Текст книги "Свет за облаками (сборник)"
Автор книги: Дмитрий Савельев
Соавторы: Елена Кочергина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
* * *
– Послушай меня, Иветта! – стал объяснять он своей возлюбленной, когда дошёл наконец до дома. – Если мы не хотим потерять сына, то должны измениться сами. Я понял, что проблема в нас, а не в нём. Мы стали слишком зависимы от многих вещей, и эта зависимость разлучает нас с нашим Агапэ. Дело в том, что он не хочет становиться подобным нам, а мы всеми своими действиями понуждаем его к этому. Неужели мы правда хотим, чтобы сын повторил наши ошибки?
Иветта молча слушала Адамиса, и в её душе как будто лопался какой-то давний и болезненный нарыв. Ей было мучительно больно, но вместе с тем она впервые за долгое время ощущала, что выздоровление уже близко, при дверях. Она не сомневалась, что Адамис говорит чистую правду и что она сама – главная причина того, что её любимый мальчик так несчастен.
– Мы должны бороться с Лавочницей, Горцем и Проповедником! – продолжал Адамис. – Они даже хуже, чем голованы. Они также пожирали всё это время наши души, только делали это более незаметно и тонко. И мы сами добровольно позволяли им уничтожать себя. Мало того, мы почти уже отдали им нашего сына! Но настал момент положить этому конец!
* * *
У Адамиса с Иветтой началась нелёгкая борьба с самими собой – своими желаниями, возросшими потребностями и даже мыслями и мечтами. Они твёрдо решили перестать посещать Горца и Проповедника, а к Лавочнице ходить только за самыми необходимыми вещами. Но это оказалось гораздо труднее, чем мнилось им вначале – укоренившиеся в душе привычки давали о себе знать. Потворствовать своим желаниям было несравненно проще, чем противостоять им. Ноги, казалось, сами несли их к Стойке, Кафедре или Магазину. Особенно тяжело было определить, что им действительно необходимо, а что – нет. Иногда они часами спорили, нужен ли им, например, кусок сыра или это – излишество. А игнорировать Лавочницу, когда она пыталась начать разговор, вообще вначале казалось делом немыслимым – за долгое время она стала им вроде доброй тётушки, к которой они бежали в трудную минуту за утешением и советом. Иветта перестала одна ходить в Магазин – ей было тяжелее всего не поддаться ласковым уговорам Лавочницы и не купить себе какое-нибудь новое платье или губную помаду. Временами ей казалось, что если она не будет прихорашиваться и использовать разные женские ухищрения для поддержания красоты, то Адамис разлюбит её; и тогда она горько плакала по ночам, скрывая от близких свои слёзы. Да и порадовать Агапэ ей тоже очень хотелось. Она привыкла покупать ему новые красивые вещи, фрукты и сладости. Как-то Лавочница сказала ей, что мальчику для нормального роста и развития необходимы витамины, и поэтому надо обязательно разнообразить его рацион. Теперь же Иветта опасалась, что их скудный стол скажется на здоровье Агапэ. И хотя выглядел он прекрасно, ей всё время мерещилось, что с ним что-то не так. Эти страхи постоянно мучили и тяготили её, но отступать назад было ещё страшнее, ведь Иветта теперь точно знала, что Агапэ может потерять что-то более важное, чем физическое здоровье.
Адамису же труднее всего было научиться принимать решения самому и нести за них ответственность, обходясь без мудрых советов Проповедника. Он боялся ошибиться и сделать неверный выбор, который приведёт к плачевным последствиям для любимых им людей. Как же тяжело ему было осознавать, что он может стать причиной страдания своих близких! Гораздо легче было бы устраниться от решения и взвалить бремя ответственности за него на чужие плечи.
Непросто было Адамису обходиться и без вина Горца. Захватывающие приключения и странствия по разным мирам помогали отвлечься от повседневных забот и тревог, почувствовать себя птицей, вырвавшейся наконец из тесной клетки на волю. Отказавшись от всего этого, он впал в жесточайшую депрессию. Тоска порой просто душила его, ему хотелось выть и лезть на стенку от невозможности хотя бы на время уйти от опостылевшей реальности.
