Текст книги "Сердце Вербарии"

Автор книги: Дмитрий Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Отряд проследовал к подножью склона, вскарабкался на гору, и на подступах к вершине, там, где несли караул доларги группы Д, один из внедорожников едва не сорвался. Водитель головной машины чуть съехал с дороги и угодил на осыпь, но к счастью, падение остановила корявая сосна. Машину поставили на место с помощью другого внедорожника и доларгов, за что последних тут же похвалили и отметили.

Приказ возвращаться был отдан, только когда рассвет взял-таки высоту и перевалил через хребет Аргола. Утро хлынуло солнечной волной и, когда это случилось, Сейвен впервые почувствовал, что устал. «Поспать бы». Он зевнул украдкой и посмотрел на Диз, бодро шагающую чуть впереди и справа от него.

Мысли о соучастии в ночном инциденте, мучали Сейвена хуже тошноты. Любые упоминания о происшествии вызывали едва сдерживаемые позывы разоблачиться. Он отлично понимал, что его желание прокричать во все горло: «Вранье!» – безумно настолько, насколько фальшива бодрость шагающей впереди Диз. «Предположим, мне поверили. Что потом? Трибунал. И никто не будет разбираться, почему мне, свечке парафиновой, не хватило мужества остановить Крайтера. И раз я держался с ним, с ним партизанил и получил одобрение капитана гарнизона тоже с ним, то с ним я и заодно. Заставил? Смех… Кто ж в это поверит? Да и не заставлял он меня…» Еще крепче увязать во лжи Сейвену хотелось в самую последнюю очередь. Но, хотя он твердо решил молчать, от внутренних метаний решимость не спасала.

Прибрежье Лонции сияло, как грань изумруда. Но доларгам не было дела до красоты зачинающегося дня. Измотанные напряжением и бессонной ночью, они, хотя и держались достойно, но окружению внимание уделяли минимальное.

Коверкать голову размышлениями о том, что сегодня ждет его – Сейвена, Сейвен не хотел. «Будет так, как быть должно, и неважно, думаю я об этом или нет». Но как бы он не отмахивался, одна мысль неизменно возвращалась. От нее тошнило. Она доводила Сейвена до тихого буйства. «Я сообщу о проявленном вами героизме». Это означало, что и он, и вся группа В по безумному капризу Крайтера сегодня же имели все шансы принять статус. «Какая ирония: всю жизнь честно играть, пусть и маленькую, но свою роль, чтобы под конец снискать славу в театре марионеток. Пошлой куколкой».

Из начальства никто и словом не обмолвился об общих достижениях и о частных успехах доларгов. Отряд просто пустили внутрь гидроглиссера и предложили занять свои места. Сейвен не без удовольствия растянулся в удобном кресле, откинулся на спинку и вытянул ноги. Комната молчала. Даже Зак опустил голову и медленно моргал в пол. Тело налилось приятным оцепенением. Каждое движение давалось с трудом, но утруждаться и не хотелось. Веки смыкались все чаще, наливались липкой тяжестью.

Гидроглиссер оторвался от причала и сначала медленно, но потом все быстрее и быстрее поплыл к родному берегу.

***

Сколько прошло времени Сейвен сказать не мог, но, когда он открыл глаза, кругом все спало и тишина стояла такая, что от нее звенело в ушах. «Оглушающая. Оглушающая тишина». Под сердцем холодной волной шевельнулось недоброе. Какое-то роковое предчувствие. Он огляделся. Народ спал вповалку. Казалось, сбыло и их дыхание, настолько все кругом стало недвижимым. Растрепанные волосы, расстегнутые вороты, нелепые, какие-то сюрреалистичные позы и… Сейвен похолодел. Ни один, ни единый человек в комнате не показывал своего лица. Все как один отвернулись прочь.

Сейвен поднялся. Воздух вокруг оказался плотным, как вода. Любое движение, будь то поворот головы или мановение пальца, оставляло в пространстве след в виде радужных вихрей. Завитки рождались, проплывали клубами дыма и таяли без следа. Преодолевая сопротивление воздуха, он выбрался из своего ряда в проход и только тогда увидел человеческую фигуру, неподвижно стоявшую на подиуме, возле чернеющего пустотой экрана. «Диз?»

