Текст книги "Кино (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Не вошедшее в основную канву произведения

Свобода современного человека, а если называть всё своими именами, раба, определяется всего лишь длиною цепи, более короткой или, напротив, более длинной, на которую его сажает ни кто либо, а лишь собственное невежество.

***

Реальность, буквально напичканная прямыми линиями и испещренная острыми углами не оставляет на мне ни единого живого места. Я боюсь, что эта реальность однажды проникнет и в мои сны. Тогда мне точно конец.

***

Окружающий нас мир – это плоскость, заключённая в мыльный пузырь. Что самое забавное, так это то, что мыльный пузырь уже давно лопнул. Но мы, словно потерянные, продолжаем ощупывать пространство в поисках этого незримого ориентира, не находя ничего, кроме отголосков из прошлого – из далёкого и безвозвратно ушедшего детства.

***

Когда смотришь на себя как бы со стороны – видишь куда больше и дальше. Когда не смотришь на себя вовсе – видишь всё.

***

Можно быть действительно умным, а можно всего лишь изображать из себя умного. Последнее – мой предел.

***

Искать в этой жизни счастья, как некоего непреходящего ориентира, значит всего лишь тянуться с протянутой рукой к слепой судьбе. Это вопиющая глупость. И в этом нет ни капли человеческого достоинства.

***

Шаг вперёд, шаг назад, в любом направлении – всего лишь топтание на месте. Движение в полёте. Как бы ты быстро не бегал, ты не угонишься за птицей, взмывающей вверх.

***

Смех – отличная ширма, чтобы за ней прятать пришедший в негодность реквизит.

***

Воспитание не позволяет мне не считаться с этим миром. Образование, напротив, – презирать его до глубины души.

***

Бумажные деньги, в сущности, годятся только на то, чтобы делать из них самолётики, а не умножать на себя самое и без того уже помноженную во сто крат человеческую глупость.

***

Мой внутренний мир – битое стекло. Странно, что мне нравится гулять по нему именно босиком.

***

Глухой идёт на голос, слепой – на отсвет уличного фонаря. Человечество, даже будучи разделённым только на этих двоих, и то бы здесь не смогло договориться. Между двумя краями пропасти выбирают пропасть.

***

Писатель должен знать о человеке, о его душе, о его самых потаённых и смелых надеждах больше, чем кто бы то ни было. Люди для него, что полное звёзд небо для астронома. Талант писателя не только в том, чтобы заставить себе поверить, но сделать так, чтобы его слова, мысли, его история нашли одинаковый отклик в самом трепетном и, напротив, в самом чёрством сердце. К каждому он должен находить равноценный по эффективности подход, использую для этого самые сложные свои инструменты – искренность и сопричастность.

***

Ночь всегда голодна до живого человека. И ночью же, как правило, мы наиболее беспомощны. Но эта беспомощность так желанна порой. Как, к примеру, правда о себе. Как всякое ощущение непознанного в себе. Прерванный ночной разговор и вовсе как оборванная красная нить всей жизни – каждый раз досадуешь не на то, что его прервали, а больше на то, что его начал, на самого себя. Но каждый раз к досаде примешивается чувство похожее на то, будто смыл с себя налипшую грязь, начавшую покрываться коростой. А ведь ещё совсем немного, и всё грозило бы выльется в крик – беззвучный, одними только губами, но полный неизъяснимого выражения крик, такой понятный каждому, кто отчаялся разобраться в этой жизни хоть в чём-нибудь. И прежде всего в себе самом.

***

Дождь шёл аккурат всю ночь. Робкий поначалу, он всё сильнее распаялся, и до самого рассвета, мутного, цвета прокисшего молока, выбивал чечётку. После, через открытую форточку, я жадно вдыхал петрикор, словно больной, которого застал приступ астмы. А затем, скорее неосознанно, залпом выпил целую чашку горького холодного кофе, успевшего покрыться неприятной на вид плёночкой. Новая страница жизни из черновика плавно перетекает в чистовик, пока я ополаскиваю чашку в мыльной воде. Затем небрежно вытираю руки грязным полотенцем и снова подхожу к окну. Сквозь свинцовое небо пробивается солнце. Но когда я добираюсь наконец до уютного, чуть продавленного диванчика и беру с тумбочки томик Булгакова, то слышу как дождь разражается с новой силой. Когда идёт дождь, то чувствуешь себя не таким одиноким. Будто тебя навестил хороший друг, который с тобой просто так, без всяких на то причин, но в тот самый момент, когда тебе это особенно нужно.

