Текст книги "Мистика и философия спецслужб"
Автор книги: Дмитрий Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 9 «Кадровая чехарда»
Осенью 1991 года Моисеева на посту начальника Генерального штаба сменил генерал Лобов Владимир Николаевич. Его эрудиция, компетентность в вопросах военного строительства, научный методизм, незаурядный ум и проницательность были всем известны и не только в военных кругах. С таким человеком работать было не только интересно, но и ответственно. Сразу после его назначения я попытался попасть к нему на доклад, подготовив целую речь и необходимые документы.
Однако на докладе попал в казусную ситуацию. Прослушав меня минуты три, Лобов как-то незаметно вмешался в разговор, и дальше уже я слушал его блестящую лекцию по проблеме, которой занимался. Лобов вдохнул новую энергию во всю нашу работу, структурировав её и чётко обозначив основные направления поисков в условиях новой обстановки.
В нём, мне нравилось всё: и манера говорить, и способность принимать оптимальные решения, чувство юмора, и стремление постоянно учиться, несмотря на свои феноменальные познания, и нескрываемый интерес к тематике, которой занималась часть 10003.
Именно при Лобове я получил звание генерала и…зелёную форму вместо своей – чёрной, морской. Узнав о присвоении генеральского чина, я быстро сшил себе в спецателье форму генерала морской авиации, но вдруг мне сообщают, что представляться начальнику Генерального штаба нужно в форме зелёного цвета.
Деваться было некуда, имея в своём распоряжении всего несколько часов, я побежал по этажам, раздевая по пути своих приятелей-генералов. С кого-то снял брюки, с кого-то сорочку и галстук, но тут возникла большая проблема с мундиром. Все, к кому я мог обратиться, были настоящими гренадёрами, и подобрать ладно сидящий на мне мундир так и не удалось.
А тут ещё и время подгоняет: остались считанные минуты перед заходом в кабинет «шефа». В итоге «завернувшись» в мундир своего старинного приятеля Виктора Ерёмина, я стоял в приёмной, ощущая на себе иронические взгляды людей, ожидающих вызова начальника Генерального штаба.
Наконец меня и ещё четверых вновь испечённых генералов пригласили в огромный кабинет с торжественно накрытым столом. Все встали в шеренгу по стойке «смирно» и буквально «ели» глазами командира.
Тот дружелюбно, но сдержанно начал поочередно всех поздравлять, и тут его взгляд остановился на мне. Он как-то сразу сбился, и плечи его затряслись, а на глаза навернулись слёзы от еле сдерживаемого смеха и желания не подавать повода остальным, готовым взорваться дружным хохотом. Затем он заговорщически подмигнул остальным ребятам, слегка кивнув в мою сторону: «Мол, что же наш сверх аналитик не смог сообразить, что придётся менять цвет мундира. Прямо в лужу сел!». Все дружно рассмеялись и по команде начальника стали усаживаться за стол.
К сожалению, через несколько месяцев Лобова отправили в запас, и пост начальника Генерального штаба занял генерал Самсонов Виктор Николаевич – очень организованный, сухой и жёсткий человек. Многие генералы говорили, что когда они подходили к кабинету Самсонова, то у них позвоночник буквально покрывался инеем. Однако я знал его и с другой стороны.
Аппарат Самсонова возглавлял мой хороший знакомый – генерал-полковник Виктор Силуянов. С ним с первых же дней моей работы в Генеральном штабе у нас сложились дружеские отношения. Виктор много рассказал о новом начальнике, О том, что у него необыкновенная память и мощный аналитический дар, что он искренне болеет за дело и не способен на подлость и интриганство, что никогда не даст в обиду своих подчинённых.
С такой информацией я шёл на первый доклад к Виктору Николаевичу Самсонову. Он внимательно меня выслушал, задал несколько вопросов и окончил аудиенцию без каких-либо наставлений.
В процессе краткого доклада я так и не успел почувствовать его отношение, как к моим работам, так и к собственной персоне, но, прощаясь, в рукопожатии я вдруг ощутил поддержку и доброжелательность. Однако прослужить с ним в 1992 году пришлось совсем не долго. Последовала очередная смена руководителя Генерального штаба.
