Отец, сын и сорок четыре пулемета

Дмитрий Сорокин

Отец, сын и сорок четыре пулемета

Повесть

Москва, 2027 год, 5 октября, полдень.

– Бог велел делиться, папа. Эту немудреную истину я пытаюсь доказать тебе последние три года, а ты мне все не веришь. – лицо Бориса в маленьком экранчике мобильного телефона прямо-таки лучилось торжеством. – Но теперь-то ты попался. Ты на моей территории, и я вполне подготовился к этому визиту. Слушай внимательно, старик. Ты не сможешь покинуть мое жилище, если, конечно, еще  хочешь жить и радоваться этому прискорбному для меня факту... Я очень удобно разместил мощные пулеметы по периметру дома. А уж фотоэлементов там больше, чем ты в состоянии вообразить. Моментальная реакция на любое движение – открытие огня. Ты и шага не сделаешь. Даже и полшага. Если, конечно, хочешь жить. Я понимаю, что ты ошарашен. Даю тебе время на размышление. Сколько угодно времени – я научился быть терпеливым. Мои условия прежние, папа. Дай мне денег. Двадцать пять миллионов евро. Не больше и не меньше. Думай, старик. До связи. –  он отключил канал.

На протяжении всего этого монолога я не вымолвил ни слова. И прошло еще не менее десяти минут, прежде чем я сообразил, что так и сижу в кресле с недопитым коктейлем в одной руке и невыключенным телефоном с тускло мерцающим экраном – в другой. Вот, значит, как. Уел меня дражайший отпрыск. Заставил захватить его базу и запер там. А запер ли? А ну, проверим! Я залпом допил коктейль и с силой швырнул стакан в форточку. Раздался страшный грохот, от стакана за долю секунды остались одни воспоминания. Мда. Не обманул, стало быть. Что мне сейчас срочно требовалось – так это справиться с последствиями адреналиновой бури и спокойно обдумать, как я дошел до жизни такой, и что дальше делать. Ненавижу чертов адреналин. С детства. Он мешает мне размышлять.

Я подошел к бару (надо отдать Борису должное – количество и выбор напитков впечатляли), хотел было смешать еще коктейль, но передумал и налил полстакана "Белой лошади". То еще пойло, конечно, но десять минут и две сигареты спустя адреналин рассосался окончательно и я смог нормально мыслить. Итак, вопрос первый: как же так получилось?

Я уж лет десять как знал, что сына я упустил. В то время, когда я мог как-то повлиять на него, я с головой был погружен во все, что угодно, кроме семейных дел. Творчество, сколачивание состояния, бесконечные балы-приемы-вечеринки, бесконечные поездки... За те годы я восемнадцать раз совершал кругосветки, и, когда я, усталый от этого бешеного темпа жизни, но довольный собой и богатый, вернулся домой, чтобы спокойно теперь уже, не гоняясь за химерами, пожить в свое удовольствие, выяснилось вдруг, что возвращаться-то мне и некуда. Жена меня бросила еще двенадцать лет тому, и, помнится, я совершенно не придал тогда значения этому факту, увлеченный какой-то юной поэтессой ( черт, даже имени ее не помню...). Все это время Борис, мой сын, был предоставлен самому себе. Так что, как говорится, что выросло, то выросло. В течение долгих и мучительных для меня трех лет я честно пытался установить с ним контакт. Не вышло. А потом вдруг с последних полос газет исчезли красочные описания криминальных подвигов моего сынишки, и комиссар полиции Блажнов, с которым мы на почве этих самых подвигов успели подружиться, сообщил мне, что Борис завербовался в Иностранный легион. Ну, известное дело: с глаз долой – из сердца вон, и я спокойно засел за мемуары.

Три года назад, однако же, спокойная жизнь моя кончилась. Я сидел дома, в библиотеке, и перечитывал еще прошлого века издание Маркеса, когда на пороге возник Борис. Выглядел он, мягко говоря, отвратительно. Количество наркотиков, которые он вколол перед этим визитом, подсчету не поддавалось.

