Текст книги "Живи и ошибайся (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Соловей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Давай семечек пожарим и научим плеваться? – предложил я. – Или альбом по растениям покажем, который Лиза оформила. Куроедов же за здоровьем следит, ему понравится.

Альбомов у Лизы было три. Первый она сама оформляла и сама писала каллиграфическим почерком текст. Я смекнул, что травник получился очень полезным и предложил сделать копии, посадив Леонтия за переписывание текста, а Йохана – рисовать разные травки и цветочки.

Тут как раз ещё брат немца приехал. Когда я задумался над оформлением спичечного коробка, то спросил у художника – не может ли он обеспечить нас подобной полиграфией? Сам Йохан не владел ничем подобным, зато его брат Карл занимался ксилографией. В последнее время дела у того шли ни шатко ни валко. Карантин и неурожаи сказались на заказах немца. Точнее, тех заказов почти не было.

– Пусть приезжает прямо с оборудованием, – решил я тогда пригласить гравёра.

Правда совсем не ожидал, что Карл Артурович, брат Йохана, притащит с собой всё семейство, включая жену, троих детей и кота в придачу. Станок и принадлежности для ксилографии немец тоже привёз, но я немного оторопел от такого напора. С другой стороны, ежемесячный оклад я ему не обещал. Пока не обещал. Йохану я платил по факту. Нарисовал он в Лизин альбом цветочки – получи пять рублей. Так-то он у нас на полном пансионе: с питанием и проживанием, но о ежемесячной зарплате речь не шла.

С Карлом и его шестнадцатилетним сыном я поговорил серьёзно и честно объяснил, что планы есть, перспективы тоже, а вот с деньгами засада. Немца вполне устроило то, что я выделил его семейству флигель и разрешил работать по личному усмотрению.

Он, как оказалось, ещё и книги переплетать мог. Для Лизиного альбома немец сделал шикарную кожаную обложку. Я как увидел, так сразу ещё две заказал. Текст, конечно, рукописный, но конкретно этому справочнику, как сказала Лиза, «придаёт шарм».

– Симпатично, – покрутил Лёшка альбом. – Презентуем Куроедову. Было бы неплохо ещё штук пять копий сделать. Одну батюшке подарить.

К тому времени, как Куроедов осчастливил нас визитом, у меня были готовы макеты спичек и спичечных коробков с картинками. Бизнес-план мы с Лёшкой тоже составили, расписав по пунктам, что сделано, какие вложение совершены (Алексей участок земли покупал), сколько средств нужно на открытие небольшого цеха и, главное, на патенты.

В России первый общий «Закон о привилегиях» появился в 1812 году. Сколько стоило оформление и как это делается, мы не знали. Напротив пункта о регистрации патента стоял прочерк.

Ксенофонт Данилович приехал в прекрасном настроении. Он и сам к нам собирался. А тут пришло письмо с приглашением. Визит Куроедов намеревался устроить по той причине, что хотел похвастаться новым приобретением.

– Перо металлическое! – выудил он из саквояжа пенал. – Прочитал в газете, заказал весной и мне из самого Бирмингема доставили!

Мы с Лёшкой синхронно переглянулись. Кажется, можно и наши перья из тюков доставать. Англичане в этой области нас уже обскакали. Но, как и положено, поохали-поахали, похвалили Куроедова за дальновидность, любознательность, находчивость, смекалку, рассудительность и так далее. Алексей заливался соловьём, плавно перейдя на тему того, что такой достойный человек, как поручик, мог бы и сам прославиться. Запатентовать что-нибудь изумительное. Да вот хотя бы сию коробочку. Не хотите ли с нами в долю войти? В Петербург съездить, патент оформить?

Куроедов забыл как дышать. Слушал Лёшку как жертва цыганского гипноза. Он, оказывается, давно мечтал эдакое сотворить. Жаль, холопы ничего толкового не умеют делать и придумывать.

Я показал жестом на макете, как будут спички чиркать, и тут же перешёл в наступление – нам нужен поташ.

Поторговаться с Куроедовым пришлось немало. В этот день ничего не решили и прервались на обед. За столом Алексей активно развивал тему металлических перьев для письма. Лиза посматривала завистливо, Петя особых восторгов не высказывал. Не писал он в большом количестве писем, а мемуарами ему ещё рано увлекаться. Семейство немцев, сидящее с нами за обедом, идею с перьями из металла восприняло с осторожностью, но поинтересовались ценой, покачали головами и дружно решили, что дешевле из гуся выдрать.

