Текст книги "Крольчонок в коробке"
Автор книги: Дмитрий Сорокин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Сорокин Дмитрий
Крольчонок в коробке
Дмитрий Сорокин
Крольчонок в коробке
Маленькая повесть
0. От автора
Некоторое время тому назад я получил по электронной почте анонимное письмо, содержащее "компьютеропись" неизвестного автора. Ознакомившись с текстом, я решил классифицировать его как "дневник", хотя по сути дневником эти записки не являлись: дата там стояла всего одна, и та посередине текста. Язык повествования оказался тяжеловат, видно, писавший не всегда справлялся с потоком эмоций. Тем не менее, поскольку отправитель неизвестен, я счел себя вправе поступить с "дневником" по собственному усмотрению, а именно несколько переработать, исправить явные стилистические огрехи (возможно, заменив их своими), и вот получилась эта повестушка. Основанная на реальных фактах жизни моего современника. Он не всегда симпатичен мне, мой герой: вот только что он был убийственно ироничен (люблю!), и тут же истекает соплями инфантильного мямли... Иногда меня самого начинает раздражать его вечная сексуальная озабоченность, свойственная скоре подросткам, нежели людям моего возраста, а то и старше. Но, как бы то ни было, я решил не забывать, что он где-то живет на самом деле, и потому практически все факты его жизни оставил в первоначальном виде, не придумывая ничего.
1. Остановка
– Мадам...
– Мадемуазель.
– Не имеет значения. Не кажется ли вам, что в этой черной шифоновой блузке и сверхкороткой красной юбке вы выглядите несколько блядовито?
– А если даже и кажется, то что?
– Если это профессиональная униформа, то, пожалуй, ничего. А если просто так, эпатировать окружающих...
– То что?
– Ну... нехорошо это.
– Чем же?
– Будить низменные инстинкты в обывателях – опасно. Можно попасть в очень неприятную ситуацию. Изнасилуют, например... Приставать будут.
– Чем вы сейчас и занимаетесь.
– Я?! Да вы что?!.. Да как вы... Шлюха! Бесстыжая блядь!!!
– Да пошел ты, дядя... – и действительно несколько блядовито выглядящая крашеная блондинка, закурив, демонстративно отворачивается от небритого похмельного полуинтеллигента в потертом костюмчике. Как я ее понимаю! И так понимаю, и сяк, и еще вот этак я ее понимаю! Я бы понял ее еще глубже и гораздо подробнее, да вот беда: не в моем она вкусе. Терпеть не могу блондинок, а уж крашеных – ненавижу. А раз так – то и смотреть на нее незачем. Тем более, что автобуса все еще нет, зато к остановке подходит высокая рыжеволосая девица, одетая, с точки зрения потертого персонажа, более целомудренно: в обтягивающее длинное платье почти до пят. Правда, оно с разрезом едва ли не до пояса, да и грудь вызывающе выпячивается... Вот на нее стоит обратить самое пристальное внимание – не на грудь, хотя и на нее тоже не в последнюю очередь, на девицу. А, черт, она, как водится, не одна, да и на автобус ей совершенно не надо: к остановке подкатывает шестисотый мерин, в каковой она с преизрядным проворством и ныряет. А жаль. Впрочем, о чем сожалеть, если я и сам в некотором роде несвободен?
Автобуса все нет и нет, значит, придет он сейчас набитый до отказа. Плохо. А не прогуляться ли пешком? Времени – навалом. Сигареты есть, глаза на месте – чего еще? Уже иду. По аллее пять минут назад прокатился юркий громкий трактор с зеленой бочкой, так что асфальт мокрый и чувствуется некоторая свежесть. Бодрит. Хорошо.
2. Пуговицы
Ни к селу, ни к городу вспоминаю довольно забавный случай. Четыре года назад застрял я как-то в глухой провинции. По командировке дела не склеились, две недели проторчал в Забубенске, потом отозвали в Москву. До железной дороги добираться пришлось пешком. А четырехчасовая вечерняя прогулка по заснеженной дороге при температуре минус двадцать – это не самая приятная в мире вещь. Особенно, если учесть, что одет я был максимум на минус десять. В общем, в два часа ночи я добрел до станции, купил билет и через полчаса там притормозил московский поезд. Вскарабкался в вагон, проводница – слегка переспелая девица, что называется, "в теле", проводила в пустое купе.