– Отец, мне нужны деньги. – не поздоровавшись, мутным голосом начал он.– Много денег. И сейчас.– добавил он с вызовом. Пожалуй, именно это меня и разозлило.

– Убирайся! – классическим жестом указал я ему на дверь.– И никогда больше не смей приходить ко мне. Никогда!

– Ты пожалеешь.– возразил он все так же мутно. – Ты очень сильно пожалеешь. – и ушел.

Оставшись один, я успокоился и понял, что слегка погорячился. Но он застал меня врасплох, а вид, в котором он заявился, давно уже приводит меня в ярость, хотя бы это был мой собственный сын. С наркотиками у меня отношения особые, впрочем, это отдельная история. Я совсем бы забыл и о существовании своего непутевого сына, и об этом досадном происшествии, погрузившись в полуиллюзорный мир своих тихих радостей, если бы две недели спустя не взорвалась моя дача. Сам я отделался легким испугом, переломанными ногами и возможностью наблюдать весь этот кошмар лежа в двадцати метрах от забора. Сила взрыва равнялась какой-то жуткой цифре в старом добром тротиловом эквиваленте, а меня просто выкинуло взрывной волной. Естественно, Борис не замедлил взять на себя ответственность за этот теракт и напомнить о своей просьбе.

– Мне нужно пять миллионов евро. – сказал он.

С того дня и началась наша война. Мне пришлось вспомнить былое, нарастить мускулатуру и в совершенстве освоить методы ведения партизанской войны в любых условиях. Так мы с ним и воевали последние три года, последовательно уничтожая недвижимое и движимое имущество друг друга. Мне от него было нужно только одно – чтобы он любым способом исчез из моей жизни. Потому что чем дальше, тем больше я понимал, что воюю с ошибками своей не в меру бурной и безответственной молодости, как бы банально ни звучала эта фраза. И меня грызла совесть. Ему же были нужны мои деньги. А вот денег я давать ему не собирался. Потому что, взяв раз, потом он вытянул бы из меня все. Вот так мы и жили.

Вспомнив теперь все это, я успокоился окончательно, и во всей красе поднялся, словно... впрочем, сейчас не до фаллических ассоциаций..., вопрос: что дальше делать? Звонить в полицию или аналогичные организации я не мог, потому как по милости того же Бориса полгода как был в бегах. Даже внешность пришлось изменить. В криминальном, да и во всем остальном мире знакомств у меня не было. Больше не было. Пытаясь убежать от себя самого, я неосмотрительно сжег все мосты за своей спиной.

Москва, 2027 год, 1 апреля.

Вчерашний вечер ознаменовался бурной перестрелкой с Борисом, и – позор на мои седины! – утратой значительной части арсенала. Поэтому сегодня с утра, хорошенько позавтракав, я сел в бронеджип "Лада-Тарантул" и поехал слегка прибарахлиться. На Савеловской площади белела громада гипермаркета. Голограмма в небе над ним гласила: "Только в гипермаркете "1 000 000 и одна мелочь" вы за 10 минут сможете купить все, что пожелаете – от зубочистки до баллистической ракеты!" Ракета мне пока не требовалась, а вот пару винтовок, крупнокалиберный пулемет и необходимые боеприпасы я там приобрел. Поехал домой. Когда подъезжал к Дегунинскому банку, там прогремел взрыв, по силе вполне сравнимый с тем, что лишил меня дачи. Здание рассыпалось, как карточный домик. Понимая, что сейчас полиции тут будет хоть отбавляй, а я  вооружен до зубов и при взрывчатке, развернулся и погнал в объезд. Какое-то время, кажется, на хвосте висел полицейский "Запорожец-9000", но я знаю этот район с детства, и уйти труда не составило. Домой, однако же, ехать было никак нельзя: шансы, что меня вычислят – 50/50. Конечно, я ни в чем не виноват, но поди, докажи это нашей полиции! Был бы человек, а состав преступления отыщется. Они всегда были сторонниками простых решений. Поэтому я поехал в ближнее Подмосковье, где уж с год как была у меня готова резервная база на случай непредвиденных потерь в битве с Борисом. Приехав и тщательно "законсервировавшись",  включил новости. Конечно... Тут же показали мою всего пару  часов назад оставленную укрепквартиру, где по-домашнему одетый Борис с совершенно растерянным лицом объяснял одновременно полиции, журналистам и миллионам телезрителей, что с отцом он не виделся уже более года, что отец, повредившись умом, страдал в последнее время странными фантазиями, а под новый 2026 год исчез, прихватив с собой кучу оружия. А он сам, Борис, уж восемь лет как завязал, живет законопослушно и даже все налоги вовремя платит.

