Текст книги "Остров"

Автор книги: Дмитрий Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Титр: Часть 3: ИСПОВЕДЬ

Титр: 1985 год

По бурному морю шел пассажирский пароход. Волны ударяли в борт небольшого судна, соленые брызги летели на нижние палубы корабля.

В маленькой каюте, больше похожей на купе пассажирского вагона, только коек здесь было всего две, ехали двое: крепкий старик лет семидесяти пяти и маленькая полная женщина – на вид ей было лет пятьдесят. Старик имел военную выправку, и был чрезвычайно прям и бодр, хотя одет он был в обычный штатский костюм. Левая рука его была затянута в черную кожаную перчатку, и хотя, она хорошо сгибалась в локте, брать предметы ею он не мог, так как пальцы руки двигались еле-еле.

Внешность женщины была серой и неприметной, да и одета она была в бесцветные серо-черные вещи.

Старик и женщина сидели друг напротив друга на койках. Старик читал газету. Женщина раскачивалась сидя взад-вперед, глаза ее горели нехорошим возбуждением, словно у одержимой. Она шептала что-то себе под нос, сначала было не слышно, что она говорит, но потом голос ее начал возвышаться, пока не сорвался на крик:

– …дерьмо собачь, сука, сука, сука, сука… гной из-под ногтей… куда ты везешь меня?.. не хочу туда, не поеду, выпусти меня отсюда, поворачивай свое корыто адмирал, пока я его не утопила на хер…

Последние слова она почти кричала. Старик отложил свою газету, наклонился к женщине и умоляюще произнес.

– Настя, что ты говоришь?.. Что ты такое говоришь?.. Откуда ты это взяла?!..

Но женщина, не обращая внимания, на старика, продолжала говорить, срываясь на крик:

– Ну, чего смотришь? Убить меня задумал, не выйдет, я тебя сама сейчас убью, гнусный старикашка!

Женщина подняла на него свои маленькие кулачки.

В этот момент в дверь каюты постучали.

– Замолчи! – сказал старик женщине, – сейчас же замолчи.

– Эй, вы там, – раздался голос из-за двери, – нельзя ли потише?

Но женщина, невзирая на просьбы, продолжала выкрикивать свой монолог:

– Боишься смерти, старый греховодник, ничего, вот только усни, тут тебе и каюк придет, придушу тебя подушкой и вводу…

– Настя, это, в конце концов, невыносимо…

– Вы что, не слышите, я вам говорю, сейчас же прекратите, а то я позову капитана, – донеслось снова из-за двери.

– Началось, – сказал старик и встал.

Он подошел к двери каюты, отпер ее и вышел в коридор, тут же захлопнул дверь за собой, прижавшись к ней спиной.

В коридоре он столкнулся лицом к лицу с молодым человеком в форме помощника капитана.

– Добрый вечер, – сказал старик с достоинством, – я могу вам чем-то помочь?

– Пассажиры из соседних кают жалуются на шум. Уже поздно – вы мешаете им спать, – выпалил молодой человек, – если вы не прекратите, мы будем вынуждены принять меры.

Из-за двери раздались нечленораздельные возгласы.

– Простите, моя дочь больна, и…

– Если она больна, она должна находиться в больнице, а не совершать морские путешествия, – наставительно произнес молодой человек.

– Хорошо, я учту ваши пожелания, – холодно сказал старик, – а теперь скажите мне: с кем я разговариваю?

– Вы разговариваете с помощником капитана, – напыщенно произнес юноша.

– Я вижу, что вы помощник капитана, – с улыбкой ответил старик, – как ваше имя?

– Мое имя, – усмехаясь, ответил молодой человек, – Андрей Борисович Лагин, а вот вы кто?

– Меня зовут Яковлев Тихон Степанович, я контр-адмирал Северного флота.

Лицо помощника капитана вытянулось в изумлении, как впрочем, вытянулся и он сам, встав по стойке смирно.

– Простите, товарищ контр-адмирал, – пролепетал он, – я не знал, о том, что вы…

– Это ничего, – ободряюще улыбнувшись, ответил старик, – я понимаю. Со своей стороны обещаю сделать все возможное, для того чтобы шум прекратился. Вопрос исчерпан?