– Шо еще надо? – спросила с неопределенной интонацией.
– Чаю бы. Согреться хочется.
– Согреться? Ладно, согреем. Заходи ко мне в купе минут через десять.
Я запихал сумку на полку, разобрал постель, покурил в тамбуре в компании какого-то тощего лысого интеллектуала с печальным лицом, тут как раз десять минут и истекли, пошел я за чаем. Захожу к проводнице и обалдеваю: крошечный столик сервирован не то чтобы шикарно, но весьма, весьма: перцовка, квашеная капуста, сало, огурчики, красная рыба... Проводница румяная, глазки свежеподведенные, у блузки уже две пуговки расстегнуты.
– Садись, – говорит, – откушай, чем богаты...
Я кое-как совладал с шоком и попытался протестовать. Но она улыбнулась этак ласково и просяще одновременно, и я сдался. Тяпнули по сто – хорошо! Тепло потекло вниз, начал я оттаивать. А она лепечет чушь всякую, так, ни о чем, ну и я в ответ – ни о чем. Ерунда, вроде бы, а разговор клеится. Тяпнули по второй – смотрю, третья пуговка уже расстегнута. И опять "гутарим". Она стала выдавать информацию более осмысленную, и много чего я про нее узнал. И что зовут ее Оксана, и что сегодня у нее тридцатый день рождения (за что немедленно выпили по пятьдесят), и что образование у нее самое среднее в мире, и что семейное положение – девка, одна, как перст, сирота с детства... На моих глазах нервной рукой была расстегнута четвертая пуговица, и довольно большая сиська, упакованная в дешевый лифчик якобы телесного цвета, явила себя моему взору. Оксана задышала прерывисто, вдруг вскочила с места, сделала два шага – один туда, другой обратно, в тесном купе не очень-то побегаешь, – и решительно села рядом со мной. Я молча ожидал развития событий, прихлебывая холодный чай, предназначенный для запивания перцовки. Оксана то комкала свои руки, то порывалась снять блузку, то запахивала ее, пряча сиськи; покусывала губы.
– Мне сегодня тридцать, – наконец, произнесла она. – Мне уже тридцать, а я все еще в девках хожу. Давно положила себе: костьми лягу, а для мужа себя сберегу. Тринадцать лет берегла... дура. Год назад опять обет дала: последний год терплю. Если мужа не сыщу – в день рождения первому встречному отдамся. Вот ты мне и встретился. Это ничего, что я так... откровенно?
Вместо ответа я поставил на стол опустевший стакан и обнял ее. Оксана прижалась ко мне... Слово "затрепетала" затаскали уже донельзя, но что поделать, если иного нет? Я прижимал к себе это замечательное трепещущее тело, а она искала своими губами мои, неумело целовала... Последние две пуговицы блузки расстегнул я, следом настала очередь этого кошмарного бюстгальтера, и большая теплая сиська (это у манекенщиц "грудь", там, как правило, и смотреть-то не на что, а то была именно сиська) с аппетитным коричневым соском сама прыгнула мне в руку. Я выключил свет.
Самое смешное было поутру, уже на подступах к Москве, когда некая донельзя раскормленная дама матерно скандалила со своим мужем, тем самым печальным интеллектуалом, которого я видел ночью в тамбуре, обвиняя бедолагу в том, что, пока она спала, он трахал проводницу. Их купе было первым, сразу за тем закутком, где мы "отогревались"...
Я покидал вагон последним. На прощанье я крепко поцеловал Оксану, самую счастливую в мире женщину, которая, вполне возможно, совсем-совсем скоро станет самой несчастной...
3. Двадцать пять по лавкам
Нет, определенно, сегодня просто праздник какой-то! Эту замечательную фразу я совершенно случайно словил утром, листая телеканалы: по одному из них показывали "Приключения Буратино", и абсолютно счастливый Карабас прямо так и задвинул: "Сегодня просто праздник какой-то!". Солнце светит, и очень даже греет, дождя нет – красота! Сейчас бы на пляж какой, да хоть в Серебряный Бор. Только, упаси высшие силы, не на мудистский: там восемьдесят процентов населения – толстые плешивые дядьки, пускающие слюни при виде любой голой бабы; а бабы, в свою очередь, как правило, некрасивы: возраст за тридцать, сиськи отвислые, поведение вульгарное. Ни красоты, ни эротики. Блевотня. Впрочем, не будем о грустном.