– Диз? – окликнул он, но с губ слетела лишь тишина.

Тем не менее она услышала и даже обернулась. По ее щекам к подбородку стекали лазурные слезы. Текли обильно, но… Не капали вниз, а плыли по воздуху маленькими пульсирующими светляками. Лицо Диз искривилось плачем, она что-то горяче шептала Сейвену, но он и слова не разобрал. Он шагнул к ней, но она, как будто чего-то испугавшись, отпрянула, развернулась и скрылась в чернеющем экране монитора, точно в ночном окне. Нимало не удивившись случившемуся, Сейвен устремился вслед за ней.

Тьма душила. Место, в которое он попал, оказалось гораздо плотнее спящей комнаты. Тьма ослепляла. Ни сполоха, ни огонька… Никаких оттенков или полутонов. Безбрежный океан сажи и он – на его дне. Но он чувствовал, что стоит, стоит на чем-то рыхлом, податливом. Он присел, зачерпнул горсть песка и тонкой струйкой пустил ее на свободную ладонь. Песок не кончался, а все сыпался и сыпался, точно из ладони. Сейвен чувствовал, как его засыпает, безвозвратно погребает под барханом.

Тьма стала глубже, хотя казалось, что глубже уже было некуда. Дыхание перехватило, больше от страха, чем от нехватки воздуха. Тело проседало, куда-то проваливалось…

И вот он уже падает. В ушах – свист ветра, над головой – звездная даль, а внизу – все та же тьма. Приземлился он мягко, хотя падение и длилось долго. Сколь долго, он сказать не мог. Нарн или цикл… Время стало неопределенным.

Он очутился у подножья горного хребта, израненного солнцем и ветрами. Квадрат группы В. Кругом ни души. Далекий свет звезд едва серебрил иссохшую землю, тонкий ветерок веял прохладой с гор, пели сверчки, и тихо шелестела придорожная трава. Ночь стояла безмятежная.

Внезапно тишину пронзил вой койота. Отчаянный крик животного доносился из ущелья и Сейвен, инстинктивно, бросился на него.

Но не успел он пробежать и сотни шагов, как завывание перекатилось в хохот, всеоглушающий, неистовый рев, от которого дрожала земля. Сейвен почувствовал, как по щекам потекли теплые струйки крови. В тщетной попытке защититься от безумного смеха он стиснул ладонями голову и продолжил путь. Вдруг хохот оборвался, и стало тихо как прежде.

Стены ущелья наваливались черными портьерами. Их вес просачивался сквозь кожу, обволакивая нутро. Клин звездного неба над головой как будто сузился, а сами звезды потускнели. Горы заскрежетали – теперь они сближались по-настоящему. Сверху посыпались камни, срывались валуны, что с глухим уханьем вонзались в землю. Звезды исчезли совсем, и вновь стало невыносимо темно. Тьма проникла. Она стала частью его самого.

Вдалеке появился блуждающий огонек. Он слепо носился от стены к стене и медленно приближался. Сейвен остановился. Вся та тьма, что впиталась его телом, теперь рвалась прочь от огня. Он ощутил страх, но не как собственное чувство, а как чье-то холодное дыхание за спиной. Как будто кто-то охваченный ужасом прятался за ним и в своем глубоком, безотчетном трепете увлекал Сейвена за собой. Он оглянулся, и страх пропал.

Перед ним, на расстоянии вытянутой руки, стоял Крайтер. Одетый во все белое, с вымученной улыбкой на бледном лице. В руках он сжимал большой хрустальный шар. Сфера мерцала глубинным синим огнем. В ней что-то билось, трепетало, как лепесток свечи. Это была Диз. Ростом не больше мизинца, она молотила кулачками стены своей неволи. Было видно, как ее маленький ротик открывается – она кричит. И вся светится.

Сейвен почему-то знает, что ее нельзя выпускать. Если она вырвется, то случится что-то настолько ужасное, что никто и никогда не сможет исправить этого. Он поднял глаза на Крайтера. Тот кивнул, как бы подтверждая опасения.

– Вернуться уже нельзя, – проговорил он с горечью. – Нельзя остановить то, что ты начал. Хочешь увидеть, что ты начал?