Пострадали также и их любимые занятия. Иветта не могла больше нормально рисовать, ведь они не покупали теперь новые краски, кисти и холсты. Правда потом она придумала писать картины на старых простынях, делая краски из всевозможных подручных материалов, а кисти изготовляя из собственных волос, прилаженных к палочкам. Она и не подозревала, что её новые творения, несмотря на свою недолговечность, были во много раз прекраснее старых работ.
Адамис же решил прекратить свои научные изыскания. Теперь он просто целыми днями бродил по лесу, наблюдая за его потаённой жизнью, и, как это ни странно, благодаря этим наблюдениям узнал гораздо больше о природе, чем когда рассматривал в микроскоп какую-нибудь былинку или ставил очередной опыт над цветком.
Несколько раз Адамис с Иветтой всё-таки срывались и бежали за порцией вина или покупали ненужную обновку. Но потом каждый раз с болью оплакивали свой поступок и обещали друг другу больше никогда не поддаваться своим пагубным желаниям.
Если бы не понимание того, что они идут на все эти лишения ради Агапэ, вряд ли им удалось бы устоять перед искушениями и не вернуться к былой жизни. Но мысль о том, что это единственный способ спасти мальчика, поддерживала их и давала силы для борьбы.
Впервые за долгое время Агапэ казался почти счастливым. Он явно не страдал от отсутствия новых игрушек или вкусной еды, и глаза его светились каким-то особенным светом, когда он смотрел, как родители в очередной раз побеждают себя.
Ему было строго-настрого запрещено ходить к Лавочнице, Горцу или Проповеднику, но такое ущемление свободы не тяготило, а, наоборот, радовало его. Глядя на повеселевшего и как будто ожившего сына, родители понимали, что приняли верное решение, и готовы были совершить любой подвиг, лишь бы только сияние не ушло из глаз Агапэ.
Глава десятая Яма
– Мама, папа, теперь всё будет хорошо! – сказал Агапэ, и блаженная улыбка озарила его лицо. – Теперь я действительно очень-очень счастлив!
Адамис и Иветта уложили сына в постель, по очереди поцеловали его перед сном и зажгли маленький ночничок.
– Спи спокойно, мой мальчик, спи спокойно, сынок! Ты заслужил этот отдых, – ласково прошептала Иветта, с любовью глядя на своего сына. Её любовь сейчас была подобна бескрайнему океану, который поглотил без остатка все другие чувства – тревогу, тоску, страх. Теперь она была уверена в том, что никогда не потеряет своего ребёнка, что он навсегда останется с ней. Эта уверенность пришла откуда-то из глубины души и успокоила наконец её мятущееся сердце.
– Пойдём, милая! Мальчику надо как следует выспаться – он выдержал нелёгкое испытание сегодня, – тихо сказал Адамис, нежно обнимая Иветту за плечи. Он тоже был счастлив как никогда. Неизреченная тишина и покой мягким тёплым облаком окутали его душу, и он не мог думать в эту минуту ни о чём плохом. Ему даже не хотелось вспоминать события прошедшего дня, а хотелось просто блаженствовать, ощущая всем существом присутствие любимой и сына.
А день выдался и правда необычный. Уже с раннего утра Иветта нутром почувствовала какую-то смутную опасность, но убедила себя, что всё в порядке и у неё просто расшалились нервы. Накормив всех завтраком, она предложила Агапэ прогуляться. Мальчик согласился, и они вдвоём отправились по своему любимому маршруту к Озеру. Путь их лежал через лес, и тропинка всё время петляла между деревьями, как будто играла с кем-то невидимым в прятки. Обычно они всю дорогу болтали о каких-нибудь пустяках, смеялись и шутили, но в этот раз Агапэ не проронил ни слова и был необычайно серьёзен и собран, как будто готовился к чему-то очень важному. Иветта тоже притихла, почему-то не решаясь нарушить молчание. Не пройдя и половины пути к Озеру, мальчик внезапно остановился и пристально посмотрел матери в глаза.
– Ты должна мне довериться, мама! – мягко произнёс он, но в синих глазах его блеснула сталь.