Навстречу шествует мадонна с младенцем. Все еще стройна, лицо исполнено печали, на руках спеленутое чадо, второе гугукает в коляске, которую мадонна толкает перед собой, третье, лет трех, семенит рядом, уцепившись за подол, четвертое – мальчик-первоклассник, – носится вокруг, таская за собой на коротком поводке упирающегося пуделя. Загляденье. Нет, я серьезно. Такой тип женщин я полагаю наилучшим. Тиха, скромна, покладиста – гни, сколько хочешь, подлаживай под себя – вовек не сломаешь, зато получишь то, что надо. Идеальная жена. Знает двадцать тысяч кулинарных рецептов, умудряется жить сорок восемь часов в сутки... В свободном, незамужнем виде в природе почти не встречается. А жаль. Впрочем, у этой медали есть и обратная сторона. Многолетняя история человечества ясно свидетельствует, что практически в каждом тихом омуте рано или поздно заводятся черти. И когда означенные бесы поселяются в душе рассматриваемой лучшей из женщин – пиши пропало. Вразнос идет все.
Пять лет тому назад на вечеринке у бывших однокашников я познакомился с Лилией. Маленькая незаметная женщина, она все время просидела скромненько в уголке, не поднимая глаз и не принимая участия в общей беседе. Когда закончилась водка, методом жребия определили гонцов, которых тут же и отправили за догонкой. Образовавшуюся паузу решили заполнить танцами. Притушили свет, включили что-то американское, хрипло-романтическое. Я пригласил Лилию. Мы молча оттанцевали один танец, второй, третий (позже я выяснил, что хозяин квартиры в принципе не выносил музыки с жестким быстрым ритмом, так что энергичные пляски не предусматривались). Потом мне удалось разговорить свою партнершу. Слова из нее поначалу приходилось тянуть едва ли не клещами, но я был настойчив и вежлив одновременно, так что все получилось. И я с немалым удивлением узнал, что она старше меня аж на восемь лет, замужем, мать пяти детей. Без всякого перерыва она вывалила на меня сведения о муже: красив, богат, туп, как пробка, ее за человека не держит, слова ласкового не дождешься, общение сводится к побоям и безрадостной постели. Мне бы, дураку, откланяться и свалить подобру-поздорову, ан нет: выдавила она из меня скупую мужскую слезу сочувствия. (Задним числом я потом размышлял, как она при таком раскладе вообще умудрилась попасть на эту вечеринку?). Короче, день закончился совместным расшатыванием основ старой кушетки и Лилиной неблагополучной семейной жизни. Утром она слезно благодарила меня, говорила банальности на тему "так у меня никогда не было... с тобой так хорошо... спокойно...". Я ушел, не предполагая с ней когда-либо встречаться. Спасибо однокашникам: сдали ей мой телефон. Целый месяц я был вынужден выслушивать ее бесконечные жалобы на мужа, сладкие мечты о том, как мы с ней и ее детками замечательно заживем после свадьбы... Доконало меня радостное сообщение, что она беременна, и, скорее всего, от меня. Как мог вежливо я постарался ей объяснить, какая она чудесная женщина, вот только сожительство с ней и ее многочисленным потомством в мои планы никак не входит. Короче говоря, послал. И эта дура тут же натравила на меня мужа. Бланш под глазом недели две не желал покидать мое лицо после нашей встречи... Потом уже я узнал, что муж с ней после этого моментально развелся, но она не долго горевала, а выскочила замуж за очередного красивого-богатого-тупого, и сейчас тянет лямку новой семейной жизни...
Всем они хороши, мадонны эти, кроме одного: замуж выходить не умеют. Или это подсознательное (а то и осознанное!) стремление к страданиям? То есть мазохизм?..