Его последнее «что» звякнуло укоризной. Он протягивал шар Сейвену, предлагая заглянуть в глубину пристальней.

Взгляд проник внутрь и увлек за собой. Сейвен сморгнул. Он стоял на дне пересохшего фонтана с мозаикой в форме плачущего солнца. Рядом Диз. Очень близко. Она обнимает его, а он в ответ придерживает ее за талию и вздрагивающие плечи. Она плачет. Плачет и солнце, наполняя фонтан. В воде уютно. Ему хочется стоять вот так вот, обнявшись, целую вечность. Стоять, чувствовать тепло ее счастливых слез и ни о чем не думать.

Вдруг в воде что-то промелькнуло извилистой тенью, ускользая за спину. Он поворачивается, но… Открывает глаза и видит каюту гидроглиссера, видит спящих доларгов и Диз, спокойно дремлющую рядом с ним.

До порта Бредби оставались считаные нарны.

Act 4

Пробуждение оказалось для Сейвена тяжелым. Из головы рвались обрывки чудоковатых снов, рука затекла, а шея болела. Он перевернулся на другой бок и попытался вспомнить, что ему снилось. Какие-то заросли, огромные, но добрые животные… Каньон с обрушающимися стенами, чернота, Диз… «Стоп, это же снилось вчера».

Он подскочил на кровати и схватил будильник. Черный экран свидетельствовал, что тот опять сам-собою отключился.

– Допросишься, скотина, когда-нибудь выброшу тебя. Будешь знать как не будить. Будильник еще, – раздраженно пробурчал он.

По возвращению в порт, экзаменационный отряд без промедлений доставили в купол. Доларги с нетерпением ждали вердикта и не расходились. Когда же уставший отряд построили у главных ворот купола, визитатор, встретивший построение, скупо сообщил, что в восьмом цикле в актовом зале будет общее собрание. Оставшееся время он настоятельно порекомендовал употребить на сон. А еще настоятельнее – не опоздать к назначенному циклу.

В соблюдение последнего Сейвен и поставил будильник на половину восьмого, дабы, проснувшись, без лишней спешки привести себя в порядок. «И почему меня никто не разбудил?!» Теперь уже без десяти нарнов, а он все еще растрепанный и в одном исподнем мечется по комнате в поисках формы. «Наверное, даже никто и не заметил, что меня нет».

– Я ведь ее здесь… – растерянно тормошил он стул, на который перед сном сложил форму.

Он посмотрел на входную дверь и рядом, на крючке, увидел ее, выстиранную и старательно поглаженную. Его осенило. «Ключниц. Точно. Последние мозги проспал, идиот». Сейвен торопливо натянул форму, обулся, прибрал пальцами волосы и выскочил за дверь.

Снаружи его ждал сюрприз. Диз.

– Какого демона, Сейвен! – негодовала она. – Строиться давно пора!

– Простите, я проспал, – честно признался он.

«Надо же. Ты и впрямь пришла… Хоть тебе спасибо за это».

– Будильник барахлит.

– Будильник. Давай, пошли уже скорей.

Заспешили не по кольцу тротуара, опоясывающего недро купола, а сквозь парк, кончающийся у главного здания шумящими водопадами.

На некоторое время они погрузились в густой лес, обступивший их сумрачными, неясными тенями. Кое-где на стволах и листьях растений переливались люминофором редкие жуки. В глубине парка слышались монотонные перекаты водопадов.

Над головами шагающей пары зажглись ночные огни. Меридианы фонарей несли бледно-голубой свет из водной прослойки, отчего тот рассеивался по куполу ровной, мягкой аурой.

Запахло милюдой, а вскоре появился и источник сладковатого, оседающего на губах нежной пыльцой аромата. Большие кусты вдоль тропки были усыпаны брезжащими в сенной полутьме цветами. Снаружи – на ветру – лепестки распустившихся бутонов летели бы по ветру звездной пылью. Но здесь… Они лишь усеивали почву тонким ковром, который истлеет к утру, как позабытый костер.

