Текст книги "Старый мертвый свет (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

   – Помните, когда мы выезжали из 'Металлурга' в Ижевск, прямо перед нами пронеслись три джипа? – вспомнил вдруг Леха и стиснул зубы до скрежета.

   – Ну...

   – Эти суки все заранее знали, – злобно прошипел он он. – Президент наш и кучка его 'шестерок'. Они уже тогда понимали, чем дело кончится! Через несколько часов после начала 'звездеца'! Как всегда, блин, что за страна... Этот мусор теперь будет жить, а от наших семей даже пыли не осталось.

   – Слушайте, – задумчиво промолвил Семен, как будто слова Лехи его не касались и вообще, все это понарошку, на экране монитора. – А ведь если вирус этот не сразу проявляет себя, то он уже может быть везде... Сколько людей уехало или улетело из Ижевска после теракта? Аэропорт у нас и в Москву, и в Питер народ отправляет, и во всякие Самары. Эх, новости бы посмотреть, а лучше в Сеть выйти...

   Здравомыслие Семена опять попало в яблочко, оторвав нас от возмущенного обсуждения удмуртской власти. Удивительный он человек – на вид розовощекий Емеля-дурачок, а на деле все больше молчит, терпеливо слушает, а уж если что скажет, то всегда строго по делу и в точку. Так скажет, что удивятся – и как же мы сами, такие умные, об этом не подумали?

   – Тарас Тимофеевич, что еще по радио передавали? Или по телевизору?

   – Так не работают они, – пожал плечами дед. – Свет-то у нас еще есть, а вот телевизор да радио сегодня с самого утра молчат. Хотел 'доброе утро' послушать, хотя б московское – но приемник только шипит, и все. Я крутилку повертел, везде одно и то же. Вчера только говорили, чтоб все дома сидели и никуда, значит, не высовывались. Да только мне все одно надо выйти, недалеко, в магазин сходить хоть за хлебом...

   – А знаете, сидите-ка дома, Тарас Тимофеевич, – поднялся Леха. – Мы сходим и все Вам принесем. Что еще нужно купить, кроме хлеба?

   – Крупы возьмите, ребята, да можете водочки, полушку, а то и две, когда теперь завоз-то еще будет, – воодушевился старик и полез в карман висящей на крючке в прихожей потрепанной фуфайки. – Я денежку дам, погодите.

   Семен, решительным жестом отказавшись от денег Тараса Тимофеевича, поспешил вслед за выскочившим на улицу Лехой в магазин, а мы с Ванькой вышли во двор на перекур. Уселись на старенькие крылечные ступеньки, упруго гнущиеся под нашим весом – мне сразу вспомнились детские поездки на огород к тете, там было похожее крыльцо из нестроганых досок, тонких и гибких. Неказистый серенький домик, небольшой и не слишком опрятный огород – все точно так же привычно и знакомо, как и пятнадцать лет назад, даже запах деревни остался прежним.

   – Все интереснее получается, – заговорил Ванька со злой досадой. – Подумай сам. Кто за все это отвечает? Наше паскудное правительство. Теракт в главный государственный праздник, а потом больше полумиллиона жизней вот так вот, в труху... Там же наши родители были, Димыч, у Лехи вон мама, девчонка его, Оля. Я просто пока вообще не могу это все в голове уместить, все обещаю себе, что потом думать буду, а то, блин, того и гляди додумаюсь, свихнусь и буду пузыри из слюней пускать.

   – И не говори, – негромко ответил я, чувствуя, как внутри разверзается бездонная рана, с которой еще только предстоит помучаться. Она будет моей спутницей до конца, и сейчас, когда я пишу эти строки, она все так же саднит. – До меня пока тоже, кажись, не добралось еще. То есть, я вроде бы понимаю, что ни семьи, ни дома больше нет, но сам удивляюсь, что пока держусь. Просто это ведь никогда не отпустит, сколько бы мы сейчас не протянули.

   – Хотя вру, Димыч, – признался Ванька, затянулся, слегка поперхнувшись, и продолжил. – Сегодня вот видел во сне, что сижу я дома с матерью, она с работы пришла, что-то приготовила – как всегда, короче. И вот поели мы, пьем чай, телек на фоне бормочет, я уж думаю спатеньки идти – завтра смена с шести – и как бабахнет! Точнее, звука я никакого не слышал, просто свет, яркий, аж черепу изнутри горячо. Я даже как будто бы ослеп, но это же сон... И все замерло, и слышу тихий голос мамы – иди, говорит, отсюда. Хорошо, что тебя здесь не было.

   Под конец фразы голос Ваньки немного дрогнул, он выдавил из себя некое подобие кривой усмешки и еще раз жадно затянулся. Я с пониманием смотрел на друга и на его слегка заблестевшие глаза, которые он быстро опустил, принявшись изучать ползущую по башмаку божью коровку. Я не знал, как подбодрить его, потому что мучался теми же мыслями. Наверное, каждый из нас в течение дня ловил себя на мысли о том, что же пережила его семья, осознав, что через долю секунды их ждет быстрый и страшный конец.

  Не было ни малейших сомнений, что они успели о чем-то подумать, наш мозг способен воспринимать и перерабатывать информацию за тысячные доли секунды, за это время он нередко даже успевает прийти к каким-то умозаключениям – об этом нам еще в школе говорил учитель физики. Не знаю, откуда ему такое известно, но я всегда с интересом и доверием внимал тому, что вещает этот умный и глубоко пьющий человек. Он всем рассказывал одну и ту же историю про мужчину, попавшего под трамвай по пути в магазин – как его голова катилась по дороге и думала 'ни фига себе, за хлебом сходил'.

   Наверняка перед мгновенной кончиной у людей-таки успела проскочить одна тревожная мысль, состоящая из смеси удивления и досады. Никто ведь не верил, что атомное оружие будет использовано, слишком очевидны и разрушительны его последствия. Но это случилось, безо всякого объявления, без малейшей помпы. А мои родители точно обо мне вспомнили и, может, даже успели порадоваться, что я далеко. Наверняка успели.

  Я не имею никакого права быть сейчас слабым, нельзя сдаваться. Надо только добраться до ближайшего уцелевшего города, пойти в полицию и пусть нами, как жертвами, занимается горячо любимое государство.

   Интересно, какая компенсация нам полагается? Лично я бы не слишком удивился, постигни нас незавидная участь помещенных в какой-нибудь карантин, причем пожизненно, только бы не расстрел на месте – сдуру наши правоохранители и на такой шаг пойдут, уверен. И не только наши, наверное. Ситуация действительно из ряда вон.

  Но даже если нас приголубят и расщедрятся, как можно компенсировать то, что не продается и не покупается? Даже если предположить, что правительство вдруг посочувствует и подарит квартиру с окнами на Красную Площадь, что заполнит пустоту от нашей потери? Ничто и никогда не сможет заставить нас это забыть. Я вообще бы не отказался для своего же блага прилечь ненадолго в психиатрическую клинику, но там меня охотно сделают овощем, я ведь как-никак пострадавший, фактически беженец, много чего интересного могу рассказать журналистам, а за деньги заткнуть не получится. Я поделился размышлениями с Ванькой.

   – Не думаю, что они настолько бессердечные, – покачал головой друг. – Да и толку-то нас по психушкам прятать, думаешь, мы одни такие счастливчики, кого на атомы не расщепило?

   – Нет, конечно, и других хватает. Интересно, чем они сейчас заняты.

   – Да все тем же, уверен. Тоже ищут информацию и гадают, только по нам бабахнули или вообще весь мир в труху. А если кто уже узнал, что это свои подсуетились, так там уж все непредсказуемо, от жажды мести до суицида.

   – Ага. А у нас, выходит, посерединке выходит, – я ткнул Ваньку кулаком в плечо, пытаясь подбодрить, хоть у самого горько саднило в горле. – Мы и Кремль брать не собираемся, и с собой кончать не планируем вроде. По крайней мере, я на это надеюсь. Выше нос, конопатый. Нас хоть четверо осталось, все друг друга давно знаем, не многим так везет в таких ситуациях. Каждый может рассчитывать на каждого.

   – Слово 'везение' тут вообще не уместно, – едко огрызнулся было Ванька, а потом поднял на меня извиняющийся взгляд, вспомнив, что не он один переживает все это. – Да нет, ты прав, прав. Расклеиться все могут, а вот собраться потом – не только лишь все. Сейчас парни вернутся, и поедем куда-нибудь, хоть в Челны те же, толку-то по деревням мотаться. Обратимся в отделение, посмотрим, что получится. Кстати, документы есть только у нас с тобой – права – а паспортов вообще ни у кого.

   – Да разберемся, по базе пусть пробьют, у них же должна быть хоть какая-то система, в которой все записаны. Или пусть счетчиком Гейгера измерят, посмотрят, как от нас фонит. И вообще, на ментах тоже немалая часть ответственности за весь этот бардак лежит, так что пусть только пискнут. Не волновайся, в общем, прорвемся.

   Ну, а чья ж вина во всем этом трагическом балагане? Всем понятно, чья. Полиция должна действовать, решительно и оперативно. Ежу понятно, что толстопузые офицеры МВД смелостью и ясностью мышления не отличаются – сытая за счет взяток и обилия бумажной работы жизнь сделала их не только ленными и неповоротливыми физически, но и морально – очень немногие оперативники могли сегодня похвастаться смелостью и соображалкой, про физическую форму даже заикаться не будем.

  Так можно бесконечно жертв терактов оплакивать, тогда как надо эти теракты предотвращать. Да и ситуацию можно было повернуть вспять, действуй полиция более оперативно. Стреляли бы сразу на поражение, брали бы на себя ответственность – им бы потом еще ордена за это дали – и спасли бы город, пусть даже ценой нескольких тысяч жизней. А так что? Так всех до единого потеряли, и здоровых, и больных.

   Мне вдруг вспомнился тот полицейский, что развернул нас на тракте. Он что-то про внутренние войска говорил. Мол, приедут и порядок наведут. Видимо, им сверху так сказали, дезинформировали, а на самом деле хотели просто запереть людей в ловушке и накрыть всех сразу. Да уж, мента жаль, мне он показался хорошим человеком. Откуда такие вообще в наших органах берутся? А ведь встречаются время от времени честные и бескорыстные сотрудники. Ума не приложу, чего им стоит сохранение своих принципов в таких глубоко аморальных структурах.

   Ладно, чего уж там. Почки отвалились, за Боржоми можно не ходить. Доберемся до полиции, пообщаемся, там сориентируемся, что дальше делать.

   Показались Леха с Семеном, в гробовом молчании возвращающиеся из магазина с хлебом, крупами и водкой. Неумытые рожи хмурые, но взгляды чистые – значит, порядок. Значит, разберемся.

   4. Вести с Востока

   Томаш протер слипшиеся глаза и неторопливо приподнял гудящую голову, чтобы посмотреть на часы. Виски тут же отозвались болью, и Томаш рассерженно скрипнул зубами – как же он ненавидит похмелье!

   Ого, почти два часа дня. Да уж, неплохо вчера было у Алана. Мать, конечно, вечером опять заведет свою песню, но ведь пятница на то и пятница! И вообще, он честно ищет работу, и нет никакой вины Томаша в том, что она, работа, никак не находится. Нет, ну он, конечно, мог бы пойти горбатиться сторожем на складе или таскать ящики в порту, но уж лучше плевать в потолок, чем заниматься такой хренью. Как ему говаривал один из более старших товарищей по фанклубу – если однажды согласишься на мало, никогда не получишь много, а нормальному пацану малого хватить не может.

   Кое-как добравшись до ванной, Томаш жадно припал губами к прохладному крану. Он ощущал такую жажду, что, казалось, был готов высосать всю воду из городского водопровода. Наконец, вдоволь напившись, он посмотрел на себя в зеркало. Да уж, ну и видок, как будто постарел лет так на пятнадцать.

  Не стоило так смело мешать пиво с водкой, хоть башка бы сейчас была полегче. Под глазами залегли мешки, морда лица распухла. Каждое новое похмелье почему-то ощущается болезненнее, чем предыдущее, а ведь ему всего двадцать три. Еще пару лет назад после такой попойки хватало восьми часов сна, и наутро никакое недомогание не беспокоило. А сейчас – спал бы и спал.

  И тут Томаш вспомнил, что проснулся он не просто так. Что-то разбудило его, и это была не боль в чугунной голове и даже не онемевшая рука, всю ночь пролежавшая под головой и теперь будто бы существующую отдельно от остального тела.

  Да, точно, он видел какой-то хреновый сон. Не сказать, что кошмар, скорее просто что-то необычное с легкой примесью жути. Какой-то тип в темном невзрачном плаще гулял вдоль моря, которое совсем не походило на родное Балтийское. Вокруг были южные деревья, на некоторых даже апельсины висели, почти поспевшие, да и в прогретом утренним солнцем воздухе пахло иначе – сладостью.

  И вот, этот мужик ходил взад-вперед по белому песку, как будто ждал чего-то. А вокруг такая тишина, благодать стояла, ни звука – не шумели моторы машин, яхт и катеров, даже людей на прекрасном пляже не было. Только чайки время от времени издавали свои пронзительно переругивались друг с другом, кружа низко над водой. Тишина оказалась обманчивой, потому что потом так тряхнуло...

  В груди закололо не то во сне, не то и по-настоящему тоже – с перепугу. Под ногами все так заколыхалось, заходило ходуном, а этот идиот стоит, лыбится и дальше на море смотрит, как будто так и должно быть. Ну его, хреновый сон. Надо срочно очухаться – покурить, например, а заодно воздухом подышать.

  Нащупав в кармане куртки помятую сигаретную пачку, Томаш заглянул внутрь и выдохнул с досадой – последняя... Черт, скоро придется тащиться на улицу. Кстати, что там сегодня с погодой?

  Томаш выбрался на небольшой аккуратный балкончик, чиркнул зеленой спичечной головкой и с наслаждением вдохнул в себя едкий сигаретный дым. Он любил прикуриваться от спичек, было в этом что-то эдакое, гангстерское, что ли. Томаш ведь не какой-нибудь фраер напомаженный, все-таки, а человек, мало-мальски известный в своем районе, который как раз эту минуту раскинулся перед ним во всем своем великолепии.

   Повсюду виднелись типовые четырех– и пятиэтажки, появившиеся здесь во времена позднего коммунизма и перемежавшиеся с новостроем в виде квадратных высоких башен. Правда, от своих серых и полуразваленных российских сестриц польские 'хрущевки' отличались в значительно лучшую сторону – после вступления в Европейский Союз их отремонтировали, а также покрасили в приятные глазу цвета изнутри и снаружи. Больше того, здесь даже не пили пиво ни во дворах, ни в подъездах, которые стали чистыми, светлыми и безопасными. Хотя Томаш совсем не возражал бы, будь у него возможность в дождливый денек присесть с ребятами прямо на лестничной клетке. Ну а что? Он тоже тут живет, и, значит, право имеет поступать так, как ему вздумается.

   Видел Томаш и небольшую станцию городской электрички – СКМ (SKM – Szybka Kolej Miejska, Скорый Городской Поезд) – сквозь которую то и дело проходили следующие в оба направления поезда. Вот сине-желтые вагоны замерли напротив платформы и с шипением разъехавшихся дверей выплюнули из себя людей, торопящихся ступить ногой на твердый бетон и поскорее миновать опасную пропасть между подножкой вагона и краем платформы. Нетрезвые граждане, случалось, переоценивали свои силы и ломали ноги, что вызывало задержку состава и бурное недовольство остальных.

   Наконец, все желающие вышли, и настал черед тех, кто хотел войти в поезд. Таковых набралось совсем немного, а вот ближе к вечеру, через два-три часа, в СКМ, возможно, будет не протолкнуться. Все попрутся в центр, в Старый Город, выгуливать своих красоток или искать их. А всякие обалдуи из Гдыни поедут в противоположном направлении, на север, в сторону своего унылого городка. Набьются в вагоны, как сельди в бочку, и всю дорогу недовольно зыркают друг на друга, пыхтят и тихо друг друга ненавидят.

   Погода была хорошей, прохладной и солнечной, и Томаш уже не имел ничего против того, чтобы сходить в магазин за пачкой 'Лаки Страйк'. Только надо немного посидеть на 'Фейсбуке', полистать новые фотки знакомых девиц, а заодно проверить, как там после вчерашнего приятели – наверняка все сейчас такие же придавленные.

   Стартовая страница бразуера показывала последние новости. Томаш давно уже собирался поменять ее на что-нибудь поинтереснее, ибо изменения стоимости акций и прочая лабуда его не слишком волновала. Но в этот раз его взгляд задержался на одном из прямоугольных новостных хабов – новости из России, причем с пометкой 'срочные'.

   – Ого, – воодушевился Томаш. – Это мы почитаем.

   Журналист, имя которого Томашу ни о чем не говорило, в свойственной польской прессе манере описал последние события, говоря как можно меньше о деле и как можно больше о тупоголовых и злобных русских.

  Оказалось, что в каком-то маленьком городке (ничего себе маленький, больше полумиллиона человек!) неизвестные лица совершили теракт с помощью то ли биологического, то ли химического оружия. В общем, кацапы полегли от непонятной и быстро распространяющейся болезни – число жертв стремительно росло и уже приблизилось к двум сотням. Чудеса, что за начало дня!

   Томаш ощутил приятное нервное возбуждение, даже головная боль как-то притупилась. Такой информацией было необходимо с кем-то поделиться, и чем скорее, тем лучше. Он взял в руки телефон и набрал своего лучшего друга, Павла по кличке 'Француз'. Почему Француз? Да потому что картавый, как лягушатник.

   – Хэй, Француз!

   – Томек, мать твою, какого художника ты так орешь? – донесся из трубки возмущенный хрип. – У меня в башке аж эхо гуляет.

   – Ты сейчас офигеешь, Француз, – довольно осклабился Томек. – Зайди в Сеть и почитай, что у русаков творится. Тебе полегчает, поверь.

   – Чего?

   – Мозги включи, Француз. Зайди, говорю, в Интернет и почитай новости.

   Томаш нажал 'Разъединить', накинул куртку и отправился на улицу – сигареты сами себя не купят и домой не поднимутся, а курить что-то захотелось так сильно, что нет мочи терпеть. Насвистывая любимую мелодию, Томаш спустился до первого этажа, где встретил самую склочную старуху в доме и, пожалуй, на свете, пани Ядвигу, вечно согбенную, в одном и том же бежевом плаще и с темно-зеленой матерчатой сумкой в руках. С сумкой, в которой обычно лежали только ключи от квартиры.

   – Что, пани, наказал Бог русских? – спросил Томаш вместо приветствия. – Слышали новости?

   Ядвига, возившаяся у двери с ключами – она часто путалась и пыталась открыть замок ключом от мусоропровода – подняла на Томаша глаза и с укоризной сказала.

   – Беда у людей, а ты...

   – Не у людей беда, а у кацапской курвы, – отрезал Томаш. – Слыхали, значит.

   – Эх, дурачок, – покачала головой старушка и снова забренчала ключами. Новостей она не пропускала никогда.

   Томаш вышел из подъезда, засунул руки в карманы серых спортивных штанов, которые не мешало бы постирать, и зашагал к магазину. Похмелье как-то само вдруг выветрилось, уступило место радостным, ярким мыслям.

  Чертовы русские, вот и ваша очередь получать по заслугам. Что же это за край такой! Общее количество народов, оккупированных москалями в разные времена, наверняка превышало число, до которого мог сосчитать Томаш. Да они ж даже в своей стране оккупанты – Кавказ вон, например, заняли, и уже не отпустили, а народы Севера и Дальнего Востока! Единственные книги, которые время от времени почитывал Томаш, как раз были посвящены истории – или польской, и российской, а то и совместной, особо кровавой и полной взаимных обид. Правда, у Польши было куда больше причин обижаться на москалей, ведь они все не давали покоя и лезли, лезли и снова лезли к западному соседу. Теперь вот на Украине воду мутят, а это уже совсем близко к польским границам.

  Кстати, если вы не знали – Польша была единственной страной в мире, кому удалось взять Москву! И поляки гордятся этим, с невинным искренним гонором, при этом ненавидя москалей за оккупацию своих земель.

   А ведь они долго в Польше сидели, суки, указывали, что полякам делать, а чего не делать. Еще язык свой паскудный учить заставляли, тьфу! Когда Томаш был маленьким, мама иногда пела песни на русском. Ему вроде бы даже нравилось, но потом он стал просить ее замолчать, а сейчас и вовсе выходил из себя, если из уст матери даже тихонько вырывалась одна из тех дебильных советских мелодий.

   И ведь русаки уже вроде чуть ли не вымерли, спились всей страной к ядреной бабушке, но умудрились вон от украинцев Крым откусить, да так откусить, что даже хваленые Штаты потявкали для приличия, да перестали. Союзники херовы. Нет бы приехали и раскатали этих алкоголиков в ватниках, весь мир бы спасибо сказал. Трусы заокеанские, как бомбить слабаков – всегда пожалуйста, а как наподдать тому, кто перед смертью может крепко покусать, так сразу в кусты. И оттуда, из кустов, стреляют теперь своими санкциями да пророчат, что рубль скоро упадет еще ниже, и кацапы оставят в покое украинцев, а заодно и весь мир.

   Хотя, если честно, Томаш и украинцев не жаловал – приезжают тут, работают чуть ли не за еду, а потом нормальные польские парни, как он, дома сидят и не знают, куда податься. А еще любят давить на жалость, мол, кацапы обижают, а поляки – наши братья, нас поддержат. Хрен вам, фашисты, Волынь в Польше не забудут никогда.

  Но как только появились кацапы, с украинцами сразу захотелось дружить. Да Томаш бы хоть с куском дерьма дружил, только не с русаками, которые, как известно каждому уважающему себя хулигану, куда хуже любого дерьма.

   В душе Томаш искренне надеялся, что русские понесут как можно больше потерь. Пусть судьба их за все накажет, пусть все цивилизованные страны, с Польшей во главе, закроют от них свои границы – задолбали уже эти придурки из Калининграда, каждые выходные осаждавшие Икею, торговые центры и продуктовые магазины. Пусть у себя сидят и не шелохнутся. Кто там говорит, что русские из Калининграда приносят чуть ли не десять процентов выручки региону? Идите к черту, предатели. И вообще, Калининград неплохо бы у них забрать и отдать Польше, за тот же Крым. А что? Томашу все казалось вполне справедливым. Тем более город, говорят, симпатичный, что и неудивительно – немцы же строили.

  На немцев у каждого поляка тоже есть зуб, но не такой, как не русских – в Германию ведь теперь можно ездить и зарабатывать. Да и последние фашисты, в конце концов, остались гнить в земле в сорок пятом, а русаки не отступали до конца восьмидесятых. Это из-за них Польша так отстала от своих соседей и теперь с трудом удерживалась даже в экономическом арьергарде Евросоюза. Позади нее уныло плелись только прибалты и всякие недостраны навроде Румынии, то и дело балансирующие на грани экономического кризиса.

   Вернувшись из магазина, Томаш первым делом включил телевизор. Отец, по шесть-семь месяцев в году пропадавший на торговых судах, неплохо зарабатывал и перед последним выходом в море купил жене и сыну хороший плазменный смартвизор. Томаш обычно резался на нем в приставку, но сегодня вот решил посмотреть трехчасовые новости. Тем более что новых игр он так и не купил, а старые уже надоели.

   Банка открылась с приятным шипящим звуком, и спустя мгновение Томаш уже наслаждался замечательным пивом местного производства. Вот, в Польше еще и пиво отличное делают, а что умеют делать кацапы? Девки у них разве что ничего такие, но польки все равно лучше.

   Как и ожидал Томаш, новости начались с экстренного сообщения о происходящем в России. Пока было трудно объективно оценить потери и последствия, ясно было лишь одно – в этом Ижевске, который находился, к счастью, очень далеко за Москвой, творился форменный бардак. Люди мерли как мухи, врачи разводили руками, народ начал массово выезжать из города. На экране появились люди в полицейской одежде.

   – Мда, ну и видок у вас, – не сдержал смешок Томаш, хлебнув еще пива.

   Русские стражи порядка показались ему забавными – какая-то невзрачная форма из плотной темной ткани, на лицах глупая растерянность... Большинство полицейских как будто вчера окончили школу, худые все, нескладные, глаза выпучили и беспомощно хлопают ресницами как на экзамене, вытянув неудачный билет. Да уж, если б такие подошли к Томашу на улице и начали выписывать штраф, скажем, за распитие в публичном месте, он бы с легкостью убежал от них. А будь он в плохом настроении, то уже они бы от него удирали, смешно размахивая в воздухе своими костлявыми руками.

   Похоже, кацапские врачи и спасатели сработали в целом недурно и своевременно забили тревогу – сообразили, что покидающие город паникеры так же могут быть заражены – вон, уже отдали приказ перекрыть все выезды. Ведущая сбивчивым голосом поведала, что в больницы все еще поступают сообщения от тех, кто только-только обнаружил первые симптомы инфекции, а с момента теракта минуло уже почти семь часов! Врачи делают предположение, что жалуются те, кто находился далеко от эпицентра взрыва, но кого он все-таки коснулся. Кроме того, болезнь может оказаться заразной, хотя пока сложно что-либо говорить наверняка.

   Томаша вдруг посетила весьма пугающая мысль – так что, получается, если люди начинают заболевать и через шесть, и через семь часов... Это ж выходит, что они могут чуть ли не по всему миру разъехаться, прежде чем поймут, что больны, и, самое главное, прежде чем это поймут другие. Такая перспектива его совершенно не радовала. Польша не так далеко от России, и кацапы частенько бывают здесь не только благодаря низким ценам на еду и одежду, но и с другими целями – проездом в ту же Германию, например. Понимая, что эту информацию не удастся удержать в одной больной голове, Томаш снова позвонил Павлу.

   – Здоров, – жизнерадостно пробасил тот. – Да, ну и удивил ты меня. Черт, за это надо выпить! Не как вчера, конечно, но немного смазать трубы не повредит.

   – Ага, только я че подумал, Француз, – озадаченно протянул Томаш. – Тут по телеку сказали, что типа многие все еще не знают, что им пора на кладбище. Типа, уже чуть ли не полдня прошло, а они только поняли, что заразу подхватили.

   – Ну и? – Француз жирный обормот. Такому всегда надо долго объяснять очевидные вещи. Как он школу закончил? Хм, а разве он ее закончил?

   – Где семь часов, там и десять, а то и двенадцать, дубина, а значит, они могут чуть ли не по всему миру разбежаться и всех заразить. А мы ведь не так уж и далеко...

   – Точно...

   – Ну, ты тупой, – Томаш прижал ладонь к лицу. – Дважды два сложить не можешь.

   Повисла пауза, которая спустя несколько секунд прервалась удивленным вопросом Француза.

   – А кто тебе сказал-то, что это вообще заразно? Об этом вроде речи нет, я читал, или есть?

   – Не помню, – честно признался Томаш. – Вроде, сказали, что пока неизвестно. Изучают там что-то. Хотя я думаю, что нам и десятой доли правды не говорят.

   – В Интернете разное болтают, но никто не знает, что и как. Так что нечего паниковать, погнали, сообразим по пивку.

   – Мать прибьет, – вздохнул Томаш, с облегчением переключаясь на более приличные проблемы. Да и беззаботный голос друга действовал успокаивающе.

   – Да мы по кружечке, да по домам, – заверил Француз.

   – Кто еще будет?

   – Ну, обзвоню наших – Дамиана, Дональда, остальных тоже... В общем, давай, через часика три подтягивайся. Все равно освежиться надо, а то гадское похмелье замучило уже.

   – Ага, до скорого.

   Томаш еще немного поразмышлял над тем, что будет, если москальская бацилла все-таки достигнет Польши. Но пока к этому не было ровно никаких предпосылок – вон, Француз же сказал, что это, похоже, вообще не заразная хрень, а так... Так что если кто и передохнет, так это кацапы, а о них один черт никто горевать не будет. Наоборот, чем их меньше – тем миру легче.

   Однако вспомнив, как они всей компанией праздновали позапрошлогодние теракты в Волгограде, радуясь, точно дети новой игрушке, Томашу стало немного не по себе. В памяти всплыли просочившиеся в Сеть фото жертв взрывов, глядя на которые Томаш сразу забывал, что трупы вообще имели национальность. Вот и сегодня в новостях показали развороченную центральную площадь русской провинции, усеянную телами, и радоваться такому горю казалось как-то неприлично.

   Так, Томаш, стоп, хватит. Что ж ты как нытик, сопли развесил? Можно простить тех, кто веками издевался над тобой? Тех, кто насиловал матерей и вырезал отцов? Тех, кто целые семьи безо всякой причины высылал в холодную Сибирь, из которой вернулись единицы, со сломанной психикой и судьбой? Наконец, можно ли простить ублюдков, кто поставил в ряд всю польскую интеллигенцию и хладнокровно расстрелял, всех до одного?

  Нельзя, что бы ни случилось – литовцы вот на поляков все еще зуб точат, хотя Польша до последнего тащила тупых хуторян в цивилизацию. И пусть точат, кретины, их господин еще за ними вернется. Когда-нибудь. А пока хочется выпить пивка и радоваться жизни, тем более что в родном Гданьске все замечательно. Томаш почувствовал, как настроение снова поднялось до прежней отметки, а то и немного ее перескочило. Да и как можно унывать, если через пару часов тебя ждут верные боевые товарищи и вкусное польское пиво?

   5. Начало пути

   Мы планировали провести у Тараса Тимофеевича только одну ночь, передохнуть, выспаться, а потом обратиться в полицию в Набережных Челнах (лучше ничего не придумали), но в итоге задержались на целых два дня. Выяснилось, что ехать-то нам теперь некуда, и надо вновь думать, что делать и как жить. Но обо всем по порядку (меня до сих пор передергивает, когда вспоминаю тот момент, когда я узнал об истинных масштабах катастрофы).

   Вчера, как раз в день предполагаемого выезда, Леха и Семен отправились на разведку в соседнюю деревню, где было почтовое отделение, и принесли весьма интересные новости. Интернет исправно работал, и на почте им даже удалось насладиться кратковременным доступом к Всемирной паутине.

   Во-первых, мы все неправильно поняли ситуацию, недооценка оказалась ужасающей, драматичной, трагичной и просто невероятной. Все встало на свои места, и мы до конца поняли, почему лишились своего города.

  Правительство решилось на столь кардинальные меры по одной простой причине – в городе действительно начало происходить нечто, не подходящее ни под какие определения. Слова Тараса Тимофеича о неведомой заразе и ядерной бомбе сами по себе казались бредом сумасшедшего, но все это не выдерживало никакого сравнения с тем, что поведали друзья.

   В общем, случилось то, о чем, должно быть, мечтали многочисленные геймеры и любители творчества Джорджа Ромеро со всего мира. Нет, мертвые не встали из могил, упаси нас Бог, но живые были ничуть не лучше. Так, стоп, я же обещал по порядку! Сбавим темп и начнем с начала.

  Некто неизвестный (а то и неизвестные) оставил взрывчатку прямо на центральной площади Ижевска, которая сработала ровно в полдень. Все, кто видел, как она выглядит, уже не могли ничего рассказать. Да и взрыв-то был так, сухой трескучий хлопок и странная, серебрящаяся под солнечными лучами пыльца, весело устремившаяся во все стороны.