Теперь на эту должность был назначен генерал Виктор Петрович Дубынин. Однако и с Дубыниным совместная работа продолжалась всего несколько месяцев. Он к тому времени уже тяжело болел и, несмотря на героические усилия врачей, после ряда тяжёлых операций умер. Все в Генеральном штабе были потрясены – что за наваждение преследовало обитателей кабинета и начальника Генерального штаба! Если накануне людей просто отправляли в отставку, то сейчас дело дошло уже до смерти. Так можно и при всём нежелании поверить в мистику.
После смерти Дубынина кабинетом овладела мощная фигура Михаила Петровича Колесникова. Он был, в какой-то степени, посвящён в мои работы, но, поскольку целой картины не представлял, то относился к ним с большим скепсисом. Не дожидаясь моей очереди к представлению, он вызвал меня сам и, слегка кивнув в ответ на приветствие, объявил, что мне с моими «химиями» нужно служить в химических войсках. Предложив в недельный срок передислоцироваться в штаб войск химической защиты под начало генерала Петрова, с которым у меня, кстати, были очень доверительные отношения. «Поработай со своим дружком» – напутствовал Колесников и тут обратил внимание на видеокассеты, которые я держал в руках.
Не то, чтобы любопытство, а, скорее всего, желание немного разрядить обстановку, подтолкнуло его на, как потом оказалось, роковой для него шаг. Обратив внимание на небольшой пакет, который я сжимал в руке, он спросил: – А это что?
– Фильмы о направлениях моих работ и основных результатах, – нарочито спокойно ответил я, сообразив, что Колесников попался.
– Длинные?
– Да нет: один – минут на семь, а другой – минут на двенадцать.
Говоря это, я немного хитрил. Первый фильм был на пятнадцать минут, а второй на тридцать пять.
– Ну, ладно. Поставь короткий, – ворчливо бросил Колесников, начинающий понимать, что контроль над событиями он по своей же воле начинает терять.
Этот мудрый и опытный человек обладал редчайшим чутьём обстановки, которое, по-видимому, не раз помогало ему в жизни. К тому же, он обладал прямо-таки собачьим обонянием. Мог по запаху определять настроение, и даже некоторые личные качества человека. Видимо, запахи у него были привязаны к образам. Если он чуял «не тот» запах, исходивший от человека, то даже не вставал при появлении в кабинете таких людей.
Мы прошли в комнату отдыха и уселись за стол перед телевизором. Колесников закурил трубку, испуская приятный аромат какого-то незнакомого мне табака, и погрузился в сосредоточенное молчание. Просмотрев первый фильм, он кивком потребовал поставить второй.
По окончании второго фильма он неторопливо подошел к серванту, достал оттуда мандарины и бутылку коньяка.
– Ну что, выпьем?
– Не откажусь.
– А ты ж не пьёшь, – улыбнулся Колесников.
– По такому случаю не грех нарушить и некоторые традиции, – спарировал я.
– А по какому это случаю? – озорно сверкнув глазами, спросил генерал.
– По случаю принятия Вами решения о том, что я остаюсь в Генеральном штабе, и Вы будете нам покровительствовать.
– Придётся – усмехнулся он и вызвал своего помощника – офицера по особым поручениям полковника В.Морозова.
Дав ему распоряжение, пропускать меня к себе в любое время, без предварительной записи, Колесников стал подробно расспрашивать о последних днях жизни Дубынина. Он знал, что моя команда круглосуточно находилась около шефа, стараясь оказать ему посильную помощь, и была, в какой-то степени, участником бригады врачевателей их высокопоставленного пациента. Все знали, что болезнь зашла слишком далеко, но бросать этого замечательного человека в безвыходной ситуации никто не хотел.
По распоряжению Колесникова мы вдвое увеличили свой штат и начали интенсивную отработку своих методик подготовки военнослужащих. От желающих принять участие в этой интересной работе не было отбоя. Это и академии, и учебные центры, и научно исследовательские институты, и войсковые части, и многие гражданские учебные и научные заведения.
Одними из первых были лётчики и ракетчики. Так, например, начальник академии ракетных войск стратегического назначения выделил нам, освободив от других занятий, более семидесяти человек.