На следующий день мы продолжили охмурять Куроедова и спорить о процентах.

В результате сошлись на двадцати пяти для него. На развитие производства Куроедов давал сразу две тысячи, а патенты он лично отправится оформлять в Петербург, когда реки встанут. Холера к тому времени должна утихнуть.

Гордый как павлин поручик покинул нас через три дня. Клятвенно пообещал, что этот секрет придержит. Ему хватило Лизиного альбома для хвастовства перед соседями. Он еще попросил на титульном листе написать, что весь текст – копия с древнего манускрипта.

И каково же было наше удивление, когда Екатерина Ивановна Данненберг вскоре написала письмо с просьбой продать и ей альбом.

– Продать? – удивился я.

– Вполне разумное решение, – ответил Лёшка. – Ты сколько платишь Йохану?

– Пять рублей. Ещё Леонтию рубль и три за обложку.

– Значит пятидесяти рублей будет достаточно, – распорядился Алексей.

В течение месяца мы умудрились продать восемь альбомов. Кто бы мог подумать, что Лиза сумеет найти прибыль там, где мы и не ждали. Широким жестом отдал жене половину, пусть распоряжается по своему усмотрению.

Но больше всего удивил отец Нестор. Судя по всему, в нашу глушь его сослали не просто так. Похоже, какие-то махинации батюшка где-то и раньше устраивал. «Святой отец» переписал лично наш альбом на старославянской кириллице. Рисунки выполнил тоже сам, пером и нецветные. Кроме того, он использовал не бумагу, а пергамент. Где уж его взял, осталось секретом. Сшитый и переплетённый отцом Нестором альбом по травам выглядел так, будто ему лет триста как минимум.

– А подделкой ассигнаций наш батюшка случайно не грешил? – озвучил мои мысли Алексей, когда «смиренный старец» вернул нам наш же альбом и намекнул, что болтать насчёт того, откуда у него взялась «древняя книга», не нужно.

Всё же для блага людей, для их здоровья делалось.

С этим мы согласились. А мне пришла в голову идея написать первое руководство по уходу за кожей и волосами для дам. И сделать это может Лиза от своего имени. Если захочет, конечно. Она меня вообще-то обрадовала новостью, что готовится стать матерью, но вдруг решит продолжить карьеру автора книг о здоровье?

Глава 22

Наши крестьяне собрали неплохой урожай с огородов. Репы и свёклы было много, да и капустой обеспечили себя. Из Верхней Михайловки привезли новые бочки для засолки. Я их давал в долг мужикам. Не так-то много нашлось тех, кто решился навесить на себя ещё одно обязательство. Денег у мужиков совсем не было. Они даже налог в семьдесят четыре копейки в год заплатить не могли. Не все, но половина мужиков выпросила у меня кредит. Заплатил за них государству податей триста сорок рублей и намекнул крестьянам, что отрабатывать будут на стройках.

В общем, капусту засолили кто в старых бочках, кто в новых, кто просто отправил вилки целыми в подвалы на хранение. Предположу, что мужики не стали бы заморачиваться с закваской, но я батюшке поведал, как особые вещества, содержащиеся в квашеной капусте, приостановят болезнь гнилых дёсен, называемую цингой. Отец Нестор провёл с народом беседу и многие прониклись этой проповедью.

Картофеля и кукурузы в этом году оказалось не так много, как хотелось бы, но никто не помрёт с голоду, в этом я был уверен. Мне бы ещё приодеть мужиков. И снова всё упиралось в деньги, которых не хватало, а нахлебников полный дом. Очень надеюсь, что зимой Куроедов доберётся до Петербурга и частично решит наши проблемы. Он и сам безмерно рад, что отправился в путешествие. Три месяца после болезни сосед был слишком слаб, развлечений позволял себе немного и радовался, что никто на его землях не заболел.

У нас тоже обошлось почти без потерь.

И только-только я порадовался отсутствию проблем, как Дмитрий Николаевич озадачил нас сообщением, что у Похвистневых будут бесноватых словом божьим лечить. Говорил он это для Пети, но к разговору подключились все. Управляющему сообщили, что три семьи в Скворцовке подверглись влиянию демонов и их вскоре будут изгонять.