Меня объявили в розыск. А Борис перезвонил через полчаса после передачи, поздравил с первым апреля и попросил десять миллионов евро, напирая на то, что, как только он получит деньги, ответственность за взрыв тут же возьмут на себя исламские террористы. Я его послал. И поехал делать пластическую операцию в клинику, где за определенное вознаграждение не задают лишних вопросов.

Москва, 2027 год, 5 октября, 16:00

Закончил осмотр своей тюрьмы. Обнаружил и перепрограммировал несколько взрывных устройств с радиоуправлением. Позвонил Борису.

– О! Ты так быстро сдался? – удивился он.

– Отнюдь. Просто хотел предупредить, чтобы ты ко мне не совался. Пулеметы свои ты, конечно, отключишь, но пару-тройку сюрпризов я тебе гарантирую.

– Ох и вздорный же ты старик... Сиди себе там, пухни сколько влезет... Пневмосистема доставки продуктов из магазина, кстати, работает. Пока работает – многозначительно добавил мой сын. Как чего надумаешь – звони. Отбой.

Вполне удовлетворившись разговором, я немедленно решил проверить пневмосистему. Набрал с пульта заказ на шесть бутылок пива и вяленного леща, вставил кредитку в прорезь, нажал "ввод". Зашумело-загудело, через минуту зажглась надпись "заказ доставлен". Вытащил пиво и рыбу из приемной камеры, выпил под леща пару бутылок "Останкинского №15", закурил.

Более детальный осмотр неосмотрительно (простите за каламбур) захваченной мной базы свидетельствовал, что Борис и впрямь долго готовил мне эту ловушку. Моральные пытки были предусмотрены вполне сообразно его фантазии и финансовым возможностям. Начнем с того, что вся моя фонотека была здесь. Он захватил ее в прошлом году, когда я сдал с тяжелыми боями свой особняк в Лобне. Тяжелые уличные бои в наше время – зрелище настолько заурядное, что, когда Борис шарахнул по моему дому противотанковыми ракетами, никто и не почесался. Уцелело тогда только то, что было в бункере, в том числе  библиотека, фонотека и компьютер с личным архивом. Меня же контузило, и как я тогда ушел, не помню совершенно.

Библиотека обнаружилась в соседней комнате. Компьютер стоял там же. На клавиатуре лежала записка: "Какая у тебя развеселая жизнь, папаша! Уссаться можно!" Так. Ладно. Идем дальше. На библиотеке трофеи, с которыми Борису не жалко было расстаться, видимо, закончились. Сюрпризов он мне, однако же, приготовил еще предостаточно. Коридор раздваивался. Прямо ход отсутствовал. Наличествовала табличка:

"Направо пойдешь – домой попадешь. Налево пойдешь – мозги потеряешь".

Поразмыслив над нехитрым выбором, я пошел "домой", то есть направо. Правый коридор заканчивался смутно знакомой дверью со стандартным номерком конца ХХ века "427" и вывеской "Музей-квартира всемирно известного негодяя Игоря Стрекалова", выполненной золотыми буквами по белому мрамору. Мне стало нехорошо. Это была дверь той самой, последней моей квартиры эпохи семейной жизни, откуда я двадцать с лишним лет назад пустился во все тяжкие... Перед тем, как войти, я выкурил сигарету. Чтобы успокоиться. И тут же обратил внимание, что мерзавец Борис предусмотрел и это: рядом с дверью к стене оказалась привинчена стальная пепельница, какие во дни моей молодости бывали в тамбурах поездов дальнего следования. Мое спокойствие в планы сына явно не входило.