Диз замедлила шаг и остановилась у одного из кустов. Она отломила крошечную веточку, всю облепленную цветами, и пристроила ее на своей прическе за ухом. В этом призрачном свете стремительно живущих цветов Сейвен разглядел, как она была хороша. Роскошные темные волосы собраны в плотный нимб, из которого на висках и затылке ниспадала дюжина стройных кос. Ее кожа, немного бледная от ночной иллюзии, благоухала тонким ароматом духов, различимым даже здесь, в густоте цветущих растений. На лице ни тени, ни эмоции, ни морщинки. Глянцевая оправа очков ровно блестела голубизной. Как и глаза… Темно-синее вечернее платье плотно облегало тело, подчеркивая каждый изгиб ее превосходного тела.

– Диз, время, – осторожно напомнил Сейвен.

Она что-то хотела ответить, даже приоткрыла рот, но лишь коротко вздохнула и пошла дальше, так ничего и не сказав.

Первый этаж административно-учебного корпуса представлял собой огромный зал с множеством высоких колонн, где обычно подолгу задерживалось только эхо. Но сейцикл он гудел сотнями голосов, а из репродукторов лилась музыка. Казалось, на церемонию собрался весь купол, включая дежурных и вахтовых, отчего зала о сорока метрах в поперечнике стала тесной.

Они заспешили к подиуму, возведенному у дальнего края окружности залы. Сквозь люд у подиума, различались организованные группки виновников собрания. Доларги – единственные, кто сегодня был одет по форме. Все остальные щеголяли в своих лучших нарядах. «Еще бы. Главный праздник года. Когда же еще, как не теперь, натянуть фрак, или вечернее платье, что целый год пылились складками в шкафу и выйти в люди». У Сейвена фрака не было. Редкие праздничные вечера он сидел за настольным дисплеем, читал или чистил запал. Спал, наконец. Если же под гнетом угроз и натиском докучающих приходилось тащиться в общество, то он облачался в свою повседневную одежду и весь раут молчал из тени, наблюдая за окружением. В такие циклы ему открывались моменты, незаметные в будничной суете, впрочем и они быстро наскучивали.

На невысоком – по пояс Сейвену – подиуме устроили трибунку. Вернее большой стеклянный пюпитр, за которым стоял Олаф Швассер в давешнем своем красном жилете. Он раскладывал визы ларгов и заглядывал под каждую обложки, проверяя все ли в порядке.

Без лишних приветствий Сейвен занял свое место в квадрате, так, что Олаф ничего не заметил. Манипуляции протектора длились нарна три, пока один из визитаторов, выстроившихся ширенгой в глубине подиума, не подошел к протектору и что-то не шепнул ему. Олаф вскинул голову, оглядел доларгов, выпрямился, кашлянул и напряг голос:

– Пожалуйста, потише, – попросил он, выждал, пока собрание угомонится и затем продолжил: – Сегодня великий день. И величие его прежде всего заключается в вас, выпускники купола Бредби. Вы доказали свое превосходство, доказали, что достойны называться боевой элитой Вербарии и достойны героизма ларга. Сегодня – ваш день.

– Вечер! – выкрикнул кто-то издали.

– Что? – мигом откликнулся Олаф, но шутник притаился и не ответил. – Да… Я говорил о значимости момента… О его, если можно так выразиться, мистичности. Вот вы, ларги, присутствующие здесь, поднимите руки, пожалуйста.

Даже не оборачиваясь, Сейвен с уверенностью мог сказать, что леса из рук не вышло. «Неудачная попытка, старина. Ларгов в куполе – что рыб в мертвом пруду. Наставники одни, да чины высокие – шишечки, что первыми поспели. А остальная масса в разъездах. Хе-х, фонды зарабатывают».

А Олаф тем временем набирал обороты. Жесты его становились размашистее, речь преисполнялась пафоса, а лицо наливалось кровью. Он все громче и витиеватей глаголил о значимости куполов в общем и ларгов в частности, о том, какая великая обязанность возложена на их плечи, о том, что они являются ни много ни мало – гарантами мира и процветания всей Вербарии. И так далее, и так далее…

«Давай-давай, болтай. А те сзади тебя послушают». Сейвен посмотрел на визитаторов, стоявших позади Олафа шеренгой неподвижных шелковых кукол. Их могущество заключалось главным образом в пунктах кодекса ларгов. Они олицетворяли власть. Представляли тех, на чьи деньги выросли ларги и на кого теперь работали. «Для них ведь надрываешься. Вдруг возьмут да и подбросят на нужды купола лишних фондов?»