4. Старая девушка
Звонкий лай взбалмошного пуделя давно стих позади, а я все размышлял о природе лучших из женщин, и в результате этих раздумий пришел к выводу, что не такие уж они и лучшие. Их пресловутой "житейской мудрости" хватает на что угодно, но не на себя. Вот ведь парадокс: жаждущая страданий красивая скромняга, ну, чего еще надо?! А надо, чтобы своя воля у нее все же присутствовала. Хоть чуть-чуть. Какой вы, однако, привередливый! И то не это, да и это не так... Э, я что, сам с собой разговариваю?! Ни хрена себе! Шиза начинается с малого. Так обратим же взор с себя вовне.
Докладываю с орбиты: вовне ничего особо интересного не происходит. Справа по курсу – корявый стол с двумя лавками. Немудреное сооружение облеплено деклассированными элементами в разных стадиях опьянения. Слева по курсу – автомобильная пробка (так что правильно я сделал, что пешком пошел вон он, автобус-то, парился б я сейчас там, сжатый со всех сторон озверевшими пассажирами!). Прямо по курсу...
Прямо по курсу, навстречу, идет старая девушка. Таких, к сожалению, немало. Трудно сказать, когда и почему они умудряются состариться: вот была "синенькая юбочка, ленточка в косе", и вот уже идет восемнадцатилетняя старуха со вселенской скорбью в глазах. При полном отсутствии жизненного опыта. Таких полно среди "туристов" – последышей романтиков-шестидесятников. Тогда была целая культура, а сейчас остались лишь обряды, бессмысленно выполняемые новыми жрецами. Выехать за город (желательно, не очень далеко, чтоб ноги не утруждать), поставить палатки, развести костер, сварить вермишель с тушенкой, выпить водки, и, чередуя три заветных аккорда, проникновенно спеть что-нибудь типа "Вот мы пришли, костер горит, твои глаза как две звезды... а завтра утром – снова в путь...". Гитаристы заслуживают особого внимания: на уме – романы о Конане и рыцарские саги, на устах кодекс чести средневековых самураев, а в душе – пустота... Но как поют! Старым девушкам очень нравится. Иногда они формируют пары с вышеописанными гитаристами и разбредаются по палаткам, но то, о чем вы подумали, происходит не так уж часто. Обычно можно расслышать шепот:
– А помнишь, год назад упала звезда, и ты сказал...
– Конечно, помню. Хочу тебя поцеловать...
– Подожди. Я вспомнила стихотворение Цветаевой. Вот, послушай...
И до самого утра длится эта вымученная пародия на прелюдию, которая заканчивается тем, что утомленные многочасовым чтением стихов Он и Она желают друг другу спокойной ночи и, с головой уйдя в спальные мешки и собственные грезы, в полусне коротают остаток отведенного под сон времени.
В последние годы, после популяризации жанра фэнтези и ролевых компьютерных (и не только) игр, можно наблюдать массовый отток старых девушек в ряды толкиенистов – примитивных эскапистов, живущих в не ими выдуманном мире, который во многом отличается от реального лишь тем, что имя его творца доподлинно известно... Эк я наукообразно стал выражаться! А все потому, что как раз на той неделе писал статью в один журнал об этих самых толкиенистах. Можно сделать вывод, что, в силу неизвестных (да и не имеющих особого значения в данном случае) причин, эти девушки не приспособлены ко взрослой жизни, и оттого играют всю жизнь – в короля Артура, эльфов и хоббитов, Столетнюю войну – тоже неважно. У них отличные библиотеки, и любая из них с удовольствием прочтет вам десяток лекций по истории средневековья, латыни или географии Средиземья. Это не жизнь, это лишь ее слабое подобие. Нам не по пути. Мне за тридцать, но, черт возьми, как приятно ощущать себя молодым!
5. Набоковщина
Старик Набоков был прав, и в юных девах есть свое особенное очарование. Причем, чем старше становишься, тем лучше это понимаешь и тем больше тянешься к этому самому очарованию. Вот девочка переходит дорогу: ей лет пятнадцать, если не меньше. Две острые грудки дерзко топорщатся, натягивают полупрозрачную маечку, юбка... Лучше будем считать это поясом. Макияжа на лице не видно, это хорошо: либо его нет, либо он не бросается в глаза. Во всем: в осанке, походке ощущается потрясающий шарм женщины, знающей, что она собой представляет и чего хочет. Ах, как обманчиво это первое впечатление!
