Текст книги "Слуга короны"

Автор книги: Дмитрий Швец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Ну куда же делся Палар? Где он? Он сейчас так нужен, особенно теперь, когда король остался один на один со своей игрой. И надо продолжать играть в нее. Выхода из нее нет. Теперь уже нет. Все мосты сожжены. Карты розданы. Теперь надо довести дело до конца.

Его били. Били профессионально, били так, чтобы причинять ему боль, но чтобы он не терял сознания. Его били, и он уже не чувствовал боли. Она стала частью его, она растворилась в нем. Она заменила ему все, и он уже не представлял себе жизни без нее. Его били. Били и задавали вопросы. Удар. Вопрос. Еще удар и снова вопрос. Где-то глубоко внутри сознания, в самом дальнем его углу, остатки разума твердили ему, чтобы он молчал, но боль и жажда парализовали его. Он не выдержал. Он сдался. Удар – вопрос, и он, не помня себя, отвечает. Он не слышит собственного голоса, он тупо бормочет то, что от него хотят. Все что угодно, только бы они от него отстали. Только бы прекратилась боль. Боль вечная. Боль, вросшая в него. Боль, ставшая его частью.

Крупный широкоплечий человек поднялся с корточек, потер лысину, оправил одежду. Он взглянул на лежащего в углу окровавленного человека. Взглянул без ненависти, но и без сожаления о содеянном. Он смотрел на харкающего кровью, обессилевшего человека без злости, ему было все равно.

– Вот, значит, оно как, – произнес он, могучей дланью гладя наморщенный лоб. – Вот значит, что вы, герцог, искали.

Человек на полу встрепенулся, поднял голову. В его взгляде не было и намека на разум. Руки его поднялись в слабой попытке закрыть лицо. Но мучитель только улыбнулся.

– Я и не знал, какое сокровище едва не проскочило мимо меня, – произнес лысый и снова погладил лоб. – Спасибо вам, герцог. Большое спасибо!

– Больше не бить его! – приказал лысый окружившим его людям. – Он нужен мне живым. Пока нужен. Дайте ему воды! И смотрите; чтобы он не сдох! Иначе головы с вас поснимаю.

Охранники стали кланяться. Бестолочи с юга. Пустынники! Абсолютно бесполезный народ, разве что для таких дел, как охрана. Он бы никогда не нанял их, если бы у него было время. Но времени у него не было, и пришлось обращаться за помощью к этим жестоким жадным скотам.

– Что с людьми? – спросил он, отвернувшись от расшаркивающихся охранников.

– Ждут своего часа, – ответил подтянутый молодой человек в форме армейского капитана. – Мы все готовы, только скажите, и все станет вашим. Хоть сейчас всех на мечи подымем.

– Час еще не настал, – ответил лысый и зашагал прочь.

Еще не пришел тот миг, сладостный миг, когда он наконец-то сможет занять место, которого он достоин. Не по праву рождения, но по праву силы. А теперь силы у него было даже с излишком. Он потер вспотевшие ладони. Надо только сдержать себя, надо определить действующих лиц и их намерения. Надо все подготовить к большой чистке. Огромная предстоит работа, но это ничего, ему не привыкать. Нужно только набраться терпения. Игроки уже сели за стол и получили на руки карты. Но они даже не подозревают, что и он играет с ними и все их комбинации бессмысленны. Они могли бы его переиграть, если бы знали. Но карты уже розданы. И осталось сыграть партию. Карты розданы!

Глава 30
ОПОЗДАЛ!

Дорога на Длалин проходила аккурат в пятнадцати километрах южнее Триита. Не смог я удержаться и, как ни старался не смотреть в сторону родного дома, все же сделал маленький крюк. Я знал, чем грозила моей жизни вся эта история, знал, чем мне может грозить и эта поездка. Постояв на перекрестке и пораскинув остатками мозгов, я не смог отказать себе в удовольствии свернуть в родной город. Я хотел еще раз, пусть в последний, прогуляться по его улицам.

Носатый ворчал и торопил, но я послал его к черту. В конце концов, кто из нас лейтенант?

Город почти не изменился. Он все так же жался к земле низенькими строениями и, спускаясь к реке, расширялся, словно чудовище, выкинувшее на берег пятерню и застывшее в нелепой, уродливой позе.