Внезапно Олаф умолк на полуслове. Какое-то время он разглядывал стоявших перед ним доларгов, потом перевел взгляд на стопочку виз. Когда он начал их неторопливо перебирать, по залу разнесся шепот. Протектор выбрал одну из корочек, повернулся всем корпусом к Сейвену и, глядя в визу, сначало тихо, а потом во весь голос изрек:

– Не может быть. Думал, показалось. Крайтер! Да ты ж ларгом стал!

Раздались фанфары, за ними грянула торжественная музыка и все зааплодировали. Сейвен так до конца и не понял, оказался ли первый титул случайностью или его спланировали заранее, но эффект он произвел неподдельный.

Крайтера, по меньшей мере, уважали, за то, что во многом он был лучший. Лучший стрелок, лучший фехтовальщик, ставил рекорды в подводном плавании, беге на длинные дистанции. А в учебных маневрах неизменно отличался как инициативный и грамотный стратег… Когда в прошлом году публика так и не услышала его имени, шепот удивления не стихал очень долго. Это уже после все дружно вспомнили его неугомонный и сложный норов, а тогда… Тогда все ждали, что непременно произнесут Имя. Но снова и снова ларгом оказывался кто-то другой.

Нельзя сказать, что известие как-то эмоционально повлияло на Крайтера. «Еще бы. Сам ведь все устроил так, чтобы сегодня непременно взойти на подиум. Какие уж тут неожиданности, пусть и приятные?» Он преспокойно вышел из строя и энергически взобрался к Олафу. Ему, как первому в этом году новоиспеченному ларгу, предстояло выступить с речью, что он и не преминул сделать:

– Братья и сестры! – пафосно начал он, как и протектор, отказавшись от микрофона. – Все мы оказались здесь, в куполе Бредби, потому, что нам не оставили права выбора. Сюда нас пригнала нужда. Я уверен, что ни один любящий родитель не отдал бы своего ребенка на семнадцать фаз туда, где из него выкуют шестеренку войны. Кто из вас не задумывался о своей участи? Кто не пытался вспомнить лица своих родителей? Кто из вас не помышлял сбежать отсюда? Но куда? Зачем?! Эти короткие вопросы каждый раз останавливали меня, ведь, вне купола у меня ничего нет. Мне некуда, незачем и не к кому идти. Мы здесь все большая, драная семья без роду и племени! Братья и сестры по участи… Не знаю. Может быть, в другой жизни я бы плел корзины или ловил рыбу и видел в том свое счастье. Но в этой жизни – я ларг. И я, демон меня забери, горжусь этим!

С визой ларга в руках Крайтер спустился, занял свое место, а аплодисменты все окружали его звонким ореолом. Смолкли они только, когда Олаф поднял обе руки вверх, призывая к тишине.

– С вашего позволения я продолжу. Сегодня у нас еще девять вручений, и, поскольку мы тут немного задержались с началом церемонии, предлагаю поздравить нашу молодую элиту оперативно, горячо и сразу приступить к банкету.

Зал согласно загудел.

– Ну что же… – он поднес к глазам очередной документ и громко прочитал: – Лейла Миллет!

Стоявшая рядом с Сейвеном Лейла издала радостный возглас и мигом очутилась возле протектора. Олаф пожал ей руку, неуклюже поцеловал в щеку, наконец, передал визу и громко, усмиряя шум аплодисментов, сказал:

– Лейла – клирик, и, по мнению мастера Исутсуманадараго с Крисалии, самый лучший! Кто еще не знает – прошу любить и жаловать. Лейла, поздравляю!

Следующим под руку Олафу попался паренек из группы Д – высокий и худощавый. Когда он встал напротив протектора, то в сравнении похудел еще сильней. Паренек слегка качнулся в поклоне, изрек сухое «Спасибо» и, как показалось Сейвену, очень крепко пожал руку Олафу.