В разгар занятий, проводимых во многих учреждениях, Колесников, внимательно отслеживающий их ход и результаты, как-то сказал, что будущее мира будет принадлежать людям, обладающим высокой моралью, незаурядным умом, культурой и эрудицией. И чем ближе человек находится к Богу, тем дальше он стоит от конфликтов, войн и зла, приносимого завистью, стремлением к безудержной власти, наживе и другими пороками. В этих словах косвенно прозвучала оценка моей работы, и содержалось благословение на дальнейшие поиски в выбранном нами направлении.
Оценивая сказанное, я был почти уверен, что начальник поощряет мои занятия трансцендентальной философией и попытки увязать её с миром, выстроенным научной логикой через чувственные ощущения.
В то время я уже завершил обобщение объёмного материала по философии космизма от индийских «Упа-нишад» и сочинений Платона до Л.Н.Толстого, русских и европейских космистов. Этот материал в виде учебного пособия использовался при подготовке к занятиям, а также был как-то подарен М.П.Колесникову.
Поэтому он, конечно же, знал ход моих размышлений и суть их основных мировоззренческих выводов, главный из которых сводился к следующему: сегодня наступил именно тот этап развития цивилизации, когда идеи гармонии и единства должны войти доминантами в сознание каждого человека и сформировать тот образ мышления, который можно назвать «космическим сознанием».
Такие идеи были честно доложены Колесникову в надежде на его образованность и терпимость к чужому мнению. Нельзя сказать, что он целиком и полностью разделил все выводы. Но я не торопил события, снабжая его соответствующей литературой.
В разработке философской теории я видел большую перспективу и начал верстать Программу работ по формированию новой картины мира, ведущую роль, в выполнении которой отводил Институту философии РАН и Институту государства и права РАН, который возглавлял академик Б.Топорнин – человек с высочайшей репутацией учёного передовых взглядов и необыкновенной эрудиции.
Однако продолжить эти исследования я тогда не смог. Реалии жизни заставили существенно изменить все мои планы. Перевалил за экватор 1993 год. В стране назревали грозные события, уже горел Парламент. Правоохранительные органы «зашивались», разыскивая бандитов различных мастей, склады с оружием, наркотиков, вскрывая явки, тайники и перевалочные базы иностранных агентов, наводнивших нашу страну.
В итоге Колесников приказал отложить основную работу и все силы бросить на помощь сотрудникам государственной безопасности и милиции. Координация взаимодействия была возложена на генерала Квашнина, занимавшего один из ведущих постов в Генеральном штабе.
Он отдавал дань способностям сотрудников моей части и высокой эффективности их работы. В итоге контрразведка и милиция по достоинству оценили помощь наших сотрудников и даже прислали Колесникову благодарственные отзывы. Чуть позже в очень удачной обработке эти документы попали на страницы газеты «Московский Комсомолец», где я неожиданно для себя увидел «истинный масштаб» проделанной моим подразделением работы.
Глава 10 Закат
Последним начальником Генерального штаба, с которым мне удалось поработать, оказался Анатолий Квашнин, который одобрил мое предложение создать в его управлении интеллектуальный аналитический центр и первое время во многом опирался на его проработки.
Но потом по мере накопления опыта руководства Генштабом он всё реже пользовался нашими услугами тем более, что в качестве первого заместителя у него был генерал-полковник Валерий Леонидович Манилов, интеллект которого затмевал работу некоторых научных институтов.
Его карьера в центральном аппарате Минобороны началась ещё в семидесятые годы, и он за короткое время стал незаменимым аналитиком и спичрайтером министра обороны.
В то же время я уже предчувствовал скорый закат деятельности нашей части. Дело в том, что в своей работе мы постоянно отслеживали уровень результатов наших постоянных оппонентов – американцев. И вот, постепенно чаша весов начала медленно склоняться в нашу сторону, а к концу 90-х годов мы увидели, что по самому уязвимому ранее для нас вопросу – подготовке и практическому использованию людей с неординарными способностями – мы оторвались от США весьма основательно. А наша школа подготовки таких людей оказалась на порядки эффективнее всех остальных в мире.
Поняв это, я ждал ответной реакции со стороны США, так как понимал, что в этой сфере противоборства секретов почти не бывает. И реакция, разумеется, последовала почти незамедлительно. Однако совсем не оттуда, откуда можно было бы предположить.