Вошел. Прихожая. Темно. Справа должен быть выключатель. Да. Это прихожая моей квартиры. Вон то зеркало тридцать пять лет назад подарил мне отец. А шкаф я собрал своими руками из не помню уж каких подручных средств в 1999 году. И светильник тот самый. И обои. Медленно разулся. Галошница полна обуви – мужской, женской, детской. Я узнал белые туфли жены, она еще на нашей свадьбе была в них. Достал свои тапочки и решительно закрыл дверцу. Я, конечно, могу сейчас выключить свет и вернуться в основные помещения базы. Но я все равно сюда приду. Я отлично знал это. Борис, похоже, тоже. Что ж, он отыграл у меня уже не одно очко, и мне приходится играть теперь по его правилам. Сыграем.

После мимолетного шока в прихожей я уже не так остро реагировал на все остальное, хотя, конечно, спокойно все осматривать я тоже не мог. На столе в гостиной специально лежал семейный фотоальбом, открытый на одной из первых страниц: 2001 год, Коктебель. Я, жена и годовалый Борис сидим на оплетенной виноградом веранде у стремительно стареющего Карена. Он же нас, кстати, и снимал тогда... Уже десять лет, как он умер от туберкулеза. Дальше я фотографии разглядывать не стал – еще успею предаться ностальгии и самобичеванию. Мне было важно найти в этой тщательно восстановленной квартире то самое фальшивое звено, ту деталь, которая докажет моей стремительно заводящейся психике очевидный факт: все это – топорная инсценировка, призванная выбить меня из колеи. Увы, инсценировка была не топорной, и заводился я все сильнее и сильнее. Старый обеденный стол еще носил следы моих детских экспериментов с перочинным ножом. Вытяжка на кухне все так же рычала, третья полка в холодильнике треснула пополам аккурат в начале века, когда я поставил на нее пятнадцатилитровую кастрюлю с глинтвейном – чтобы не пропал...  Правая кассетная дека в музыкальном центре лишилась крышки по моей же пьяной милости на все тот же 2000 новый год, фонотека... Стоп! Вот оно! Я тщательно проверил ту, первую встретившуюся сегодня мою фонотеку, и вынужден был признать, что она подлинна. Эта же, в таком случае... Я решительно вытащил несколько кассет и компакт-дисков. Ага! Попался! Модели двух из пяти кассет не соответствовали оригинальным, а вот у этого компакта была треснута крышка, а тот вообще был самодельный, этот же фирменный... Я торжествующе расхохотался: распадающемуся разуму теперь было за что зацепиться. Я ворвался в спальню и резко остановился. В спальне царил незабываемый аромат духов моей жены. На чуть смятой постели валялось ее платье, чулки, белье. В душе, что за спальней, шумела вода.

– Милый, ну и где тебя все это время носило? – спросил из душа голос моей жены.

Я вытащил из кобуры "Беретту", открыл дверь... Никого там не было, и вода в кабинке текла просто так. А возле двери лежал примитивный магнитофон с не менее примитивным приспособлением, включающим его, как только открывают дверь спальни. Магнитофон истерично расхохотался голосом Бориса и я всадил в этот ненавистный смех всю обойму. А потом я взбесился. Я перевернул вверх дном все в спальне. Вышвырнул из гардероба все, что нашел там, попутно вспоминая историю каждой чертовой шмотки и проклиная себя за хорошую память и Бориса, эту память унаследовавшего. Разломал и гардероб, и кровать, перебил все бьющееся и после этого перешел к детской. Над восстановлением интерьера своей комнаты  Борис трудился особенно прилежно. Игрушки валялись в четко спланированном беспорядке. Передний план занимали те, которые подарил я. На столике лежало письмо шестилетнего Бори, которое он так мне и не написал.

"Дарагой папка! Это я твой боря сын пишу писмо. Тибя нет болше нигде гаварит мама толко я ей ни верю я знаю што ты есть приижжай..."

В детской я буянить не стал. Я сюда еще вернусь. С огнеметом. Я просто поспешил покинуть свой "музей", вернулся в основную часть. Я так и не смог определить назначение пяти комнат, которые здесь занимал Борис – все они играли массу  ролей одновременно...