На безрыбье и рак волком взвоет, так что, потеряв работу после очередного кризиса, проведя два месяца в бесплодных поисках нового работодателя, я был вынужден устроиться по специальности. То есть учителем в школу. Мой предмет – история. Я люблю историю. Вернее, раньше любил. Часами сидел в библиотеке, глотал источники и монографии, в беседах цитатами сыпал, и как-то даже отшил назойливого гея, вспомнив, к случаю, подходящее место из древнеассирийских законов: "... а познает муж мужа, то должно познать его самого, а после кастрировать". Любовь к предмету сделала свое дело, и мои уроки никогда не прогуливали. Двоек тоже почти не было. А одиннадцатый класс буквально боготворил меня за то, что я общался с ними на их языке, приправляя лекцию словечками вроде "туснуться", "заколбасить" и тому подобными. Две без пяти минут выпускницы, Лера и Клара, под любым предлогам стремились остаться после урока хоть на минутку, подходили ко мне на переменах с самыми пустячными вопросами, и "дошло до меня, о...", короче, до меня дошло, что девки в меня влюблены. Обе. Втресканы по уши. Это продолжалось несколько месяцев, настырные девчонки заставляли меня уделять им внимание, и кончилось это дело тем, что и я влюбился, как мальчишка. В Леру. Рослая, с хорошо развитой фигурой, она казалась гораздо старше, чем есть. Я втюрился нее, как ни в кого до того, и не уверен, что нечто хоть отдаленно похожее ждет меня в будущем. Через неделю после осознания этого, я уволился. Я перестал быть учителем. Едва уборщицы успели привести школу в порядок после выпускного бала, Лера переехала ко мне. Жить.
Это продолжалось почти вечность – целых восемь месяцев. Все это время я болтался между раем и адом, не представляя себе, что со мной будет в следующий миг. Я возносился на вершины блаженства, чтобы почти тут же быть низвергнутым в пучину отчаяния. Дело в том, что дама моя оказалась весьма капризной. Поняв, что "приковала меня к себе крепкими цепями любви" (это не штамп, это цитата), она стала вертеть мной так и этак, иногда делая подачки в виде ласки. Моей скромной зарплаты (я нашел себе неважнецкую работу курьером служил) и так едва хватало на полмесяца, а Лере хотелось новых платьев, Лере хотелось выпить два-три коктейля в баре, а ужинать бутербродами в "Макдоналдсе". Ребенок, попавший в водоворот взрослой жизни без родительских ограничений и запретов, и ошалевший от собственного счастья...
Я начал тонуть в долгах, и терпение лопнуло. Я попытался спустить мою ненаглядную с небес на скорбную землю. Объяснить, что получаю я пока, увы, не слишком много, а кредиты друзей небезграничны. Сначала объяснял как мог мягко, потом все жестче и жестче. Лера хныкала, капризничала, вставала в позу, а потом стала скандалить по-итальянски: с битьем посуды и окон, крушением мебели и так далее. Есть у меня одна такая знакомая пара, там жена, "бой-баба", вскормленная в сельской местности, частенько устраивает такие шоу и порой даже поколачивает мужа руками и ногами. Леру, видимо, вдохновил такой стиль семейного общения, меня же – нисколько, и в тот же вечер она была депортирована под родительское крылышко. Полтора года я "зализывал раны", и то иногда я ночами вижу ее во сне и просыпаюсь едва ли не в слезах. Она много звонила, умоляла простить, клялась в вечной любви... На сей раз я устоял. Но все равно меня к ней тянет...
С нимфетками-малолетками, я разумею, может позволить себе связаться лишь очень сильный духом мужчина. Я к таковым, к сожалению, не отношусь. Этих девочек нужно воспитывать исподволь, упаси бог не по-родительски, прямыми "да" и "нет". С другой стороны, нельзя и совсем отпускать их от себя: могут забыть. Их нужно держать на длинном поводке, стоически вынося дискотеки и загулы, пьянки и даже оргии. Она обязательно обо всем расскажет, и надо еще иметь железные нервы, чтобы спокойно все выслушать и тут же положить на самую дальнюю полку памяти. Короче, надо быть хладнокровным сукиным сыном. Я не такой. Наверное, к сожалению.