– Да, то есть… – сбился молодой человек, – разрешите доложить капитану, о том, что вы находитесь на борту?

– Разрешаю, – ответил старик, – только, ради Бога, прошу вас избавить меня от каких-либо знаков внимания. Я уже давно в отставке, и не помню, когда в последний раз надевал форму.

– Есть, – щелкнул каблуками помощник капитана, – разрешите идти?

– Идите.

Молодой человек, развернувшись на каблуках, почти строевым шагом направился к лестнице.

Старик проводил его взглядом и скрылся в свое каюте.

Когда он вошел, то увидел, что Настя на четвереньках стоит на полу и рукой закрывает рот, пытаясь сдержать тошноту.

– Старик снял пиджак и бросил его на койку, потом легко подхватил женщину на руки и вынес в коридор.

Он донес ее до двери, ведущей в гальюн, зашел в него и опустил ее перед унитазом. Женщину сразу же вырвало.

Старик вышел из гальюна, неся женщину на руках. Он донес ее до каюты и вошел. Сразу же уложил больную в койку, накрыл одеялом. Настя была бледной, но теперь выражение ее лица изменилось, она слабо улыбнулась, и прошептала:

– Спаси меня, папа.

Старик улыбнулся. Взгляд его был полон нежности, к дочери.

– Спи, тебе надо поспать, – сказал он, – завтра у нас тяжелый день.

Женщина кивнула и закрыла глаза. Старик полюбовался ею какое-то время. Потом надел пиджак и вышел из каюты.

По лестнице он поднялся на палубу, где все еще бушевала стихия, и не было ни одной живой души. Старик подошел к борту, стал смотреть на бушующее море. Полы его пиджака раздувал ветер, брызги от волн били в лицо. Вдруг старик страшно и протяжно крикнул навстречу стихии, это не был крик ярости, это был вопль отчаяния. Правда, его совсем не было слышно, потому что рев волн и свист ветра тут же поглотили звук. Через секунду лицо старика снова стало спокойным и бесстрастным. Он застегнул пиджак на все пуговицы, повернулся, собираясь вернуться к себе в каюту, но тут его взгляд случайно встретился с взглядом вахтенного матроса, закутанного в блестящий от дождя и брызг плащ, который на протяжении всей сцены с любопытством наблюдал за стариком. Не изменив выражения лица под взглядом матроса, контр-адмирал спокойно и с достоинством покинул палубу корабля и скрылся в надстройке.

Старец Анатолий проснулся в котельной на куче угля. Внутри котельной все осталось по-старому, но сильно изменился сам истопник, его высокая фигура сгорбилась, лицо потемнело и осунулось, борода была совсем седая, говорил он хрипло, часто со свистом вдыхая и выдыхая воздух. Самодельная ряса его совсем почернела и засалилась от угольной пыли. Отец Анатолий сел на своем каменном ложе и принялся откашливаться. В этот момент из-за двери послышался голос Иова.

– Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного тот, кто в келье…

– Аминь, – хрипло выдохнул старец.

Иов вошел в келью. Он совсем не изменился, был все так же крепок, и борода его все так же была ухожена.

– Благословите, отец Анатолий, – попросил Иов.

– Нечего мне тебя благословлять, – ответил истопник, – это мне у тебя благословляться надо, у меня грехов вдвое больше твоего.

– Да что вы говорите такое… – начал было Иов.

– Ладно, хватит Ваньку-то валять, знаю я, что ты меня не любишь, из-за любви ко мне настоятеля стараешься.

– А за что тебя любить? – вдруг зло заговорил Иов. – Ты же мимо моей кельи без шуток не ходишь, то ручку дегтем вымажешь, то дрянь какую подкинешь… Ты думаешь, я без твоих намеков грехов своих не знаю?..

– Ты, вот что… прости меня, брат, забудем, – вдруг печально сказал истопник.

Иов удивленно уставился на старца. Но тот вдруг замер и словно бы о чем-то задумался.

– Ты о чем думаешь, отец Анатолий? – спросил Иов после долгого молчания.

– Думаю, как упросить Царя Небесного о том, чтобы дал мне перезимовать эту зиму в монастыре, потому как братии тяжко будет рыть могилу для меня в мерзлоземе.