У Иветты сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
– Я доверяю тебе, сынок, ты же знаешь! – каким-то тонким, чужим голосом ответила она.
– Я знаю это и потому прошу тебя оставить меня одного и пойти домой. Не беспокойся, я не потеряюсь и со мной ничего плохого не случится. Просто мне нужно побыть сегодня в одиночестве.
Сердце матери ухнуло куда-то вниз. «Это произошло! Твой сон сбывается, а ты ничего не можешь сделать! Он ускользает от тебя навсегда!» – тяжёлым молотом стучали в голове слова.
– Я… я не могу отпустить тебя! – выдавила наконец она.
– Конечно можешь, мама! Ты должна это сделать, ты должна поверить мне! Я прошу тебя ради тебя же самой и нашей любви. Доверься мне и ничего не бойся!
В этот самый миг Иветта поняла, что отпустит его. Даже если после этого её сердце разорвётся на миллион маленьких частей и разлетится по всему миру. Даже если ей придётся навеки потерять его. Её мальчик просит ради их любви, а значит она не может отказать ему!Сил на то, чтобы произнести «да», у неё уже не осталось, и Иветта просто молча кивнула, давая понять, что он может идти куда пожелает. Потом она развернулась и, не оборачиваясь, спотыкаясь о корни деревьев, на ватных непослушных ногах побрела к дому.
* * *
Агапэ было тяжело, очень тяжело. Ему никогда в жизни не было так тяжело, как сейчас. Но он знал, что должен сделать это. Должен ради себя, ради родителей, ради того, кто послал его в этот мир. Он должен принять этот бой! И должен сделать это в одиночестве.
Мама уже давно исчезла из виду, когда из-за поворота тропинки неожиданно показалась Лавочница. Она шла несколько неуклюже, видимо, туфли на шпильках не очень подходили для прогулок по лесу.
– Здравствуй, мой дорогой мальчик! – воскликнула она, завидев Агапэ. – Как долго мы не виделись! Я уже соскучилась по тебе, золотко ты моё! Почему ты не заходишь в мой Магазин?
– Родители запретили мне это делать, – честно ответил ей Агапэ.
– Что за дурь такая пришла им в головы? Где это слыхано, чтобы родители запрещали любимому сынишке покупать себе сладости и игрушки?
– Им виднее, почему они так поступают. Моё дело – их слушаться!
– Да что ты такое говоришь, радость моя? Забудь про все эти глупости и спокойно приходи ко мне. В Магазине столько новых интересных игр, а какая чудесная железная дорога там есть! А пирожные, а конфеты… Пальчики оближешь! – Лавочница даже глаза закатила, изображая удовольствие от всех этих вкусных вещей. – А родителям можно и не рассказывать, куда ты ходил. Пусть это будет нашим маленьким секретом!
– Я никогда больше не приду к тебе! – спокойно, но решительно сказал Агапэ, глядя женщине прямо в глаза.
– Почему? Неужели из-за этого глупого запрета? – Её подведённые чёрным карандашом брови поползли вверх.
– Не только. Просто мне не нужно ничего из того, что ты можешь мне предложить!
– Неужели? Подумай как следует, мой дорогой, со мною ты будешь по-настоящему счастлив! Тебе будут принадлежать все вещи на свете, всё, что когда-то существовало или будет существовать! – сулила Лавочница. – Ради чего тебе ограничивать себя, ведь ты так молод и у тебя вся жизнь впереди!
– Глупая ты, глупая! Как же ты не поймёшь, что моё счастье заключается совсем в другом, – с жалостью в голосе ответил мальчик.
– Предупреждаю тебя, Агапэ, если ты сейчас окончательно откажешь мне, я перестану помогать твоей семье! Твои родители без моего Магазина умрут с голоду, а виной всему будет твоё глупое упрямство! – непривычно холодно и жёстко объявила толстуха.
Чело Агапэ внезапно прорезали глубокие морщины, и лицо его стало больше похоже на лицо старца, чем мальчика. Печать невыносимого страдания и тяжкого бремени ответственности лежала на этом древнем лице.