6. Метро
Вот это да! Когда это я успел дойти до подземки? И как еще под машину не попал на перекрестке, пересекая оживленную магистраль в неположенном месте на автопилоте? Или мудрый автопилот дотащил меня до светофора? Решительно не помню. И ведь трезв, что самое странное.
Люблю ездить в метро. Особенно, в те часы, когда там не слишком много народу. Сидишь себе на диване, читаешь что-нибудь, или просто разглядываешь окружающих. Ты никого не знаешь, тебя никто не знает – красота! Можно скосить глаза и прочесть пару страниц крутого детектива, который запоем поглощает толстоватый мужичок слева. Но после описаний типа " Да, она была по-настоящему красива! Румяная кожа, большие глаза, губы, подведенные фиолетовой помадой..." желание читать дальше отрубает напрочь. А то, не дай бог, приснится ночью этакая красавица, до седых волос заикой останешься...
Гораздо безопаснее, приятнее и интереснее разглядывать женщин. Их можно рассматривать чуть смущенно, можно немного построить им глазки, можно откровенно раздевать глазами – все равно, скорее всего, она выйдет на другой станции и вряд ли когда мы с ней еще увидимся... Вот сейчас: сижу и откровенно пялюсь на смачную брюнетку, сидящую напротив. Она читает "Космополитен", и, видно, что-то ей там очень нравится: она с головой ушла в журнал, слегка, видимо возбуждена – постоянно кончиком языка облизывает губы. Сексуально так облизывает. А... о! О!! О, боже мой! Только сейчас заметил: на ней абсолютно прозрачная блузка из черного шифона, и под этой блузкой ничего нет! Нет, то есть, то, что надо там имеется, причем весьма..., но... Красотень-то какая! Интересно, она просто забыла надеть эту часть дамского туалета, или специально выставила напоказ свои замечательные сиськи, эпатируя этим кого попало, в том числе и меня, находящегося в последней стадии спермотоксикоза? Так и подмывает достать из рюкзака потертый томик Генри Миллера и подсесть. Но – нельзя. Не тот случай. На свидание все же еду. Ничего, глядишь, и сложится... Ну, вот, так всегда: взяла и вышла, стрельнув глазами напоследок. Только я к ней, понимаешь, присмотрелся...
На место моей несостоявшейся соблазнительницы тут же села бабка с тележкой, и я отвернулся. Тут смотреть давно уже не на что.
Один мой приятель утверждал, что нет ничего чудеснее в этом мире, чем трахнуться в метро. Не знаю, не проверял, но он утверждал, что провернул это дело пару раз два года назад и до сих пор под очень сильным впечатлением. Впервые у него это дело было примерно так.
Он, в компании некой барышни, возвращался с дружеской посиделки на последнем поезде метро. Оба были слегка навеселе, сидели-болтали, шутили-смеялись, ну, ничего особенного. В соседних вагонах, да и в том, где ехали они, никого более не наблюдалось. Ноги девушки обтягивали чертовски узкие джинсы. Судя по всему, эти штаны ей были просто изрядно малы: в какой-то момент, когда она то ли ногу за ногу закидывала, то ли еще что, вдруг лопнула молния. "Ой, я теперь такая беззащитная!" – округлила глаза девушка, и, не долго думая, схватила руку моего приятеля и сунула ее в образовавшуюся прореху. Что произошло дальше, думаю, понятно. Рассказывая мне этот эпизод во всех подробностях, приятель особо напирал на два момента: как много усилий он потратил на то, чтобы хотя бы приспустить злосчастные штаны, упорно не желавшие расставаться с хозяйкой, и то как сладостно заниматься любовью в тот момент, когда поезд въезжает на станцию и думаешь: "а ну, сейчас кто войдет? а вдруг мент?". Свою станцию, кстати, они благополучно протрахали в прямом смысле этого слова, так что пришлось им прогуляться по ночному городу.