С 1999 года мы стали ощущать непонятный негативный прессинг со стороны окружения Квашнина. В какой-то степени я предполагал, что негатив, вызван появлением в нашем Управлении комплекса психотестирования, позволяющего выявлять непорядочных, равнодушных и некомпетентных руководителей и рядовых сотрудников. Структурные преобразования в Управлении тоже многим оказались не по вкусу, а кое-кому показались даже вредными, так как подрывали устои десятилетиями сложившейся громоздкой бюрократической системы чиновозвышения и властвования.
Завершило кампанию борьбы с нашими прорывами убийство одного из руководителей научной лаборатории, добившейся выдающихся результатов в разработке новых методов борьбы с вероятным противником.
Может быть, это и совпадение. Но уж слишком в «нужное» время произошла эта трагедия, которая могла бы сказаться на наших работах, если бы мы не предусмотрели дублирующих вариантов.
В результате как-то вечером начальник Генштаба звонит мне и срывающимся от раздражения голосом спрашивает: «Что творится у тебя в управлении?! Чем вы занимаетесь?! Ты, почему мне ничего не докладываешь?!». Признаюсь честно, что я был готов к таким вопросам, так как уже просчитал ситуацию заранее.
Поэтому жёсткий тон меня не только не смутил, но даже, в какой-то степени, обрадовал. Я спокойно ответил, что понимаю, почему мне задаются такие вопросы, но ответ на них лучше искать не по телефону или на ковр в кабинете, а лучше придти самому в моё подразделение и увидеть всё своими глазами.
Квашнин с моим предложением согласился.
На следующее утро я зашёл за ним, и мы последовали в расположение моего управления.
Следы раздражения на лице начальника Генштаба оставались, но ярости в его глазах, мешающей адекватно оценивать обстановку, уже не было.
Войдя в коридор управления, вдоль которого располагались кабинеты сотрудников, большие холлы и служебные помещения, Квашнин опытным взглядом оценил идеальный порядок, ощутил флюиды творчества, инициативы и строгого военного уклада. Он увидел, что сегодня всё было, как и всегда.
Никакого «шоу» ему не готовили. Царила привычная атмосфера: сотрудники были собранны, деловиты и спокойно, без смущения, выполняли свою работу, хоть многие из них так близко начальника Генерального штаба ещё не видели.
Он тоже почувствовал, что попал на «другую планету». «Планету» высокоорганизованных, умных и просветлённых людей. Более того, он вспомнил, что был причастен к этому сообществу не только как начальник, но и как единомышленник, соратник. Ведь многие начинания осуществлялись по его инициативе и при его благословении.
В душе Квашнина появилась та теплота, которая не передаётся словами, но хорошо ощущается людьми, в чей адрес она направлена. Эта теплота оставалась при посещении всех кабинетов, в которые он заходил и где уверенность в себе, спокойствие и дружелюбная атмосфера, царившие среди обитателей служебных комнат, открывали сердце каждому, туда вошедшему.
Я старался во время визита воздерживаться от комментариев, давая возможность сотрудникам самим проявить ум, компетентность и эрудицию.
Начальник это заметил и старался не отклоняться от негласно предложенной мной манеры общения с людьми. Незаметно пролетело отведенное на посещение время. Однако, привычно отмечая его ход, начальнику Генштаба уходить, почему-то явно не хотелось.
Наконец, он предложил пройти в мой кабинет и подвести итог нашей работы. Мы получили самую высокую оценку, а окончание выступления начальника Генерального штаба, в котором прозвучал анализ хода проводимой в стране реформы Вооружённых Сил и международной обстановки со своего уровня информированности и понимания, значительно расширило наши представления о ситуации в Вооруженных Силах, стране и мире.
Попрощавшись с сотрудниками управления и сфотографировавшись с ними на память, Квашнин увлёк меня с собой и, заведя в свой кабинет, тут же позвонил начальнику управления кадров Генерального штаба с указанием представить ему на следующий же день документы к награждению медалями за особые заслуги некоторых моих сотрудников.
Затем он щедро наделил меня памятными знаками и вымпелами с его подписью с наказом незамедлительно вручить их офицерам и служащим на общем построении. Что было потом с клеветниками я не знаю, да и, признаться, это меня не очень-то и волновало. Для меня отчётливо прояснилось: «Мы стали кому-то опасны, и нужно ждать очередного подвоха». Интриг я не боялся, но меня всё чаще посещала мысль о том, что эти люди лягут костьми, но не дадут реализовать задуманного и не оставят попыток избавиться от меня самого.