Отец Иов с облегчением вздохнул:

– Ну, слава Тебе Господи, опять шутить начал, а то я уж подумал, ты того…

Истопник поднялся, пошел куда-то в угол котельной, вернулся с двумя ведрами для угля.

– Я чего пришел-то, – вдруг вспомнил Иов, – Ты зачем мне ладана и смирны прислал?

– В четверг отпевать будем, – возясь с ведром, у которого отвалилась дужка, небрежно ответил истопник.

– Кого отпевать-то? – с интересом спросил Иов.

– Кого Господь положит того и отпоем… Может, и меня…

– Тебя? Да что ты, отец Анатолий… Бог с тобой, как же это?!.. – сморщил лицо Иов.

– «Объяли меня волны смерти, и сети смерти опутали меня», – процитировал истопник.

– Ты чего, правда, что ли, помирать собрался? – изменившись в лице, спросил Иов.

Истопник молчал.

– Так я для тебя гроб закажу, какой хочешь – хочешь, сосновый, хочешь, дубовый?.. На материк, на подворье к митрополиту кого-нибудь пошлю. У него там брат Фома, сильный плотник. Ты только скажи…

– Чего зря людей гонять, – ответил истопник, по-прежнему возясь с ведром, словно разговор шел о каких-то обыденных вещах, – гроб мой давно готов.

– Где же он? – все более удивляясь речам старца, спросил Иов.

– На колокольне, лет пять уж, как меня дожидается.

Они поднялись на монастырскую колокольню. Первым на верхнюю площадку поднялся Иов, а за ним, тяжело дыша, наверху появился и истопник. Он остановился, чтобы перевести дух. Здесь дул сильный, холодный, пронизывающий до костей ветер. Иов, ежась от холода, в недоумении оглянулся. На колокольне, кроме старого длинного просмоленного ящика ничего не было. Иов вопросительно уставился на истопника.

– Вон он, – тяжело дыша, прохрипел отец Анатолий, указывая на ящик.

Иов и истопник подошли к ящику, открыли его. Внутри, кроме потемневшей от времени соломы, да нескольких разлохмаченных канатов, которые видимо когда-то служили для раскачивания тяжелых колокольных языков, ничего не было.

– Может, гроб все-таки заказать? – осторожно спросил Иов.

– В нем, в нем, батюшка… – настаивал истопник, – Такое мое завещание… Аминь…

– Вот почему ты такой?! – вдруг завелся Иов. – Даже помереть без выкрутасов не можешь. Все люди как люди, в гробах лежат… Даже почтенных Оптинских старцев и то в гробах хоронили… Ему же нате, ящик из-под канатов подавай. Гордыня это отец Анатолий, гордыня…

– А ведь я тебе наврал, – хитро щурясь, сказал вдруг истопник.

Иов осекся.

– Ведь ты меня любишь, отец Иов, – засмеялся старец.

Иов насупился и, не отрываясь, смотрел на старца.

– Ведь, правда же, любишь? – не отставал от него истопник.

– Да я тебя терпеть не могу, старый хрыч! – вдруг закричал на истопника Иов, – Вот ты меня спрашивал, за что Каин Авеля убил? Я тебе отвечу за что; я ведь, как ты хотел, людям помогать, да не принимает мои жертвы Господь… Эх, да что с тобой говорить…

– Когда я помру, небось, плакать будешь? – продолжал весело спрашивать истопник.

– А! Да!.. – хотел что-то сказать Иов, но только махнул рукой на старца и пошел к лестнице.

Истопник остался один на колокольне, он, улыбаясь, смотрел вслед Иову. Потом подошел к краю колокольни. Отсюда был виден весь монастырь и весь остров как на ладони. Было видно, как к старой пристани причалил небольшой пассажирский корабль, и на пристань стали сходить пассажиры.

И вдруг старец Анатолий, набрав полные легкие воздуха, прокричал петухом, потом еще и еще, и получилось это у него так правдоподобно, как будто кричит настоящий петух. Неожиданно, откуда-то со стороны пристани ему ответил другой петушиный крик. Тогда истопник закричал снова, ответный петушиный крик опять повторился. Старец весело засмеялся.