Я с наслаждением вдыхал родной воздух, и в мозгах, щедро разбавленных спиртным, росло сожаление о тех беззаботных днях, когда я был юн. Вот тогда я даже не подозревал, сколь важна для меня часть тела, что бесцельно болтается на плечах. Тогда все было славно и не было ничего, чтобы могло омрачить радостные дни. Теперь все не так. Теперь нет того, что могло их как-то осветить и рассеять мрак.

Я свернул с главной улицы, прошел несколько сот метров и остановился в недоумении. На месте моего некогда весьма популярного среди местных пьянчуг заведения высился белый трехэтажный дом с красным фонарем над входом. Я вытаращил глаза и открыл рот. Вот никогда бы не подумал, что у кого-то хватит ума выстроить тут, у самой городской стены, чертов бордель! Он нависал над одноэтажными строениями вокруг, подавляя их серость белоснежными стенами.

Ну надо же! Наверняка это шутка старикана, разозленного мной. Вот подлец, я никогда не пускал шлюх на порог, Шепот исключение. Все прочие жрицы любви могли только облизываться и мечтать пробраться в мое заведение. А теперь?! Нет, вы только посмотрите на это чудо!

– Че застыл, солдатик? – услышал я томный голос – Заходи на огонек. Заходи, не бойся, мы не кусаемся.

– Нет, – ответил я, внимательно изучая размалеванную девку неполных двадцати лет от роду, – я бы с удовольствием, но некогда мне.

– Жаль, – внимательно осмотрев меня, грустно вздохнула она. – Такому симпатичному, как ты, я бы скидку сделала. Большу-ую скидку. – Она с надеждой взглянула на меня.

Я не шелохнулся и не проявил ни малейшего интереса. Тяжело вздохнув, она направилась внутрь.

– Постой! – окликнул я ее.

Она замерла, обернулась, выставив, бедро, и улыбнулась. Если бы я и хотел, а я не хотел, провести ночь в ее обществе, то после такой улыбки все желание куда-то исчезло. Ее желтые зубы выстроились во рту словно на парад, и они могли бы образовать прочную стену. Если бы она их сжала. Нижние так замечательно вошли бы в дыры выбитых верхних.

– Тут раньше, давно, трактир был. Ничего о нем не знаешь? – борясь с отвращением, спросил я.

– Ну как же, – зардевшись ответила она, видать, приняла мой отведенный взгляд за смущение, – конечно, знаю. Он сгорел, лет так… – она замялась и с жутким треском почесала давно не мытую голову. – …Я еще маленькая была. Говорят, его хозяева его и подпалили. Душегубы они были. Людей убивали, а когда на них охрана вышла, они и подпалили себя, чтоб следы скрыть. Говорят, они демонов вызывали и девственниц в жертву приносили, – понизив голос до шепота, поведала она. – Вот там, в огне, погиб сынок господина Геркара. Он пытался их поймать, но они его ранили, и он, хоть и убил троих, выйти не смог. – Она грустно улыбнулась. – Страшные они были люди.

– Кто, хозяева трактира? – спросил я, чувствуя, как расту в собственных глазах.

– При чем здесь трактирщики? – ответила она вопросом на вопрос.

– Ты говорила, какими они были, а потом сказала, что они были страшными.

– Да ну, – махнула она рукой. – Я их даже не знала. А вот Эрканы и в самом деле были страшными.

– Почему были?

– Так померли они. Оба! Когда сына убили, старик уже старый был, вот и не выдержал. Умер от горя. Еще год протянул и умер. Вот, а тут, чтоб земля не пустовала, дом построили. Видишь, какой красавец. Вот, а я тут работаю.

Я выпучил глаза: так старик Эркан подох, черт бы его взял. Что ж, приятная новость.

– Спасибо, – сказал я после паузы, залез в карман и, достав монетку, вложил ей в ладонь. – Это тебе за рассказ.

– Спасибо, конечно, но, может, все же зайдешь? Я теперь тебя почти бесплатно обслужу.

– В следующий раз, – ответил я.

– Точно? – с вызовом спросила она.

– Да, – отозвался я. – Точно. Как только время будет, обязательно загляну.

Она внимательно смотрела на меня, и, не выдержав ее взгляда, я развернулся, чтобы уйти.

– Постой, – ее грязные ногти впились мне в локоть, – а ты никогда не жил тут, в Триите?

– Нет, – вздрогнув, ответил я, – никогда. А что?

– Ничего, – она смутилась, – просто ты очень похож на человека, жившего в доме неподалеку. Я тебя точно видела! – Она сузила глазки и приблизилась ко мне. В лицо пахнуло перегаром.

– Нет, радость моя, – я провел по ее щеке рукой, – ты ошиблась. В этом доме я точно никогда не жил.

Мне еще не хватало жизни в борделе – и будет полный набор грехов. И, больше не говоря ни слова, я развернулся и заспешил прочь. Еще не хватало, чтобы после всего того, что тут наговорила, она меня узнала. Да, наговорила она дай бог.

Оказывается, я был душегубом, наверняка пил кровь и ел человечинку. Я мучил людей, животных и особенно цинично издевался над тараканами, клопами и комарами. Ух, какая же я сволочь! Аж мурашки по коже. Не очень-то приятно узнавать о себе такое, но, с другой стороны, она и слегка успокоила меня. Старик умер и, хотя до последнего дня мечтал открутить мне голову, опасности для меня в Триите не больше, чем в любом другом городе страны. Почти в любом, и зачем только я подумал о Лесфаде, правда, это не город. Впрочем, хрен один.

Мелинда долго смотрела на меня как на пустое место. Наконец ее полные губы разомкнулись и она произнесла скрипучим голосом:

– Чего тебе?

– Я деньги привез. От Молота.

Она вздрогнула и, пристально взглянув на меня, посторонилась. Я прошел внутрь, без спроса уселся на расшатанный деревянный табурет у двери. Она смотрела на меня сверху и нерешительно теребила подол юбки.

– Ты узнала меня? – спросил я, решив, что она уже нагляделась.

– Да, да, конечно.

– Хорошо, – сказал я и попытался улыбнуться. – А мои племянники дома?

– Тише ты, – зашипела она, – если тебя услышат, мне несдобровать, да и тебе тоже. Я же думала, что вы с твоим полудурком братом давно в могиле. Так что… – Она замолчала.

– Ясно, у тебя мужчина, – улыбнулся я, она сдержанно кивнула. – Не обижает? – Она покачала головой. – Не бойся, я не скажу Молоту. Да и говорить скоро будет некому.

Ее губы дернулись, глаза помутнели.

– Да, все очень плохо, – предвосхитил я ее вопрос, – но Молот пока жив и прислал тебе деньги. – Вру, ой как нагло вру. Молот о ней даже и не вспомнил, не до того сейчас. Но что ж, ложь во благо иногда бывает полезна. – Он не хочет, чтобы ты и дети в чем-то нуждались.

– А где же он раньше был? – зло зашептала она. – Где он был, когда мне нужен был муж, постоянный муж, а не приходящий раз в год?

– Я думал, тебя это устраивало.

– Устраивало? – засмеялась она. – Ты так в самом деле думал? Нет. Меня это не устраивало, но кому еще я была нужна с этим выводком? Когда он обрюхатил меня в первый раз и пропал, тогда с ним пропала и моя надежда на счастливую жизнь. Так что не говори, что меня это устраивало! Так ему и передай!

– Могла бы переехать ко мне, – пожал плечами я, она округлила глаза и растерянно уставилась на меня. – Ладно, – я встал, – только передать ему я ничего не смогу. Вот, возьми. – Я протянул ей мешочек с весело звенящими монетами, хоть кому-то весело, и то хорошо.

– Оставь себе, – она демонстративно отвернулась, – мне не нужны его деньги.

– Что ж, как знаешь, – сказал я, взвесил на руке кошель и положил его на табурет, – покойнику деньги тоже ни к чему, так что купи на них что-нибудь детям.

– Постой! – Да что такое, все так и будут хватать меня за локти, глядишь, к вечеру без кожи останусь. – Ты всегда был добр ко мне и всегда помогал чем мог. Если бы я знала, что ты не выгонишь меня, я бы… Что случилось? Расскажи мне.

– Это долгая история.

– Я хочу знать, что случилось с отцом моих детей и что происходит вообще.

– Я бы тоже послушал, – сказал голос из прошлого. Мне не хотелось оглядываться, я и так знал, кто у меня за спиной, исправила приличия и любопытство требовали этого, и я оглянулся.

– Привет! – сказал я, улыбнувшись и судорожно пытаясь сообразить, хватит ли мне сил его одолеть.

– И тебе здравствуй, – ответил он. – Давненько ты не заглядывал на родину. Кажется, с того дня, когда твой братец выкинул меня из трактира вместе со старшим Эрканом, а потом подпалил его вместе с трупом его сынка. Кстати, труп мы нашли, он почти не обгорел. Да не трясись ты так, я не держу на тебя зла, можно даже сказать, я слегка благодарен тебе. Ты убрал этого олуха, его папашка сдох, так что я теперь вроде как главный. Впрочем, это неважно, давай-ка пойдем выпьем и поговорим, почему ты считаешь себя покойником.

Мы вышли на улицу, и меня переполняло чувство, что так легко я от своего прошлого не отделаюсь. Нет, оно еще нанесет удар, самый подлый удар туда, куда ты даже не подумаешь, и тогда, когда меньше всего этого ждешь. Когда мы свернули к Гнилостным овражкам, я напрягся.

– Расслабься! – бросил он. – Я не хочу тебя убивать. Там единственный трактир, где подают приличное вино.

Расслабься, ну уж хрен тебе, расслабься! Счас! Нет, Медный, ты лучше напрягись-ка посильнее да подумай, где найти тот повод, который вытащит тебя из всего этого дерьма.

Да не об Адели я сейчас. К черту всех Аделей, герцогов, королей, Шепотов и иже с ними. К черту всех, надо выбираться отсюда. Я искал и искал повод, а он, собака такая, никак не желал находиться.

Мой провожатый вел меня все дальше и дальше, а повода все не было, да и шансов его найти становилось все меньше. Он вел меня по новым, но таким же узким, грязным и мерзким улочкам. Когда я жил здесь, эта часть города была пустой, это даже городом не было. Когда-то тут рыли котлованы, искали чего-то, а потом все забросили. Теперь тут был город, а повода удрать все не находилось.

Я уже отчаялся, и тут повод нашел нас. Он вышел из-за угла и легонько, но очень точно, саданул моего спутника по голове. Охнув, самый крупный местный бандит осел. Носатый вышел на свет и подмигнул мне.

– Это кто это с тобой? – спросил он.

– Так, местная преступная шишка, – ответил я, с ужасом поняв, что не помню, как его зовут. Да и кому какое дело до его имени?

– Ясно, – сказал Носатый и снова улыбнулся, – и куда же вы топали?

– Куда, куда, мои кишки разглядывать, вдруг бы чего интересного нашли. Так что спасибо тебе, Носатый, я этого не забуду, коли жив останусь.

– Конечно, не забудешь, – подмигнул он, – кто ж тебе даст такое забыть.

С тяжелым сердцем я уезжал из Триита. Меня там никто не помнил, даже соседская собака, которую я кормил объедками, и та облаяла. Те же, кто узнал, непременно возжелали убить. И, надо думать, теперь желают еще больше. Не принял меня Триит, нет, я для него чужой, да и не почувствовал я там себя дома. Вот на лошади, в седле – другое дело, это даже лучше, чем дом, только крыши не хватает.

Носатый не пожелал заезжать в Длалин, он торопился дальше на юг, к армии, увязшей в Паарских землях. Он спешил, чтобы сообщить брату и всем, застрявшим там, о предательстве маршала. Мне же предстояло более интересное занятие.

Она улыбнулась и очень хитро посмотрела на меня.

– Что? – без прелюдий спросила она. – Соскучился?

И, не дожидаясь ответа и все так же без прелюдий, потащила наверх. Только под утро, когда все мои силы иссякли, она разрешила мне задать столь важный и мучающий меня вопрос. И я его задал. Она посмотрела на меня как на полного идиота, поправила одеяло и покачала головой. Я сжал кулаки, стукнул ими себя по лбу и снял с шеи медальон. Она лишь бегло взглянула на портрет и сказала:

– Да, мой милый Медный, она была здесь. Я занималась с ней несколько недель, но она уехала несколько дней назад, а ты, ты опоздал.

– Дьявол! – не сдержался я. – Она одна уехала?

– Ну нет, конечно, не одна. Таких дам, как она, одних не отпускают. За ней приехала ее тетушка, с охраной, и они вдвоем направились на королевский прием. А зачем она тебе?

– Это личное дело, – ответил я.

– Вот как? – Моя очаровательная учительница этикета уперла руки в бока и села на кровати, одеяло соскользнуло, обнажив потрясающую белую грудь. – Она что, лучше меня?

– Ни в коем случае. – Я потянулся и сграбастал руками ее миниатюрное тельце. – Ничуть. Ты, ты лучше всех. – Я поцеловал ее, она растаяла.

Так мы и разговаривали. Я применял в качестве пыток ласки, а она, не в силах сопротивляться моей настойчивости, говорила то, что я желал. К вечеру, и как только меня на столько хватило, я уже многое знал.

Я знал, что Адель представили как дочь мелкопоместного дворянина, выросшую в деревне, а потому ни черта не знающую о светской жизни. И что ей якобы предстоял первый выход в свет и негоже появляться на королевском приеме и не знать, каким прибором и что положено есть.

Вот этому я в самом деле удивился, какие еще, к лешему, приборы, хватай ложку и налегай на жратву.

Еще она сказала, что Адель оказалась довольно умной и воспитанной девушкой, но уж очень острой на язычок и слегка несдержанной в высказываниях.

Узнаю Адель, она мила и красива, но палец ей в рот не клади, особенно если боишься лишиться руки по локоть. Временами с ней бывает тяжело, но она мне нравится. Сильно нравится. Я не могу понять, какие чувства я к ней испытываю, ценю я ее как друга или это нечто большее. Не знаю, но точно одно: если возле меня оказывается красивая женщина, то я… Ну я же мужчина.

Сейчас рядом со мной красивая женщина, и она мой бесплатный пропуск на королевский праздник. Она, как знатная дама, приглашена, а я, как нищий, само собой нет, но она обещала протащить меня туда. Чую, обещание она сдержит.

До выезда нам осталось четыре дня, и эти дни мы напрасно не потратим. Эти дни нам будет чем заняться.

Ненавижу болота, всем сердцем ненавижу. Всякий раз, попадая сюда, я гадаю, что за демон придумал отравить целое море воды и натыкать промеж луж вонючие кочки. Мало того, его извращенный ум создал таких тварей, которые способны отравить существование кому угодно. Вот эти летучие свиньи-кровопийцы в обличье насекомого. Это они только притворяются маленькими да боязливыми. Но лучше не сходить с дороги, коли собственная жизнь дорога. Они затаились, они ждут, они знают, что их добыча рано или поздно сойдет в кусты и вся без остатка будет принадлежать им. Черт, да тут даже нужду нормально не справишь, обязательно найдется та скотина, что вопьется в зад и высосет из него всю кровь.

Ненавижу болота, но такова моя жизнь, и мне постоянно приходится вдыхать эту вонь и кормить оголодавших тварей собственным телом. А как еще добраться до Лесфада?

Восседая на коне, я боязливо оглядывался по сторонам, ожидая нападения, но они жужжали неподалеку и в драку не лезли. Моя спутница явно задерживалась, или, вернее сказать, ее задерживал ее животик, неожиданно давший сбой. Мне бы самому тоже не помешало сбегать до ветру, но я не хочу стать добычей кровожадных летающих мразей.

Я еще разок крутанул головой, примерил расстояние от похотливо поглядывающей на меня кучки насекомых и, кряхтя, слез с коня. Они оживились, почуяв еду. Стоп, братцы, я несъедобный, а для вас чертовски опасный. Они со мной не согласились, прожужжав, что я очень и очень вкусный. Их не переспоришь, да и толку… я один, а их вон сколько.

Стараясь не задерживаться ни на секунду, я быстренько сделал, что было нужно, и пошел назад, насвистывая мотив старой детской песенки. Я шел и свистел, и даже злобные твари были неспособны испортить мне настроение. Однако для верности головой приходилось крутить.

Крутанув ею в очередной раз, я заметил в кустах что-то блестящее. Осторожность превыше всего, но любопытство тоже не порок, любопытство – это источник знаний и неприятностей.

Черт, как интересно, что там блестит, знание или неприятности. Я сделал шаг в сторону и наклонился. Мать моя, кольцо на пальце, а вот и рука и все тело. Черт возьми, мертвец!

Я наклонился и перевернул труп. В нос ударил запах смерти, в глазах потемнело, и как только Грязнуля это выдерживает. Старик был дряхл, сед, но ухожен. Умер он, должно быть, дня три назад, черви еще не успели выесть ему глаза. Напряги-ка память, Медный, вспомни, ведь ты уже где-то видел их.

– Господи боже, Палар! – раздался голос у меня за спиной.

– Кто?

– Палар. Личный слуга короля и его поверенный во всех делах. Они были вместе с раннего детства. – Тау стояла у меня за спиной и смотрела на деда, словно каждый день видела трупы. – Что он тут делает?

– Гниет, что еще ему тут делать, – не подумав ответил я.

– Дурак ты, Медный. Я не это имела в виду. Почему он оказался тут? Убили его или он умер сам?

– Умер-то он сам, но вот с дырой в груди ему помогли.

– А? – Она наклонилась и принялась внимательно рассматривать рану, словно дырка могла рассказать что-то о его убийцах. – Его ударили снизу, наверное, копьем. Сюда он приполз.

– Знаешь что, – прервал я ее рассуждения, – давай-ка лучше пойдем отсюда подальше! – Мне было сильно не по себе, за каждой кочкой могли прятаться убийцы старика, и им могло не понравиться, что мы с ним разговариваем.

Эти убийцы, они люди такие, они не посмотрят, что старик сдох несколько дней назад, они все равно подумают, что он нам что-то мог сказать.

– Да, – согласилась она, – пойдем!

Мое состояние передалось и ей. Она повернулась, чтобы уйти, а я не двинулся с места.

– Ты что, Медный? – В ее голосе послышался страх. – Что с тобой? Ты же сам торопился уйти отсюда. Ну пойдем?

– Пойдем, – согласился я, – только… – Мысль в моей голове еще не до конца оформилась. – Говоришь, поверенный, да? Давай-ка мы посмотрим, что это за поверенный и во что он верил. – Я опустился на колени и принялся шарить по карманам трупа, плохо представляя, что ищу.

– Ну же, – торопила она, испуганно озираясь по сторонам. – Ну же, давай быстрее. Что ты там делаешь?

– Как что? – отозвался я, вытащив из кармана скомканные бумажки. – Мародерствую! Ему это уже все равно не надо, а мне, может, еще и сгодится.

Она застонала и принялась нести чушь о правилах поведения и греховности моих поступков. Молчала бы лучше, не с ее поведением рассуждать о праведности. Я-то всего лишь обворовываю мертвеца, а она спит с первым встречным, даже не состоя в браке. Неужто она и этому учит своих подопечных? Свою дочь я бы ей не отдал. Надеюсь, у меня будет сын. Если дети будут вообще.

Как и ожидалось, в карманах старика я ничего не нашел, в них не было ничего, кроме грязи и всякого ненужного барахла. Никаких значимых бумаг или слабого намека на это. Ничего! Я встал, отряхнул запачканные штаны и тяжело вздохнул.

– Мимо! – произнес я, не обращаясь ни к кому.

– Мимо чего? – спросила она.

– Мимо всего, – не слишком вежливо отозвался я. – Пусто, совсем пусто!

– А в сумках ты смотрел? – спросила она и, поняв, что проговорилась, зажала ротик рукой.

– В каких сумках? – заинтересованно спросил я.

– Ни в каких. Я просто так сказала. – Тау вспыхнула и резко отвернулась.

– Да? – Я недоверчиво улыбнулся и двинулся на нее.

Через три минуты пыток она сдалась и указала на то, что я пропустил. Сумки лежали за кустами, и, как бы я ни хотел, я не мог их разглядеть с того места, где сидел, обыскивая покойника.

Пришлось лезть через кусты, стараясь не наступить на мертвеца, и ложиться на землю, чтобы их достать. Наконец после неимоверных усилий, когда мои руки стали длиннее на пару сантиметров и больше не желали растягиваться, мне удалось достать сумки, и я высоко поднял их над головой, торжествуя. Внутри что-то громко звякнуло. Я развязал узел и, охнув, плюхнулся на землю.

– Что? – забеспокоилась Тау. – Тебе плохо?

– Мне бы было очень хорошо, если бы не дела в проклятом замке. – Я показал ей содержимое мешков.

– Мать твою! – произнесла она, и это были первые ругательства, что сорвались с ее губ. – С такими деньжищами можно ни о чем не думать лет триста. Откуда у него столько?

– Давай спросим у него или лучше у тех, кто его убил.

– Лучше давай не будем, – сказала она и увлекла меня за собой.

– Кому могло понадобиться убивать старика? – спросила она, когда мы взобрались на коней. – И за что?

– За то, что он много знал или кто-то решил, что он много знает. Какая теперь разница. Он мертв, а мы пока нет, так что давай убираться отсюда!

– А что с деньгами? – спросила она, хитро глядя на меня своими огромными и бесконечно голубыми глазами.

– Разделим поровну. Ты их увидела, а я достал. По-моему, честно.

– Я думала, мы объединим наши капиталы, – вздохнула она.

Разочарование? Честное слово, в ее голосе разочарование! Ну ни хрена себе, я так еще и титулом обзаведусь.

– Кто знает. Но это очень может быть, если мне сильно повезет. – Я многообещающе улыбнулся. Тау просияла.

А почему, в самом деле, нет. Она красива, богата, умна. Я, черт возьми, тоже уже не беден. Так какого хрена, если за Аделью мне все равно не угнаться? Пожалуй, стоит об этом подумать, если живым останусь. Да ну к лешему, и думать не буду, женюсь на ней, и дело с концом.

За воротами Лесфада князь удостоил нас личной встречи. Он подал ей руку, а когда она оказалась на земле, поцеловал ее. Мне он руки не подал, да я и не горел желанием быть узнанным.

Пока шел обмен любезностями, так любимыми аристократами, я стоял подле коня и молился всем богам, каких смог вспомнить, чтобы проклятый ветер не сорвал надвинутый на глаза капюшон. Трепались они долго, словно старые друзья, и только когда конюший обратился ко мне за разрешением отвести скакуна в конюшню, князь обратил внимание на закутанного в плащ человека.

– Кто ваш спутник, леди?

– Мой спутник – мой телохранитель и мой большой друг. Но его имя вам ничего не скажет.

– Леди, – укоризненно произнес князь, – вы известны своим знанием этикета. Как, по-вашему, я должен буду себя чувствовать, если мне придется обращаться к вашему другу «эй, ты». Пожалуйста, не обижайтесь. – Это уже мне.

– Я не обижаюсь, – ответил я, стараясь изменить голос, получилось хреново. – Вы правы. Меня зовут, – черт, я этого не продумал, придется выкручиваться, – меня зовут Ратнор.

– Ратнор? – Князь напрягся.

Зря я так. Князь человек образованный, наверняка книжки читал и знает, что ратна на ларгеше значит медь, а ор означает прилагательное, от него образованное. То есть, по своей глупости, я назвался собственным именем, только на другом языке.

– Я слыхал это имя. – Князь внимательно смотрел на меня и, будь я проклят, если его глаза не улыбались. – Но, честно говоря, я думал, что вы сейчас в некотором роде заняты в районе Берроя.

Я же говорю, зря я так, он умный, он догадался.

– Мне пришлось отложить все свои дела, чтобы сопровождать леди Таурелию, – бесцеремонно соврал я, чем еще больше укрепил его подозрения. Надеюсь, у меня паранойя.

– Что ж, – князь, не скрываясь, улыбнулся, – добро пожаловать в Лесфад! Вам отведут покои рядом.

– Прошу прощения, князь! – Тау сделала шаг и, взяв князя под руку, отвела его в сторонку.

Что она говорила ему, я не слышал, но князь сперва с удивлением, а потом с восхищением поглядывал на меня. Наконец они вернулись.

– Хорошо, – князь едва сдержался, чтобы не улыбнуться, – вас проводят, а сейчас извините меня. Мне надо встречать других гостей. Такова доля хозяина.

– Да, конечно, – сказала Тау и, взяв меня под руку, прижалась всем телом.

Я похолодел, а князь понимающе улыбнулся и подмигнул мне. В полусне я добрался до наших покоев и, не снимая одежды, повалился на кровать и проспал до вечера.