Еще одним избранником фортуны оказалась девушка все той же группы Д, что в Лонции помогала спасать вездеход гелионцев. Сейвен был знаком с ней ровно столько, сколько и с любым другим жителем купола. «Поскорей бы уже раздали визы, покуда совсем не поскучнело».

Неясно, за какие добрые дела, но следующим по подиуму прошелся Манкер Глит – высокомерный и заносчивый выскочка. Несколько раз случалось так, что за проступки, инициатором которых являлся именно он, расплачивались те, что почестнее, да понаивнее. Сейвен мог отдать руку или даже две, что на экзамене, в составе группы А, Манкер ничего достойного не совершил. Однако же он был как-то связан с когортой инвесторов, а в этом ключе любые дальнейшие вопросы становились риторическими.

Следом Олаф поздравил еще двоих участников группы Д. Напряжение переминающегося на месте Зака, как показалось Сейвену, достигло предела. Вытянутыми по швам руками Зак отхлопывал по бедрам известный только ему ритм, а по телу то и дело пробегала дрожь.

– Зак Дейв!

На два-три квика Зак замер, точно отпечаток, но уже в следующее мгновение подпрыгнул на месте и дико заорал: «Фой! Я ваш папа!»

«Хе-х. Я ваш папа? Что бы это могло означать? Уж не то ли, что он такой молодец и всех сделал?» С удивлением Сейвен заметил, что улыбается и, спохватившись, стянул губы обратно. Украдкой осмотрелся. «Не увидел ли кто?» Но всеобщее внимание было устремлено на сцену, где в припадке радости бесновался Зак. Он широко улыбался, тряс руку Олафу так, что та едва не отрывалась, непрестанно хохотал и лез целоваться. Даже когда ему всучили визу, на прежнее место он вернулся не сразу. К всеобщему удивлению, Зак обошел всех визитаторов и каждому сунул руку. Причем половина общественности изумилась сумасбродной выходке, а остальная половина тому, что визитаторы ответили-таки на приветствие. «На волне изумления, надо полагать».

Когда предпоследним ларгом оказался не Сейвен, откуда-то всплыл мутный пузырёк беспокойства. «Чушь. Покамест все шло предсказуемо, и нет причин положению вещей так резко меняться. Крайтер сделал ларгом себя и всю нашу группу. В этом сомнений быть не может». Сейвен внутренне содрогнулся, когда вдруг понял, что, несмотря на правду, известную только ему, он не прочь обзавестись билетом в новую жизнь. И это после того, как его буквально рвало от лжи. «Распробовал? Теперь вкусно стало?» Он скрипнул зубами и чуть было не поддался желанию покинуть строй и выйти вон. Никогда еще он не чувствовал такого отвращения к самому себе.

– Сейвен Болферт!

«Сказать правду? Сейцикл! Непременно сказать!» Он сделал шаг и вышел из строя.

Зал ему аплодировал. Как и всякому другому, удостоившемуся сегодня чести зваться ларгом. Но аплодисменты показались Сейвену зловещими. Воображение рисовало дикую картину того, что все знают истину и вот здесь и теперь проверяют его – Сейвена. Испытывают на честность. Проверяют его честь. И если он, как Крайтер, воспримет все как должное, пожмет руку Олафу, поклонится и спустится обратно, то тут же поднимется гвалт и его справедливо освистают. «Лжец! Вероломный обманщик!» Он слышал эти обвинения как наяву и уже верил им.

Это был его шанс. Как последний ларг он должен был произнести заключительное слово. Олаф передал ему визу, пожал руку и жестом пригласил к микрофону. Сейвен поднес к губам микрофон и только теперь прямо посмотрел в зал. Люди притихли, ожидая, что же скажет самый молчаливый житель купола Бредби. Но тот продолжал молчать, разглядывая раскинувшееся перед ним скопище. Взгляд остановился на рожденных сегодня ларгах и тех, кому судьба дала от ворот поворот. Он посмотрел на пылающее счастливой улыбкой лицо Зака, на блестящие глаза Лейлы, на Крайтера, который многозначительно ухмылялся. В этих лицах было что-то, что остановила Сейвена от давешнего порыва. В них он увидел свет. Увидел сбывшиеся мечты и новые, далеко идущие надежды. Он выдохнул, набрал в грудь воздуха и сказал:

– Спасибо тем, результатами чьих стараний мы преодолели долгий путь и предстали перед вами как есть. Разочарований не будет. Мы обещаем.