Истопник спустился с колокольни и наткнулся на настоятеля монастыря Филарета. Филарет, выглядел сильно постаревшим, его круглое лицо прорезали морщины, но глаза по-прежнему светились наивностью и детской добротой.

– Все развлекаешься, проказник? – строго спросил Филарет.

– Доложили уже? – спросил истопник.

– Что ты помирать собрался?

Отец Анатолий кивнул. И вдруг сильно закашлялся. Филарет помог ему сесть на стоящую у стены лавку.

– Сказали, – грустно ответил Филарет, – жаль мне терять тебя.

– Ничего, Бог милостив.

– Я вот что подумал, – начал Филарет, – хочу постричь тебя в схиму…

– Даже и не думай, – отмахнулся от настоятеля истопник, – всю жизнь жил земной жизнью, спасал от правосудия живот свой, а теперь перед смертью отрекусь от него. Словно бы это и не я…

– Постой, постой ты это о чем?.. – не понял Филарет.

– Смердят, смердят грехи мои перед Господом… – заныл истопник.

– Ну, вот брат опять ты начал непонятками говорить, – расстроился Филарет, – нет такого греха, который Господь не мог бы простить, потому что нет для него ничего невозможного…

В этот момент где-то рядом с собором, в котором происходил разговор настоятеля и истопника, прокричал петух. Истопник вдруг весь преобразился, встал и начал подражать петушиной пластике, заходил перед настоятелем, заворковал по-петушиному.

– Ну, хватит уже, – устало сказал настоятель, глядя на причуды старца Анатолия.

– Где-то братик мой, зовет меня, – сказал истопник и, закричав по-петушиному, вышел из подколокольного помещения.

Старец Анатолий вышел из бокового выхода собора и увидел Настю, ту самую бесноватую, которая плыла на корабле с отцом контр-адмиралом. Увидев истопника, Настя закричала петухом.

– Ципа-ципа, – позвал истопник женщину.

Настя подошла и положила голову старцу на грудь.

– Ну, вот и славно, вот и молодец, – ласково сказал ей истопник, – ты ведь не одна приехала, ты с кем приехала?

Настя пальцем показала на своего отца, который, отойдя от собора метров на двадцать, любовался его красотой. Истопник, жмурясь, начал вглядываться в этого человека. Вдруг старца всего затрясло, да так, что Настя даже подняла голову и удивленно посмотрела на него.

– Как зовут? – срывающимся голосом спросил истопник.

– Настя, – ответила женщина.

– Да не тебя…

– Тихоном Степановичем, – сказала удивленная Настя.

– Тихон с того света спихан, – засмеялся истопник.

– Он у меня контр-адмирал, – с детской гордостью пояснила женщина.

– Вижу, что контр-адмирал, дуреха, – весело ответил старец и заплакал.

Настя какое-то время с удивлением смотрела на старца, но тут сознание ее снова помрачилось и она, что есть мочи, прокричала по-петушиному старцу в самое ухо. Но тот продолжал стоять неподвижно и смотреть на отца Насти, слезы по-прежнему текли у него из глаз.

Увидев, что Настя кричит петухом в самое ухо какому-то монаху, ее отец поспешил на помощь истопнику.

– Вы ее извините, она у меня немного со странностями… – начал было говорить он, но, увидев ласково глядящего на него старца с мокрым от слез лицом, остановился. – Вы, что?.. вам плохо?.. может, позвать кого?.. – заволновался отец Насти.

– Мне хорошо, мне очень хорошо, – ответил, улыбаясь, истопник, – у меня в душе Ангелы поют… Велика милость Господня…

Но тут его речь прервала Настя, очередным петушиным криком.

– Фу-ты, ну-ты лапти гнуты, – заволновался контр-адмирал. – Настенька, хватит!..

– …лапти гнуты, – улыбаясь, повторил истопник.

– Простите, сорвалось, – извинился приезжий, – она у меня не в себе, я ее уже и врачам показывал и даже в Москву возил, ничего не помогает… Говорят, старец у вас здесь есть… людей лечит, если он не поможет, то не знаю, чего и делать… вы его знаете?..

Истопник вытер рукавом рясы слезы и пошел к входу в собор. На пол пути он обернулся, позвал:

– Ципа-ципа…

Настя радостно побежала за ним. Ее отец, удивленно пожав плечами, пошел следом. Когда они вошли в собор, истопник их уже ждал. От его слез умиления не осталось и следа, он был совершенно спокоен. Кроме истопника в соборе больше никого не было.