... Залпом осушил бутылку пива, опять закурил. Нет, каков подонок! Мало того, что испоганил мне всю жизнь, так еще и издевается над несчастным одиноким стариком...

"Спокойно, Игорь, спокойно. – сказал я сам себе.– Во-первых, не так уж ты и стар, тебе ж еще шестидесяти нет. А во-вторых, мы еще поглядим, кто кого..".

Мне удалось уговорить себя успокоиться, и, допив пиво, я посмотрел пару фильмов по видео, после чего лег спать.

Москва, 2027 год, 6 октября, 10:04 утра.

Разбудил меня звонок Бориса. Он осведомился, как мне спалось и как понравилось в музее. Ответил как мог вежливо, с ангельской улыбочкой поблагодарил за неустанную заботу, раскланялись. Встал, сварганил кофе, заказал в "Макдоналдсе" гамбургеры. Сжевал, кофейную чашку швырнул в форточку. Ее моментально постигла участь давешнего стакана – пулеметная очередь, стопроцентное попадание. Да, дела...

Не зная, чем себя занять, три часа смотрел телевизор. Новостей никаких. Какой-то кретин покушался на Папу Римского, вот и все новости. Мыльные оперы за последние сорок лет ничего принципиально нового предложить тоже не могли, и я пошел в тренажерный зал.

Позанимавшись два часа, принял душ и засел в библиотеке за компьютер с моим архивом. Помнится, лет пятнадцать назад меня посетила интересная мысль, что рукописи горят, да еще как; и при помощи сканера я за неделю перевел свой архив в компьютер. И с тех пор всю личную переписку аккуратно сканировал. И я не пожалел об этом, когда весь бумажный архив отправился в небытие вместе с дачей...

Времени у меня – сколько хочешь. Еда, питье, выпивка, курево – все есть. Пока есть, как выразился Борис. Ну, пока есть, а там посмотрим. Так что вполне можно просто вспомнить былое, читая страницы и разглядывая фотографии, на самом деле давно сгоревшие в огне.

оз. Селигер, 1982, июль

– Игорь! И-и-игорь! Иди обедать! Ты где, Игорь? – кричит мать, а меня нет. Я спрятался в старом немецком ДОТе на самом конце косы. Даже если б я не залез в эту бетонную будку, меня все равно не было бы видно: кусты столь густы, что все равно мою фигурку –  метр с кепкой –  видно только с озера... И сижу я в ДОТе, и представляю себе, что кругом война, но только ДОТ этот наш, а не немецкий, и сижу в нем я, а взвод окопался рядом, на косе, и десант подлых фрицев подходит с озера на лодках. И тут я из своего "Максима": тра-та-та-та!!! И ребята, что затаились в окопчиках позади и повыше меня, тоже: тра-та-та-та!!! А потом меня вызывают в Москву, и сам товарищ Жуков говорит мне перед строем таких же молодцов, как я: " За проявленные вами, товарищ Стрекалов, героизм и мужество, присваивается вам звание Героя Советского Союза". И я, стоя навытяжку, отвечаю ему: "Служу Советскому Союзу!". А потом, когда я, покрытый пороховой гарью и славой, дохожу до Берлина, меня ранят в самом последнем бою, и возвращаюсь я домой на носилках, весь перебинтованный, окруженный цветами и красивыми санитарками...

А еще чудесно стоять по колено в воде, и, героически не обращая внимания на комаров, таскать на удочку окушков и плотвичек, чтобы потом завялить их и осенью угощать московских друзей, как бы невзначай упоминая при этом, что сам их и поймал, и все остальное...

... а вечером сидеть у костра, и, задумчиво смотря на пляску языков пламени, слушать взрослых, поющих под гитару свои взрослые туристические песни; и тут же, подражая им, сочинять собственные стихи и песни, и... Счастье. Просто счастье...

... и потом быть целый месяц героем всего двора со своими рассказами о Селигере, большая часть которых выдумана из головы по ходу повествования...

Ленинград, 1989, август.

– Ты умеешь дразнить Неву? – спросила она.