Черт! Мне еще ехать и ехать, а я уже так перевозбужден, что дальше некуда! Все эти воспоминания, раздумья, да еще эта мерзавка сисястая... Дело кончится тем, что на первое свидание к даме вместо галантного кавалера приедет ходячий член. Вместо князя Болконского – поручик Ржевский. Никуда не годится. Где это я? А, "Беговая". Бегом в город! Отвлечься хоть чуть-чуть, развеяться, в запасе еще час, я все успею!
7. Аля
Помимо чисто плотских радостей есть еще и чисто духовные. Конкретно. Даже если отбросить анекдотную лексику, так оно и есть, никуда не деться. И, помнится, жажда этих самых духовных ценностей привела меня три месяца назад в театр. Напрочь не помню, что это был за театр – так, студия какая-то, – и что там давали. А все потому, что хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Нет, во время первого действия я честно приобщался к высокому, (а, вспомнил: то была "Трехгрошовая опера" в какой-то, правда, авангардистской постановке). А в антракте я пошел в буфет, и там встретил Алю.
Аля – журналистка. Она много пишет. Она очень много пишет и для многих журналов сразу. Она показывала мне кучи самых разных журналов, зачастую исповедывавших диаметрально противоположные точки зрения, и во всех были ее статьи. И почти все статьи были о любви. Аля искала любви, и в отчаянном поиске этом ставила один эксперимент за другим. И все – над собой. То она жила с мальчиком моложе ее едва ли не на десять лет, то встречалась со стареющим обрюзгшим порнографом, то с упертым программистом, для которого весь мир – это его компьютер, то с филологом, обладавшим редким для гуманитария рационализмом мышления...
Мне снесло крышу. Для меня Аля сама олицетворяла ту любовь, которую она так безысходно искала. И которую не менее безысходно ищу я сам. Мы расстались через неделю, и лишь изредка позволяем себе перебрасываться скупыми письмами по электронной почте. Мы не сможем быть вместе, ведь мы еще не нашли...
8. Ода высоким технологиям
Лучший способ отвлечься от соблазнов – это сосредоточиться на главном. То есть на том, вернее, на той, ради кого я сегодня вышел из дома и поперся на противоположный конец Москвы. Я никогда ее не видел, хотя общаемся мы уже третий месяц. У меня есть ее фотография, но я не уверен, что это именно ее фото. Слава богу, я хоть не сомневаюсь в ее принадлежности к женскому полу, а, когда общаешься через Интернет, это уже немало. В последний год скорости соединения с сетью возросли, и стало можно вполне качественно общаться голосом, почти как по телефону. Раньше приходилось писать реплики, судорожно читать ответы на них и писать уже ответы на эти ответы, и так до бесконечности. А теперь все просто. Наушники с микрофоном на голове, сидишь себе в кресле, пивко потягиваешь, и болтаешь. Можно параллельно еще посмотреть что-нибудь. Порнуху, например... Стоп! Опять не туда заносит...
Со Светланой я познакомился совершенно случайно. Есть в программке, которую я использую для общения, такая интересная функция: "Найти случайного собеседника". Вот я ее и нашел. Первые же пять минут разговора показали, что мы не противны друг другу, и завязалась этакая виртуальная дружба. Основой ей поначалу служила просто симпатия, потом добавилась общность интересов, потом... ой, не сглазить бы! Мне кажется, что она меня полюбила. Я ее, кажется, тоже. Почему "кажется?" Не знаю, но, по-моему, говоря о виртуальном общении, ничего нельзя знать наверняка. Любовь ведь тоже может оказаться виртуальной. Впрочем, через час с небольшим я все узнаю.
Светлана, кстати, помогла мне избавиться от очень вредной привычки: раньше я имел обыкновение в процессе разговора думать вслух. Между репликами бубня под нос собственные комментарии, не всегда цензурные. А у нее оказался абсолютный слух. Так что вылечила она меня за один вечер, да еще три вечера потом извиняться пришлось, грехи замаливать...