– Давно это с ней? – спросил он деловито.

– Лет десять… как муж ее утонул… – ответил отец женщины.

– В реке, что ли?

– Да нет, он подводником был, отсек у них на испытаниях затопило, – пояснил контр-адмирал.

– Так все время петухом и кричит? – продолжал спрашивать истопник.

– Нет, заговаривалась она, а петухом она только здесь на острове кричать стала. Услышала петушиный крик и ну повторять, – объяснил контр-адмирал, – а раньше нет…

– И чего говорила?

– Честно говоря, и повторять стыдно… но, в общем, бессвязно как-то, ругается матерно и еще кое-что, – попытался объяснить отец.

– Ехать сюда не хотела, убийством угрожала… – предположил истопник.

– Во-во, – удивился контр-адмирал прозорливости старца, – а вы откуда знаете?

– Зверь в ней сидит… – авторитетно заявил истопник.

– Какой еще зверь? – не понял приезжий.

– Нечистый.

– На вроде солитера, что ли?

– На вроде, – подтвердил истопник.

– Вообще-то гастроскопия ничего не показала… – засомневался гость, – а вы уверены?

– Да знаком я с ним.

– С кем? – не понял приезжий.

– Со зверем этим, ну да ладно… – подытожил старец, – ждите меня здесь, я сейчас…

И он скрылся в служебном помещении собора.

Когда старец Анатолий покинул гостей, Настя села на корточки, обняла колени руками и стала опасливо вглядываться в лица святых, которые, как ей казалось, наблюдали за ней. Контр-адмирал с видом экскурсанта прошелся по собору, разглядывая фрески и развешанные по стенам иконы.

Вдруг открылись Царские врата, и на амвон вышел истопник в полном облачении, в мантии, с посохом. Настя поднялась с пола и пошла, лая и мяукая, навстречу старцу. Не дойдя несколько шагов до отца Анатолия, она громко закричала петухом.

– Приказываю тебе: Изыйди! – громко сказал старец, сильным голосом, который невозможно было подозревать при его одышке и хрипоте.

Настя снова закричала по-петушиному, но гораздо тише.

– Изыйди нечистый дух! – повторил старец снова.

Настя опять закричала петухом, но совсем тихо, как бы издалека.

– Изыйди! Оставь божье создание! – грозно повторил старец в третий раз.

Женщина молчала. Потом спросила:

– Ты Иисус Навин?

– Я не Иисус Навин, я Анатолий, – сказал старец властно, – завтра утром придешь сюда к отцу Филарету, исповедуешься и причастишься.

В знак согласия женщина кивнула головой. Тогда старец снова скрылся за царскими вратами. Настин отец, который с удивлением наблюдал за происходящим стоя в стороне, подошел к дочери и взял ее за руку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Хорошо, папа, – ответила женщина.

– Может, правда поможет, – неуверенно сказал он.

В этот момент в дальнем приделе храма послышался кашель, он начал приближаться и через минуту к Насте и ее отцу подошел истопник в своем обычном виде, а именно в засаленной рясе сшитой из цветных лоскутков. Он тяжело дышал, воздух со свистом вырывался из его груди. Видимо, происходившая до этого процедура отобрала у старца много сил.

– Пошли со мной, – выдохнул истопник и направился к выходу из собора.

Настя и ее отец покорно пошли за ним следом.

Когда они подошли к входу в котельную, старец Анатолий посмотрел на Настю и приказал:

– Жди здесь, а ты пойдем, – позвал он ее отца.

– Я ее здесь одну не оставлю, – пробурчал недовольно контр-адмирал.

– Не боись, – успокоил его истопник, – никто ее здесь не обидит, – и они вдвоем вошли в кочегарку.

Истопник притворил дверь котельной и весело посмотрел на гостя.

– Исповедаться не желаете? – вдруг спросил он. – Да ты садись, садись, – указал истопник на чурбак.

– Спасибо, – вежливо ответил гость и осторожно присел на край чурбака.

– Ну, так как? – настаивал истопник.