– Нет...– честно ответил я, слегка ошарашенный постановкой вопроса.покажешь?

– Конечно!

Мы спустились к самой воде неподалеку от Медного Всадника.

– Смотри!– крикнула она и обратилась уже к реке: – Ты, дура ленивая, грязная, неповоротливая, текла бы побыстрее, глядишь, почище была бы...

Мелкие волны, набегавшие на ступеньки, явно увеличивались в размерах и достигали уже третьей от воды ступени. Мы стояли на четвертой. Мне понравилась игра, и я с удовольствием в нее включился:

– Ууу, неряха неповоротливая, чухонка неопрятная, свинья шлиссельбургская...

Вот про свинью – это уже было лишнее... Нева вздыбилась, и длинный коричневый маслянистый язык волны встал на долю секунды перед нами, как кобра перед броском...  Я успел отпрыгнуть, она – нет, и некоторое время дама сердца с мокрыми ногами путешествовала по городу на моих неокрепших юношеских руках...

... А по вечерам мы с ней взахлеб читали друг другу "Карлсона, который живет на крыше", иногда перемежая его стихами Пушкина, Ахматовой, Пастернака, Цветаевой и своими собственными, и все было великолепно и просто...

Тамбов, 1996 год, 7 марта, 15:00

Тот факт, что повесть еще не окончена, а я шляюсь по просторам нашей немаленькой страны и занимаюсь черт-те-чем, только не ею, сильно отравлял мне жизнь. Напряженная дорога из Астрахани на полусломанном грузовике, полтора часа утомительных погрузо-разгрузочных работ, и теперь, в итоге, праздничная пьянка с местными хозяевами жизни. Возразить я им, естественно, никак не мог, и через сорок минут вышел к своей машине пьяный в дым: интенсивное поглощение водки дозами по сто пятьдесят граммов с интервалами в три минуты иного результата не подразумевает...

Проснулся я, когда вокруг была глубокая ночь. Николай, водитель, напряженно вел машину сквозь густой, как сметана, туман. Густоту эту я в полной мере проверил на себе, когда через какое-то время вышел по нужде. Вытянув руку, я обнаружил, что вижу ее лишь до локтя: остальное скрыл туман...

... наутро мы въезжали в промороженную Москву на разукрашенном морозными узорами грузовике. Только лобовое стекло и зеркала сохранили прозрачность, да и то ценою наших титанических усилий...

... повесть я закончил три дня спустя.

Лукино, 2007 год, 4 августа, вечер.

Я сижу на даче. Удобно расположившись на веранде, пью пиво, курю и смакую письмо от Леси. Я, наконец-то, распечатал его на принтере, и теперь наслаждаюсь этим шедевром эпистолярного жанра под аккомпанемент цикад и припозднившихся птиц.

" ... единственное, что крепко портит мне жизнь, это невозможность определить, где ты находишься, и приехать к тебе так быстро, как это только возможно. Вот оно, проклятие электронной почты: ты с равным успехом можешь быть и в Санкт-Петербурге, и в Кейптауне..."

В том-то и прелесть положения, радость моя! Если бы все женщины, жаждущие по тем или иным причинам со мной свидеться "так скоро, как это только возможно", имели счастье осуществить это свое желание, то, боюсь, я имел бы несчастье оказаться в обществе их всех в один момент времени. Дураку ясно, насколько мне это не нужно...

" Твоих "Господ гермафродитов" переиздали у нас в Париже. Не знаю, отвык ли ты уже от ажиотажа, обычно сопровождающего выход этой книги где-либо... Экземпляров двести религиозные фанатики сожгли на площади у Нотр-дама. Европейская лига транссексуалов опять собирается подать на тебя в суд за возбуждение к ним нездорового интереса общественности.."

Знаю, знаю! В описываемый период я как раз был в Париже, и неплохо повеселился и за компанию с ревнителями католической нравственности, и на собрании транссексуалов. Никто меня не узнал, конечно же...

" Так что все тут хотят тебя распять, одна я жду твоего появления как милости Божией. Хоть на три дня, хоть на один, приезжай..."