***

И мужчине позволительны слабости, главная из которых – его дочь.

***

Тебя подхватит новый день, ещё прикрытую нежностью сна, вскружит голову, накинет на плечи забвение, чтобы после, уставшую от постылой работы, сбросить его без каких-либо церемоний. А потом захочется услышать мой голос. Точнее, мне хочется так думать. Я же буду не лучше тебя. После стольких первых шагов мне не захочется сделать ещё один шаг к тебе навстречу – пожалуй, самый необходимый. И что самое страшное – никто в этом не виноват. У каждого своя правда, и каждый из нас будет упиваться ею, словно она одна оправдание любой сделанной нами глупости. Знаешь, не может быть никаких оправданий. Они уже не нужны, не к месту, не к времени. Через скольких других мы забудем друг друга? В чьих объятиях обретём наконец душевный покой? Станем ли по-настоящему счастливыми? Я думаю, у тебя всё получится. Я же буду день за днём прогонять наши отношения в голове, чтобы понять, где оступился. Сделаю определённые выводы, чтобы в новых отношениях уже быть умнее, гибче, идти по возможности на компромисс. Буду прощать другой то, что не смог простить тебе, и в первую очередь тогдашнему себе. Так люди учатся, да?! Так понимают природу взаимоотношений? Хочется кричать, но время позднее. Голос был сорван накануне, когда простыми словами мы уже не могли достучаться друг до друга. Хочется услышать тебя, увидеть, обнять. Но мне это уже представляется невозможным. Завтра мне станет легче. Я хочу так думать. Ещё можно всё исправить и повернуть вспять. Твой номер уже удалён из телефона, но не из памяти. Один звонок, одно слово – и всё будет как прежде. Мы снова будем счастливы, всё снова обретёт смысл, краски, фактуру. Но что-то удерживает меня от этого шага – будто это не что иное, как шаг в пропасть. Я медлю, а тем временем часы проносятся мимо меня, оборачиваются птицами, встречающими холодный и хмурый рассвет. Тебя подхватит новый день, ещё прикрытую нежностью сна, вскружит голову, накинет на плечи забвение, чтобы после, уставшую от постылой работы, сбросить его без каких-либо церемоний. А потом захочется услышать мой голос. Точнее, мне хочется так думать. Меня же новый день оглушит, словно обухом по голове. И в этом будет столько сострадания, столько мудрости, которая была у нас, когда мы были вместе, но которой мы лишились, став супротив, променяв её на дешёвый цинизм и больную гордыню. А как же иначе? Разве может быть у людей иначе?

***

Отношения – это та же война. Тут малой кровью не обойдёшься.

***

Время… Мы думали, что у нас его много. Что каждый день будет не отличим от другого. Что радость – это нечто не истощимое. Мы заблуждались. Но именно благодаря своим заблужением мы ощутили в полной мере, что такое счастье. Теперь осталось лишь разочарование. Да и воспоминания иногда нахлынут под вечер. Неплохая цена за счастье.

***

И захочется вдруг тишины, среди всей этой суеты мира. Но ничто не будет способно дать её тебе, даже если мир вдруг замрёт на месте, попросту остановится. Такая тишина только испугает. Она не уютна. А ту тишину, что так упорно ищет человеческое сердце на протяжении всей своей жизни, способен дать только другой человек, тогда как две тишины как бы входят в униссон и резонируют в нечто прекрасное, едва уловимое. Это и есть подлиная тишина. Она как бы рождается из этого созвучия. Всё остальное на её фоне – лишь приглушённый шум, помехи, треск. Она накрывает наподобие тёплого пледа. За её пределами больше уже нет ничего важного. Это ощущение ни с чем не спутаешь.

***

Писать, чтобы не думать и не думать, чтобы писать. Одно мешает другому, задерживает, вытесняет. Холодный рассудок здесь невозможен.

***

Ты не права, думая что снег – это только холод. Я, например, люблю греть руки, растирая их снегом. Тепло такое, будто от костра. В жизни вообще мало однозначных вещей. Учись ни сколько видеть, но чувствовать. Это куда важнее.

***

У тишины два регулятора громкости: первая – абсолютная, вторая, при котором чётко можно различить биение влюблённого сердца.