Ненависть к аплодисментам обещала вот-вот материализоваться. Сейвен сжал кулаки покрепче, стиснул зубы, отчего губы превратились в узкую белесую нить, и медленно сошел вниз. Народное внимание отстало от него, но аплодисменты по инерции все еще звучали. В его честь.

В зале снова воцарилась тишина и Олаф вернулся к своему любимому делу:

– Десять ларгов. Неплохо, да? А следующий год обещает новые рекорды. С завтрашнего дня к семнадцатой сессии обучения приступит аж тридцать три доларга! И если отказников окажется больше, пускай даже все тридцать процентов, то все равно в будущем году вот на эту сцену взойдет по меньшей мере тринадцать новых воинов. Остальные же не у дел не останутся, – он обвел взглядом выстроившихся перед ним выпускников. – Невозможно каждому стать ларгом, как нельзя любому быть рыбаком. Поверьте, работы хватит на всех. Мы навсегда останемся одной семьей, живущей под общей крышей, дышащей одним воздухом, стремящейся к одной цели. Сделать наш мир лучше, безопасней и… Свободнее. Свободным.

Он рассмеялся.

– В любом случае уже завтра новички отправятся на свое первое задание. Контракты уже подписаны и лежат у меня на столе, так что завтра я жду всех в своем кабинете. К пятому циклу. А сейцикл – отдыхайте. Сегодня ваш, хм, вечер.

***

С бокалом пальмового вина в руках Сейвен подпирал одну из колонн мантапама. Он слушал музыку, про себя оценивая каждую композицию по пятибалльной шкале, глазел по сторонам, оценивая наряды людей все по той же системе, и цедил напиток, сразу оценив его по достоинству. Он допивал уже третий бокал и, быть может, именно поэтому не торопился уходить с праздничного вечера.

Проходившая мимо разносчица, которая успела запомнить молодого ларга, не отходившего от колонны весь вечер, остановилась и предложила обновить бокал. Сейвен великодушно согласился. И вот, уже с четвертой порцией вина в руке и потеплевшим от алкоголя взглядом, он продолжал по-своему наслаждаться вечером.

В гуще событий заприметился Зак. Окруженный толпой, он что-то самозабвенно повествовал, без устали размахивая руками. «Должно быть, треплется о своих достижениях в Лонции. Тоже мне, герой без подвига». Крайтер оживленно беседовал с Олафом. «Откуда же у вас такая связь близкая?.. Не оказалось бы, что наш драгоценный протектор отец Крайтеру. Вот шороху-то будет». У края сцены Сейвен мельком углядел Лейлу, которая громко аплодировала и что-то кричала всякий раз, когда артисты завершали очередную композицию. «Вливается наша новенькая потихоньку. Хм? И музыку, стало быть, любит? А может, играет? Не удивлюсь, если следующий концерт пройдет с ее участием».

Немного погодя пришло время танцев. Стульями огородили импровизированную площадку на которой, сначала нерешительно, но затем все бойче, стали кружиться пары. Толпа хлынула к границам площадки, отчего зала мигом опустела. Смотреть стало больше некуда и Сейвен уставился в бокал с вином.

С полнарна ничего не происходило, но вдруг в золотистом хмельном напитке неожиданно добавилось синего. Он поднял голову и его взгляд встретился со взглядом Диз. Наставница стояла сложив руки за спиной и пристально смотрела на Сейвена. Потом она шагнула раз-другой и оказалась вплотную настолько, что костяшки его пальцев, сжимающих бокал с вином, коснулись ее груди. Сейвен предпочел отхлебнуть глоток.

– А ты почему не танцуешь? – спросила она тоном, будто Сейвен целыми днями только и делал, что танцевал, а тут вдруг взял да уклонился.

– Что ты хочешь, Диз?

– Что я хочу?

– Да.

– Хочу, чтобы ты пригласил меня на танец.

– Даже если бы и умел…

– Я знаю, – она отступила в сторону и привалилась спиной к той же, что и Сейвен, опоре. – Тогда просто постоять с тобой.

Три нарна тянулось молчание. «О чем ты думаешь, Диз? Чего хочешь?» Сейвен покосился на стоящую рядом.

– Чего ты хочешь, Диз? – повторил он, но ответа не услышал.

Диз боялись. Боялись потому, что она часто гневалась, а в гневе теряла над собой контроль. Напряжение ее биотоков подскакивало вместе с яростью, и все это срывалось в непредсказуемые последствия. В такие моменты ее тело превращалось в сущую молнию.

– Диз? – он повернулся и с удивлением обнаружил, что она плачет. Не как это делают обычные женщины, с всхлипами и искривленным лицом, а молчаливыми дорожками слез. Только уголки ее губ часто подрагивали.

«Превосходно. Только этого мне и недоставало». Сейвен огляделся по сторонам, но, к удаче, поблизости не было никого, кто смог бы обратить на них внимание. Он оттолкнулся от колонны и со вздохом встал напротив Диз. Так же близко, как несколькими нарнами раньше она подошла к нему.

– Что с тобой? – спросил он, так мягко, как только мог. – Только не говори, что тебя кто-то обидел. И прекрати давать слезам волю. Они тебе не к лицу.

Но вместо того, чтобы последовать совету, она бросилась ему на шею, вся дрожа от беззвучного плача. «Вот же ж…». Сейвен покосился на бокал, из которого расплескалось вино, украдкой допил его остатки и засунул опустевший хрусталь в карман кителя.

Он приобнял ее за плечи, она же в ответ прижалась еще сильнее. Внутри шевельнулось что-то теплое, какое-то новое чувство захватило его. Сейвен погрузился в тот странный сон, где он стоит, вот так же обнявшись с Диз в солнечном фонтане. Чудно, но теперь его мало заботило, что их могли увидеть. «Это все вино. Четыре бокала. Одуреть. Как я еще на ногах держусь».

Наконец Диз успокоилась, ее плечи перестали вздрагивать, а дыхание выровнялось. Она распустила объятья, мягко отстранила Сейвена и посмотрела ему в глаза. Ее ресницы слиплись, а кончик носа слегка покраснел. Он обратил внимание, что Диз где-то успела снять очки. Она смахнула остатки слез со щек, глубоко вздохнула, возвращая самообладание, и решительно проговорила:

– Я больше не наставница. Сегодня утром, как только мы вернулись из Лонции, я подала рапорт о самоотстранении. Олаф не хотел его подписывать, но я иногда могу быть настойчивой… Теперь я ларг. Как и ты. И… Может быть…

– Почему? – изумленно перебил ее Сейвен. – Зачем ты так?

– Я знаю, что меня никто не воспринимает всерьез как наставницу. И ты тоже, кстати. Мне нравилось то, чем я занималась. Нравилось делиться знаниями, которыми я сама располагаю. Пусть их немного, но… Что толку, если я не могу увлечь? Да, я могу задать трепку, нагнать страху, но заставить уважать себя как наставницу… Можешь мне не верить, но даже молодые доларги не хотят слушать меня. Даже дети, понимаешь?!

– Значит, это не твой путь. У тебя характер воительницы, а не учителя. Простого желания поделиться знаниями мало. Здесь нужно иметь или дар учителя или характер деспота. Но, извини уж, ты одарена другим. И ты слишком мягка к подопечным. Так что, – он усмехнулся, – с возвращением. Ты все сделала правильно.

Диз улыбнулась, а Сейвен про себя облегченно выдохнул.

– Спасибо, Сейв. Я знала, что ты не такой, каким кажешься.

– Да я просто…

– Выпил лишнего, – засмеялась она. – Может, все-таки потанцуем? Если не умеешь, я научу тебя двум-трем несложным па.

– Я не настолько пьян, спасибо, – на мгновение Сейвен смутился. Но лишь на мгновение. – И раз уж зареклась больше не учить, так не учи.

– Это ведь совсем не то.

– Знаю. Хе-х, просто я не привык находиться в центре внимания. Мне пора. Спокойной ночи.

Он развернулся и зашагал прочь, но услышал оклик.

– Эй, что это у тебя в кармане?