Нет, Леся. Не приеду я к тебе. Вожжа, попавшая мне под хвост лет эдак пять тому, гонит меня прочь от Старого света...

...Она так и умерла в 2010, ни разу со мной более не повидавшись. Вообще, последующее десятилетие мне вспоминать как-то неловко. Хотя, казалось бы, это был период моего "наивысшего расцвета", "всемирной славы", как писали в журналах и газетах... Именно тогда я заработал большую часть своего состояния, но именно тогда я бесчинствовал, носясь по всей планете, как пятнадцатилетний прыщавый юнец, у которого в заднице сидит здоровенное шило гиперсексуальности, а перед глазами висит длинный список запретов, которые необходимо срочно нарушить. Так что имеет смысл пропустить несколько файлов...

Северная Атлантика, "Титаник – III", 2019, апрель.

После триумфа в 1998 году голливудского блокбастера, слово "Титаник" сделалось, пожалуй, самым культовым на планете. Весь мир сошел с ума. За последние двадцать лет сняли еще с полтысячи фильмов, написали полмиллиона книг, не говоря уже о всяческих шоу и прочей дребедени. В столетнюю годовщину гибели несчастного парохода, в 2012 году, точную его копию, битком набитую точными же копиями актера, сыгравшего главную роль в фильме 1998 года, страдавшими ярко выраженным суицидальным синдромом, и экзальтированными подругами этих молодых людей,  торжественно столкнули со специально доставленным айсбергом. Корабль, естественно, затонул. Не спасся никто. Желания, видать, не было. И второй "Титаник" скромно улегся на дно рядом с первым.

На борт же третьего "Титаника", специально топить который, вроде бы, никто пока не собирался, я попал случайно: после трехдневной гулянки меня, сладко дрыхнущего, шутники-приятели положили в каюту этого гиганта, готового выйти в рейс (кстати, пятый по счету). Так что, очухавшись, я обнаружил себя на борту третьего воплощения злосчастного парохода, неспешно добирающегося из Саутгемптона в Нью-Йорк. Осознав весь драматизм своего положения, я тут же разыграл из себя отъявленного фаталиста и принялся со вкусом наслаждаться жизнью, особо не гадая, когда она может завершиться. Выпив в баре армянского коньяку, я почувствовал себя полностью восстановленным и готовым к светской жизни. Свою жертву я выискивал долго, неспешно обходя все салоны, рестораны и прочие увеселительные места "Титаника" и воображая себя орлом, или уж, как минимум, соколом, описывающим круги над полем. Наконец, я нашел то, что полностью соответствовало моим эстетическим запросам того дня: высокая тонкая брюнетка с прической, стилизованной под моду 60-х годов ХХ века. Познакомиться с ней труда не составило, и уже десять минут спустя мы сидели за хорошим токайским вином, и я услаждал слух Инны стихами Бодлера, Гумилева, Хименеса, Смирнова и своими собственными. Вечер прошел великолепно. Добил я свою новую знакомую, совершенно уже мною очарованную, тем, что, проводив ее до дверей каюты, не стал нахально набиваться в гости, намекая на "логичное завершение вечера", или как там это теперь называется, а вежливо откланялся и степенно удалился. "Логичное завершение" произошло следующим вечером, и отнюдь не по моей инициативе, что было особенно приятно. Иногда приедается сам процесс соблазнения, и когда тебя самого как бы соблазняют, (хотя ты-то знаешь, что это не так!), действо это приобретает особенную "изюминку".

– На обеде кто-то говорил, что поблизости мотается пара айсбергов, лениво пробормотала засыпающая Инна.

– Ну и хрен с ними. Когда ни помирать – все равно день терять. рассеянно ответствовал я, перебирая ее прекрасные волосы и снова потихоньку заводясь от потрясающего аромата ее духов. Все-таки запах женщины, господа, это такая тонкая и почти непознаваемая материя, что тысячи трактатов можно написать, и все равно не понять, не осмыслить и половины, и каждый раз, вдыхая волшебный аромат, терять голову и погружаться в самое приятное безумие...