– Лёш, мы точно в нашей реальности мира? – озадачился я, когда мы остались наедине. – Как-то меня эти демоны смутили.

– Предлагаю поехать и самим посмотреть на бесноватых, – ответил друг. – Скорее всего выдумки крестьян.

– Целых три семьи? Я бы понял, если бы какая бабка-травница или кто-то подобный. Вдов иногда тоже ведьмами обзывают.

– Потому и поедем. Собирайся, – скомандовал Алексей.

По пути в Скворцовку остановились ненадолго для консультации у отца Нестора. Ненавязчиво намекнули, что можем и его взять на такую странную процедуру, как избавление от влияния не то бесов, не то демонов. Даже ёмкость под святую водичку выделим. Ну мало ли, вдруг понадобится? Меня действительно озадачили рассуждения Дмитрия Николаевича о бесноватых, причём так уверенно и со знанием дела, что невольно усомнишься, вернее, поверишь во всякую чертовщину.

Батюшка у нас авантюрист по натуре и отреагировал моментально. И пяти минут не прошло, как он перекрестил наших тяжеловозов и стал взбираться на повозку. При всей широте взглядов отец Нестор сильно сомневался, что наши кони «твари божьи». Не он один так реагировал на крупных лошадей, но осенью по плохим дорогам только тяжеловозы и могли протащить транспорт.

И всё равно мы потратили полдня, пока добрались до Скворцовки Похвистневых, где застали сильно возбуждённого местного батюшку с подручными, которые тащили иконы и какие-то ещё церковные регалии. Нам же кратко пояснили, что пока были проведены молебны на расстоянии. В дома к бесноватым поп не рискнул заходить без правильного очищения чего-то там.

Мы слушали и вникали в ситуацию. Всё выглядело очень и очень странно, потому что подверглись влиянию дьявола не только взрослые, но и дети.

– Митька ходил по двору как чумной, ловил руками что-то, говорил, это жучки, а никто их и не видел…

– Бурёнка ихняя идёт качается, а ухи чёрные…

– Марфа в одной исподней рубахе гуляла…

– Силантий на конёк крыши забрался и блажил дурным голосом…

– А руки прямо чёрные, это бес наружу рвался…

После массовых чудачеств те бесноватые немного притихли. Только дети, что помладше, кажется, умерли. По слухам, у бесноватых уже выросли рога и копыта. Проверять избы никто из сельчан не рискнул. Похоже, эту работу придётся делать нам.

– Говорят, ещё была рвота и понос, – с беспокойством в голосе сообщил мне Лёшка, что узнал у местных. – Налицо галлюцинации и неадекватное поведение. Не припомню, какая зараза даёт подобный эффект. Может, тиф?

– Не дай бог! – ужаснулся я и вполне искренне перекрестился. – Нам только новой эпидемии не хватало.

– Придётся идти и проверять. Как узнать, чем болеют?

– При тифе температура высокая и при менингите тоже, – припомнил я и отправился в ближайшую избу.

В неровном свете свечи разобрать, что внутри реально творилось, было непросто. Разбросанное тряпьё, битая посуда, кто-то копошащийся во всём этом.

– Мальчишка в углу мёртвый, – стоявший за моей спиной Алексей успел что-то разобрать.

Он же присел на корточки перед мужиком, которого скручивали судороги.

– Температура тела нормальная. Остальное просто кабздец! – констатировал Лёшка. – Пойдём отсюда на воздух, здесь точно какая-то инфекция.

– Они не бесноватые, люди просто больные! – громко сообщил я собравшимся. – Хотя молитва лишней не будет, – покосился на попов.

– Отец Нестор, не припомните каких-либо болячек с видениями и подобным поведением? – поинтересовался тем временем Лёшка. – Вдруг они грибами отравились?

Батюшка постоял некоторое время в раздумьях, теребил бороду и что-то бормотал себе под нос.

– Антонов огонь? – наконец неуверенно ответил он. – Годочка три назад болели людишки на юге. До нас не дошло, но может, кто плохую рожь продал?

– Э… – не понял Алексей.

– Отравление спорыньёй, – перевёл я речь батюшки. – Вполне похоже на гастрономическую шизофрению и, возможно, если крестьяне в голодный год купили рожь на стороне.