Я рад, что в нашей повседневности появился Интернет. Одиноко? Сел за комп, полчаса – и ты гарантированно найдешь себе если не любовницу, друга, то хотя бы собеседника. Я долго не решался прибегнуть к этому средству после всего того, что со мной понапроисходило за последние десять лет, я бы предпочел спокойные длительные отношения десятку случайных связей. И вот теперь (опять не сглазить бы), кажется, эти самые долгие отношения распустили алые паруса на горизонте моей мечты... На поэзию потянуло. Хорошо! Дойду до "Улицы пятого года" – и снова в метро.
9. Метро-2 (Ночной доктор)
Спускаюсь в подземку, и тут же натыкаюсь на следующую картинку: на полу лежит мужик, он без сознания. Хрен знает, что с ним – может, приступ, а может, просто надрался. Хотя нет, второе маловероятно – уж больно ухоженно выглядит. Значит, ему плохо. Вокруг толпятся сердобольные тетки: гвалта много, толку мало. Но не это приковывает мое внимание: над бесчувственным мужчиной склонилась Дина, вот она уже сует ему под нос ватку, пропитанную нашатырем (у нее в сумочке всегда полно медикаментов, встречается и элементарный хирургический инструментарий). Не помогает: то ли обморок глубже, чем она полагает, то ли пациент ушел уже так далеко, что обратно не дозовешься... Дина деловито хлопочет, не обращая никакого внимания на толпу. Она при деле. При любимом деле.
Конечно же, я с ней познакомился случайно. Подозреваю, что случайных знакомств в мире происходит куда больше, чем запланированных. Как-то вечером я засиделся с друзьями за коньяком и покером, и опоздал на метро. Все деньги, какие у меня были, осели в карманах друзей – мне не везло в тот день, – и потому пришлось идти пешком. Впрочем, я был рад этой прогулке: приятно развеяться на свежем воздухе после прокуренной квартиры, да и хмель слегка сбить не помешает. Я шел неспеша, наслаждаясь безлюдьем ночного города. Курил, пел сам себе песни, в общем, радовался жизни. В какой-то момент я нашел на дороге десять рублей и в ближайшем ларьке обменял их на бутылку пива. Пиво накатило приятной мягкостью, оттенив коньячное опьянение, и настало такое счастье, что идти куда-либо расхотелось напрочь.
Девушка сидела на бордюре, подтянув колени к подбородку и обхватив их тонкими руками. Рядом лежал лохматый пес дворянской породы.
– Девушка, вам плохо?
– Не знаю... Наверное, да. Скажите, может ли быть плохо врачу, на руках которого умирает больной?
– Скорее всего, да, – я присел рядом. Пес покосился на меня неодобрительно, но промолчал. – Иначе грош цена такому врачу. А у вас произошло именно это?
– Да, еще и часа не прошло. – Она надолго замолчала, просто сидела, глядя в землю. Потом вздохнула, достала пачку крепкого "житана", закурила. Они ж глупые, жизнь свою не ценят совершенно. Вот их и убивают. То менты, то свои же...
История сводилась к следующему. Все более-менее прибыльные места в данном районе держала под своей "крышей" группа лиц, в уголовном кодексе недвусмысленно именуемая бандой. Соответственно, другие аналогичные банды имели намерение прибрать к рукам их источники дохода. Не реже раза в неделю между конкурирующими организациями проводились переговоры, на профессиональном сленге их участников именуемые "стрелками". Стрелки нередко заканчивались стрельбой, соответственно, пострадавшим требовалась медицинская помощь. И тут на сцену и выходила Дина, студентка последнего курса мединститута, практикантка из Кремлевской больницы. Всех местных бандитов она знала с детства, с тех благословенных времен, когда они еще мальчишками играли в войну в большом овраге, а она перевязывала тряпками их выдуманные раны и прикладывала подорожник к настоящим ссадинам. Ей в кошмарном сне не могло присниться, что через пятнадцать лет все повторится, но – по-настоящему. Они щедро платили ей и за помощь, и за то, что не сдаст, а она перевязывала их, колола антибиотики и обезболивающее, в случае необходимости пристраивала по больницам, где работали ее знакомые, чтобы свести к минимуму нежелательные вопросы. Это продолжалось уже более трех лет. И пока все были живы. Сегодня банда нарвалась на противника, превосходившего ее и численно, и по огневой мощи. Трое получили тяжелые раны. Двоих она пристроила по больницам, а один умер у нее на руках.