Вскоре последовала очередная напасть. Снова звонит начальник Генерального штаба и говорит, что подписал приказ о проверке деятельности моего управления, а комиссию возглавляет один из его заместителей.
Кого только не включили в эту комиссию! И инженеров, и вооруженцев, и кадровиков, и офицеров из оперативного управления, и тех, кто формирует штатное расписание. В общем, не было только представителей продовольственной службы и православной церкви.
Но надо сказать, что все без исключения члены комиссии оказались честными людьми и негласное указание заговорщиков об организации полнейшей обструкции наших работ и управления в целом выполнять не стали. Акт получился объективным, деловитым и оптимистичным по отношению к нам.
Заместитель начальника Генерального штаба ознакомил меня с актом, дал расписаться, расписался сам, а затем, пряча глаза, показал свою записку, в которой было написано, что мы занимаемся не известно чем и наш коллектив нужно более чем в два раза сократить, наделив его непонятными, на мой взгляд, функциями.
Этот крик души команды злопыхателей в очередной раз показал их несостоятельность, политическую и аналитическую бездарность. Однако злополучная записка легла на стол Квашнину вместе с актом комиссии.
Мы с его заместителем присутствовали при прочтении обоих противоречащих друг другу документов, в которых была «забита» утверждающая подпись начальника Генерального штаба.
Сначала это меня даже позабавило. Как, думаю, он вывернется из дурацкого положения, в которое сам же себя и загнал, так как, безусловно, был в курсе всех дел. Однако он, ничуть не смущаясь, утверждает, оба документа.
Наверное, он понял, что затея «заговорщиков» не удалась, и, чтобы они отстали от него хотя бы на время, подписал эту, уже никому не нужную, бумажку. Ведь основной документ – Акт комиссии был им утверждён.
Но, все же, предчувствуя угрозу прекращения работ, я начал сворачивать программу наших исследований.
Некоторые наработки я отдал в другие подразделения Минобороны где, кстати, они получили неплохое развитие, кое-что «заморозил» до лучших времён, а часть работ стал вести самостоятельно совместно с моими, наиболее преданными делу, соратниками.
Приход на должность начальника Генерального штаба генерала Балуевского подтвердил мои предположения и формально затвердил статус-кво: в конце 2004года вышел указ Президента о ликвидации моего Управления.
***
Часть 3
Сновидцы Главного Управления Охраны РФ
Глава 1 На рубежах Родины
Работы по развитию и практическому применению людей с парапсихологическими способностями на благо Родины, которые проводились в части 10003 нельзя переоценить.
Но все же, одно из наиболее ценных применений, во многом повлиявшее на жизнь страны, они нашли в Службе Безопасности первого Президента России Б.Н. Ельцина. В ней, под руководством генерал-майора Главного Управления Охраны РФ Бориса Константиновича Ратникова, в первые годы существования молодой России, работала группа аналитиков, в которую входили и офицеры – экстрасенсы.
Сотрудники этого подразделения аналитически с применением способа получения информации в измененном состоянии сознания выявляли наиболее опасные для России, и её первого Президента угрозы, а затем устраняли их.
Тогда, в начале 90-х годов прошлого века от молодой страны, каждый из ее бывших противников и соседей хотел откусить свой кусочек незаслуженных трофеев. В этой ситуации экстрасенсы, работающие в ГУО РФ, оказались можно сказать на передовой защиты интересов нашей Родины от многочисленных иностранных агентов влияния тучей круживших вокруг Б.Н. Ельцина.
Вот как описывает работу самого секретного подразделения Главного Управления Охраны его руководитель генерал-майор ГУО Борис Константинович Ратников, в то время первый заместитель М.И. Барсукова.
***
Главная наша задача в то сложное время состояла в том, чтоб протестировать ситуацию, как будет идти развитие событий в России в ближайшем будущем, какие в стране существуют болевые точки.
В итоге, после проведения огромной аналитической работы Коржаков отнес Ельцину несколько докладных записок с просьбой дать возможность создать ситуационный центр при Совете Безопасности России, который смог бы отслеживать весь спектр угроз для государства в целом. Мы хотели, чтобы этот центр работал круглосуточно, но имел небольшой штат из 12 офицеров, которые бы занимались аналитикой принимаемой входной информации от КГБ, МВД, Администрации Президента, Санэпиднадзора, Гражданской обороны, МЧС, ГРУ, Разведки с территорий и т. д.
Потом дежурная смена офицеров анализировала бы эту информацию и к 18-ти часам она поступала к нам. А утром на стол президента ложилась бы докладная аналитическая справка с набором проектов решений наиболее болезненных для страны проблем.
Мы планировали не только каждое утро показывать Президенту планшет угроз, на котором ясно была бы видна самая приоритетная угроза для страны на этот день, но и объяснять причину возникновения угрозы, возможные варианты ее устранения и нейтрализации.
Мы предполагали оказывать и правовую помощь в решении проблем, предлагать источники финансирования, исполнителей, контролирующие органы, все этапы исполнения, вплоть до четкого алгоритма принятия решений.
Но Ельцин, выслушав наши предложения, отказал. Тогда мы сами сформировали группу специалистов по выходу в энерго-информационное поле Земли и получили возможность считывать оттуда различные интересующие нас сведения.
Используя этот уникальный источник информации, мы хотели узнать, что, например, думают о России в верхних эшелонах Американской администрации.
Оказалось, что Россию никто на Западе в качестве партнера и в качестве своего друга никогда и не рассматривал. Мы воспринимались исключительно как сырьевой придаток.
Полученные с энерго-информационного канала «слова» Буша старшего звучали так: «Мы Россию рассматриваем с той точки зрения, что пусть она занимается металлопрокатом, вредным в производстве ширпотребом, энергоемким ширпотребом, пусть они хоронят ядерные отходы. Пусть используют свою дешевую рабочую силу, а мы пойдем по пути развития информационного продукта. На своих территориях сделаем сеть огромных национальных парков. Где будем жить и отдыхать. А России отдадим всю химию, тяжелые и вредные производства. Но они не должны лезть в высокие технологии»
Погружаясь все глубже, собирая и анализируя информацию энерго-информационного поля мы буквально поражались циничному отношению к России со стороны некоторых Западных держав, хотя, несомненно, были и те, кто искренне хотел помочь России возродиться.
Но большинство думало только о своих интересах, в итоге проверяя, полученную таким образом информацию мы сумели отстоять не один стратегический интерес России.
Вот наиболее яркий пример, когда во время полученная информация из энергоинформационного поля смогла оказать нашему государству неоценимую услугу.
Во время очередного сеанса мы узнали, о процессе подготовки визита Б.Н. Ельцина в Японию. Однако странным было, то, что Козырев при этом готовил документы по передаче четырех спорных островов Курильской гряды Японии. Мы все были просто шокированы этим фактом. Но поднимать шума не стали.
Через какое-то время по существующим правилам отправили японцам на согласование предварительную программу пребывания президента в их стране, Они ее, разумеется, очень быстро согласовали, и вернули обратно.
Когда визит был согласован на всех уровнях в обеих странах, и оставалась очередь только за нами, руководство ГУО собралось на совещание, что бы решить, как сделать так, чтоб и острова остались у России и лицо Президента сохранить.
После оживленной дискуссии было решено попытаться визит отменить. В качестве причины, сославшись на недостаточный уровень безопасности Б.Н. Ельцина, предоставляемый японской стороной.
Для этого необходимо было найти те зацепки в предварительной программе пребывания, которую Японцы нам согласовали, но из-за которых Б.Н. Ельцин не смог бы посетить Японию по причине его безопасности.
К счастью такие зацепки быстро нашлись, причем даже не одна, а целых три. В программе визита, японцы просили внести коррективы в пребывание Б.Н. Ельцина в Японии и предлагали исключить из программы визита три важных момента.
Во-первых – выход Ельцина из машины на улицу поприветствовать граждан Японии, потому что, как они говорили, что если бы заранее знать место, где он выйдет, то они бы подготовили в этом месте надлежащую охрану. Но при спонтанном выходе, безопасность Президента они не гарантировали.