– Что ж, значит так для них будет лучше. Я всё равно не пойду к тебе! – твёрдо ответил Агапэ, и морщины на его лбу сразу же разгладились, а лицо стало ещё более юным и прекрасным, чем было до этого.
– Воля твоя, но знай, мой драгоценный малыш, что ты всё равно от меня никуда не денешься! Когда-нибудь придёт время тебе отдавать долги своих родителей! – предрекла Лавочница на прощанье.
– Не волнуйся, я отдам все свои долги сполна! – поставил точку их разговору Агапэ.
* * *
Лавочница уковыляла на своих ужасных шпильках в свой Магазин, а на тропинке появился Горец. Продавец вин что-то весело насвистывал в свои роскошные усы и настроение у него, похоже, было превосходное.
– Вах! Молодой джигит! Вот сюрприз так сюрприз! – Он широко улыбнулся, продемонстрировав свои безупречно-белые зубы. – Пойдём ко мне, поболтаем о том о сём! Я тебе песню спою. А хочешь, вином тебя угощу? Бесплатно, а? – весело подмигнул мальчику Горец.
– Спасибо, я лучше домой пойду. Родители меня уже заждались, – вежливо отказался Агапэ.
– В своём ли ты уме, о юноша? Какой настоящий мужчина откажется от моего вина? Лишь трус и маменькин сынок боится впускать в свою жизнь ветер перемен и прячется за женской юбкой от всего нового!
– Хорошо, пусть я никогда не буду настоящим мужчиной, но от твоего вина всё равно откажусь! – улыбнулся Агапэ.
Но Горец и не думал сдаваться.
– Вай-вай, мы с тобой так похожи, джигит! Я и ты – мы оба сыны гор. Тебе не обмануть старого продавца вин – уж я-то знаю, что больше всего на свете ты хочешь снова увидеть горы! Подумай, зачем противиться стремлению своего сердца? Один глоток вина – и твоё самое заветное желание сбудется!
Похоже, на этот раз он задел Агапэ за живое. Улыбка сошла с лица мальчика, его взор затуманился и устремился куда-то вдаль, словно он пытался узреть там, вдалеке, что-то давно утраченное, но бесконечно дорогое и любимое.
– Нет, Горец, я не хочу попадать туда таким образом! – наконец ответил он, словно бы очнувшись от долгого сна. – Всему своё время!
– Что ж, твоя воля! – сказал Горец и вдруг низко поклонился Агапэ. – Вспомни сына гор, когда вернёшься домой, мой юный господин!
* * *
Проповедник не замедлил показаться на лесной тропинке, когда Горец уже скрылся за деревьями. Учитель шёл в глубокой задумчивости, низко опустив голову, и не видел ничего вокруг. Он едва не столкнулся со своим бывшим учеником.
– А, молодой человек, вас-то я как раз и искал! – сказал он, заметив наконец Агапэ. Было видно, что без своей Кафедры Проповедник явно чувствует себя неуютно. – Почему вы пропускаете уроки? Надеюсь, у вас есть для этого веское основание!
– Пожалуй, есть, учитель, – ответил Агапэ. – Родители запретили мне посещать твои занятия. Так что можешь больше меня не ждать!
– Очень прискорбно, молодой человек, очень прискорбно! – покачал головой Проповедник. – Ваши родители, судя по всему, – зашоренные неучи, которые не разумеют, что ученье – свет. Но вы-то должны понимать, что без теоретической базы нельзя создать справедливое и гуманное Общество!
– Прости меня, учитель, но я не хочу создавать справедливое и гуманное Общество! – сказал мальчик.
Проповедник воззрился на Агапэ как на какую-то диковинку и несколько минут молчал, переваривая его ответ.
– Разве вы не понимаете, молодой человек, что на вас возложена важная миссия – стать основателем и лидером всего человеческого рода в этом мире, – медленно, словно бы объясняя непроходимому тупице очевидные вещи, проговорил он. – Именно от вас зависит, какими станут ваши потомки – бескультурными дикарями, лишёнными всяких моральных принципов, или высокоразвитыми, нравственными и интеллектуальными людьми.
– Мне жаль тебя расстраивать, учитель, но моя миссия состоит не в том, чтобы стать лидером человеческого рода или создать идеальное Общество, но в том, чтобы примирить тех людей, которых я знаю, с самими собой и миром, сделать их по-настоящему счастливыми! – ответствовал Агапэ.
– Подумай, сынок, вместе мы сделаем весь этот мир лучше и правильнее! – страстно произнёс Проповедник, скинув свою обычную маску отрешённости. – Мы исправим все ошибки и добьёмся всеобщего благоденствия. Каждый человек будет находиться на своём месте, и все вместе люди составят один безупречно работающий механизм!
– Чтобы люди были счастливы, они должны составлять не механизм, а организм, быть клетками одного тела, связанными узами не долга, но любви. Впрочем, тебе этого не понять, ведь ты сам уже давно превратил себя в бесчувственную машину и хочешь переделать всех остальных людей по своему образу и подобию. А я не желаю быть учеником того, кто лишил себя души! – воскликнул Агапэ.
– Тот, кто забывает про свой долг в этом мире, молодой человек, добром не кончает, так и знайте! – снова овладев собой, сказал Проповедник и направился к своей покинутой Кафедре ждать более покладистого ученика.
* * *
Наконец-то он был свободен и счастлив! Он выиграл эту битву и мог со спокойной душой возвращаться домой…
Иветта ждала его на пороге, хотя по её лицу было видно, что надежды на возвращение сына у неё фактически не осталось. Она глазам своим не поверила, когда увидела Агапэ, спокойно идущего по тропинке к дому. Неужели все её страхи оказались напрасными? Неужели вся боль и все страдания остались позади? Неужели впереди их ожидают только радость и счастье?
Она горячо обняла сына, и они вместе вошли в дом. Там их встретил Адамис, невероятно обрадовавшийся появлению своих любимых. Он тоже всё это время не находил себе места, чувствуя, что происходит что-то недоброе.Конечно, Агапэ тут же рассказал родителям о своих приключениях, чтобы они разделили с ним его счастье. Иветта с Адамисом были вне себя от гордости за сына и радости от того, что всё закончилось благополучно. Весь оставшийся день они провели втроём, упиваясь обществом друг друга и радуясь так сильно, как будто не виделись целую вечность. Разговоры, смех, объятья и поцелуи длились до позднего вечера, пока наконец счастливые родители не решили, что их сын уже устал и ему давно пора в постель.
* * *
Утром Агапэ не вышел к завтраку. Адамис и Иветта не стали будить его, давая ему время как следует выспаться. Но к полудню они всё-таки решились войти в его комнату, полагая, что целый день валяться в постели вредно для здоровья мальчика.
Он лежал на своей кровати с широко открытыми глазами и улыбался. Когда Иветта окликнула его, он ей не ответил. Тогда Адамис стянул с него одеяло и велел немедленно встать с постели, но Агапэ никак не отреагировал на слова отца. Тот уже начал было сердиться на непослушного сына и готов был перейти к более решительным действиям, когда Иветта вдруг страшно вскрикнула и стала медленно оседать на пол.
Только тут Адамис понял, что Агапэ не двигается и не дышит. Его ярко-синие глаза были совершенно неподвижны, а взгляд устремлён куда-то ввысь. Тонкая ниточка, соединяющая его с этим миром, наконец порвалась…
Три дня они ждали, что Агапэ вернётся в покинутую им оболочку и всё станет по-прежнему. Они не хотели, не могли поверить в то, что никогда больше не услышат его переливчатый смех, звонкий голос, топот его ног по лестнице; не увидят, как ветер теребит его вьющиеся локоны, как, разрумянившийся от бега, он мчится с утренней прогулки домой, как горят его глаза, когда он рассказывает им о своих мечтах.
Теперь, когда они только-только в полной мере обрели своего мальчика, они не могли потерять его! Так просто не бывает! Так не должно быть! Это всё неправильно! Это всё – какая-то страшная, нелепая ошибка! Это только сон, который скоро закончится!Но сон не кончался, и надо было что-то делать. Хотя Адамис с Иветтой никогда раньше не видели смерти, они с помощью какого-то внутреннего чувства поняли, что Агапэ навсегда покинул этот мир. Оставить его пустую оболочку лежать в доме они не могли – было слишком мучительно осознавать, что это уже не их сын. Наконец они решили, что будет лучше, если они выроют яму и предадут его плоть земле.
Иветта ничего вокруг не видела от слёз, когда в последний раз целовала своего мальчика, Адамис же не мог даже плакать от сковывающей грудь боли. Тяжелее всего было ему закрывать по-прежнему живые глаза Агапэ перед тем как опустить его тело в яму.
Но вот прощание с сыном закончилось, яма была зарыта, и пора было возвращаться в опустевший дом. Их души были такими же пустыми, как и жилище. Они и не знали, что весь смысл их жизни, всё, ради чего они дышали и боролись, заключалось в их сыне, в их Агапэ. Теперь им было уже всё равно, что будет с ними дальше, и будет ли вообще что-нибудь. Мир как-то сразу полинял и одряхлел. Он был похож на старую тряпку, которая уже ни на что не годна, и её можно только выбросить на помойку. Мир обманул их ожидания, не оправдал надежды, подвёл, когда им так нужна была помощь!
«Зачем, зачем всё это было нужно?» – раз за разом повторял Адамис свой вопрос, но ответа на него найти не мог.«Его больше нет, его больше нет!» – вертелась в голове Иветты одна-единственная фраза, вытеснившая все остальные мысли.
* * *
Они продолжали жить по инерции, даже не заметив, что Лавочница с Магазином, Горец со Стойкой и Проповедник с Кафедрой куда-то исчезли. Еда в доме почему-то всё не кончалась, а больше ничего им не требовалось. Они не разговаривали, не смеялись, даже не плакали; ни на что не надеялись, ничему не верили, никого не любили. Сердца их окаменели и не чувствовали больше ни боли, ни радости. Глаза потухли, и в них отражался только бесцветный, пустой и бессмысленный мир, медленно разлагающийся изнутри, теряющий последние капли жизни. День проходил за днём, но ни вовне, ни внутри них ничего не менялось. Всё такая же пустота, всё такой же мрак, всё такая же безысходность…
Глава одиннадцатая Исход
Но вот однажды, когда Иветта на автомате брела по лесу, ни о чём не думая, ничего не желая, она вдруг увидела, что сквозь привычный плотный полог небесных облаков пробивается маленький лучик света. Он казался таким живым и ярким на фоне всего остального выцветшего и застывшего мира, что она остановилась и невольно стала следить за ним. А лучик вёл себя действительно необычно – он словно бы раскрашивал и оживлял всё, к чему прикасался. Вот он пробежал по кроне дерева, и пыльно-серые иголки вдруг стали ярко-изумрудными и на них засверкали крошечными брильянтиками капельки росы; вот упал на какой-то невзрачный цветочек, и тот превратился в роскошную бардовую красавицу – ослепительно-прекрасную на фоне других блеклых цветов и трав; вот высветил торчащий из земли уродливый бурый корень, и он окрасился в сочный янтарный цвет и стал похож на застывшего перед прыжком невиданного зверя.
Всё это было таким нереальным и удивительным, что Иветте казалось, будто она попала в чью-то чужую мечту. Но вот лучик коснулся самой Иветты, и по её онемевшей душе пробежала лёгкая дрожь. Сердце сначала словно бы кольнула маленькая иголочка, а потом вдруг пронзила нестерпимо-острая боль. Иветта заплакала и тут же поняла, что она наконец пробудилась от долгого тяжёлого сна и к ней снова вернулась способность чувствовать. А лучик, лучик почему-то напомнил ей улыбку Агапэ, с которой он обычно встречал её поутру.
Любовь снова начала расцветать в её воскресающем сердце. Она почувствовала, что ужасно соскучилась по Адамису, и ей до боли захотелось его увидеть. Не теряя времени, она стремглав помчалась домой, надеясь, что застанет любимого там. Адамис, действительно, был дома. Он сидел, сгорбившись, на табурете, и его потухший взгляд ничего не выражал и был устремлён куда-то в пустоту. Иветта бросилась перед ним на колени, стала целовать его безвольно висящие вдоль тела руки, омывать своими слезами босые ноги. Он никак не реагировал на её ласки и рыдания, и Иветта совсем уже отчаялась, что ей удастся вывести любимого из оцепенения. Но тут спасительная мысль пришла ей в голову. Она схватила Адамиса за руку и потащила на улицу. Он не сопротивлялся и послушно шёл за ней туда, куда она его вела. А она вела его к тому самому месту, где встретила волшебный лучик. И, о чудо, тот до сих пор ещё был там! Мало того, лучей стало два, и они уже вместе раскрашивали мир в разные цвета.
Лучики как будто обрадовались их появлению, они весело заплясали, словно приглашая людей поучаствовать в какой-то своей увлекательной игре. Иветта принялась гоняться за ними, а лучи ускользали от неё, никак не давая себя поймать. Адамис стоял подобно безжизненной статуе, не принимая участия в забаве и не замечая происходящих вокруг него чудесных изменений. Наконец один из лучиков осторожно коснулся его головы и замер, изливая на человека свет и согревая его своим теплом.
Потихоньку взгляд Адамиса начал становиться более осмысленным. Он встрепенулся, словно бы стряхивая с себя накопившуюся за долгое время пыль и затхлость, и принялся наблюдать за Иветтой, скачущей вокруг него в попытке поймать лучик. А потом случилось и вовсе невообразимое – Адамис улыбнулся! Улыбка эта рассекла его уже давно ставшее неподвижным и безжизненным лицо подобно тому, как трещина рассекает камень. Броня, в которую он заключил своё сердце, треснула и рассыпалась в прах.
Не говоря ни слова, Адамис сорвался с места, чтобы присоединиться к общему веселью. Вместе с Иветтой они резвились как дети – ловили удивительные лучики, следовали за ними до тех пор, пока те не скрылись за облаками. Но даже после их исчезновения мир не стал опять бесцветным и тоскливым. Всё то, чего лучики успели коснуться, оставалось по-прежнему ярким и цветным. Деревья и цветы, земля и трава словно бы впитали в себя этот живительный свет и теперь уже сами сделались его источниками.
Когда игра закончилась, влюблённые кинулись друг другу в объятья и так, обнявшись, стояли очень-очень долго. И слёзы не то печали, не то радости сами собой струились из их оживших глаз.
* * *
С выходом из душевной комы скорбь и боль вернулись в их жизнь, но чувства эти не были уже такими всепоглощающими. Смертную тоску и отчаяние заменила светлая грусть. Надежда вновь засияла на горизонте. Иветта с Адамисом теперь часто вспоминали Агапэ, всё то время, что провели рядом с ним, и благодарили судьбу за все эти счастливые минуты.
Но главное волшебство заключалось в том, что они начали чувствовать присутствие сына в окружающем мире – словно он был снова жив и подавал им некие знаки. Как-то Иветта услышала, что в лесу запела птица – раньше она никогда не слышала в их мире таких дивных звуков, – и в этом пении она узнала голосок Агапэ. В другой раз она встретила невиданный ею доселе нежно-розовой окраски цветок, напомнивший ей румянец, игравший на щеках её сына. А потом Адамис заметил облако, по своим очертаниям похожее на фигуру мальчика с волнистыми волосами.
Сначала они боялись поверить своим чувствам, думая, что их воображение играет с ними злую шутку. Но постепенно всё больше и больше убеждались, что Агапэ каким-то образом участвует в их жизни.
Лучики всё чаще и чаще появлялись из разрывов туч. Иногда целый сноп животворного света изливался на землю, возвращая ей жизнь и наполняя радостью и смыслом. Но источник этих удивительных лучей был по-прежнему скрыт от глаз.
А в один прекрасный день они увидели нечто совершенно потрясающее. От одного края неба до другого раскинулся разноцветный воздушный мост, сотканный из полупрозрачного переливающегося света. Он манил своей близостью и недосягаемостью и заставлял их сердца петь от предвкушения какого-то небывалого счастья.
«Это Агапэ, это он, наш маленький сын, посылает нам такой сказочный дар, чтобы мы не забывали о нём, – вырвалось у Иветты, залюбовавшейся фантастическим зрелищем. – Он действительно жив и видит нас с тобой, Адамис, теперь я понимаю это!» И Адамис согласился с любимой.
В их мире появлялось всё больше и больше новых обитателей. Вслед за одной птицей завелись и другие, и теперь каждое утро начиналось с их шумного разноголосья. Маленькие рыжие зверьки с пушистыми длинными хвостами скакали по веткам деревьев, гонялись друг за другом и весело верещали. Другие звери, чуть покрупнее в размере и с хвостиками-помпончиками, шныряли по кустам и пугливо разбегались в стороны, завидев приближающихся людей. Величественные животные с ветвями на головах и длинными тонкими ногами, наоборот, не боялись Иветту с Адамисом, а подходили к ним, давали себя погладить и доверчиво смотрели своими большими, умными глазами. Огромные бабочки с крыльями разной формы и расцветки порхали с цветка на цветок, в траве стрекотали зелёные лупоглазые кузнечики, шмели-крепыши, жужжа, степенно курсировали в воздухе. Почти каждый день влюблённые встречали новые виды насекомых, зверей и птиц и не переставая удивлялись и радовались такому буйству жизни. И во всём этом они видели подтверждение своей догадке – Агапэ жив и помнит о своих родителях.
На улице снова стало тепло, и дом оказался им больше не нужен. Адамис с Иветтой ночевали в лесу, а питались ягодами и плодами с различных деревьев, в изобилии росших теперь повсюду. Пищи им требовалось на удивление мало – казалось, что сам воздух питает и укрепляет их тела.
Одежда тоже оказалась без надобности – чувственные желания больше не беспокоили влюблённых. Они могли спокойно, без жгучего волнения плоти любоваться обнажёнными телами друг друга и даже прикасаться к ним.
Забросили они и все свои старые занятия. Писать картины Иветте уже не хотелось – холст всё равно не вместил бы всей царящей вокруг красоты и гармонии. А Адамису не нужно было больше исследовать и изучать природу – он просто любовался ею и старался стать с ней одним целым.
Тела Иветты и Адамиса сделались менее тяжёлыми, и сквозь них, как сквозь прозрачную чистую воду, снова стали видны души. Вначале это зрелище пугало влюблённых – ведь их души оказались совсем не такими блистающими и прекрасными, какими были когда-то. Кое-где на них виднелись тёмные уродливые пятна. Но с течением времени пятен становилось всё меньше, а сияние, исходящее от душ, делалось всё сильнее и ярче. В какой-то момент по своей силе и яркости это сияние стало подобно лучам, льющимся с неба, и тогда Адамис с Иветтой научились с его помощью преображать и улучшать свой мир.Постепенно отпала необходимость что-то говорить словами – они и так прекрасно могли читать в душах друг друга. Им больше нечего было скрывать, наоборот, им постоянно хотелось делиться друг с другом своей всё возрастающей радостью и любовью к миру.
* * *
Иветте опять приснился сон. Она, как и в том давнем кошмаре, сидела на берегу Озера. Только на этот раз она была одна, а Озеро не было уже мутным и грязным. Вода была чистая и прозрачная, красивого бирюзового оттенка, и сквозь неё можно было разглядеть каждый камешек, устилающий дно. Зеркальная поверхность Озера отражала небесный свод, который больше не был скрыт от глаз привычным облачным покровом. Небо, на удивление Иветты, имело насыщенный голубой цвет и казалось таким высоким и недостижимо-прекрасным, что просто дух захватывало. С одной стороны оно было подкрашено розоватым сиянием, идущим откуда-то из-за дальнего края Озера. Источник этого нежного сияния был Иветте не виден, но сердце её радостно затрепетало в предвестии чего-то чудесного. Весь мир словно бы застыл в ожидании – птицы не летали и не пели, насекомые не носились в воздухе, звери притихли, оставив на время свою весёлую беготню. Ничто не нарушало величественную тишину и покой этого момента.