– Вообще-то я партийный, – попытался увильнуть контр-адмирал.

– Вижу, что партийный, – ответил истопник, – только ты какой-то крещеный партийный.

– Батюшка с матушкой крестили, – пояснил гость.

– На атеиста ты не похож, иначе бы не приехал.

Гость тактично промолчал.

– А и не хочешь исповедоваться, и не надо, давай лучше я тебе сам исповедуюсь, – неожиданно предложил истопник.

– А зачем? – удивился гость.

– Так просто. В конце концов, может же коммунист иногда уважить православного монаха. Это, насколько я понимаю, уставом вашей партии не запрещается, – продолжал настаивать истопник.

– В общем, нет, но я думал у вас своих исповедников хватает, – осторожно ответил гость.

– Исповедников у нас навалом, да такого, как ты, днем с ружьем не найдешь, – весело ответил истопник.

– Я чего-то не понимаю, – снова ушел в глухую оборону гость.

– Ну, чего ты испугался, адмирал, не проверка это, и я не из первого отдела, не того ты боишься…

– Фу-ты, ну-ты лапти гнуты, – выругался гость, – никого я не боюсь, я свое уже отбоялся. Но я действительно не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Сейчас поймешь, – заверил гостя истопник, – только рассуди, пожалуйста, по совести, для меня это очень важно. Есть у меня один грех: в сорок втором году попал я в плен. Пацан совсем был. Предложили мне немцы жизнь, если я товарища своего застрелю…

Тут истопник перестал говорить и посмотрел на гостя. Контр-адмирал настороженно смотрел на отца Анатолия.

– А вы где служили? – после небольшой паузы спросил он.

– Да здесь же и служил, на Северном флоте.

– А товарища того, как звали? – вглядываясь в истопника, спросил гость.

– Да я, честно говоря, и не помню… Был он меня старше… шкипером служил… буксир водил.

Гость с возрастающим напряжением вглядывался в истопника.

– Ну, что же ты меня не спрашиваешь: расстрелял я его или нет? – спросил старец.

– Ну, расстрелял? – в волнении спросил гость и распахнул пальто.

Потом, ослабив галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, до этого он словно по военной форме был, застегнут на все пуговицы.

Отец Анатолий утвердительно кивнул. Какое-то время оба молчали.

– И что мне с этим делать, не посоветуешь? – первым прервал молчание истопник.

– Не знаю, – пожал плечами гость, который к этому моменту смог справиться со своим волнением, – зависит от того, как вы после этого жили, что делали…

– Как жил? – повторил истопник, – молился все больше за упокой того моряка, да прощение у Господа просил…

Тут истопник сильно закашлялся, но, справившись со слабостью, продолжил свою исповедь:

– В общем, высадили меня немцы на этот остров, как Робинзона Крузо. Встретил я здесь монахов. Они в здешнем монастыре до революции жили, а потом здесь тюрьма была для политических, вот их туда на перековку и определили. Потом война началась, лагерь на материк перевезли, а монахи в монастырские катакомбы попрятались, их и не нашли. Они меня, когда немцы уплыли, и от голода спасли. После войны остров обратно монахам отдали. Стал я здесь жить, сначала думал скрываться, вдруг меня за это убийство ищут, прикинулся, что, дескать, память всю отшибло… а потом привык… начал молиться, принял постриг… А про преступление свое никому не говорил, даже духовнику, боялся, вот как ты сегодня, что передадут куда надо…

– А мне что же решили рассказать? – спросил гость.

– Глянулся ты мне, да и стар я, а с такими грехами неотмоленными и помирать-то страшно.

– Помирайте спокойно, батюшка, – ответил гость, – знал я того моряка… жив он остался… Вы ему с перепугу только кисть прострелили… Он когда за борт упал, в лодку залез… Помните, там к барже лодка была привязана?..

– Помню, – ответил истопник.

– Так вот он на этой лодке с простреленной кистью на веслах двое суток к своим шел.

– Вот спасибо, вот порадовал, – заулыбался истопник, – значит, не принял я греха на душу… Вот радость, так радость. И ты прости меня…

– За что же это? – удивился гость.

– Да, за все и за моряка того…

– Давно простил, – ответил гость, поднялся и направился к двери.