Во-вторых – в период визита должны были проходить соревнования по борьбе Сумо, на которые Ельцин очень хотел попасть. Но поскольку все билеты были заранее проданы, нам сказали, что мы можем выделить только двух – трех охранников, устроив их на приставных стульчиках. Поскольку организатор соревнований – это частная фирма, влияния на которую у правительства Японии нет. А так как охраны будет очень мало, то они не исключали возможность теракта.
В-третьих – Ельцин хотел возложить венок к памятнику погибшим российским морякам в бывшей столице Киото. В этом городе, когда-то было сильное землетрясение, а наши моряки оказывали помощь при спасательных работах, некоторые из них при этом погибли. В благодарность за помощь Японцы поставили им на этом месте памятник. Но и тут Японская секретная служба сказала, что старое кладбище, на котором стоит памятник, сильно заросло, и они банально не смогут поставить полицейского под каждым кустом и не могут гарантировать стопроцентную безопасность от возможных снайперов.
В итоге, они попросили вычеркнуть эти три момента из программы пребывания Б.Н. Ельцина в Японии. И именно на этих трех моментах мы решили построить свою аргументацию против проведения визита. Но предварительно тщательно протестировали, чем чревата передача островов Курильской гряды Японии.
Используя возможности «метаконтакта» в измененном состоянии сознания наш слипер вышел в энерго – информационный канал. Как он потом заявил, что как только мы отдадим острова, то американская агентура, находившаяся в ЦК КПК (Центральный комитет коммунистической партии Китая) может оперативно спровоцировать военный конфликт на границе России и Китая, а у нас в то время с Китаем был очень большой кусок неустановленной границы по реке Амур.
В это же самое время этнические китайцы, проживающие в Хабаровском крае, Приморском крае и Амурской области могли устроить демонстрации с целью получения автономии. И вот тут то международное сообщество могло заявить, что Китай, как агрессор хочет отнять у России часть территории, и НАТО нанесло бы удар по Китаю.
Делалось это для того чтобы расчленить Китай на этнические районы, которые бы уже не представляли угрозы ни для США, ни и ее союзников. Поскольку Китай со своим стратегическим наступательным вооружением и идеологией абсолютно не вписывался в однополярный мир Америки.
Им очень нужно было решить этот вопрос силой, используя в качестве провокации территориальный спор Китая с Россией. При этом мы, разумеется, не могли полностью доверять информации, полученной путем «метаконтакта» и попросили наши спецслужбы проверить нашу информацию. Полученные от них сведения косвенно подтверждали, ту информацию, которую мы получили из энерго-информационного поля.
Однако, учитывая, тот уровень, на котором готовился визит, необходимо было соблюсти все условности и подготовить отказ таким образом, что бы он выглядел логичным и не вызывал подозрений. Главным аргументом, на который мы собирались апеллировать, было то, что Б.Н. Ельцин хоть и глава государства, но за его безопасность отвечает Главное Управление Охраны, поэтому последнее слово должно быть за нами.
И вот на другой день утром мы дали в дружественные нам СМИ небольшие заметки, в которых выразили опасение за безопасность Президента во время его визита в Японию. А уже днем А.Б. Коржаков попросил меня присутствовать на встрече министра иностранных дел Японии с Козыревым, для того чтобы согласовать спорные вопросы пребывания Ельцина в Японии.
Нам было нужно, чтобы они сами публично подтвердили, что не могут обеспечить 100 % безопасности пребывания Ельцина в их стране. Как только я приехал туда, смотрю, заезжает Козырев на своей машине, я ему говорю: «Сейчас решается вопрос о визите, и поэтому если Вы зададите вопрос в процессе беседы по трем спорным вопросам пребывания в Японии – служба безопасности президента будет Вам очень признательна, так как мы прорабатываем этот визит с точки зрения его безопасности».
Сам я туда не пошел, поскольку протоколом встречи всегда четко регламентировано, кто на ней может быть, а кто нет. К сожалению, никаких охранников, на ней предусмотрено не было.
После переговоров, я отозвал Козырева в сторону и говорю: «Ну и как спросили?», он отвечает, что Японский посол подтвердил, что если их спецслужбы написали, что не обеспечивают безопасность полностью, то так оно и есть. После этого, когда главный момент нашей мотивации отказа в поездке был подтвержден, я объявил, что завтра мы с сотрудником ГУО вылетаем в Японию для непосредственной подготовки визита.