Далее я громко, и не только для Алексея, стал рассказывать, что такое заражённая спорыньёй рожь. Как пищевик и технолог, эту тему я знал хорошо. Жуткая дрянь заражала посевы ржи и отравляла людей. Симптомы очень похожи на те, что мы видели. Люди в буквальном смысле сходили с ума при употреблении в пищу муки со спорыньёй. Термическая обработка от этой заразы не спасала. Испечённый из ядовитой муки хлеб нёс в себе отраву.

Чем лечить и как, я и раньше не знал. В наше время наверняка были препараты, сейчас нужно радоваться, что мы диагностику провели и бесов изгонять не придётся.

– Можно устроить промывание желудка, – неуверенно предложил Алексей простейший метод лечения.

– Главное, всю заразу унести и уничтожить подальше от села. Пока она не заразила здешние посевы, – озадачился я проблемой.

В общем, устроившись на постой, мы разделили обязанности. Алексей как мог приводил людей в чувство, хотя многие процессы были уже необратимы. Чернота на конечностях говорила о том, что началась сухая гангрена. Это сколько же времени прошло? Как вариант, мужики купили муку и, пока везли её домой, питались по пути, готовя из неё примитивные блюда. Почему отравилась корова, моей фантазии не хватило. Больше занимал вопрос, куда зарыть заразу, чтобы сквозь почву не просочилась и не отравила воду или посевы.

Отец Нестор не отставал от меня ни на шаг и внимательно слушал все мои причитания. В результате выбрали место за старым кладбищем. В вырытую яму засыпали немного извести, погрузили сверху все мешки с мукой и зерном, найденные в избах больных, снова сыпанули известь и дальше уже накрыли слоем грунта с глиной. В целом муку похоронили достойно, даже холмик приличный оформили.

– Удивляюсь, как русский мужик до конца девятнадцатого века дожил, ещё и революции устраивал, – делился Лёшка своими умозаключениями, когда мы завезли батюшку в Перовку и отправились в усадьбу. – У них если не понос, то золотуха.

Два дня мы провели в Скворцовке, сжигали старую мебель и посуду крестьян, следили за похоронами. Дальше без нас справятся и мы засобирались обратно, чтобы успокоить в первую очередь Петю тем, что нет никаких дьяволов на его земле. Хотя парочка кикимор завелась, так утверждал один из больных. Кажется, я теперь понимаю, откуда такой странный русский фольклор про леших, русалок, Бабу-Ягу и прочих. При галлюцинациях чего только не привидится!

– Революции делали не эти мужики, а те, кто был посмелее, ушёл в город, став рабочим классом, – ответил я Алексею. – Но ты прав, сам не ожидал, что мы в этом времени столкнёмся с таким количеством проблем. И ведь как в книжках разных классиков всё чинно и благородно!

– Помещикам в большинстве своём плевать на крестьян. Главное, чтобы прибыль приносили. А у нас с этим делом всё беспросветно. Может, по примеру Гундоровых смолокурню устроим? Это сейчас выгодно.

– Лес жалко, – ответил я.

– Возьмём тот, что вдоль Самарки. Сами же хотели земли под огороды расширять, к тому же все наши предприятия там собрались ставить.

– Если найдёшь, кто будет заниматься смолокурней, то организовывай, – не стал я возражать. – У меня сейчас другие заботы.

Куроедов поташ, как и обещал, доставил, причём бесплатно. Мы решили, что зимой в Петербург отправится не только он сам оформлять патенты, но и караван купцов. Сыновья Дмитрия Николаевича активно поддержали идею. Им торговать было нечем. С этими карантинными мероприятиями нарушилась вся логистика движения товаров. К тому же засуха по всему Поволжью и как следствие – отсутствие зерна на продажу. По этой причине моя идея загрузить сани ящиками со спичками нашла отклик.

Аполлинарий Герасимович тоже отправится в столицу. Секретарю я дал много поручений насчёт того, как раскрутить наш товар за короткое время. Плакаты по новой продукции мне мои немцы подготовили и уже отпечатали. Нужно ещё дать рекламу в газеты, и не один раз. Заказать статью с отзывами, к примеру, от лица того же Куроедова. Пусть напишут мнение помещика про то, как удобно пользоваться спичками.

Чтобы народ оценил это по достоинству, придётся приложить усилия. Это в двадцатом веке при любой угрозе народ начинал в первую очередь скупать соль и спички. Пока же о них никто не знает.

– Будет ещё сам государь император нашими спичками пользоваться, – заверял я Куроедова, приехавшего в очередной раз в гости.

Поручик оценил подготовительную работу, попробовал несколько раз зажечь спички. Испытал бурный восторг и потребовал себе десяток коробков.

Далее мы обсуждали цену. Пока нет спроса, возникнут определённые трудности с продажей этого товара. Именно по этой причине везли спички в первую очередь в Петербург. Пусть оттуда идёт информация о диковинке. Дальше начнём продать в Самаре, Бузулуке и, вообще, куда купцы отвезут.

Прикинув и так и эдак, решили поставить цену в один рубль за сотню. Одна спичка – одна копейка это очень дорого, но мы же ориентируемся на статусную публику. Думаю, что к лету снизим цену, увеличим объём выпуска и распространим наш товар куда только сможем. Да и и ассортимент спичек можно изменить. Сейчас это длинные, примерно по десять сантиметров, палочки по двадцать штук в коробке. Предназначены такие спички для прикуривания трубок. Будет у нас и более простой вариант, и что-то наподобие охотничьих, которые и в воде горят. Главное, устроить какую-то механизацию.

В той избе, что временно поставили в Александровке, четыре бабы вручную макают палочки в смесь и развешивают на стойках для сушки. В день может выдавать по пятьсот штук каждая, если хватает сырья и палочек. Упаковывают в коробочки, а после в ящики два старика. Такая работа им оказалась по силам, к тому же я за неё платил по копейке в день.

В ящик вмещалось шестьсот коробок. Итого каждый ящик планировали продать по двенадцать рублей. При этом нам вернётся с этой суммы не более восьми рублей, поскольку купцам тоже нужен доход. Собрали в поездку всего полусотню ящиков. Невелики деньги, но у нас-то и патента ещё нет. Раскручивание и рекламирование нового товара пойдёт параллельно с оформлением документов.

Тут мы надеялись на медлительность системы и то, что мало кто решит моментально повторить наш товар. Без знания химического состава у них ничего не получится. А мы по сути патентуем принцип тёрки на боковой поверхности коробка и его состав, который отличается от спичечных головок. Секретарю, кроме как проследить за правильностью действий Куроедова, я дал ещё одно задание. Скоро у нас будет свой сахар. И тоже не такие великие деньги при его продаже в бакалейных лавках. Купить фунт сахара за рубль могут себе позволить зажиточные горожане и дворянство. Так и будем ориентироваться на богатую, элитную публику. Зачем продавать только сахар? У нас тут подсолнечник растёт. Из него можно козинаки приготовить.

А побочный продукт производства сахара – патока – так и просится, чтобы из него приготовили мармелад. Добавим сюда рахат-лукум, посыпанный сахарной пудрой, и обязательно конфитюр, леденцы или монпансье различных цветов и вкуса. Для них мы даже круглые картонные коробочки у себя можем изготовить.

– Не забывай, что мы можем леденцы от кашля и много чего ещё лечебного предложить, – одобрил Лёшка мою идею.

Для реализации этого сладкого товара требовалась солидная лавка. Об этом и должен побеспокоиться Аполлинарий Герасимович в Петербурге. Купить самим не получится по причине отсутствия денег, разве что найти перекупщика. Нет ещё в столице ни Пассажа, ни Елисеевских магазинов, зато имеется Гостиный двор.

Именно на него я и ориентировал секретаря. Пока разведать, узнать, предложить спички и обозначить перспективы сотрудничества. По-хорошему, самому нужно ехать, но на кого оставить хозяйство? Лёшка за всем не успеет уследить. Зимой, конечно, стройка приостановилась, зато дороги стали проходимыми. Много чего можно привезти по ним, заодно проинспектировать наши деревни и поддержать голодающих. На самом деле таковых и не было. С боями и руганью на второй год моей деятельности в качестве помещика огороды расширили в три раза и засадили. Отдельное спасибо за это отцу Нестору.

Хотя на землях Похвистневых не всё было радужно. И тут хоть разорвись. К тому же мы не хозяева. Правда, Петю это тоже мало интересовало. Судебное разбирательство в ноябре месяце прошло в его пользу, но для самого новоявленного помещика мало что изменилось.

Перед Рождеством приезжали Данненберги, приглашали к себе в гости. Я отговорился беременностью жены. Петя жениться передумал, опасался, что его скомпрометируют с Натальей Данненберг и отказывался от визитов куда-либо. Он рассчитывал летом уехать в Петербург, женитьба и хлопоты, связанные с ней, Петра никак не устраивали.

Данненберги хоть и расстроились, но видимость приличий соблюдали. Ростислав Андреевич вёл со мной заумные беседы про новый рекрутский Устав и штрафы для помещиков, если те будут отдавать в рекруты откровенно больных и хромых. Пятьсот рублей придётся заплатить при условии, что рекрут не соответствует нормам. Чиновники, принявшие в рекруты мужчину, не удовлетворяющего параметрам Устава, также наказывались денежным штрафом.

Целый параграф перечислял всевозможные недостатки, начиная с кривой шеи и недостаточного количества зубов до застарелых болезней, включая так называемое любострастие.

Эти новости я знал и читал в наших архивах, как и то, что в 1834 году отменят пять полос и мы будем отдавать рекрутов каждые два года. Я уже приглядывал будущих жертв рекрутского набора. Думаю, его у меня в основном пополнят мужики из Несмеяновки. Каким-то образом они продолжали добывать алкоголь. Не то бражку ставили, не то ещё что-то, но крестьяне в этой деревне пили, и я устал с ними бороться. Попрячу потом детей по деревням, да и баб-солдаток пристрою работницами на производстве, а большую часть пьющих мужиков забрею в рекруты. Пусть армия с этими алкоголиками борется.

Данненберги долго в гостях не задержались, не понравилось им у меня. Перед Рождеством постятся, и я особых разносолов не выставлял. К приезду гостей даже всё сладкое велел попрятать. Нечего их баловать и привечать. К тому же сам глава семейства с сынком неплохо так опустошили мои винные запасы. Младший Данненберг приехал в очередной отпуск, смущал Петю рассказами о Петербурге и развёл его на игру в карты.

Пару раз я не успел предотвратить неизбежное, потом уведомил штаб-ротмистра, что у Петра нет наличных денег. Можно и в долг играть, но отдаст он его не скоро, лет через пять.

– Зачем балбесина вообще играет? – возмущался Алексей. – Не умеет, не считает, надеется на пресловутое авось, он так вообще без штанов останется.

Лёшка знал, что такое преферанс, но не был азартным игроком. Тем не менее рискнул сесть с Данненбергами за стол. В результате Ростислав Андреевич и Григорий Ростиславович решили, что и правда стоит прекращать игру на деньги. Лёшка с выигранного вернул Петин долг и предложил ту дамскую настольную игру, которых у нас уже десяток. Такие развлечения соседей не вдохновили и они вскоре уехали. Как я понял, раньше забавы устраивал Куроедов, тратя на это свои деньги и людские ресурсы. Из-за отсутствия главного спонсора зимних забав жизнь в провинции стала скучной.

Сам Куроедов вернулся из столицы в середине января. Зимняя дорога вымотала даже его, но впечатлений он имел много.

– Взяток на двести рублей пришлось раздать, – жаловался Куроедов. – Хорошо, у меня был свой писарь, а так в столице всё дорого.

– Хорошо, что дорого, – приободрил я помещика. – Наши спички начнут покупать.

– Те ваши плакатики очень заинтересовали господ. По два рубля взяли за расклейку и регистрацию, но господа сразу стали останавливаться и читать, – продолжил рассказ Куроедов. – А, да! Я договорился в типографии Самары, что будут печатать сочинительства Елизаветы Африкановны.

– Там же цензура должна быть, – припомнил я.

– И что такого? – удивился помещик. – Здесь ни слова о царе-батюшке и вредных идеях либерализма.

– Как бы нам Лизины сочинительства не стали приносить больше дохода, чем все наши идеи вместе взятые, – проворчал потом Лёшка.

– Спички уже продают, – напомнил я.

Мы, конечно, потеряли часть цены, когда сыновья Дмитрия Николаевича отдали столичным купцам товар. Самим ждать и торговать было бы долго. Здесь действительно нужна реклама. Люди должны привыкнуть к этой продукции. Потому мы уже делаем более дешёвый вариант по пять копеек за коробок. С увеличением объема товар еще больше подешевеет.

Ничего, приучим народ, так что они сами не будут понимать, как раньше обходились без спичек?