... Я виделся с Инной всего полгода назад, за неделю  до рокового первого апреля, так глупо, чисто по-дурацки поставившего меня вне закона. Она простила мне то, что в Нью-Йорке я так беспардонно от нее смылся, и все повторилось... То, что ей двадцать семь, а мне почти пятьдесят пять, ее ни капли не интересовало. В мае от нее пришло  письмо. Она писала мне, что беременна и совершенно этим счастлива. Так что, если бы я согласился разделить с ней эту радость, то...  Но я продолжал воевать с Борисом, и как следует осмыслить этот факт мне достало времени только сейчас. Впрочем... Я чуть-чуть попозже об этом подумаю, ладно?

Москва, 2027 год, 6 октября, 17:32

Воспоминания и размышления о былом оказались настолько занятны, что только возмущенные вопли моего пустого желудка заставили меня оторваться от монитора компьютера, на котором передо мною перелистывались страницы моей странной жизни. Повздыхав, я выключил компьютер и вернулся в "рабочие помещения" треклятой базы моего сумасшедшего сына. Поколдовал немного с пультом, и всего через десять минут стал счастливым обладателем внушительной порции чили, не меньшей порции корейского морковного салата "ча" и двух кварт божественного пива "Гиннес". Употребив все это богатство под подходящую музыку, – я выбрал Тома Уэйтса, – я вновь почувствовал себя вполне самодостаточным человеком, и был готов ко всему, по крайней мере, теоретически. Но ни на какие подвиги меня пока не тянуло, поэтому я заказал еще пива, улегся на диван, включил видео, и, закурив, в который раз стал смотреть пушкинские "Маленькие трагедии", совершенно потрясающий фильм, снятый еще в пору моего детства. Просмотрев подряд все серии, перед сном поставил что-то эротическое. Так, под вздохи и стоны нарочито влюбленных друг в друга идеальных мужчин и женщин, я и заснул.

Москва, 2027 год, 9 октября, 15:12

После двух ничем не примечательных дней, в течение которых я вспоминал былое, листая файлы архива и любимые книги в библиотеке, я, наконец, решился. Пообедав, приняв сто пятьдесят граммов доброй русской водки, и основательно вооружившись, я дошел до конца коридора и решительно повернул налево, туда, где "мозги потеряешь". Это оказался другой музей. Музей Бориса. Он со всевозможным тщанием изобразил свой выдающийся жизненный путь. Начиная с тех пор, как встал на ноги. Здесь была еще одна копия детской,  один в один, включая письмо. Но это мы уже видели, нас теперь так легко не проймешь... Другая комната в целом сохраняла еще очертания детской, но было видно, что мальчик подрос, и игрушки у него теперь другие. По комнате был разбросан великолепный арсенал игрушечного оружия – от вполне реалистичных копий до самых фантастических моделей. На столе стоял игровой компьютер "Арзамас– мегадестройер", рядом лежала россыпь видеодисков. Названия наводили на размышления: "Нашествие мутантов", "Война с биодрянью из другой вселенной", "Галактические ублюдки", и даже – "Убей меня быстро". Пожав плечами, я вставил "Убей меня быстро" в приемный карман плейера. Экран засветился мягким зеленоватым светом, на переднем плане возник ужасающего вида красный монстр, вооруженный до зубов, коих у него наблюдалось немало.

– Привет, дружище!– прохрипело чудовище. –  Решил малость подразвлечься? Это правильно, сейчас начнется потеха. Как раз для настоящих мужчин. Ты ведь настоящий мужчина, не так ли? Короче, как только набежит толпа очаровательных ублюдков типа меня, стреляй изо всего, что у тебя есть. Надеюсь, ты не забыл свою пушечку, милый? – улыбнулось страшилище пятью десятками зубов. Я пошарил глазами и обнаружил возле клавиатуры нечто вроде бластера из фантастических фильмов начала века. Что ж, поиграем и в это...  Тем временем на экране обнаружилась имитация какого-то подземелья с хозяйничающими там чудовищами. Фуу, как же это скучно! В "Doom" я еще в девяностых годах играл, находя эту примитивную игру неплохим средством для очистки мозгов... Так, куда здесь нажимать? Ага. Вот так.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю