Текст книги "Самозванцы"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Князь тяжело оперся на стол.

– Пойдите прочь, – тихим голосом не то приказал, не то попросил он.

Полковники молча поклонились в пояс и вышли из комнаты. Закрывая за собой дверь, Крапивин увидел, как рухнул перед образами молодой князь. «Значит, в точку попал», – отметил про себя Крапивин.

– А ведь я знаю, что за колдун тебе наворожил, – тихо шепнул ему на ухо Федор.

ГЛАВА 34
Победа

Сумерки стремительно спускались на поле. Прищурясь, Крапивин присматривался к кострам на противоположной стороне. Там готовилось к битве вражеское войско. «Ну что ж, померяемся силами, – подумал полковник. – Сейчас, по крайней мере, я за тыл спокоен. Скопин – не Дмитрий Шуйский. Полк в охрану не поставит. И ожидает вашу конницу, пан Зборовский, шквал огня, к которому вы не готовы. Нечего по чужой земле ходить».

– Господин полковник, вас воевода к себе требует, – склонился перед ним порученец князя.

Крапивин коротко кивнул и направился к шатру Скопина-Шуйского. Еще на подходах он заметил, как удаляются от ставки Якоб Делагарди и Басов. «Стало быть, последний инструктаж перед боем. Что ж, послушаем».

Он вошел в шатер, где за походным столом в кресле сидел Скопин-Шуйский. Перед воеводой была разложена карта предстоящего сражения. Части царского русско-шведского войска обозначались красным цветом, а тушинского, русско-польско-казацкого – синим. От синих прямоугольников к красным тянулись стрелки возможных атак, а от красных более короткими показывались направления планируемых контрударов. При этом, как сразу оценил Крапивин, на плане достаточно точно был соблюден масштаб и прорисован рельеф местности. Разумеется, с точки зрения выпускника академии Генерального штаба, лежавшая перед воеводой карта выглядела весьма примитивно, но для русской, да и для европейской армии начала семнадцатого века это было настоящим прорывом. «Что-то новое в здешнем планировании военных кампаний», – подумал Крапивин. Вслух же он, низко кланяясь, спросил:

– Звал, князь?

– Звал, – буркнул Скопин и жестом указал на лавку перед собой. – Вон, погляди какую картинку мне шведы принесли. Хитры они, басурмане. Все сражение завтрашнее как на ладони видно. Вон наши войска. Все как мы задумали поутру. А вон тушинцы: тут пехота по центру, тут казаки, а тут польская конница. Пригорки, глянь, и лес, и кустарник видны. Все это полковник Басовсон нарисовал. Складно. Впредь завсегда так бой грядущий рисовать будем.

– А откель полковник сей положение воровских полков предсказал? – поинтересовался Крапивин.

– Так ведомо же, как поляки воюют. Да и лазутчики пособили. Ворогам с биваков именно на сии места сподручнее всего выйти. Пехоту они свою в центре поставят. Супротив них свейская пехота стоит. Авось сдюжат. На правом фланге супротив нас казаки малоросские и донские выйдут. Их наша конница встретит. А вот слева польская конница пойдет. Здесь простор, чтобы развернуться, здесь легче всего по ровному полю свеям в тыл зайти. Тут ты их и встретишь огнем своего сводного полка. И Федор тебя прикроет.

– Добро, – кивнул Крапивин. – Все как и говорено было.

– Не добро, – неожиданно возразил князь. – Полковник Басовсон сказывал, что немало и с ляхами и против оных дрался. Не выстоять тебе. Сколь много картечи по полякам ни пошлешь, все одно хоть половина до тебя доскачет. Здесь Басовсон прав. А у тебя одни стрелки, ни копейщиков, ни алебардщиков. Сомнут тебя.

– Так перед строем тын установим, возы сомкнем, – возразил Крапивин. – Препятствие сие мои уж готовят.

– Тын да возы – не крепостные стены. Я тоже Басовсону сказал, так он правду рек, что ляхи ограду сию без труда перемахнут. Конники они отменные, а препятствие такое средний ездок берет.

– Так Федор меня прикроет.

– Не прикроет – поляки не дураки. Как только ты сильный огонь на них обрушишь, они прямо на тебя повернут. Вот смотри. Сколь быстр конь в галопе, сам знаешь, – князь на карте одной рукой показал возможное продвижение польской конницы, а другой – значительно более медленное продвижение полка Федора. – Не поспеет Федор тебя заслонить. А потом, гляди, ляхи твой строй сомнут, вы побежите и сами строй Федорова полка смешаете. Поляки на скаку вас порубят да в тыл свеям выйдут. Побьют нас так.

– Что же делать? – Крапивин в задумчивости склонился над картой.

Он уже понял, что князь, а вернее, Басов совершенно правильно оценил опасность, которую он в своей надежде на высокую плотность огня совершенно не учел. Конечно, план Крапивина безусловно сработал бы, будь у его стрелков хотя бы берданки. Но меч все еще не хотел уступать место пороху, и рассчитывать, что даже отборные стрелки смогут залпами из мушкетов остановить кавалерийскую лаву, не имело смысла.

– А мы сюда, – палец князя ткнул в точку на карте чуть слева и сзади крапивинского полка, – свейский конный полк Басовсона поставим. Делагарди согласен. Как ляхи приблизятся к тебе, он в них сбоку ударит. А коли стрельцы твои к тому времени ляху большой урон нанесут, так и побьет он их. Тогда уж мы воровскому войску со спины зайдем. Что скажешь, полковник?

– Неплохо, – в задумчивости кивнул Крапивин. – А можно, чтобы меня наша дворянская конница прикрывала?

– Она мне против казаков нужна, – возразил Скопин.

– Ладно, коль так, будь по-твоему, князь, – проговорил Крапивин. – Все ли ты сказал мне, что хотел? Мне бы к полку идти, завтра битва.

– О битве все, – растягивая слова, проговорил Скопин и внимательно посмотрел на полковника. – Спросил я, однако ж, у Делагарди, что делать он будет, коль царь Василий в монастырь уйдет, а на престоле родич его окажется … Ну я, положим. Сам ведаешь, слабо еще наше войско. Без шведов нам против ляхов не выстоять.

Крапивин вздрогнул.

– И что же швед изрек? – еле ворочая языком, спросил он.

– Сказал, что коли новый русский царь все статьи выборгского договора соблюдет, так им безразлично, кем он будет.

– Значит решился ты, князь, – выдохнул Крапивин.

– Скажи мне, – князь просительно посмотрел в глаза полковнику, – истину ли ты сказал про ведуна иноземного? Правду ли говорил сей колдун?

– Вот те крест, князь, все так и было,

– Знаешь, был при Гришке-расстриге один человек, – задумчиво сказал Скопин. – Его самозванец за день до своей смерти от себя отдалил. Так вот, кричал он тогда злые речи. И предрек он, что Басманов убит будет на службе самозванцу, а меня сам Василий отравит. С Басмановым все так и сталось. Где сейчас тот человек, не ведаю, погиб, верно, в другой день. Но как ты сказал про пророчество иноземного колдуна… понял я, что не лживые речи слышал.

Крапивин внимательно посмотрел на командира. Он уже понял, о каком человеке говорил Скопин, но сейчас ему было не до того.

– Решайся, князь.

Скопин резко повернулся к висящим на стене образам и истово перекрестился.

– Бог свидетель, – проговорил он, – не ради себя, но ради спасения отечества. Ежели дарует нам Господь победу над ворами да позволит Москву оборонить, кричите меня на царство. Но до того ни звука. Коли поддержат вас воины, походом пойдем на Москву и Василия низложим. В столице нет ныне войска, чтобы нам противиться. А коли не пожелает меня войско на царство, я в монастырь уйду. А вы уж как знаете. Хотите, на суд и расправу оставайтесь, хотите, в земли заморские от гнева царя бегите. Он-то вам мятежа не простит. Ну а хотите, в иноки ступайте, дело ваше. Бог вам судья.

– Вот так и сказал, – завершил свой рассказ о беседе с князем Крапивин. – А покуда к Москве не подойдем, велел в тайне все держать.

– Добро, – на лице Федора заиграла довольная улыбка. – Значит, так тому и быть. Вот только точно ли колдун свейский тебе грядущее напророчил?

– Напророчил, – эхом отозвался Крапивин. – Все так будет.

– Так значит, от колдовства у него сила великая, – нахмурился Федор. – А ныне он про заговор наш знает. Слушай, Владимир, истину тебе говорю, порешить нам его надо. Будет худо от ведуна.

– Так, может, он на нашу сторону еще встанет, – возразил Крапивин. – Тогда и нашей силы прибудет.

– С божьей помощью справимся, – перекрестился Федор. – Сам не хочешь, так я его порешу. Не можно дело царя православного ведуну заморскому поручать.

– Подожди, – ухватил его за руку Крапивин. – Дай мне с ним поговорить сперва.

– Ладно, – с сомнением протянул Федор. – Но ежели откажет, порешим.

Крапивин откинул полог басовской палатки и заглянул внутрь. Фехтовальщик словно ждал его, сидел в центре, поджав под себя ноги по-японски. Его сабля лежала слева от хозяина.

– Здоров, заговорщик! – весело приветствовал он гостя.

– Здравствуй, – Крапивин прошел в палатку и уселся напротив старого приятеля по-турецки. – Ты все знаешь о заговоре?

– В общих чертах. Князь рассказал нам. Он умный человек и понимает, что без поддержки шведского корпуса ему пока не справиться.

– Минин и Пожарский сделают все и без шведов, – заметил Крапивин.

– Через четыре года, когда нация снова объединится. А пока в стране смута. Без шведов вам не выстоять. Скопин это знает и действует соответственно. Он будет хорошим царем, Вадим.

– Так ты не будешь нам мешать? – с надеждой в голосе спросил Крапивин.

– Зачем? Это не нарушит глобального баланса. Более того, может быть, Москва не будет оккупирована поляками, а сценарий смуты кажется менее кровавым.

– Так присоединяйся к нам, – предложил Крапивин.

– Упаси боже, – усмехнулся Басов. – Вы и сами не понимаете, что затеяли! В государстве, где власть священна, вы вводите традицию военных переворотов. За сто пятьдесят лет до Елизаветы! Я надеюсь только на то, что страна устала от смуты и не войдет в штопор из серии путчей.

– Но мы ведь выкликнем его на царство. И Шуйского, и Годунова выкликал на царство народ. По крайней мере, формально было так.

– Вы – армия. Вы приведете к власти своего главнокомандующего, и вся страна будет знать об этом.

– И здесь нашел что покритиковать, – скривился Крапивин.

– А что ты хочешь? Лекарств без побочных эффектов не бывает. Особенно таких радикальных лекарств, которые применяете вы. Когда же ты поймешь, что быт людей определяется сознанием, а не условиями жизни?

– Значит, ты остаешься в стороне, – вздохнул Крапивин.

– Примерно.

– А может, тебе вообще уехать?

– Не могу, видишь. Я на службе у его величества короля Швеции.

– Зачем тебе все это надо? Сидел бы в своей Ченстохове, торговал солью, тискал барышень.

– Бесконечный покой так же надоедает, как и вечное беспокойство, – усмехнулся Басов. – У тебя свои игры, у меня – свои.

– Я пытаюсь спасти страну.

– Тебе это только кажется. На самом деле все мы лишь плывем по течению. Дай Бог каждому из нас спасти хотя бы себя.

– Кстати, Федор считает тебя колдуном, – предупредил Крапивин. – Он хочет тебя убить.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – отмахнулся Басов. – Мы уже сражались с ним. Он проиграл.

– Он хочет выставить против тебя два десятка стрелков.

– Пока они будут заряжать и целиться, я уже десять раз смоюсь, – расхохотался Басов. – Не зря я в кавалерии.

– Как знаешь. Кстати, спасибо, что заметил огрехи моего плана. Действительно мог получиться конфуз.

– Всегда пожалуйста, – расцвел в улыбке Басов. – Просто в военном деле, как и в любом другом, надо мыслить категориями текущего века. Неплохо заглянуть чуточку вперед, но и отрываться от почвы не следует.

– Что ты думаешь о завтрашнем сражении?

– Мы победим, – уверенно сказал Басов. – Скопин-Шуйский выиграл его и в нашем мире.

– Как это было?

– Поляки и казаки смяли русских на флангах. Но шведская пехота отбросила тушинцев до самой реки. Соответственно пришлось ретироваться и кавалерии. В нашем случае, полагаю, при моей поддержке твой полк выстоит. Твоя идея о соединениях с повышенной огневой мощью действительно неплоха. Так что победа будет еще более впечатляющей.

– Выходит, победу одержим за счет шведов?

– Почти. Я же говорил тебе, русские еще не созрели для настоящей войны. Главное – психологически быть готовым к сражению. Дисциплина, умение воевать, отвага появляются только там, где люди идут в бой сознательно. Смута, мой друг. Она начинается со смятения в умах и завершается только их успокоением. Ни раньше, ни позже. Московия созреет для этого только через четыре года, увы.

– И изберут Романовых, – криво усмехнулся Крапивин. – Этих властолюбцев, которые уже больше десятка лет рвутся к власти и которые заварили ради этого смуту.

– Когда народ понимает, что достойного человека избрать не может, он избирает подлеца, который хотя бы в состоянии прекратить гражданскую войну. Это тоже выбор нации, и его стоит уважать. В конце концов, ты знаешь, что дом Романовых сделает для России немало хорошего. Великой империей она станет именно под их управлением.

– Меня удивляет твой фатализм.

– Да нет, я просто принимаю мир таким, какой он есть. Как Чигирев безрезультатно читал Отрепьеву лекции по политэкономии, так и тебе не удастся построить крепкое государство во время смуты. Для некоторых вещей надо созреть. Подумай об этом. Ладно, полковник, заболтались мы с тобой. Ночь уж на дворе. Завтра битва, спать пора. А о судьбах народов после поговорим, когда времени больше будет.

– Спокойной ночи, господин Басовсон, – поднялся со своего места Крапивин.

– Бывай, Вадим.

Крапивин вышел из палатки. Федор ждал его метрах в ста.

– Ну что? – тихо спросил он Крапивина.

– Он не вмешается.

– Но он и не с нами?

– Нет, он будет в стороне.

– Ой, не верю я в это, – с сомнением покачал головой Федор. – Может, лучше порешить его, и концы в воду?

– Не смей, – строго приказал Крапивин.

Утром, как только рассеялся туман, две армии встали друг напротив друга. Из-за выстроенного бойцами тына Крапивин наблюдал за расположенной напротив его полка польской кавалерией.

– А что, господин полковник, дадим жару ляхам? – весело спросил командир первой сотни.

– Бог даст, поддадим, – отозвался Крапивин, понимая, что собеседник, как и остальные стрельцы, смертельно боится и ждёт ободрения.

«Да что говорить, – подумал он, – перед боем только дурак не боится. Просто один гонит от себя страх, делает что должен и поэтому зовется храбрецом, а другой поддается панике и получает прозвище труса. Эх, мне бы первых побольше!»

На противоположной стороне взвыли боевые трубы и ударили барабаны, и тут же польская конница медленно двинулась на русских. Вначале шляхтичи пустили коней шагом, потом перешли на рысь и лишь после сорвались в безудержный галоп. Засверкали на солнце поднятые сабли.

Крапивин в который раз залюбовался невообразимой красотой польской конной атаки, но тут же спиной ощутил страх своих бойцов. Выхватив саблю и вскочив на тын, полковник громко прокричал:

– Товсь! Без команды не стрелять.

Первый ряд стрелков придвинулся к тыну и изготовил оружие. Артиллеристы заняли свои позиции. Кавалерия неумолимо приближалась.

– Нет, еще нет, – тихо повторял про себя Крапивин. – Только заряды растратим. Эх, дальнобойность здесь ни к черту.

Видя, что через считанные секунды противник выйдет на ту роковую линию, за которой огонь его полка окажется наиболее эффективен, Крапивин поднял саблю и громко скомандовал:

– Цельсь!

Шорох и стальной лязг пробежали по рядам. Прошла секунда, другая, третья, и вот полковничья рука с саблей рухнула вниз, а из глотки вырвался отчаянный крик:

– Пли!!!

Мгновенно весь строй окутался пороховым дымом и потонул в грохоте залпа. Рявкнули пушки, выплюнув свой смертоносный заряд. Сквозь клубы порохового дыма Крапивин видел, как летят на землю сраженные шляхтичи.

– Сменяйсь! – отчаянно завопил Крапивин. – заряжай!.. цельсь!.. пли!..

Очевидно уже не слушая его приказов, стрельцы автоматически выполняли многократно отработанные на ученьях действия. На смену разрядившего оружие ряда вставал другой. Отстрелявшие быстро перезаряжали оружие и становились в очередь для нового залпа. Изрыгнули по второму заряду картечи пушки.

Полк вел практически непрерывную пальбу. Такой плотности огня в здешних войнах не применял, пожалуй, еще никто. Потери противника были, наверное, ужасны, но об этом приходилось только догадываться. Из-за плотных клубов порохового дыма стрелки вели огонь почти вслепую. Впрочем, при высокой плотности атакующих и эти выстрелы не могли не достичь цели.

Крапивин соскочил с тына и шагнул в глубь строя. Никто из подчиненных не мог больше ни слышать, ни видеть его, и командиру лишь оставалось наблюдать за ходом боя.

Прошло еще несколько минут непрерывного грохота, и Крапивин увидел, как перед тыном возникают из порохового дыма несколько всадников. Двое из них осадили коней, не решившись с ходу брать препятствие, но остальные перемахнули укрепление и ринулись рубить артиллеристов. Произошло то, о чем предупреждал Басов. Остатки сильно потрепанной огнем, но не уничтоженной до конца кавалерии доскакали до укрепленных позиций и вступили в рукопашный бой. С яростным криком Крапивин бросился в бой. Теперь его полк могли спасти только полки Федора и Басова.

Выстрелы стали реже и постепенно прекратились, все окружающее пространство наполнили звон сабель, храп коней и отчаянные людские крики… Однако поляков за линию обороны прошло чрезвычайно мало. Через десять минут все смельчаки из Речи Посполитой были перебиты, а стрельцы вновь придвинулись к тыну. Когда дым рассеялся, Крапивин увидел, что скудные уцелевшие остатки кавалерийской лавы сжимают с двух сторон стрельцы Федора и шведские кавалеристы Басова. О том, чтобы вести огонь по ведущим рукопашный бой частям, не могло быть и речи. Выскочив вперед, Крапивин закричал:

– Вперед, братцы! Не посрамим землю русскую!

Уже через несколько минут они врубились в смешавшиеся ряды польской конницы и принялись ее теснить. Попавшие в клещи поляки храбро рубились, однако их задачей теперь стало вырваться из окружения. Им это удалось. Теперь прямо перед Крапивиным были отступающие польские всадники. По правую руку восстанавливал строй стрельцов Федор, а по левую горделиво гарцевал на коне во главе шведского конного полка Басов.

«Теперь мы вместе, против одного врага, в едином строю», – удовлетворенно подумал полковник, и тут до его слуха донеслась длинная фраза-приказ, произнесенные Федором. Крапивин различил лишь два слова: «колдун» и «пли». Повернувшись, он увидел, что Федор саблей показывает на Басова.

– Нет, Федор, не надо!!! – что есть силы заорал Крапивин.

Но было поздно. Не менее пятидесяти мушкетов выстрелили в едином залпе. Крапивин видел, как Басов вместе с лошадью были буквально сметены шквалом свинца.

– Н-е-е-е-т!!!

Крапивин со всех ног бросился туда, где только что гарцевал его друг.

Он бежал, не разбирая дороги, ничего не видя перед собой, и когда остановился, его глазам открылась страшная картина. На земле лежала изрешеченная пулями лошадь. Рядом валялись окровавленная сабля Басова без ножен и простреленная в двух местах шляпа. Но нигде не было ни самого фехтовальщика, ни кусочка тела, ни лоскутка одежды. Словно и не существовало никогда полковника Басовсона.

Над ухом Крапивина кто-то тяжело задышал:

– Истинно сказано, колдун.

Фёдор сплюнул в ошмётки коня и перекрестился.

ГЛАВА 35
Переворот

Проваливаясь в талый снег, Чигирев медленно шел вдоль осадной батареи. Тяжелые пушки гулко ухали, отправляя многопудовые ядра за стены осажденного города.

«Полгода безрезультатной осады, – раздраженно думал Чигирев. – Все, как и в нашем мире, но все же обидно. И это поляки – гроза! ураган! смерч! Ну и где эта гроза? Бушует в открытом поле, а в осаждённый город даже молнии не долетают. Да что и говорить, они и на войну-то пошли, как на прогулку, весело потрясая саблями и даже не помыслив об осадных орудиях. А ведь я говорил королю, что они потребуются. Сигизмунд только отмахнулся. Когда поняли, что Смоленск оказался крепким орешком, за осадной артиллерией послали в Ригу.[24]24
  На момент описываемых событий (весна 1610 года) Рига – один из городов Речи Посполитой.


[Закрыть] Несколько драгоценных месяцев псу под хвост. Похоже, город так и не возьмут. Он сам присягнет королевичу Владиславу, следом за Москвой, сразу после низложения Шуйского. А потом будет первое ополчение Ляпунова и второе, Минина и Пожарского. Поляков прогонят и посадят себе на шею Романовых. Эта семейка быстро пресечёт все попытки европеизировать русский быт и ввести хотя бы зачатки личных свобод граждан, укрепит крепостничество, изолирует страну. Фактически они заложат основу того, что их погубит через триста лет. А потом – ужас советской системы, порожденный теми же темными веками азиатчины… Нет, я не допущу этого».

Рядом гулко ухнула пушка, и тяжеленное каменное ядро со свистом полетело за смоленские стены. Чигирев непроизвольно поежился. Ему все же претило, что он входит в состав иностранного войска и вынужден воевать против соотечественников. Логика логикой, а попробуйте-ка даже из самых лучших побуждений нацепить вражескую форму. Как ни стремился заглушить историк голос совести, постоянно укорявшей его за союз с врагом, он все-таки не мог отделаться от неприятного ощущения, что совершает нечто гнусное.

– Пан Чигинский, вас просит к себе его величество, – склонился перед ним королевский посланец.

Тяжело вздохнув, Чигирев двинулся следом за шляхтичем.

В шатре его ожидали трое: сам король, канцлер Лев Сапега и гетман Станислав Жолкевский. Увидев Чигирева, последний демонстративно скривился и сплюнул на пол. Старый вояка недолюбливал русского, считая его изменником. Сердце солдата не переносило предательства в любой форме, даже если оно было выгодно его собственной стране. Гетман не старался скрывать своего презрения к советнику его величества пану Чигинскому.

В отличие от полководца, король и канцлер всегда демонстрировали Чигиреву дружеское расположение. Эти двое не могли не оценить пользы его советов. Хотя, как неоднократно замечал историк, все же считали его чужаком, оказавшимся в данный момент полезным для дела.

«Интересно, каким образом Басов так быстро стал здесь своим, а я и за три года не обжился? – подумал Чигирев. – Может, я играю не по правилам?»

– Слушаю вас, ваше величество, – Чигирев низко поклонился.

– Из Москвы пришли странные вести, – сообщил Лев Сапега. – Василий Шуйский низложен и насильно пострижен в монахи. Новым царем провозглашен Михаил Скопин-Шуйский. Как нам стало известно, переворот совершила вошедшая в столицу армия Скопина.

– Вот это да! – присвистнул Чигирев. – Военный переворот! Для московитов это совершенно необычно.

Он лихорадочно прикидывал, какие события могли привести к столь резкому изменению истории.

– Мне хотелось бы знать, что это может означать для нас, – нетерпеливо спросил канцлер.

– Скопин-Шуйский – сильная личность и талантливый полководец, – ответил Чигирев. – Его поддержат значительно больше русских, чем Василия Шуйского. Нам это лишь осложнит положение.

– Ты считаешь, что он сможет одолеть наше войско? – с вызовом спросил король.

– Я считаю, что за ним пойдет больше народа, чем за Василием Шуйским, – ответил Чигирев. – И он значительно лучший полководец, чем Дмитрий Шуйский. Не более и не менее.

– Но как вы считаете, долго ли он удержится у власти? – подал голос Сапега.

– Это зависит от того, какую политику он поведет.

– По нашим данным, он совершенно отстранил бояр от власти, – сообщил канцлер. – Всецело опирается на свои полки. Но он уже издал несколько указов, снижающих подати крестьянства и обязывающих выплачивать специальный налог на войну самых состоятельных бояр. Кроме того, он обязал всех дворян явиться на службу с боевыми холопами в полном военном снаряжении. Похоже, что вскоре у него будет немалое войско. В ближайших помощниках у него два безродных полковника: Федор Семенов и Владимир Крапивин. Это совершенно необычно для Московии, где все определяют знатность и родственные связи.

«Так вот откуда ветер дует, – догадался Чигирев. – Это Крапивин влез. И поступил, кстати, неглупо. Мне самому надо было понять, что лучшим выходом для России будет все же русский царь. Как я не догадался поставить на Скопина?»

– Значит, в ближайшее время возникнет боярский заговор, – констатировал он. – Но армия поддержит Скопина. Будет он популярен и у черни. Московские низы традиционно не жалуют бояр и уповают на царя. А Скопин именно такой царь, какой им нужен: решительный, успешный в битве и происходящий из знатного рода. Чем закончится противостояние, я предсказать не берусь. Но пока Скопин-Шуйский на Москве, наша война будет затяжной и кровавой.

– Ясно, – протянул король. – Что скажете, панове?

– Я сразу говорил, ваше величество, что поход на Московию безумен, – вступил в разговор Жолкевский. – Конечно, мы в состоянии разбить московитов. Но чего это будет стоить? Тушинский вор понес большой урон, и теперь все силы царя обратятся против нас. Мы оставим здесь, на полях Московии, своих лучших бойцов. Тогда с юга по нам ударит Турция, а с севера – Швеция. Московия не стоит того, чтобы рисковать Речью Посполитой, ваше величество. Да и зачем вам эта земля? Здесь не уважают ни данного слова, ни крестного целования. Здесь самые благородные ведут себя как холопы. Здесь постоянные подлые заговоры и интриги. Благородному пану нечего делать в этой Богом проклятой стране. Пока Московия еще слаба, давайте отторгнем у неё северские города и смоленские земли и заключим на этих условиях мир.

– Но все же Московия – аппетитный кусок, – с сомнением покачал головой Сапега. – Я думаю, надо перейти к обороне. Мои люди тем временем вступят в сговор с московскими боярами и помогут им составить заговор против Скопина. Когда царь Михаил будет свергнут, мы сможем снова попробовать прибрать московскую корону.

– Это справедливо, – заметил король. – Я и мысли не допускаю, что можно отказаться от Богом назначенного мне Московского царства. Да и не простит мне Всевышний, если я отступлюсь от намерения привести московитов к истинной вере.

– Хотел бы заметить, ваше величество… – произнес Чигирев.

– Ты здесь еще? – король надменно посмотрел на Чигирева. – Ступай. Я тебя после позову, когда совет закончим.

Чигирев поклонился и вышел из шатра. В голове у него царило смятение. На престоле в Москве Скопин-Шуйский – молодой, энергичный правитель. Человек, который отважился отринуть вековые обычаи и смело двинул страну к возрождению. Польской оккупации может даже не потребоваться. Крапивин, возможно, сам того не желая, осуществил намерение Чигирева. «Вот бы теперь оказаться на Москве, – думал он. – Но не простит мне Скопин службы у Отрепьева. Не простит того, что перебежал к полякам. Служба новому царю невозможна, а служба Сигизмунду теперь уже точно будет истинной изменой своей стране. Что же делать? Все планы, ради которых жил, рухнули. Жить не хочется».

Навстречу Чигиреву, понурясь, шел монах. Историк отступил в сторону, чтобы пропустить его, но с изумлением узнал в доминиканце инженера Алексеева.

– Виталий Петрович?! – воскликнул он.

– Тихо, – Алексеев приложил палец к губам. – Идем-ка в сторонку, разговор есть.

Они отошли от костров осаждающей армии и сели на поваленное бревно.

– Как вы здесь? – спросил Чигирев.

– Басов просил забрать вас отсюда, если в Москве состоится переворот Скопина.

– Почему?

– Он сказал, что если победит Скопин, вам здесь делать больше нечего. На историю вы уже повлиять не сможете. Скопин неизбежно отбросит поляков от Москвы. А вот жизнью вы будете рисковать очень сильно и, главное, бессмысленно.

– А где сам Басов?

– Его нет здесь больше, – отвел глаза Алексеев. – Он погиб в сражении под Тулой. Примерно год назад… по вашему времени.

– Как?!

– Роковая случайность, нарвался на мушкетный залп.

Они замолчали. Чигирев был буквально сражен известием о гибели фехтовальщика.

– Куда же мы пойдем? – спросил наконец историк.

– В любой из открытых нам миров. Только не в наш собственный, там нас ждет смерть. И не в этот. Басов сказал, что здесь мы сделали все возможное. Здесь неподалеку «окно» в тысяча девятьсот двенадцатый год. Игорь больше всего любил тот мир.

– Но я хочу в этот.

– Басов сказал, что это ваше право. Но тогда мы оставим вас здесь навечно.

– Но я хочу найти своего сына.

– Он в Варшаве.

– Ложь! – взбеленился Чигирев. – Я обыскал всю Варшаву за последние три года. Там нет моего сына. Там нет даже адреса, который дал мне Басов.

– И не будет еще лет триста. Мы отправили вашего сына в Варшаву тысяча девятьсот семидесятого. Игорь сказал, что выполнил все ваши требования. Ваш сын получит хорошее европейское образование и станет западным человеком. А насчет того, в каком мире и в каком времени, уговора не было.

– Почему же он мне не сказал?! – вскрикнул Чигирев.

– Он сказал, что это позволит вашему сыну больше узнать и шире смотреть на вещи, – ответил Алексеев. – Поверьте, он всегда хотел лучшего для Янека… и для вас. Сейчас я выполняю его последнюю волю. Притом Игорь сказал, что продиктована она вашими же интересами. Либо вы остаетесь здесь и не сможете увидеть сына, либо идете со мной.

– Но я хочу узнать, чем здесь все закончится.

– Басов предусмотрел и это. Он разрешил вернуть вас в этот мир, но в две тысячи четвертый год. Вы сможете точно узнать, к каким последствиям привело произведенное вами вмешательство… и не сможете ничего исправить. Как вам известно, наша машина обратного движения во времени не допускает. Решайтесь. «Окно» вон в той роще. У нас с вами не более двух часов. Потом аккумуляторы сядут, и мы навсегда застрянем в этом мире.

– А Крапивин?

– Я был у него. Он отказался уходить. Басов предусмотрел и это. Но сейчас речь о вас. Что вы решаете?

Чигирев обвел глазами стан польского войска, осадные пушки, изрыгающие пламя и ядра, твердыню смоленской крепости и мысленно попрощался с этим миром. Здесь ему действительно было нечего делать.

– Я иду с вами, – сказал он.