– Иди с миром… Господь с тобой, – напутствовал его старец Анатолий, но вдруг добавил, – да, вспомнил я, как его звали, моряка того…

Гость остановился в дверях и посмотрел на истопника.

– Как и тебя, Тихоном.

Ничего не ответив, гость вышел из котельной и закрыл за собой дверь.

Оставшись один, старец Анатолий вошел в свою молельную комнату, опустился на колени и стал горячо молиться. Когда он, окончив молитву, вернулся обратно в кочегарку, лицо его было светло и радостно.

Но тут из-за двери послышался голос Иова.

– Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного тот, кто в келье…

– Аминь, – хрипло выдохнул старец.

Иов деловито вошел в котельную и, не обращая внимания на хозяина, скомандовал кому-то:

– Заноси, братья.

В котельную вошли двое дюжих монахов и внесли ящик из-под канатов, тот самый, что находился на колокольне. Поставив ящик у стены, монахи подошли под благословение к старцу Анатолию и, не сказав ни слова, вышли из котельной, притворив за собой дверь. Истопник поднялся и подошел к ящику, осмотрел его, потрогал рукой. Ящик вроде был тот, а вроде и не тот. Теперь он не был темным от времени и сырости, а посветлел и почему-то оказался покрытым лаком.

– Нравится? – спросил с гордостью Иов, подошел к ящику и провел по его поверхности рукой, – добрая работа… Мы его сначала шкуркой, а потом сверху лаком прошлись… Гарнитура, любо дорого посмотреть, хоть в гостиной ставь вместо буфета.

– Ты чего сделал?! – вдруг заорал на Иова истопник, – ты… да ты понимаешь, что ты наделал?!.. Господи, прости меня грешного… Не желаю я в буфете лежать, мне гроб нужен, а не буфет…

– А чего ты на меня орешь?! – вдруг обозлился Иов, – чего ты вообще тут разорался?!.. помирает он, видите ли, то же мне герой… все помрем. Я для него стараюсь, а он тут концерты закатывает… Не нравится, сейчас наждачки принесу, лак сдерешь, а грязи у тебя здесь и так хватает. Вымажешь углем – будет как новенький, как будто и с колокольни не спускали…

Отец Анатолий вдруг сильно закашлялся, потом тяжело вздохнул и опустился на ящик.

– Ты вот что… – сказал он совершенно спокойным глухим голосом, – ты прости меня, батюшка Иов. Не справедлив я к тебе и за буфет прости и за Каина и за деготь…

– Да чего уж вспоминать, и ты меня прости Христа ради за все, – обрадовался Иов.

– А теперь помоги мне, – сказал истопник и открыл настежь дверь молельной комнаты, зажег лампаду, висящую перед иконами, которыми были увешаны стены комнаты.

Потом достал свечи, зажег их и прилепил на косяк двери, ведущей в молельную комнату. Истопник вернулся к ящику, зашел с одной его стороны, взглядом приказал Иову зайти с другой. Так они подняли ящик и отнесли к молельной комнате и поставили его так, что одна сторона ящика находилась в молельной комнате, а другая в помещении кочегарки. После этого истопник достал крест, благословил им отца Иова и сказал:

– Ну, вот так… Теперь хорошо… А сейчас иди к отцу Филарету и скажи, что, дескать, преставился раб божий Анатолий и чтобы ударили в колокол.

– Да как же это?.. – начал было говорить Иов.

Но старец Анатолий даже не обратил на него внимания. Он лег в ящик, головой в помещение кочегарки, сложил руки с крестом на груди и закрыл глаза. Ящик оказался ему как раз в пору. Иов не спешил уходить, какое-то время он наблюдал за неподвижно лежащим старцем.

– Эй, отец Анатолий, ты что чувствуешь сейчас? – осторожно спросил Иов, – может, болит чего?

– Боль это не главное. Главное – не покой душевный, – не открывая глаз, ответил истопник. – Грехов у меня много, а добрых дел нехватка. Ну, ничего, Господь милостив.

– Ну, батюшка Анатолий, твои грехи и в телескоп не разглядеть, а добрых дел целая гора.

– Услады много в жизни я испытал, радостям и утехам предавался, особенно по молодости. А людям мало помог, можно было больше…

– Вот слушаю я тебя, словно не о себе говоришь, – удивился Иов.

– Добрый ты отец, Иов, ну, да ладно, иди с Богом…

– Батюшка Анатолий, а мне-то как жить? – спросил Иов.

– Живи, как живешь, – ответил истопник, – все грешные. Только не сделай какого-нибудь большого греха… Ну вот, и поговорили, а теперь пора мне. Христос с тобой.

Последние слова старца, которые услышал Иов были:

– Господи, в руки Твои предаю дух мой.

Иов выскочил из помещения котельной и, что есть духу, помчался к покоям настоятеля Филарета. По дороге он встретил монаха, исполнявшего в обители обязанности звонаря.

– Бей в колокол! – крикнул ему Иов, не останавливаясь, – отец Анатолий скончался.

Настоятель монастыря на острове Холодный отец Филарет сидел за столом в своей обширной келье со сводчатыми потолками и читал «Житие святых». Следов пожара, произошедшего здесь несколько лет назад, заметно не было, разве что иконостас казался чуть-чуть темней, чем раньше.

Вдруг в келью со всей возможной прытью вбежал задыхающийся от быстрой ходьбы батюшка Иов.

Настоятель вздрогнул и строго посмотрел на Иова.

– Вот вечно ты меня пугаешь, – сказал он недовольно, но, услышав колокольный звон за окном, и увидев беспокойство на лице монаха, настороженно спросил. – Горим, что ли?

– Отец Анатолий скончался, – тяжело дыша, провозгласил Иов.

Филарет встал и перекрестился на иконостас.

– Упокой Господь его душу, – сказал он и снова обратился к Иову, – как это произошло?

– Не знаю, – пожал плечами монах.

– Да кто же тебя прислал ко мне? – спросил настоятель.

– Батюшка Анатолий…

– Сам?! – удивленно уставился на Иова Филарет.

– Сам, – кивнул головой Иов.

Филарет тяжело опустился на стул, и несколько секунд на его лице отображалась бурная умственная деятельность.

– Подожди, – сказал, наконец, настоятель, – ты хочешь сказать, что отец Анатолий, выполняющий послушание в котельной, сам, своими устами сказал тебе, чтобы ты пришел ко мне и оповестил меня о его кончине?

– Так и есть, – подтвердил Иов.

– Так почем же ты знаешь, что он умер? – резонно спросил Филарет.

Иов наконец понял всю двусмысленность ситуации, в которой он оказался, поэтому не нашел ничего лучшего, как развести руками.

– В конце концов, это все легко разъяснить, – рассудил настоятель, – Пойдем к отцу Анатолию, там все и узнаем.

Рассекая волны, по морю шел небольшой пассажирский корабль. Погода была хорошая, светило яркое солнце, играя бликами, отражалось от поверхности воды. Контр-адмирал Тихон Степанович Яковлев стоял на палубе рядом со своей дочерью Настей. Чайки кружили вокруг судна. Одна из них камнем бросилась в воду, погналась под водой за рыбой, но та, прибавив скорости, стала стремительно уходить на глубину. Чайка погналась за ней, но довольно быстро прекратила погоню и, помогая себе лапами и крыльями, устремилась к поверхности воды. Нас закружило в этом водовороте, и мы начали медленно опускаться на дно. Отсюда был хорошо виден остов корабля. Он походил на большой артиллеристский снаряд, выпущенный кем-то из пушки и запечатленный в рапиде, так, что были видны даже завихрения, рассекаемых им волн. По мере погружения сумрак начал сгущаться, словно постепенно наступал вечер, а за тем и ночь, но только без звезд и Луны. Тьма становилась полной и абсолютной, ничем не нарушаемой. Шум волн сменила тяжелая всепоглощающая тишина, вековечная и нерушимая. Со времен сотворения мира здесь не было произнесено ни слова, не издано ни звука. Мы как будто откатывались назад, через всю мировую историю, к зарождению жизни, не то, чтобы сразу, а постепенно, не спеша, словно двигаясь через тысячелетия от высшей точки развития мира, к его сотворению и дальше к вечному мраку, к ничто, предшествующему созданию бытия.

КОНЕЦ

Примечание: При создании сценария использованы материалы о жизни преподобных старцев в России.